Текст книги "Тайна Святой Эльжбеты"

Автор книги: Иван Погонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Интересы дела требовали вашего появления у меня еще неделю назад! Вспоминать мне действительно тяжело, но я желаю, чтобы и я, и мой супруг были отомщены. Поэтому я все вам расскажу.

15 января чета Белостоцких поехала в ресторан. Засиделись. Анна Максимовна просила мужа остаться ночевать в городской квартире, но он решил ехать на дачу, там у него остались какие-то важные документы, которые на следующий день ему были нужны с самого утра. Дача у них в Шелепихе. Да и не дача это, а полноценный дом, теплый, удобный, снабженный всеми благами современной цивилизации. Муж его предпочитал городской квартире, из-за чего они часто ссорились. Госпожа Белостоцкая была моложе мужа на 20 лет, и ее не устраивало круглогодичное дачное прозябание. Поссорились и в этот раз. Поэтому ехали молча, погруженные каждый в свои мысли.

Из Москвы выехали во втором часу ночи. Проехали Дорогомиловскую заставу, начались пустыри, кругом никого. Вдруг сбоку из какой-то канавы выскакивают пять человек. Двое из них схватили лошадь под уздцы, а один, по-видимому главарь, крикнул им: «Вылазьте!» Муж у Анны Максимовны был не робкого десятка, поэтому команде не подчинился, а вытащил из кармана шубы револьвер и пальнул в ближайшего разбойника. Тот завыл от боли и схватился за кисть правой руки. После этого главарь выстрелил в мужа, а затем и в нее. Она упала с саней. Последнее, что она слышала, – это вопрос главаря: «Как ты, Пиво, живой?».

– Как вы сказали: Пиво?

– Да, Пиво. Потом я потеряла сознание и очнулась уже в больнице. Скажите, а что с Архипом? А то здесь никто не знает.

– С кем? А, с кучером вашим! Жив-здоров. Его поначалу арестовали, потому как на нем ни одной царапинки не было, но с месяц уже как отпустили. Вы его рассказ сейчас подтвердили, вот только про то, что ваш муж в одного из разбойников попал, он ни слова не сказал.

– Очевидно, он не видел. Когда бандиты нас остановили, он с облучка соскочил и в поле бросился без оглядки.

– Вот оно как. Опишите, пожалуйста, нападавших.

– Тот, который мужа убил, – лет двадцати пяти, высокий, одет в пальто с бобровым воротником и шапку-пирожок. Симпатичный, усики такие завитые. Я его лицо из тысячи узнаю. А остальных я не запомнила, все очень быстро произошло.

– И Архип ваш тоже одного его и запомнил. Благодарю вас, мадам, вы нам очень помогли.

Тараканов помчался к Кошко. Первым делом начальник распорядился отправить запросы в регистрационное бюро Департамента полиции, Петербургскую сыскную полицию и все провинциальные сыскные отделения с просьбой сообщить, не зарегистрирован ли у них преступник под кличкой Пиво. Потом Кошко дал команду поместить в газетах обращение к врачам, которым предписывал уведомить столичное сыскное отделение о том, не обращался ли к ним в течение последних трех месяцев за медицинскою помощью кто-либо с пораненной кистью правой руки.

В течение недели получили ответы практически из всех сыскных отделений и из всех запрошенных казенных и земских лечебных учреждений. Ни в одной полицейской картотеке человека по прозвищу Пиво не значилось, ни один человек с огнестрельным ранением кисти правой руки в последние три месяца ни в одно медицинское учреждение не обращался. Но к этому времени Тараканов нашел другую ниточку.

* * *

Он свозил Настю к матери и получил родительское благословение. Свадьбу наметили сыграть в июле, в первое после Петрова поста воскресенье.

Жить после свадьбы решили отдельно от тещи.

– У нас с маменькой квартира большая, но, во-первых, доход от жильцов маман терять не собирается, а во-вторых, тебе вместе с ней жить будет неудобно. Маман любит, чтобы все было так, как ей нравится, да и на язык не сдержанна. А я не хочу, чтобы после свадьбы в моем доме ссоры начались. И чтобы ты сбежал от меня из-за них. Поживем на даче до конца сентября, потом снимем квартиру. Не в меблирашках же нам ютиться. Да и прислугу нанять нужно. Потянем мы кухарку с горничной?

