Текст книги " Бремя Власти"

Автор книги: Иван Кузмичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

На левое крыло встали остатки калмыков с казаками, едва ли больше двух тысяч и два полка: Полтавский и Харьковский. На правом – коломенские драгуны, и молодые полки: Брацлавский, Луцкий, Хатыньский и Чигиринский. Оставшиеся силы находились в резерве, как бы закрывая артиллерию в коробку, точнее в ромб, чье острие начало планомерное движение прямиком на порядки бело-черных мундиров.

Было только одно 'НО' – за исключением дороги, проходившей перпендикулярно линии фронта, и нескольких полян, все пространство покрывала чащоба. Несмотря на то, что и казалось будто лес местами очень редкий, действовать в сомкнутых строях представлялось мало возможным. Хотя русские полки к этому оказались готовы, да и привычны – учения хочешь али нет приучили к новым порядкам, где кнутом, а где пряником выстроенные приемником Петра Великого.

До Прохора сквозь шум разгорающегося перед носом боя донеслись звуки полковых труб, сигнализирующие о всеобщем перестроении. И тут же громыхнули тяжелые двадцати четырех фунтовые колпаки – эти раскатистые рукотворные громы знакомы всем кто хоть единожды присутствовал на орудийных стрельбах. И плевать на то, что во Второй Южной из тридцати орудийной батареи всего четыре колпака…

– Братцы, поднажмите, там наших бьют!

– Бьем, не робеем, ребятушки!

– Первые номера – пли! Вторые номера – пли! Третьи – пли!

Бой начавшийся на том берегу реки теперь охватил едва ли не все пространство излучины. Волей-неволей вражеским полкам пришлось развернуться в двух шереножный строй, охватывая ордер Шереметьева с трех сторон. Противнику, у которого было численное превосходство, это было под силу. Вот только прущие на прорыв русские времени на создание огненного мешка им не дали.

Неся тяжелые потери воины в зеленых мундирах, шаг за шагом приближались к свободе. Однако Прохор видел, что натиск постепенно угасает, да и как ему не замедлиться, если орудия после двух залпов зачехлили, оставив полевые шести фунтовые, следующие в центре и поддерживающие своих только на особо опасных участках.

'Пора', – решил Митюха, после того как увидел, что резервы атаковавших их полков бросили не на них, а повернули против армии Шереметьева.

Отмашка горнисту и ждавший воин подал первый сигнал, тут же подхваченный остальными. Корпус Русских витязей вместе с союзниками перешел в атаку…

* * *

Трансильвания. Река Олт.

Штаб генерал-лейтенанта Таля.

Часом позже.

Не смотря на то, что солнце нещадно палило, по вискам и шее командующего армией Священной Римской империи катились ледяные капли пота. Двадцати девяти летний Игорь Таль пребывал в состоянии шока. Все те тома, что он изучал по тактике и стратегии оказались пылью под ногами малочисленного противника.

Кто бы мог подумать, что подкрепление едва ли насчитывающие пять полноценных полков, без поддержки кавалерии, сможет вынудить четырех кратные силы отступить. И ладно бы в обороне – так ведь русские сами атаковали и потом еще через реку переправились, на глазах у его войска!

По трудам Цезаря и Макиавелли следовало сразу сбросить неприятеля с захваченных позиций, чем Таль и озаботился – думал, что хватит полка кирасир Лоренца и полка Крайца. Уж чего-чего, а каждый вменяемый генерал знает что пехота без укреплений – смазка для конницы. Так было и так будет.

Однако русские опять порушили все планы. Мало того, что каким то жутким колдовством смогли выстоять под натиском бравых воинов императора, так потом вовсе перешли в наступление. И ладно бы только эта горстка бешенных, так еще и окруженные войска, готовые сдаться в любую минуту показали свое варварское начало и вышли на бой.

И как, мерзавцы, пошли, ох как пошли! Игорь даже на секунду пожалел, что сам не идет в шеренгах среди зеленых мундиров. Но это сейчас, а совсем недавно казалось, что исход сражения предрешен!

