Текст книги "Боевая молодость"

Автор книги: Иван Буданцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Я поблагодарил и сел, глядя на хозяйку и прислушиваясь. Казалось, здесь только что кто-то был. Обе двери в другие комнаты плотно закрыты.

Настороженность исчезла с лица Гавронской, но доверия ко мне я еще не улавливал.

– К сожалению, Бори нет дома, – заговорила она. – С ним несчастье. Он арестован. За что, я не знаю. Арестовали здесь, в доме, когда Врангель наступал. Я болела, он прибежал сообщить, что покидает город со своим военкоматом, что ли. Не знаю… Он служил у них там… Он задержался из-за меня… Когда он сказал, что покидает меня, я упала в обморок, он и задержался… А за ним пришли из чека и увели… больше я не видела его, – глаза ее наполнились слезами, она замолчала.

Я лихорадочно думал, как продолжить разговор.

– Не знаю, не знаю, где он, что с ним, – шептала она будто бы сама себе.

– Ирина Владимировна… – Я встал, подошел к ней. Взял руку ее и поцеловал. – Извините меня. Я сейчас оставлю вас. Я попозже зайду. Или завтра. Когда вам будет удобней?

– Нет, нет, не уходите, – быстро заговорила она, доставая платок. – Я сейчас успокоюсь. Я уже спокойна. – Она попыталась улыбнуться. – Я рада, что вы пришли. Я теперь одинока. Знакомые оставили меня. Садитесь, прошу вас. Простите. Как…

– Иван Иванович Буданцев.

– Я уже спокойна, Иван Иванович.

– И где Борис сейчас? – спросил я.

– Перевели в тюрьму. Сначала в комендатуре сидел, потом в тюрьму перевели.

– И в чем же его обвиняют?

– Не знаю. Ничего не знаю. Я ходила в чека, сказали, разберутся и выпустят. Но оттуда, вы знаете, Иван Иванович, никого не выпускают!.. Спрашивали у меня, кто у нас из посторонних бывает в доме. Но к нам давно никто не приходил! Только Варварушка приходит, пожилая женщина, она воду носит мне, полы моет…

В голосе ее была такая искренность, что мне делалось неловко. Даже стыдно за самого себя, что надуваю несчастную мать. Но она говорила, а глаз с меня не спускала! Даже поднося платок к лицу, следила за мной. Или так кажется мне, думал я.

Вдруг она поспешно встала.

– Сидите, сидите, – проговорила она, – я забыла обязанности хозяйки дома. Сейчас будем пить чай. Прислуги давно нет, я сама управляюсь.

– Помочь вам? – Мне хотелось пройти на кухню, узнать, есть ли оттуда второй выход.

– Нет, нет. Сидите, сидите. Я сейчас. – Она вышла.

Я потрогал двери в другие комнаты. Одна была заперта. Вторая вела в спальню хозяйки. Услышав шаги, я сел в кресло.

За чаем я узнал, что мужа ее, полковника царской армии в отставке убили при налете махновской банды. Махновцев она называла не бандитами, а – красными. Я не поправлял ее.

– Ночью мужа вызвали во двор, застрелили. Ворвались сюда. Шкатулка с драгоценностями стояла в спальне под тумбочкой. Сразу нашли ее и убежали… И до возвращения сына я одна жила. Когда Боря вернулся, худой, слабый, денщик его под руки привел, Федором, кажется, звали, то от новой власти не прятался. Сам сходил к начальству, его записали. А потом ему предложили быть командиром эскадрона при военкомате. Он сразу согласился. Он не напрашивался, ему предложили, и он сразу согласился…

– Ирина Владимировна, а не могли его арестовать по подозрению в попытке снова уйти к белым? – спросил я, соображая, как мне навести разговор на Андриевского – на «маленького капитана в пенсне».

– Но у Бори не могло быть таких мыслей. Он бы не оставил меня на расправу красным.

Она была уверена, что красные непременно расстреляли бы ее. Но почему тогда Гавронский исчез из казармы, никого не предупредив?

– Да, все получилось как-то нелепо, – говорил я. – А скажите, Ирина Владимировна, вы не знаете ли, где сейчас и что поделывает «наш маленький капитан в пенсне»? – Я засмеялся. – Боря говорил, вы так его прозвали.