– Это сколько?

– Рублей двадцать – двадцать пять ежемесячно.

– Тогда потянем. А насчет квартиры я уже постарался. Есть у меня на примете хорошенькая трехкомнатная квартирка, и сдается она за весьма небольшие деньги.

– Правда?! И где?

– А на Малой Дорогомиловской.

– Где, где? Это же у черта на куличках! На самой окраине. Как ты на службу будешь добираться?

– Всего сорок минут на трамвае, не так уж и далеко.

– Да? А возвращаться? Ночью, когда трамваи уже не ходят?

– Ну, несколько раз в месяц можно и извозчика взять, не разорюсь. С дачи-то неудобнее добираться! А за квартиру всего сорок рублей просят.

– Клоповник, наверное?

– Чистенькая, хорошая квартира. Теплая. Знаешь такого Трифонова? Он у нас в сыскной над торговлей надзирает.

– Нет, не имею чести.

– Ну, не знаешь так не знаешь. Этого Трифонова за какие-то грехи в провинцию помощником пристава отправляют, вот он мне квартиру и хочет уступить, чтобы хозяину неустойку по договору не платить. А Трифонов в плохой квартире жить не стал бы. Можем прямо завтра съездить, посмотреть.

Трамвай был полупустым. Они сели рядом с какими-то рабочими. Тараканов откинулся к стене вагона и закрыл глаза. Рабочие тихо переговаривались между собой. Из их разговора Тараканов понял, что это недавно встретившиеся земляки.

– Плотют-то хорошо, но и работать заставляют. Так за день намахаешься, что как только до койки доберешься, так и уснешь без задних ног. Ну а ты где?

– А я, брат, пиво варю.

– Да ну?

– Да кум, дай ему бог здоровья, устроил. В двух верстах от Дорогомиловской заставы завод наш. Хожу в белом переднике и тяжельше лопаты ничего не поднимаю. Я к специальной камере приставлен, раз в полчаса ячмень пророщенный в ей ворошу, и все. Десять минут ворошу, двадцать минут – отдыхаю. Двенадцать часов поворошил – спать идешь, до следующей смены. И за это мне плотют двадцать пять рубликов в месяц. Фатера казенная, больница бесплатная. Не жизнь – лафа!

– Ух ты! А мне к вам нельзя ль?

– Тебе? – Счастливчик оценивающе посмотрел на своего менее удачливого товарища. – Нет, брат, тебе нельзя.

– Энто почему?

– А рожей не вышел!

Собеседник пивовара насупился и отвернулся к окну.

Квартира Насте понравилась. Весь обратный путь она, не умолкая, рассказывала, какую мебель надобно купить да куда ее поставить. Тараканов слушал невесту не перебивая.

– Зеркальный шкаф из моего приданого поставим в большой комнате, в простенок, между окнами. К левой стене – диван, к правой – горку. Трех комнат нам, конечно, не обставить, мебели не хватит. Твоя мама ничего не пожертвует?

– Да у нас мебель для городской квартиры не подходящая.

– Ну почему же, я у вас видела прелестную горку.

– Зачем нам две горки? Или ты хочешь во все три комнаты по горке?

В голове закрутилось: «Три горки. Трехгорка. Трехгорный пивоваренный завод. Пиво. «Пиво» и своя больница. Трехгорный завод в трех верстах от того места, где напали на Белостоцкого, да и от Потылихи недалеко. Начинающие преступники обычно недалеко от своего места жительства орудуют – здесь им все знакомо и спрятаться есть куда».

– Настя! Мне надобно вернуться!

– Зачем?

– Я квартирохозяину задаток не оставил.

– Экий ты забывчивый. Ну езжай.

– Ты одна доберешься?

– Нет, заплутаю! Ты потом на службу?

– Да, сегодня у нас облава, передай Генриетте Витольдовне, чтобы к ужину не ждала.

На следующей остановке Тараканов выскочил из трамвая и пересел на удачно подошедший встречный.

