Текст книги "Нахлебник"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
ТРОПАЧЕВ (показывая на Елецкого). А что это за человечек, можно узнать?
КУЗОВКИН. По-настоящему нельзя – ну, да уж что!.. Лычков, Иван Архипыч, изволите знать?
ТРОПАЧЕВ. Не знаю; кто он такой?
КУЗОВКИН. А как же... стряпчий уездный... то есть он прежде был стряпчим... правда, не здесь, – а в Веневе. Теперь так проживает, больше торговыми оборотами занимается.
ТРОПАЧЕВ (продолжая поглядывать на Елецкого, которого начинает смешить Кузовкин). И этот господин Лычков обещал вам помочь?
КУЗОВКИН (помолчав немного). Обещал-с. Я у него второго сыночка крестил-с, так вот он и обещал-с. Я, дескать, тебе это дело устрою, погоди. А Иван Архипыч известный мастак-с.
ТРОПАЧЕВ. Ой, ли?
КУЗОВКИН. По губернии мастак-с.
ТРОПАЧЕВ. Да ведь он, вы говорите, в отставке и торговыми оборотами занимается?
КУЗОВКИН. Оно точно-с; такая уж ему задача вышла-с, да человек-то он золотой. А я его таки давненько не видал.
ТРОПАЧЕВ. А как?
КУЗОВКИН. Да уж будет с год-с.
ТРОПАЧЕВ. Эх, как же это вы так, как бишь вас! Нехорошо.
КУЗОВКИН. Совершенную правду изволите говорить-с. Да что прикажете делать-с!
ЕЛЕЦКИЙ. Да расскажите нам, в чем дело?
КУЗОВКИН (откашливаясь и приходя в азарт). Дело вот в чем-с, Павел Николаич. Вы извините мою смелость... но, впрочем, вам самим угодно. Дело вот в чем-с. Сельцо Ветрово.... Признаться, я отроду не говаривал перед сановником... вы меня извините, коли я что...
ЕЛЕЦКИЙ. Говорите, говорите смело.
ТРОПАЧЕВ (указывая Карпачову на рюмку, Кузовкину). А рюмочку? А?
КУЗОВКИН (отказываясь). Нет, уж позвольте-с...
ТРОПАЧЕВ. Для куражу?
КУЗОВКИН. Разве для куражу. (Пьет и утирает лоб платком.) Итак-с, доложу вам-с, сельцо Ветрово, о котором вот теперь речь идет, сие сельцо досталось по прямой нисходящей линии от деда моего Кузовкина, максима-с, секунд-майора, может быть, изволите слыхать, – родным братьям, Максимовым сыновьям, родителю моему, Семену, и дяде моему родному, Никтополиону. Родитель мой, Семен, с братом своим родным, а мои дядей, при жизни не делился; а дядя мой умер бездетным, вот что прошу заметить, – а только умер он после кончины отца моего родного, Семена; а была у них сестра, тоже родная, Катерина... и вышла она, Катерина, замуж за Ягушкина, Порфирия; а у Ягушкина Порфирия был от первой жены, польки, сын Илья, пьяница горький и бурмасон, которому Илье дядя мой Никтополион, стало быть, по навету сестры Катерины, дал вексель в тысячу семьсот рублев, а сама Катерины тоже мужу своему Порфирию, вексель в тысячу семьсот рублев определила и с отца моего родного чрез посредство заседателя уездного суда Галушкина тоже вексель... только в две тысячи рублев взяла, причем и Галушкинова жена участвовала.... На этих порах отец мой – царство ему небесное – возьми да и умри. Пошли векселя к взысканью. Никтополион туда-сюда: говорит... я не делился, имение сие мое вообще с племянником; Катерина – четырнадцатую часть, говорит, подай; казенные недоимки тоже под тот случай подвернулись... Беда! Галушкинова жена вдруг хлоп вексель со своей стороны... Никтополион говорит: за то племянник, дескать, отвечает... а какой, изволите рассудить, с малолетнего ответ? А Галушкин его к суду. Полькин сын туда же, да еще и спущу... она, говорит, у меня прислужницу Акулину опоила... Заварилась каша. Покатили просьбы. В уездный суд, в губернское, а из губернского опять в уездный с надписью... а после смерти Никтополиона совсем худо пошло. Я требую ввода во владение... а тут отдается приказ: по казенным недоимкам продать сельцо Ветрово сукционного торгу. Немец Гангинместер права свои заявляет... а тут, глядишь, мужики, словно куропатки, бегут, бегут, уездный предводитель мне в дверях выговор читает, кричит, под опеку... а какое под опеку... Законный наследник не введен... на полькина сына Илью мачеха Катерина жалобу в самый Правительствующий сенат...
Остановленный всеобщим хохотом, КУЗОВКИН умолкает и страшно конфузится. ТРЕМБИНСКИЙ, который все время подобострастно и не совсем решительно взглядывал на господ и почтительно участвовал в их веселости, с визгом смеется в руку. ПЕТР глупо ухмыляется, стоя у двери. КАРПАЧОВ хохочет густо, но не без осторожности. ТРОПАЧЕВ заливается. ЕЛЕЦКИЙ смеется несколько презрительно и щурит глаза. Один ИВАНОВ, который во время рассказа не раз дергал за полу разгоряченного КУЗОВКИНА, сидит потупя голову.