Генералу казалось будто русские наступают неорганизованно – словно в отчаянье. Таль решил осуществить дерзкий контрудар. Он приказал генералу Горану Варкусу атаковать со своими солдатами прямо через лес. Тем более, колоны противника двигались по большой поляне. Упускать такой шанс было нельзя.

Варкус вывел своих прямо из-за деревьев и кустов, надеясь ударить во фланг. Однако русские будто знали наперед что враг появится именно там от правого крыла навстречу трансильванцам наперерез вышли два полка, а малочисленные драгуны начали готовиться к атаке клином.

Горан решил, что его численное превосходство решит исход боя в его пользу и бросил солдат на русских. Вот только стоило пяти полкам построиться в боевой порядок как по ним открыли огонь. И ладно бы враг был рядом, но до него оставалось не меньше трех сот шагов! Вести стрельбу из мушкетов на таких расстояниях сущее безумие. Правда русским на это плевать – солдаты Варкуса падали один за другим, щедро одаривая скудную землю своей кровью.

– За Империю! – закричал генерал.

Ударил барабанный бой. С новой силой запели трубы. Одетые кто во что горазд солдаты строевым шагом тронулись на противника, который не шел встречать их таким же строем, а рассыпался на мелкие группы.

Варкусу сначала казалось, что стоит подойти ближе и враг будет повержен, но стоило шеренгам подойти на расстояние выстрела как 'островки' отступили, не забывая стрелять по неприятелю. Трижды повторялось подобное, а затем неожиданно перед поредевшими трансильванцами возник монолитный зеленый строй.

Залп! Залп! Залп!

Три волны свинца обрушилось на солдат Трансильвании. Смывая и без того невеликий воинский дух…

А когда слева раздалось 'Ур-ра!' и эскадроны драгун влетели в не успевших перестроиться пехотинцев, строй посыпался, будто карточный домик от легкого дуновения ветерка…

Пять полков в одно мгновение превратились в безумное стадо бросившееся бежать куда глаза глядят, кинув на поле брани все свои штандарты. Толпы ломанулись в лес, а разгоряченные драгуны рубили и топтали обезумевших врагов между деревьев. Генерал Варкус был ранен пистолетным выстрелом в голову, в последний момент его адъютанты успели вывести его бессознательное тело к своим позициям.

Это случилось пятнадцать минут назад и командующий не знал, что теперь делать. Фактически, после этой контратаки русских бой превратился в бесконечную перестрелку, переходящую кое-где в отчаянные штыковые схватки.

С каждой минутой положение зажатой между двух сторон армии Таля становилось все хуже и хуже. А численное превосходство, казавшееся панацеей от русских варваров, обратилось в яд гадюки – паника отступающих, а если быть правдивым, то и бегущих войск первой линии, подорвала дух трансильванцев настолько, что они готовы броситься наутек при первой возможности! Сдерживало солдат только одно – полки в бело-черных мундирах…

* * *

Два дня спустя.

Проводник русской армии – Горус Пискалис, чудесным образом переживший все перипетии скоротечной военной операции могучего северного соседа, а теперь наверняка еще и хозяина, пребывал в простодушном неведении о том, что на его глазах произошли события, напрямую влияющие не только на внутреннюю политику России, но и на внешнюю.

Хотя потомку греческой полукровки и валашского кватерона по большему счету на это плевать – лишь бы русские выполнили то, что обещали…

До Онешти остался всего один дневной переход – меньше полутора дюжин верст. Однако из-за каменистой почвы и множества мелких камней, выбивающих подковы быстрее кузнечного молота, дойти до своих в срок оказалось не так просто. И ладно бы свободно завершить поход, так ведь наседают проклятые имперцы, вот-вот перекроют единственный проход к городу. А надеяться на то, что баварец генерал-майор Зигмунт Хельц сможет найти еще один отряд для новой помощи – смерти подобно.

