Текст книги "Дорога длиною в жизнь"

Автор книги: Иван Людников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

В сложной, чреватой большими опасностями обстановке, имея скудный запас продовольствия и боеприпасов, исключительное мужество и хладнокровие проявил командир 91-й гвардейской дивизии полковник Василий Иванович Кожанов. Только получив приказ на выход из окружения, гвардейцы оставили свои позиции. Но самые тяжелые испытания были впереди. Воспользовавшись данными радиоперехвата, враги вышли на указанный Кожанову маршрут движения. Отважные разведчики дивизии (ими по-прежнему командовал Алексей Щербаков) вовремя предупредили комдива, на каких рубежах сосредоточились фашистские войска, и Кожанов самостоятельно изменил маршрут.

В ночь на 9 февраля гвардейцы Кожанова уже приблизились к линии фронта, готовясь к ожесточенному бою на прорыв из окружения. Оперативная группа штаба дивизии находилась в головной колонне 279-го полка. Впереди двигалась единственная самоходка. Внезапно с небольшой высотки близ дороги ночную тьму прорезали вспышки. Двумя выстрелами из пушки немцы подбили самоходку. Она успела лишь чуть развернуться, закрыв собою дорогу. В такой ситуации промедление смерти подобно. И раньше всех это поняли разведчики Щербакова. Покинув колонну, они вскоре вернулись и доложили, что путь свободен. Три храбреца – Степан Мальцев, Георгий Лоянь и Иван Ступницкий бесшумно проникли на огневую позицию противника. Без единого выстрела, пустив в ход кинжалы, они покончили с расчетом пушки.

В районе безымянной высоты юго-западнее Койенена гвардейцы скрытно подошли к переднему краю неприятеля. Услышав за спиной стрельбу и русское «ура», немцы разомкнули фронт. Гвардейцы Кожанова соединились с солдатами Бибикова.

Рейд по тылам врага был завершен.

Я разговаривал с гвардейцами после их выхода из окружения. На судьбу они не роптали и, вспоминая пережитое, возмущались только наглостью врага:

– По фашистам уже колокола звонят, а они нам, гвардейцам, предлагали сдаваться! Мы припомним им это нахальство, когда снова выйдем к морю!

Немецко-фашистские войска непрерывно атакуют наши позиции западнее и северо-западнее Кенигсберга. Две пехотные дивизии противника после мощной артиллерийской подготовки наносят встречные удары – с Кенигсберга на Фишхаузен и в обратном направлении. Каждую дивизию поддерживают сто двадцать танков. Обстановка крайне напряженная.

Гитлеровцы неистово рвутся навстречу друг другу. 25 февраля им удалось образовать коридор вдоль железной дороги Кенигсберг – порт Пиллау. Это стоило им около десяти тысяч убитыми и ранеными, ста двадцати девяти танков, множества орудий; но железная дорога, хотя и находится под нашим обстрелом, действует. А шоссе южнее железной дороги начисто скрыто от наших артиллерийских наблюдателей.

Пытаясь расширить коридор, противник не прекращает атак. Не перечесть все части и подразделения, которые проявили в эти дни необычайную стойкость.

Наступил март. Мы начали готовиться к решительному штурму вражеской крепости. А в конце месяца, сдав свою полосу 50-й армии генерал-лейтенанта Ф. П. Озерова, заняли новый участок на северо-западном фасе Кенигсберга. Гарнизон крепости к тому времени насчитывал свыше ста тысяч солдат и офицеров. Обороняясь в крепостных фортах, гитлеровцы располагали огромным запасом оружия и продовольствия, имели восемьсот пятьдесят орудий, шестьдесят танков. Хотя Кенигсберг с трех сторон был нами обложен, пятикилометровая горловина, связывавшая его с портом Пиллау, действовала. Перерезать ее – одна из важнейших задач предстоявшей операции, которую доверили войскам 39-й армии.