ЕЛЕЦКИЙ (Кузовкину сквозь смех). Продолжайте, зачем же вы остановились?
ТРОПАЧЕВ. Сделайте одолженье, как бишь вас, продолжайте.
КУЗОВКИН. Я... извините... обеспокоил, знать...
ТРОПАЧЕВ. А, я вижу, в чем дело... вы робеете... не правда ли, вы робеете?
КУЗОВКИН (погасшим голосом). Точно так-с.
ТРОПАЧЕВ. Ну, этому горю помочь нужно... (Поднимая пустую бутылку.) Человек! Дай-ка нам еще вина... (Елецкому.) Vous permettez?
ЕЛЕЦКИЙ. Сделайте одолжение... (Трембинскому.) Да нет ли шампанского?
ТРЕМБИНСКИЙ. Как не быть-с... (Бежит к вазе с шампанским и поспешно ее приносит.)
КУЗОВКИН улыбается и берется за пуговицы своего сюртука.
ТРОПАЧЕВ (Кузовкину). Это нехорошо, почтеннейший! Робеть... в порядочном обществе это не принято. (Елецкому, указывая на вазу с шампанским.) Как – уже замороженное? Mais c'est magnifique. (Наливает бокал.) Хорошее, должно быть, вино. (Кузовкину.) Это вот вам. Да не отказывайтесь же... Ну, зарапортовались немножко – что за беда? Павел Николаич, прикажите ему пить...
ЕЛЕЦКИЙ. За здоровье будущего владельца Ветрова! Пейте же, Василий... Василий Алексеич. (Кузовкин пьет.)
ТРОПАЧЕВ. Вот люблю! (Встает с Елецким; все встают и идут на авансцену.) Какой славный завтрак! (Кузовкину.) Ну, так как же? В чем бишь дело? С кем у вас тяжба теперь?.. а?
КУЗОВКИН (начиная приходить в волнение от вина). С гангинместеровскими наследниками, разумеется...
ТРОПАЧЕВ. Да кто этот господин?
КУЗОВКИН. А известно, немец. Он векселя скупил, а другие говорят, что просто взял. Я сам того же мненья. Запугал баб – да и взял.
ТРОПАЧЕВ. А Катерина-то что же глядела? А полькин сын, Илья?
КУЗОВКИН. Э! эти все перемерли. Полькин сын даже сгорел – в постоялом дворе, в пьяном виде, на большой дороге, по случаю пожара. (К Иванову.) Да полно тебе меня за полу дергать. Я перед господами как следует изъясняюсь. Они сами того требуют. Что ж тут худого... а?
ЕЛЕЦКИЙ. Оставьте его, господин Иванов, нам очень приятно его слушать.
КУЗОВКИН (Иванову). То-то же. (Елецкому и Тропачеву.) Ведь я господа, чего требую? Я требую справедливости, законного порядка вещей. Я не из честолюбия. Честолюбие – бог с ним совсем! Рассудите, дескать, нас. Коли я виноват – ну, виноват; а коли прав, коли прав...
ТРОПАЧЕВ (перебивая его). А еще рюмочку?
КУЗОВКИН. Нет-с, покорнейше благодарю-с. Ведь я чего требую-с...
ТРОПАЧЕВ. В таком случае позвольте вас обнять.
КУЗОВКИН (не без изумленья). Много чести-с... Покорнейше-с...
ТРОПАЧЕВ. Нет, вы мне очень нравитесь... (Обнимает его и держит некоторое время.) Поцеловал бы я вас, мой голубчик, да нет, лучше после.
КУЗОВКИН. Как угодно-с.
ТРОПАЧЕВ (мигая Карпачову). Ну, Карпаче, теперь твоя очередь...
КАРПАЧОВ (с густым смехом). Ну-ка, Василий Семеныч, позвольте-ка вас прижать к моему сердцу... (Обнимает Кузовкина и вертится с ним. Все смеются, каждый по-своему.)
КУЗОВКИН (вырываясь из объятий Карпачова). Да полно же вам...
КАРПАЧОВ. Ну, не ломайся... (Тропачеву.) Вы, Флегонт Александрыч, прикажите-ка лучше ему песенку спеть... Он у нас первый мастер.
ТРОПАЧЕВ. Вы поете, друг мой? .. Ах, сделайте одолженье, покажите нам свой талант!
КУЗОВКИН (Карпачову). Что вы на меня за небылицы взводите? Какой я певец?
КАРПАЧОВ. А при покойнике небось вы не певали за столом?
КУЗОВКИН (понизив голос). При покойнике... Я тех пор состарится успел...
ТРОПАЧЕВ. Что вы за старик, помилуйте!
КАРПАЧОВ (указывая на Кузовкина). И пел-с и плясал-с.
ТРОПАЧЕВ. Вот как! Э! Да вы, я вижу, молодец! Окажите же дружбу... а? (Елецкому.) C'est un peu vulgaire – ну, да в деревне... (Громко Кузовкину.) Что же вы? Ну-ка? "По улице"... (Начинает напевать: "По улице".) Ну?
