Текст книги "Библиотека современной фантастики. Том 1. Иван Ефремов"

Автор книги: Иван Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

– Что, что такое?

– Вооружение, средства массового и быстрого истребления.

Маленькая Миико задумалась, опечалилась и тихо сказала:

– Да, это закономерно, если подумать над целью этого тайника. Здесь укрыты от возможного уничтожения основные технические и материальные ценности тогдашней западной цивилизации. Но что считалось основным, если еще не существовало общественного мнения всей планеты или даже народов тех стран? Нужность и важность чего-либо на данный момент устанавливалась правящей группой зачастую вовсе некомпетентных людей. Поэтому здесь отнюдь не то, что действительно было наибольшей ценностью для человечества, а то, что та или другая группа людей сочла таким. Они намеревались сберечь прежде всего машины и, возможно, оружие, не понимая того, что цивилизация надстраивается исторически, подобно живому организму.

– Да, путем нарастания и освоения рабочего опыта, знаний, техники, запасов материалов, чистейших химических веществ и построек. Восстановить разрушенную высокую цивилизацию немыслимо из-за отсутствия высокопрочных сплавов, редких металлов, машин, способных работать с высокой производительностью и точнейшими допусками. Если все это было бы уничтожено, то откуда взять материалы и опыт, умение создавать все усложняющиеся кибернетические машины, способные удовлетворить потребности миллиардов людей?

– Также немыслимо было тогда возвращение к немашинной цивилизации, вроде античной, о которой они иногда мечтали.

– Конечно. Вместо античной культуры возник бы чудовищный голод. Индивидуалисты-мечтатели не хотели усвоить, что история не возвращается!

– Я не утверждаю категорически, что за дверью оружие, – вернулась к главному Веда, – но многое говорит за это. Если создавшие тайник ошибались, как свойственно тому времени, путая культуру с цивилизацией, не понимая непреложной обязанности воспитания и развития эмоций человека, тогда им не были жизненно необходимы произведения искусства и литературы или далекая от требований текущего момента наука. В те времена даже науку разделяли на полезную и бесполезную, не думая об ее единстве. Такая наука и искусство считались лишь приятным, но даже не всегда полезным и нужным сопровождением жизни человека. Здесь же спрятано самое важное. И я думаю об оружии, как ни наивно и нелепо кажется это для нас, современных людей.

Веда умолкла, уставившись на дверь.

– Может быть, это просто наборный механизм, и мы откроем его, прослушивая микрофоном, – вдруг сказала она, подходя к двери. – Рискнем?

Миико метнулась между дверью и подругой.

– Нет, Веда! Зачем этот нелепый риск?

– Мне кажется, что пещера едва держится. Мы уйдем, а вернуться уже не удастся… Слышите?

Неясный далекий шум иногда проникал в камеру перед дверью. Он шел то снизу, то сверху.

Но Миико осталась непреклонной. Она стояла спиной к двери, широко раскинув руки.

– Если там оружие, Веда! Как же может оно быть незащищенным…

Через два дня в пещеру были доставлены портативные аппараты. Отражательный рентгеновский экран для просмотра механизма, фокусированный ультрачастотной излучатель для разрушения внутренней связи деталей. Но пустить приборы в дело не пришлось.

Внезапно из чрева пещеры послышался прерывистый гул. Сильное сотрясение почвы под ногами заставило людей инстинктивно метнуться к выходу – исследователи находились в третьей, нижней пещере.

Гул усиливался, переходя в глухое скрежетание. Видимо, вся масса трещинноватых пород оседала по сбросовой линии вдоль подошвы хребта.

– Все погибло! Мы не успели. Спасайтесь, наверх! – горестно закричала Веда, и люди кинулись к тележкам-роботам.

Уцепившись за кабели роботов, они вскарабкались по колодцу. Гул и содрогание каменных стен преследовали их по пятам и наконец настигли. Страшный грохот… Внутренняя стена второй пещеры рухнула в провал, образовавшийся на месте колодца – хода в третий зал. Воздушная волна буквально выдула людей вместе с пылью и мелким щебнем под высокие своды первого зала. Археологи распростерлись на полу в ожидании гибели.