Нам отвели восьмикилометровый участок фронта. Взаимодействуя с соседями (5-й и 43-й армиями), мы должны, по замыслу нового командующего 3-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза А. М. Василевского, уже к исходу первого дня наступления выйти к заливу Куришес-Хафф, к устью реки Прегель и тем самым перерезать горловину коридора, связывавшего Кенигсберг с Пиллау.

5 апреля на наблюдательный пункт армии прибыл А. М. Василевский. Он познакомил нас с предстоявшей операцией. Войска, штурмующие Кенигсберг, своими концентрическими ударами должны разгромить вражеский гарнизон и овладеть городом. Задача нашей армии осталась без изменений.

Все готово к наступлению. Беспокоит только непогода. Нельзя ли хоть на день отложить атаку?

– День штурма утвердила Ставка Верховного Главнокомандования, – сказал маршал. – Никакой отсрочки!

С утра 6 апреля дождя не было, но облака висели низко, а земля в предвесеннем дыхании испаряла влагу. О такой погоде в народе говорят: «Ни возом, ни санями». В десятом часу над горизонтом прояснилось. Примерно через тридцать минут ударили орудия. А еще через полтора часа вслед за артиллерийским валом армия перешла в наступление.

Гитлеровцы спешно бросили против нас свою 5-ю танковую дивизию, ожесточенно сопротивляются, пытаясь удержать коммуникаций между Кенигсбергом и Пиллау. Противник не отходит, и мы ведем бой на его уничтожение. Продвинулись за день всего на четыре километра, но и этого было достаточно, чтобы перерезать железную дорогу. На другой день мы почти не продвинулись, но и противник оказался бессильным вернуть дорогу. О том, сколь ожесточенными были бои на нашем участке, свидетельствует хотя бы такой факт: за один только день 7 апреля из тридцати пяти вражеских контратак против всех войск 3-го Белорусского фронта восемнадцать контратак приняли войска нашей армии.

В полдень 9 апреля бой в Кенигсберге утих, а вечером мы узнали, что комендант крепости генерал Ляш сдался в плен. Капитулировал почти стотысячный кенигсбергский гарнизон.

А на нашем участке бои не прекращались.

Если враг не сдается…

У меня хранится отпечатанный типографским способом документ – обращение командующего 3-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза А. М. Василевского «К немецким генералам, офицерам и солдатам, оставшимся на Земланде». Текст этого обращения (я имею в виду не только содержание, но и в высшей степени достойный тон) заслуживает того, чтобы привести его полностью:

Вам хорошо известно, что вся немецкая армия потерпела полный разгром. Русские под Берлином и в Вене. Союзные войска в 300 километрах восточнее Рейна. Союзники уже в Бремене, Ганновере, Брауншвейге, подошли к Лейпцигу и Мюнхену. Половина Германии в руках русских и союзных войск.

Одна из сильнейших крепостей Германии – Кенигсберг – пала в три дня. Комендант крепости генерал пехоты Отто Ляш принял предложенные мною условия капитуляции и сдался с большей частью гарнизона. Всего сдались в плен 92000 немецких солдат, 1819 офицеров и 4 генерала.

Немецкие офицеры и солдаты, оставшиеся на Земланде! Сейчас, после падения Кенигсберга, последнего оплота немецких войск в Восточной Пруссии, ваше положение совершенно безнадежно. Помощи вам никто не пришлет. 450 километров отделяют вас от линии фронта, проходящей у Штеттина. Морские пути на запад перерезаны русскими подводными лодками. Вы в глубоком тылу русских войск. Положение ваше безвыходное. Против вас многократно превосходящие силы Красной Армии.

Сила на нашей стороне, и ваше сопротивление не имеет никакого смысла. Оно поведет только к вашей гибели и к многочисленным жертвам среди скопившегося в районе Пиллау гражданского населения.

Чтобы избежать ненужного кровопролития, я требую от вас: в течение 24 часов сложить оружие, прекратить сопротивление и сдаться в плен.

Всем генералам, офицерам и солдатам, которые прекратят сопротивление, гарантируются: жизнь, достаточное питание и возвращение на родину после войны.