– Не знаю, где Андриевский, Иван Иванович, – вздохнула она. – Приятный был человек. Интеллигентный. Такой разговорчивый. Помню, Боря, когда вернулся домой, говорил, что маленький капитан уехал в Крым, но этой весной неожиданно встретил его на вокзале. Андриевский ждал поезда на Харьков. Кажется, так. Андриевский обещал на обратном пути заехать к нам, рассказать о своих делах. Передал привет Борису от его невесты Лидии. Говорил, что и она скоро приедет в Екатеринослав. Но ни Лидия, ни Андриевский так и не появились. Боря беспокоился за Лидию.

– А где Лидия сейчас?

– Не знаю, Иван Иванович! Я ведь даже не видела ее ни разу. Знаю, что Боря познакомился с ней в станице Кореновской, где стоял их полк. Отец ее погиб, он был начальником Кадетского корпуса, а дядя работал врачом в Кореновской. Мать Лидии умерла от тифа, она и жила у дяди. Хоть бы она приехала, господи!

Я силился вспомнить, что написано в дневнике Гавронского о невесте, но как раз это вылетело из головы. Забылось.

– А вы где видели Андриевского в последний раз? – вдруг спросила Гавронская.

Тут уж я, кажется, вздрогнул. Такого вопроса я не ждал. В прихожей послышался шорох, что-то стукнуло. Гавронская побледнела, прислушалась.

– Вот и Варварушка пришла, – проговорила она с облегчением. – Варварушка, ты там? – крикнула она.

– Я, я, Ирина Владимировна, – откликнулся тонкий голосок. – Водицы принесла.

– Боже мой, боже мой, когда кончится такая жизнь, – говорила Гавронская, – всего боишься! Так где вы видели маленького капитана?

Я решил сыграть ва-банк. Довольно болтовни. Хватит.

– В Крыму, Ирина Владимировна. В штабе контрразведки Врангеля. Он должен был через Мелитополь пробраться сюда, в Екатеринослав.

Неподдельное изумление выразилось на лице Гавронской. Она поставила чашку.

– Так вы оттуда? – прошептала она.

– Да. Мне надо встретиться с Борисом и Андриевским.

– Разве Андриевский в городе? – Опять неподдельное изумление. – Но он не заходил к нам!

– Очевидно, ему нельзя было встречаться с Борисом. Но Борис знает, как его найти, понимаете? – Я уже говорил официальным тоном. – Цель моего визита к вам – узнать у вашего сына адрес Андриевского.

Я жалел, что не взял у Потапова револьвер, я ждал, что сейчас запертые двери распахнутся, выйдет сам Андриевский. Но было тихо. Варварушка в прихожей брякнула ведрами, входная дверь скрипнула. И опять ни звука. Гавронская вся обмякла, руки упали на колени. Ухоженное лицо разом осунулось, покрылось морщинами.

– Вот за что, вот за что арестовали! – произнесла она. – Слушайте, но Боря ни в чем не виноват перед ними. – Она цепко схватила мою руку. – Он ничего не делал! Как спасти его? Как?

– Успокойтесь, Ирина Владимировна, успокойтесь. Прежде всего надо найти Андриевского, понимаете? Надо узнать, что с ним. На свободе он или нет? Если он не арестован, то Борису ничто не грозит, понимаете? – Она пришла в себя, внимательно слушала. – Если Андриевский на свободе, арест Бориса с ним не связан и Бориса вскоре отпустят.

– Вы думаете?

– Конечно.

– Но я не знаю адреса капитана, не знаю! – Опять потекли слезы.

Я готов был верить им.

– Вот что, Ирина Владимировна, – сказал я. – Вы завтра же идите в чека, просите свидания с сыном.

– Я просила уже, не дают! – простонала она.

– Просите еще и еще. Вы мать. Найдите самого главного начальника. У него просите. Не бойтесь их, вам они ничего не сделают. – Я взглянул на часы. – А мне уже пора. – Я взял ее вялую руку и поцеловал. – Если обо мне кто будет спрашивать, может найти меня в Горном институте. Я числюсь там студентом. До свиданья. На днях я наведаюсь к вам. Успокойтесь, все будет хорошо.