КУЗОВКИН. Увольте-с, сделайте милость.
ТРОПАЧЕВ. Экой несговорчивый... Елецкий, прикажите ему вы...
ЕЛЕЦКИЙ (не совсем решительным голосом). Да отчего же вы, Василий Семеныч, не хотите теперь петь?
КУЗОВКИН. Не те лета, Павел Николаич. Увольте.
ТРЕМБИНСКИЙ (прислуживаясь и с улыбкой взглядывая на господ). А, кажется, еще недавно на свадьбе вот их братца (указывая на Иванова) изволили отличаться.
ТРОПАЧЕВ. А, вот видите...
ТРЕМБИНСКИЙ. Присядкой через всю комнату изволили пройти...
ТРОПАЧЕВ. О, в таком случае вам уже никак отказаться нельзя... За что ж вы хотите нас с Павлом Николаичем обидеть?
КУЗОВКИН. То было дело вольное-с.
ТРОПАЧЕВ. А теперь мы вас просим. Вы хоть то в соображение примите, что ваш отказ, пожалуй, неблагодарности приписать можно. А неблагодарность... ай! Какой гнусный порок!
КУЗОВКИН. Да у меня и голоса совсем нету-с. А что насчет благодарности – я по гроб обязанный человек и готов жертвовать.
ТРОПАЧЕВ. Да мы от вас никакой жертвы не требуем... А вот спойте-ка нам песенку. Ну! (Кузовкин молчит.) Да ну же.
КУЗОВКИН (немного помолчав, начинает петь: "По улице", но голос у него на втором слове прерывается). Не могу-с... ей-богу, не могу-с.
ТРОПАЧЕВ. Ну, ну, не робейте.
КУЗОВКИН (взглянув на него). Нет-с -я петь не буду-с.
ТРОПАЧЕВ. Не будете?
КУЗОВКИН. Не могу-с.
ТРОПАЧЕВ. Ну, в таком случае знаете что? Видите вы этот бокал шампанского? Я вам его за галстук вылью.
КУЗОВКИН (с волнением). Вы этого не сделаете-с. Я этого не заслужил-с. Со мной еще никто... Помилуйте-с. Это... стыдно-с.
ЕЛЕЦКИЙ (Тропачеву). Finissez... Видите, он конфузится.
ТРОПАЧЕВ (Кузовкину). Вы не хотите петь?
КУЗОВКИН. Не могу я петь-с.
ТРОПАЧЕВ. Вы не хотите? (Подходя к нему.) Раз...
КУЗОВКИН (умоляющим голосом Елецкому). Павел Николаич...
ТРОПАЧЕВ. Два... (Еще более приближается к Кузовкину.)
КУЗОВКИН (пятясь и тоскливым от отчаянья голосом). Помилуйте-с... за что вы так со мною поступаете? Я вас не имею чести знать-с... Да и я сам все-таки дворянин – извольте сообразить... А петь я не могу... Вы сами изволите видеть-с...
ТРОПАЧЕВ. В последний раз...
КУЗОВКИН. Полноте-с, говорят... Я вам не шут дался...
ТРОПАЧЕВ. Будто вам в диковинку?
КУЗОВКИН (разгорячаясь). Вы извольте себе другого шута сыскать.
ЕЛЕЦКИЙ. В самом деле, оставьте его.
ТРОПАЧЕВ. Да помилуйте, ведь он при вашем тесте играл же роль шута.
КУЗОВКИН. То дело прошлое-с. (Утирает лицо.) Да и голова у меня сегодня что-то не того-с, право-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Ну, как вам угодно-с.
КУЗОВКИН (тоскливо). Не извольте на меня гневаться, Павел Николаич...
ЕЛЕЦКИЙ. И, полноте! С чего вы это взяли?
КУЗОВКИН. В другой раз, ей-богу, с удовольствием-с. (Стараясь принять веселый вид.) А теперь простите великодушно, коли я в чем провинился... Погорячился, господа, что делать... Стар я стал-с, вот что... Ну, и отвык тоже.
ТРОПАЧЕВ. По крайней мере хоть выпейте этот бокал.
КУЗОВКИН (обрадовавшись). Вот это с удовольствием, с величайшим удовольствием. (Берет бокал и пьет.) За здоровье почтенного и дорогого гостя...
ТРОПАЧЕВ. Ну, а песенку все нельзя?
КУЗОВКИН (вино уже давно его разбирало; но после бокала и миновавшей опасности он вдруг начинает пьянеть). Ей-богу, не могу-с. (Смеется.) Точно, в кои-то веки я певал... и не хуже другого. Да теперь другие времена подошли. Теперь я что? Пустой человек – и только. Вот не хуже его. (Указывает на Иванова и смеется.) Теперь я никуда не гожусь. А впрочем, вы меня извините. Стар я стал – вот что... вот, например, кажется, что я выпил сегодня? Две-три рюмочки всего, а тут (указывая на голову) уж неладно.
ТРОПАЧЕВ (который между тем пошептался с Карпачовым). Это вам так кажется – полноте. (Карпачов уходит, смеясь, и уводит Петра.) А что ж вы нам вашего дела не досказали?