Клубы пыли, ворвавшейся в пещеру, медленно оседали. Сквозь ее туман столбы сталагмитов и выступы не изменяли своих очертаний. Прежнее мертвое молчание воцарилось в подземелье…

Очнувшаяся Веда поднялась. Двое сотрудников подхватили ее, но она нетерпеливо освободилась.

– Где Миико?

Ее помощница, прислонясь к низкому сталагмиту, старательно обтирала каменную пыль с шеи, ушей и волос.

– Почти все погибло, – ответила она на немой вопрос. – Неприступная дверь останется запертой под толщей в четыреста метров камня. Третья пещера разрушена полностью, а вторая… вторая еще может быть раскопана. В ней для нас самое ценное, как и здесь.

– Это так… – Веда облизнула пересохшие губы. – Но мы виноваты в медлительности и осторожности. Мы должны были предвидеть обвал.

– Бездоказательное предчувствие. Но горевать незачем. Разве мы стали бы укреплять горные массы ради сомнительных ценностей за дверью? Особенно если там никчемное оружие.

– А если произведения искусства, бесценного человеческого творчества? Нет, мы могли бы действовать быстрей!

Миико пожала плечами и повела удрученную Веду вслед за товарищами к великолепию солнечного дня, радости чистой воды и успокаивающего боль электрического душа.

Мвен Мас, по обыкновению, расхаживал взад и вперед по комнате, отведенной ему в верхнем этаже Дома Истории в индийском секторе северного жилого пояса. Он перебрался сюда всего два дня назад после работы в Доме Истории Американского сектора.

Комната – вернее, веранда с наружной стеной из цельного поляризующего стекла – была обращена к синим далям холмистого плоскогорья, Мвен Мас время от времени включал ставни перекрестной поляризации. В комнате воцарялся серый полумрак, и на гемисферном экране шли медленной чередой электронные изображения отобранных предварительно Мвеном Масом картин, отрывков старых кинофильмов, скульптур и зданий. Африканец просматривал их, диктуя роботу-секретарю записи для будущей книги. Машина печатала, нумеровала листки и бережно складывала, разбирая их по темам или обобщениям.

Утомляясь, Мвен Мас выключал ставни и подходил к окну, устремляя вдаль взгляд и подолгу обдумывая виденное.

Он не мог не удивляться тому, как многое из еще недавней культуры человечества уже отошло в небытие. Исчезли совсем столь характерные для эры Мирового Воссоединения словесные тонкости – речевые и письменные ухищрения, считавшиеся некогда признаком большой образованности. Прекратилось совсем писание как музыка слов, столь развитое еще в ЭОТ – эру Общего Труда, исчезло искусное жонглирование словами, так называемое остроумие. Еще раньше отпала надобность в маскировке своих мыслей, столь важная для ЭРМ. Все разговоры стали гораздо проще и короче. По-видимому, эра Великого Кольца будет эрой развития третьей сигнальной системы человека, или понимания без слов.

Время от времени Мвен Мас обращался к непрерывно бодрствовавшему механическому секретарю с новыми формулировками своих мыслей:

– С первого века эры Кольца ведет начало флюктуативная психология искусства, основанная Людой Фир. Именно ей удалось научно доказать разницу эмоционального восприятия у женщин и у мужчин, раскрыв ту область, которая много веков существовала как полумистическое подсознание. Но доказать в понятии современности меньшая часть дела. Люде Фир удалось большее – наметить главные цепи чувственных восприятий, благодаря чему стало возможным добиваться соответствия их у разных полов.

Звенящий сигнал и зеленая вспышка вдруг позвали африканца к ТВФ. Вызов, переданный в часы занятий, означал нечто серьезное. Автоматический секретарь выключился, и Мвен Мас сбежал вниз, в камеру дальних переговоров.

Веда Конг с западинками на исцарапанных щеках и глубокими тенями под глазами приветствовала его с экрана. Обрадованный Мвен Мас протянул к ней свои большие руки, вызвав слабую улыбку на озабоченном лице Веды.

