Текст книги "Усиливая Боль/Советчики"

Автор книги: Иван Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Дверь кабинета отделов контроля ключевых сделок и аудита и контроля торговых операций немного приоткрыта, и из-за нее изредка раздаются пустая болтовня, приглушенный, но все такой же наглый смех и шипение кофеварки. Здесь работают совершенно иначе, недели этажом ниже, думает Катя. А на первом этаже тогда вообще должен быть ад в первозданном виде. 

Ротвейлера неплохо было бы брать с собой на работу, подумывает Катя, открывая дверь. В конце концов, даже на переговоры по ключевым сделкам – для укрепления имиджа компании – мол, мы защищаем наши сделки, начиная с момента подписания сопроводительных документов. А после подписания клиенты хотят, чтобы все шло ровно и гладко, ведь они платят деньги не за то, чтобы самостоятельно ковыряться в нюансах сделок, а чтобы узнать, по итогу, что все разработано, все документы оформлены в соответствии с действующим законодательством, что все необходимые разрешения и допуски со стороны властей, администрация и прочих имеющих вес субъектов получены – а все это по доверенности должна сделать фирма, где работает Катя. И мельчайшая загвоздка в оформлении документов может стоить престижа компании, а падение престижа, которое приведет падение оборота, будет причиной сокращений и без того не сильно раздутого штата. И сначала пойдут под выселение специалисты по продажам. Потом вторичное звено, где и вертится Катя – люди, без которых, при желании, еще можно оформлять сделки. И только полный крах заставить директора влезть в осиное гнездо ключевых менеджеров и аудиторов продаж, потому что эти люди смогут, при необходимости, тащить весь остаточный оборот и не оставят директора, коммерческого и прочих с голой задницей на морозе. Стабильность их положения вызывает зависть и ненависть нижесидящих. И катины чувства не сильно отличаются от чувств масс.

Она подходит сразу к столу, за которым, положив ногу на ногу, откинувшись в кресле и лениво шевеля беспроводной мышью по краю стола, сидит собственной персоной Яковлев – темноволосый, высокий, с волевым подбородком и едкой улыбкой. Он традиционно раздражает Катю, но самое худшее не это. Хозяин той самой «тойоты короллы» сидит вместе с двумя другими составляющими отдела аудита сделок и контроля продаж. И он бросает на Катю взгляд. Взгляд прилипает па пару секунд, и это время кажется Кате поразительно долгим, и уже по истечению его она понимает, что слишком долго стоит молча, и на нее смотрят, как на дуру.

– Привет, Катюш. Какие дела? – бодро начинает Яковлев, решивший взять быка за рога, пока гостья дезориентирована.

– Эм… – Катя немного мнется, на секунду забыв, зачем вообще пришла. – По поводу проблемы с «Аттикой»…

– Ну да, отожгла ты, – ухмыляется Яковлев. – Давненько я не слышал таких отборных матов, дорогая.

Катя ощущает, как горячий укол пронзает ее изнутри, и по телу разливается жар ненависти. Манера Яковлева выражаться сейчас подводит ее к срыву, но внешне это пока незаметно. По крайней мере, ей так кажется.

– Можешь мне просто передать опорную информацию и перекинуть уточнения по самой «Аттике»?

– Ну, даже не знаю, – во весь рот улыбается Яковлев.

– Че ты не знаешь? Оставить самому разбираться? Мне теперь удавиться из-за этого косяка? – Катя понемногу готовиться перейти на смесь обычной брани и мата, хотя искренне желает, чтобы этого не произошло – она старается контролировать такие позывы, дабы выглядеть благороднее.

– Да не кипятись ты… – продолжает тянуть разговор под короткие усмешки окружающих Яковлев.

– Ошибки надо смывать. Кровью, – смеется подчиненный Яковлева, изображаю добродушие.