Вот и гнал Митюха всех вперед не взирая ни на стоны, ни на жалобы, ни на приказы более старших по званию соратников, которые вздумали проявить ослиное упрямство в тот момент, когда дорога каждая минута!

Прохор взирал на разгромленный штаб противника со смесью удовлетворения, гордости и щепотью печали. И вроде его братья совершили очередной воинский подвиг: не одни конечно, но и вклад внесли ощутимый – прорвали заслон кирасир, отбили две из трех артиллерийских батареи и вдобавок одними из первых ворвались на холм, где располагался вражеский штаб. Любой согласится – перечисленное выше немалый повод для гордости, если бы не одно 'но' – фельдмаршала Шереметьева во время контратаки кирасир ранило в голову. Будь они в Корпусе, под приглядом знахарок или вовсе императрицы, то за жизнь именитого воина и полководца удалось бы побороться, но в этих условиях, когда через полчаса потребуется спешно ставить на ноги изможденных бойцов и гнать вперед, не считаясь с усталостью – это подобно смертельному приговору…

– На все воля Господа нашего, – прошептал Прохор и перекрестил едва дышащего фельдмаршала тремя перстами.

– Следует покамест вражина не вернулся, занять этот холм и держаться. Там глядишь и фельдмаршал в себя придет, скажет как дальше быть, – заметил кто-то совсем рядом.

– Мало сил на экзерции эти, – неуверенно возразил второй голос.

– Плевать! Меньшим числом осман гоняли, да и швед в случае чего отступать не гнушался, – продолжил давить первый.

Голоса становились все громче. И стало ясно, что шли они именно в палатку к раненому Шереметьеву. Митюха с интересом прислушался, уловив на грани голос третьего говорившего – знакомый говор, с новгородскими нотками, принадлежащий Ефиму Петровичу Вартанову.

– Людей у нас побили изрядно, да и запасов к артиллерии почти не осталось – едва контратаку поддержать сумели. А о тягловой животине и говорить не след, без меня знаете в каком состоянии – считай пушчонки на своих руках придется нести…

– Эка беда! Да бросить их в реку, куда поглубже и вся недолга, нечего над ними чахнуть, – продолжил 'первый'.

От такого выверта мозга пока что невидимого генерала Митюха онемел – во время государева заказа и множества приказов по обобщению артиллерии к единому ряду, предлагать подобное все равно, что занемогшему бойцу руку отсечь дабы тот поправился. Тут не о глупости уже речь идет, а о вредительстве, да таком, что впору дыбу готовить или пару березок.

– Не спеши, Григорий Осипович, времечко для скорых дел не настало – али забыл как сии пушчонки нашей стране достались? – осадил того Вартанов, одновременно с этим откинув полог шатра.

– Оборону все равно держать нужно денька два, а то и три, к тому же фронты сократим, ежели батареи боронить не придется, – ответил все тот же голос и вошел следом за генерал-лейтенантом.

Только теперь Прохор увидел 'стратега' – розовощекий, с небольшой отдышкой, хотя судя по телу жирком до тягот обрасти не успел.

'Болеет поди?' – подумал Митюха.

– Здравствуй, Прохор, рад видеть тебя и твоих воинов! – не скрывая радости первым поприветствовал командира витязей Вартанов, протягивая руку.

– И вам здравия желаю, Ефим Петрович, – ответил Митюха.

Было время, когда они вдвоем немало деньков провели вместе: один под крылом Шереметеьва, второй у государя. Не смотря на разницу в возрасте, Вартанов быстро заметил талант юноши, а затем и молодого мужчины и перестал относиться к нему как к скороспелому неслуху, по воле судьбы получившему хлебное место подле императора. Впрочем, назвать их друзьями все равно не получилось бы – слишком велика разница между ними. И причина тут явно не возраст.

– Позвольте узнать, о какой обороне вы сейчас говорили?