Врач фабричной больницы Трехгорного пивоваренного завода оправдывался:

– Да не читаю я газет, господин полицейский, не читаю, потому как после их прочтения у меня пищеварение портится. А из полиции ко мне по этому поводу никто не приходил и никаких отношений не присылал.

– Ну хорошо, газет вы не читаете, полиция вас не известила, но неужели вас самого не заинтересовало, где простой рабочий мог получить огнестрельное ранение?

– Я, милостивый государь, уже пятнадцать лет в рабочей больнице служу, поэтому меня мало что удивляет. Чем только господа пролетарии себя не калечат! А уж револьвер тут у каждого третьего. В округе множество заводов и фабрик, народ кругом бедовый, поэтому без револьвера жить трудно. Впрочем, я у него спросил, где он поранился. Он мне ответил, что на охоте, случайно пулю получил.

– Спросили и успокоились?

– Представьте себе, да. Это я раньше волновался, когда ваших лет был. А теперь лишний раз стараюсь не беспокоиться, нервы берегу.

– Какую помощь вы ему оказали?

– А никакой. Во-первых, я имею право оказывать медицинскую помощь только служащим завода, а он у нас уже не работал, зашел, так сказать, по старой памяти – два года назад я его вылечил от одной нехорошей болезни. А во-вторых, ему надобен был хирург, а не терапевт. Пораненные пальцы у него были до того запущены, что начиналась гангрена. Спасти их было нельзя, и я порекомендовал ему немедленно их отнять.

– Внял он вашему совету?

– Не знаю, я его больше не видел.

Пациент заводского доктора – Французов Николай Максимов, крестьянин Калужской губернии, 26 лет от роду, в картотеке Московской сыскной не значился. С завода его рассчитали еще в минувшем июле, потому как с самого этого июля его на службе никто не видел. В адресном столе он числился выбывшим на родину.

Кошко направил телеграфный запрос в полицейское управление Малоярославецкого уезда Калужской губернии с требованием арестовать крестьянина села Удельное Бабичевской волости Французова, а Тараканова послал на завод, где он три дня вместе с чинами уездной полиции искал связи Пива. Поначалу он успеха не добился. Рабочие с полицией откровенничать не спешили и о коллеге своем бывшем мало чего рассказывали, ссылаясь на незнание. Помог местный урядник. Несколько лет назад он поймал одного из рабочих завода, воровавшего готовую продукцию. Дело заводить не стал, получив взамен бесплатное пиво практически в неограниченном количестве и возможность знать обо всем интересном, что происходило на заводе. Урядник дал задание агенту, а через день сообщил Тараканову, что у Французова была полюбовница – некая Акулина, которая жила в своем доме в версте от завода. Нагрянули к Акулине. Она рассказала, что Французов в конце февраля уехал к себе в деревню и вестей оттуда не подавал. Акулину арестовали. А вечером пришла телеграмма от малоярославецкого исправника, который сообщал, что поручение господина начальника Московской сыскной полиции выполнить не имеет возможности, поскольку еще 12-го минувшего марта Французов умер в земской больнице от заражения крови.

Узнав о смерти милого дружка, Акулька завыла, а когда успокоилась, стала с полицией откровенна. Да, была у Кольки компания, только вот чем они занимались, она не знает. Кто в компании был? За главного у них – Сашка. Красивый мужчина, высокий, чернявенький. Одевается как полированный. Разговаривает как барин. На ласковые слова не скупится. Тут Акулька зарделась, вздохнула и опустила глазки. Еще были Сычи. Почему Сычи? Она не знает, вроде на сычей не похожи, веселые ребята. Они братья-близняшки. Ну и еще один дружок был у Кольки – Сережка. Фамилия у Сережки – Павлюченко, вот его она с детства знает. Он из благородных, его родители почитай лет 15 в их деревне дачу снимают. Отец у него инженером на железной дороге служит. Сергей, кстати, ее с Французовым и познакомил.

