Текст книги "Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая"

Автор книги: Иван Забелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Должно упомянуть также, что на всех воротах дворца, снаружи и со внутренней стороны, то есть со двора, стояли иконы, писанные на досках. Так, например, на Колымажных воротах с одной стороны стоял образ Воскресения, а с другой – Пресвятыя Богородицы Смоленской. На Сретенских воротах, которые вели под Сретенским собором на Запасный двор, находился образ Сретения. В Коломенском на шести воротах государева двора поставлены были иконы: Вознесения Христова, Богородицы Смоленской, Богородицы Казанской, Спаса Нерукотворенного, Иоанна Предтечи, Московских Чудотворцев. Это было общим обычаем в то время. И не только во дворце, но и в домах частных людей, от боярина до простолюдина, всегда на воротах были иконы или кресты; русский человек не входил во двор и не выходил со двора без молитвы и без крестного знамения.

Войдем теперь во внутренность хором. Все, что служило украшением внутри хором или составляло их необходимую обделку, называлось вообще нарядом. Наряжать хоромы – значило собственно убирать. До сих пор в Вологодской стороне нарядить избу — значит отделать ее начисто внутри, то есть отесать стены, сделать лавки, полати и проч. То же самое первоначально означал и хоромный наряд в царском дворце. Мы уже говорили, что внутри хором стены и потолки обшивались большею частью красным тесом, тщательно выстроганным. В брусяных хоромах точно так же нагладко выскабливались стенные и потолочные брусья. Но это был наряд обычный, простой, собственно плотничий, который при этом, в царском и вообще богатом быту, почти всегда покрывался еще другим нарядом, шатерным, состоявшим из уборки комнат сукнами и другими тканями. Этот простой плотничий наряд получал особую красоту, когда комнаты убирали столярною резьбою. Если, как мы говорили, резное дело было необходимою статьею в уборке внешних хоромных частей, то естественно, что внутри комнат оно также служило самым видным и любимым украшением. С особенною заботливостию украшались подволоки, или потолки, которых самое название уже показывает, что они и в обычном плотничьем наряде устроивались или собирались иным способом, независимо от наката, и служили как бы одеждою потолка, ибо подволока означала вообще одежду. Такие подволоки по большей части и украшались резьбою из дерева и составлялись из отдельных штук, щитов, или рам. Упоминаются даже вислые подволоки, что могло обозначать какой-либо особый род украшений с частями, висевшими под потолком. Вместе с деревянною резьбою подволоки убирались чаще всего слюдою с резными украшениями из жести, олова и белого железа. Подобные слюдяные подволоки были устроены в хоромах царицы Марии Ильичны в 1651 г. Описаны слюдяные подволоки и в доме кн. В. В. Голицына, см. в Материалах. Иногда подволоки устроивались даже из серебра. Так в 1616 г. в Серебряной палате была сделана в хоромы царя Михаила Фед. серебряная литая вислая подволока, которую устроивал «сторож от Золотого дела из Немецкие Полаты» Михаиле Андреев Сусальник. Нет сомнения, что она состояла из различных отдельных фигур, собранных по известному рисунку. Само собою разумеется, что и деревянные резные подволоки всегда также золотились и расписывались красками, о чем мы упоминали по случаю постройки в 1661 г. новой Столовой избы царя Алексея Мих. Притом украшениям подволоки всегда соответствовали украшения окон и дверей комнаты, которые тоже покрывались резьбою по наличникам и по причелинам или подзорам, т. е. в верхних частях, где утверждались также и особые подзорные щитки или доски, подзорины, впоследствии, с половины XVII ст., получившие немецкое имя шпренгелей. Во всех таких украшениях очень много употреблялось так называемых дорожников, резных длинных брусков или планок, вроде багетов, из которых устроивались по приличным местам рамы, коймы и другие подобные разделы украшений. Резьба производилась по большей части из липы. Так, в августе 1680 г., по случаю переделки и поправки комнатных резных украшений, было употреблено «к строенью подволок с дорожниками в четырех государевых комнатах и в хоромах царевен 260 досок липовых москворецких самых добрых и для прибивки 1500 гвоздей луженых Московского дела». В это же время велено «починить и вычистить подволоку деревянную резную золоченую, которая выбрана из Столовой царевича Ивана Алекс.; а которые в ней штуки поломаны и те сделать вновь»; а в новых царицыных брусяных хоромах тогда подбирали подволоку также резную золоченую. В 1682 г. к празднику Пасхи в деревянных хоромах царя Федора Алекс. в Комнате и Передней подволоки, двери, окна, резные золоченые, были вычищены и починены живописцем Дорофеем Ермолаевым; тогда же в его деревянной Комнате резная подволока, окна и двери были высеребрены. В 1686 г., в июне, в деревянной Комнате царя Ивана Алекс. позолочено сусальным золотом в подволоке крест и около его звезды и коймы и у окон наличники, а у дверей дорожники и шпренгели. В 1692 г. в хоромы царевичу Алексею Петровичу велено сделать и вызолотить к подволоке круг резной с сиянием и с клеимы, в два аршина в диаметре. В 1696 г. в новопостроенных деревянных хоромах царя Петра Алекс, вызолочены резные окна и двери с наличниками.

