Текст книги "Опасные тропы"

Автор книги: Иван Цацулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава четвертая

И снова – дорога на Восток. От Эрзерума до Саракамыша на целых триста километров тянется узкоколейка, проложенная русскими еще в тысяча девятьсот шестнадцатом году, в разгар Первой мировой войны – тогда шли а этих местах жестокие бои.

Паровоз «кукушка», крошечные, будто игрушечные вагончики с матовым изображением полумесяца на стеклах окон. Всю ночь продвигались высокогорным плато. Вокруг, посеребренные лунным светом, бушевали степные травы.

От Саракамыша на восток шла нормальная, широкая колея. Два часа езды, и агенты Смита очутились в Карсе. До советской границы оставалось всего пятьдесят километров. Город – скопление невзрачных каменных домишек среди серых гор, лишенных растительности, красок.

С разрешения Оглу Чурилин и Кныш отправились на прогулку. Городишко оказался небольшим. Вырвавшись из гранитных теснин, неширокий Карс-чай с шумом катил свои волны посередине города, журчал меж камней, в изобилии нагороженных вдоль и поперек русла. На берегу виднелся двухэтажный особнячок с палисадником, в котором произрастало несколько чахлых деревцев. Пара скамеек у трухлявого штакетника, бледно-синяя краска на ставнях окон, – в этом домике когда-то помещалась уездная управа, тут царские чиновники вершили дела. Поодаль – армяно-грегорианский храм, разграбленный завоевателями, заколоченный досками. На утесах, из-за которых рвется на простор торопливый Карс-чай, видны доты, оттуда на долину, на город наведены пушки и пулеметы. Туда же, к дотам, убегают рельсы конно-железной дороги – конки, оставшейся тут в наследство от старой России. Конкой пользуются главным образом офицеры гарнизона крепости, расположенной на высокой скале над Карсом.

Вечером Оглу и Чурилин куда-то ушли. Степан остался в гостинице, сидел у открытого окна. Душно, голову, точно обручем, сжали – начиналась горная болезнь: сказывалась непривычка к высоте в два с половиной километра над уровнем моря. Степан тщательно скрывал боль. Он догадывался, что «специальная» подготовка будет проходить в горных условиях, и боялся быть отставленным, а ведь без этой подготовки его, видимо, не рискнут послать через границу, туда, на территорию Советского Союза. И он терпеливо молчал.

В Карсе Кныш получил подтверждение задания разведки. Резидент Центрального разведывательного управления в Турции Элиас Бидл, совершая очередную поездку в район горы Арарат, решил сам дать напутствие питомцу форта Брэгг. Разговор происходил с глазу на глаз. Однако, как вскоре убедился Степан, насчет характера его будущей работы на территории Советского Союза Чурилин был отлично осведомлен, чего он и не старался скрывать. Что бы это могло означать?

В Карсе же Кныш получил свое шпионское снаряжение, включая портативную рацию и радиомаяки для наводки самолетов на цель. Затем его, Чурилина и Оглу посадили в американские джипы и отправили на северо-восток от озера Чилдыр, в турецкую пограничную зону.

Подготовка к переходу советской границы заняла еще около двух недель. Таких гор и пропастей Степан нигде не видел. В сопровождении Оглу агенты Смита лазали по скалам, совершали восхождения на крутые пики, спуски в ущелья и тренировались в пользовании специальной аппаратурой, которая должна была помочь им незаметно проскользнуть на территорию Советского Союза.

