Текст книги "Атомная крепость (илл. Ю Пучинский)"

Автор книги: Иван Цацулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава одиннадцатая

Бобу Финчли нравилась эта комната. Она была просторной, в ней много света и воздуха. Бортмеханик готов был примириться с некоторыми ее неудобствами, связанными с аппаратами подслушивания, которыми она была оборудована еще тогда, когда служила кабинетом Уильяма Прайса. Тяжелые дни, сперва в Гренландии, а потом в пустыне Дезерт-Рок, изрядно утомили парня, и отдых, простой, незатейливый отдых даже в этом помещении, он встретил с величайшим удовольствием и завалился спать.

Гейм отдыхал иначе: он отправился на прогулку в окрестности Прайсхилла, как называлась территория, занятая виллой короля урана.

Сначала капитан шел по берегу Гудзона, вверх по течению, затем свернул в лес и по встретившейся ему тропинке направился на северо-восток.

Гейм затруднился бы сказать, сколько времени он бродил. Почувствовав усталость, он осмотрелся и увидел себя в густом подлеснике, окружавшем небольшую, залитую солнцем полянку. Выбрав место под ветвистым дубом, где трава была особенно густа и высока, летчик с наслаждением растянулся на земле. Пряный запах трав и цветов напоминал ему дни его юности, когда он вот так же отдыхал, бывало, где-нибудь в поле на отцовской ферме.

Некоторое время Гейм бездумно следил за копошащимися в траве насекомыми и незаметно для себя задремал. Очевидно, прошло не менее часа, прежде чем охваченный чувством какой-то тревоги и настороженности он очнулся.

Сперва Гейм не мог понять причин, пробудивших в нем беспокойство, – в лесу было по-прежнему тихо и спокойно. Но он уже не доверял этой тишине, он больше верил теперь себе и не ошибся – послышался мерный конский топот, и на поляну выехали два всадника: молодая девушка и средних лет мужчина, оба в костюмах для верховой езды. По-видимому, близ того места, где отдыхал Гейм, проходила тропинка. Мужчина придержал своего коня и обратился к спутнице:

– Здесь нам никто не помешает, мы могли бы закончить наш разговор.

Девушка подняла на него большие серые глаза и несколько вызывающе спросила:

– О чем же мы должны еще договариваться? Я уже ответила, что нам обоим лучше забыть о вашем предложении.

Гейм видел, как побледнело и исказилось гневом лицо мужчины, но, казалось, он овладел собой, когда заговорил спокойно и назидательно:

– Вы не любите меня… Но мы могли бы все-таки быть вместе. Я не могу сказать вам всего того, что мне известно, но поверьте, настало время, когда вам не следует оставаться одной, без… друга. Это просто опасно для вас…

Девушка звонко и беззаботно расхохоталась.

– Желая жениться на мне, вы пытаетесь запугать меня, – и она шутливо погрозила спутнику хлыстом.

По примеру мужчины, девушка сошла с лошади и уселась на ствол полусгнившего дерева. Мужчина хотел привязать лошадей к росшему по соседству деревцу, но вдруг остановился напротив девушки и резко сказал:

– Вы никак не хотите поверить, что именно вам угрожает серьезная опасность. Однако это так. Сегодня я все объясню вам… И я хотел бы быть возле вас, чтобы иметь возможность защитить, позаботиться о вашей безопасности. Я же люблю вас…

Девушка рассерженно вскочила на ноги, и теперь летчик заметил, что она стройна и красива. Смотря на своего спутника блестящими от возмущения глазами, она почти выкрикнула:

– Я запрещаю вам так разговаривать со мной! Вы не нужны мне ни в качестве жениха, ни в качестве опекуна.

Черт возьми, девушка определенно нравилась Гейму – в ее движениях чувствовались и прирожденная женская грация, и сила тренированной спортсменки.