На улице я с облегчением вздохнул. Пот прошиб меня. Сердце колотилось. Уже смеркалось, когда вернулся домой. Хозяева спали. Опять я не мог долго уснуть, а потом во сне почудилось, будто мост через Днепр взорвали. Все бегут к мосту, я тоже бегу. Потапов догоняет меня. Грозит наганом, ругается и кричит. Взорванный мост окутан дымом. Вдруг все уставились на меня. Раздались крики: «Он, он виноват!» Я попятился от кричавших и вдруг увидел среди них маленького человечка, ростом с подростка. На плечах его блестели погоны, он был в пенсне и корчился от хохота. Я бросился к нему и… проснулся с криком.

Утром я схватил вторую тетрадь дневника, нашел место, где Гавронский упоминал о своей невесте Лидии.

«Вчера познакомился на балу, который давал атаман станицы Кореновской в честь нашего командира полка, с прелестной девушкой Лидой. Она окончила Новочеркасскую гимназию. Отец ее – начальник Новочеркасского кадетского корпуса. Здесь она гостит у своего дяди – врача местной больницы».

И в самом конце дневника:

«По дороге из Новороссийска в Екатеринослав заехал в Кореновскую. Был у Лиды. Она убита горем. В боях за Екатеринодар погиб ее отец, а перед тем умерла от тифа ее мать. Три дня мы провели вместе. Девушка прелесть. Сделал предложение. Она согласна быть моей женой. Но после окончания траура по отцу. Как я счастлив!»

Больше о Лидии ничего не было в дневнике. Где она? Как ее фамилия? Через нее можно бы что-нибудь узнать.

Я сходил в институт. Потолкался среди знакомых студентов, погулял в городе. Маленького роста люди в пенсне и даже в обычных очках беспокоили мое внимание. Когда вернулся домой, на веранде встретила меня Мария Григорьевна. Она улыбалась.

– А я повидала вашу даму сердца, – сказала она. – Красивая девушка. Только вы, Ваня, ушли в институт, она и появилась во дворе. Высокая, чернобровая. Я сразу догадалась, кто это. «Скажите, здесь живет Буданцев, студент Горного института?» – спросила она. Я ответила, что здесь, но дома вас нет. «Спасибо, – сказала она, – я найду его там». И быстро ушла. Вежливая. Я сразу поняла, она из хорошей семьи. Вы можете пригласить ее на чай, Ваня. Я все приготовлю.

Я был в недоумении. Но улыбнулся.

– Она в кожаной курточке была?

– Нет, в светлом плаще. В широком таком. Очень приятная девушка. Пригласите ее, Ваня, не стесняйтесь…

– Спасибо…

Кто же приходил? Связная от Потапова? Значит, что-то случилось? Я пометался по комнате. В чека идти было мне нельзя. Время до встречи с Потаповым тянулось страшно долго. Я бродил по улицам, казалось, кто-то следит за мной. Я сокрушался, что не удосужился взглянуть на Варварушку Гавронской. Собственно, ничего я не выведал у Гавронской. Кажется, еще больше запутал дело… Надо Потапову сказать, чтоб сделал запрос в Новочеркасск, узнали фамилию бывшего начальника Кадетского корпуса. Тогда найдем Лидию.

– Добро. Силен студент, ваше благородие! – заговорил Потапов, едва я выложил ему новости. – Я как-то упустил из виду отца этой невесты Лидии. Не знаю, выйдет ли из тебя инженер, а вот чекист вроде уже вырисовывается. Запросим Новочеркасск. Но то, что тебя провожали до самого дома три человека, ты прохлопал. Для чекиста факт позорный. Да ты успокойся, успокойся. За домом Гавронской мы давно наблюдаем. А когда послали тебя, я усилил наблюдение. Говоришь, Гавронская понятия не имеет о деятельности сынка и Андриевского? А что тебе скажет такой факт: едва ты свернул за угол, Гавронская вышла из калитки. В темной накидке с капюшоном последовала за тобой. Да как резво! По другой стороне улицы семенила: ты свернул к Петровым, она тут же вернулась домой.

– Ну и ну, – произнес я.

– А сегодня днем, ровно в одиннадцать часов, Гавронская отправилась к соседям справа. От них вышла с какой-то девицей – красавицей. Они проследовали к дому Петровых. Гавронская прогуливалась по улице, а девица вошла во двор. Но девица – незнакомка – пустое место. Один из наших сотрудников очень хорошо ее знает. По просьбе Гавронской она узнала, живешь ли ты у Петровых или нет, каково? А Варварушка – тоже пустое место, она с придурью. С молодых лет прирабатывает по дому у богатеньких. То, что рискнул ты назваться агентом Врангеля, думаю, правильно сделал. Теперь и за домом Петровых понаблюдаем. Ты где держишь тетради Гавронского?