– Помогите мне, Мвен. Я знаю, что вы работаете, но Дар Ветра нет на Земле, Эрг Hoop далеко, а, кроме них, у меня только вы, к кому мне просто прийти с любой просьбой. У меня несчастье…

– Что? Дар Ветер?..

– О нет! Завал на месте раскопок пещеры. – И Веда коротко рассказала о случившемся в пещере Ден-Оф-Куль.

– Вы сейчас единственный из моих друзей, кто обладает правом свободного доступа к Вещему Мозгу.

– К которому из четырех?

– Низшей Определенности.

– Я понял. Надо рассчитать возможности добраться до стальной двери с наименьшей затратой труда и материалов? Данные собраны?

– Они передо мной.

Мвен Мас записал несколько рядов цифр.

– Теперь дело за тем, когда машина примет мои данные. Подождите, сейчас я свяжусь с дежурным инженером ИМ. Мозг Низшей Определенности находится в Австралийском секторе южной зоны.

– А где Мозг Высшей Определенности?

– В Индийском секторе северной жилой зоны, там, где я… Переключаюсь, ждите.

Перед потухшим экраном Веда пыталась представить себе Вещий Мозг. В воображении возникал гигантский человеческий мозг с его бороздами и извилинами, пульсирующий и живой, хотя молодая женщина знала, что так назывались гигантские электронные исследовательские машины самого высшего класса, способные разрешить почти любую задачу, посильную для разработанных областей математики. На планете были всего четыре такие машины, специализированные по-разному.

Веда ждала недолго. Экран засветился, и Мвен Мас попросил вызвать его снова через шесть дней.

– Мвен, ваша помощь неоценима!

– Только потому, что я владею некоторыми знаниями в математике? А ваша работа неоценима потому, что вы знаете древние языки и культуры. Веда, вы слишком углубились в ЭРМ!

Африканец расхохотался так добродушно и заразительно, что Веда засмеялась тоже и, попрощавшись жестом, исчезла.

В назначенный срок Мвен Мас снова увидел молодую женщину в телевизиофоне.

– Можете не говорить – вижу, что ответ неблагоприятный.

– Да. Устойчивость ниже предела безопасности…

– В пределах наших возможностей остается лишь тоннельная выемка сейфов второй пещеры, – печально сказала Веда.

– Стоит ли дело такого сильного огорчения?

– Простите меня, Мвен, но вы тоже стояли у двери, за которой скрывалась тайна. У вас она великая и всеобщая, а у меня маленькая. Но эмоционально моя неудача равна вашей.

– Мы оба – товарищи по несчастью. Могу вас уверить, что еще не раз будем ударяться о стальные двери.

– Какая-нибудь откроется!

– Да!

– Но вы ведь не отступили совсем?

– Конечно. Соберем новые факты, указатели более правильных поворотов. Сила космоса так невероятно огромна, что с нашей стороны было наивно бросаться на нее с простой кочергой… Точно так же, как и вам открывать руками эту опасную дверь.

– А если придется ждать всю жизнь?

– Что такое моя индивидуальная жизнь для таких шагов знания!

– Мвен, где ваша страстная нетерпеливость?

– Она не исчезла, но обуздана. Страданьем…

– А Рен Боз?

– Ему легче. Он продолжает путь в поисках уточнения своей абстракции.

– Понимаю. Минуту, Мвен, что-то важное. Экран с Ведой погас, и, когда зажегся снова, перед Мвеном Масом как будто была другая, юная и беззаботная, женщина.

– Дар Ветер спускается на Землю. Спутник пятьдесят семь завершен раньше срока.

– Так быстро? Все сделано?

– Нет, только наружная сборка и установка силовых машин. Внутренние работы проще. Его отзывают для отдыха и анализа доклада Юния Анта о новом виде сообщений по Кольцу.

– Благодарю, Веда! Радостно будет увидеть Дар Ветра.

– Обязательно увидите… Я не договорила. Усилиями всей планеты приготовлены запасы анамезона для нового звездолета “Лебедь”. Улетающие зовут проводить их в дорогу без возврата. Вы будете?