Летчику было неприятно, что он является невольным свидетелем чьих-то любовных объяснений, хотя он и сознавал, что вины его в этом никакой нет. Но что же ему собственно делать? Уйти незаметно было уже невозможно, а встать и удалиться вот так, прямо на глазах, тоже не годилось – эти незнакомые люди могли плохо подумать о нем. Приходилось оставаться на месте и ждать, когда путники отправятся в свой дальнейший путь. Однако все получилось иначе, чем он рассчитывал.

– Вы не нужны мне! – гневно кричала девушка, подняв хлыст над головой. – Я не верю в вашу любовь, слышите? Еще недавно вы ухаживали за моей подругой, Чармиан Старк, клялись в любви ей. Оставьте меня в покое!

Лицо мужчины покрылось красными пятнами, рот судорожно искривился.

– Хорошо, – медленно, с угрозой произнес он. – Вы еще пожалеете об этом…

После этих слов из-за ближайшего дерева неторопливо, какой-то переваливающейся походкой вышел еще один человек. Ему было на вид никак не меньше шестидесяти лет. Верхняя часть крупного обрюзгшего лица была гладко выбрита, а нижнюю закрывала длинная рыжая борода. Видавшая виды шляпа каким-то чудом держалась на самой макушке. В правой руке старик держал массивный кольт, дулом которого он, очевидно шутовства ради, лениво чесал у себя за ухом. Вперив в девушку наглые глаза, он насмешливо произнес:

– Хэлло, мисс… Вот и я… Да, да, это я.

– Кто вы? – закричала девушка. И в тот же миг вскочила в седло.

– Не спешите, мисс, – рассмеялся рыжебородый. Дулом пистолета он указал куда-то в сторону: на тропинке, недалеко от девушки, Гейм увидел двух вооруженных молодчиков, и в тот же момент еще трое стали приближаться к ней, поднявшись из-за соседних кустов.

– Банда Старого Бена, – прошептала девушка своему спутнику. – Я погибла… Они требовали денег, шантажировали.

Старый Бен продолжал издеваться:

– Узнали меня, мисс? Ха-ха-ха… Я пришел за ответом на мои письма, на которые вы не изволили отвечать. Но теперь уж вместо ответа я заберу вас. А разговаривать будем позже.

Летчик сразу понял, в чем дело. Это был случай типичного киднапинга. Киднапинг – термин, означающий похищение детей. В англосаксонских странах, особенно в США, киднапинг превратился в обычный и весьма выгодный бизнес. В свое время жертвой киднапинга стал известный американский летчик Чарльз Линдберг, превратившийся впоследствии в поклонника Гитлера. У Линдберга украли ребенка, которого затем бандиты убили, так как не получили от папаши требуемой суммы выкупа. Но став для уголовного мира промыслом, киднапинг в США давно перестал быть связан только с детьми – бандиты похищают и взрослых, судьба которых целиком зависит от того, внесут ли за них родные требуемый выкуп.

Гейм поднялся и прижался к стволу раскидистого дуба, в тени которого он лежал. Летчик хотел присоединиться к спутнику девушки, чтобы защитить ее. Как-никак – два против шести, не так уж мало. Но мужчина вел себя странно – он не проявил никаких признаков отваги и, кажется, не собирался оказывать сопротивления.

– Эй вы, мистер, как вас там… – обратился к нему главарь банды. – Можете себе улепетывать пока живы, вы нам не нужны. Марш!

Спутник девушки вскочил в седло, повернул лошадь и во весь опор погнал ее через поляну. Бандиты, очевидно, ожидали, что девушка последует за ним, и группой бросились наперерез. Однако они ошиблись: девушка соскочила на землю, повернула своего коня, слегка ударила его хлыстом и приказала:

– Домой, быстро.

Лошадь тотчас исчезла. Бандиты бросились к своей жертве, но первый же из них упал, убитый наповал, – в руке девушки блестел небольшой пистолет.

– Неплохое начало, – прошептал Гейм. В эту минуту летчик не задавал себе вопроса, должен ли он прийти на помощь незнакомке, которой сейчас угрожала смертельная опасность. Он презирал бы себя, если бы даже подумал об этом. Единственное, что его волновало, это как сделать так, чтобы и защитить девушку, и уцелеть самому. Прежде всего ему не следовало показываться бандитам: они разрядили бы в него полдюжины револьверов, и он погиб бы бесславно и без пользы, только и всего.