Наконец настала ночь, когда они отправились в путь. Их сопровождал турецкий офицер-пограничник, отлично знавший местность. Всю ночь лил дождь, шумели невидимые бесчисленные потоки, несущие с вершин камни. В кромешной тьме шли долго, карабкались по скалам. Потом вышли в небольшую лощину и направились точно на восток. Местность несколько изменилась, теперь чередовались холмы и долины. Турок-пограничник о чем-то поговорил с Оглу и пошел обратно, на свою заставу. Тяжелые рюкзаки резали плечи, на подъемах тянули назад. Степан чувствовал, как с каждым шагом в его сердце, в его мозг все глубже проникает пронзительно острое чувство страха, страха и стыда – нестерпимо жгучего, мешающего дышать. Родина, милая Родина, о которой он так мечтал все эти годы на чужбине, тут, совсем рядом, а он шел к ней как враг! Дойдет он или погибнет от пули советского пограничника? Что ждет его – жизнь или позорная смерть? И как быть дальше, что делать с этими людьми, идущими рядом с ним? Если они каким-либо образом догадаются, о чем он думает и чего хочет, его труп останется гнить среди этих пустынных нагорий.

Они уже не шли, а ползли так, как еще недавно Степана учили в форту Брэгг. Непогода бушевала, и в кромешной темноте трудно было что-нибудь разглядеть на расстоянии даже двух-трех шагов. Но Оглу прекрасно знал местность и вовремя подал знак остановиться: впереди были заграждения, а за ними – об этом Степану не раз говорили в разведывательной школе, – контрольно-следовая полоса, широкая, аккуратно взрыхленная, на которой обязательно отпечатается след не только человека, но даже лисицы, зайца.

Несколько отошли назад и стали торопливо готовить ту специальную аппаратуру, которой их снабдили. Наполненные водородом баллоны подняли их над землей – всего на три-четыре метра – и перенесли через сооруженные советскими пограничниками препятствия: так агенты Патрика Смита оказались на территории Советского Союза. Они опустились на землю, поспешно пустили миниатюрные воздушные шары в свободный полет и снова стали красться все дальше на восток, через равнину. Кныш с нетерпением ждал очередного сигнала проводника – предстояло таким же образом, при помощи запасных баллонов с водородом, переправиться еще через один ряд заграждений и новую контрольно-следовую полосу. Оглу очень спешил – рассвет должен был застать их далеко отсюда. Потом, уйдя километров на пятнадцать в советский тыл, они отлеживались целый день в пещере, о существовании которой Оглу, видимо, давно знал. Между скал, далеко внизу, виднелось глубокое ущелье, полное сиреневой тишины. На вершинах гор иногда возникали фигуры чабанов, отары овец ползли по склонам, временами оттуда доносился собачий лай, который очень тревожил Степана. Он понимал, что взять след колхозные волкодавы не смогут: подошвы сапог нарушителей границы тщательно обработаны химикатами, но собаки ведь могут просто почуять присутствие чужих людей и нанести нежелательный визит в пещеру. Однако все обошлось благополучно. С наступлением темноты тронулись в путь. Оглу, должно быть, хорошо знал дорогу, шел уверенно. Маскировались, стороной обходили редкие поселки. Лишь через несколько дней вышли к пробитому в горах шоссе. Настала пора расстаться. Первым ушел Оглу, он повернул обратно. При встрече с представителями властей он должен был предъявить липовое командировочное удостоверение, где значилось, что он находится в этих местах с целью проверки состояния отар на кочевках. В карманах Чурилина и Кныша лежали бумажки, состряпанные разведкой Бидла, из которых следовало, что они – представители райкома комсомола отдаленного района и тоже командированы сюда по служебным делам.

Аппаратура-новинка как будто не подвела, прокрасться через границу удалось. Однако лазутчиков не оставляло чувство неуверенности и страха.

Степана терзали сомнения. Вот он здесь, на родине, а что же дальше, что надо делать, как поступить? Если его поймают, тогда конец, а главное – прахом пойдут все его мечты о будущей жизни, чистой и честной. Пойти с повинной? Но к кому, где и когда? И поверят ли ему? Он пришел на советскую землю вместе с двумя врагами и преступниками, и что же – он задержал их? Нет, один уже скрылся неизвестно куда, другой скоро вернется за рубеж, а пока сидит вот тут рядом с ним и сделает все, чтобы уничтожить его, как только заподозрит неладное…

Чурилин что-то негромко напевал, был доволен тем, что задание выполнено успешно и доллары потекли на его текущий счет в банке.

