Текст книги "Верность Отчизне"
Автор книги: Иван Кожедуб
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Строгий самолет
Снег уже стаял, и на аэродроме подсохло. Теоретические занятия у нас закончены, все испытания сданы.
Впервые выходим на летную практику. Настроение у нас веселое, приподнятое, хоть и немного волнуемся. Солнце освещает наши учебно-тренировочные самолеты, стоящие на линейке. Когда я на посту охранял материальную часть, они были зачехлены, сейчас же предстали во всей своей красе.
«УТ-2» не был похож на «У-2»: это моноплан с нижним расположением крыла; развивал он скорость свыше 200 километров в час.
Тачкин предупредил:
– На «УТ-2» от вас потребуется большая точность действий. Он реагирует на каждое самое незначительное действие. Стоит чуть-чуть нажать на педаль, и самолет уже отклоняется от заданного курса… Осторожно берешь ручку на себя, а самолет уже задирает нос. Особенно точны должны быть движения на посадке.
За несколько дней мы прошли наземную подготовку, как в аэроклубе, научились готовить самолет, садиться в него и приступили к ознакомительным полетам в зону с инструктором.
В первом полете я был поражен тем, как вдруг изменился наш инструктор. Несколько медлительный на земле, в воздухе он преобразился: движения стали быстрыми, уверенными, точными. Самолет послушно выполнял его волю.
Нам сначала все представлялось, что «УТ-2» трудно освоить и очень долго придется тренироваться. Мы давно не летали. К тому же на «УТ-2» сперва чувствовали себя как-то непривычно: сидишь, как на тарелочке. Кабина сверху открыта – над тобой небо, не то что на «У-2»: там над головой плоскость, по расчалкам определяешь крен самолета. На «УТ-2» определить положение сложнее. Мы были несколько обескуражены:
– Долго же нам придется самолет осваивать… Но вот как-то Тачкин сказал:
– Надо еще немного отработать чистоту полета, и скоро полетите самостоятельно.
А нам все не верилось. Ведь когда сидишь в машине вместе с инструктором, кажется, что он все время сам управляет. В действительности же Тачкин все больше и больше доверял управление нам.
В памятный мне день 17 мая я утром выполнил контрольный полет с командиром звена – старшим лейтенантом Зориным. Когда мы приземлились, он сказал:
– Останетесь в самолете. Полетите самостоятельно. Выполнять полет будете так же.
Отвечаю:
– К самостоятельному полету готов.
Подошел инструктор и пожелал мне успеха. За мной напряженно следили все: это был первый в отряде самостоятельный вылет. На мне лежала двойная ответственность.
Самолет уже быстро катился по аэродрому. Я так взволнован, так напряжен, что на взлете допускаю ошибку: немного уклоняюсь от курса взлета. Да что же я делаю? Ведь я один в воздухе: поправлять меня некому, не на кого надеяться! Беру себя в руки. И тотчас же исправляю ошибку. Движения мои становятся увереннее. Полет провожу по всем правилам, как учил инструктор.
Когда я вылез из кабины, Тачкин спросил:
– Кажется, была ошибка, не так ли?
Я чистосердечно признался, что так оно и было.
– Больше таких ошибок не допускайте. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Будьте внимательнее: своевременно реагируйте на каждое отклонение.
И Тачкин добавил, крепко пожав мне руку своей сильной рукой:
– А в основном полет выполнен хорошо.
Спустя неделю уже вся наша группа самостоятельно летала на «УТ-2». Мы приступили к полетам в зону и уже самостоятельно выполняли фигуры пилотажа. На «УТ-2» можно было выполнять бочки (вращать самолет вокруг продольной оси) – одну из тех фигур, которая требует особой собранности, точности действий, быстроты реакции.
Чувство величайшего удовлетворения испытывает человек, управляя техникой в воздухе!
Программа обучения на «УТ-2» закончена. На старте появились учебно-тренировочные истребители «УТИ-4» с двойным управлением. По конструкции они напоминали «И-16». На них стали тренироваться сами инструкторы.
