Текст книги "Свинцовый ливень"

Автор книги: Иван Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Уже полпервого, ты обещал подъехать ровно к двенадцати, уже все запасы разлетелись, как голуби, напуганные автомобилем, – Ярослав хохотнул и продолжил, – поторопись, а то я буду вынужден отдать остатки какой-нибудь милой даме, нуждающейся в них больше, чем некоторые люди на выходных.

– Да, да, я сейчас буду, – Богдан прыгал на одной ноге, держа телефон плечом, надевая свои единственные чистые брюки, купленные на рынке за очень удачные триста рублей, – сколько у меня времени?

– Ты шутишь? Я здесь до пяти, просто подъезжай.

Богдан встал посреди комнаты и вздохнул.

– Большое спасибо. Ярик, у меня будет просьба.

Даже через трубку можно было ощутить нахмуренные брови Ярослава, внезапно сменившие улыбку.

– Извини, Богдан, денег у меня тоже нет, я получу оплату завтра, но она вся распланирована.

– Нет, мне не нужны деньги, на лекарства они у меня всегда есть, – Богдан сел на диван и зачем-то включил телевизор, – просто вчера у меня были сильные боли, можешь меня осмотреть сегодня?

Напряжение исчезло.

– Ах, вот в чем дело. Да, конечно. Но при условии, что ты приедешь до пяти, иначе осматривать тебя будут только за дополнительную плату.

– Я успею, до встречи.

Ярослав что-то еще хотел сказать, но Богдан уже положил трубку и начал ускоренно одеваться под звуки феерического по своей глупости сериала. Складывалось ощущение, что актеры даже не учили свои роли, импровизируя в каждой сцене до уровня абсолютного абсурда.

– Они фальшивые? – с притворным удивлением светловолосый мужчина округлил глаза. – Да быть того не может! Как ты это узнал?

Парень в белом халате и перчатках, по-видимому, доктор, крутанулся на стуле, отвлекшись от сложного прибора.

– Проще простого, стоит лишь пораскинуть мозгами и провести химический анализ купюр. Я даже знаю, где их отпечатали, мы сразу найдем виновника.

Богдан застегивал рубашку, удивляясь популярности шоу. Такого плохого детективного сюжета, сводящегося к применению невозможных технологий, он не видел больше ни на одном канале, хотя осознавал, что иногда тоже смотрит подобную чепуху. После очередного искрометного поворота, звук выключенного телевизора подарил миру тишину, а хлопнувшая входная дверь означала, что Богдан надел пальто, взял свою неизменную шляпу-котелок и вышел наружу.

Природа встретила его парой грязных луж ржавого цвета и грязью возле «Жигули», скопившейся именно у двери со стороны водительского сидения. Богдан прошел на задний двор, где находился бассейн, укрытый брезентом. Грязь аккуратно обогнула сам бассейн, но двор все равно представлял из себя поле, похожее на маленькое болото. Богдан выругался и вернулся к автомобилю. Осторожно открыв дверь, он запрыгнул внутрь, не задев грязи, и начал заводить машину.

Три, четыре, пять раз. «Жигули» тарахтел, кашлял, однако ситуация оказалась плачевной, в этот раз он так и не завелся. Богдан ударил по рулю:

– Да чтоб тебя, тупой кусок железа! Надо было тебя еще тогда в металлолом сдать, когда была возможность, – с этими словами Богдан вышел из машины с намерением открыть капот и сразу же вступил в грязь, испортив свои мятые туфли.

– Как же все меня раздражает, боже мой, хоть в церковь иди, – открытый капот подсказал Богдану только то, что он ничего не смыслит в механике. Проверив масло и покрутив зажимы аккумулятора, он снова забрался внутрь, уже не обращая внимания на грязную землю.

– Неужели! Что ж ты раньше молчал! Надо было тебе испортить мне день, да? – Надежный рокот еще больше разозлил водителя. Руль выдержал еще пару ударов, и путь в город наконец-то начался.

Мокрые дороги удручали. Грязь по обочинам создавала иллюзию апокалипсиса, покосившиеся столбы лишь дополняли картину. Богдан включил радио, в тишине ехать тяжело, тем более хотелось спать, голова не проходила, хотя на воздухе стало намного легче. Заиграли старые шлягеры группы «ДДТ». Голос Шевчука разлился по салону. Богдану казалось, что он едет не один, и заметно повеселел, несмотря на пессимизм в поэзии группы.