Кровь пролилась. Гейм знал, что по неписаным законам уголовного мира теперь девушку, попади она в руки бандитов, не спас бы уже никакой выкуп – она была обречена на смерть.

По-видимому, девушка сама понимала это и решила защищаться до последнего. Но незнакомка допустила ошибку – вместо того, чтобы спрятаться за дерево, а затем попытаться скрыться в лесу, она, думая лишь о том, чтобы подороже продать свою жизнь, опустилась на землю и притаилась в небольшой канавке. Среди бандитов поднялся хохот.

– Сейчас мы ее усмирим! – угрожающе произнес Старый Бен.

– Эй, Длинный Хью! – позвал он сутулого парня и отдал ему какое-то приказание. Длинный Хью скрылся в лесу.

– А ты, Красавчик Гарри, – обратился главарь к другому бандиту, – потренируйся-ка! Сначала бей в правую руку, а затем займись ее ушами. Она будет хороша и без этих принадлежностей красоты.

Красавчик Гарри, высокий, с опухшим от пьянства лицом сухопарый детина, явно красуясь перед приятелями, заложил левую руку назад, а правую, с револьвером, опустил вдоль тела.

Гейм понимал, что Красавчик Гарри решил щегольнуть своим искусством. И он не ошибся: спокойно опущенная вниз рука молниеносно взлетела вверх, блеснуло дуло револьвера, раздался выстрел и… в следующий же момент оружие выпало из рук бандита, а сам он, схватившись за окровавленную, пробитую пулей правую руку скорчился от боли.

Хитрость Гейма удалась: прежде чем бандиты поняли, что стрелял не Красавчик Гарри, а, наоборот, кто-то, опередив, подстрелил его самого, прошло не меньше минуты, которой летчик и воспользовался.

– Ко мне, скорее! – крикнул он девушке, и та одним прыжком очутилась возле него, но в то же мгновенье Длинный Хью, совершивший обход с тыла и, по всей вероятности, не заметивший притаившегося летчика, схватил девушку в охапку. Он успел издать торжествующий крик, но тут же со стоном выпустил свою жертву и опрокинулся навзничь – Гейм нанес ему страшный удар рукояткой револьвера по голове.

Поняв, что на них самих напал кто-то, кого они еще не сумели увидеть, бандиты мгновенно скрылись в лесу.

Девушка схватила Гейма за руку, порываясь бежать: казалось, только теперь, увидев, что ей пришли на помощь, она испугалась.

– Нет… – высвободился из ее рук летчик. – Бежать они нам сейчас не дадут.

Он подобрал оружие Длинного Хью и снова скрылся за толстым стволом дуба.

– Что же мы должны делать, чтобы спастись? – спросила девушка. – Есть ли у нас какой-нибудь выход?

Гейм слегка улыбнулся:

– Выход один – перебить бандитов одного за другим или нанести им такие потери, чтобы они отступили, оставив нас в покое.

Девушка с изумлением посмотрела на капитана – ведь он же был один. Но никакого иного выхода действительно не существовало: бежать по лесу бессмысленно – там наверняка находились люди из шайки Старого Бена, которые без труда расправились бы с ними. Им ни минуты нельзя было оставаться и на месте, у подножья дерева, – Гейм не сомневался, что бандиты, как только придут в себя, возьмут их в кольцо и поведут атаку по всем правилам. Он указал девушке на соседнее, такое же мощное дерево и приказал:

– Лезьте вверх… осторожнее – не оставляйте следов и не показывайтесь им…

– А вы? – спросила девушка, подняв на него свои необычайно ясные и глубокие серые глаза.

– Я последую за вами, – прошептал Гейм. – Скорее!

По-видимому, капитан не ошибся, угадав в ней спортсменку, – девушка быстро поднялась по стволу дерева и притаилась в его густой кроне. Он последовал за ней.