Степана неожиданно поразил язвительный смех Аггея Чурилина.

– Ты что? – удивился Кныш.

Чурилин криво усмехнулся.

– Страдаешь? Думаешь, не вижу? Против своих воевать заставили, да? А какие они тебе свои? Люди – везде люди. И не вздумай дурить, я за тебя поручился, сам знаешь… – Сказал с угрозой: – А если что – в живых тебе не быть, достанем!

Степан почувствовал, как в нем нарастает злоба, кулаки сами сжались до боли в суставах. Хотелось вскочить на ноги, выкрикнуть ругательство, схватить негодяя… Но нет, он не имел права ни раскрывать пока свои намерения, ни рисковать в этом пустынном краю. Бросил сердито:

– Не мели вздора, Аггей.

Чурилин сказал назидательно:

– При нашем занятии чувствительным быть нельзя, ты это хорошенько запомни.

– Запомню, – с угрозой буркнул Кныш и тут же с досадой спохватился: все-таки не удержался.

Он почувствовал, как Чурилин настороженно, будто сбоку, стал присматриваться к нему.

На попутных машинах добрались наконец до железнодорожной станции. Чурилин сходил за билетами. Поезд из Еревана на Москву должен был пройти только под утро. Закусив в буфете, перебрались в негустую тень росших неподалеку от полотна тощих тополей и растянулись на траве.

– Скоро нам придется расстаться, – глуховато напомнил Чурилин.

– Уже?

– Как приказано, забыл разве? Я ж тебе говорил – моя задача ограниченная: доставить тебя в сохранности, а самому назад, за кордон.

– Когда же отправишься?

– Скоро… я тогда скажу. Только ты уйдешь первым, я – потом.

– На этой станции?

– Нет, что ты!.. – усмехнулся Чурилин. – До Ростова проводить тебя придется. А уж оттуда той же дорогой в Карс. Так вот, слушай внимательно: встретимся на вокзале в Ростове… – Аггей назвал день. – Это будет наша последняя встреча. Если не приду до восьми вечера, уходи, не жди больше. Дальше действуй так, как тебе приказано. – Он остро взглянул на Степана. – Вот твой билет. Поезд придет – разбужу, езжай первым.

Чурилин умолк, будто задумался о чем-то. Степана по-прежнему мучили сомнения. Ростов! Стало быть, у него есть еще возможность осмотреться, подумать, набраться смелости… А там, как только встретятся на вокзале – придется действовать.

Незаметно Кныш уснул.

Его разбудил лязг буферов, голоса. Он вскочил, не соображая, где находится. С гор веял свежий ветер, от которого сухо шелестели листья. Поезд отправлялся. Чурилина нигде не было видно. Где же он? Но долго раздумывать над этим Кныш не мог – колеса вагонов на его глазах приходили в движение. Взвалив на себя снаряжение, он в последнюю минуту успел найти нужный вагон.

– Нельзя, никак нельзя, – с сожалением произнесла проводница, молодая еще женщина. – Ни одного свободного места нет, честное слово.

– А мой билет? – удивился парень.

– На следующий поезд. Придется вам подождать.

На следующий поезд? Чурилин, наверное, ошибся и вручил ему не тот билет, свой. Кныш вернулся на прежнее место, под тополя, но Чурилина и там не было. Только тогда до его сознания дошло: напарник предпочел обманом ускользнуть от него!

Последние вагоны скрылись за поворотом – в одном из них находился Аггей Чурилин. Где-то неподалеку он, конечно, выскользнет из тамбура, притаится за насыпью и уйдет в сторону границы. Но почему он догадался, что старый приятель помешает ему вернуться на ту сторону, на Запад? Помешает доложить о выполненном задании и получить доллары, заработанные на его судьбе?