– Знаешь что… – Катя упирается руками в стол, и на ее языке уже вертится фраза «Из-за таких гребаных мудаков и шутников-тряпок, как ты, я уже который месяц сплю в обнимку со своими руками, и твои шуточки меня доведут». Тем не менее, открыть такие карты – значит похоронить себя, своими же руками закопать прямо в паркет офиса, а потому Катя сдерживается. – Мне не до шуток.

– Кать, ты, по-моему, скоро перегоришь на деле, – приняв серьезный вид, заявляет Яковлев.

– Блядь, да ты что, серьезно?

Повисает тишина. 

Катя сжимает в руке для пущей уверенности довольно массивный для нее «айфон», и ей кажется, что ее взгляд на Яковлева сейчас должен стать змеиным, и он должен испугаться возможности, что она выпустит зубы и ядовитое жало, но Яковлев совершенно спокойно и даже немного умиленно взирает на нее и улыбается.

– Кать, кто тебя обидел?

– Да, говори, мы быстро рога поломаем, – слышится голос обладателя «короллы», и это окончательно срывает Катю.

Она отскакивает от стола, разворачивается и уходит прочь, на ходу бросая «Сраные мудаки». Реплика на секунду повергает кабинет в шокированную тишину, а потом, уже в спину Кате звучит яковлевское «Ну, прости ты нас, дураков».

Катя ощущает жгучую боль в голове и чувствует, как удар битой, каждый удар пульса. Ей кажется, что она простыла за последние несколько секунд – настолько болезненны ее ощущения, и она решает отложить решение принципиального вопроса до тех пор, пока не осилит написать по электронке Яковлеву и снова запросить у него документы. Возвращается в свой кабинет. Старается не смотреть по сторонам. Уже на подходу к кабинету осознает всю глупость положения, в которое попала и не может сдержать влаги, самопроизвольно проступившей на глазах. Врывается в кабинет. Хватает сумочку и уходит в туалет. Слышит звук уведомления о входящем смс. Открывает сообщение. 

«До полуночи девушкам вход и шампанское бесплатно…»

Со злостью блокирует клавиатуру и швыряет мобильник в сумочку. В туалете смывает слезы и тушь, протирает лицо салфетками и наносит косметику заново. Смотрит на себя. Ощущает презрение. Швыряет тюбик «мэйбиллин» в сумочку. Идет работать.

Спустя полчаса, когда она уже понемногу включается в рабочий ритм, и строки массивных текстов документов перестают перемешиваться у нее перед глазами, появляется Яковлев с папкой документов. Кладет папку ей на стол.

– Здесь все необходимое. Проверь, переработай, но вообще-то, я уже проверил, – он говорит довольно тихо, стараясь не привлекать внимания соседей Кати по офису, но Катя знает, что здесь даже у стен есть уши.

– Ага.

– Слушай, – он наклоняется надо столом и снижает голос до едва различимого, хотя басовитость все равно оставляет его уверенным, ощутимым, – Кать, правда, извини меня за этот сраный юмор. Я не прав. Я знаю, тебе сейчас трудно. Может, поговорим после работы об этом? Ну, поужинаем вместе, ты же наверняка свободна сегодня, а?

Катя снова сдерживает порыв выругаться, потом осознает суть услышанного полностью и ощущает себя обезоруженной, опустошенной. Смотрит на Яковлева холодным, бессмысленным взглядом.

– Ты прикалываешься так?

– Господи, Катя, ну это же просто рабочие моменты, – Яковлев почти шепчет, но внимание со стороны он все равно уже привлек. – Другое дело личное.

– Пошел ты, Сережа, куда подальше, – заявляет Катя и отворачивается к ноутбуку.

Яковлев пожимает плечами, стараясь не выражать уязвленности, хотя его недовольство очевидно – он действительно считал, что сможет так легко достичь перемирия. Уходит.