КУЗОВКИН. А точно-с. Точно; не досказал-с. Впрочем, я готов, когда прикажете. (Смеется.) Только будьте ласковы... позвольте присесть. Ножки что-то... того... отказываются.
ТРОПАЧЕВ (подает ему стул). Сделайте одолжение, как бишь вас, садитесь.
КУЗОВКИН (садится лицом к зрителям и говорит вяло и медленно, быстро пьянея). На чем бишь я остановился? Да – Гангинместер. Гангинместер этот немец, известно. Ему что! Служил-служил по провиантейской части – знать, наворовал там тьму-тьмущую – ну и говорит теперь – вексель мой. А я дворянин. Да, что бишь я хотел сказать? Ну и говорит: либо заплати – либо во владенье введи... либо заплати – либо во владенье введи... либо заплати – либо во владенье именьем введи... либо...
ТРОПАЧЕВ. Вы спите, друг мой, проснитесь.
КУЗОВКИН (вздрагивает и снова погружается в дремотное состояние. Он говорит уже с трудом.) Кто? Я? Помилуйте! С чего вы это... ну, все равно. Я не сплю. Спят ночью – а теперь день. Разве теперь ночь? Я об Гангинместере говорю. Гангинместер этот – Гангинместер... Ган-гинместер – это мой настоящий враг. Мне говорят и то и то: нет, я говорю, Ган-гин-местер. Гангинместер – вот кто мне вредит. (Карпачов входит с огромным колпаком из сахарной бумаги и, перемигиваясь с Тропачевым, крадется сзади к Кузовкину. Трембинский давится от смеха. Иванов, бледный, убитый, глядит исподлобья.) И я знаю, за что он меня не любит... Знаю, он мне всю жизнь вредил, этот Гангинместер. С самого моего детства. (Карпачов осторожно надевает колпак на Кузовкина.) Но я ему прощаю... Бог с ним... Бог с ним совсем...
Все хохочут. КУЗОВКИН останавливается и с недоумением глядит кругом. ИВАНОВ подходит к нему, схватывает его за руку и говорит ему сквозь зубы: "Посмотри, что тебе на голову надели... ведь из тебя шута делают..." КУЗОВКИН поднимает руки к голове, ощупывает колпак, медленно опускает руки на лицо, закрывает глаза, вдруг начинает рыдать, бормоча сквозь слезы: "а что, за что, за что...", но не снимает колпака. ТРОПАЧЕВ с ТРЕМБИНСКИЙ и КАРПАЧОВЫМ продолжают хохотать. ПЕТР тоже смеется, выглядывая из-за двери.
ЕЛЕЦКИЙ. Полноте, Василий Семеныч, как вам не стыдно из-за такой безделицы плакать?
КУЗОВКИН (отнимая руки от лица). Из-за такой безделицы... Нет, это не безделица, Павел Николаич... (Встает и бросает колпак на пол.) В первый день вашего приезда... в первый день... (Голос его прерывается.) Вот как вы поступаете со стариком... со стариком, Павел Николаич! Вот как! За что, за что вы меня топчете в грязь? Что я вам сделал? Помилуйте! А я вас так ожидал, так радовался... За что, Павел Николаич?
ТРОПАЧЕВ. Ну, полноте... что вы на самом деле?
КУЗОВКИН (бледнея и теряясь). Я не с вами говорю... вам позволили надо мной ломаться... вы и рады. Я с вами говорю, Павел Николаич. Что покойный ваш тесть за даровой кусок хлеба да за старые жалованные сапоги вволю надо мною потешался – так и вам того же надо? Ну да; его подарочки соком из меня вышли, горькими слезинками вышли... Что ж, и вам завидно стало? Эх, Павел Николаич! Стыдно, стыдно, батюшка!.. А еще образованный человек, из Петербурга, из Петербурга...
ЕЛЕЦКИЙ (надменно). Послушайте, однако, вы забываетесь. Подите к себе и выспитесь. Вы пьяны... Вы на ногах не стоите.
КУЗОВКИН (все более и более теряясь). Я высплюсь, Павел Николаич, я высплюсь... Может быть, я пьян, да кто меня поил? Дело не в том, Павел Николаич. А вот вы что заметьте. Вот вы теперь при всех меня на смех подняли, вот вы меня с грязью смешали, в первый же день вашего приезда... а если б я хотел, если б я хотел, если б я сказал слово...
ИВАНОВ (вполголоса). Опомнись, Василий.
КУЗОВКИН. Отстань! Да, милостивый государь, если б я хотел...
ЕЛЕЦКИЙ. Э! Да он совсем пьян! Он сам не знает, что говорит.
КУЗОВКИН. Извините-с. Я пьян – но я знаю, что я говорю. Вот вы теперь – барин важный – петербургский чиновник, образованный, конечно... а я просто шут, дурак, гроша за мной нету медного, я попрошайка, дармоед... а знаете ли вы, кто я? Вот вы женились... На ком вы женились, а?
ЕЛЕЦКИЙ (хочет увести Тропачева). Извините, пожалуйста, я никак не мог ожидать таких глупостей...