Да, Колька часто пропадал ночами, да и денежки у него всегда водились, хотя он нигде не работал. Но никаких вещей домой не приносил. Нет, драгоценностей не дарил, а вот одежду покупал – в Москве, в магазинах. В середине января он в очередной раз ушел ночью, вернулся под утро, рука была какой-то грязной тряпкой замотана. Сказал, что поранился, а как – не говорил. К доктору идти отказывался, говорил, что все само пройдет. Но ему становилось все хуже и хуже…

– Голова стала горячей, как печка. Рука чернеть начала. Но к дохтору все равно не шел. «Нельзя мне, Акулька, к дохтору» – такой у него был ответ. Потом все-таки сходил на завод, там дохтор хороший, много народу вылечил. Пришел от него грустный и злой. «Мне, говорит, Акулина, в больницу надоть, а Сашка, черт, не велит. Придется мне в свое место ехать, там в земской больнице лечиться, а не то пропаду». Собрался в два часа и уехал, даже провожать его запретил. Через день мальчонка прибежал, принес записку Кольке от Сашки. Я ее прочла. Велел, значит, Сашка Кольке вечером приходить в известное место. А ночью Сашка сам ко мне пришел, про Кольку спрашивал, ну я ему все и рассказала. Он сначала поругался на него, а потом и говорит: «А пущай лечится, авось Калуга далеко». Только мне наказал никому про Кольку ничего не говорить. Я бы и не сказала бы, если… – Акулька опять завыла.

– Успокойтесь, успокойтесь, Акулина Тимофеевна. А где эта записка?

– Надо думать – дома, если я ей печку не растопила.

– А как давно вы видели кого-нибудь из Колькиных знакомцев?

– Да после того, как Семинарист приходил, больше никого и не видела.

– Кто приходил?

– Дык Сашка. У него прозвище такое – Семинарист.

• 5 •

«В последнее время на московских улицах появились автомобили-извозчики, возящие публику по таксе. Существует несколько предприятий, эксплуатирующих автомобиль как средство передвижения публики. Такса у всех этих предприятий сходится. Нормально берут днем с троих пассажиров за каждую первую версту 40 коп., и за каждую последующую 30 коп.; при проезде большего числа пассажиров такса пропорционально увеличивается. Ночью надбавка к таксе приблизительно в размере около 20 %».

«Иллюстрированный путеводитель по Москве»,

1911 год

Во «Всей Москве» числился только один Сергей Павлюченко – 23-летний потомственный дворянин, студент университета, проживающий вместе с отцом, надворным советником Аркадием Станиславовичем Павлюченко, служащим на Виндавской железной дороге, и матерью Валентиной Семеновной.

Семейство жило рядом с Виндавским вокзалом, в казенной квартире. Глава семьи находился на службе, поэтому разговаривал Тараканов с мадам Павлюченко.

– Прежде всего я должна знать, чем вызван интерес полиции к моему сыну.

– На него указывают как на учинившего буйство в одном из ресторанов и отказавшегося платить за ущерб.

– Велика ли сумма ущерба?

– Сто тридцать рублей.

– Ну что ж, если это действительно Серж, то мы все возместим. Надеюсь, этого будет достаточно для того, чтобы Сергея больше не беспокоили?

– К сожалению, нет, мадам. Ваш сын подрался с одним купцом, и тот требует уголовной ответственности.

– Боже мой! Что же вы стоите, господин полицейский, присаживайтесь. Скажите, а нельзя ли и с купцом уладить дело посредством материальной компенсации?

– Я думаю, это вряд ли удастся. Купец человек состоятельный и в деньгах не нуждается. Он требует компенсации иного рода – ему необходимы публичные извинения вашего сына. И чем дольше он их не получит, тем меньше шансов разрешить это дело без вмешательства мирового судьи.

– Господи, только этого нам не хватало! Отец не переживет.

– Мадам, если вы мне скажете, где найти вашего сына, я приложу все усилия, чтобы уладить дело миром.

– Я бы рада, но и сама не знаю. Сын живет своей жизнью и появляется дома крайне редко. Последний раз был две недели назад.

– Он служит?

– Я не знаю. Занятия в университете он посещать перестал, а вот поступил ли на место, мне не известно. Впрочем, денег не просит. И, видимо, в них не нуждается.

– Исходя из чего вы сделали такой вывод?

