Текст книги "Путь Акелы (СИ)"

Автор книги: Иван Лемарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 Путь Акелы

   Тяжелый шаг, все чувства огрубели,

   Суровый взгляд, всё говорит о том,

   Жестока жизнь, что молодость в шинели,

   И юность перетянута ремнем...

   Друзья уходят понемногу,

   В цветы, легенды, шорох трав,

   Не попрощавшись на дорогу,

   Не долюбив, не долетав...

   Первая моя встреча с Акелой случилась незадолго до окончания войны. Это была бешеная круговерть воздушных боёв, бесконечной смены аэродромов, типов самолетов, ведущих и ведомых. Нигде тогда не была так заметна смена кадров, как в авиации. Звания и награды девчушка из строевого отдела не успевала разносить и раздавать.

   Просто иногда летчики погибали раньше, чем приходило внеочередное звание. Поэтому даже полками часто командовали капитаны.

   ***

   Меня после госпиталя назначили в звено капитана Голика.

   Когда механик на стоянке самолетов назвал эту фамилию, я непроизвольно рассмеялся.

   – Как-как? Алик Голик? А жена у него случайно не Алка?

   – И ничего смешного, – перебил меня юношеский тенорок сзади. – Да, Алка, ну и что?

   Я обернулся. Сзади стоял розовощекий пацан в синем комбезе. «Наверное, механик самолета из последнего призыва» – подумал я.

   На аэродроме запрещено носить погоны. Все ходят в одинаковых синих комбинезонах. От солдата до полковника. Генералов тогда мы просто не видели. Только на парадах, да в кино. Техники всех летчиков звали «командир», а летчики уважительно звали техников по имени-отчеству, механиков просто по имени.

   – Сынок, – покровительственно похлопал я его по плечу. – Вот когда усы начнут расти, тогда будешь учить дядю.

   Было мне всего двадцать, но после училища, года на фронте и ранения, чувствовал я себя тогда уже бывалым воздушным волком.

   – Командир, это же Акела, – дернул меня сзади за рукав техник самолета.

   Я вздрогнул. Вот этот безусый юнец – знаменитый Акела? Легенд о нем наслушался ещё в госпитале. Воздушный ас, сбивший за год больше двух десятков самолетов? Единственный на нашем фронте командир звена, которому разрешали иметь не номерной, а личный позывной Акела? Небо над линией фронта очищалось от «мессеров» за секунды, стоило им услышать в эфире это волчье прозвище.

   В отличие от старого волка, молодой Акела никогда не промахивался. Практически после каждого боевого вылета техник его самолета доставал из загашника баночку с красной краской для очередной звезды на фюзеляже.

   – Товарищ капитан, разрешите... – Я вытянулся.

   Рука автоматически подскочила к виску, а щеки трещали от прихлынувшей крови.

   – Ладно, старлей, пролетели, – Акела взял меня под локоток и повел на командный пункт.

   Знакомились мы долго. После жестокого инструктажа я долго не мог заснуть.

   – Я знаю, что ты классный летчик. Знаю, что замечательный ведомый. Это прекрасно, но мне это не надо, – сказал мне новый командир звена.

   – Но я отлетал ведомым...

   – Знаю, – жестко оборвал меня капитан. – Мне не нужен замечательный ведомый, который бы меня замечательно прикрывал, когда по мне замечательно стреляют «мессеры» и «фоккеры». Мне нужен плохой ведущий.

   – Я – ведущий? Но ведь это вы командир звена... И почему – плохой?

   – Если хочешь выжить – слушай внимательно.

   Я слушал, и я выжил.

   Вся хитрость Акелы была в его невероятной тактике воздушного боя, которую так и не успели тогда распространить по всем фронтам. Дни войны были уже сочтены. Именно поэтому мне так не хотелось стать последним убитым.

   Акела ловил «мессеров» на живца. Живца, то есть неумелого ведущего, должен был изображать я.