Кныш долго размышлял. Все получилось не так, как он предполагал ранее. И именно теперь настал час решений, час действий. Полностью освободиться от страхов, разобраться в сомнениях он так и не сумел, однако главное представлялось ясным.

С первым же поездом он покинул станцию, но поехал не в Тбилиси, а в обратном направлении, и к вечеру прибыл в Ереван, взял такси и попросил отвезти его в Комитет государственной безопасности.

…Потом самолетом добрался до Ростова. В тот самый день, назначенный Чурилиным, до вечера проторчал на вокзале. Аггей так и не появился. Видимо, он тогда, не мешкая, прямиком пошел за кордон. Наверное, у них все было заранее условлено с Оглу, и проводник поджидал его на пути. Перестраховались, прохвосты!

Через несколько дней Кныш сидел в кабинете полковника Соколова на площади Дзержинского в Москве и обстоятельно рассказывал о том, что заставило его прийти с повинной. Полковник весьма интересовался обучением в форту Брэгг и встречей там с человеком, пославшим Степана Кныша нелегально в Советский Союз.

Докладывая генералу Тарханову, Соколов убежденно произнес:

– Это действительно был Патрик Смит. Безусловно он – и приметы сходятся, и сроки.

– Возможно… – генерал задумался. – Форт Брэгг… та-ак, десанты! – в голосе его слышался гнев. – Что вы предлагаете, Иван Иванович? Я имею в виду Кныша.

– Предлагаю дать ему возможность искупить невольную вину перед родиной.

– Конкретнее, – генерал испытующе посмотрел Соколову в глаза.

– Кныш послан к нам с агентурным заданием. Под фамилией Мухина он должен был добраться до Сосновска и осесть там. Рацией его заблаговременно снабдили, но предупредили, что он обязан ждать, когда резидент разведки сам установит контакт с ним. Пароль: «Вам привет от дяди Сени». Я полагаю, Кныш-Мухин должен немедленно отправиться в Сосновск и легализоваться там, как это было запроектировано в разведке. Рано или поздно или «дядя Сеня», или его подручный придут на связь с ним, и тогда мы получим возможность сорвать какую-то операцию, разработанную, очевидно, Смитом.

– А вас не смущает бегство Чурилина? – спросил Тарханов.

– Само по себе – да, но в отношении использования нами Кныша – нет. Ведь они расстались до того, как Кныш пришел к нам с повинной.

– Я согласен, пусть Кныш едет в Сосновск, – сказал Тарханов. – О Чурилине пограничники еще ничего не сообщали?

– Нет, товарищ генерал.

– Теперь вернемся к Смиту, – продолжал Тарханов. – Судя по некоторым фактам, он получил какое-то поручение от своего начальства, для выполнения которого ему потребовалось, в частности, перебросить к нам Кныша с рацией. С того дня, когда он в форту Брэгг разговаривал с Кнышем, прошло немало времени… Где же сейчас Смит? Вы думали об этом, Иван Иванович?

– Да, товарищ генерал, – отозвался Соколов. – Посылая людей в помощь себе, Смит, естественно, не должен был долго задерживаться в Штатах.

– Вывод, вывод, Иван Иванович!

Соколов в раздумье вскинул густые брови.

– Его появления надо ждать со дня на день.

– А если он уже проник на нашу территорию? – с едва заметной досадой сказал Тарханов.

– Воз-мож-но… – начиная догадываться, согласился полковник. – Если руководство операцией поручено лично Смиту, то…

Тарханов усмехнулся:

– Этот вариант следует проверить немедленно, – приказал он. – Кое-какие материалы я вам вручу сегодня же, они помогут вам. А Кныша не задерживайте, отправьте его, и побыстрей, да подумайте о том, чтобы как-то не расшифровать его: если дядя Сеня догадается, что парень работает с нами, дело может принять плохой оборот.

– Будет исполнено, товарищ генерал, – и полковник покинул начальника управления.