ТРОПАЧЕВ. И я, признаюсь, виноват...
ЕЛЕЦКИЙ (Трембинскому). Уведите его, пожалуйста... (Хочет идти в гостиную.)
КУЗОВКИН. Постойте, милостивый государь... Вы мне еще не сказали, на ком вы женились...
ОЛЬГА показывается в дверях гостиной и с изумлением останавливается. Муж ей делает знаки, чтоб она ушла. Она их не понимает.
ЕЛЕЦКИЙ (Кузовкину). Ступайте, ступайте...
ТРЕМБИНСКИЙ (подходит к Кузовкину и берет его за руку). Пойдемте.
КУЗОВКИН (отталкивая его). Не дергай меня, ты! (Вслед Елецкому.) Вы барин, знатный человек, не правда ли? Вы женились на Ольге Петровне Кориной... Корины -фамилья ведь тоже старинная, столбовая... а знаете ли, кто она, Ольга-то Петровна? Она... она моя дочь!
ОЛЬГА исчезает.
ЕЛЕЦКИЙ (останавливаясь, словно пораженный громом). Вы... Вы с ума сошли...
КУЗОВКИН (помолчав немного и схватив себя за голову). Да, я сошел с ума. (Убегает, спотыкаясь... Иванов за ним.)
ЕЛЕЦКИЙ (обращаясь к Тропачеву). Он помешанный...
ТРОПАЧЕВ. О... о, конечно!
Оба тихо идут в гостиную. ТРЕМБИНСКИЙ и КАРПАЧОВ с изумленьем глядят друг на друга. Занавес падает.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Театр представляет гостиную, богато убранную по-старинному. Направо от зрителя дверь в залу, налево в кабинет Ольги Петровны. ОЛЬГА сидит на диване; подле нее стоит ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА.
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА (после небольшого молчанья). Так как же матушка, каких девушек изволите к своей особе приказать определить?
ОЛЬГА (с некоторым нетерпеньем). Каких хочешь.
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Акулина, косая, у нас хорошая девка; Марфа тоже, Марчукова дочь; прикажете их?
ОЛЬГА. Хорошо. А как зовут эту девушку... вот что собой недурна... платье на ней голубое?..
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА (с недоуменьем). Голубое... А да, точно-с! Это вы про Машку-с изволите спрашивать-с. Воля милости вашей, – а только она озорница такая – что и господи! Непокорная вовсе – да и поведенья тоже нехорошего. А впрочем, как вам угодно будет-с.
ОЛЬГА. Ее лицо мне понравилось, но если она себя дурно ведет.
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Дурно – дурно-с. Не годится она, не стоит вовсе-с. (Помолчав немного.) Ах, матушка вы моя, как вы похорошеть изволили! Как на родительницу вашу похожи стали! Голубушка вы наша... Не нарадуемся мы, глядя на вас... Пожалуйте ручку, матушка...
ОЛЬГА. Ну, хорошо, Прасковья, ступай.
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Слушаю-с. А не угодно ли чего?
ОЛЬГА. Нет, мне ничего не нужно.
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Слушаю-с. Так я Акулине и Марфе так уж и прикажу-с...
ОЛЬГА. Хорошо, ступай. (Прасковья хочет уйти.) Да вели сказать Павлу Николаичу, что я желаю его видеть...
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Слушаю-с. (Уходит.)
ОЛЬГА (одна). Что это значит? Что мне послышалось вчера?.. Я всю ночь заснуть не могла. Старик этот с ума сошел... (Встает и ходит по комнате.) "Она моя..." Да, да, точно эти слова. Да это безумие... (Останавливается.) Поль еще ничего не подозревает... А вот и он.
Входит ЕЛЕЦКИЙ.
ЕЛЕЦКИЙ (подходя к ней с озабоченным видом). Ты желал меня видеть, Оля?
ОЛЬГА. Да... я хотела тебя попросить... В саду подле пруда дорожки совсем поросли травой... Перед домом их вычистили, а там забыли... Прикажи.
ЕЛЕЦКИЙ. Я уже распорядился.
ОЛЬГА. А! Благодарствуй... Да прикажи в городе купить колокольчиков моим коровам на шею...
ЕЛЕЦКИЙ. Все будет исполнено. (Хочет идти.) Больше никаких приказаний нет?
ОЛЬГА. А что... разве у тебя там... дела?..
ЕЛЕЦКИЙ. Счеты из конторы принесли.
ОЛЬГА. А! Ну, в таком случае я тебя не удерживаю... Мы можем перед обедом съездить в рощу...
ЕЛЕЦКИЙ. Конечно... (Опять хочет идти.)
ОЛЬГА (допустив его до двери). Поль...
ЕЛЕЦКИЙ (оборачиваясь). Что?
ОЛЬГА. Скажи, пожалуйста... вчера мне некогда было тебя спросить об этом... что это у вас была за сцена утром за завтраком?