– Буду. Планета покажет на прощание экипажу “Лебедя” все самое прекрасное и любимое. Они хотели также посмотреть танец Чары на празднике Пламенных Чаш. Она сама едет в центральный космопорт Эль Хомра. Встретимся там!

– Хорошо, Мвен Мас, милый!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Туманность Андромеды

В Северной Африке, к югу от залива Большой Сирт, раскинулась огромная равнина Эль Хомра. До ослабления пассатных колец и изменения климата здесь находилась хаммада – пустыня без травинки, сплошь закованная в броню полированного щебня и треугольных камней с красноватым оттенком, от которых хаммада и получила свое название “красная”. Море слепящего жаркого пламени в солнечный день, море холодного ветра в осенние и зимние ночи. Теперь от хаммады остался только ветер; он гнал по твердой равнине волны высокой голубовато-серебристой травы, переселенной сюда из степей Южной Африки. Свист ветра и склоняющаяся трава будили в памяти неопределенное чувство печали и близости степной природы к душе, будто это уже встречалось в жизни. Не один раз и при различных обстоятельствах – в горе и в радости, в утрате и находке.

Каждый отлет или приземление звездолета оставляли выгоревший, отравленный круг поперечником около километра. Эти круги огораживались красной металлической сеткой и стояли неприкосновенные в течение десяти лет, что больше чем в два раза превышало длительность разложения выхлопов двигателя. После посадки или отправки корабля космопорт перекочевывал на другое место. Это накладывало отпечаток временности, недолговечности на оборудование и помещение порта, родня обслуживавших его работников с древними номадами Сахары, несколько тысяч лет кочевавшими здесь на горбатых животных с изогнутыми шеями и мозолистыми ногами, называвшихся верблюдами.

Планетолет “Барион” в свой тринадцатый рейс между строящимся спутником и Землей доставил Дар Ветра в Аризонскую степь, оставшуюся пустыней и после изменения климата из-за накопившейся в почве радиоактивности. На заре открытия ядерной энергии в ЭРМ здесь производилось множество опытов и проб нового вида техники. До сих пор осталась зараженность продуктами радиоактивного распада – слишком слабая для того, чтобы вредить человеку, но достаточная, чтобы задержать рост деревьев и кустарников.

Дар Ветер наслаждался не только прекрасным очарованием Земли голубым небом в невестином платье из легких белых облаков, но и пыльной почвой, редкой и жесткой травой.

Шагать твердой поступью по Земле под золотым солнцем, подставляя лицо сухому и свежему ветру! Только побывав на грани космических бездн, можно понять всю красоту нашей планеты, когда-то названной неразумными предками “юдолью горя и слез”!

Гром Орм и Дар Ветер прибыли в Эль Хомру в день отправления экспедиции.

С воздуха Дар Ветер заметил на матовой серо-стальной равнине два гигантских зеркала. Правое – почти круг, левое – длинный, заостряющийся назад эллипс. Зеркала были следами недавних взлетов кораблей тридцать восьмой звездной экспедиции.

Круг – взлет “Тинтажеля”, направившегося на страшную звезду Т и нагруженного громоздкими аппаратами для правильной осады спиралодиска из глубин космоса. Эллипс – след поднимавшейся более полого “Аэллы”, понесшей большую группу ученых для разгадки изменений материи на белом карлике тройной звезды Омикрон 2 Эридана. Пепел, оставшийся от каменистой почвы в месте удара энергии двигателей, проникший на полтора метра вглубь, был залит связующим составом для предупреждения ветрового разноса. Осталось лишь перенести ограды с мест старых взлетов. Это сделают после отбытия “Лебедя”.

Вот и сам “Лебедь”, чугунно-серый в тепловой броне, которая выгорит во время пробивания атмосферы. Дальше корабль пойдет, сверкая своей, отражающей все виды радиации, обшивкой. Но никто не увидит его в этом великолепии, кроме роботов-астрономов, следящих за полетом. Эти автоматы дадут людям лишь фотографию светящейся точки. Обратно на Землю придет корабль, покрытый окалиной, с бороздами и воронками от взрывов мелких метеоритных частиц. Но “Лебедя” не увидит никто из окружающих его сейчас людей: всем им не прожить сто семьдесят два года ожидания возврата экспедиции. Сто шестьдесят восемь независимых лет пути и четыре года исследования на планетах, а для путешественников всего около восьмидесяти лет.