Гейм и спасенная им девушка сидели не шевелясь. Позиция была не из отличных, но отсюда они по крайней мере могли видеть каждого, кто захочет к ним приблизиться… Прошло полчаса, час. Девушка несколько раз вопросительно вскидывала на Гейма глаза: не пора ли спускаться? Но каждый раз капитан отрицательно качал головой.

Неожиданно девушка сделала беспокойный жест… Гейм посмотрел туда, куда она ему указала: густая, высокая трава шевелилась, кто-то осторожно полз сюда, по направлению к ним. Трава шевелилась и в ряде других мест, и даже на открытой поляне, однако людей нигде не было видно. Лицо девушки явно выразило недоумение: она не понимала в чем дело. Но разве можно было обмануть Гейма?! Там, в южной части Калифорнии, на ферме отца, играя с товарищами в индейцев и «отправляясь в поход» на вероломных апачей, он, Стив Гейм, изображавший вождя команчей, не раз маскировался сплетенной из травы сеткой, точь-в-точь как это сейчас делали люди Старого Бена.

Но они не учли, что их противники могут видеть их сверху. По-видимому, им пока и в голову не пришло, что их враги могут скрываться на дереве. Это обстоятельство давало Гейму хотя и временное, но совершенно очевидное преимущество.

Летчик решил во что бы то ни стало пристрелить в первую очередь бородатого главаря. Но как угадать, под какой травяной сеткой скрывается его рыжая борола? Оставалось следовать уже избранной тактике, и Гейм продолжал выжидать.

Бандиты двигались со всех сторон, находясь друг от друга примерно на равном расстоянии, и останавливались ровно через каждые двадцать секунд.

Двадцать секунд! – вот собственно на что и мог рассчитывать Гейм. Первые двадцать секунд движения, в течение которых он откроет огонь, должны обеспечить ему победу. Будет ли он потом еще иметь время, угадать заранее было трудно, но эти двадцать секунд необходимо использовать во имя жизни.

Вот первый из бандитов вплотную приблизился к распростершемуся невдалеке телу Длинного Хью и в испуге с криком вскочил на ноги. В то же мгновенье раздался выстрел, и он ткнулся головой в высокую траву. Новенький автомат отлетел в сторону. Бандиты замерли на месте: они пытались определить, откуда стреляли по их демаскировавшемуся товарищу, но все было тихо – Гейм продолжал скрытно наблюдать. Вот одна из сеток слегка сдвинулась, и на миг рыжая борода главаря блеснула под яркими лучами солнца. Теперь капитан знал, с кого начинать в данные ему судьбой двадцать секунд.

И этот момент настал – растерявшиеся было бандиты по свисту Старого Бена снова двинулись вперед.

Огонь, огонь, огонь… Выстрелы, быстрые, как на зачетных стрельбах. Девушка следила за движениями Гейма и, очевидно, за его мыслями… Хлоп, хлоп, хлоп, точно взрывались петарды. Двадцать секунд – половина шайки перестала существовать, за это Гейм мог ручаться. Вон там лежит рыжебородый, предсмертными движениями сбросивший маскировку…

Летчик знал, каковы американские гангстеры: беспредельно жестокие и столь же беспредельно трусливые.

Четверо из них вскочили на ноги и, увидев трупы товарищей, поспешно бросились в глубь леса. Стало опять тихо.

Гейм подождал еще немного, затем с облегчением сказал:

– Ну, теперь они, кажется, не сунутся. Какой позор, – продолжал он, помогая девушке спуститься на землю. – В двух шагах от Нью-Йорка приходится вести войну с бандитами.

Теперь, когда опасность, казалось, миновала, наступила реакция: девушка едва могла стоять на ногах. Нервное потрясение было слишком велико.

– Я провожу вас, – предложил Гейм.

Она кивнула головой и благодарно посмотрела на него.

Они молча направились по тропинке. Гейм поддерживал девушку. В сущности, ей следовало бы отдохнуть и уж тогда трогаться в путь, но Гейм видел, что ей так хочется поскорее уйти подальше от этого страшного места, что и он не стал задерживаться.