Розовощекий генерал-майор нахмурился, смерил Прохора недобрым взглядом и нехотя ответил:

– Фельдмаршалу требуется покой, в таком состоянии его нельзя перевозить, за сим встанем грудью на пути ворога, благо людишек у нас теперь больше, да и окружить они уже не сумеют – в себя после боя только-только прийти успели.

Митюха от подобного заявления опешил. Ведь как бы там ни было, но по Уставу командующий любого подразделения в случае опасности окружения или вовсе полного уничтожения обязан вывести воинов на союзную или нейтральную территорию, тем самым сохраняя жизни людей для выполнения последующих задач. Здесь же, в данный момент, Прохор услышал от более старшего товарища, опытного и главное знающего – полную противоположность. Конечно, Устав предписывал стоять до последнего, но только лишь в случае защиты мирного населения от наступающего врага или для рекогносцировки союзных сил для последующей контратаки. Правда оба случая в данный момент таковыми не являлись и Второй Южной требовалось как минимум резво собрать пожитки, артиллерию, лазарет и тут же послать под прикрытием нескольких батальонов вперед, а самых боеспособных воинов выставить в арьергарде – отражать атаки, преследующего врага.

– Господин, генерал-лейтенант разрешите задать вопрос? – обратился к Вартанову Митюха, как к самому старшему из присутствующих.

– Задавай.

– Вы, надеюсь, не поддерживаете это сумасбродное решение?

– Ты случаем не забываешься, Прохор? – резко спросил его генерал-лейтенант. – Думаю здоровье фельдмаршала важнее одного-двух дней, да и нашим воинам отдых нужен.

'Неужто он гордыню свою пустил в пляс? Ведь сам понимает, что глупость творит, и людей положит сверх всякой меры и пользы не принесет!' – с горечью подумал Прохор.

– То есть вы и правда прикажете оставаться на месте, а не идти на восток, даже раненных с артиллерией не пошлете?

Розовощекий недовольно зыркнул на молодого генерала, но смолчал – понял, что поперек Вартанова лезть не стоит.

– Лишних сил у нас нет, двинемся все вместе – единым кулаком. После того как фельдмаршал придет в себя.

– Я вас понял, – сжав до хруста зубы ответил Митюха и не прощаясь вышел прочь, краем уха услышав гадкий голос толстого:

– Ох уж эти молодые да ранние… ни рылом, ни мясом…

Мелькнула у Прохора мысль вернуться, да ответить, как следует, но быстро пропала – все же он генерал, какой пример подаст своим бойцам, если начнет все проблемы кулаками решать? Тут следует действовать тоньше, умнее.

Спустя полчаса оба генерала были взяты под стражу, с обвинением в халатности и в убийственно неверном стратегическом планировании. На защиту генералов выступили было двое полковников, но в итоге оказались поставлены перед выбором – или расстрел за невыполнение приказа или полное подчинение. До той поры пока они не достигнут Онешти.

Не смотря на то, что Митюха оказался прав: противник начал атаковать едва ли не в первый же час после их выдвижения в родные пенаты, на душе у него скребли кошки. Вот только понять причину генерал-майор, внезапно ставший командующим целой армии, не мог.

Правда догадывался о том, что грусть вызвала не что иное как глупость генералов, закостеневших в своем почитании старшего. Да субординация и дисциплина нужна в армии как воздух и вода, но не тогда, когда командующий при смерти лежит!

– Брат, пора.

К Митюхе сзади подошел майор Колесников. Его Пятый батальон занял позиции на склонах ущелья и готовился подорвать пару навесов, чтобы выиграть немного времени измотанным войскам, которым двухдневный переход дался очень не просто.

Однако осуществить подрыв не так то просто – арьергард постоянно отбивает атаки трансильванцев, ведомых опытной рукой бело-черных имперцев. Следовало выждать наиболее удобного момента, о котором Саша Колесников и намекал.

– У нас будет минут пять, может десять.

– Уверен?

– Последние пару часов они атакуют с одинаковой периодичностью, вряд ли сейчас что-либо изменится.

– Хорошо, тогда приступай сразу как только последний боец окажется вне зоны обвала.