Катя старается не думать обо всем этом и продолжает работать. За полчаса до конца рабочего дня звонит Рома. Говорит, что немного задержится, интересуется, сразу ли уходит она. Предлагает, если она его дождется, сегодня все-таки провести время вместе. Катя немного ошарашена столь ранним звонком и столь ярым пылом. Но необходимость ждать ее смущает сильнее прочего. Разумеется, она говорит, что ей нужно сразу ехать к стоматологу по записи, потому что зуб болит уже неделю, и откладывать нельзя. Рома говорит, что все понимает, и что если Катя вдруг надумает принять его предложение, он готов в любое время поехать в любое место. Звучит мило, но Кате больше не хочется это слушать, потому что она уже видит  исход. Разговор поспешно заканчивается.

Перед самым выходом из офиса главный бухгалтер приносит ей документы, которые слезно просит обработать сегодня, чтобы завтра пораньше с утра внести их в какой-то список подачи. Предлагает весь спектр оплаты – от шоколадки до половины царства. Катя берет бумаги, листает, обещает сделать все возможное. Бухгалтер уходит из офиса и уезжает по своим делам, и Катя сначала шесть раз про себя посылает его в задницу, потом задумывается, не задержаться ли действительно, и уже после этого вслух посылает сама себя. Резко встает, привычным жестом закидывает многострадальный «айфон» в сумочку и, выходя из кабинета, машинально достает ключи от машины. Уже на лестнице понимает, что приехала на метро. Тяжело вздыхает и кладет ключи обратно.

Погода на улице кажется совершенно неопределенной. Недостаточно холодно, недостаточно тепло. Катя смотрит, для начала, на унылое серое небо, потом на стоящих рядом с офисом и о чем-то болтающих, прежде чем уехать, ее коллег. Одна из них – девочка немногим больше полутора метров ростом, серой, неприметной внешности и слабых, по мнению Кати, характеристик тела, быстро прощается со всеми и семенит в сторону, завидев въезжающий во двор серебристый «порш кайен». Катя смотрит на то, как девочка влезает в машину, теряясь, как кажется, на сиденье, закрывает дверь, и «кайен» уезжает. Катя знает эту девочку, и такой расклад ей кажется несправедливым. Она часто не понимает, как так выходит, что серые, скромной внешности и не лучших манер девушки умудряются охмурять респектабельных парней, причем на полном серьезе – с последующими свадьбами, детьми и так далее. Занятно то, думает Катя, что каждой такой девочке когда-то какой-то ухажер, изначально планировавший развести  дурнушку на секс, внушает, что она возбуждает интерес, что она востребована, и она начинает себя вести соответствующим образом, а самомнение в данном случае решает все. Кате кажется несправедливым то, что такие дурнушки и серые мыши, пусть даже болтливые и компанейские, получают счастье, которого не заслужили, а она – красивая, ухоженная, неглупая, – вынуждена жить под гнетом одиночества и ждать кого-то, кто ей будет нужен и кому будет нужна она. Почему она при это отказывает во встрече Роме, она не знает, да и задумываться об этом не хочет. А Яковлев ей попросту ненавистен. Она ощущает себя подавлено. Думает о том, что серые мышки, поднятые клянущимися в любви ухажерами, при этом трахающими заодно полгорода, гораздо лучше вписываются в корпоративный стиль развлечений, чем она – им просто необходимо компенсировать свою убогость и серость какой-то компанией, потому что сами по себе они нули без палочки.

По дороге к метро, Катя вспоминает, что ей нужно кое-что прикупить домой, и решает отправиться в ближайший приличный, по ее мнению магазин – «ОКЕЙ» на Богатырском, потому что «Карусель» у метро ей кажется помойкой. Когда Катя подходит к перекрестку Коломяжского и Испытателей, серое унылое небо кажется ей насаженным на шпиль, установленный на крыше углового дома. Она садится на автобус и едет до остановки «улица Полевая-Сабировская». Погода все также висит над головой Кати, и ей кажется, что небо должно вот-вот рухнуть прямо на нее. Рядом с магазином горит урна, и ее почему-то никто не тушит, а потому жуткая вонь распространяется по всей местности, особенно в сторону ТК «Континент». 