«До сих пор она не назвала себя, – подумал летчик, – что бы это значило?» Ему хотелось спросить, кто она, как попала в этот лес, но он не решался. Какие-то неясные еще ему предчувствия мешали расспрашивать ее, заставляли быть осторожным. Он вспомнил, что во время ссоры со своим спутником она назвала имя какой-то Чармиан Старк. Не имеет ли ее подруга какого-либо отношения к несчастному узнику Уильяма Прайса – профессору Старку? В таком случае Гейм обязан был проявить сдержанность.

Трудно сказать, сколько времени продолжалось бы это молчание, если бы неожиданно впереди не послышался топот многих копыт. Выглянув из-за деревьев, Гейм и его спутница увидели мчащуюся прямо на них группу вооруженных людей. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что спешат детективы, охраняющие эту девушку и теперь потерявшие голову от страха. С ними были шериф и тот мужчина, который воспользовался разрешением Старого Бена и сбежал. Заметив его, девушка зло сказала:

– Негодяй!

– Кто он? – спросил Гейм.

– Подлый негодяй, Генрих фон Краус… капитан…

– Гейм… Стив Гейм, – представился летчик и тут же шепотом спросил: – А вы, кто же вы?

Девушка, с чувством сжав его руку, ответила:

– Меня зовут Бэтси… Бэтси Прайс. Вы придете ко мне, Стив Гейм? Да?

– Да, да, – прошептал Гейм в крайнем волнении. – О да, я приду к вам. Но я прошу вас как о великой милости…

– О чем, Стив? О чем?

– Если вы чувствуете хоть каплю признательности ко мне, Бэтси Прайс, ни одному человеку, слышите, ни одному человеку не говорите, что это я выручил вас сегодня. Помните, моего имени не должен знать никто, а особенно ваш отец и этот немец Краус. Во имя моей жизни, Бэтси Прайс, я прошу об этом.

Судя по топоту невидимых из-за густых деревьев коней, всадники были уже совсем рядом.

Гейм пристально посмотрел в глаза своей спутницы.

– Во имя жизни, – шепотом повторила она и твердо сказала: – Не беспокойтесь, я обещаю вам… но вы должны навестить меня в «Приюте Бэтси»…

– Я приду, – ответил Гейм и быстро скрылся в чаще леса.

Он шел на север, стремясь еще засветло выйти к берегу Гудзона.

Глава двенадцатая

Русаков стоял у окна своего кабинета и смотрел на площадь имени Дзержинского. Мчались автомобили, шли троллейбусы. Но молодой чекист ничего этого не замечал, занятый своими мыслями. Затем он подошел к письменному столу и поднял телефонную трубку.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Говорит капитан Русаков. Разрешите зайти к вам по важному делу.

– Заходите, – ответил полковник Соколов.

Русаков по привычке одернул на себе китель, поправил прическу и, взяв со стола папку с документами, вышел из комнаты.

– Вовремя вы, – встретил его полковник. – Я как раз собирался вызвать вас с докладом по делу о «Незваном госте».

– О «Незваном госте» я и хочу доложить. Разрешите?

– Докладывайте.

– Начну с того, что час тому назад арестованный Струнников попросил свидания со мной.

– Стало быть, он решил прекратить играть в молчанку?