Майор взял под козырек и быстро ушел прочь – еще в начале марша командиры спешились со своих четвероногих боевых товарищей, отдав их в обоз или для тяги артиллерии, у которой выбило больше половины коней. Да и то тягловой скотины не хватало, впрочем, даже будь ее в избытке скорость движения не сильно бы отличалась от существующей – бросать раненных никто бы точно не стал. По крайней мере, пока живы витязи…

* * *

Если бы кто-нибудь увидел графа Александра фон Ларенца в настоящий момент, в период его непрерывающихся атак на русское войско: побитое, порядком помятое и спешащее скорее покинуть вражескую территорию, то непременно бы отметил лихорадочный блеск глаз, волчий оскал и заострившиеся от недоедания и недосыпа скулы. Аристократ Священной Римской империи в эти дни жил исключительно ради погони и желания уничтожить противника.

Вот только сил у большинства его подчиненных, к которым присоединились два полка трансильванцев и полк балканских наемников: угрюмых, бородатых, но уж больно люто сражающихся, оказалось много меньше, нежели у командующего. Разве что балканцы оказались более выносливы, Фон Ларенц даже жалел о том, что этих бородачей не было во время боя с проклятыми русскими. Они подошли только через день после прорыва блокады армии под зелеными стягами с двуглавым орлом и серебряным православным крестом в верхнем углу.

Фон Ларенц повернулся к своему заму – барону Дральгу, человеку опытному и даже по-своему выдающемуся: все атаки возлагаемые майором вносили ошеломление и страх в ряды противника. Ни разу Герард не показывал в бою свою спину, хотя и не всегда сражения заканчивались успехом его стороны.

– Если нам не удастся их перехватить в течение двух часов, то можно уходить обратно. Идеи?

– Они обременены большим обозом, идут медленно, однако зайти во фланги к этим схизматикам смогут только одиночки – тропы тут такие, что на раз свалиться можно. Хотя если послать бородачей…

– Вот и я об этом подумал. Они могут устроить оползень или в крайнем случае будут беспокоить московитов на марше, – довольно осклабился командующий авангардом, а ныне полноценный загонщик пусть и не разбитого, но крайне утомленного врага.

– Мне распорядиться?

– Лучше позови сюда их командира.

Барон Дальг приотстал, давая указания одному из адъютантов, а граф продолжал улыбаться – отыграться за без всяких сомнений случайный провал снятия осады, будет куда проще, нежели думалось. Тут главное задержать врага, не дать ему покинуть горы и выйти к Онешти, захваченному московитами совсем недавно.

Александр даже мысленно представил, как во главе своих кирасир врубается в солдат противника: жалких, потерянных и смирившихся со своей незавидной участью.

Правда, самодовольный имперец не знал ни силы русских воинов, ни стойкости с которой они готовы терпеть тяготы службы во благо Отечества. Человеку, привыкшему к тому, что он может сменить одну сторону на другую одним движением руки или ноги этого все равно не понять. Как не понять западной цивилизации простого слова Родина.

– Ваше превосходительство, Бран Строжич прибыл, – известил задумавшегося графа молодой безусый юнец.

Фон Ларенц приподнял левую бровь, выражая тем самым легкое недоумение, мол кто ты такой, почему не помню лица? Но парнишка этих гримас не понял и продолжал хлопать глазами. Александр мысленно чертыхнулся и махнул рукой. Проваливай с глаз моих. На сей раз адъютантик понял верно и мигом испарился.

Перед командующим предстал колоритный тип, возглавляющий бородачей, воюющих на стороне Священной Римской империи. Заросший так, будто родился с бородой до бровей с черными смолянистыми волосами и горбатым как у грифа носом. А его брови? Ох… они казались такими кустистыми, что скрывали даже маленькие крысиные глазки, привыкшие к виду распотрошенных людей больше чем мельник к своим жерновам. Такому лицу не хватало только ожерелья из человеческих ушей или связки скальпов на поясе.