   Схема была очень проста и потому гениально срабатывала. Новые «мессеры» к концу войны превосходили наши истребители ЯК-3 и ЛА-5 практически по всем параметрам, уступая только британским «Спитфайрам», которых катастрофически не хватало в наших авиачастях.

   Вот поэтому побеждали наши асы военной хитростью и лучшей тактикой воздушного боя. Акела знал, что «мессеры» охотятся в основном за ведущими звеньев, наиболее опытными и ценными пилотами. Поэтому он и придумал фашистам ловушку под названием «бросок Акелы». Три самолета его звена изображали «пьяницу на перекрестке», неумело маневрируя над линией фронта и постреливая для острастки в разные стороны. Тут на них сверху и бросалась свора «мессеров», предвкушая легкую добычу и кресты на грудь. Кресты они и получали. Но – на могилу.

   Зная, что наших атакуют исключительно сверху, и уходят «крестоносцы» от атак тоже пикированием, Акела занимал позицию вдали от своего звена и тоже на высоте, со стороны солнца. Как только «мессеры» входили в пикирование, капитан легко расстреливал сзади злобную стаю, как уток в тире. Те даже не успевали понять, что случилось.

   Так я и пролетал в качестве «живца» до самого конца войны.

   ***

   Вторая встреча с Акелой состоялась через двадцать лет, когда нас, молодых командиров учебных эскадрилий, неожиданно созвали на совещание по новой методике обучения курсантов на учебный аэродром.

   Приезд генерала Зудова, заместителя командующего округом по боевой подготовке, да еще в сопровождении начальника училища генерала Новикова, на летний аэродром Тацинская был так засекречен, что об этом знал только начальник лагеря майор Морозов.

   Он и привел к самолету двух генералов в дорогих комбинезонах песочного цвета, недоступных тогда простым летчикам, которые прозвали комбезы «гадкий цыпленок». На что был основной намек, непонятно. Одни говорили, что на желтый цвет с серыми разводами. Другие объясняли название тем, что из цыпленка не вырастет лебедь, а потому нельзя ждать от него ничего хорошего. Короче, военный откутюр для лётной элиты.

   – Вот здесь стоянка десятого, товарищ генерал, а я пошел готовиться на двенадцатый, – Морозов ткнул пальцем в чумазого паренька, который выронил заправочный пистолет, услышав слово «генерал», и мелким бесом засеменил за отбойный щит.

   – Помогай закатывать, что стоишь? – техник чуть не наехал водилом с колесиками на новенькие ботинки генерала.

   – Не понял? – дернулся Зудов.

   – Помогай самолет закатывать, механик куда-то сбёг, – техник ловко направлял водилом прилетевший самолет с выключенным двигателем на стоянку.

   Генерал покрутил головой в поисках местного начальства, но, делать нечего, уперся руками в крыло, толкая самолет.

   Техник подставил стремянку к задней кабине, или, как его называли инструктора, «задний кабинет».

   Оттуда, смешно оттопыривая зад, в атласном халате с драконами и меховых домашних тапочках, спускался летчик.

   Именно тапочки и привлекли внимание генерала.

   – Не понял! – хрипло зарычал он, краснея от шеи и вверх, этакой возмущенной волной.

   – Потом, вопросы потом, – не глядя на генерала, инструктор неспешно затрусил за отбойный щит.

   Через минуту вышел с довольной улыбкой и махнул рукой механику. Тот снял с остывающего двигателя фырчащий чайник и понес в палатку на лужайке за стоянкой самолетов.

   Курсант, наконец, вылез из передней кабины и побежал к летчику-инструктору.

   – Разрешите получить замечания.

   – Разрешаю, разрешаю. Давай, сынок, сейчас сделаешь два самостоятельных по кругам подряд, потом с тобой слетаю контрольный в зону по приборам, и на сегодня всё. Давай, сынок, давай.

   Курсант убежал к боевому самолету.