Катя делает покупки и встает на кассу, держась двумя руками за зеленую пластиковую тележку и ощущая напряжение со всех сторон. На соседней кассе она замечает, как тетка лет сорока кладет на транспортерную ленту три банки «гриналз». Катя думает о том, что это, все-таки, фирменный напиток неудачниц и бездарностей, по жизни уверенных в том, что принц их найдет, несмотря на то, что они уже состарились, скурились, спились и сильно износились, пока пользовались услугами не-принцев. Или пока не-принцы имели их в своих интересах. Усмехнувшись в сторону тетки, Катя обнаруживает, что для нее освободилось место на ленте, и выкладывает свои покупки. Осторожно, с долей задумчивости завершает кучку продуктов, косметики и бытовой мелочевки бутылкой «Санта Рита Резерве Каберне Совиньон».

Выйдя из магазина, она идет к ближайшей остановке. На лысеющем газоне сидит молодая, но уже изрядно потрепанная мамаша с дочуркой лет семи, курит и пьет что-то из пластикового стаканчика, и Катя думает, что вряд ли это кофе, хотя цвет вещества явно довольно темный. 

Около входа в метро неадекватный по всем признакам мужик нелепо танцует и просто машет руками под исполнение слепым или прикидывающимся таковым певцом песни «Тихий огонек моей души». катя заходит в вестибюль и быстро идет, почти бежит к эскалатору. Наблюдая перед собой на спуске девушку с планшетом, у которого здорово разбито стекло дисплея, Катя задумывается, есть ли что-то более кощунственное, чем играть в «Angry Birds» одним пальцем.

«Какая глупость, право, верить его словам, А не поверить – грех, тому, который веселее и светлее их всех, эх!» 

На перроне людно, и Кате кажется, что людские потоки пытаются поглотить ее, и она держится особняком. Стоит около киоска «Первая Полоса». Ждет.

«Она молчит и улыбается ему, тому, который возвращается...»

Катя вспоминает, как на этом перроне стояла после какой-то гулянки с тем самым человеком, которому отдала почти три года жизни и которого была вынуждена из этой жизни выгнать. Отчетливо вспоминает его руки, объятья, его лепет о том, как с ней хорошо. Думает о том, как глупо все это было, но тут же осекается, вспоминая, как счастлива тогда была. Она помнит, как врала ему каждый день, каждый день что-то да скрывала – переписки по вечерам с сомнительными знакомыми, аккуратно вложенные в график жизни попойки с подругами, прочие мелочи, на которые, как ей казалось, она имела право и которые никак не влияли на ее отношение к нему. Вот только она не думала тогда о том, каким станет его отношение, начни он терять к ней доверие из-за аккуратно вскрывающихся фактов ее лжи то по одному поводу, то по другому. Ей казалось, что все это безобидно, ведь она физически ни с кем ему не изменяла, и им было хорошо вместе, а условности не должны были ничего разрушить. И в тот момент, когда стало ясно, что она держал в себе слишком много, и начал охладевать к ней, при этом не говоря ни слова о причинах, Катя поняла, что наступило начало конца. Он просил попытаться то-то изменить, просил ее стать честнее, предлагал компромиссы. Все оказалось впустую. Она не верила в хеппи-энды. Она считала, что фатализм ей поможет сделать правильный выбор. Она верила в то, что перед ней откроются новые перспективы. Верила, что, переболев, с помощью спиртного и подруг восстановится для нового забега. Возможно, с новыми правилами. Верила…

Поняв, что поезд, на который требовалось сесть, уходит перед ее носом, Катя вздрагивает и подходит поближе к краю платформы. Сосредотачивается на желтой ограничительной линии. Смотрит вправо и ловит взглядом девушку с огромным носом, еще более огромными очками в черной пластиковой оправе и пышными формами, выдающимися из откровенно расстегнутой рубашки. Катю немного мутит, и она возвращается к желтой линии. Думает, что надо покурить. Что в метро, наверняка, высокие зарплаты, раз у них такая вредность. Что линзы всяк предпочтительнее даже самых модных оправ.  