И как слышал сам Александр от весьма осведомленного источника – эти бородачи зарекомендовали себя не боящимися крови наемниками: ни своей, ни чужой. Они с одинаковой охотой шли на врага лицом к лицу, пытали пленных, а если был приказ, то спокойно резали целые деревни и веси. Если б не их прошлый контракт их непременно наняли бы еще полгода, а то и год назад – благо мест, где требовались их навыки, хватало, да и по сей день имеется с избытком.

– Твоим людям нужно устроить так, чтобы московиты не смогли пройти дальше перевала Гладуш, – без предисловий заметил фон Ларенц.

При этом продолжил оценивающе наблюдать за командиром бородачей. Бран же пошевелил бровями, почесал густую смолянистую бороду и прищурив свои крысиные глазки выдал, кое-как выговаривая грубую речь нанимателя:

– Четыре бочонка пороха, две дюжины саперов и по окончании боя десяток бочек неапольского.

– Ха! Верный подход, – улыбнулся командующий. – Если сделаешь все как надо будет тебе полста бочек прямиком из солнечной Испании. Слово фон Ларенца!

– Хорошо.

Бородач кивнул и не прощаясь пошел к своим. А через десять минут из расположения войск Священной Римской империи быстрым шагом убыл полк наемников: все полторы тысячи бородатых воинов, коих сопровождал маленький караван в дюжину низкорослых лошадок, несущих на себе по два бочонка пороха, и два десятка саперов.

Глядя на поднимающихся по склонам наемников, Александр не скрывал улыбки – совсем скоро московиты будут разбиты и слава их как непревзойденных воинов, сокрушивших стальных львов Европы померкнет. И взойдет на воинском небосклоне новая звезда. И имя ей – граф Александр фон Ларенц.

* * *

День спустя.

Перевал Гладуш.

Полдень.

Бабах! Рядом с Прохором разлетелись куски щебня, щедро разбросанного по скалистым склонам древних Карпат. Но Митюха и взглядом не повел в сторону – его сейчас шальные пули не заботили, больше генерал-майор следил за боем его арьергарда и авангарда противника, давно выросшего до полноценного корпуса!

Вон на переднем краю, в строю с братьями-витязями стоит девятнадцатилетний капитан Иван Стершнев, рубится с рослым немцем лицом к лицу. Чуть впереди рота русских воинов смешалась с кирасирами врага из последних сил сдерживая мощный натиск.

– Третьему батальону витязей – сменить пятый, бойцам Адашева – готовиться заступить на помощь к Смоленскому полку, – приказал Прохор стоящим рядом с ним командирам.

Так получилось, что свой штаб он держал не в тылу, а вблизи от непосредственной линии боя. Этим нехитрым, но опасным решением, он экономил немало времени для реагирования на действия противника, а заодно проверял выдержку боевых офицеров. Потому как доверие к некоторым из них было подорвано после инцидента с арестом. И дело не в том, что некоторые попытались противодействовать, вовсе нет. Проблема заключалась в том, что большая их часть повела себя пассивно – а для командиров их уровня в такой момент это недопустимо.

Как рассказывал Старший Брат – в войсках первых русских князей за подобное отправляли в первую шеренгу, наряду с новиками, искупать вину кровью и потом. В зависимости от тяжести проступка могли ставить не единожды, порой это продолжалось до смерти провинившегося.

– Что за черт? – вскинулся полковник Карнелли, один из немногих сохранивших верность России и при этом оказавшийся достаточно талантливым, чтобы не потерять своего места.

Прохор проследил за его взглядом и мысленно выругался: на склонах двух почти отвесных скал шел жаркий бой. И начался он внезапно, люто… не вовремя. Как раз в тот момент когда на перевале собралась вся армия. А если случится непоправимое…

Перед взором Митюхи пронеслась картина горы трупов заваленных камнями и конница врага с упоением режущая загнанных в тупик русских воинов: дезориентированных и усталых.