Пол, или по древнему мост, обыкновенно настилали досками. Но в жилых помещениях полы мостили дубовым кирпичом, квадратными дубовыми брусками, от 6 до 8 вершков ширины и от 2 до 3 вершков толщины. Иногда такие бруски делались косяками, почему и пол именовался косящатым. Эго был род паркета, который, однако ж, не натирали воском, а расписывали иногда красками, например, зеленою и черною, в шахмат, и при том аспидом, или под мрамор. В 1680 г. такой пол был устроен в Верховой церкви Иоанна Белоградского. Иногда расписывали серым аспидом или покрывали только левкасом. Дубовые кирпичи настилались на сухом песке со смолою или на извести. Такие простые, нерасписанные, полы доселе еще сохраняются в Москве, в Золотой Царицыной палате Теремного дворца и в некоторых древних церквах, например, в Новодевичьем монастыре, в двух храмах, построенных над святыми вратами, в которых даже и мурамленые печи относятся к концу XVII столетия. Устроивались также полы и гончарные из цветных изразцов. В Ответной Посольской палате (в 1722 г.) был пол гончарный каменный набиран узорами[88]88
  Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы Ч. 1 С. 1287, 1302.


[Закрыть].

С самого древнего времени и до начала XVIII века, обычною мебелью в царских хоромах былилавки, которые устроивались подле стен, сплошь вокруг всей комнаты или палаты, даже иногда около печей. Они делались из толстых и широких (в три четверти аршина) досок и утверждались на столбиках, или подставках, называвшихся также стамиками; с краев лавки обделывались тесом, что называлось опушкою. Под лавками делывали иногда рундуки с затворками, род небольших шкафов. Такие рундуки под лавками устроены были в 1683 г. в передней комнате царя Петра Алексеевича. Лавка, находившаяся у входных дверей комнаты, в заднем углу, называлась коником, может быть, потому, что ею оканчивалась линия лавок, что она служила концом комнатных или избных лавок. Под нею, как в самом удобном месте, почти всегда устроивался рундук, ларь, служивший для поклажи разных вещей из хоромного убора. Коники находились, например, в Теремной Золотой, или в государевой Комнате, ныне престольной Теремного дворца [89]89
  Выходы государей царей… С. 379.


[Закрыть], также в хоромах цариц Евдокии Федоровны (1696 г.) и Марфы Матвеевны (1698 г.). Лавки подле окон назывались красными, у стены переднего угла – передними.