– На тумбочке. Между тетрадями с лекциями сына Петровых.

– Правильно. В матрац, в подушку никогда ничего не суй. С них начинают шарить. Гавронская спрашивала, где ты живешь?

– Нет. Я сказал, что числюсь студентом института. И все.

– Добро. – Он достал из кармана часы. – Расходимся. На сегодня все. До получения ответа из Новочеркасска к Гавронской не ходи.

Два дня прошли спокойно. Я посещал институт, вернее, столовую институтскую. Дома читал учебники, лекции сына хозяев. Сам удивлялся, что не позабыл физику, математику.

На третий день в столовой ко мне подсел незнакомый молодой человек и, подавая мне горчицу, произнес тихо:

– Сегодня в семь ждет Потапов…

– Читай, герой, и задирай нос выше, – встретил меня Потапов, протягивая лист бумаги. То была расшифрованная телеграмма из Краснодарского отдела ВЧК.

«На ваш запрос, – прочел я, – начальник Кадетского корпуса Золотарев Виктор Михайлович, полковник деникинской армии убит станице Пашковской марта 1920 года. Дочь Лидия и брат Золотарева врач станице Кореновской Алексей Золотарев выбыли станицы неизвестном направлении конце июня 1920 года Начкубчерчека…»

Я был доволен. Потапов тоже.

– Читай вот еще. – Он подал мне справку местного адресного стола.

«Золотарев Алексей Михайлович 1885 года рождения и его жена Екатерина Ивановна Золотарева 1880 года рождения проживают по адресу: улица Гоголя, дом № 24, квартира № 3. Золотарева Лидия Викторовна в Екатеринославе не проживает и не проживала».

– Теперь слушай, студент: вчера Гавронская была у нас. Просила свидания с сыном. Мы поломались для видимости и разрешили. Гавронский спрашивал у нее, не приходила ли к ней Лидия. Мать сказала, что нет. «И письма не было?» – «Не было, – ответила она и спросила шепотом: – Боренька, скажи, а где рецепт на пенсне? Я нигде не могу найти, а заказать пенсне надо».

Сын некоторое время молча смотрел на мать. «На письменном столе, – сказал он. – В книге Гоголя. В третьем томе на двадцать четвертой странице».

Я спросил Потапова, сообщила ли Гавронская сыну о моем визите.

– О тебе она ни слова не сказала. Надо думать, он сам понял: кто-то прибыл, соображаешь? Ловко работают, сволочи. Пенсне, Гоголь, третий том! Ну, ну, студент, ваше благородие, верти мозгами! А адрес Золотарева – улица Гоголя, дом двадцать четыре, квартира три, понимаешь? Завтра же отправляйся к Гавронской. Надо думать, она ждет тебя… На всякий случай. – Он подал мне браунинг. – Как носить и стрелять, я думаю, ты знаешь! Завтра в десять вечера будь здесь. Сюда иди не из дому, а погуляй прежде в городе.

Дома ждало меня письмо от Гавронской. Она приглашала навестить ее. В любое время.

Как и в первый раз, ровно в семь часов вечера, я дернул за шнурок колокольчика. Дверь почти сразу же открылась, будто Гавронская ждала меня в коридоре.

– Здравствуйте, Иван Иванович, – поздоровалась она первой, улыбнулась и подала руку. Я поцеловал ее. – Когда получили письмо?

– Вчера под вечер, Ирина Владимировна.

– Проходите, проходите. Как раз чай готов. У меня новости есть.

Сгорбленная Варварушка в черном платке шмыгнула мимо меня в кухню. В гостиной на столе шумел самовар, стояли вазочка с вареньем, две хрустальные вазы с домашним печеньем и пирожками, бутылка рома. Мы сели.

– Вам, конечно, чай покрепче, – говорила она, – я уж знаю. Фронтовики пьют крепкий. – Она подала мне чашку на блюдечке. – А вот ром. Ямайский. Его тоже фронтовики уважают. Хотите с чаем, хотите без чая. Фронтовики любят пить ром без чая. Я знаю. О, я теперь много кое-чего знаю. Насмотрелась. Может, еще покрепче?

– Спасибо. Отличный чай. Давно такого не пил.