Решение пришло сразу:

– Никита, бери всех своих свободных и любой ценой останови этих бородачей, – кивнул в сторону напирающего на русский заслон врага.

– Будет сделано! – откликнулся майор Селиванов и тут же бросился к подножию холма, отдавая на ходу приказы.

Прохор не сомневался в командире разведчиков, но только вот сердце продолжало болезненно ныть, и глаза против воли раз за разом поднимались вверх, туда где между камней шел бой, способный поставить крест на всей Второй Южной армии в один миг.

– Поторопите обозников – времени для отдыха больше нет. Пусть выдвигаются, – бросил Митюха.

– Не сдюжат они сразу – им бы часок на ремонт и смену оправы, – покачал головой седовласый полковник Шишкин Егор Еремеевич: воин опытный, упертый и умный, прошедший ад Полтавы и муки Южного похода.

– У нас выбора нет.

– Так-то оно так, но…

Шишкин не договорил, и без него все понимали, что может случиться, если враг займет склон.

– Первыми вывозите раненных и артиллерию, все остальное потом, в охранение идут второй батальон витязей и Суздальский полк, за ними по ротации, сменившиеся с боя. И да поможет нам Бог.

Командиры угрюмо молчали, один за другим размашисто, по-русски, перекрестились. Даже бывшие католики. Теперь их судьба лежит в руках тех воинов, глядя на которых у ветеранов проскальзывали мысли о доме и оставленных далеко в Мещере детях.

Никита Селиванов закончил корпус Русских витязей на год позже Митюхи, но опыта получил не меньше молодого генерала, пусть даже и в совершенно иной плоскости. Да он не корпел над картами, не выискивал в шагах противника 'второго дна' и не играл со Старшим Братом в Пешие Игры, когда целые роты представлены на огромной – шагов десять на десять, а то и более, всего лишь малыми воинами с ладонь величиной, вырезанными краснодеревщиками с небывалым искусством. Да многого не знал Никита, но это нисколько не умаляло его таланта командира разведывательного батальона витязей.

И ведь не было как такого этого самого отдельного батальона, имелись только роты в общих батальонах, но вопреки логике над избранными бойцами главенствовал в первую очередь именно он – майор Селиванов. Однако пользоваться своим правом он мог только в исключительных случаях, таких как сейчас.

Несмотря на молодость, разведчики Корпуса витязей снискали себе репутацию хороших воинов, могущих выполнить нерядовое задание в минимальные сроки и без потерь. Благо, что за время непрекращающихся боев проявить себя мог каждый – было бы желание.

Но сейчас из шести полных рот, под рукой у майора оказалось всего три, остальные оказались заняты. Быстро окинув предстоящий фронт боев, командир решил, что имеющихся сил хватит, тем более, что бородачи атакуют хоть и яростно, но без выдумки – больше уповая на свои силы, чем на воинскую тактику и командирскую думку.

– Поторапливаемся ребятки, не успеем вовремя и все тут ляжем!

Между тем наверху, в сотнях трех шагов от взбирающихся разведчиков, утихший бой начался вновь. Да так рьяно, что выстрелы фузей не прекращались ни на секунду!

'Молодец, командир правильно использует свои преимущества', – ухмыльнулся Никита.

Оно и понятно – русское оружие переплюнуло любого европейца, грех такой шанс упускать. Вот только людей наверху мало, против вражин им не устоять. Враг хоть и не может стрелять столь же быстро, но берет массовостью, и малым расстоянием – в горах спрятаться от шальной пули можно запросто, были бы навыки.

И будто в подтверждение невеселых дум Селиванова по склону скатилось сразу три воина в зеленых мундирах. Русских мундирах. Следом за ними упали мелкие камни, посыпался щебень и унесся к подножию унылый безрадостный шелест древних гор.

– Давайте, братцы, поднажмем чуток, нечего халтурить когда вражина наседает!