Наш старенький «УТИ-4» требовал к себе большого внимания, тщательного ухода. И техник Дробот подолгу возился с машиной. Мы старательно помогали ему, а он часто повторял: «Будете хорошо знать технику, она вас в полете не подведет».
Иногда Тачкин брал кого-нибудь из нас за пассажира на «УТИ-4», и, хоть за управление нам держаться не разрешалось, такие полеты мы считали великим для себя счастьем.
Вначале «УТИ-4» казался мне грозным и неприступным. Во время первого полета за пассажира я многого не понял в действиях Тачкина, не успевал уследить за ними.
Сделав много фигур в зоне, инструктор пошел на посадку. Самолет быстро приближался к земле, и не успел я и глазом моргнуть, как он уже катился по аэродрому. С тягостным чувством раздумывал я о том, удастся ли мне освоить эту сложную машину. Наконец начались полеты по кругу на «УТИ-4». Одновременно приступили к наземной подготовке на истребителе «И-16». Наш инструктор терпеливо объяснял и показывал каждое движение. Он рано начал доверять курсанту управление и развивал инициативу, обучал выводу из сложного положения.
– В полете все бывает. Поэтому вы должны быстро реагировать, смело действовать и тогда справитесь с трудностями. Ведь мы истребителей из вас готовим! – часто говорил нам Тачкин.
Следует сказать, что каждый инструктор вкладывал что-то свое в методику обучения. Один действовал смело, другой перестраховывал себя, опасаясь, как бы чего не вышло. Наш инструктор поступал смело и разумно. И некоторые курсанты завидовали нам:
– «Ваш» не зажимает инициативу, а вот «наш» все сам да сам… Не очень-то нам доверяет. Всё воздух утюжим.
Время шло. И уже я сам чувствовал, что движения у меня стали более четкими и точными. Казалось, и машина стала послушней. Появилось приятное ощущение уверенности в своих действиях.
Однажды я сделал три провозных полета на «УТИ-4». Дав несколько указаний, инструктор сказал мне:
– Подготовьтесь. Сейчас полетите на «И-16».
Еще никогда я так не волновался и не радовался перед полетом: ведь мне доверяют боевой самолет! Но стоило мне влезть в кабину, и я сразу успокоился, сосредоточился. Вырулил на линию исполнительного старта. Осмотрелся, поднял руку. Получил разрешение на вылет. Дал газ. «И-16» словно сам понес меня: я даже немного растерялся. Отрываюсь от земли. Не успел оглянуться – высота 300 метров. Да, тут мешкать нельзя! И вот я уже захожу на посадку. Земля приближается быстро. Смотрю – меня ветром сносит на «Т». Не успел как следует исправить ошибку: приземлил самолет впритирку около посадочного знака – финишер даже убежал.
Во время второго полета я чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее, и когда приземлился, ко мне подошел Тачкин и пожал руку:
– Поздравляю! Летали отлично. Но надо быть повнимательнее с этой машиной. Самолет строгий, не прощает ни малейшего упущения! И со сносом надо бороться. Если в такой несложной обстановке теряетесь, как же в бою стали бы действовать? Надо, чтобы вы управляли самолетом, а не он вами!
Внимание не ослаблять
Итак, все наше отделение летает на боевых самолетах «И-16». К концу подходят полеты по кругу. Каждый курсант уже чувствует себя в «И-16» вполне уверенно. Хорошо летают ребята!
За последнее время не узнать и Петракова. Он подружился с теорией: на практике убедился, что она необходима.
И все мы удивлялись: почему же нам все чаще и чаще напоминают о том, что самый сложный элемент полета – посадка, что в самолете ни на долю секунды нельзя ослаблять внимания? Ведь все идет так гладко.
Да, все шло гладко, и у нас даже появилась некоторая самоуверенность. Но я от нее избавился скоро. Случилось это так.
Выполняя полет по кругу, я заходил на посадку и думал только о ней. Недаром нам внушали: «Взлетая, думай только о взлете, а идя на посадку, думай только о посадке. Чуть отвлечешься, может произойти авария». Приземляюсь: все идет хорошо. Я очень доволен. Но в самом конце пробега я отвлек внимание от ориентира, по которому выдерживал направление, и посмотрел в сторону – на старт.