В окна вставлялись рамы, или оконничные станки, обитые полстями и сукном. В них укреплялись петлями и крючками оконницы, соответствовавшие нашим рамам. Они были подъемные и отварные, а в волоковых окнах задвижные и отварные. До Петра Великого, даже в царском дворце, стекла не были в большем употреблении; их вполне заменяла слюда, известная с глубокой древности. Слюдяные оконницы устроивались из белого или красного железа, в сетку, основанием которой служили четыре железные прута, составлявшие собственно рамку. Сетка делалась в виде образцов, то есть четыреугольников и треугольников или клинов и в виде репьев, кругов, кубов, косяков, в которых укреплялась слюда и от которых оконницы назывались обращатыми, клинчатыми, репейчатыми, кругчатыми, кубчатыми, косящатыми. Такое устройство оконниц было необходимо потому, что слои, или листы слюды, большею частью были невелики и притом неправильной формы, которая всегда и условливала узор оконной сети. Большие листы слюды помещались всегда в виде круга в средине окончины, а около располагались боковые образцы разной формы, также углы ипахлинки или мелкие вырезки. Для укрепления слюды в своих местах употреблялись, кроме того, оловянные денежки, небольшие бляшки, кружки, репейки, зубчики иорлики, которые почти всегда золотились, а иногда оставлялись белыми. Под орлики подкладывались атласные или тафтяные цветки. В XVII столетии слюду в окнах стали украшать живописью. Так, в 1676 г. велено было живописцу Ивану Салтанову написать в хоромы царевича Петра Алексеевича оконницу по слюде «в кругу орла, по углам травы; а написать так, чтобы из хором всквозе видно было, а с надворья в хоромы, чтоб не видно было». В 1692 г. велено прописать окончины в хоромы царевича Алексея Петровича, чтоб всквозь их не видеть. Различные изображения людей, зверей и птиц, писанные красками, можно также видеть и на слюдяных оконницах, оставшихся от переславского дворца Петра Великого и сохраняющихся доныне под Переславлем вместе с Петровским ботиком.

Гораздо меньше были в употреблении стекольчатые оконницы, которые устроивались почти так же, как и слюдяные, то есть из железных прутовых рамок и свинцового переплета, в который закреплялись стекла посредством замазки, составляемой из мела и медвежьего сала с деревянным маслом. Впрочем, в боярском быту в исходе XVII ст. употреблялись в стекольчатых оконницах даже и цветные стекла с личинами, напр., у кн. В. В. Голицына. Но в его же доме иные комнаты были и с слюдяными оконницами.

Нет сомнения, что в Новгороде с давнего времени были известны не только простые стекольчатые оконницы, но даже и цветные стекла. В 1556 г. царь Иван Васильевич посылал в Новгород за покупкою «стекол оконничных розных цветов» своего оконничника Ивана Москвитина и повелевал купить их сколько мочно и прислать на Москву тотчас [90]90
  ДАИ. Т. 1. С. 144. В то же время вызывались из Новгорода и серебряные мастера. И тогда же (1556 г. февр. 9-го) царь приказывал отыскивать и выслать в Москву на образец, на помост к Устретенью, камень розными цветы: железница, голубица и красный и лицо на нем наложить, т. е. выполировать, подобием как был устроен помост в новг. Софийском соборе и в Благовещении возле Аркажа монастыря, ibid (С. 148).


[Закрыть]. Однако мы не имеем сведений о том, что такие стекла были в употреблении при устройстве дворцовых зданий даже и в XVII ст. Изредка встречаются указания и о простых стеклах. Так в 1613 г. в Казенной палате (на Казенном дворе) были вставлены три окончины стекольчатых, стоившие за стекла, за деревье и за дело 3 р. 23 алтына. О цветных стеклах находим указание, что в 1633 г. в Крестовую писанную палатку патриарха Филарета Никитича были куплены у немчина Давыда Микулаева «оконницы стекольчатые нарядные с травами и со птицами» за 5 р. 14 алт. 4 денги.

Само собою разумеется, что одни описанные нами оконницы не могли хорошо защищать от холода, по самому своему устройству; поэтому, соответственно теперешним зимним рамам, употреблялись в то время так называемые вставни, или ставни, особые станки, глухие или со слюдяными же оконницами, старательно обиваемые тоже полстьми и сукном. Кроме того, на ночь и, может быть, в сильные морозы окна закрывались изнутри втулками — щитами величиною во все окно, вроде вставней, также обитыми войлоком и сукном. Такие втулки употреблялись вместо затворов, или притворов, снаружи, или ставней по-теперешнему, и в окно вставлялись или просто, т. е. втулялись, или же иногда навешивались на петлях и затворялись. В царском быту затворы наружные употреблялись мало и, разумеется, только в нижних ярусах хором. В каменных зданиях наружные затворы всегда делались железные.