Заходит в вагон. Обнаруживает отсутствие свободных мест и становится сбоку от двери, упираясь левым плечом в стену вагона и ставя пакет между ног. На маленьком диванчике в конце вагона сидит парень со свертком из белой бумаги, недвузначно намекающим, что внутри него цветы. Катя прикидывает, когда ей в последний раз дарили цветы и понимает, что это было на ее день рождения, седьмого июля. Она не хотела вообще ничего праздновать, но корпоративная структура и подруги подняли ее из уныния. Только восьмого ей было жутко больно от осознания того, что она проснулась одна. Она любит желтые розы. Большие, распустившиеся, ароматные. Она смахивает вновь скопившиеся в глазах слезы, пока они не успели испортить макияж.

На Черной Речке освобождается место, и Катя стремительно падает на него. До следующей станции она спокойно дремлет, убаюканная стуком колес на перегоне из двух станций, но на Горьковской в вагон врывается торговка и начинает  громко, видимо, чтобы было слышно до самого Купчино, информировать о наличии у нее в ассортименте обложек для документов, пластыря и еще какой-то чертовщины. Свою феерическую речь она завершает еще более громко и отчетливо произнесенной репликой «Есть выбор!», и эта фраза заседает глубоко в мозгу Кати, и она едва не плачет от боли, которую она ощущает каждый раз, когда слова торговки вновь прокручиваются памятью. Что-то в этой фразе заставляет ее сильно нервничать. В газете соседки по сиденью Катя, пытаясь отвлечься от нахлынувшей тревоги,  обнаруживает, в первую очередь, вопрос некой дамы о том, что ей делать, если у ее мужа опадает член сразу, как только он в нее входит. Чтиво разочаровывает Катю, и она осторожно обращает взгляд налево, где девушка читает книгу. Заголовок на открытой странице гласит «Распознавание печали в самом себе». Катя прикидывает, чем это может быть чревато и смотрит дальше. В тексте какого-то упражнения фигурирует фраза «Откройте рот и опустите руками уголки губ как можно ниже». Не понимая, как после чтения такого материала можно вообще остаться в контакте с реальностью, Катя закрывает глаза и пытается снова дремать, но на Невском Проспекте напротив Кати встает молодая пара, и это заставляет ее вздрогнуть. Парень – в кедах и джинсах, в футболке с изображением американского флага и модных очках в пластиковой оправе. Девушка – в сандалиях с золотистыми пластинами сверху, узких джинсах и футболке. В руках обоих куртки – видимо, они еще способны адекватно оценивать погоду, но вот по внешнему облику у Кати встает большой вопрос. Она видит, что у парня огромное пузо, и флаг США растянут на нем то ли забавно, то мерзко. У девушки из-под футболки тоже проглядывает животик, причем явно не из-за беременности, и, видимо, единственное, чем она пытается его скрыть – это выдерживаемая с трудом осанка. И это при том, что обоим нет и тридцати. Катю передергивает, и она вспоминает, что собиралась уж сегодня точно пойти на фитнес, но понимает, что уже не пойдет. Рисунок на джинсах девушки напротив напоминает некачественно вытертые следы от большого количества спермы, и это настолько раздражает Катю, что она решается встать и перейти в другую сторону вагона. По дороге она цепляется взглядом за большой красный рюкзак с огромными, совершенно бессмысленными шипами, он пугает ее и заставляет пробиваться через скопившуюся толпу быстрее.

Уже дома Катя осознает, сколь бессмысленной была ее паника, но признает, что справиться с ней она никак не могла. Принимает душ. Как можно дольше стоит под потоком горячей воды, стараясь сбить максиму напряжения, скопившегося за день. Готовит ужин. Садится за ноутбук. Читает новости. В Пермском крае алкоголик убил топором шестилетнего ребенка. Катя устала от такого рода новостей и прекращает ознакомление с ним. Вчерашний знакомый ей так и не написал, и она мельком вспоминает о письме с угрозой, но вариант с перехватывающей знакомых администраторшей теперь кажется столь явным и прозрачным, что и говорить не о чем. Заваривает зеленый чай с мелиссой. Отвечает на один из запросов на знакомство в «экзисте». Переходя по присланной знакомой ссылке, случайно попадает на рекламную страницу файлообменника.