Город начинался незаметно. Сначала маленькие одноэтажные домики, потом они резко шли ввысь, образуя сначала хрущевки, а потом и вовсе достигали десятиэтажной высоты. Небоскребов здесь никогда не было. Богдан слышал о начале строительства такого здания, но, видно, коррупция съела девяносто этажей, оставив лишь десять. Так или иначе, монументальные путинки, здания бывших общежитий и громадный памятник Ленину – единственное, что возвышалось над головами прохожих в разных частях крошечного городка.

На тротуарах проходили серые люди, спешащие по своим делам. Иногда было видно школьников, казавшихся еще меньше, чем должны быть, из-за многочисленных болезней и громадных рюкзаков н спинах.

Подумав, что образование – не самая сильная сторона города, Богдан, стоящий на светофоре, проводил взглядом двух девочек, быстро семенящих по переходу. Богдан не мог взять в толк, откуда берутся рабочие места для отучившихся детишек. Город находился в глубокой стагнации, не предоставляя никаких сколько-нибудь ощутимых благ для своих жителей.

«ДДТ» по радио сменилось щебетанием молодой девушки-диктора. Богдан пренебрежительно фыркнул, не желая слышать очередной поток информации о сегодняшней погоде, и пытался поймать другую волну. Длинный гудок позади «Жигули» заставил вздрогнуть: на светофоре уже был зеленый.

– Что ж вы такие нетерпеливые…

Спустя десять минут, Богдан припарковался возле городской больницы, находящейся между двух жилых десятиэтажных домов. Она казалась смешной и лишней, будто кто-то хотел показать всю бесполезность медицины. Трехэтажное поблекшее белое здание было старше Богдана и, возможно, даже старше его отца. Больницу раза четыре пытались закрыть на ремонт, но все перенесли на более поздний срок.

Миновав недовольного охранника, Богдан поднялся на второй этаж и постучал в кабинет номер шестнадцать, не дождавшись ответа, сразу открыл дверь.

Его глазам предстало маленькое помещение, в котором находились два стула, стол, компьютер конца прошлого века, шкафчик и ширма. За столом сидел человек лет сорока с желтоватым лицом. Его пышные бакенбарды делали лицо широким, похожим на морду льва, однако губы были тонкими и потрескавшимися, было очевидно, что этот человек болен, но держится весьма хорошо даже для того мира, в котором жили все без исключения.

Ярослав Круглов поднялся со своего места и широко улыбнулся. Несмотря на толщину лица, тело было худым, хоть и не таким скелетообразным, как у Богдана:

– Ну наконец-то! Я уж думал, ты не захочешь сегодня приезжать, останешься без лекарств, заболеешь ненароком. Не хотелось бы увидеть тебя на койке в нашей больнице.

Богдан пожал протянутую руку и сел на свободный стул. Ярослав опустился на насиженное место и, сложив руки, обеспокоенно осмотрел лицо друга:

– Что с тобой сегодня? Обычно ты хоть что-то говоришь. Приступ был настолько сильным?

Богдан снял шапку и положил ее на стол:

– Я думал, что полечу на небеса, вот какой сильный. Я не понимаю, что со мной произошло. Сначала головная боль, потом я не смог контролировать свои движения, а после всего этого мне как будто раскаленный свинец в кровь вливали. Я никогда в жизни так плохо себя не чувствовал. Что это может быть?

Ярослав причмокнул губами, его взгляд остановился на худых богданиных руках с вылезшими венами. Круглов встал, подошел к шкафчику и молча вытащил оттуда фонендоскоп, тонометр, изогнутый пинцет и зеркало.

– Вам не говорили, что у вас жуткая антисанитария, Ярослав Феликсович? – вопросил Богдан, снимая пальто и расстегивая рубашку.

– Что ж поделать, где сейчас найдешь соответствующие условия? – Ярослав снова улыбнулся, – подойди к окну, а то не видно ничего, тут светлее.