– В последний свой визит сын прибыл домой на автомобиле. Причем в качестве шофера! Я было подумала, что он поступил в какой-нибудь гараж, но он только засмеялся. Нет, говорит, маменька, я пока только обучаюсь вождению. Учителя своего представил – тот рядом сидел. Сейчас этот спорт в моде у молодежи.

– А как он представил учителя?

– Вы знаете, я уже запамятовала.

– А как же вы с сыном связываетесь в случае экстренной надобности?

– А никак. Мне это тяжело говорить, но… Из-за поведения сына между ним и мужем часто возникали ссоры. А минувшим летом муж отказал ему от дома. С этих пор они не общаются. Сергей навещает исключительно меня, и делает это только днем, в то время, когда муж на службе.

– Понятно-с. Скажите, а как ваш сын выглядит? Купец описывает своего обидчика шатеном с тонкими усиками, бороды не носящим.

– Господи, ну тогда это не он! Мой сын – блондин, носит бородку и пенсне.

– А нет ли у вас его карточки? Я бы ее показал потерпевшему, и если это не ваш сын ему морду набил, тогда и хлопотать ни о чем не надо.

– Конечно, конечно.

* * *

По данным «Всей Москвы», в Белокаменной было 10 гаражей и только одни автомобильные курсы, причем рядом с сыскным – на Тверской, в доме 62. Тараканов первым делом пошел туда, но курсы были открыты только до 6 вечера. Пришлось наиболее перспективное место оставить до утра. До десяти вечера Тараканов успел объехать только пять гаражей. Нив одном из них Павлюченко машину не нанимал. В 11 часов Кошко проводил совещание, на которое опаздывать не рекомендовалось. Доложив начальнику об итогах работы и получив задание завтра закончить обход оставшихся гаражей, Тараканов отправился домой.

Когда он на следующее утро подходил к зданию сыскной полиции, Кошко усаживался в служебный автомобиль:

– Садитесь со мной, Осип Григорьевич, поедем за город. Павлюченко, видимо, уже научился управлять автомобилем. Подробности расскажу по дороге.

«Вчера в Москве было обнаружено таинственное преступление на Владимирском шоссе. Был найден автомобиль со следами револьверных пуль. Ни шофера, ни седоков при экипаже не было.

Осмотр кареты дал такие результаты: крылья у колес погнуты, запасная шина пропала, фонари сняты, телефон к шоферу оборван. Внутри автомобиля полный беспорядок. По номеру было установлено, что авто принадлежит «Парижскому гаражу».

Таксометр на загадочном автомобиле показывает, что после выезда из гаража на Арбате экипаж сделал 63 версты, на 49 руб. 10 коп. Кроме того, имеется доплата в 40 коп.

Ночью сторож, стоявший на шоссе, слышал в стороне города какие-то выстрелы. Кто стрелял, он не знает.

Ранним утром был найден на склоне оврага описанный автомобиль. Ни трупов, ни даже следов крови или каких-нибудь следов борьбы поблизости обнаружено не было.

Вскоре к месту находки автомобиля прибыли градоначальник генерал-майор А.А. Адрианов, его помощник полковник В.Ф. Модль, начальник сыскного отделения А.Ф. Кошко и др.».