Самолет стал разворачиваться влево и крениться на правое крыло, задевая землю его концом. Я попытался исправить ошибку, но поздно. Рулю, посматривая на плоскость. Как будто все в порядке. Но на душе скверно. Стыдно будет смотреть в глаза инструктору.
Вылез из кабины медленно. Не снимая шлема и парашюта, встал около самолета. Курсанты окружили машину и вместе с инструктором осматривали крыло. Тачкин обернулся и, окинув меня холодным взглядом, сказал негромко, но так, что всем было слышно:
– Пора, кажется, запомнить: вы не имеете права ослаблять внимание с той секунды, как сядете в самолет, и до того, как из него не вылезете! Самолет не терпит небрежного отношения к себе, ротозейства. А «И-16» в особенности… Да ведь вы чуть самолет не сломали!
Товарищи поглядывают то на Тачкина, то на меня. Знаю, как им за меня неловко, и чувство вины растет. Так бы, кажется, и убежал куда глаза глядят!
Долго я не мог успокоиться, не мог простить себе ошибки. И с той поры я с неослабным вниманием слежу за своими действиями до последней секунды пробега.
После полетов по кругу мы приступили к выполнению фигур пилотажа в зоне на боевом самолете. Вот когда мы поняли, как необходима быстрота действий; вот когда мы по-настоящему испытали, что такое перегрузки и как нужны физическая выносливость и закалка.
Техника пилотирования нужна для маневра, для того, чтобы навести на противника оружие. Решающий момент в воздушном бою – открытие огня. И от умения летчика метко поражать цель зависит исход боя. Но прежде чем приступить к стрельбе в воздухе, необходимо пройти тренировку на земле.
– Если отстаешь в технике пилотирования – не сможешь навести самолет на врага, – часто говорил Тачкин. – Если отстаешь в технике прицеливания – не поразишь врага. В этом тесная взаимосвязь.
Выходим на небольшой учебный полигон. Впервые выполняем упражнения по стрельбе из пулеметов. Я почти уверен, что уложил в щит все пули, – ведь глазомер у меня неплохой. Дежурный сообщает результаты. Оказывается, я промазал. Я разочарован и пристыжен: в цель не попадаю. Какой же из меня выйдет истребитель!
Стою, опустив голову. Слышу голос Тачкина:
– Не все курсанты сегодня стреляли хорошо. Но унывать нечего. Кожедуб, это к вам относится!
Подтягиваюсь. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с инструктором. Добродушно посмотрев на меня, он продолжает серьезным тоном:
– Когда Валерий Павлович Чкалов стал служить в воинской части, он уже блестяще пилотировал. Но вначале Чкалов стрелял неважно. Он откровенно и прямо сказал об этом командиру части и начал упорно тренироваться. Валерий Павлович достиг замечательных результатов: вышел на первое место по всем видам стрельбы. Упорной и постоянной тренировкой можно всего достичь.
И я стал упорно тренироваться и добился хороших показателей стрельбы. Для меня это было очень важно: день выпуска приближался и, конечно, каждому курсанту хотелось получить хорошие отметки по стрельбе, чтобы в строевой части не уронить честь училища.
Мы только и говорили о том, в какой полк нас пошлют – к западной ли границе, на восток ли. И чем сложнее становилась международная обстановка, тем больше мы старались отлично овладеть боевой и политической подготовкой. Чувство ответственности росло от одного сознания, что мы в рядах. Красной Армии, что скоро с воздуха будем охранять наши границы…
Неожиданный поворот
Подошла осень. Начались заморозки.
И вот как-то в ясное холодное утро на старте появился помощник начальника школы по летной подготовке майор Шатилин.
Нас собрал Тачкин и приказал сделать по два полета на «И-16». При этом добавил:
– Строго выдерживайте направление при посадке. Смотрите, чтобы самолет не развернулся: учтите, сегодня гололедица. Не ослабляйте внимания до конца пробега. Полагаю, что за вашими полетами будет наблюдать майор Шатилин.