Все приборы у окон: подставки, петли, растворные и закладные крюки, кольца с защелчки и без защелчков, кольца с топорки, крючки отпорные и запорные, завертки барашками, засовы, наугольники; и у дверей: жиковины, т. е. большие петли, на которых навешивались двери, плащи, скобы ухватные, цепи, задвижки, крюки закладные, замки, погоны и т. п., даже гвозди, которыми прибивали сукно, и пр. – были луженные английским оловом, иногда серебрёные, как, напр., в хоромах царицы Наталии Кирилловны, в которые в 1674 г. в декабре высеребрены: скоба с личиною резною, крюк закладной с пробоем и с личиною и гвозди к дверям; а иногда золоченые, как, например, в деревянных хоромах Лжедмитрия или в хоромах царя Михаила, построенных в 1614 г., когда в эти хоромы на крюки, на жиковины, на цепи, на плащи, на скобы и на засовы было отпущено на позолоту 50 золотых угорских [91]91
  Сказания современников о Димитрии Самозванце. Спб., 1834. Ч. 4. С. 23; Расходные книги Казенного приказа 7123 г., № 895.


[Закрыть]. Некоторые вещи из этих приборов шли к нам из Польши и от немцев, отчего и назывались польскими и немецкими и служили образцом для русских слесарей, которые делали, например, петли, скобы, жиковины с польского переводу, то есть по образцу польских.

Нам остается упомянуть еще о печах. Во всех жилых хоромах печи были изразцовые, или образчатые, ценинные[92]92
  Цениною прежде назывался фаянс, покрытый синею поливою; от этого и синие изразцы, в отличие от зеленых, назывались целинными, хотя состав поливы на тех и других был совершенно одинаков и разнился только цветом. См. наше «Историческое обозрение финифтяного и ценинного дела в России» в «Записках Спб. Археологического общества» (1853. Т. 6. Отд. I).


[Закрыть] из синих изразцов и муравленые или зеленые, из зеленых. В XVII ст. упоминаются также печи польские зеленые. Печи ставились четыреугольные и круглые, сырчатые, из кирпича сырца особой формы, – на ножках, с колонками, с карнизами и городками наверху; поэтому и форма образцов была разнообразна. Они были плоские и круглые; по месту, которое они занимали в кладке, их называли подзорными, свесами, уступами, валиками, наугольниками, свислыми, перемычками, городками, исподниками, ногами и пр. На образцах изображались травы, цветы, люди, животные и разные узоры. Швы между образцов прописывались суриком или покрывались красками под узор изразцов. Так, напр., в 1690 г. «в деревянных дву комнатах царицы Прасковьи Федоровны две печи ценинные велено расписать меж образцов, по цветам красками, которыми прилично, против тех печных образцов; в кубах и в травах, меж споев, такими ж краски приправить: а испод под теми печми выкрасить суриком, против прежнего, заново». Бывало также, что печи расписывались одною какою-либо краскою; в 1684 г. в хоромах царицы Прасковьи и царевны Софьи четыре печи расписаны краскою зеленою, а в 1686 п. у царицы Марфы Матвеевны в новопостроенных каменных комнатах три печки – суриком. Иногда печи украшались металлическими решетками. Во дворце Самозванца, красивом и даже великолепном, по свидетельству его современников, печи были зеленые с серебряными решетками [93]93
  Сказания современников о Димитрии Самозванце. Ч 4. С 23.


[Закрыть].

Верхние этажи деревянных хором по большей части нагревались проводными трубами из печей нижних ярусов. Трубы эти были также изразцовые с душниками. На крышах они выводились в виде коронок, шатриков, узорочно складенных из тех же изразцов, и покрывались медными сетками «для птичьих гнезд, от галок и от copy». Все большие царские палаты, Грановитая, две Золотые, Столовая и Набережная, точно так же нагревались проводными трубами из печей, устроенных под ними в подклетах [94]94
  Там же. Ч. 5. С. 69.


[Закрыть]. Однако впоследствии мы находим в этих палатах большие изразцовые печи, см. выше.