Дар Ветру, с его родом занятий, не дождаться даже прибытия “Лебедя” на планеты зеленой звезды. Как и в прошлые дни сомнений, Дар Ветер восхитился смелой мыслью Рен Боза и Мвена Маса. Пусть опыт их не удался, пусть этот вопрос, затрагивающий фундамент космоса, еще далек от разрешения, пусть он окажется ошибочной фантазией. Эти безумцы-гиганты творческой мысли человечества, ибо даже в опровержение их теории и опыта люди придут к огромному взлету знания.

Дар Ветер, задумавшись, чуть не споткнулся о сигнал зоны безопасности, повернул и заметил у подножия самодвижущейся башни телепередачи знакомую фигуру подвижного человека. Ероша непокорные волосы и прищуривая острые глаза, к нему устремился Рен Боз. Сеть тонких, едва заметных шрамов изменила лицо физика, собрав его морщинами страдальческого напряжения.

– Радостно видеть вас здоровым, Рен!

– Мне очень нужны вы! – Рен Боз протянул Дар Ветру маленькие ручки, по-прежнему усыпанные веснушками.

– Что делаете вы здесь, задолго до отлета?

– Я провожал “Аэллу” – для меня очень важны данные по гравитации столь тяжелой звезды. Узнал, что явитесь вы, и остался…

Дар Ветер молчал, выжидая пояснений.

– Вы возвращаетесь на обсерваторию внешних станций по просьбе Юния Анта?

Дар Ветер кивнул.

– Ант в последнее время записал несколько нерасшифрованных приемов по Кольцу…

– Каждый месяц производится прием сообщений вне обычного времени информации. И момент включения станций сдвигается на два земных часа. За год проверка проходит земные сутки, за восемь лет – всю стотысячную галактической секунды. Так заполняются пропуски в приеме космоса. В последнее полугодие восьмилетнего цикла стали поступать, несомненно, очень дальние, непонятные нам сообщения.

– Я крайне интересуюсь ими и прошу взять меня для помощи в работе.

– Лучше я буду помогать вам. Записи памятных машин мя просмотрим вместе.

– И Маен Мас?

– Конечно!

– Ветер, это замечательно! Я очень неловко себя чувствую после злополучного опыта – я так виноват перед Советом!.. Но с вами мне легко, хоть вы и член Совета, и бывший заведующий, и не советовали делать опыт…

– Мвен Мас тоже член Совета.

Физик призадумался, вспомнив что-то свое, и тихо рассмеялся.

– Мвен Мас – он… чувствует мои мысли и пытается воплотить их в конкретность.

– Не в этом ли воплощении ваша ошибка?

Рен Боз нахмурился и перевел разговор:

– Веда Конг тоже прибудет сюда?

– Да, я жду ее. Вы знаете, что она чуть не погибла, исследуя пещеру-склад древней техники, где оказалась запертая стальная дверь?

– Ничего не слыхал.

– А, я забыл, что у вас нет глубокого интереса к истории, как у Мвена Маса. По всей планете идет обсуждение, что может находиться за дверью. Миллионы добровольцев предлагают себя для раскопок. Веда решила передать вопрос в Академию Стохастики и Предсказания Будущего.

– Эвда Наль не приедет сюда?

– Нет, не сможет.

– Многие будут огорчены. Веда очень любит Эвду, а Чара просто предана ей. Вы помните Чару?

– Это такая… пантерообразная?..

Дар Ветер воздел руки в шутливом ужасе.

– Ценитель женской красоты! Впрочем, я постоянно повторяю ошибку, какой страдали люди прошлого, не смыслившие ничего в законах психофизиологии и наследственности, Всегда хочу видеть в других свое понимание и свои чувства.

– Эвда, как и все на планете, – не поддержал самопокаяния Рен Боз, – будет следить за отлетом.

