Текст книги "Бог или атеизм?(СИ)"

Автор книги: Иван Цлав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Цлав Иван
Бог или атеизм?

Здесь я попытался собрать различные интересные, с моей точки зрения, рассуждения известных людей и богословов о бытии Божием, материализме и атеизме.

Атеизм, его происхождение и влияние на науку и жизнь

Статья А.Ф. Лосева (1893-1988) «Атеизм, его происхождение и влияние на науку и жизнь» (маленькая, сшитая самим автором тетрадка) написана юным гимназистом 6-го класса в 1909 году летом, когда он находился, как обычно, на каникулах в станице Каменской (ныне город Каменск-Шахтинский), куда он приезжал из Новочеркасска к родственникам. В старших классах гимназии А.Ф. настолько серьезно занимался древними языками, литературой и философскими проблемами (достаточно сказать, что Платон и собрание сочинений Владимира Соловьева уже находились в библиотеке гимназиста), что, по словам самого Лосева, он окончил гимназию в 1911 году уже сложившимся филологом и философом. Маленькая статья об атеизме написана с юношеским максимализмом. Однако уже здесь вполне очевиден интерес юноши к мировоззренческим вопросам и заметны логические основания для постановки проблемы веры и разума, которая так блестяще была разработана с позиций интеллектуальных и эстетических в книге 1930 года «Диалектика мифа» (особенно с.133-142), послужившей поводом к осуждению автора на 10 лет лагерей (строительство Беломорско-Балтийского канала, откуда А.Ф. был досрочно, в 1933 году, освобожден, вернувшись в Москву «без судимости»), В той же книге интереснейшие страницы очевипосвящены мифу о материи (с.141-174), иронический монолог о которой можно прочесть в книге А.Ф.Лосева «Философия имени», 1927, С. 214-217. Профессор А.А. Тахо-Годи.

***

Алексей Федорович Лосев (1883 – 1988), русский философ и филолог

Среди треволнений и несчастий текущей жизни русского народа у нас все сильней и сильней развивается неверие, самый грубый и принципиальный атеизм. Если почти все влияния Запада были для нас благодетельны, то влияние атеистов нужно отнести к явлениям самым гибельным и нежелательным. Недаром так упорно не поддается народная масса переделке ее жизни на началах учения атеистов. В данном случае сопротивление низших классов благодетельно для простодушного мужика. Лучше заблуждаться бессознательно, чем сознательно совершать великие ошибки.

Сущность учения атеистов заключается в отрицании Божества, в отрицании возможности бытия совершенного Разума, а следовательно, и влияния Его на жизнь природы и человека. Вся вселенная, согласно этому учению, есть только материя, движение и форма. Она вечна и бесконечна, явления в ней строго подчинены определенным законам, которые как таковые и исключают всякое сверхъестественное вмешательство.

Атеизм зародился в глубокой древности. Он появился, надо полагать, как следствие упадка общественной нравственности. Чем человек нравственно выше, тем более он религиозен, тем впечатлительнее он к проявлениям Божественного Разума. Ведь Бог не только служит предметом познания ума, он еще та цель, к которой мы должны стремиться. А поэтому понятно, что, если мы становимся выше в нравственном отношении, мы ближе к Богу и что, совершая дурные поступки, то есть становясь безнравственными, мы удаляемся от Бога и, быть может, даже его отрицаем. Итак, атеизм зародился на почве нравственной испорченности. Зарождается он и теперь в каждом человеке, коль скоро тот забывает о своих нравственных обязанностях. Постоянные удовольствия, часто не совсем невинные, превращение забот о материальном благосостоянии в прихоти и пр.– все это не дает нам возможности глубже вникнуть в те истины, которые даны нам в Евангелии, исключает возможность стать истинными последователями Христа. Мы замыкаемся в круг исполнения требований нашей физической природы и в конце концов начинаем отрицать Бога. Таково истинное происхождение атеизма в истории и сознании отдельного человека.