Мы и сами догадались об этом, но после слов инструктора все насторожились: ясно, майор будет контролировать наши тренировочные полеты. С опаской поглядывали на его улыбающееся лицо: знали, глаз у него наметанный – непременно заметит, если курсант хоть незначительно нарушит наставление по производству полетов. Недаром ребята сложили песню, которая начиналась так:
С майором Шатилиным ты полетишь,
Быть может, последних два круга..!
Подошла моя очередь. Я выполнил два полета. Сел точно у.«Т» на три точки. Когда вылез из самолета, меня подозвал инструктор:
– Ступайте к майору, доложите.
Неужели я допустил какое-нибудь нарушение? Да как будто нет – все выполнял точно, по правилам. Когда я, став навытяжку, доложил майору, он сказал кратко:
– Остаетесь в училище инструктором. Поздравляю вас!
Оказывается, это и был экзамен.
На инструкторской работе оставлено еще несколько бывших курсантов. Среди них и мои старые товарищи – Коломиец, Лысенко, Панченко, Усменцев. Какой неожиданный поворот в нашей жизни! На груди у нас значки истребителя, мы так мечтали о службе в строевой части – и вдруг такое разочарование! Конечно, мы понимали, что инструкторская работа нужна, ответственна, даже почетна. Но сможем ли мы учить? Ведь сами-то еще птенцы желторотые!
Провожаем в часть товарищей. Среди них Иванов и Петраков.
Нелегко расставаться с друзьями.
Меня направляют на аэродром, в эскадрилью, где курсанты учатся на «И-15». Я же летаю на «И-16». Подаю рапорт о переводе в другую эскадрилью – в Малиновку, куда направлены Коломиец, Панченко, Усменцев. Несколько дней ожидания – и наконец приказ о моем переводе в Малиновку.
Радостная встреча с товарищами. Разговорам нет конца. Мне рассказывают, что командир эскадрильи летает хорошо, но работать в его подчинении нелегко. Он бывает резок, крут, за малейшее нарушение воинской дисциплины строго наказывает. За разъяснениями к нему не обратишься. А в нашей работе ведь еще много неясного для нас самих.
Вечером мы собрались поделиться наблюдениями, посоветоваться друг с другом.
Перед нами нелегкая задача – в короткий срок научить курсантов сложному искусству пилотажа на истребителе. Мы должны оценить способности каждого курсанта, к каждому найти подход. Для этого надо узнать его характер, узнать его настроения и нужды, даже быть в курсе его домашних дел. И необходимо расположить его к себе, тогда он раскроет всю свою душу, скажет об ошибках в полете. Ведь последствия небольшой ошибки бывают иногда непоправимы. Но нужно быть взыскательным и требовательным. Особенно в авиации, где недисциплинированность может привести к тяжелому летному происшествию. А главное, мы должны привить курсантам любовь к летной профессии, к сложному искусству пилотажа на истребителе, научить метко поражать воздушную цель – словом, сделать их настоящими летчиками-истребителями.
У меня в группе одиннадцать курсантов. Они ловят каждое мое слово, приглядываются к каждому действию в самолете. Относятся к занятиям серьезно, занимаются прилежно.
Первое время я очень волнуюсь. Но постепенно все входит в колею. Готовлюсь к занятиям методически, веду дневник группы. Помогаю курсантам разбираться в теории, отдельно работаю с отстающими.
Среди моих прилежных курсантов выделяется Вячеслав Башкиров. Он старше меня, вдумчив, исполнителен, у него хорошее общее и политическое образование, он часто проводит политбеседы с курсантами, занимается с отстающими. Башкиров неплохо рисует, и мы вместе с ним оформляем стеннуюгазету.
С курсантами я подружился. Часто разговариваю с ними, вникаю в их дела, интересы. Ведь успехи и неудачи курсанта – Это успехи и неудачи инструктора.
И все же по-настоящему я узнаю своих курсантов только весной, когда группа приступает к летной практике..