Физик показал на ряды высоких, полукольцом расположившихся вокруг звездолета треножников с камерами для белого, инфракрасного и ультрафиолетового приемов, Разные группы лучей спектра в цветном изображении заставляли экран дышать подлинным теплом и жизнью так же, как обертонные диафрагмы (59) уничтожали металлический отзвук в передаче голоса.

Дар Ветер посмотрел на север, откуда, тяжело переваливаясь, ползли перегруженные людьми автоматические электробусы. Из первой подошедшей машины выскочила и бежала, путаясь в траве, Веда Конг. Она с разбегу бросилась на широкую грудь Дар Ветра так, что ее длинные, заплетенные по бокам головы и спущенные косы взлетели ему на спину.

Дар Ветер слегка отстранил Веду, вглядываясь в бесконечно дорогое лицо с оттенком новизны, сообщенным необычайной прической.

– Я играла для детского фильма северную королеву Темных веков и едва успела переодеться, – пояснила, чуть запыхавшись, молодая женщина. – Причесаться не осталось времени.

Дар Ветер представил ее в длинном облегающем парчовом платье, в золотой короне с синими камнями, с пепельными косами ниже колен, с отважным взглядом серых глаз – и радостно улыбнулся.

– Корона была?

– О да, такая. – Веда очертила пальцем в воздухе контур широкого кольца с крупными зубцами в виде трилистника.

– Я увижу?

– Сегодня же. Я попрошу их показать тебе фильм.

Дар Ветер собрался спросить про таинственных “их”, но Веда приветствовала серьезного физика. Тот улыбнулся наивно и сердечно.

– Где же герои Ахернара? – Рен Боз оглядел по-прежнему пустое вокруг звездолета поле.

– Там! – Веда указала на здание в виде шатра из пластин фисташково-молочного стекла с серебристыми ажурными ребрами наружных балок – главный зал космопорта.

– Так пойдемте.

– Мы лишние, – твердо сказала Веда. – Они смотрят прощальный привет Земли. Пойдемте к “Лебедю”.

Мужчины повиновались.

Идя рядом с Дар Ветром, Веда тихонько спросила:

– У меня не очень нелепый вид с этой старинной прической? Я могла бы…

– Не нужно. Очаровательный контраст с современной одеждой – косы длиннее юбки. Пусть будет так!

– Повинуюсь, мой Ветер! – шепнула Веда магические слова, заставившие забиться его сердце.

Сотни людей не спеша направлялись к кораблю. Очень многие улыбались Веде или приветствовали ее поднятием руки гораздо более часто, чем Дар Ветра или Рен Боза.

– Вы популярны, Веда, – заметил Рен Боз. – Что это – работа историка или ваша пресловутая красота?

– Ни то и ни другое. Постоянное и широкое общение с людьми по роду работы и общественных занятий. Вы с Ветром то замкнетесь в недрах лабораторий, то уединяетесь для напряженной ночной работы. Вы делаете для человечества гораздо больше и более значительное, чем я, но только для одной, не самой близкой сердцу, стороны. Чара Нанди и Эвда Наль гораздо более известны, чем я…

– Опять укор нашей технической цивилизации? – весело упрекнул Дар Ветер.

– Не нашей, а пережиткам прежних роковых ошибок. Еще тысячелетия тому назад наши предки знали, что искусство и с ним развитие чувств человека не менее важны для общества, чем наука.

– В смысле отношений людей между собой? – спросил заинтересованный физик.

– Вот именно!

– Какой-то древний мудрец сказал, что самое трудное на Земле это сохранять радость, – вставил Дар Ветер. – Смотрите, вот еще верный союзник Веды!

Прямо к ним шел легким и широким шагом Мвен Мас, привлекая общее

– Верное, если психическая сила порождена здоровым, полным

– Кончился танец Чары, – догадалась Веда. – Скоро появится и экипаж “Лебедя”.

– Я бы на их месте шел сюда пешком и как можно медленнее, – вдруг сказал Дар Ветер.

– Ты начал волноваться? – Веда взяла его под руку.