Доктор провел стандартные операции для выявления первичных признаков заболевания: послушал работу легких и сердца, посмотрел горло, нос, уши, осмотрел белки глаз, смерил давление, попросил дотронуться до носа, пощупал лимфоузлы, вздохнул, промокнул лоб платочком и сел на свое место. Все это произошло в почти абсолютной глуши, никто не пытался прервать тишину. Богдану даже стало немного жутко, будто он находился в пещере под пристальным надзором десятков летучих мышей. Головная боль стала сильнее, но все еще находилась в пределах нормы.

Богдан попытался прервать неловкое молчание:

– Если ад и существует, то орудием пыток там обязательно будет этот жуткий пинцет, использующийся не по назначению.

Ярослав с удивлением посмотрел на пациента и рассмеялся:

– Ад будет похож на больницу, на входе которой будет стоять угрюмый охранник.

Смех передался Богдану:

– Ты хоть знаешь, как его зовут, он у вас, по-моему, второй год работает.

– Он, как бы тебе сказать, немой.

– А как он выпроваживает нарушителей порядка?

– Мычит.

Друзья рассмеялись. Тягучая атмосфера была успешно разряжена. Богдан понимал, что над такими шутками он вряд ли стал бы смеяться, если бы они прозвучали на телевидении, по радио или в интернете, но вдвоем даже самые унылые вещи могут стать веселыми.

Внезапный удар головной боли заставил Богдана поперхнуться и схватиться за макушку. Ярослав перестал смеяться:

– Слушай, наше оборудование не позволяет провести полный анализ твоего состояния, но все, что я могу сказать – это совершенно точно необходимо увеличить дозы сердечно-сосудистых и обезболивающих препаратов. Судя по твоим глазам, я бы еще посоветовал удвоить количество противовоспалительных капель – не одну каплю в каждый глаз, а две: утром и вечером. Твое общее состояние организма плачевное, ты такой худой, будто не ел уже год, это может привести к фатальным последствиям. То, что было у тебя вчера – еще цветочки. Тебя может запросто парализовать, если такой приступ повторится. Поверь, лучше не рисковать и просто-напросто пить в два раза больше таблеток. Те, которые пьешь ты, должны помочь. Передозировки быть не может, это я тебе как врач говорю, выписывающий эти препараты каждый день десяткам людей. Пей и не задумывайся.

Богдан с насмешкой уставился на Ярослава впалыми глазами:

– Пей и не задумывайся? Стоимость этих таблеток не вписывается в рамки моего бюджета. Как ты верно подметил, я экономлю на еде, чтобы позволить себе эти чертовы капсулы, которые, как оказалось, мне никоим образом не помогают, а ты говоришь об еще большем количестве? Может прикажешь еще мне вообще не есть? «Пей таблетки – не хворай» – девиз наших больниц, уже давно не помогающих людям, а только отсрочивающих их смерть. Может еще…

– А ты как думал? Хочешь жить – умей зарабатывать! – Ярослав повысил голос. – Я не хочу вспоминать былые дела, но это ты довел себя до такого состояния! Если бы ты не пил, тебя бы не выгнали с фабрики, где ты имел стабильный заработок! Хватит прибедняться, работай в нескольких местах! Никто тебе помогать не будет, Богдан, если ты сам себе не поможешь.

– Я только и делаю, что всю жизнь сам себе помогаю! – Богдан тоже не собирался говорить тихо. – Я работаю на этого идиота Михаила Петровича, который только и знает, что штрафовать и задерживать оплату! «Богдан, – Богдан начал пародировать гнусавый голос Михаила Петровича, – почему у нас в бутылке из-под бренди не хватает двадцати граммов? Богдан, протри стойку, она у тебя всегда такая пыльная! Богдан, прими поставку! Богдан, клиент напился, выпроводи его! Богдан! Богдан!» Знаешь, как он меня достает, у меня уже сил не остается, кроме как добраться до дома и свалиться перед телевизором!

Ярослав ударил кулаком по столу:

– Найди другую работу! Кто же знал, что так все обернется! Для тебя вакансий немного, тебя уволили за нарушение трудовой дисциплины, такие работники нахуй никому не нужны. Даже санитары в нашей больнице должны что-то смыслить в медицине, что ты от меня хочешь? Чтобы я помог тебе найти работу? Я тебе помог: я нашел Петровича. Ты хочешь денег? Я тебе их уже одалживал, ты до сих пор не отдаешь, а я, заметь, только сегодня тебе об этом напомнил! Сколько раз я тебя поддерживал, обеспечивал лекарствами? Я и так для тебя все делаю, а ты ничего не даешь взамен! И, несмотря на это, я остаюсь тебе хорошим другом, это все, что я могу сделать в данный момент, Богдан.