Наши ученые, занимающиеся естественными науками, думают приобрести из наблюдения природы истинное понятие о Боге. Действительно, природа свидетельствует о совершенстве, мудрости и величии ее Творца и в самом деле способна сделать всякого непредубежденного человека истинно религиозным. Но все дело в том, что многие ученые-натуралисты (а они, собственно, и являются атеистами) не имеют той способности, которая бы давала им возможность если не познать, то ощутить Бога в природе, они являются людьми с предрассудками, как это и ни странно звучит на первый раз. Да, эти ученые, провозглашающие объективность в научном исследовании, не поступают так сами. Они приступают к изучению явлений природы с тем предубеждением, что Бога нет. А другие, «осмотрев все небо и не найдя там следов Бога», как выразился астроном Лаланд, обращаются к другим наукам, наукам метафизическим и, не находя возможности употреблять при изучении их те же средства, что и в экспериментальных науках, отрицают их, а следовательно, отрицают и бытие Бога. Вот вам другая причина появления в человеке атеизма. Атеизм покоится, следовательно, на почве нравственной испорченности, на почве одностороннего изучения науки (например, только наук естественных) и принципиального нежелания во всяком случае не веровать в Бога и Его установления на земле. Известно изречение английского мыслителя Бэкона, что недостаточное знакомство с естественными науками склоняет людей к безбожию, основательное изучение их – приводит людей к Богу. Да это и понятно. Нахватавшись верхушек из естественных наук, нельзя судить о всей природе; только глубокое и основательное их изучение, дающее возможность иметь связное представление о том, что такое окружающий нас мир, может иметь положительные результаты в религиозном отношении. Вот Ньютон, снимающий шляпу при произнесении кем-нибудь слова «Бог», вот Гершель, говорящий, что чем ближе раздвигается область науки, тем более является доказательств существования Вечного, Творческого и Всемогущего Разума, вот Фламмарион, вот Коперник, Галилей, Паскаль, Кеплер, Линней, Кювье, Фарадей, Либих, Фехнер, Медлер, Фай, Вирхов, Т. Мюллер, Гумбольдт, Араго и пр. и пр.– вот люди, действительно посвятившие себя изучению наук внешнего и внутреннего мира, действительно «ученые» – и что же? – они все религиозны. Бюхнер, Фогт, Молешотт, эти апостолы атеизма – они очень и очень далеко не считаются первыми величинами в естествознании.

Если верить Пфенигсдорфу, 92 процента естествоиспытателей принадлежат к числу верующих, 6 процентов – индифферентны в делах религии и только 2 процента – атеисты.

Иногда говорят, что появление особенно большого числа атеистов в XVII-XX столетиях есть реакция средневековому католицизму. Тем хуже для неверующих ученых! Они не правы, потому что свое справедливое озлобление против гнета папского деспотизма делают неосновательным, перенося его на всю вообще церковь, игнорируя ее благодетельное влияние на жизнь человека. Словом, атеизм, как можно видеть из вышесказанного, есть явление противоестественное, болезненное и силой стремящееся переделать на своих уродливых началах человеческую науку и жизнь. Накануне появления на Земле Божественного Учителя было так много атеистов, что они окатывали колоссальное влияние на общественную жизнь Рима и Греции и вели ее к скорейшему разрушению. Лучшие люди тогдашнего времени, как Цицерон, Сенека и др., резко восставали против них и осуждали неосновательные убеждения Лукреция, Петрония и всех прочих родоначальников современного атеизма. Да и вообще, в древности атеизм вызывал сильную нравственную и религиозную оппозицию со стороны истинных философов и ученых. Но что не могли сделать отдельные люди, то сделало христианство, против чего безуспешно боролись языческие философы, то окончательно было побеждено христианскими философами и апологетами. Вплоть до XVI-XVII столетий не могла двигаться дальше человеческая мысль, и она была обречена на застой в Западной Европе благодаря злоупотреблениям силой Католической Церкви, на Востоке благодаря всеобщему народному невежеству. Не мог, разумеется, получить дальнейшего развития и атеизм. Но с XVII-XVIII столетий, когда орудие пап для реакции самостоятельному мышлению достаточно притупилось, атеизм, получив громадную поддержку в естественных науках, достигает в своем развитии удивительных размеров. Гоббс, Толанд, Ламетри, Кондорсе, Гольбах, Фейербах, Молешотт, Бюхнер, Карл Фогт, Штирнер, Швейцер, Ришпэн и многие другие – вот защитники материализма, пантеизма и сенсуализма, то есть, говоря вообще, атеизма.