– Прежде всего я должна извиниться перед вами, – говорила Гавронская. – Прошлый раз я не спросила, где вы живете. Спохватилась, когда вы ушли. Быстро оделась и за вами. А на улице, знаете, прямо осенило меня: мне нельзя к вам подходить: сын мой арестован и на вас может пасть подозрение. И я на расстоянии шла за вами до самого дома Петровых. Так неловко мне было! Вы свернули в их двор, но ни в одном окне свет не загорелся. А двор-то у них проходной. Я и растерялась: в дом вы вошли или дальше на Александровскую улицу? Петровы знают меня, их сын учился в гимназии с моим Борей. Сама я не могла зайти к ним, спросить, у них ли вы живете. Сразу бы начались разговоры! Я и послала нашу соседку уточнить. Милая такая девочка. Так я и узнала ваш адрес.

– Извиняться не надо, Ирина Владимировна. Я сам виноват. Конечно же, мне надо было адрес вам оставить. А я решил, что вы в институте узнали.

– Нет, в институт я бы не пошла, что вы!.. Но слушайте: я повидала Бориса! – Я как мог изобразил на лице нечто вроде удивления. – По вашему совету я написала заявление с просьбой о свидании и отправилась. Там у них часовой с ружьем и дежурный… Слушайте. Отнес дежурный куда-то заявление, я ждала. Можете представить, этот дежурный предложил мне сесть! Вернулся он, провел в кабинет к какому-то их начальнику. Паспорт мой вертел, вертел; смотрел, смотрел. Потом говорит: «После ареста вашего сына вы куда ездили из Екатеринослава?» – «Господи, – говорю, – никуда я не ездила! Куда же я поеду, зачем?» – «А двадцать пятого сентября вы где были?» – спрашивает. «Дома была. Дома». – «А вас кто-нибудь навещал?» Вы знаете, Иван Иванович, у меня сердце и остановилось. Никто не навещал, ответила я. А сама думаю: ведь вас могли видеть соседи! Могли донести. «Никто, никто?» – опять допытывается. И я, Иван Иванович, извините, решилась. Думаю, ведь вы студентом числитесь, открыто ходите по городу. Если им донесли, что вы приходили ко мне, нельзя скрывать. Иначе подозрение у них возникнет.

– Вы правильно поступили, Ирина Владимировна, – твердым голосом сказал я.

– Да, – говорю, – один студент Горного института недавно приходил. Хотел повидать Бориса, сказал, что в гимназии вместе с ним учился.

Тут он вскочил, Иван Иванович, провел к другому начальнику. А тот и начал допытываться: какой вы из себя, в чем одеты, какие волосы? Фотографии показывал, мол, нет ли на них вас. Вас там не было, Иван Иванович… Часа два так допрашивали меня. А потом выписали пропуск на свидание.

– И хорошо сделали, Ирина Владимировна, вы просто молодец. Если им еще и не донесли обо мне, то донесут. Если и сюда придут, сразу говорите: да, приходил студент, но фамилию свою он не называл. Назвался Иваном Ивановичем и все.

– Ох, вы сняли с меня камень…

– Но как Борис?

– Живой, здоровый, только бледный, чуть исхудал. Но синяков на нем нет. Сказал, что не били его, не мучили. Знаете, я принесла ему пирожков, вареную курицу. При мне все это осмотрели, тут же отдали ему. – Она вздохнула. – Он в основном спрашивал: как мое здоровье, как я питаюсь, носит ли Варварушка воду, ходит ли за продуктами? Все интересовало его! Потом спросил, не приходила ли Лида? Я только отрицательно покачала головой. А потом… Вы удивитесь моей находчивости. Куда ты, говорю тихо, положил рецепт на пенсне? Мне надо заказать, а то я читать не могу. Он с недоумением уставился на меня. Потом и говорит: «Поищи рецепт в книге Гоголя на двадцать четвертой странице третьего тома. Но лучше не заказывай пенсне до моего возвращения. Я надеюсь, скоро освободят меня. Я ни в чем не виновен. Вернусь, сам закажу, а то тебя могут обмануть…».