Из газет

– Господа! Градоначальник дал нам на открытие этого дела и арест преступников неделю. Поэтому работать будем всем отделением. У меня есть веские основания полагать, что к нападению на автомобиль причастна банда, уже длительное время оперирующая в губернии и совершившая ряд других дерзких преступлений. Нам частично известен ее состав. Это некто Сашка-Семинарист, по всей видимости, предводитель, его правая рука – потомственный дворянин Сергей Аркадьевич Павлюченко, двадцати трех лет, и два брата-близнеца, по фамилии, скорее всего, Сычевы. Банда появилась летом минувшего года в третьем стане Московского уезда и за этот период времени совершила более десятка разбойных нападений, похитила имущества и денег на несколько десятков тысяч рублей. Бандитами убито по крайней мере двенадцать человек. Искать хищников будем и числом, и уменьем. Чины уездной полиции, а также привлеченные градоначальником войска будут осматривать местность, прилегающую к шоссе, с целью обнаружения шофера или, что, к сожалению, вернее всего, – его тела. Я приказал прислать из нашего питомника всех разыскных собак. Чинам канцелярии поручено размножить подготовленный мною циркуляр о розыске похищенных из автомобиля вещей и разослать его во все городские и пригородные участки, а также всем уездным исправникам. У нас имеется карточка одного из предполагаемых преступников – Павлюченко. Градоначальство обещало помочь размножить ее литографическим способом. Как только я получу отпечатки, они будут розданы каждому из вас. Господин Швабо, ваш летучий отряд в полном составе переходит на круглосуточный режим службы. Каждый агент должен иметь при себе список похищенного бандой. Ломбарды, скупки, притоны, кабаки, ночлежки проверять так, чтобы дым стоял коромыслом. Всем участковым надзирателям надобно еще раз побеседовать с агентурой. Посулите им денег, других преференций, черта лысого, но сведений мне добудьте! Господин Михеев, направьте несколько человек в третий стан Московского уезда. Вместе с чинами местной полиции еще раз проверьте связи Французова и Павлюченко. Завод, где служил Французов, снова перетряхните, прошерстите деревню, где Павлюченки снимали дачу. Одного надзирателя пошлите в университет. Пусть попытается там чего-нибудь узнать. Сами отправляйтесь незамедлительно в «Парижский гараж». Расспросите служащих подробнейшим образом. Обо всех новостях докладывать мне незамедлительно. Ну а вы, Тараканов, продолжайте заниматься тем, что не успели сделать вчера, – ищите место, где Павлюченко учился водить машину. У кого есть вопросы?

* * *

Первым телефонировал Михеев и доложил следующее.

Двадцать восьмого апреля, в восемь часов вечера, в «Парижский гараж» позвонили и потребовали автомобиль для какого-то господина Балашова. Машину нужно было подать к «Железнодорожному» ресторану на Каланчевской улице, в Южном проезде. Машину быстро снарядили, и уже через несколько минут после звонка шофер Бектяев помчался к назначенному месту.

Кроме шофера Бектяева в «Парижском гараже» пропал еще и автомобильный слесарь Петр Михайлов Савинов, 20 лет. Одет он был в демисезонное пальто и русскую рубаху. Сторож видел, что Савинов уезжал из гаража вместе с Бектяевым. Видимо, упросил шофера взять его с собой. Хотел покататься.

Михеев поехал в «Железнодорожный». Там ему рассказали, что машину вызывал невысокого роста блондин с небольшой бородкой, в пенсне, в форменной студенческой шинели, тужурке и фуражке. Он явился в ресторан около семи часов вечера вместе с высоким брюнетом, одетым в пальто, темный костюм и шляпу. Обоим на вид было лет по 25 26. Молодые люди прошли в общий зал и заняли столик.

Пили они немного. Блондин несколько раз отлучался к телефону и, позвонив куда-то последний раз, вышел из будки и сказал служащим:

– Сейчас сюда подадут автомобиль для господина Балашова, так имейте в виду, что Балашов – это я.

После этого студент опять ушел к столику.

Служащие ресторана видели этих посетителей первый раз, но им было известно, что в ресторане действительно иногда закусывает богатый купец Федор Гаврилович Балашов.

Михееву повезло – Балашов как раз завтракал в ресторане. Выслушав Михеева, купец заявил, что у него нет ни родственников, ни знакомых, подходивших по приметам к назвавшемуся его фамилией студенту.

Автомобиль прибыл к ресторану в половине девятого. Кроме шофера в машине был и пассажир – молодой человек, одетый в демисезонное пальто и русскую рубаху.

В 5 часов вечера позвонили из второго участка Рогожской части. Пристав сообщил, что дворник дома Минаева, что по Банному переулку, нашел у ворот дома мешок с похищенными из автомобиля фонарями.

В 6 часов обнаружили пропавших шофера и слесаря.

Третьему отряду уездной конно-полицейской стражи, к которому был прикомандирован полицейский надзиратель сыскного отделения Иванов с розыскной собакой Фриной, было поручено исследовать местность в 6-м стане Московского уезда.