Всем раненым и больным будет немедленно оказана медицинская помощь.

Я обещаю всем сдавшимся достойное солдат обращение.

Мирным жителям будет разрешено вернуться в свои города и села, к мирному труду.

Эти условия одинаково действительны для соединений, полков, подразделений, групп и одиночек.

Если мое требование сдаться не будет выполнено в срок 24 часа, вы рискуете быть уничтоженными.

Немецкие солдаты и офицеры! Если ваше командование не примет мой ультиматум, действуйте самостоятельно. Спасайте свою жизнь. Сдавайтесь в плен.

24 часа по московскому времени.

11 апреля 1945 года.

У врага – сутки на размышление.

Я воспользовался короткой передышкой, чтобы сопоставить и сравнить то, что напрашивалось на сравнение.

Прошло немногим более двух лет с того дня, когда на площади Павших борцов в Сталинграде мы праздновали нашу победу – полный разгром и пленение армии Паулюса. Более ста дней гитлеровское командование пыталось овладеть Сталинградом, безжалостно разрушая авиацией и артиллерией открытый город, менее всего напоминавший крепость.

Не было там ни фортов, ни инженерных сооружений. В крепость, которая не сдается, город превратили солдаты, герои битвы на Волге. А город-крепость Кенигсберг за три дня рухнул под нашими ударами.

Уже после войны довелось мне познакомиться с директивой № 45, имевшей гриф «Сов. секретно. Только для командования». Датированная июлем 1942 года, она была подписана Адольфом Гитлером в его ставке «вольфсшанце». Директива определяла задачи двух групп немецких армий – «А» и «Б» на южном фронте. Тогда бесноватый не сомневался, что возьмет Сталинград, и в четвертом параграфе своей директивы уже определил задачи группы армий «Б» после овладения Сталинградом. Вот что там сказано: «Вслед за этим (ударом на Сталинград. – И. Л.) танковые и моторизованные войска должны нанести удар вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и парализовать также движение по главному руслу Волги. Эти операции группы армий Б получают кодированное название „Фишрейер“».

«Фишрейер, – объясняет старая немецкая энциклопедия, – особого рода хищная цапля, питающаяся лягушками и рыбой. Глотает их жадно». Что же, по фюреру и код. А чем этот «Фишрейер» обернулся, мы уже знаем…

Истекли сутки. Гитлеровцы не приняли наш ультиматум, и мы получили приказ: «На Фишхаузен!»

Разгорелся бой на полное уничтожение живой силы и техники противника.

Не забыть нам этого дня – 16 апреля 1945 года.

Солнечно и безветренно. Буйно шествует по земле весна, и пахнет близким морем.

Видимость отличная. Мы наблюдаем, как далеко-далеко справа от нас вспыхнула одна ракета, за нею другая, третья… И вот уже все небо над горизонтом расцвечено огнями фейерверка.

Что случилось? Звоню командиру 94-го стрелкового корпуса генерал-майору И. И. Попову, и он мне сообщает, что ракеты взлетают над войсками 5-й армии Крылова. Звоню Крылову:

– Николай Иванович, что у вас творится?

– А то, Иван Ильич, творится, что войну закончили. Мои солдаты у моря салютуют, чего и вам желаю…

День на исходе. В полночь мощным артиллерийским налетом начали мы штурм города Фишхаузен и до рассвета овладели им.

Не вышло у Гитлера с «Фишрейером», зато мы – в Фишхаузене!

Утром у городского причала подошел ко мне гвардии старшина Николай Трофимов – тот самый, что воевал в Сталинграде и в Восточной Пруссии. Это он, прочитав письмо Александры Полещук, угнанной немцами из родного села, торопил своих солдат: «Шире шаг! Кто станет на нашем пути – сотрем!»

Старшина, как полагается, козырнул, глубоко вздохнул, сказал:

– Дошли, товарищ генерал. Дальше некуда… – И тут же полюбопытствовал: – А может, на Берлин?