Несмотря, однако ж, на чистую, гладкую отделку в лас внутри хором, стены, потолки, лавки и полы почти никогда не оставались голыми. Их наряжали обыкновенно сукнами. Для стен и потолков сукно было так же употребительно, как теперь обои. Кроме того, сукном же настилали полы, обивали или только опушали двери, обивали или обшивали окна, оконницы, ставни, втулки; клали его под дверной и оконный прибор: под крюки, жиковины, под скобы, под плащи и цепи, а также под красное гвоздье в украшении лавок. Сукно в такой наряд наиболее употреблялось – красное – багрец, червленое, червчатое и т. п., редко зеленое, а в печальных случах, во время траура, – черное, иногда гвоздичное, вишневое, коричневое и других темных цветов. Под сукно на полах и стенах, а также при обивке дверей, окон, вставней и втулок клали обыкновенно серые или белые полсти, войлоки, иногда простое сермяжное сукно или ровный холст [95]95
  В 1682 г. для наряда государевой Комнаты понадобилось на пол под сукно на подстилку холста ровного 200 аршин.


[Закрыть]. Стены и потолки наряжали сукном большею частию обыкновенным способом, во все полотнище, т. е. в гладь. Но нередко употреблялся и другой наряде шахмат, т. е. клетками в три четверти шириною, иногда в два цвета, напр., клетка красного сукна, а другая голубого и т. п., также в клин, т. е. клиньями (ромбами), и также в два цвета, напр., клин из сукна багрецу (красного) и клин из зеленого кармазину. Точно так же наряжали сукном и каменные палаты, если они не были украшены живописью; и не только стены и пол, но даже и своды. Иногда стены и потолок по полстям обивали зеленым атласом: таким атласом обиты были комнаты царицы Натальи Кирилловны и царевича Алексея Петровича в 1691 г., поэтому они и назывались атласными комнатами. В XVII ст. в Москве известны были и златотканые обои, какими, напр., была обита одна из внутренних комнат на Посольском дворе, стоявшем на Ильинке, в Китай-городе. На этих обоях была изображена история Самсона. В 1614 г. Голландской земли гость Юрий Клинкин поднес царю Михаилу Феодоровичу «два запона (завеса) индийских стенных розные цветы». Со времен царя Алексея Михайловича, стены, и особенно двери, стали обивать золочеными басменными кожами, на которых были вытиснены разные травы, цветы и животные, птицы, звери. Кожи эти искусно сшивались и для сохранности прикрывались олифой, заменявшей лак. Такими кожами были обиты: в 1666 г. двери государевой Комнаты и третьей В Теремах; в 1673 г. верхняя избушка, что над Крестовою, у царицы Натальи Кирилловны, и серебреными кожами комната царевича Петра; в 1681 г. золотными кожами комнаты и сени в новых деревянных хоромах царя Феодора Алексеевича, построенный в это время подле Теремов и Воскресенской церкви; и Столовая в селе Алексеевском; в 1687 г. – комната царицы Натальи Кирилловны, в 1688 г. комната царевны Натальи Алексеевны, в 1692 и 1693 гг. комнаты царевича Алексея Петровича, в 1694 г. комнаты цариц Евдокии и Прасковьи Федоровн и царевен Марьи и Анны Ивановн и пр. В Оружейной палате, в числе мастерских разных снастей, в 1687 г. сохранялась «доска медная, что печатают кожи золотые, весу в ней 6 пуд 10 гривенок». Это свидетельствует, что подобные кожи, кроме привозных заграничных, печатались и дома, в Москве, именно мастерами Оружейной палаты. Путешественник в Московию барон Майерберг сказывает, что в Москве (1661 г.) и у частных лиц, у немногих, стены были обиты золоченой и расписанной кожей бельгийской работы.

Ниже мы увидим, что в конце XVII столетия для обоев употреблялись также холсты и полотна, которыми оклеивали стены и потолки и расписывали большею частью травами, узорами, иногда писали аспидом разных цветов, то есть под мрамор, и, наконец, просто грунтовали какою-нибудь одноцветной краской.