Повисло молчание. Богдан не хотел его нарушать в этот раз, он тупо уставился на свои сплетенные руки и крутил большими пальцами. Ярослав почесал бакенбарды и продолжил:

– Я не знаю, как ты достанешь денег, но лекарства тебе нужны – это факт. Обследование проводить у нас нечем, а в других городах это обойдется тебе в кругленькую сумму, так что этот вариант отбрасываем и полагаемся на удачу.

Богдан крепко сжал руки:

– А если взять кредит?

Ярослав кашлянул:

– И кто тебе его даст? Ты – бармен. Ты неплатежеспособен.

– Существует же банк, не смотрящий на платежеспособность, там нужно лишь удостоверение личности.

– Под такие проценты? Ты с ума сошел! Они оберут тебя до нитки, придется дом продавать.

– Это лучше, чем помирать прямо сегодня, – Богдан посмотрел на Ярослава, взгляд которого горел огнем, – мне же нужно купить больше этих капсул, тогда я выживу, ведь я правильно тебя понял? Без лекарств я просто загнусь?

Ярослав с сожалением кивнул:

– Да, твой организм не выдержит без поддержки. Второй способ – операция, но ее ты точно не потянешь.

– Существует и третий…

Доктор с интересом подался вперед:

– Какой же?

– Вода, – тихо сказал Богдан.

Ярослав откинулся назад и расхохотался:

– И где же ты ее найдешь, умник? Сильные мира всего никогда не отдадут такому отрепью как мы драгоценную воду! Дожди проливаются в среднем один раз в день в какой-либо точке мира, нам не видеть воды как своих ушей без зеркала.

– Вчера пролилось целых два.

– И один из них даже не смогли собрать, а со второго осталось пара бутылок, которые тут же прибрали толстосумы. Забудь о воде, наших денег не хватит, даже если будем платить всем городом.

Богдан обреченно вздохнул. Не хватит. Да.

– Ты прав, – он поднял глаза к потолку и снова начал крутить большими пальцами, – тогда остается только кредит.

– Если хочешь мое мнение, – Ярослав облокотился на стол, – я бы ни за что не брал кредит в подобных банках. Ты же про «Быстрорубль» говоришь?

– А про кого еще?

– Поговаривают, что они выбивают долги с клиентов не совсем законными способами.

– Они выживают, как могут, – отрезал Богдан, – в наше время ни закона, ни норм морали уже не существует.

– Это ужасно, похоже на сделку с дьяволом.

– Пусть будет так.

Ярослав поцокал языком. Богдан вздрогнул от неприятного ощущения, будто по позвоночнику провели ледяным пальцем.

– Все равно только это и остается. Выкручусь как-нибудь, тебе долг отдам, куплю свою жизнь и буду работать на выплаты.

– Слушай, не торопись возвращать мне деньги, – Ярослав виновато опустил глаза, – я сказал это сгоряча, вернешь, как сможешь, так или иначе, жизнь важнее, а жизнь друга тем более.

Богдан с благодарностью посмотрел на друга и на секунду их взгляды встретились. Почему-то бармену показалось очень страшным пламя, блеснувшее в глазах Ярослава, и Богдану захотелось отшатнуться, однако наваждение ушло достаточно быстро.

Ярослав улыбнулся и заговорил:

– Знаешь, в жизни бывают ситуации, когда можно предать всех: знакомых, друзей, семью, даже самого себя – и долгом каждого человека является не довести до такого. Но человек не всесилен, и когда такой случай наступает, будь готов расстаться с теми, кто мешает тебе выбраться на поверхность. Богдан, это «когда-нибудь» наступило в твоей жизни три года назад, когда все полетело в пух и прах. Не доведи до крайности в этот раз.

Богдан уже все для себя решил, и лишь кивнул. Улыбка не хотела появляться на лице, и он просто встал и начал надевать пальто, застегивая пуговицы одну за другой.