«Грошовый напиток растопит весь жир на теле»

«Быстрое лечение диабета в домашних условиях»

«Она смогла похудеть, сможешь и ты»

«Увеличение члена…»

– Фитнес, дура ты, фитнес, – стонет Катя.

Разговор не задается, и спустя какое-то время Катя начинает смотреть старый фильм с Аль Пачино. Где-то по ходу действия ее глаза самопроизвольно смыкаются, и она засыпает.

Тонировка скрывает происходящее на заднем сиденье машины достаточно качественно, иначе упругие ягодицы девушки красовались бы прямо в боковом стекле. Она ласкает ладонью член лежащего внизу мужчины, а он старательно вылизывает ее вагину, то обнимая руками то ее талию, то раздвигая пошире ягодицы. Игриво проводит носом по ее анусу, отчего тот быстро сжимается. Девушке импонирует член партнера, и она решает проявить снисхождение и взять его в рот. Мужчина стонет от возбуждения, как только его член оказывается погруженным в глотку девушки. Ему кажется, что сейчас он может кончить от пары фрикций. Немного потолкав член во рту и обсосав головку, девушка берет его в руку и начинает яростно мастурбировать, ощущая приближение столь желанного оргазма. Как только кончает, убирает руку с члена несмотря на то, что тот, кажется, готов извергнуться прямо ей в лицо, переворачивается и  ложится на партнера,  насаживая при этом себя на его  член.

– Скажи мне, когда будешь на подходе, – требовательно заявляет она.

Он тяжело дышит и от возбуждения не может сказать ни слова и только кивает. Спустя минуту неторопливых фрикций, его голос прорезается.

– О, господи…

Девушка соскакивает с члена, хватает его в руку, но, вопреки ожидании партнера, не доводит его до оргазма, а крепко обхватывает ладонью основание члена, сбивая подступающий поток спермы. В другой ее руке мелькает что-то тонкое и металлическое.

– Боже… 

Мужчина слишком близко подошел к оргазму, и его рассудок затуманен. Он не понимает, почему девушка машет правой рукой, но все его ощущения перекрываются острой болью в груди. Он дергается вверх, заставляя девушку подпрыгнуть и удариться головой о потолок машины, но когда скальпель в ее руке вонзается в его горло, его волю парализует внезапно нахлынувшая слабость, и после еще пяти размашистых надрезов он уже может только едва шевелить конечностями и губами в попытке что-то сказать. Его глаза выражают мольбу, но девушке это безразлично. Она хватает его еще стоящий по инерции член и начинает его быстро стимулировать, пока из него не вылетает густой белый поток. Она не была уверена, что этот рефлекс сработает после того, как будет нарушено кровообращение, но мужчина был слишком близок к оргазму, чтобы у него успело все упасть за эти несколько секунд. Девушка довольно размазывает вытекшую сперму по лицу умирающего, перебирается на переднее сиденье. Находит влажные салфетки. Вытирает испачканные участки тела. Разбрасывает грязные салфетки по салону. Замечает только сейчас, что покойный пытался зачем-то убрать ее ногу, надавил слишком сильно и, наверное, на этом месте будет синяк. Хмыкает. Еще несколько раз ожесточенно, с придыханием тыкает скальпелем в уже мертвое тело – в грудь, в живот, в лобок. Успокоившись, выходит из машины и закрывает ее снаружи с помощью брелка сигнализации. Выкидывает брелок по дороге в урну. На этой заброшенной стоянке никого, и она немного удивляется тому, как вообще этот ее партнер согласился не поехать в его приличного вида квартиру, а заняться сексом здесь, на отшибе. Кладет испачканные сверхтонкие перчатки в пакетик. 

Закрывает. 

Исчезает.