В богатом боярском быту в это время употреблялись, кроме того, и шпалеры — заграничные тканые обои. В доме кн. В. В. Голицына в 1688 г. Столовая палата его сына Алексея была обита такими шпалерами не только по стенам, но и в подволоке. В феврале 1690 г. эти шпалеры были сняты, описаны, оценены и отданы на Гостиный двор в продажу. Опись их заключает следующее: «Шпалер, на нем древа всякие, в древах человек стреляет по птицам, цена 15 р. – Шпалер, а на нем человек стреляет по птицам, а у него у ног собака, да на нем же птицы плавают, два немчина с мушкеты, на древах сидят птицы, 10 р. – Шпалер, а на нем лес, в лесу лежит олень, на дереве сидят птицы, 7 р. – Шпалер ветх, а на нем лес, в лесу лежит олень да козел, 5 р. – Шпалер, а на нем древа всякие, а в них два человека немчинов с мушкетами, 4 р. – Шпалер, а на нем два человека едут на конях и иные личины человеческие, 3 р. – Шпалер гораздо ветх, а на нем мужик с бородою, перед ним мужик стоит, 1 р. – Да от тех же шпалер лоскутья сукон зеленых на 1 р. 16 ал. 4 д.» Кроме того, в голицынской казне сохранялись: «Шпалер, а в нем птица баба и павлин и иные птицы, кругом кайма цветная, 65 р. – Шпалер, на нем месты рыси и жаровли и иные птицы, каймы желтые цветные, 40 р. – Шпалер по осиновой земле, на нем птицы и грады и травы, кайма цветная, 30 р. – Шпалер, на нем большое древо, под древом птицы большие и малые, 20 р. – Шпалер цветной опушен бахромою шелковою зеленою в средине личины и древа подложены киндяком лимонным, 15р. – Шпалер гарусной на нем библейная притча с личины, 15 р.»

Другие комнаты голицынского дома, как и во дворце, были обиты сукнами, также золочеными кожами или расписанным полотном. (См. в М.: Опись хором кн. В. В. Голицына).

Лавки и коники, сиденья и спинки, обивали также полстьми и войлоками, а по ним сукном красным или зеленым и галуном шелковым с серебром и золотом. Но чаще их накрывали суконными разных цветов по лавочниками, у которых середина была одного цвета, например, красного или какого другого, а каймы, спускавшиеся обыкновенно с краев лавки, другого, например, голубого, зеленого, желтого и проч. Самые полавочники и каймы иногда украшались вшивными травами, узорами, репьями разных цветов и изображениями животных, напр., львов, птиц. Шили также полавочники клинчатые, т. е. клиньями из сукна двух или нескольких цветов, напр. из красного и зеленого, вперемежку, клин красный и клин зеленый и т. п. Полавочники подкладывались обыкновенно крашениною и оторачивались киндяком. В 1644 г. (августа 31-го) в Теремные покои, в которых жил тогда царевич Алексей Михайлович, в Переднюю, в Золотую, и в третью, на полавочники употреблено сукон: 36 арш. аглинского черленого, 18 арш. светло-зеленого, 13 и арш. желтого, 7 арш. без чети празеленого, 10 арш. 6 верш. белого, 4 арш. кирпичного, 7 аршин голубого, да вместо обинного сукна – 11 арш. сукна еренку белого. В 1664 г. (апр. 4-го) в те же покои, в Комнату, и в Переднюю, и в Передние сени, и в Золотую палату, на полавочники употреблено сукон разных цветов: 20 арш. белого, 20 арш. полукармазину зеленого, 22 арш. багрецу красного, 20 арш. голубого, 20 арш. желтого. В 1680 г., сент. 29-го, в Переднюю и в Комнату на вшивные полавочники на травы употреблено сукон: белого, желтого, малинового, голубого, вишневого, по 3 аршина.

Нередко шили полавочники и из бархату. В 1667 г. в комнату царевича Алексея Алексеевича скроены полавочники на три лавки: «средина бархат двоеличной по рудожелтой земле, по нем травы шелк голуб»; на четвертую лавку: «средина бархат шахматный двоеличный, шелк голуб да рудожелт; опушка бархат двоеличный, шелк червчат да зелен; подкладка – красные киндяки».

Иногда на лавках, особенно в каменных комнатах, которые большею частию украшались живописью, клали тафтяные бумажники, то есть матрацы из хлопчатой бумаги, выстеганные в шахмат; вместо бумажников употреблялись также сафьянные тюшаки, или тюфяки. Иногда лавки просто обивали красным сафьяном по полстям и войлокам.