– Вот именно, – подтвердил Русаков. – Я велел сейчас же привести его ко мне. И вот его показания. – Русаков протянул полковнику протокол допроса. – Струнников признал, что собранные о нем данные правильны. В плену он, конечно, не был. Сын крупного кулака, высланного в свое время с Украины, Петр Струнников через десять лет вернулся в родные места под другой фамилией, устроился преподавателем русского языка в средней школе, женился… Но ненависть к народу, к советскому строю не давала ему покоя, и он примкнул к банде уголовников, совершавшей нападения, на магазины, сельские кооперативы, на партийных работников… Бандиты грабили и убивали. Двойную жизнь Петр Струнников вел до конца тысяча девятьсот сорокового года, когда ему стало ясно, что его уголовным похождениям скоро наступит конец. Тогда он скрылся, уехал в западные районы Советского Союза и сумел тайно удрать за кордон. Семью, детей бросил. Банда вскоре была обезврежена. Струнников, которого судили заочно, был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения. В годы войны он помогал гитлеровским оккупантам, после войны перешел на службу к новым хозяевам, окончил шпионско-диверсионную школу, там же преподавал разговорную практику русского языка. Затем его решили использовать, так сказать, по прямому назначению, и вот теперь перебросили на территорию Советского Союза для того, чтобы помочь пробраться в нашу страну другому, основному агенту, после чего Струнников должен был приехать в Киев и там ждать, когда с ним свяжется разведка. Арестованный признал, что он и второй агент приземлились в районе города Краснотал, именно так, как это установили вы, товарищ полковник.

– Что же арестованный сообщил о личности другого агента, нелегальную переброску которого в Советский Союз он должен был замаскировать? – спросил Соколов.

– Струнников утверждает, что о втором агенте и о задании, которое ему было дано разведкой, он не имеет ни малейшего представления. После долгих размышлений я пришел к выводу, что этому можно поверить.

– Допустим… – согласился полковник. – Но что он сообщает о личности своего напарника?

– Вот тут положение осложняется, и эту часть показаний Струнникова на веру принимать никак нельзя, – продолжал Русаков. – Арестованный утверждает, что он не только не знает сброшенного вместе с ним человека, но и не видел его лица и не слышал его голоса. По его словам, лицо второго агента было скрыто повязкой, а объяснялся он с ним, со Струнниковым, жестами.

– Н-да… И что же вы думаете о показаниях арестованного? – спросил полковник.

Русаков немного подумал и затем уверенно ответил:

– Я думаю, что в этой части своих показаний арестованный не говорит правды.

– То есть?

– Я думаю, что перед ним поставлена задача не только замаскировать выброску на нашу территорию «агента-невидимки», но и помогать этому агенту в дальнейшем. Возможно, что именно тот агент и должен был позднее связаться со Струнниковым в Киеве.

Полковник встал и прошелся по кабинету.

– А почему арестованный не хотел дать таких показаний сразу или хотя бы немного раньше? – спросил он, круто повернувшись и остановившись против капитана.

– Он объясняет это тем, что боялся за свою семью. Не за ту, которая у него была в Краснотале, а за другую… В Западной Германии Струнников успел обзавестись новой семьей. Согласно его показаниям, у него там жена и двое детей, которые сейчас находятся на положении заложников у американской разведки.

Полковник задумался.

– Ну, все это, полагаю, со временем выяснится, – произнес он. – Думаю, в одном и очень важном пункте вы не правы. Да, да… – повторил он. – В важнейшем пункте вы не правы. Видите ли, анализируя показания арестованного Струнникова, вы не можете забыть, что его личность не внушает нам доверия, и, таким образом, инстинктивно, так сказать, ищете какие-нибудь обоснования для выводов, противоположных тем, на которые рассчитаны показания. Так ведь?

– Так, – согласился Русаков.

– Это естественно и понятно, – продолжал полковник. – Вот почему опытные враги иногда охотно дают более или менее правильные показания – они рассчитывают как раз на то, что им не поверят и следствие пойдет по ложному пути. Чтобы избежать подобной ошибки, надо при оценке искренности показаний исходить не только из отрицательного представления о личности того, кто дает эти показания, но и из всего, что мы знаем по делу. Разберемся же в том, что нам удалось пока выяснить. Нас, понятно, главным образом интересует сейчас не Струнников, а тот агент, что был с ним. Итак, во-первых, мы теперь определенно знаем, что такой человек существует, что он был сброшен над нашей территорией с американского самолета и где-то пока скрывается. Во-вторых, нам известно и такое очень важное обстоятельство, что заброска в нашу страну вражеского лазутчика была организована так, чтобы мы не могли узнать о его существовании. С этой целью ими и был использован Струнников. Все это бесспорно, но я чувствовал, что чего-то нам не хватало. Чего? Уверенности в том, что выводы о методе заброски к нам вражеского агента были именно таковы, какими они мне представлялись.