Прибежала я домой, нашла третий дом. Вон он лежит на подоконнике. Перелистала весь, ничего не нашла! И я ждала вас, Иван Иванович. Я ничего не понимаю. Я все тома Гоголя перелистала, все ящики и бумаги его перерыла, нигде об Андриевском ничего нет. Может, вы что-то знаете об этом? – Лицо ее, голос выражали растерянность, изумление, непонимание. – Ах, забыла сказать: есть еще третий том, лежал в Борином столе, он принес с работы. Помню, сказал, что кто-то оставил книгу в казарме. Но в нем я тоже ничего не нашла.

– Я взгляну на книгу?

– Ради бога! Ох! – Она закрыла лицо руками. – Может, Боря сказал так, чтоб просто что-то сказать? – спросила она сама себя.

Я раскрыл книгу на двадцать четвертой странице. Быстро взглянул на Гавронскую. Она пристально смотрела на меня.

На двадцать четвертой странице говорилось о посещении Чичиковым помещика Манилова. Читая, я перевернул страницу, и только в этот момент заметил на листе светлые точки между строчками и буквами. Я закрыл книгу.

– Действительно, здесь ничего нет. Какое-то недоразумение. А можно мне взять книгу почитать? – спросил я.

– Пожалуйста. Берите.

Я встал, она тоже и смотрела с мольбой на меня.

– Иван Иванович, – прошептала она, оглянувшись на входную дверь. – Но как же быть? Вы сами говорили, если Андриевский на свободе, то Боре ничего не грозит. Как же узнать, где капитан? Вы что-то скрываете от меня!

«Как играет!» – думал я.

– Ирина Владимировна, – строго сказал я, – скрываю что-то не я, а ваш сын. Он не доверился вам. Он же сказал, чтобы вы не заказывали пенсне, закажет он сам, когда вернется. Вот так. Но вы не очень волнуйтесь. Я через других людей попытаюсь найти Андриевского. А вы, если будут какие новости, сообщите мне. Договорились?

– Непременно, непременно!

Я откланялся.

Дома я закрылся в комнате, внимательно осмотрел исколотую страницу. Буквы были проколоты на шести строчках, но в слова не складывались. Это был шифр. С подобным шифром я уже встречался. Я выписал буквы алфавита сначала в прямом порядке, а под ним – в обратном.

На первой строчке страницы были проколоты следующие буквы: о, я, ы, ь, э, я, а. Под ними я выписал буквы верхнего порядка и получил слово садовая. Таким же образом я расшифровал остальное:

з, ъ, о, н, г – шесть;

п, я, ш, п, ъ, з, ч, м, ъ – разрешите;

э, ъ, п, т, м, н, г – вернуть;

э, я, з, м – вашу;

х, т, ч, ь, м – книгу.

Получилась фраза: «Садовая, шесть. Разрешите вернуть Вашу книгу».

За окном стояла темень. Лампа коптила, но мне было не до нее. Я упал на кровать, лежал, видя перед собой слова фразы, и повторял их… Да, то была удача!..

Итак, разложим все по полочкам. В книге зашифрован чей-то адрес. Слова «разрешите вернуть вашу книгу» – пароль. Том и страница совпадают с адресом Золотарева: третий том Гоголя, двадцать четвертая страница – улица Гоголя, дом 24, квартира 3. Значит, явившийся к Гавронскому агент сразу узнает два адреса: Садовая, 6 и Гоголя, 24 и пароль.

Но кто должен появиться и когда? Знают ли на Садовой, шесть в лицо того, кто должен прибыть? Вдруг там и сидит Андриевский, «маленький капитан в пенсне»? Или он у Золотарева? Но тот, кто появится из Крыма сегодня ночью, завтра или через три дня не встретится с Андриевским! Шифр – вот он, у меня. Мысли мои занялись Гавронской. О шифре, видимо, она понятия не имеет. Возможно, ее притянули к организации, о которой она ничего не знает. Но почему в таком случае следила за мной, особенно когда я взял книгу? Или показалось мне?

Утром я не пошел в институт. Несколько раз прогулялся быстрым шагом мимо столовой ЧК по противоположной стороне и встретил Фадеева, которого попросил передать Потапову, что срочно нужна встреча.

Я покружил по улицам минут тридцать. Потапов уже ждал меня на квартире. Он ходил туда-сюда по комнате, по его виду я понял, что он чем-то доволен.

– Здорово, Ванюша, студент, ваше благородие, – заговорил он, пожимая мою руку. – Чего ты весь в мыле? Вдовица тебя так взвинтила? Ха-ха! Ну, что стряслось? Выкладывай, потом уж я.