ЕЛЕЦКИЙ. А!.. Ничего. Так. Досадно только, что именно в день нашего приезда вышла такая неприятность. Впрочем, я сам виноват немножко. Этого старика, Кузовкина, вздумали подпоить, – то есть это больше нашему соседу пришло в голову, знаешь, месье Тропачеву... ну, сперва он точно был довольно смешон, болтал, рассказывал, – а после начал шуметь, глупости всякие говорить – но, впрочем, ничего... И говорить об этом не стоит.
ОЛЬГА. А! А мне показалось...
ЕЛЕЦКИЙ. О нет, нет... Вперед, осторожнее надо быть – вот и все. (Подумав немного.) Впрочем... я уже взял свои меры...
ОЛЬГА. Как?
ЕЛЕЦКИЙ. Да. Вот видишь ли, хотя оно и ничего... но все-таки тут люди были, видели... слышали, наконец. Оно неприлично... в порядочном доме... Так уж я и распорядился.
ОЛЬГА. Как же ты распорядился?
ЕЛЕЦКИЙ. Я... вот, видишь ли... Я старику этому объяснил, что ему самому будет неприятно оставаться здесь, у нас в доме, после подобной сцены, как ты сама говоришь... Он тотчас же совершенно со мной согласился хмель-то у него прошел... Конечно, он человек бедный – жить ему нечем... Ну, что ж, ему можно будет в другой какой-нибудь твоей деревне комнатку отвести, жалованье назначить, харчи... Он очень будет доволен... разумеется, ему ни в чем не будут отказывать.
ОЛЬГА. Поль, мне кажется, что за такую безделицу... ты его слишком строго наказываешь.. Он здесь в доме так давно живет... Он привык... он меня с детства знает... право, его, кажется, можно здесь оставить.
ЕЛЕЦКИЙ. Оля... нет... тут есть причины... Конечно, с старика взыскивать строго нельзя... особенно же он был не в своем виде... но все-таки, позволь уж мне на этот счет распорядиться... Я повторяю, на то есть причины... довольно важные.
ОЛЬГА. Как хочешь.
ЕЛЕЦКИЙ. Притом уж он, кажется, уложился совсем.
ОЛЬГА. Но он не уедет, не простясь со мной?
ЕЛЕЦКИЙ. Я думаю, он придет проститься. Впрочем, если тебе, знаешь, эдак неприятно – ты можешь его не принять.
ОЛЬГА. Напротив, я бы желал с ним поговорить...
ЕЛЕЦКИЙ. Как хочешь, Оля... но я бы тебе не советовал... Ты разжалобишься, и потом все-таки старик, ну, с детства тебя знал... А я, признаться, не хотел бы свое решенье переменить...
ОЛЬГА. О нет – не бойся... Только я, право, думаю, что он уедет не простясь... Пошли узнать, пожалуйста, что он, еще не уехал?
ЕЛЕЦКИЙ. Изволь. (Звонит.) Vous etes jolie, comme un anange, aujourd'hui.
ПЕТР (входя). Чего изволите-с?
ЕЛЕЦКИЙ. Поди, любезный мой, узнай там, что господин Кузовкин не уехал еще? (Взглянув на Ольгу.) Так чтоб пришел проститься.
ПЕТР. Слушаю-с. (Уходит.)
ОЛЬГА. Поль... а у меня до тебя есть просьба.
ЕЛЕЦКИЙ (ласково). Скажи, какая...
ОЛЬГА. Послушай... Вот как придет этот... Кузовкин... оставь меня с ним наедине.
ЕЛЕЦКИЙ (помолчав немного, с холодной улыбкой). Да мне кажется... напротив... тебе будет неловок.
ОЛЬГА. Нет, пожалуйста; у меня есть до него дело... Мне нужно спросить его... Да, я желаю с ним поговорить наедине.
ЕЛЕЦКИЙ (посмотрев на нее пристально). Да разве ты что-нибудь... вчера...
ОЛЬГА (глядя на мужа самым невинным образом). Что?
ЕЛЕЦКИЙ (поспешно). Ну, как хочешь, как хочешь... Вот он, кажется, идет.
Входит КУЗОВКИН. Он очень бледен.
ОЛЬГА. Здравствуйте, Василий Петрович... (Кузовкин молча кланяется.) Здравствуйте. (Елецкому.) Eh bien, mon ami? Je vous en prie.
ЕЛЕЦКИЙ (жене). Oui, oui. (Кузовкину.) Вы уже совсем собрались?
КУЗОВКИН (глухо и с трудом). Совсем собрался-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Ольга Петровна желает с вами поговорить... проститься с вами... Вы, пожалуйста, если что вам нужно... скажите ей... (Ольге.) Au revoir... Ведь ты не долго с ним останешься?
ОЛЬГА. Не знаю... не думаю.
ЕЛЕЦКИЙ. Ну, хорошо... (Уходит в залу.)
ОЛЬГА (садится на диван и указывает на кресла Кузовкину). Сядьте, Василий Петрович... (Кузовкин кланяется и отказывается.) Сядьте, я прошу вас. (Кузовкин садится, Ольга некоторое время не знает, с чего начать разговор.) Вы, я слышала, уезжаете?
КУЗОВКИН (не поднимая глаз). Точно так-с.
ОЛЬГА. Мне Павел Николаич сказывал... Мне это, поверьте, очень неприятно...