– Подожди, я не отдал тебе то, за чем ты приехал в такую даль, – Ярослав снова прошел к шкафчику и вытащил оттуда коричневый пакет, который обычно выдают в супермаркетах. – Принимай все двойными дозами, не забудь, позже посмотрим на тебя.

Богдан рассеяно открыл кошелек и положил последние деньги на стол:

– Прошу тебя, занеси их в кассу за меня, ты все равно туда пойдешь, – попросил он.

– Конечно, оставляй. Вот, тихо, не разбей. Я тебе позвоню на днях, спрошу, как у тебя дела. Пожалуйста, бери трубку, я волнуюсь.

Когда Богдан уже собирался выходить, Ярослав его снова окликнул:

– Ты не общался с Вероникой?

Богдан резко повернулся и нахмурился, его изможденное лицо показало признаки жизни:

– Нет, а с чего такой вопрос?

Ярослав пожал плечами:

– Просто хотел сказать, что она самый близкий тебе человек, не стоит ли поговорить с ней о твоей ситуации?

– Она меня ни видеть, ни слышать не хочет, как ты себе представляешь нашу встречу? Крики «О, боже, ты пришел»? Объятия? Поцелуи?

– Не надо утрировать, я говорю про простой разговор.

– Нет, она меня, блядь, кинула, я не хочу с ней видеться.

Хлопнула дверь, Ярослав остался один, размышляя о столь резкой перемене настроения друга. Он погладил свои бакенбарды и посмотрел в окно. Живописный вид на стену соседнего дома мешал проследить за бегом Богдана, спешащего сесть в автомобиль. Ярослав не видел, как Богдан завел машину с третьего раза и резко дал по газам, чуть не задев фонарный столб, умчав по своим делам.

– Это не она тебя кинула, а ты ее, – сказал Ярослав и пошел к коллегам пить чай, минуя снова накатившую в коридор очередь, возмущенно провожавшую его глазами.

Спустя десять минут, Богдан вышел из «Жигули» возле небольшого здания, если не сказать будки, с вывеской «Быстрорубль». Чуть ниже надпись гласила: «Мы поможем вам с деньгами, будьте только вместе с нами». Для полноты эффекта, рядом с надписью было прикреплено изображение счастливого человека с полным лицом, которое можно было найти только у миллиардеров и дворянского населения страны, что было одно и то же. Богдан все еще негодовал от предложения поговорить со своей бывшей женой, считая это оскорблением собственного достоинства. «Она бросила меня совершенно на пустом месте, не помогала мне, когда было плохо, наплевательски относилась к моим чувствам, а я должен ей звонить и пытаться найти общую тему для разговора. Каким я был бы ничтожеством, если б послушался Ярослава, эту больничную крысу, он никогда не поймет меня, это нужно пережить» – Богдан скрежетнул зубами. Он прекрасно понимал свою ошибочность суждений, но не хотел это признавать. По-настоящему плохие дни настали только после развода, а тогда Вероника фактически уже была чужим человеком для Богдана и не была обязана бегать за ним, помогая исправлять его ошибки. Богдан прекрасно помнил, как холоден с ней был во время ее прихода в больницу, куда он попал по собственной глупости. Он не простит ее, но, скорее, он не простит себя.

Несмотря на невзрачный вид снаружи, «Быстрорубль» был достаточно приятен изнутри. Белоснежные стены, белый стол, белый компьютер, белая касса, даже одежда милой девушки с худыми руками и тоскливыми глазами была цвета великой пустоты. Богдан почувствовал себя умиротворенно, поздоровавшись с охранником, одетым в костюм из «Пеплоса» все того же великолепного цвета, и опустился на стул перед девушкой, еще раз проведя глазами по всему помещению.

– Здравствуйте. Чем я могу Вам помочь?

Немного хриплый голос являлся признаком какой-то болезни. Богдан был не силен в медицине, поэтому сам факт того, что эта милая девушка в белом была как все больна быстро вернул его к реальности. Он берет кредит, спасает свою жалкую жизнь, потому что слишком боится боли и смерти. Он взглянул на себя и почувствовал себя настолько чужеродным предметом в этой белой комнате, что ему стало жутковато.