В 25 верстах от Москвы, на границе 7-го стана, недалеко от села Богородское, Фрина вдруг метнулась с дороги в сторону и исчезла в кустах. Тут же раздался ее протяжный вой. Иванов и стражники бросились в кусты и сразу увидели труп молодого человека, на шее которого болтались очки-консервы. На груди убитого, в котором опознали Бектяева, зияло несколько пулевых отверстий. В десяти саженях от него лежал труп Савинова.

Были найдены очевидцы, из показаний которых выяснилось, что автомобиль № 1396 улетал с дороги в ту ночь по крайней мере два раза. Первый раз шофер не справился с управлением на 31-й версте Владимирского шоссе, и машина въехала в канаву. Водитель – блондин-студент среднего роста и пассажиры – высокий брюнет и двое одинаковых мужчин, одетых как мастеровые, поспешили за помощью в ближайшую деревню. Селяне автолюбителей в беде не оставили. Они вытолкали автомобиль на дорогу, после чего водитель и пассажиры в него уселись и с бешеной скоростью помчались по направлению к Москве.

* * *

Сразу после совещания Тараканов отправился на Тверскую, 62, на автомобильные курсы. Служащие курсов Павлюченко по фотокарточке не признали. Пришлось обходить гаражи. Удача улыбнулась Тараканову в девятом, предпоследнем. Заведующий гаражом Товарищества автомобильных передвижений, на Старой Басманной, 8, внимательно выслушал сыскного надзирателя, посмотрел карточку и крикнул:

– Аникеев, а ну-ка, поди сюда!

К завгару подошел франт с лихо закрученными усами, в шикарной куртке желтой кожи.

– Глянь, кажись, твой студент.

Аникеев на карточку едва взглянул.

– Мой, Сережка.

– Давно он у вас обучается? – едва сдерживая радость в голосе, спросил Тараканов.

– А с начала месяца. Курс обучения у нас четыре недели, по три занятия в каждой. Сергей занятия посещал неаккуратно и курса так и не кончил. Как только трогаться научился да по прямой ездить, так сразу же ходить на занятия перестал, несмотря на то что плату внес за весь курс. Такие ученики – хуже всего. Считают себя полноценными шоферами, а ездить не умеют. От них все беды, из-за них нас, водителей, обыватели и не любят.

– И давно он занятия бросил?

– Да уж с неделю.

– Скажите, а как у вас проходит обучение?

– Первые два занятия – теория, а потом – сплошная практика. Я сажусь рядом с учеником и подаю ему команды. Сначала мы ездим по большим улицам – на Покровку, через Елоховскую, а потом через Сокольники по Краснопрудной обратно. После я заставляю учеников ездить по узким улицам и переулкам.

– С Павлюченко только по маршрутам ездили? По его просьбам никуда ездить не доводилось?

– Ездили-с. Разницы-то большой нет, на какой улице учиться. Как-то к маменьке его ездили, она рядом с Виндавским вокзалом живет, потом домой к нему.

– А где у него дом?

– Да в Сокольниках он и живет. На Большой Оленьей.

– Дом можете показать?

– Смогу.

– Где у вас телефон?

* * *

Посланный к старшему дворнику надзиратель сообщил, что в квартире трое: наниматели – братья-близнецы и их приятель – студент. Пьют. Подручный дворника уже два раза им за водкой бегал.

Сыскные решили не рисковать и брать бандитов, не дожидаясь Семинариста. Руководил операцией лично Кошко.

– Тараканов, Павлов, Семенов и Фокин – к черному ходу. Тараканов – старшим. Как начнут убегать, бейте их, что есть мочи, не церемоньтесь и не жалейте. Но только не до смерти! Селезнев и Николаев – к воротам, если кому-то удастся вырваться со двора, встречайте их там. Городовые и Швабо со своими людьми – окружайте дом по периметру. Казимир Станиславович, расставьте людей так, чтобы их ни в коем случае не было видно из окон.

Когда все заняли свои места, Кошко подозвал к себе агента, одетого посыльным.

– Дай-ка я тебя, Степанов, перекрещу. Помилуй тебя, Господи.