Первым вылетает на «УТ-2» Вячеслав Башкиров, как всегда показывая пример прилежания, упорства и дисциплинированности.
Настроение у меня приподнятое: все ребята уже самостоятельно летают на «УТ-2». Успехи учеников радуют: моя группа идет впереди других. За успешную подготовку курсантов получаю благодарность от нашего комэска и денежную премию. Деньги, как обычно, посылаю отцу.
Наступает лето 1941 года. Живем еще напряженнее, поглощены работой. Цель одна – безупречно по ускоренной программе подготовить пилотов, как год назад готовили и нас.
В дни, выделенные для командироких полетов, как мы говорим – полетов инструкторов «на себя», удается много и систематически тренироваться на «И-16». Было бы можно, кажется, не вылезал бы из самолета. Сама техника пилотирования, шлифовка фигур доставляли мне ни с чем не сравнимую радость. Движения уже были отработаны, как говорится, почти до автоматизма. Жаль только было, мы так мало вылетаем на стрельбу, мало отрабатываем тактические приемы, не то что в строевых частях.
Зато мы совершенствовали свое методическое мастерство. Я руководствовался примером Константина Тачкина, который доверял курсантам в воздухе и подчас позволял им до предела доводить их ошибки.
На учебно-тренировочных самолетах оружия не было, но, обучая в мирной обстановке курсантов летному мастерству, я всегда помнил, что готовлю воздушных бойцов.
Нам часто напоминали о повышении боеготовности, еще большее значение придавали быстрому сбору по тревоге. Мы упорно готовились к обороне. Изучали опыт воздушных боев на Халхин-Голе и Карельском перешейке. С воодушевлением пели:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов.
Но все, что мы читали, что слышали по радио о войне на западе, нам казалось чем-то отдаленным, не имевшим к нам отношения. Правда, настораживали письма товарищей, служивших в частях. В начале июня Петраков писал нам, что дух у них боевой, что «тревожат» их почаще, чем нас. О том же писал и Иванов, служивший в своих родных краях – на границе Белоруссии.
…Я летал к Харькову. Любовался руслом Северного Донца, новостройками, колхозными полями, вольными зелеными просторами. Вспоминал Ображеевку. Давно я не виделся с близкими, с отцом. Он писал часто обо всех новостях, о хороших видах на урожай, беспокоился обо мне и уже мечтал, что осенью, после выпуска курсантов, я приеду домой на побывку. Мечтал об этом и я.
Часть 2.
Идет война народная
Боевая тревога
Воскресное утро. Мы, инструкторы, сидим в палатке-столовой и с аппетитом завтракаем. Рядом со мной старые друзья: Панченко, Усменцев, Коломиец – и новый приятель, мой тезка, Иван Моря – отличный летчик. Характер у него веселый, добродушный, здоровье богатырское. Он тоже любит спорт, и мы с ним часто меримся силой.
Погода пасмурная, моросит дождь. Но настроение у нас самое радужное. Беспечно балагурим, весело строим планы на нынешний свободный день. И вдруг смех обрывается. Наступает тишина, и только слышна команда начальника штаба:
– Боевая тревога! Боевая тревога! Все по самолетам!
К нашему удивлению, начальник штаба сам вбежал в палатку, громко повторяя:
– Боевая тревога! По самолетам!
Переглядываемся. Таким мы его никогда не видели: лицо побагровело от волнения, стало суровым, напряженным. Да никогда он так и не кричал. Видно, что-то случилось.
Вскакиваем и, шмыгнув под полой палатки, спешим на стоянку своих «УТ-2». Механики уже запустили моторы.
– Немедленно рассредоточить самолеты по окраинам аэродрома! – раздался зычный голос комэска Вовка (тоже впервые услышали мы такой приказной тон).
Снова удивленно переглядываемся: раньше нас обычно собирали ночью, до подъема, и, засекая время, проверяли быстроту сбора и подготовки самолета.
Спешим рассредоточиться. Начали выруливать – только смотрим, чтобы не обрубить друг другу хвост: ведь такой приказ получен впервые.