Двери и в деревянных хоромах окна, красные и волоковые, также почти всегда обивались сукном, и особенно червчатым. Двери и окна завешивались тафтяными, камчатными или суконными и стамедными завесами, которые задергивались на проволоке посредством колец. Так как царские жилые комнаты были не обширны, то и завесы в них располагались нередко не над каждым окном отдельно, а по всей стене, где были окна, которые таким образом задергивались одним сплошным завесом. Иногда оконные завесы, особенно зимою, были стеганные на хлопчатой бумаге, которыми завешивали окна, без сомнения для того, чтоб лучше защититься от внешнего холодного воздуха, и особенно во время ветреной погоды. Так, в 1669 г., в декабре, в деревянные малые хоромы царя Алексея сшит был к окнам «завес в киндяке темно-зеленом, стеган на бумаге на оба лица».

Завесы, особенно оконные, почти всегда украшались подзором из шелкового галуна, тканного с золотом или с серебром, а также из золотного плетеного кружева, расшитого по атласу или другой шелковой материи. Оконницы, или окончины, украшались также, особенно в комнатах цариц, шелковыми подзорами (драпри). Так, в 1671 г. в новых хоромах царицы Натальи Кирилловны к окончинам на подзоры употреблено по аршину атласу червчатого и алого. Кроме того, завесы, преимущественно суконные, протягивались иногда поперек комнаты, заменяя перегородку или ширмы. Подобный завес, вышиною в 8 аршин, а шириною в 14 аршин, разделял, напр., заднюю часть Грановитой палаты на две половины. В Передней Терема также висел завес из червчатого сукна (1672 г.). Такие завесы употреблялись большею частию в проходных комнатах, особенно в сенях, отделяя наружные входы от дверей во внутренние покои.

В каменных зданиях на окнах постилали суконные наокошечники так, как в лавках полавочники.

В важных случаях, во время посольских приемов или в торжественные дни и царские праздники, весь хоромный наряд получал совершенно иной вид. Тогда, вместо сукон, которыми убирались комнаты в обыкновенное время, стены наряжали богатыми шелковыми и золотными материями, бархатами, аксамитами, золотными атласами и т. п., а полы – персидскими и индийскими коврами. Так в Золотой палате при Лжедимитрии, когда он давал аудиенцию воеводе Сандомирскому, пол и лавки покрыты были персидскими коврами. Столовая Лжедимитрия была обита персидскою голубою тканью: занавесы у окон и дверей были парчовые. Его постельные комнаты были наряжены богато вышитою золотом материею и одна парчою, а комната Марины, его супруги, гладким красным бархатом.

Не менее великолепен этот наряд был и прежде, в XVI столетии, а равно и в последующее время, при царях Михаиле, Алексее, Федоре и в правление Софьи, у которой комната в 1684 г. была обита богатейшими коврами, «а над окны и над дверьми и около дверей персидскими волнистыми бархаты». В таких случаях вместо полавочников на лавки клали золотные подушки. В 1663 г. (окт. 5-го) в Передней Теремной положены в наряд три пары подушек, и в том числе две подушки бархатных золотных турских по червчатой земле, две таких же – по червчатой земле с зеленым шелком и две бархатных турских золотных с серебром по червчатой земле, мерою около 3 и аршин каждая. В 1664 г. (мая 6-го) внесено в Теремные покои в Комнату, в Переднюю и в Передние сени, в наряд, кроме 8 половинок красного сукна, восемь пар подушек бархатных, золотных, кругом их кайма с истками. О посольских нарядах тех же Теремных покоев мы приводим свидетельства ниже, говоря о дворцовом значении Передней.