Но ни один из них не дал более или менее основательных доводов в защиту исповедуемой ими веры в управление Вселенной одними естественными законами, без приведения последних в действие какой-нибудь силою свыше. Ни один из них не мог уничтожить противоречия между идеями, лежащими в основе человеческого существа и новыми взглядами на человека как на простой механизм, как на нечто, одушевленное в той же мере, что и обыкновенное неорганическое вещество. Эти ученые оказали самое пагубное влияние на развитие науки и на жизнь человека.

Атеизм легко решает «мировые загадки» и забывает об ограниченности человеческого разума. Он стремится к естественности, стремится изгнать из науки все непонятное, забывая, что его учение есть тоже, в сущности, метафизическое и что все так называемое знание только и возможно при наличности веры. Одну тайну атеисты объясняют другой и в то время, как христианская религия предполагает вполне понятную и в некотором смысле естественную идею веры в одно Начало всех других начал, одну Причину для других причин, атеисты создают непонятный заколдованный круг взаимодействия причин, где одна причина является следствием одного явления и основою другого. А другие допускают существование слепого случая, забывая целесообразность в природе. И первые и вторые, разумеется, поступают в данном случае, как баснословный барон Мюнхгаузен, вытаскивающий себя из воды за волосы. Но если все загадки решены, все тайны открыты, то к чему же наука?

Последняя отрицается атеизмом и с другой точки зрения. Истина (а она есть цель развития науки) представляет собою, как выразился один ученый, соответствие между мыслящим субъектом и мыслимым объектом. Но это соответствие возможно только тогда, если мы признаем общее начало и источник (притом единственный) человеческого мышления и мыслимого бытия. Теперь предположим, что такое общее начало отсутствует; следовательно, вышеуказанная связь исчезает, ибо в этом случае истинное познание невозможно. Но тогда опять тот же вопрос, для чего же наука? А между тем атеисты заключили с нею прочный союз, они, например, издавна соединились с материализмом и получили от него немалую поддержку. Опровержение материализма завело бы нас здесь очень далеко, а потому, чтобы не отвлекаться в сторону, мы пока прямо признаем, что материалистическое учение – несостоятельно. Итак, атеисты имеют пагубное влияние на науку, потому что, прославляя ее и держась крепко ее стороны, они, в сущности, в ней не нуждаются, они отрицают ее. Но в несравненно большей мере разрушающее влияние оказывает атеизм на жизнь. Да, влияние это больше чем пагубно, и тем больней становится, что у человека отнимают все святое, все, во имя чего он живет, трудится, во имя чего стремится к идеалу. «Хорошо то,– говорит Фейербах,– что соответствует потребностям человека» и «все – в человеке, все – для человека». Если мы совершенствуемся, если избегаем дурного, то это делается нами для достижения высшей цели, для достижения вечного блаженства и абсолютного счастья. Но если нет Того, Кто бы звал нас на этот путь к счастью, если нет в будущем ни одной отрадной светлой точки, то для чего все это стремление к идеалу, для чего нравственная жизнь? Проповедуя неверие, атеисты проповедуют бездумное пользование земными благами, безумный эгоизм и отчаянное веселие. Ведь по учению атеистов, основным правилом жизни, в сущности, является удовольствие как удовлетворение единственно законных потребностей чувственной природы, которая только и признается атеистами в человеке. Но удовольствие в той форме, какой учат ему атеисты, мало того что несостоятельно с нравственной точки зрения, оно не годится быть принципом здоровой жизни вообще. Атеист говорит: «исполняй животные твои потребности, ибо это цель твоей жизни». Отлично, пусть мы исполняем. Но эти потребности зависят от внешних обстоятельств. Сегодня я хотел чего-то, завтра вот это удовольствие мне нравится. К чему же в конце концов это ведет? Да к тому, что я, мечтавший сделаться свободным от Бога и религии, сделался бесхарактерным существом, вполне подчиненным явлениям внешнего мира. Где же та хваленая свобода? Где здесь правда? – Так-то ведет атеизм в пропасть, так-то заставляет мучиться всякого мало-мальски здравомыслящего и склонного к истинному добру своего адепта.