   Морозов, услышав рычание начальства, подскочил к застывшему в ступоре с протянутой рукой генералу.

   – Кто разрешил? Кто такой? Почему? – шея генерала раскалилась до апоплексической синевы.

   – Кто? А, это... это же он и есть, Акела... э-э, майор Акела ... тьфу, майор Голик. Он даст вам провозные и два контрольных на боевое маневрирование в паре. Я с вами буду на двенадцатом.

   – Я не про это... – прокашлялся, наконец, генерал, – Я про это!

   Его возмущенный указующий перст тыкал в красивые, персидского покроя, тапочки инструктора с кокетливо загнутыми вверх носами.

   – А, это... Не обращайте внимания. Мы уже привыкли, и вы привыкнете. Зато пилот он от бога! Воздушный волк! Акела, одним словом.

   – Почему в халате?

   – Спрашивали. Говорит, в войну кабина самолета была служебным кабинетом, а полеты – работой. Сейчас, говорит, кабина ему дом родной, а полеты – отдых. Говорит, должен соответствовать.

   – А почему только ему можно?

   – Так, ведь нет другого, равного по мастерству. Сам командир полка у него получает контрольные полеты на первый класс.

   – Так представьте его на командира полка, раз так, – заорал генерал.

   – Предлагали. Не хочет. Хочет только простым летчиком-инструктором.

   – Почему? Там же и звание, и оклад в два раза...

   – Говорит, командир полка раз в месяц летает, а он хочет каждый день. И еще – он курсантов любит.

   Генерал подошел к краю стоянки и в сердцах сплюнул на траву. Плевать на аэродром – смертельно плохая примета. Он может и не принять обратно наплевавшего на него.

   Акела с доброй улыбкой наблюдал за перепалкой начальства. Потом пошел в палатку, где уселся в ободранное кресло императорского покроя, выкурил раскочегаренный механиком кальян и не спеша выпил из деревянной пиалы ароматно дымящийся чаек.

   Начальник лагеря в это время аккуратно втискивал разжиревшего от кабинетных забот генерала в переднюю кабину. Тот сопел, рычал и матерился.

   – Морозов, а вдруг что? А он в халате... А вдруг с парашютом? А он в тапочках... Я же два года не летал, Морозов, а тут телега от министра, чтоб налет представить на воздушный бой в паре... Грозился лично зачет принимать, а я уже и приборы все позабыл...

   – Все будет хорошо, не сомневайтесь. У Акелы всегда всё хорошо. Никаких парашютов! Правда, килограммчика два он вам скинет. Да что говорить – пилот от бога! Не сомневайтесь. Запишем вам в летную книжку, как два самостоятельных вылета на боевое маневрирование. Не сомневайтесь, – он кивнул технику и побежал к соседнему самолету.

   Акела по стремянке поднялся и озабоченно осмотрел крепко привязанного генерала.

   – Всё будет хорошо. Не первый раз воюю за начальство. Ну, полетели? – он ободрительно похлопал по голове генерала, похожей на буряк в шлемофоне.

   Акела занял задний кабинет, запустил двигатель и махнул технику убрать тормозные колодки.

   Тот дернул за трос, а второй рукой украдкой перекрестил хвост самолета.

   Всю эту картину, мы, группа молодых командиров эскадрилий, наблюдали из окон командного пункта, пока начальник училища не разогнал всех по классам.

   – Что, на нашего Акелу смотрите? Смотрите, но не вздумайте его копировать.

   – А почему нельзя? Мы тоже воевали, – раздались робкие голоса.

   – Да, мы все воевали, но побеждал только он. Есть наука воевать, а есть талант побеждать. Таких талантов очень мало и потому им позволено больше, чем другим. Акела пока что ни разу не промахнулся.

   ***

   И все-таки я увидел этого воздушного волка не впереди стаи, а сбоку.

   Произошло это ещё через двадцать лет.

   Я с супругой приехал отдыхать в маленький городок Приморско-Ахтарск на берегу Азовского моря.