– Спасибо тебе, гвардии старшина, за то, что дошли от Волги до Балтийского моря. А куда дальше, я и сам не знаю… Куда прикажут… Мы люди военные…

Нет для командующего армией ничего более привычного, чем оперативная сводка. На войне он ежедневно читает и утверждает ее. Но сводку, которую мне принесли после боев за Фишхаузен, я держал в руках как документ особой важности и несколько строк из нее тогда же занес в свой блокнот. В графе, где изо дня в день начальник оперативного отдела показывал потери, на этот раз было записано: «17 апреля 1945 года в течение дня войска армии приводили себя в порядок. Мылись в бане, производили сдачу боевых патронов, гранат и ракет на склады боевого питания».

Весьма прозаично, не правда ли? Вроде бы да. Но чтобы появилась такая запись, надо было прежде поставить крест на логове германского милитаризма – Восточной Пруссии.

Долго держал в руках сводку.

…Еще Кенигсберг не назван Калининградом, а взятый вчера с боем Фишхаузен – Приморским поселком. Тот самый Метгетен, что дважды переходил из рук в руки, не получил еще имени советского танкиста Александра Космодемьянского, брата бессмертной Зои, погибшего после падения Кенигсберга. Уже потом на картах Советского Союза появятся названия Черняховск, Гусев, Нестеров, Мамонов… И будет эта земля хранить имена советских воинов – от генерала до солдата, – что пали на ней в последние месяцы войны. В Калининграде в одной лишь братской могиле захоронены тысяча двести наших солдат и офицеров – из тех, кто штурмовал Кенигсберг. А ведь это – лишь малая толика жертв, принесенных советским народом и его армией на алтарь Отечества во имя победы над фашизмом.

17 апреля 1945 года. Поздний вечер. За раскрытым окном тишина. Не волнуясь о завтрашнем дне, спят солдаты. Их сон не потревожит больше канонада.

Сколько же дней и ночей вобрали годы войны, чтобы пришла наконец эта тишина!..

Получен приказ сосредоточить войска 39-й армии южнее Инстербурга.

Выполнив приказ, докладываю командующему фронтом о состоянии войск. Маршал Василевский утверждает наши представления к наградам и званиям. И тогда я задаю Александру Михайловичу тот самый вопрос, с которым обратился ко мне гвардии старшина Николай Трофимов:

– Товарищ маршал, куда же дальше?..

Узнаю только, что 3-й Белорусский фронт составляет резерв Ставки Верховного Главнокомандования. А резерв должен быть готов в любой день и час к выполнению новых задач.

Провожает меня генерал для поручений при штабе маршала, он любуется моим «оппель-адмиралом»:

– На такой машине можно поездить и по степям. – И, помолчав, добавляет: – По забайкальским, монгольским…

Этот намек был сделан неспроста.

В начале апреля Советское правительство уведомило правительство Японии, что договор о нейтралитете будет денонсирован, так как фактически потерял свою силу.

Сразу после первомайских праздников к нам прибыл представитель Генштаба Советской Армии. Он передал предварительное распоряжение войскам на передислокацию и увез в Москву наши предложения, осуществление которых позволяло придать 39-й армии более подвижный, маневренный характер.

8 мая над поверженной Пруссией, над всем миром торжественно прозвучало сообщение о полной и безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Два дня продолжалось всеобщее ликование – мы праздновали Победу. А еще через два дня армия начала грузиться в эшелоны.

Я вылетел в Москву. Наши предложения приняты Генштабом. В каждом стрелковом корпусе будет танковая бригада, в армии – танковая дивизия. Это не только усилит маневренность войск, но и позволит им самостоятельно действовать на отдельных операционных направлениях. Получили мы также автомобильный батальон с машинами высокой грузоподъемности.

Пока я находился в Москве, первый эшелон 39-й, преодолев тысячи километров, уже миновал Байкал, а последний еще грузился в Инстербурге. Очень сложную задачу успешно решили железнодорожники: перебазировалась не только наша армия…

Всю свою огромную страну с запада до востока увидел теперь солдат. И всюду народ с радостью встречал своих защитников, своих героев.