– Конечно. Для меня мучительно подумать, что они уходят навсегда и этот корабль я больше не увижу. Что-то внутри меня протестует против этой обязательной обреченности. Может быть, потому, что там будут близкие мне люди.

– Вероятно, не потому, – вмешался подошедший Мвен Мас, чуткое ухо которого издалека уловило речь Дар Ветра. – Это неизбывный протест человека против неумолимого времени.

– Осенняя печаль? – с оттенком насмешки спросил Рен Боз, улыбаясь глазами товарищу.

– Вы замечали, что осень умеренных широт с ее грустью любят именно люди наиболее энергичные, жизнерадостные и глубоко чувствующие? – возразил Мвен Мас, дружески погладив плечо физика.

– Верное наблюдение! – восхитилась Веда.

– Очень древнее…

– Дар Ветер, вы на поле? Дар Ветер, вы на поле? – загремело откуда-то слева и сверху. – Вас зовет в ТВФ центрального здания Юний Ант. Юний Ант зовет. В ТВФ центрального здания…

Рен Боз вздрогнул и выпрямился.

– Можно с вами, Дар Ветер?

– Идите вместо меня. Вам можно пропустить отлет. Юний Ант любит показать по-старинному прямое наблюдение, а не запись – в этом они сошлись с Мвеном Масом.

Космопорт обладал мощным ТВФ и гемисферным экраном. Рен Боз вошел в тихую круглую комнату. Дежурный оператор щелкнул включателем и указал на правый боковой экран, где появился взволнованный Юний Ант. Он внимательно оглядел физика и, поняв причину отсутствия Дар Ветра, кивнул Рен Возу.

– Ведется внепрограммный прием-поиск в прежнем направлении и диапазоне 62/77. Поднимите воронку для направленного излучения, ориентируйте на обсерваторию. Я переброшу луч-вектор через Средиземное море прямо на Эль Хомру. – Юний Ант посмотрел в сторону и добавил: Скорее!

Опытный в приемах ученый выполнил требование за две минуты. В глубине гемисферного экрана появилось изображение гигантской Галактики, в которой оба ученых безошибочно узнали знакомую издавна человеку туманность Андромеды, или М-31.

В ближайшем к зрителю наружном обороте ее спирали, почти в середине линзовидного в ракурсе диска огромной Галактики, зажегся огонек. Там ответвилась казавшаяся крохотной шерстинкой система звезд – несомненно, исполинский рукав в сотню парсек длины. Огонек стал расти, и одновременно увеличивалась “шерстинка”, в то время как сама Галактика исчезла, расплылась за пределы поля зрения. Поток красных и желтых звезд протянулся поперек экрана. Огонек стал маленьким кружком и светился на самом конце звездного потока. С края потока выделилась оранжевая звезда спектрального класса К. Вокруг нее закружились едва видные точки планет. На одной из них, закрыв ее целиком, расположился кружок света. И вдруг все завертелось в красных извивах и мелькании летящих искр. Рен Боз закрыл глаза…

– Это разрыв, – сказал с бокового экрана Юний Ант. – Я показал вам наблюдение прошлого месяца из записи памятных машин. Переключаю на отражение прямого приема.

На экране по-прежнему вертелись искры и линии темно-красного цвета.

– Странное явление! – воскликнул физик. – Как вы объясняете этот разрыв?

– Потом. Сейчас возобновляется передача. Но что вы считаете странным?

– Красный спектр разрыва. В спектре туманности Андромеды фиолетовое смещение, то есть она приближается к нам.

– Разрыв никакого отношения к Андромеде не имеет. Это местное явление.

– Вы думаете, что случайно их отправляющая станция вынесена на самый край Галактики, в зону, еще более отдаленную от ее центра, чем зона Солнца в нашей Галактике?

Юний Ант окинул Рен Боза скептическим взглядом.

– Вы готовы к дискуссии в любой момент, забывая, что с нами говорит туманность Андромеды с расстояния четыреста пятьдесят тысяч парсек.

– О да! – смутился Рен Боз. – Еще лучше сказать с расстояния в полтора миллиона световых лет. Сообщение отправлено пятнадцать тысяч веков тому назад.