Принцип удовольствия видоизменяется еще в принцип личной пользы, коль скоро человек входит в соприкосновение с другими людьми. Но этот видоизмененный принцип удовольствия еще менее основателен для того, чтобы быть признанным как здоровая основа человеческих отношений. Один согласно требованию своей физической природы стремится к одному, другой к другому. Один берет взятки, другой, с точки зрения того же атеизма, признает полезным для себя не взяточничество, а незаконное достижение известной карьеры и старается помешать ему, третий... Не распространяясь дальше, скажем, что атеизм ведет к дикой борьбе всех против всех. Это ясно, как божий день.

Сами атеисты признают, что такое исполнение личных потребностей ведет к печальным результатам, и выдумали какое-то общее благо, с которым всякий в жизни должен считаться. Но если я – человек богатый и могу удовлетворять свои жизненные желания и страсти, то какое мне дело до бедноты? У меня нет ничего, что бы служило оправданием для помощи бедным, нет того, во имя чего я должен быть милосердным. Теперь. Если я беден, то я буду тянуть с своего соседа последние соки до тех пор, пока это будет возможно. И я буду прав: ведь я же исполняю естественные законы, то есть удовлетворение физических потребностей. Вот и «общее благо» атеистов отправляется в Лету. Но они не хотят смириться, они хотят дать законы, которым должен подчиняться всякий и которые имели бы целью поддержать уважение к общему благу. Но атеисты забывают, что подчиняться этим законам – значит нарушать другие законы, законы, данные ими же самими, которые говорят нам об исполнении материальных запросов. Естественно, необходимо привыкнуть к силе, к стеснению нашей свободы, если мы не будем исполнять этих последних законов. Но коль скоро сила, как основание законного права, является выше последнего – отсюда один шаг уже до произвольного насилия. Это опять повод к ожесточенной трагической борьбе за существование. Право силы, совместно с заботой о личной пользе и удовольствии, неизбежно заявит себя ужасами злодейства, на которые нельзя найти управы и суда; в атеистическом принципе личной свободы и удовольствия злодейство всегда найдет себе оправдание. Разумеется, при всеобщей борьбе и разрозненности интересов не может быть и речи о прогрессе. Словом, «общее благо» – мертворожденное детище атеизма.

Таково влияние атеизма на науку и жизнь. Не напрашивается ли здесь сама собою мысль о предохранении нас от него, о борьбе с его последователями? Не говорят ли нам о себе атеисты противоречиями в своем учении: «наши взгляды неосновательны; они продукты умственного недомогания»? Да, атеисты сами опровергают себя; они отталкивают всякого непредубежденного человека, действительно желающего решить вопрос: «что есть истина?» Довольно того, что под их влиянием погибло столько умов, столько теплых и любящих сердец; атеисты наложили на них печать железного механизма, воспрепятствовали развиваться им самим и принести пользу ближнему. Неужели же мы допустим, чтобы атеизм развивался дальше? Нет, мы будем бороться, и если наши попытки вернуть неверующих на лоно истинной религии не удадутся, то пусть они умрут, эти безбожники, эти хулители Христа и враги человечества, пусть на их месте появятся честные и добрые работники, которые поведут погрязшего в невежестве человека к истине, счастью, добру.

Будет, да, будет новая земля и новый совершенный человек, будет счастье и жизнь непорочная.

И над этой новой землей возвысится свод лазурного светлого неба и Солнце любви осветит людей дыханьем божественной правды. Все человечество будет хвалить, как один человек, своего Всеблагого и исполненного вечной любви Творца и Мудрого Промыслителя.

Алексей Лосев

25 июня 1909 года, ст. Каменская

Публикация А.А. Тахо-Годи

"Студенческий меридиан", 1991, ╧ 5.

Материализм пред судом бытия и сознания. Антропологический очерк

Святитель Иоанн Максимович: «Одна из самых больших идеологических фальсификаций XX века – это отождествление русской философии с материалистическим мировоззрением».