ДАЛЕКОЕ И БЛИЗКОЕ

Большой Хинган

В Чите на приеме, устроенном Военным советом Забайкальского фронта, царит очень дружелюбная атмосфера. Мы, гости, чувствуем, как рады встрече организаторы приема. Нас горячо поздравляют с одержанными победами, щедро угощают, усиленно расспрашивают о цели приезда, о дальнейшем маршруте.

Но источник информации наглухо закрыт. Поняв это, местные товарищи переводят разговор на недавние события. Речь заходит о Восточной Пруссии, о штурме Кенигсберга. Тут нам таиться нечего. Беседа становится общей, непринужденной…

В Чите мне помогли собрать сведения о движении эшелонов 39-й армии. Командующий Забайкальским фронтом генерал-полковник М. П. Ковалев любезно предоставил самолет, на котором мы с товарищами вылетели в Баин-Тумень (ныне Чойбалсан).

Самолет пересек границу, и мы снова попали за пределы родной страны. Внизу расстилалась неоглядная степь без единого деревца. Офицер из экипажа самолета показывал на ничем не примечательное ровное место: там, оказывается, пролегал давно разрушенный временем и поросший травой Вал Чингисхана.

В Баин-Тумене нас встретил генерал Ю. П. Бажанов. Командующий артиллерией 39-й армии прибыл раньше и успел приглядеться к местным условиям, познакомился с особенностями устройства и питания войск. О своих впечатлениях генерал Бажанов и рассказывает на первом заседании Военного совета армии в Баин-Тумене. Армия, ее командный состав накопили богатый опыт за годы войны на западе. Он нам пригодится. Но в том и заключается специфика нового военного театра, что сюда нельзя механически перенести прежний опыт.

Войскам 39-й предстояло совершить марш в новый район сосредоточения восточнее Тамцак-Булака. Этот марш резко отличается от тех, которые мы совершали раньше. Триста шестьдесят километров нужно пройти пехотинцу по безводной пустыне. На западе мы не знали ни малейших забот о воде, она была всюду – и в колодцах, и в реках, и в ручьях. Свою флягу солдаты нередко предпочитали заполнять более «ценной» жидкостью. А здесь воду надо добывать, да еще в таком количестве, чтобы ее хватило людям и машинам.

Снабжение водой стало для нас тяжелой проблемой. Чтобы не быть голословным, сошлюсь на «Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г.». Там прямо сказано: «…39-я армия, суточная потребность в воде которой составляла 1400 куб. м, в своем районе имела лишь два источника с дебитом 21 куб. м в сутки, что не позволяло полностью обеспечить даже один стрелковый полк»[22]22
  Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г. Под редакцией Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. М., изд-во «Наука», 1966, стр. 129.


[Закрыть].

И еще об одной специфической особенности. Мы привыкли совершать марши по дорогам. Здесь их нет. На все четыре стороны света раскинулась ровная степь с хорошим грунтом, без малейших признаков каких-либо ориентиров. Тот, кто не умеет определять свои координаты по солнцу и звездам, собьется с маршрута.

Климат здесь тоже необычный. Дни жаркие, ночи холодные. Дуют сильные ветры, бывают песчаные бури.

Пункты водоснабжения мы начали создавать после первой рекогносцировки на местности. Хватало работы инженерным частям фронта и армии, саперам дивизий и корпусов.

23 июня командир 5-го гвардейского корпуса генерал Безуглый доложил, что его войска к маршу готовы. А из Москвы как раз передали приказ Верховного Главнокомандующего о предстоящем параде на Красной площади. Наш марш мы тоже решили начать как парад победителей. Празднично украсили исходный рубеж. Честь начать марш предоставили прославленной в боях 17-й гвардейской дивизии Героя Советского Союза генерал-майора А. П. Квашнина. На первом привале радисты, настроившись на Москву, включили громкоговорители. Мы услышали голос диктора, шаги воинов по брусчатке Красной площади, дробь барабанов, стук падающих к подножию Мавзолея знамен и штандартов поверженного врага. Мы были далеко от любимой столицы, но тоже совершали марш, гордые доверием.