– И мы видим сейчас то, что было послано задолго до наступления ледниковой эпохи и возникновения человека на Земле! – Юний Ант заметно смягчился.

Красные линии замедлили свое верчение, экран потемнел и вдруг снова засветился. Сумеречная плоская равнина едва угадывалась в скудном свете. На ней были разбросаны странные грибовидные сооружения. Ближе к переднему краю видимого участка холодно поблескивал гигантский, по масштабу равнины, голубой круг с явно металлической поверхностью. Точно по центру круга висели один над другим большие двояковыпуклые диски. Нет, не висели, а медленно поднимались все выше. Равнина исчезла, и на экране остался лишь один из дисков, более выпуклый снизу, чем сверху, с грубыми спиральными ребрами на обеих сторонах.

– Это они… они!.. – наперебой воскликнули ученые, думая о полном сходстве изображения с фотографиями и чертежами спиралодиска, найденного тридцать седьмой экспедицией на планете железной звезды.

Новый вихрь красных линий – и экран погас. Рен Боз ждал, боясь отвести свой взгляд хоть на секунду. Первый человеческий взгляд, прикоснувшийся к жизни и мысли другой галактики! Но экран так и не загорелся. На боковой доске телевизиофона заговорил Юний Ант:

– Сообщение оборвалось. Ждать дольше, отнимая земную энергию, нельзя. Вся планета будет потрясена. Следует просить Совет Экономики производить внепрограммные приемы вдвое чаще, но это станет возможным не раньше года после затрат на посылку “Лебедя”. Теперь мы знаем, что звездолет на железной звезде оттуда. Если бы не находка Эрга Ноора, то мы вообще не поняли бы виденного.

– И он, тот диск, пришел оттуда? Сколько же он летел? – как бы про себя спросил Рен Боз.

– Он шел мертвым около двух миллионов лет через разделяющее обе галактики пространство, – сурово ответил Юний Ант, – пока не нашел убежища на планете звезды Т. Очевидно, эти звездолеты устроены так, что садятся автоматически, несмотря на то, что тысячи тысяч лет никто живой не прикасался к рычагам управления.

– Может быть, они живут долго?

– Но не миллионы лет, это противоречит законам термодинамики, холодно ответил Юний Ант. – И несмотря на колоссальные размеры, спиралодиск не мог нести в себе целую планету людей… мыслящих существ. Нет, пока наши галактики не могут еще ни достигнуть друг друга, ни обменяться сообщениями.

– Смогут, – уверенно сказал Рен Боз, распрощался с Юнием Антом и пошел обратно на поле космопорта.

Дар Ветер с Ведой и Чара с Мвеном Масом стояли немного в стороне от двух длинных рядов провожавших. Все головы повернулись к центральному зданию. Мимо бесшумно пронеслась широкая платформа, сопровождаемая взмахами рук и – что люди позволяли себе в обществе лишь в самых исключительных случаях – приветственными возгласами. Все двадцать два человека экипажа “Лебедя” находились на ней.

Платформа подъехала к звездолету. У высокого передвижного подъемника ожидали люди в белых комбинезонах, с серыми от усталости лицами – двадцать членов отлетной комиссии, составленной в основном из инженеров-рабочих космопорта. В течение последних суток они проверили с помощью машин для учета предметов все снаряжение экспедиции и еще раз опробовали исправность корабля тензорными аппаратами.

По заведенному на заре звездоплавания порядку председатель комиссии докладывал Эргу Ноору, вновь избранному начальником звездолета в экспедиции на Ахернар. Другие члены комиссии поставили свои шифры на бронзовой дощечке с их портретами и именами, которую вручили Эргу Ноору, и, распрощавшись, отошли в сторону. Тогда к кораблю хлынули провожающие. Люди выстроились перед путешественниками, пропустив их близких на маленькую, оставшуюся свободной площадку подъемника. Киносъемщики фиксировали каждый жест улетавших – последняя память, остающаяся родной планете.

Эрг Hoop издали увидел Веду и, сунув бронзовый сертификат за широкий пояс астролетчика, стремительно подошел к молодой женщине.