Глава пятая

К вокзалу Красногорска поезд из-за рубежа прибыл утром. Пассажиры поспешно покидали вагоны, всем хотелось как можно быстрее покончить с неизбежными при переезде границы формальностями и ехать дальше – теперь уже по территории Советского Союза.

Машинист, пожилой поляк, выглянул с паровоза и цепким взглядом окинул перрон: все, как обычно, – пестрая толпа пассажиров, туристы и командированные, иностранцы и русские, наряды пограничников контрольно-пропускного пункта, спокойные и внимательные люди в зеленых фуражках. Присутствие пограничников было совершенно естественно, машинист это хорошо понимал, – через Красногорск ежедневно проходят десятки поездов с людьми и грузами, на станции должен быть порядок. Нет, оснований для беспокойства взгляд машиниста не зафиксировал. Он обернулся к своему помощнику и тихо произнес:

– Вам пора, Ян.

Тот молча направился к двери.

– Он должен быть здесь ровно через два часа, – в голосе железнодорожника чувствовалась озабоченность.

Ян снова ничего не сказал: сейчас не время болтать о том, о чем было заранее договорено.

Он покинул паровоз, одетый в обычный для помощника машиниста изрядно поношенный и в меру замасленный костюм из черной ткани. В руках у него ничего не было. Он не спеша прошел по перрону, через служебные ворота направился к перекинутому через пути высокому мосту, ведущему в город. В манерах и поведении не было ничего такого, что выделяло бы его из множества иностранных железнодорожников, прибывающих каждый день в Красногорск со своими поездами. Как и он, они обязательно хотели побывать в городе, одни шли в магазины и рестораны, другие – просто осмотреть город, посетить места жестоких боев с гитлеровскими захватчиками летом 1941 года. И никто не стесняет их передвижения, не следит за ними.

Резидент разведки, предложивший именно такой метод заброски Яна Войцеховского на советскую территорию, знал, что делал. Теперь осталось не обращать на себя излишнего внимания горожан и не сбиться с пути. Бывать в Красногорске раньше Яну не доводилось, и тем не менее расспрашивать кого-либо нечего было и думать, идти на явку надо руководствуясь планом города, основательно изученным накануне. Необходимо лишь проверить, не сбился ли он с пути. Ага, вот улица имени Дзержинского, в стороне от нее – Советская, а там, дальше, будет бульвар, надо обогнуть костел… И Ян уверенно направился вперед. Он шел довольно долго. За костелом начиналась нужная ему длинная улица с маленькими домиками, скрытыми в тени садов, в буйной зелени деревьев и зарослях сирени и акаций. Ян посмотрел на номер – Мицкевича, 73 – и уверенно нажал на кнопку звонка. Из-за двери женский голос спросил:

– Кто?

Он тихо ответил:

– Ян Войцеховский.

– К кому?

– К панне Ядвиге.

Загремели цепочкой, открывая дверь.

Офицер контрольно-пропускного пункта, стройный, сероглазый Федор Иванович Клюев, служил в Красногорске уже не один год. Повседневная, полная суеты и хлопот жизнь пограничной станции имела свои закономерности, которые он хорошо изучил.

Наблюдательность, чутье чекиста на контрольно-пропускных пунктах нужны ничуть не меньше, чем на заставах, а может быть, и больше. На заставах любой человек, попытавшийся перейти границу, – нарушитель, и его надо немедленно задержать. А через контрольно-пропускные пункты ежедневно проезжают сотни людей. И среди этого потока людей надо уметь распознать врага или нарушителя пограничного режима. А враги и нарушители стараются как можно лучше замаскироваться, часто и документы у них безупречные, и вещи в полном порядке. Нужно иметь опытный глаз, чтобы по какой-то, порой незначительной, детали разгадать человека, пытающегося незаконно пересечь государственную границу.