В Генеральном штабе в Москве мне дали понять, что не случайно из Восточной Пруссии, из войск 3-го Белорусского фронта на Дальний Восток посылают 5-ю и нашу, 39-ю. Учли наш опыт прорыва сильно укрепленных полос противника. По замыслу тех, кто разрабатывал операцию против Квантунской армии японцев, 5-й армии на главном направлении 1-го Дальневосточного фронта предстояло сокрушить приграничные укрепленные районы врага. Мы действуем в составе Забайкальского фронта и предназначены для прорыва Халун-Аршанского укрепленного района. Мы входим в состав ударной группировки фронта и будем наступать на широком участке по двум самостоятельным операционным направлениям – солуньскому и хайларскому. Своими главными силами армия нацелена на Солунь.

К середине июля, совершив почти четырехсоткилометровый марш, 39-я сосредоточилась в районе восточнее Тамцак-Булака. На подготовку к предстоящей операции осталось всего двадцать суток.

Забайкальским фронтом командовал Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский. 39-ю армию ему не приходилось видеть в боях, и он проявлял к ней особое внимание. Основную нашу задачу Малиновский сформулировал предельно сжато и ясно. Шесть стрелковых и одна танковая дивизии и две танковые бригады наносят удар в общем направлении на Солунь, обходя главными силами с юга Халун-Аршанский укрепленный район. Вспомогательным ударом двух стрелковых дивизий с плацдарма на восточном берегу реки Халхин-Гол мы должны нарушить оперативно-тактическое взаимодействие хайларской и солуньской группировок противника. За Солунем и Ванемяо начинается Центрально-Маньчжурская равнина и города – узлы железных дорог Таоань и Таонань. Овладев ими, мы отрежем войска противника от высших штабов и баз.

Японцы учли особенности театра военных действий и сосредоточили свои основные силы в центральных районах Маньчжурии. Лишь треть их войск предназначалась для прикрытия приграничной полосы. Они рассчитывали, что приграничные войска будут вести активную оборону, а это позволит главным силам маневрировать в любом направлении и затем перейти в решительное контрнаступление. В расчетах противника особую роль играл Большой Хинган: здесь нам могли навязать тяжелые затяжные бои, закрыв выход в центральные районы Маньчжурии. Задача советских войск (36-й и 39-й армий) заключалась в том, чтобы, наступая на Хайлар, не допустить отхода неприятеля к Большому Хингану.

Большой Хинган… В академии от преподавателя военной географии я слышал, что лишь в отдельных, мало изученных направлениях эти горы доступны для перехода войск. И только в пешем строю. Впрочем, наш преподаватель не мог знать двадцать лет назад о проходимости современных машин…

Советские и японские войска находились тогда примерно на одинаковом расстоянии от Большого Хингана. Командование армии хорошо понимало, какое влияние на исход всей операции окажет тот факт, что мы первыми окажемся на Большом Хингане.

39-я имела в своем распоряжении двести шестьдесят два танка и сто тридцать три самоходные артиллерийские установки. Наличие в первом эшелоне такого броневого кулака и безграничная вера в высокий боевой дух и физическую выносливость наших пехотинцев позволяли дерзать, планируя выполнение первой части нашей задачи в более сжатые сроки, чем это было предусмотрено решением командующего фронтом.

О плане операции и подробно разработанных маршрутах движения передовых механизированных и стрелковых подвижных отрядов я доложил маршалу Малиновскому. И получил «добро».

– Чем быстрее выполните задачу, тем лучше, – сказал маршал, но тут же добавил: – Мы вам даем пятнадцать суток. Не уложитесь в этот срок – будем ругаться.