Разведчики и без того прущие в гору подобно горным козлам ускорились. Вот один перебрался, за ним еще и еще. Сам Никита оказался наверху среди в третьей десятке. Вот только злобы не было – в корпусе от лишнего геройства отучают быстро. Да и по поводу обязанностей внушение изрядное делают, так что коли ты встал во главе отряда будь готов к тому, что спрос возрастает многократно и не только по их подготовке, но и по собственной. Спорь не спорь, а правильно командовать необходимо учиться, так же как и любой науке.

Дела у собратьев оказались таковы, что задержись разведчики еще на пяток минут и властвовали бы на склоне бородатые наемники австрияков!

Вот вражеская группа в семь бойцов того и гляди завершит обход, забравшись по отвесной стене еще на сотню метров! И ведь свои не видят их – не до этого им. Вовремя здесь витязи появились, ох как вовремя.

– Тимур, Всеволод! – крикнул Селиванов двум ближним капралам. – На вас прикрытие, расставляйте ребят так, чтоб ни одна муха не проскочила. Вон гляньте наверх, того и гляди камнями закидают, даже за сабельки брать вражине не придется. Вопросы?

– Нет!

– Коли так, то исполняйте.

– Никого не пустим!

Семнадцатилетние командиры отделения хоть и не отличались прилежным обучением и способностями к высшим материям, зато отлично подходили для службы в рядах разведчиков. У них мало того, что у самих глаз как у сокола, так еще и стреляют отменно, вот и ребят к себе в отделения подобрали таких же. Любо-дорого посмотреть как мишени от выстрелов падают! Жаль только с дисциплиной у обоих плохенько, иначе и до лейтенантов за пару лет дослужиться могли.

Молодой комбат лишь усмехнулся собственным мыслям – кому-то командовать на роду написано, а кому-то приглядывать за шалопаями суждено. Как бы там ни было – все витязи братья и этого не изменить.

На этой высоте, неприметной еще вчера, разгорелся яростный бой, да столь ожесточенный и непримиримый, что вылилось в настоящее сражение. Куда там бьющимся за перевал!

Прохор внимательно следил за происходящим не только в низине – откуда все чаще слышались залпы не столько мушкетов имперцев, но и раскаты легких полевых пушчонок, прикатанных обозной обслугой. Увы, но у Второй Южной запасы для 'колпаков' и более старших полевых орудий почти израсходованы – остался запас на тот случай если дела пойдут совсем отвратно и придется не столько отбиваться от врага, сколько думать об уничтожении имущества.

Секретность! Уж кому-кому, а Митюхе Старший Брат растолковал значение этого понятия слишком доходчиво. А уж молодой генерал довел сие всем подчиненным, особенно пушкарям да мортирщикам. Даром что ли в Петровке не одну сотню пудов первоклассного материала в утиль спустили, пока нужный прототип получили?!

Та-дах!

Высоко над головами сражающихся прогремел взрыв ручной бомбы. Это разведчики пустили в ход личные запасы. И коли так – дело плохо…

Допустить взятия высоты врагом Прохор не мог. Скрипя сердцем, он подозвал горнистов и восемнадцатилетнего майора Сироту.

– Дмитрий, все свободные 'колокола' и по сигналу начинай обстреливать скалы, в том месте где наши бьются. Бей на упреждение, старайся не задеть своих.

– На как же обвал… – распахнул уставшие глаза Сирота, будто бы не уверенный в том что правильно понимает приказ.

– А ты аккуратней пали, авось не зря столько гранат перевели! – не сдержался Прохор. Майор вытянулся, поняв, что позволил лишнего. – Иди, собирай всех. Две минуты тебе. Исполнять!

– Есть!

А пока мортирщики собирались все вместе, Митюха успел отдать приказ всем войскам незадействованным в бою ускориться, оставив весь лишний скарб и подводы с рухлядью. Да не абы как – а поперек дороги, чтоб вражья конница с наскока не прошла. И ведь вроде отступают люди, а рухлядь тащат! Боец того и гляди от усталости упадет будто загнанная лошадь, а на плече тючок все равно тащит… и это помимо воинской сумы, да оружия.