КУЗОВКИН. Не извольте беспокоиться... Много благодарен... я так-с.
ОЛЬГА. Вам... в новом вашем месте жительства будет так же хорошо... даже лучше... будьте спокойны... я прикажу.
КУЗОВКИН. Много благодарен! Я чувствую-с... я не стою-с. Кусок хлеба да угол какой-нибудь-с... больше мне и не следует-с. (После некоторого молчания, поднимается.) А теперь позвольте проститься... Провинился я точно... простите старика.
ОЛЬГА. Что ж вы так спешите... Погодите.
КУЗОВКИН. Как прикажете-с. (Садится опять.)
ОЛЬГА (опять помолчав немного). Послушайте, Василий Петрович... скажите мне откровенно, что такое с вами вчера поутру случилось?
КУЗОВКИН. Виноват-с, Ольга Петровна, кругом виноват.
ОЛЬГА. Однако как же это вы...
КУЗОВКИН. Не извольте меня расспрашивать, Ольга Петровна... Не стоит-с. Виноват-с кругом – и только. Павел Николаич совершенно правы-с. Меня бы еще не так следовало наказать... Век за них буду бога молить-с.
ОЛЬГА. Я, признаюсь, со своей стороны, такой большой вины не вижу... Вы уже не молоды... вероятно, от вина отвыкли – ну, пошумели немного...
КУЗОВКИН. Нет-с, Ольга Петровна, не извольте меня оправдывать-с. Покорно вас благодарю – а только я чувствую свою вину.
ОЛЬГА. Или вы, может быть, сказали что-нибудь обидное для моего мужа и для господина Тропачева?..
КУЗОВКИН (опуская голову). Виноват-с.
ОЛЬГА (не без волнения). Послушайте, Василий Петрович, хорошо ли вы помните все ваши слова?
КУЗОВКИН (вздрагивает, глядит на Ольгу и медленно произносит). Не знаю-с... какие слова...
ОЛЬГА. Вы говорят, что-то сказали...
КУЗОВКИН (поспешно). Соврал-с, Ольга Петровна, непременно соврал-с. Что пришло на язык, то и сказал. Виноват-с. Не в своем уме находился.
ОЛЬГА. Однако... с чего бы, кажется, пришло вам в голову...
КУЗОВКИН. А бог знает, с чего. Сумасшествие просто. Я, признаюсь, от вина уже отвык совершенно. Ну выпил – ну и пошел. Бог знает что наболтал-с. Оно бывает-с. А я все-таки виноват кругом – и наказан поделом. (Хочет подняться.) Позвольте проститься, Ольга Петровна... Не извольте поминать лихом.
ОЛЬГА. Я вижу, вы не хотите со мной говорить откровенно. Вы меня не бойтесь... Ведь я не то, что Павел Николаич... Ну, его вы можете бояться, положим... Вы его не знаете... он с виду кажется таким строгим. А меня-то зачем вы боитесь... Ведь вы меня ребенком знали.
КУЗОВКИН. Ольга Петровна, сердце у вас ангельское... Пощадите бедного старика.
ОЛЬГА. Помилуйте! Я, напротив, желала бы...
КУЗОВКИН. Не напоминайте мне про вашу молодость... уж и так мне на душе горько... ох, горько! Под старость лет из вашего дома выезжать приходиться – и по своей вине...
ОЛЬГА. Послушайте, Василий Петрович, есть еще средство помочь вашему горю... будьте только со мной откровенны... послушайте... я... (Вдруг встает и отходит немного в сторону.)
КУЗОВКИН (глядя ей вслед). Не извольте беспокоиться, Ольга Петровна, право, не стоит-с. Я и там об вас буду бога молить. А вы иногда вспомните обо мне – скажите: вот старик Кузовкин Василий преданный мне был человек...
ОЛЬГА (снова обращаясь к Кузовкину). Василий Петрович, точно вы мне преданный человек, точно вы меня любите?
КУЗОВКИН. Матушка вы моя, прикажите мне умереть за вас.
ОЛЬГА. Нет, я не требую вашей смерти, я хочу правды, я хочу знать правду.
КУЗОВКИН. Слушаю-с.
ОЛЬГА. Я... я слышала ваше последнее восклицанье.
КУЗОВКИН (едва выговаривая слова). Какое... восклицанье?..
ОЛЬГА. Я слышала... что вы сказали обо мне. (Кузовкин поднимается с кресел и падает на колена.) Что ж это, правда?
КУЗОВКИН (заикаясь). Помилуйте, простите великодушно... Сумасшествие я уже вам докладывал... (Голос у него прерывается.)
ОЛЬГА. Нет – вы не хотите сказать мне правду.
КУЗОВКИН. Сумасшествие, Ольга Петровна, простите...
ОЛЬГА (схватывая его за руку). Нет, нет... ради бога... заклинаю вас самим богом... умоляю вас, скажите мне, что это – правда? Правда? (Молчание.) За что ж вы меня мучите?
КУЗОВКИН. Так вы хотите знать правду?
ОЛЬГА. Да. Говорите же – правда это?