Лицо его посерьезнело, едва я поведал о шифре, о том, как мне удалось найти ключ к нему.

– Ну, скажи ты, ну надо же, – повторял он. – Це дило треба разжуваты. Ай студент, ай молодчага! Да тебя же наградить надо! – Он позвонил в ЧК, приказал усилить наблюдение за домом номер шесть по Садовой улице. – Как сама Гавронская? – спросил он, положив трубку.

– Думаю, об организации Андриевского она понятия не имеет. Настораживает меня только ее подозрительность. Или она дьявольски хитра, великолепная актриса, или ничего не знает о заговоре.

– Ладно. Узнаем. Однако слушай теперь меня. Мы получили вот какие сведения из Екатеринодара. Тамошние ребятки выяснили: уроженка станицы Кореновской Анна Дубровина, документы которой были у сбежавшей из госпиталя сестры милосердия, действительно служила в санчасти армии Буденного, понял? В январе месяце этого года Дубровина демобилизовалась, вернулась в свою станицу. Там прихватил ее тиф, в конце апреля она умерла. В больнице. А дядя невесты Гавронского Золотарев тогда еще заведовал больницей, ясно? Документы Дубровиной исчезли. У родных ее их нет. Какой вывод? Или невеста Гавронского Лидия стянула ее документы, или какая-то другая девица. По заданию Андриевского она, неизвестная нам, поступила в госпиталь. Она знала, что мост хотят взорвать и что с этим делом связан Федька Матвеев. Увидев его в госпитале, она испугалась, что он, придя в сознание, расскажет все. Тогда она ввела смертельную дозу морфия и сбежала. И надо думать, неизвестная и есть невеста Гавронского Лидия. Потому что нигде ее не найти. Ясно? В Новочеркасске, в Екатеринодаре, в Кореновской – ее нету. У Золотаревых ее нет, Гавронская ее и не видела, понимаешь?.. Где-то, значит, отсиживается. В госпитале она проработала всего одну неделю. Помнит ее только одна пожилая сестра, ее напарница, и главный врач. Они показали одно: сестра Дубровина красила губы, накладывала румянец. Косынка всегда закрывала ее лоб до бровей. И сестра еще показала, что Дубровина попивала, воровала спирт и морфий. Вот, студент, все сведения о ней… Идем далее. Загадкой остается для нас личность убитого у моста. Никто его не опознал, заявлений об исчезновении родственника, знакомого, соседа не поступило ни к нам, ни в милицию. Теперь о другом. Дом, где живет Золотарев с женой, принадлежит Сазоновой Елизавете Петровне. У нее двое детей, сын четырнадцати лет, дочке десять. Муж ее, Сазонов Степан Тихонович, – владелец самой крупной в городе паровой мельницы. Ушел с войсками Деникина, до сей поры не вернулся. Занимают Сазоновы квартиру номер один. Квартира номер два пустует, в коммунхозе ее взяли на учет. Прежде жил в ней инженер, он был управляющим на мельнице Сазонова. Где теперь он – неизвестно. За домом ведется наблюдение. Пока никто подозрительный к Золотаревым не приходил. Все, пожалуй. Пойдешь ты на Садовую, шесть или нет, решим погодя. Пока можешь прогуляться по Садовой, со стороны погляди на дом осторожно, небрежно, не привлекай к себе внимание. Специально ни за кем не следи. И последнее: сюда больше не приходи, возле чека и не появляйся – это заруби на носу. Вот ключ от десятого номера горсоветовской гостиницы. Пусть она станет пока твоим вторым домом. Можешь изредка и ночевать там. В номере телефон. Ежедневно по дороге в институт звони мне. И учти: за тобой могут вести слежку. По дороге в гостиницу следи, нет ли хвоста.

– Гавронскую навестить? – спросил я.

– Пока нет нужды. Если опять письмом позовет, сходишь. Да, чуть не забыл: в номере стоит полковой денежный ящик. Если что, я оставлю в нем тебе записку. Проверяй ежедневно, ключ от ящика носи с собой. Ну и все. Ступай, Иван Иванович. – Он пожал мне руку. – Спасибо тебе за Садовую, шесть. От всей души.

Я побывал в номере, посидел за столиком и отправился в столовую. Когда обедал, то сосед по столу рассказал мне, как пройти на Садовую улицу, и я отправился туда.