За три минувших ночных перехода войска 39-й прошли сто двадцать километров. Марш к границе Маньчжурии был своеобразной репетицией перед Большим Хинганом. Мы двигались ночью по четко обозначенным маршрутам. Лампы «люкас» с их зеленым светом помогли войскам не сбиться с намеченного пути. Офицеры всех рангов научились четко ориентироваться по звездам. Я был убежден, что у командующего фронтом не появится повода для недовольства действиями армии.

2 августа к нам прибыл главнокомандующий войсками Дальнего Востока Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Он внимательно выслушал мой доклад, а также сообщения начальника штаба армии генерала Симиновского и других командиров. Василевский бывал в нашей армии под Витебском, в Литве, в Восточной Пруссии, и многие командиры были ему знакомы. Он умел располагать подчиненных к непринужденной беседе. И все же начальник разведки армии Волошин, вызванный на доклад, несколько оробел. Александр Михайлович заметил это:

– Чувствуйте себя увереннее и давайте спокойно потолкуем. Для меня Дальний Восток – край новый. Познакомьте меня со всеми сведениями, какими располагаете. Слушаю вас, как внимательный ученик.

И скованность исчезла. Волошин очень обстоятельно доложил все данные о противнике, о маршруте нашего движения к Большому Хингану.

Прощаясь, Василевский сказал:

– После большой войны на Западе наш народ, все народы мира жаждут покоя. Надо в предельно короткий срок разгромить последнего агрессора.

Боевые действия 39-й армии в Хингано-Мукденской операции.

События все убыстрялись. Начало боевых действий было назначено на два дня раньше намеченного срока. В Тамцак-Булак прибыл маршал Малиновский и уточнил задачу 39-й. К исходу 8 августа армия должна быть готова своими главными силами перейти границу Маньчжурии. Выступить на границу надо через два часа после получения сигнала «Молния».

Правительство СССР заявило правительству Японии, что с 9 августа Советский Союз считает себя в состоянии войны с Японией. В Заявлении Советского Правительства Правительству Японии говорилось, что такая политика Советского Союза «...является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции»[23]23
  «Правда», 9 августа 1945 г.


[Закрыть].

Это был язык официального дипломатического документа. На языке военном, в приказе командующего фронтом маршала Малиновского, это звучало так: «Разведка и передовые отряды выступают в 00.05 м.

9.8.45 г. Главные силы переходят границу в 4 ч. 30 м., 9.8.45 г. Авиация действует в 5 ч. 30 м. Радио действует с утра 9.8.45 г., если все другие средства связи откажут. Докладывать через каждые четыре часа. Первый доклад в шесть часов…».

И еще в ту ночь мы знали, что в стане врага ничто не изменилось. На солуньском и хайларском направлениях он прикрывал границу отдельными отрядами. Чтобы сбить их, не было нужды в артиллерийской и авиационной подготовке.

В назначенное время главные силы 39-й армии перешли границу.

День выдался солнечный, ясный. С наблюдательного пункта на горе Салхит мы отчетливо видели, как стремительно продвигались танковая дивизия и танковые бригады, видели пункты командиров корпусов Безуглого и Олешева, их развернутые войска. Больше часа следили мы за колоннами войск. Солдаты, танки и орудия переваливали через сопки, скрывались в густой и высокой траве, снова появлялись на скатах. А потом поднялось солнце. Фигуры людей, боевые машины и контуры сопок словно растворились в утреннем мареве.

39-я армия не вела в Маньчжурии крупных, кровопролитных сражений. Дело ограничилось отдельными стычками и скоротечными боями. За Большим Хинганом, когда мы овладели действующими железнодорожными узлами, войска двигались уже в эшелонах к Мукдену, а затем через Дайрен в Порт-Артур.

О боях и маневрах речь будет впереди. Но истинным подвигом всех воинов нашей армии был сам переход через Большой Хинган.