– Но теперь Струнников подтвердил это, – вставил Русаков.

Полковник усмехнулся.

– Эта часть показаний арестованного не имеет сейчас для нас большой цены, – сказал он. – Подтвердить то, о чем мы уже знаем без него, – подумаешь, большая заслуга! Он же знал с самого начала, из беседы с ним тогда в Краснотале, что мы разгадали трюк пославшей его разведки. Дело, милый мой, не в этом, а в том, что он, наверное, сам о том и не догадываясь, сообщает нам весьма важную недостающую деталь к делу о «Незваном госте».

– Какую? – спросил Русаков. – Я что-то плохо понимаю.

Соколов в упор посмотрел на него.

– Струнников не только ничего не знает о сброшенном вместе с ним парашютисте, но действительно не видел его лица и не слышал его голоса. Я абсолютно уверен, что в этой части показания арестованного правдивы.

– К чему им весь этот детектив? – спросил Русаков.

Полковник прошел на свое место и опустился в кресло.

– Детектив? – иронически произнес он. – Это смотря что считать детективом. Если под ним подразумевать необычные поступки людей, то ведь нельзя забывать, что вся грязная, кровавая работа иностранных разведок построена на чем-то необычном, проводится необычными методами; люди, которые при этом ими используются, тоже в своей тайной, предательской деятельности раскрываются не с той стороны, с которой их знают на службе, а часто и дома, а совсем с другой. Но вернемся к тому, чего вы не поняли в показаниях Струнникова… Сейчас мне ясно, что вражеский агент, засланный к нам в качестве «агента-невидимки», имеет какое-то весьма серьезное задание. Разведка позаботилась не только о том, чтобы сделать неизвестным для нас факт его выброски с парашютом в районе Краснотала, но и о том, чтобы Струнников в случае провала не мог опознать его и выдать. Понятно?

– Теперь понятно, – отозвался Русаков. Он был обескуражен.

– Ну, ну, не унывайте, – ободрил его полковник. – Вы на чекистской работе недавно, опыт придет со временем. По-моему, дело это сложное. «Невидимку» мы должны найти и обезвредить. Вынырнет же он где-нибудь! А как только нос покажет – тут ему и конец! Теперь перейдем к другому – доложите о случае на Дмитровском шоссе. Как идет операция?

Русаков подробно рассказал о замеченной постовым милиционером встрече двух мужчин на шоссе, о странном поведении владельца коричневой «Победы» инженера Силина, о найденных в придорожной траве обрывках записки и посещении пассажиром такси заводского поселка в поисках несуществующего гражданина Стрекопытова.

– Придя вслед за незнакомцем на станцию Лианозово, – докладывал Русаков, – домашняя хозяйка Лебедева обратилась к уполномоченному органов государственной безопасности и сообщила о своих подозрениях. За незнакомцем было установлено наблюдение. Он купил билет до Москвы, сел в вагон первого же электропоезда и уехал. В Москве неизвестный нанял такси и направился к центру. Здесь он вышел из автомобиля и пешком отправился к зданию, в котором помещается одно иностранное учреждение. Удалось установить, что человек этот занимает там солидный пост.

– Вы узнали фамилию любителя путешествий? – осведомился полковник.

– Да, его фамилия Шервуд… Хью Шервуд.

– Вот как? – полковник забарабанил пальцами по столу. – Очевидно, резидент. Ну что ж, на этот раз он съездил плохо. Неудачная поездка, прямо скажу: не трудно догадаться, что она была совершена с единственной целью – встретиться с человеком, именующим себя Силиным, и передать ему какой-то приказ. Что удалось узнать о Силине?

Русаков развел руками.

– Ничего.

– Как так? Почему?

– Силиных в Москве оказалось много, но среди них не обнаружен тот, которому Шервуд передал записку на Дмитровском шоссе.

– Та-ак… – произнес Соколов. – Значит, липа?