Катя садится на кровати. Крутит головой из стороны в сторону, ощущая жуткую ломоту. Вздыхает. Думает, открыть ли, все-таки, глаза. Перебирает варианты. Сослаться больной. Уехать на похороны троюродной свекрови. Сменить пол и место жительства. Все эти варианты кажутся более презентабельными, чем необходимость встать и пойти на работу. Да даже просто встать. Она понимает, что устает во сне так сильно из-за того, что ее мучают кошмары, содержимого которых она не запоминает. 

Видит традиционно открытый ноутбук. Он всегда выходит из зоны ее внимания. Раскладывает последовательность своих действий в каждую ночь, когда вырубается от усталости – отключиться в кресле, наполовину проснуться, раздеться и улечься на кровать, едва доползя до нее. Примерно так. Видит в этом стройную логику. Ощущает легкий зуд со стороны паха. Решает, что лучше встать и осмотреть саму себя. Обращает внимание на то, что фитнес по ней уже не плачет, а ревет в судорожном припадке. Замечает неприятно ощутимое покраснение вокруг половых губ. Прикасается. Ощущает зуд. Закрывает глаза и вспоминает, что ей, вроде как, снился эротический сон, только содержимое слишком размыто. С ужасом осознает, что, видимо, ласкала себя во сне или тупо терлась о простыню. Содрогается. Отворачивается от зеркала.

Завтрак из хлопьев «фитнесс» с молоком, яблока и киви пролазит в горло с трудом, но Катя обещала себе полноценно питаться, чтобы не свалиться от стресса, как когда-то давно. Она садится за ноутбук, который теперь никогда не закрывается благодаря отчаянному состоянию владелицы, и листает уже привычные, однообразные новости. Натыкается на сообщение какого-то агентства новостей о том, что в Канаде педофилию признали сексуальной ориентацией наравне с гомосексуализмом и гетеросексуализмом – причем, сравнение идет именно в таком порядке. Тихо, так, чтобы даже источник внутреннего голоса не услышал, Катя шепчет «пиздец» и нажимает на кнопку выключения ноутбука. Она не хочет удивляться таким новостям, но, увы, мир сходит с ума гораздо интенсивнее нее – по крайней мере, ей так кажется, – а потому каждый раз очередная шутка морально обнищавшего, но окружающего себя новыми и новыми формами поклонения уродству общества выводит ее из колеи. 

С утра льет скромный, но постоянный дождь. Из магнитолы, включенной совершенно машинально, льется воздушный, невесомый брейкбитовый ремикс на Swing To Harmony, и солистка с французским акцентом призывает «dream on your dream», и дождь делает стекла машины рельефными, и новые тонкие ручейки воды прорезают этот рельеф, а по лицу Кати текут такие же тонкие ручейки слез, и она проклинает себя за тот безумный, животный страх, который появляется в ней, стоит ей прикоснуться к рулевому колесу. Выключает магнитолу. Вытаскивает ключ из замка зажигания.

В метро все также неуютно, и Катя, уже вытершая лицо салфетками и взявшая себя в руки, пытается как можно осторожнее смотреть по сторонам, чтобы не привлечь чьего-либо взгляда. Слоган на рекламном плакате ксамиола заставляет ее непроизвольно улыбнуться. «Всего четыре недели от знакомства в интернете до свидания вживую». Если после недели знакомства в интернете не произошло знакомства настоящего, то дело труба, думает Катя. Впрочем, осекается она, если оценить внешность девушки на плакате – а это истинная ведьма, рекламная улыбка которой не помогает вовсе, – то можно понять, что даже обычное приглашение на свидание спустя целый месяц бессмысленной болтовни в месседжерах для нее – манна небесная. И дело далеко не в псориазе. 