   Побродив по засиженным туристами берегам и поплескавшись в мутной, дурно пахнущей водичке, решил отыскать старого однополчанина. Друзья писали, что Акела заканчивал службу именно на военном аэродроме возле этого курортного поселения.

   В военном городке, который давно растворился среди гражданских построек, мне подсказали адрес его квартиры. На звонок никто не вышел.

   Всезнающая соседка после долгих жалоб на непорядочного соседа, который не моет лестничную площадку и отказывается от ночных дежурств возле мусоропровода, сказала, что его жена Алла давно умерла от рака, а «энтот нехристь» все дни «шастает по подвалам».

   – По каким подвалам, бабушка?

   – Известно каким. По пионерским, с дитями играется, вместо того чтобы в подъезде подместь. Совсем в детство впал.

   Прохожие подсказали, что бывший Дом пионеров теперь переделали во Дворец культуры «Колосс».

   Дворцом эту деревянную, позеленевшую от времени и равнодушия начальства двухэтажную халупу, я бы не назвал даже под пытками.

   Упавшая последняя буква на ржавой вывеске выявляла истинную сущность жухлого и осыпающегося здания.

   Над боковой дверью в подвал косо висела самодельная вывеска «Кружок Юные Соколята», а ниже мелом приписано «Акелята». Ага, значит, я правильно пришел.

   В длинном коридоре подвала хлюпала вода. Я ощупью шел на полоску света, пробивавшуюся из-под дальней полуоткрытой двери.

   Бетонная комната, похожая на тюремную камеру с низким потолком и крашеными стенами. На двух сколоченных из досок столах лежали десятки моделей самолетиков.

   Ребятишки разных возрастов сгрудились над седым худеньким стариком, который вертел в руках новенькую модель планера.

   Это был Акела.

   Я осторожно тронул его за плечо. Ком в горле не давал возможности сказать даже слово.

   – А, это ты, старлей. Нашел все-таки меня. Ну, здравствуй, «пьяный ведущий», – он улыбнулся.

   Его молодые глаза радостно блестели. Мы обнялись и долго стояли молча, боясь словами спугнуть очарование встречи. В моей голове крутились обрывки боевых эпизодов, перед глазами вспыхивали пулеметные трассы и сменяющие друг друга небо и земля в неистовом желании победить в воздушном сражении.

   – Садись, старлей, чайку попьем да примем за встречу по сто грамм фронтовых. У меня тут всё есть, – Акела указал на обшарпанное кресло возле второго стола.

   Я его не стал поправлять, хотя уволился с должности командира полка полковником. Да и «старлей» даже молодит.

   – Неужели то самое? С аэродрома? – удивился я, показав на импозантное кресло со стертой позолотой.

   – Оно, родимое. Так и таскаю его с собой. И чайник тот же. Чаёк, правда, другой, не калмыцкий. И кальян потерялся в переездах.

   Я посмотрел на висевший на стене мундир с майорскими погонами и авиационную фуражку с золотистой кокардой.

   – А, это, – перехватил мой взгляд Акела. – Ребятишки всё просят надеть, вот и принес, всё равно дома зря пылится. А здесь, может, кому приглянется, да в лётчики пойдет.

   – А что же не наверху кружок устроили? – я показал на протекающий потолок.

   – Заведующий дворцом все помещения сдал торгашам в аренду. Я рад, что хоть отсюда не выгоняют. Кружок ведь неофициальный, на моей пенсии держится, а её, сам знаешь, на много не хватит. Вот собираюсь к зиме ремонт сделать, да калорифер установить. Такая сырость, что клей два дня сохнет.

   Я смотрел на этого старика с молодыми глазами и думал: «А ведь Акела ни разу не промахнулся. Промахнулась чиновничья стая, что его окружает. И всё-таки победитель он, а не они! Стальной стержень характера и воли, закаленный в боях, никогда не сможет согнуть аморфная стая слизняков».