В это утро капитан Клюев обратил внимание на сошедшего с польского паровоза помощника машиниста. У Клюева была натренированная память на лица, и при одном взгляде на Войцеховского он мог поручиться, что тот прибыл в Красногорск впервые. Само по себе это обстоятельство, конечно, ровно ничего не значило, несколько странным показалось другое – Войцеховский отправился в город один, тогда как обычно «новички» знакомились с Красногорском в компании с теми из поездной бригады, кто уже бывал здесь. И хотя Ян Войцеховский пошел один, дороги он ни у кого почему-то не спрашивал. Вниманием капитана Клюева это было зафиксировано как-то подсознательно, интуитивно. Когда же через два часа Ян Войцеховский возвратился, Клюев не мог не заметить разительной перемены в его поведении: от былой уверенности ничего не осталось, двигался он медленно, как-то смущенно, то и дело останавливался. А так как до его появления к вокзалу подошел новый состав, он, видимо, не знал, к какому паровозу ему направиться, и внимательно разглядывал номера. Это уже серьезно насторожило капитана Клюева: чтобы помощник машиниста не знал своего паровоза – такого ему еще не приходилось видеть! Как бы невзначай Клюев поравнялся с растерявшимся железнодорожником и посмотрел ему в лицо – перед ним был не Ян Войцеховский, а человек, которого он никогда не видел. Клюев решил проследить, что будет дальше. Незнакомец приблизился наконец к нужному ему паровозу и что-то тихо сказал. Из окошка выглянул машинист.

– Это ты, Ян, – приветливо сказал он, – молодец, что не опоздал.

Незнакомец спокойно поднялся на паровоз, но теперь Клюев был абсолютно уверен, что это вовсе не тот человек, которого он видел два часа назад уходящим в город.

– Вы не ошиблись? – спросил Клюева начальник контрольно-пропускного пункта в Красногорске подполковник Михаил Емельянович Шелест.

– Нет, не ошибся, – уверенно сказал Клюев, – я хорошо рассмотрел и того и другого, они даже ничуть не похожи.

Шелест на минуту задумался.

– Вот что, – произнес он наконец. – Берите мою машину– и быстро на границу. Там, у моста, вы снимете с паровоза фальшивого помощника машиниста и доставите его сюда. Ну а с машинистом поговорят наши друзья – польские пограничники.

– Разрешите выполнять, товарищ подполковник? – вытянулся Клюев.

– Выполняйте. Наряд солдат возьмите на посту у моста.

– Слушаюсь, товарищ подполковник. – Капитан Клюев повернулся и быстро вышел.

Он понял, что задерживать нарушителя на станции начальник не хотел – поезд должен отойти как обычно, без всякого шума.

Шелест поднял трубку телефона и попросил майора КГБ Спорышева срочно зайти к нему. Действовать надо было немедленно. Необходимо принять срочные меры, чтобы найти того, кто прибыл из-за кордона под видом помощника машиниста и остался в городе.

Майор Спорышев, средних лет коренастый блондин, с зачесанными назад волосами, как всегда спокойный и рассудительный, пробыл у Шелеста недолго.

– Ну что ж, – задумчиво произнес он, выслушав сообщение пограничника, – я доложу своему руководству, и меры к розыску мы примем немедленно. Возможно, нам поможет нарушитель, которого сейчас задержит капитан Клюев.

– Вряд ли… – усомнился Шелест.

– Не захочет говорить? – Спорышев поднял брови.

Шелест почти сердито сказал:

– Мы с вами не знаем, какова будет ценность того, что он нам скажет.

– Вы, Михаил Емельянович, опасаетесь, что они заранее подумали…

– …О том, чтобы он в случае провала не мог выдать их? Вот именно, – закончил Шелест.

Подполковник постучал косточками согнутых пальцев по столу.

– Все это не так просто, майор. Хотя я и уверен, что пропавший Ян Войцеховский скоро будет обнаружен.

– Почему вы так думаете? – поинтересовался Спорышев.