– Мужчина, с Вами все в порядке?

Богдан сглотнул комок в горле и посмотрел на бейдж девушки:

– Здравствуйте, Мария, мне бы хотелось взять у вас кредит.

– Конечно, у Вас есть с собой документ, удостоверяющий личность?

Даже волосы у нее были белыми, будто она чем-то их красила. Или Богдану только так кажется, а на самом деле они черные. Может вся комната была черная, а все остальное плод его воображения?

– Да, у меня с собой паспорт и водительские права.

– Достаточно только паспорта.

Когда-то давно Богдан читал Мильтона. Как там сказал Сатана? Лучше быть властелином ада, чем рабом в раю? Тогда почему в белой комнате все кажется безопасным? Почему Сатана выбрал изгнание?

– На какую сумму вы желаете брать кредит?

– Пятьдесят тысяч рублей.

Простил бы Господь Сатану, если б тот раскаялся? Пустил бы его обратно в рай, или оставил на веки вечные гореть в геенне огненной?

– Ожидаем подтверждение из банка, Богдан Васильевич. Вы можете посидеть здесь, либо вернуться через пятнадцать минут.

– Я, пожалуй, останусь, спасибо, Мария.

А если Бог простил бы Сатану, почему он не может простить нас? Почему он допускает такое? За последние пятьдесят лет население планеты сократилось втрое, вымерли многие виды растений и животных, с лица земли исчезло несколько стран в Африке и Океании. Грязные воды уничтожают все живое медленно, но верно.

– Ответ пришел, Богдан Васильевич, ознакомьтесь с условиями договора, обратите внимание на существенные условия, сумму и выплаты. Если Вы согласны со всем, подпишите здесь и здесь.

– Да, хорошо.

Дожди, дарующие жизнь, оседают в руках государства или дворянского населения. Владеть водой, значит владеть жизнью. Вода стоит дороже золота, дороже любых вещей, дороже людей. Один глоток уничтожает дневную норму токсинов. Одна пятилитровая бутыль позволит излечиться. Двадцать литров создадут условия для счастливой жизни на ближайшие годы.

Все было будто в тумане. Голова снова начала пульсировать, желудок начал просить еды с удвоенной силой, кости заныли. Богдан поставил свою подпись, практически не глядя. Он смог улыбнуться в ответ на доброжелательное выражение лица Марии, однако осознание взятого груза, каким являлся кредит, пришло только в автомобиле, когда он держал пачку с пятьюдесятью тысячами и договором о вступлении в ряды рабов.

– Белые стены. Белая девушка. Красные деньги, – Богдан повернул ключ зажигания и «Жигули» сразу завелся, – черт возьми, сегодня ты в ударе, парень, – Богдан хотел было тронутся, но внезапно обессилено упал на руль.

«Пятьдесят тысяч рублей! – Богдан не мог сдержать тряску своих губ. – Пятьдесят тысяч! Я не смогу их отдать никогда, я лишусь всего, что у меня осталось! Пятьдесят тысяч, куда я смотрел, какой же я идиот. Богдан, ты идиот!», – бармен схватился за голову, пытаясь нащупать волосы, которые днем ранее подстриг. По тротуару возле машины проходили люди и с омерзением смотрели на потерявшего контроль над собой Богдана, человека, который не мог себе позволить такую большую сумму, человека, который в одночасье лишился свободы.

Голова стала нестерпимо болеть, кости снова начало выворачивать. Трясущимися руками, Богдан отыскал коричневый пакет и еле как отколупал одно обезболивающее.

– Я не дам себя сломить, не дам! – прокричал он в зеркало заднего вида, однако его красные глаза говорили об обратном. Все уже было решено.

Поездка за продуктами представляла из себя унылое зрелище. Богдан катил перед собой тележку в «Пятерочке», оглядывая полки с продуктами. Его разум не мог мыслить, он был опустошен. Единственная мысль билась о черепную коробку, заставляя забыть о своем существовании, о своих желаниях и мечтах: как он справится? Что нужно сделать для своего будущего? Ответ никак не приходил. Тележка останавливалась в различных отделах, а ее содержимое пополнялось молоком «Простоквашино», мясом от «Мираторг», быстрой едой, консервами с курганской тушенкой, конфетами «Ласточка», растворимым кофе Nescafe, чаем Greenfield, гречневой крупой. Стоит ли говорить, что продукты такого качества могли лишь поддерживать жизнь в человеке, доставив лишь сиюминутное наслаждение их употреблением. Дожди превратили планету в бомбу замедленного действия, когда-нибудь людей ждала смерть. Не обязательно от чего-то, просто сама по себе.