– Да, документы, которые он предъявил милиционеру, были фальшивые. Тогда мы стали искать машину с номером 30-40. Нашли. Но и машина оказалась совсем другая, выкрашенная в серый цвет. Это персональная машина, прикрепленная к одному из руководящих работников Министерства угольной промышленности. Тогда мы стали проверять, где и когда была отмечена коричневая «Победа» с номером 30-40. Вот тут и выяснилось интересное обстоятельство: оказалось, что именно эта машина систематически появлялась на окраине Загорска, у домика, принадлежащего некоему Ухваткину.

Русаков увидел, как полковник оживился и удивленно вскинул вверх свои мохнатые брови.

– Ухваткин? – протянул он. – Как его зовут? Не Василий Иванович?

– Так точно, Василий Иванович.

– Ну, докладывайте, докладывайте, – приказал полковник.

– Ухваткин – человек одинокий. Семью он якобы потерял в Ленинграде, во время блокады… работает в артели «Труженик» разъездным фотографом – разъезжает по стране, главным образом по сельским местностям, и убеждает граждан сфотографироваться у него, обещая выполнить заказ отлично и быстро.

– И многие у него фотографируются?

– Еще бы! Приедет в какую-нибудь деревню со своим фотоаппаратом, как-никак столичный фотограф, – улыбнулся Русаков.

– Так… Давайте дальше.

– Домик маленький, скрытый зеленью, в сторонке от других. Уютное местечко. И вот сосед Ухваткина, инвалид Отечественной войны Петухов, бывший танкист, заметил, что у домика Ухваткина нет-нет да и появится коричневая «Победа» номер 30-40 с бледнолицым, сутулым мужчиной за рулем. По-видимому, это тот же самый человек, который встречался с Шервудом на шоссе.

– Интересно, – заметил Соколов.

– Петухов обратил внимание на одно обстоятельство, – продолжал капитан. – Обычно через день-два после посещения его человеком, разъезжающим в «Победе», Ухваткин уезжал в командировки.

– Совпадение, конечно, не случайное, – сказал полковник.

– Но последний раз Ухваткин уехал из Загорска лишь через неделю после очередного посещения его агентом.

– Куда он уехал?

– Этого пока установить не удалось… Ухваткин уехал не в командировку: он якобы решил отдохнуть и выпросил себе продолжительный отпуск. В артели Ухваткин на хорошем счету, его хвалят как энергичного работника и активного общественника. О человеке же, который, по свидетельству Петухова, систематически посещал Ухваткина, в правлении артели ничего не знают. К слову сказать, помещение артели «Труженик» находится на противоположном от домика Ухваткина конце города.

– Гм… Ну, а есть ли у Ухваткина в Загорске какие-нибудь родственники? – спросил полковник Соколов.

– В Загорске у него родственников нет, это мы выяснили точно, – ответил Русаков. – А руководство промартели родственниками Ухваткина не интересовалось и ничего о них не знает.

– Что же вы обо всем этом думаете?

– Известно, что в подвергшихся блокаде городах-героях погибло немало мирных советских граждан, – сказал капитан. – Так что то обстоятельство, что Ухваткин потерял свою семью, родных в Ленинграде, само по себе могло бы не вызвать подозрений.

– Правильно, – подтвердил полковник.

– Но, – продолжал Русаков, – мы знаем, что нередко для того, чтобы скрыть о себе концы в воду, всякого рода враги пытаются связать свою родословную с якобы погибшими мифическими родственниками.

– И это правильно, – снова согласился полковник Соколов. – Ну и какой же вывод?

– Я думаю, что документы Ухваткина такая же липа, как и того, кто назвался Силиным.

Полковник снова заходил по кабинету:

– Полагаю, что на этот раз вы опять допустили ошибку, – сказал он наконец.

– Объясните, товарищ полковник.

– Пожалуйста. Вы, Сергей, забыли о том, что первым условием, которое иностранная разведка ставит перед своими агентами, заброшенными на территорию Советского Союза, является приобретение настоящих, подлинных документов. Верно?