– Судите сами, – Шелест встал и подошел к карте пограничного района, обслуживаемого контрольно-пропускным пунктом, – сидеть Войцеховскому в Красногорске незачем, это совершенно ясно. Очевидно, он имеет задание уехать в наш тыл. И он постарается уехать как можно скорее.

Майор Спорышев задумчиво произнес:

– Хочется верить, что мы найдем и схватим этого человека. Но схватим мы его при попытке покинуть город, так сказать, под открытым небом! А ведь где-то в нашем городе имеется неизвестное нам убежище, в котором его до поры до времени прячут.

– Вот явку-то вы и должны разыскать, – твердо сказал Шелест.

Было условлено, что после проверки на КПП факта подмены помощника машиниста задержанный будет тотчас передан в распоряжение Областного управления государственной безопасности.

Операцию по снятию с паровоза лжежелезнодорожника капитан Клюев провел аккуратно. «Эрзац» Яна Войцеховского оказался трусливым и туповатым парнем. На первый же вопрос капитана: «Вы советский гражданин?» он ответил утвердительно и назвался Сигизмундом Васюкевичем.

Машинист яростно сосал сигарету – понимал, что стоит составу миновать железнодорожный мост, как на той стороне придется иметь дело со своими, польскими пограничными властями и вряд ли удастся отвертеться от ответа.

Поскольку личность Васюкевича была установлена, его передали в распоряжение майора Спорышева.

Первая же беседа с задержанным дала майору важные сведения. При допросе выяснилось, что по национальности Сигизмунд Васюкевич поляк, в Советском Союзе проживает давно, принял советское гражданство, вместе с братом работал под Москвой, в лесничестве. Парень производил впечатление недалекого человека. Газет он почти не читал и о событиях в мире представление имел весьма смутное. О существовании специальной конвенции, разрешающей польским гражданам свободно репатриироваться на родину, он не слышал, а уехать на родину очень хотелось. На вопрос Спорышева, почему же он не обратился в соответствующие органы с просьбой о разрешении на выезд, Васюкевич, запинаясь и краснея, признался, что когда-то совершил преступление, за которое был советским судом осужден, отбывал наказание.

– Но это обстоятельство не может служить препятствием к репатриации на Родину, – недоверчиво заметил Спорышев.

– Не может?! – глаза парня округлились в крайнем удивлении. – А он говорил… – и Васюкевич умолк.

– Кто он? Что он вам говорил? – допытывался майор, но задержанный упорно молчал. Он, очевидно, боялся замешать в свои дела брата Казимира – лесничего, который в ближайшее время возвращается в Польшу «по всем правилам», официально. Не сказал он ни того, кто и к кому направил его, ни того, где и у кого проживал в Красногорске. Что же касается рабочего костюма железнодорожника, то подтвердил, что действительно получил его сегодня утром, однако кому этот костюм принадлежал раньше, он будто бы понятия не имеет. Парень всячески вилял, ссылался на провалы памяти, незнание города. По-видимому, кто-то сумел убедить его в том, что для него существует лишь один путь возвращения на родину – нелегальный, – и что в случае задержания пограничниками с него лично советские власти строго не спросят. В Красногорске с Васюкевича взяли большие деньги за то, чтобы устроить на паровоз под видом помощника машиниста Яна Войцеховского. О подлинном Яне Войцеховском, вместо которого он явился на станцию, Васюкевич ничего не знал и теперь убивался, что все его деньги пропали. «Под контрабандиста работает, – подумал Спорышев о хозяине явки. – Парня, кажется, одурачили». Но показания Васюкевича нуждались в тщательной проверке. Васюкевич был озлоблен провалом и, не таясь от Спорышева, зло ругал себя за то, что струсил в момент появления на паровозе советского пограничника и сразу же «раскололся».

Отправив задержанного в камеру, Спорышев хотел было идти обедать, но неожиданно получил приказание оставаться на месте и ждать телефонного звонка в КПП, от подполковника Шелеста.