Улица оправдывала свое название. Палисадники домов, заросшие сиренью, акацией, разделялись только проездами к воротам. Дома утопали в садах. Возле лавочек земля утоптана, шелуха от семечек. Забор дома номер шесть высокий, без щелей. Во дворе, захлебываясь, гремя цепью, залаял пес. Над калиткой прибита жестянка: Садовая, 6. Тарасов А. В.

Я оглянулся: улица была пустынна, только мальчишки гоняли колесо по дороге да древний старик в черном картузе сидел на лавочке. В конце улицы я постоял, озираясь. Обратно пошел по другой стороне. Минут десять посидел на лавочке наискосок от шестого дома. Тихо было. Только колесо мальчишек повизгивало. Мимо прошел парень в рубахе навыпуск, в сером пиджаке и с котомкой за спиной. На меня он не взглянул.

Я не ждал, что в шестой дом кто-то придет или выйдет из него. Ну а вдруг?

И вот «вдруг» случилось.

Во дворе шестого дома весело залаяла, повизгивая, собака. Калитка открылась, появилась высокая и стройная девушка в темно-синем платье, с продуктовой сумкой в руке. Она пересекла улицу, направилась в мою сторону. «На ловца и зверь бежит», – подумал я и с равнодушным видом оглянулся. Подобных красавиц я не видывал. Свежий румянец, тонкие брови над карими глазами. Волосы прибраны на затылок, только на щеку падает локон. Она думала о чем-то своем и шагала так, будто старалась идти по одной какой-то полоске.

Что случилось тогда в моей двадцатидвухлетней голове – до сих пор понять не могу. Я пялил глаза на ее нежный румянец, на глаза и губы, а едва она поравнялась со мной, я встал, чуть поклонился и произнес:

– Здравствуйте. Разрешите вернуть вашу книгу.

Она вздрогнула, остановилась. Глаза ее сделались еще больше и уставились на меня.

– Господи, – прошептала она. Глаза ее на секунду закрылись. – Боже мой, наконец-то.

Помню, вдруг за калиткой женский голос визгливо закричал:

– А ну геть витцеля, поганец! Паки ж ты будешь шкодить на кучене?

И девушка словно очнулась, быстро пошла вперед. Я за ней. Мы пошли рядом.

– Я совсем забыла, какую книгу вы у меня брали. – Она смотрела перед собой. – Напомните мне, пожалуйста.

– Третий том Гоголя. Когда можно вам принести книгу?

– Сегодня или завтра. В шесть вечера, как вам удобнее. – Я увидел глаза ее. – Лучше бы сегодня. – Она улыбнулась.

– Я смогу завтра. Только завтра.

– Хорошо.

На углу она подала мне руку.

– Наконец-то, – тихо сказала она, – сколько я ждала! До завтра.

– До завтра.

Я смотрел ей вслед. Она удалялась, наклонив голову, опять ступая так, будто стараясь идти по одной линии. Сворачивая за угол, она оглянулась и скрылась, а я поплелся по улице. Мне не хотелось идти ни домой, ни в гостиницу. Мне вдруг стало жутковато – что я натворил! Потапов уже, конечно, что-то затеял, а я испортил… А если она сейчас же сообщит Андриевскому? А если сегодня прибудет из Крыма настоящий агент к Гавронской и догадается о провале явки? А вдруг у них и еще явка имеется на случай провала одной? Непременно есть. Что тогда? Тогда наша операция лопнула. Андриевский еще глубже спрячется. Надо спешить. Если агент появится, надо взять сразу.

Я бросился в гостиницу, позвонил Потапову. Четко, кратко доложил ему о случившемся. Я слышал его дыхание.

– Сейчас приду, – произнес он.

– Всего я мог ждать от тебя, студент, – заговорил Потапов, быстро войдя в номер, заперев дверь, – но такого! Увидел красивую девку и отчебучил! Сам и расхлебывать будешь, учти. И считай, в рубашке ты родился, ежели обойдется все благополучно. – Я стоял навытяжку. – Как ты мог? Как ты мог? Мы за ночь и день не узнаем, кто сидит в шестом доме! А в соседних домах? Андриевский знает всех офицеров своей контрразведки. Прикинешься ты новеньким – ладно. Но у капитана свой пароль может быть. Эх! Вот шлепнут тебя завтра из-за угла. Либо сегодня в кровати зарежут. Она куда шла?