Святитель Иоанн Шанхайский

Н.О. Лосский, С. Л. Франк, Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, многие другие, как и о. В. Зеньковский в своем ценном труде по истории русской философии, с достаточной ясностью показывают, что материализм не есть русская философия. Материализм – это чуждое русской культуре миропонимание, и оно может приравниваться к русской интеллектуальной культуре только в условиях полицейского удушения всякого инакомыслия. Удушение это началось после октября 1917 г. и продолжается до наших дней. Материализм есть казенное и принудительное мировоззрение тоталитарного после-октябрьского партийного государства. Вне этого государства он ничем себя не в силах проявить. Диалектический материализм наших дней не только философски-слаб, но и общественно труслив. Такова его «диалектика». Он прячется за железобетонными стенами своего «Института Марксизма-Ленинизма», охватывающими всю страну и охраняемыми всеми силами государства. Несомненно, это единственный способ общественного спасения этого мировоззрения в России, т.к. во всех правовых государствах, где обеспечивается человеку свобода выражения его мысли, марксистский «диалектический материализм» не имеет никаких шансов на внимание и общественное существование.

Глава I

Сопровождая туристов по бывшему храму, а ныне «Музею религии и атеизма», «показывая атеизм», гиды несут о религии невесть что. Встает вопрос: что чем тут «определяется»? «Бытие» ли этого гида определяется его «сознанием», или его «сознание» бытием? Вернее сказать, что его бытие и сознание одинаково определяются небытием. Да, небытие (призрачное бытие) тоже способно «определять сознание» человека, как и божественное Бытие. «Кто не собирает со Мною, тот расточает». Кто не живет истинным Бытием, проваливается в ложное, растворяется в призрачном. Растворение в призраках, – путь людей, избравших абстрактное и фантасмагорическое понятие материи, как изначального бытия, откуда всё происходит, и откуда будто бы рождается человеческое сознание.

Разные люди смотрят на одно и то же явление, а видят разное. Глядя на дерево, садовник хочет его окопать, ботаник – исследовать, хозяин дерева думает о его плодах, художник созерцает его эстетически, а прохожий думает о тени, которую даст ему дерево; ребенок играет под деревом, а мистик созерцает в дереве символ Жизни, Христа, Логос мира и видит в ветвях его, листьях и плодах, – единство человечества в Боге.

На все предметы мира и его явления можно смотреть из разной аксиологической и пневматологической глубины. Иные смотрят лишь на костюм встретившегося им человека («по одежке» расценивая его), другие смотрят на лицо человеческое, третьи интересуются социальным, имущественным положением человека, а четвертым интересен лишь духовный его облик... По мере нашей собственной глубинны, мы открываем глубину мира окружающего нас.

Философия материализма

Материалист этого не видит, в это не верит. Он «партийно» подходит к человеку, он a priori избирает себе материю, как свое и мировое «изначальное бытие». Вот, не было печали, – избирают люди себе такую праматерь. И не бывает им горестно сознавать, что они из материи произошли и ею оканчиваются. Таким обедненным, обесцененным «бытием» материалист определяет свое бытие и сознание. Но сознание человеческое выше безличной материи и не может определяться верчением безличного вещества.

Пушкинский, первый курс Лицея. Люди одного социального круга, класса, воспитания и схожих экономических условий. Но – несходство в их судьбах, различие в их убеждениях, разность их призваний – Пушкин, Горчаков, Матюшкин, Пущин, Кюхельбекер, Дельвиг. Неповторимое, личное сознание, нрав– ственно-свободная воля каждого человека определяют его жизненный путь и неповторимость его лица, гораздо более, чем материальные условия жизни, классовые условности и экономические предпосылки. Маркс и Энгельс не были пролетариями, они принадлежали к меркантильному буржуазному, «Западному» обществу 19-го века; Ленин был русским дворянином. Откуда же явился у них пафос пролетариата? Каким путем они стали возвестителями идеи пролетарского единства и мессианства? И почему один бедный русский северянин оставался всю жизнь архангельским рыбаком, другой делался Ломоносовым, третий чудотворцем-молитвенником отцом Иоанном Кронштадтским, а из четвертого (подобного им всем – экономически) получался только портовый гуляка? ... По каким законам материя тут определяла, действовала, фантазировала? Глубина жизни человеческой определяется, в своих основах, не одними внешними, физическими и экономическими условиями, но прежде всего нравственным личным выбором сознания. Тут онтологический корень человека: человек есть личность, домогающаяся глубины и цели жизни.