КУЗОВКИН поднимает глаза, глядит на Ольгу... Черты лица его выражают мучительную борьбу. Он вдруг опускает голову и шепчет: "Правда". – ОЛЬГА быстро отступает от него и остается неподвижной... КУЗОВКИН закрывает лицо руками. Дверь из залы растворяется – и входит ЕЛЕЦКИЙ. Он сперва не замечает КУЗОВКИНА, который все на коленях, – и подходит к жене.
ЕЛЕЦКИЙ. Ну, что ж – ты кончила? (Останавливается с изумленьем.) A voila, je vous ai dit... Вот он прощенья стал просить...
ОЛЬГА. Поль, оставь нас одних...
ЕЛЕЦКИЙ (с недоуменьем). Mais, ma chere...
ОЛЬГА. Прошу тебя, умоляю тебя, оставь нас...
ЕЛЕЦКИЙ (помолчав немного). Изволь... только, я надеюсь, что ты объяснишь мне эту загадку...
ОЛЬГА кивает головой утвердительно, ЕЛЕЦКИЙ медленно выходит.
ОЛЬГА (быстро идет к двери залы, запирает ее на ключ и возвращается к Кузовкину, который все еще не поднимается). Встаньте... встаньте, говорю вам.
КУЗОВКИН (тихо поднимается). Ольга Петровна... (Он, видимо, не знает, что сказать.)
ОЛЬГА (указывая ему на диван). Сядьте здесь. (Кузовкин садится. Ольга останавливается в некотором расстоянье и стоит к нему боком.) Василий Петрович... вы понимаете мое положенье.
КУЗОВКИН (слабо). Ольга Петровна, я вижу... Я точно в уме повредился... Извольте меня отпустить, а то я еще бед наделаю... Я сам не знаю, что говорю.
ОЛЬГА (дыша с трудом). Нет, полноте, Василий Петрович. Теперь дело сделано. Теперь вы отказаться от ваших слов не можете... Вы должны мне все сказать... всю правду... теперь.
КУЗОВКИН. Да ведь я...
ОЛЬГА (быстро). Я говорю вам, поймите же, наконец, и мое положенье и ваше... Или вы оклеветали мою мать... в таком случае извольте выйти и не показывайтесь мне на глаза... (Она протягивает руку к двери... Кузовкин хочет подняться и опускается снова.) А! Вот вы остаетесь – вы видите, что вы остаетесь...
КУЗОВКИН (тоскливо). О, господи боже мой!
ОЛЬГА. Я хочу все знать... Вы должны мне все сказать... слышите?
КУЗОВКИН (с отчаянием). Ну да... да... Вы все узнаете... коли уж такая стряслась надо мною беда... Только, Ольга Петровна, не извольте так глядеть на меня... а то я... я, право, не могу...
ОЛЬГА (стараясь улыбнуться). Василий Петрович, я...
КУЗОВКИН (робко). Меня... меня Василием Семенычем зовут, Ольга Петровна... (Ольга краснеет и едва пожимает плечами. Она все стоит в некотором расстоянии от Кузовкина.) Да-с... ну, с чего же... прикажете мне начать-с...
ОЛЬГА (краснея, с замешательством). Василий Семеныч, как вы хотите... чтоб я...
КУЗОВКИН (готовый заплакать). Да я не могу говорить, когда вы так...
ОЛЬГА (протягивая ему руку). Успокойтесь... говорите... Вы видите, в каком я состоянии... Принудьте себя.
КУЗОВКИН. Слушаю, матушка, Ольга Петровна. Ну-с, позвольте-с, с чего же я начну? О господи!.. Ну, да-с. Так вот-с. Я вам, если позволите, сперва так немножко расскажу... Да-с. Сейчас, сейчас... Лет мне эдак было двадцать с небольшим... А родился я, можно сказать, в бедности, – а потом и последнего куска хлеба лишился – и совершенно, можно сказать, несправедливо... а впрочем, воспитанья, конечно, не получил никакого... Батюшка ваш покойный (Ольга вздрагивает), царство ему небесное!.. надо мною сжалиться изволил – а то бы совсем пропал. Точно; живи, дескать, у меня в доме, пока-де место тебе сыщу. Вот я у вашего батюшки и поселился. Ну, конечно, места на службе сыскать не легко – вот я так и остался. А батюшка ваш в ту пору еще в холостом состоянье проживал – а там, годика эдак через два, стал за вашу матушку свататься – ну и женился. Ну, вот и начал он жить с вашей матушкой... да двух сыночков с нею прижил – да только они оба скоро померли. И скажу я вам, Ольга Петровна, был ваш покойный батюшка крутой человек, такой крутой, что и прости господи!.. на руку тоже маленечно дерзок – и когда, бывало, осерчают, самих себя не помнят. Выпить тоже любил. А впрочем, хороший был человек-с и мой благодетель. Ну-с, вот сначала жил он, батюшка-то ваш, с покойницей матушкой вашей в больших ладах... Только недолго. Матушка ваша – царство ей небесное!.. была, можно сказать, ангел во плоти – и собой красавица... Да что-с! Судьба-с! Соседка у нас в ту пору завелась... Ваш батюшка возьми да к ней и привяжись... Ольга Петровна, простите меня великодушно, коли я...