Степанов сам тоже перекрестился, надел фуражку и зашагал к надворному флигелю, в котором проживал Павлюченко.

Фотограф сыскного отделения, изучив записку Семинариста, найденную у Акулины, написал его почерком письмо, в котором предлагал подельникам как можно быстрее скрыться из квартиры, адрес которой стал известен легавым-сволочам. Это письмо и лежало в кармане шинели посыльного.

Степанов поднялся на второй этаж и позвонил.

Дверь открыл сам Павлюченко. Он был без тужурки, в одной сорочке. Его слегка пошатывало.

– Чего тебе?

– Записку велено передать, ваше благородие.

– Велено, так давай.

Посыльный вручил студенту сложенный вчетверо лист бумаги.

– В книжке извольте расписаться.

Павлюченко нетвердой рукой чиркнул в услужливо поданной разносной книге и стал разворачивать лист.

– Кхм. На чаек бы, ваша милость!

– Ступай, ступай, тебе уплачено.

Степанов развернулся и взялся за дверь.

– А ну стой!

Агент остановился и стал медленно поворачиваться.

– Кто тебе записку передал?

– Не могу знать-с. Мы фамилиев не спрашиваем.

– Где ты ее получил?

– Так на вокзале же. Мое место – у Ярославского вокзала. Подошел господин, велел по этому адресу записку передать, в собственные руки квартирохозяину.

– Давно это было?

– Ас четверть часа. Барин наказал извозчика взять и быстрее к вам ехать. Два рубля дал. Ну я и торопился, как было приказано.

– Каков из себя барин?

– Так обыкновенный. Высокий, чернявенький. Одет в пальто и шляпу.

– Ладно, иди.

Степанов замялся.

– На чаек не изволите ли?

– Иди отсюда, пока цел! Два рубля ему мало!

Степанов открыл дверь и пошел вниз по лестнице.

Он вышел со двора на улицу и прислонился к стене. Несмотря на то, что погода стояла прохладная, пот катил с него градом.

В это время в квартире Павлюченко трое мужчин лихорадочно одевались.

– Быстрее, Сычи, быстрее.

Студент открыл комод, достал оттуда револьвер, взвел на нем курок и сунул за пояс.

Уходили через черный ход. Как только один из Сычей открыл уличную дверь, то тут же получил поленом по голове и упал. Павлюченко среагировал моментально: выхватив револьвер, он три раза подряд выстрелил в дверной проем через голову шедшего впереди второго Сыча и бросился бежать назад в квартиру. Со стороны сыщиков раздались беспорядочные выстрелы из четырех револьверов. Все пули достались Сычу. Упал он так неудачно, что перегородил узкий проход черной лестницы. Когда сыскным удалось перебраться через его труп, они услышали звук запирающегося замка. Парадную дверь квартиры в это время ломали городовые. Павлюченко выпустил в парадную дверь несколько пуль, после чего ломать ее перестали.

– Сергей Аркадьевич! Сергей Аркадьевич, отзовитесь! С вами говорит начальник сыскной полиции коллежский советник Кошко Аркадий Францевич. Я предлагаю вам выйти из квартиры и сдаться. У вас нет другого выхода, ведь не век же вы там будете сидеть! Нас много, а вы один. Когда-никогда, а припасы у вас кончатся, как съестные, так и боевые. Уж не думаете ли вы, что мы без вас отсюда уйдем? Я уверяю вас, что нет. Будем под вашими дверьми сидеть до победного конца, сколько понадобится. Сдавайтесь, голубчик!

В ответ на эти слова из квартиры раздался одиночный выстрел.

– Ломайте, ребята! – крикнул Кошко.

Городовые с опаской подошли к двери и, стараясь укрыться за стеной, стали наносить по ней удары взятыми у дворника ломом и топором. Никто больше в дверь не стрелял. Кошко достал из кармана пальто папиросы и закурил. Наконец, дверь была сломана. Сыскные, держа револьверы наготове, зашли в квартиру. Павлюченко полусидел-полулежал на полу, прислонившись к стене прихожей. У его правой руки валялся револьвер, а на стене растекалось пятно, состоящее из крови, кусочков костей черепа и вещества головного мозга.