Мы видим, что этот важный, всеопределяющий момент, материалистами отрицается только теоретически; практически он вполне принимается в их личной, социальной и государственной жизни. Бытие, и для них есть, прежде всего, бытие личное, рождающееся из нравственной ответственности человека, из глубины его свободы, и рождающее нравственную ответственность человека. Таково высшее антропологическое измерение. Если бы материалисты не признавали того, что существует личный, духовный, нравственный мир в человеке, они не могли бы никого ни судить, ни обвинять, ни награждать. Ответственность за человеческое добро, или зло, за «партийность», или «антипартийность», надо было бы возлагать тогда только на «материю» и «экономику». Но материалисты не делают этого вывода, они признают духовную ответственность личности и (в силу этого) юридическую вменяемость каждого нормального человека. Иначе сказать, они, материалисты вполне признают свободную душу, личность, способную нравственно выбирать свой путь, свои критерии и оценки. Сами по себе (вне личности человека) экономика и материя и для материалистов не имеют значения. И они, якобы не признающие личного духа, как определяющего начала в человеке, оказывается вполне верят и в личный дух и в нравственные категории: «героизм», «долг», правда", «справедливость», «свобода от эксплуатации», – все это у них на устах. Как же мертвый «базис» рождает такую замечательную и столь разнообразную нравственную надстройку в человеке? Материализм и не пытается объяснять такое чудо. Если духовные основы бытия признаются материализмом только «надстройкой» над бытием, а не самим бытием в человеке, то как же этой надстройке они, материалисты придают такое исключительное и личное значение в государственной, в общественной и в частной жизни? Мы видим, что материалисты практически вполне признают личную душу в человеке и крепко верят в нее. Оттого они так славят одних людей, награждая их орденами, знатностью, титулами героев, а других бранят, прорабатывают, унижают, осуждают и убивают за инако-мыслие, инако-волие... Это же мы видим и в отношении негативно-нравственных категорий, таких как «преступление», «измена», «ложь», «правда», «эксплуатация». Материалисты признают эти чисто-религиозные, бытийственные категории в жизни, а основу этих категорий, религиозно-этическую природу человека, они отрицают, как и существование личной души человека, где эти нравственные возможности и силы только и могут раскрываться. Не в протоплазму же эти духовные ценности прячутся? Религиозно-нравственные оценки заполняют личную и общественную жизнь материалистов, не менее, чем жизнь верующих в Бога, так как нравственные понятия не отделимы от человека. Человек от них никуда не может уйти.

Но, в то время как религиозное сознание открыто, честно, правдиво, логично утверждает и культивирует эти ценности, материализм ими пользуется «контрабандно». А, чтобы оправдаться, пускается в диалектику. Но, несомненно, тот, кто воспринимает бытие только биологически или экономически, извращает и обедняет человека, убивает его дух.

И удивительно упорство людей, отрицающих жизнь свободного, личного нравственного духа в человеке. Упорство это идет от доктринерской веры в материю и желания строить жизнь вне нравственных основ. Это и есть разрушение человека. Это демоническая борьба с Богом, как следствие омрачения человеческого духа. Уходя от нравственного абсолюта, человек думает, что в состоянии уйти от божественного мира и спрятаться от Суда Высшей Правды. Психологически, отрицание Божественного Бытия, есть боязнь его и нежелание, чтобы оно было. Светобоязнь в человеке такая же ненормальность, как водобоязнь в животном. Человек, прячущий голову в песок «материи», напрасно надеется, что этим он избавлен от встречи с бессмертным миром истины.

Человек сопряжен с материальностью; мера ее необходима в мире даже для самого откровения истины в человеке. Оттого религия есть и оправдание высшего смысла материи. Истина воплощается в человеке, во всех предметах мира, его законах, символах, словах и звуках.

И нельзя даже говорить о законах науки и законе мироздания, если не признавать в самом понятии закона нравственный и метафизический смысл.