И вот я уже сижу рядом с механиком под крылом самолета. Дождь моросит не переставая. С нетерпением ждем отбоя.
– Так долго тревога еще никогда не длилась, – замечает механик. Оглянувшись, добавляет: – Смотри-ка, что там делается?
На поляне за аэродромом, где находится военный лагерь, палаток как не бывало.
Там выстроились красноармейцы, и до нас докатилось протяжное «ура-а!».
Что же происходит? У нас – тревога, там – митинг. Раздается команда:
– Инструкторов вызывает командир!
Мы выстроились в центре летного поля. К нам подошел командир. Не сводим глаз с его лица: оно словно стало суровее, непроницаемее, чем обычно.
– Отбоя нет, – говорит он, и его голос звучит спокойно. – Сегодня на рассвете гитлеровские войска, несмотря на договор о ненападении, без объявления войны, внезапно, вероломно вторглись в пределы нашей Родины.
Неужели война? Нет, этого не может быть! А командир продолжает:
– Фашистские стервятники бомбардировали наши мирные города, атаковали ряд аэродромов.
Тут голос нашего строгого комэска дрогнул. Но, чуть помолчав, он сказал по-прежнему ровным тоном:
– Началась война. Боевые действия развернулись на фронте от Балтийского до Черного моря. Бойцы Красной Армии оказывают героическое сопротивление врагу. Наши летчики уже вступили в бой.
Сомнений не осталось. Теперь передо мной одна цель: скорее встать в ряды защитников Родины.
– В Московской, Ленинградской областях, – говорил командир, – по всей Украине, а следовательно, и здесь у нас и еще в некоторых других местностях объявлено военное положение. Призываю вас к спокойствию и бдительности! Помните: враг коварен и может пойти на любую провокацию! Будем жить в боевых условиях: день уплотним еще больше. Сейчас, как никогда, нужны организованность и дисциплина во всем.
Я был убежден, что вот-вот огласят приказ о нашей отправке на фронт, и не поверил ушам, когда услышал слова командира:
– Фронту нужны хорошо подготовленные летчики. Стало быть, ваша задача – еще скорее и лучше готовить курсантов. Работать придется с огромным напряжением, с утроенной энергией. – Он добавил, очевидно заметив наше недоумение, разочарование: – Будем усиленно тренироваться и сами. Может, и нам придется скоро драться с врагом.
Нам приказано вырыть щели – прятаться во время налета – и углубления для самолетов. На аэродром привезли пулеметы, курсантам выдали винтовки.
Работаю, а самого не оставляет мысль о фронте, обо всех событиях. Перекинуться словом с товарищами некогда.
В тот первый день Великой Отечественной войны по всей стране прошли митинги. Был он и у нас. Открыл его командир эскадрильи:
– Вы знаете, что фашистская Германия поработила почти всю Европу. За сорок пять дней она овладела Данией, Бельгией, Францией. Немецкие разбойники захватили оружие и боеприпасы чуть ли не всех европейских армий, овладели промышленностью покоренных стран: Чехословакии, Австрии, Польши, Голландии, Франции и ряда других государств. Сильный и коварный враг вооружился до зубов. Фашисты стянули войска к нашим границам и внезапно напали на нашу мирную страну. Они рассчитывают нанести нам молниеносный удар. Но наш народ, наши Вооруженные Силы отстоят честь и независимость Родины в справедливой, освободительной войне. Коммунистическая партия вдохновляет наш многонациональный народ на великие подвиги, и мы победим!
Горячо, гневно говорили выступавшие, клеймя немецко-фашистских захватчиков. Инструкторы брали на себя обязательство еще быстрее, еще лучше готовить летчиков для фронта и до совершенства отрабатывать технику пилотирования.
Мысленно даю себе клятву в наикратчайший срок подготовить свою группу. Может быть, и удастся вместе с ней вылететь на фронт.
Вечером мы прослушали первую оперативную сводку Командования Красной Армии. Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но повсюду встретила решительный отпор советских истребителей и зенитной артиллерии. Говорим и думаем об одном: Родина в опасности и мы должны быть в рядах ее защитников.