Катю раздражает то, что совсем рядом с ней стоят и громко болтают на своем языке трое кавказцев. Или азиатов – ей не очень понятно, но суть остается прежней. Заодно ее раздражают черепа на черных балетках сидящей на скамейке девушки. И череп, изображенный на рюкзаке в ее руках. И то, что она сидит, а Катя, уставшая от всего на свете, должна стоять. А Катя действительно устала, потому что не высыпается уже которую неделю, не может уснуть раньше полуночи, а в выходные не может выспаться, потому что, проснувшись с утра, обнаруживает, что сон как рукой сняло, и доспать часиков до двенадцати, а то и восемнадцати, как раньше, не выходит. Когда-то она радовалась тому, что ее никто не гонит с утра в субботу на фитнес и тренажеры, как это было при том ее парне, что занял наибольшую ячейку в ее жизни. Пыталась радоваться. Сейчас она готова была ради того, чтобы демонстративно, ради любимого поддерживать форму, встать хоть посреди ночи и рвануть в спортзал, а в выходной с утра – тем более, поскольку спать уже не удавалось. А делать это для себя ей хотелось в последние дни все меньше. И сейчас она не ощущает инициативу уж этим вечером точно пойти в спортзал столь стойкой, как когда-то.

Небо над Пионерской проясняется. В любом случае, думает Катя в автобусе, везущем ее в сторону офиса, во всем важно чувство меры. Рядом с дверью автобуса стоит девушка, и ее рука, держащаяся за поручень, являет собой упруго натянутую на кости кожу, а коричневые массивные ботинки смотрятся совершенно несуразно на тонких, как камыши, ногах, и плащ, неудачно затянутый выше пояса, только подчеркивает излишнюю худобу. Кате не нравится и это, причем даже в большей степени, чем скромный животик, который вырос за последнее время у нее.

Уже на пути в офис Катя ощущает, как в ее виски начинает биться пульс. Головная боль усиливается, когда в мобильнике соседки по офису начинает голосить Элеонора из «Русского Размера», вторя голосу солиста своим «звезда разлуки». Кате кажется, что человека с таким мерзким музыкальным вкусом следует лечить электричеством. Поработав час над оставленной со вчерашнего документацией и поймав на себя гневный, но молчаливый взгляд зачем-то заходившего бухгалтера, она лезет в сумочку и после недолгих поисков извлекает на свет божий упаковку «нурофена», выжимает из блистера две таблетки и кидает их в рот. Запивает остывшим кофе, поражаясь заодно тому, сколько мерзким стал его вкус. Выходит в туалет и там долго массирует руками и охлаждает водой лицо. Писает. Еще полчаса работает, и напряжение внутри нее все растет, и ей кажется, что должно произойти что-то, что окончательно ее сорвет, и она старается настроить себя на моральную готовность к этому. 

– Кать, ты как?

С чего бы это ей приспичило интересоваться, думает Катя. Столь неожиданный вопрос тем более выглядит неожиданным из уст Олеси – не очень давно работающей в фирме девушки с русыми волосами и в круглых очках, безмерно раздражающей Катю своей вечной идиотской улыбкой, появляющейся по любому поводу – от «Мы подняли темпы продаж на посреднической почве» до «Завтра конец света, и мы все умрем». Сейчас, думает Катя, не глядя на вопрошающую, на ней эта улыбка должна висеть во всю ширину.

– А что?

– Ну, может, вчера что было не так, а?

Катя оборачивается, уже приняв угрожающий вид, но ее немного обескураживает отсутствие на лице Олеси этой ее традиционной улыбки.

– В каком смысле?

– Ну, в смысле Яколева…

– Че? – Катя протягивает это настолько агрессивно, что Олеся отскакивает от нее, как от кипящего котла.

– Ну, он же вчера тебя на свидание звал…

– И что? Меня много кто зовет и много куда, это не значит, что я яшкаюсь со всеми подряд мудаками, особенно – такими, как Яковлев.

– То есть, тебя с ним не было вчера? – накаляет обстановку своим вопросом Люда – еще одна сотрудница-соседка Кати, женщина в возрасте глубоко за тридцать.

– Да вы вконец все свихнулись? – головная боль заставляет Катю дать выход искренним эмоциям.