Кроме торжественных приемов и праздничных дней, богатый хоромный наряд употреблялся и при других случаях, особенно важных в семейной жизни государя. Так, во время родов царицы, с большим великолепием убиралась ее Крестовая комната, в которой обыкновенно происходили роды. Великолепно убирались комнаты даже в то время, когда «великий государь легчился, бил у руки жилу сокол», что происходило обыкновенно в Золотой, или собственно «Комнате», Каменного Терема (ныне престольной). Выходные царские книги 1662 г. описывают этот наряд следующим образом: «Сидел государь в больших креслах, а в Золотой был наряд с Казенного двора: на столе ковер серебрен по червчетой земле; полавошники золотные, что с разводами; на кониках ковры золотные; на дву окнах ковры шитые золотные, по белому, да по червчетому отласу; на третьем окне ковер кизылбаской золотной» [96]96
  Выходы государей царей… С. 379.


[Закрыть]. Подробное современное описание богатых хоромных нарядов XVII столетия мы помещаем ниже, в отделе Материалов, № 102.

Но несмотря на все великолепие и азиатский блеск такой уборки комнат, гораздо замечательнее другой род древних хоромных украшений – именно комнатная живопись, стенное и подволочное письмо, служившее самым великолепнейшим и с половины XVII столетия довольно обыкновенным украшением царских приемных палат и постельных хором. В XVI веке оно известно было под именем бытейского письма. Это название уже достаточно объясняет, какие именно предметы изображались на стенах и плафонах царских палат.

Характер, или, лучше сказать, содержание, подобных комнатных украшений большею частью определяется господствующим характером народного образования. Так, например, любимым и почти исключительным предметом комнатной живописи XVIII столетия, принесенной к нам вместе с западным образованием и принадлежавшей к самым насущным потребностям тогдашнего образованного русского общества, была эмблема, аллегория, для выражения которой служили большею частью готовые образы и формы древней классической мифологии. Это, разумеется, вполне условливалось общим характером образованности XVIII столетия, воспитанной по преимуществу на классиках древнего греческого и римского мира. Плафоны и стены во дворцах и палатах вельмож покрывались в этом время мифологическими изображениями, где языческие божества, полуобнаженные, представленные со всею свободою древнего искусства, должны были олицетворять заветные мысли и думы современников. Не было памятника, не было даже торжества, триумфального въезда, иллюминации или фейерверка, которые не облекались бы в аллегорические образы, столько любимые тогдашним обществом. Таков был вкус, характеризовавший эпоху.

Совершенно иное встречаем мы в жизни наших допетровских предков. По характеру своего образования – религиозного, богословского – древний русский человек любил олицетворенные притчи и церковные бытия, изображениями которых и украшал свои хоромы. При отсутствии эстетического элемента в своем образовании – он не знал и искусства в том значении, какое придает ему современность; поэтому в притчах и бытиях, которые изображались на стенах его палат, он желал видеть прежде всего назидание, поучение, душевную пользу в религиозном смысле, а не услаждение взора прекрасными образами, которые относились к соблазну и всегда заботливо устранялись. Таким образом, древняя комнатная живопись (то есть иконопись) носила в себе тот же характер, имела ту же цель, как и церковная стенопись, от которой она почти ничем и не отличалась. Мы не знаем, с какого времени такая стенопись появилась в хоромах и палатах великих князей: сведения об этом не восходят раньше XVI века; но это, однако ж, не дает повода заключать, чтоб украшения этого рода принесены были к нам византийскими греками, выехавшими в Москву в конце XV столетия с Софьею Фоминичною Палеолог. Без сомнения, и в древнейшее время великокняжеские хоромы украшались священными изображениями, может быть, по примеру духовных иерархов, которые, по всему вероятию, первые внесли священную стенопись в свои палаты. Владычные сени (в смысле дворца) и большие палаты новгородских святителей были подписаны, то есть украшены стенописью, еще в первой половине XV столетия, при возобновлении их после пожара, истребившего владычний двор, в 1432 г. Летописец упоминает об этом событии в ряду многих других возобновлений и построек и нисколько не придает ему значения новости, дотоле невиданной, так что из его слов можно заключить, что такие же украшения существовали и до пожара и составляли, вероятно, одно из обыкновенных условий благолепия, которым отличался двор новгородского владыки. Выше мы приводили известие XII века, что у частных лиц бывали расписываемы повалуши. В сенях Киево-Софийского собора открыты также изображения даже светского содержания, которые могли принадлежать еще первым временам его постройки (XI и XII вв.) и составляли, быть может, части украшений великокняжеских дворцовых переходов в собор.