Глава II

Способны ли мы составить таблицу, на подобие химической Менделеевской, с указанием, как и в каких случаях данное наше бытие должно определить мысли, чувства и действия нашего сознания? Невозможность составления такой таблицы показывает, что человек есть нравственно свободная личность, а не химический агрегат материи, дающий всегда одну и ту же реакцию в определенных условиях.

Закон свободы, по которому бытие дворян-помещиков декабристов определило их сознание в сторону революции, в то время, как сознание многих их крепостных опровергало свою «экономическую базу» в противоположном направлении. Достоевский в «Записках из подполья», выразил эту последнюю свободу человеческого духа думать, чувствовать, желать, действовать – независимо от всяких экономических и внешних условий.

Свобода духа определяет сознание человека. Человек всегда внутренно свободен любить нравственный свет, критиковать себя в этом свете, или развязывать свое зло, диктаторски навязывать его другим. Человек всегда свободен одобрить внутреннее какое-либо свое чувство, или осудить; он свободен принять пришедшую к нему мысль, или отвергнуть ее. Мы не всегда, люди, способны сразу победить в себе то зло, которое осуждаем, но всегда мы способны его увидеть, обличить, осудить, не согласиться с ним. Этим велик, безмерен человек. И здесь кончается влияние на него экономики и партийности, начинается жизнь его нравственного сознания, открывающего сущность человека. К такой свободе духа призван человек. В ней начинается (ив великой силе иногда приходит) то Царство Божие, которое открыто нашей грешной человеческой воле Спасителем, реально освобождающим нас от рабства тупым силам экономики и партийности, косным силам биологической природы и энергиям демонической воли.

Полное отрешение от тела, от «экономики», для живущих на земле невозможно. И даже грешно. Но и совершенное погружение в инстинкты тела и экономику, тоже невозможно для нас, людей. Такого всецелого «погружения в материю» не может осуществить и материалист. Люди соединены с областью духа и, если они не поднимаются в мир светлый, то низвергаются в тьму духовную, хотя бы им и казалось, что они стоят на твердой почве науки.

У идеологов и практиков «научного материализма» мы ясно видим все элементы идейного (то есть, духовного) мира, хотя он открыт у них, главным образом, в сторону тьмы, не света. Они создают идеологию, стараются мыслить идейно и в соответствии с законами логики (Логоса). Действуют разумом и сердцем на разум и сердца других людей, они оперируют возвышенными, духовными (несомненно, божественными) понятиями добра, пытаются защищать ценности справедливости, свободы, правды, братства, равенства, жертвенности, общей пользы, героизма и бескорыстия. Эти категории нравственные мало что имеют общего с функциями желудка, родовых желез, или с чувственными интересами «особи», или коллектива «особей».

Иная важная сторона этой темы – несоответствие самой материи материалистическому о ней у гению, тем понятиям, которые до сих пор еще в ходу у материалистов. Мировоззрения материалистов сложились под влиянием старых понятий о материи. Материалистическая мысль хотела бы, но не может выйти из этого своего тупика: достаточно просмотреть статьи московского журнала «Вопросы философии».

Жизнь призвана вести человека к возвышению, утончению и одухотворению. И, только по мере просветления, она обретает высшую ценность. Тут и лежит вся задача культуры, как нравственного преображения жизни. Не только человек, – вся природа определена к этому процессу спасения в человеке. Оттого, даже в материи, человек ценит все наиболее «тонкое», близкое к духовному миру. Как бы, сама материя ищет в своей вершине, в человеке, свое утончение, одухотворение, спасение от грубой «материальности», той «тьмы внешней» (Мф.25:30), куда отбрасывает человека в всю природу тяжелое, непросветленное материалистическое сознание. В слове, в музыке, в гармонии, в линиях и красках (даже – в стакане вина) человек ищет возможной «тонкости», высшего качества вещей. Таково начало духоведения.

Красота, правда, мудрость замыслов, сила искания и достижения добра, мира сердца, для многих, гораздо большая реальность, чем факты материального прикосновения, экономических расчетов, и физического принуждения.

Человек может быть порабощен экономикой, условиями физической государственной и политической жизни, недостатком здоровья и т.д., но стать убежденным и увлеченным, стать чему-то доверяющим, во что-то верующим, что-то любящим, он может лишь вследствие таинственного процесса своей встречи с миром высшим.