Под палящим солнцем, радуясь дуновению ветерка, шли солдаты от сопки к сопке. Вверх и вниз. Им, этим сопкам, нет конца, и они скрадывают расстояние. На топографических картах не учтены контуры разных высоток и теснин. Командиры корпусов генералы Безуглый и Олешев докладывали, что войска движутся по плану, без задержек. Это подтверждалось всеми спидометрами на машинах. Пятьдесят километров на спидометре – и столько же за сутки отмахал пехотинец. А до намеченного на карте рубежа еще далеко. И мы сокращали привалы. Приходилось считаться с особыми, «маньчжурскими», километрами.

Шли солдаты. На ходу рассеивали отдельные боевые группы японцев, прикрывавшие ущелья и перевалы, уничтожали опорные пункты противника. А солнце жгло нещадно. Температура днем достигала тридцати пяти градусов. Врачи встревожены: есть случаи тепловых ударов. Воды мало. Дорог каждый глоток живительной влаги. Солдат знал: чем чаще хватаешься за флягу, тем сильнее жажда. Солдат терпел. А вот машины не выдерживали – в радиаторах бурлил кипяток, перегревались моторы. Вот почему запас воды – в первую очередь для техники…

Наконец перед колоннами войск вырос Большой Хинган. В горах безмолвие. По всем признакам, мы дошли раньше японцев. Надо немедля штурмовать.

Гвардейцы генерала Квашнина первыми начали марш от Баин-Туменя к границе Маньчжурии и первыми из стрелковых частей оказались на восточных скатах Большого Хингана. Нелегким был их путь. Здесь, на подступах к городу Солунь, гвардейцы разгромили унтер-офицерскую школу 143-й пехотной вражеской дивизии. Затем в районе станции Дебосы отбили атаку двух японских полков.

Командир передового отряда подполковник И. Д. Кузнецов донес, что на аэродроме в районе Дебосы захвачены цистерны с горючим. При взятии аэродрома отличились командиры батарей самоходных установок старший лейтенант Бунгуров и лейтенант Шкаров. Самоходчики залили баки горючим и двинулись дальше.

План операции развертывался успешно, а управлять войсками становилось все труднее. В лабиринте гор запуталась и зашла в тупик дивизия генерала Л. Г. Басанца. Офицер штаба армии майор Ковалев разыскал ее, покружив над горами на самолете По-2, и помог выйти на маршрут корпуса Олешева. Пока этот корпус и 5-й гвардейский генерала Безуглого действовали на солуньском направлении, на хайларском направлении с халхин-голского плацдарма развернулись активные действия нашего 94-го стрелкового корпуса. Перед наступлением он находился в ста километрах от наших главных сил, а к исходу второго дня операции разрыв увеличился до двухсот километров. Между соединениями курсировали на самолетах офицеры связи, наблюдавшие за движением войск и фиксировавшие их положение.

Северо-восточнее города Солунь развернулись бои между 221-й стрелковой дивизией генерал-майора В. Н. Кушнаренко и смешанной колонной противника, состоявшей из пехотинцев и артиллеристов и отходившей по обоим берегам реки Чол. 625-й стрелковый полк из дивизии Кушнаренко пересекал реку, когда по его флангу ударили японцы, имевшие значительное превосходство. Наш полк не дрогнул и оборонялся до подхода основных сил дивизии. Противнику не дали отойти в глубь Маньчжурии. К исходу второго дня боев он сложил оружие. Около восьми тысяч солдат и офицеров сдались в плен.

12 августа 94-й стрелковый корпус разгромил группировку баргутской конницы, пленив около тысячи всадников. Среди них оказались два генерала и два полковника. Командующий 10-м военным округом генерал-лейтенант Гоулин на допросе заявил, что их основные силы находятся ближе к восточным и северо-восточным границам.

– Мы ждали удара у Хабаровска и Владивостока, – сказал он. – А здесь, на границе с Монголией, могут действовать только немногочисленные и легкие части. Японское командование было в этом уверено. При отсутствии развитой сети дорог немыслимо сосредоточить на границе между Монголией и Маньчжоу-Го крупные силы и начать наступление. Подобный вариант мы совершенно исключали.