Мир разделился на бедных и богатых. Других прослоек общества больше не существовало. Бедные были вынуждены работать, дабы выжить. Лекарства, еда и кров: в этом нуждался каждый, но не все могли себе позволить необходимый минимум. Кто-то вылетел с работы, таким образом поставив на себе крест, а иногда и на всей своей семье. Те, кто не работает – не получает деньги, а они главное. Без денег нет этих трех необходимых вещей. Без еды наступает смерть. Без лекарств – смерть. Без крова – смерть. Богдан лично видел раздутые тела, спешно убираемые сотрудниками моргов, видел тела настолько худые, что, казалось, на кости просто натянули кожу, забыв о содержимом. Видел ослепших, глухих, кашляющих до крови и выплевывающих собственные внутренности. А помочь некому.

Богатые живут в специальных секторах, подальше от нищеты. Если богатый приезжал в город, устраивался праздник. Иногда богачей называли баронами или дворянами. Обычно богачами становились счастливчики, обладающие определенным запасом чистой целебной воды после дождя, но, если у тебя достаточно денег, ты мог купить заветную бутыль. Таким образом, дворянином мог стать практически любой крупный предприниматель или политик, занимающий высокий пост. У таких есть все: здоровье, радость, счастье, огромные виллы, дорогие машины, деликатесы разных стран мира, развлечения. Дворяне правят этим миром, они становятся лидерами стран, монополистами, судьями. Для бедняков они были своего рода богами, до которых им никогда не достать. Фанатики выпрашивали у богачей хоть каплю воды, а богачи в ответ плевали на нуждающихся и дальше прожигали свою жизнь, лишь изредка занимаясь благотворительностью, стремясь потешить свое эго. Пока нищие цепляются за жизнь, дворяне пьют и веселятся, что может быть проще и натуральнее для человека, чем стыдное бурное веселье во время чумы? Мир несправедлив, но тот, кто обладает водой, диктует свои условия.

Вода. Никто не знает, с чем связан этот феномен. Когда-то дожди были обычным делом и, как говорил еще дед Богдана, все шло к перенаселению от пресыщения. Сейчас же дожди на планете бывали двух видов: грязные и чистые. Грязный дождь был всего лишь способом пополнить запасы обыкновенной пресной воды, ее очищали, как позволяла техника, и употребляли по прямому назначению. Но чистый дождь… Это чудо, манна Господня, святая вода. Самая ценная вещь в мире. Синтезировать такую воду не получается, хотя ее состав известен. С чем это связано – опять же не понять. Создание наукой процесса синтеза такой воды означал бы воскрешение человечества.

Богдан набрал полную тележку и, криво улыбнувшись девушке на кассе, облаченной в красно-зеленый жилет, даже не осознавая, что делает, расплатился. Приняв пакеты, он засеменил к автомобилю, пытаясь ничего не уронить в грязь. На чистоту своей обуви он уже не обращал внимания, этот день хуже уже не станет.

Покупки были благополучно отправлены на заднее сиденье, и Богдан, пройдя через семь уступов чистилища, завел «Жигули». Радио он включать не стал, углубившись в себя, снова вспоминая счастливое прошлое и представляя гиблое будущее. Когда автомобиль выехал за город, Богдан увеличил скорость, стараясь выжать из «Жигули» все, на что он способен. Машина начала подозрительно пыхтеть, показывая, что уже стара для подобных маневров. «Плевать, если перевернусь, так и быть, моя жизнь ничего не значит», – Богдан несся по трассе, обгоняя ветер, пытаясь скоростью отринуть горе. Подпрыгивая на неровностях, «Жигули», словно корабль на волнах, преодолевал тонны асфальта в поисках неведомого сокровища. Колеса грозились отлететь, корпус перевернуться, двигатель задохнуться. Если бы кто-то увидел такую поездку, он бы подумал, что парень за рулем рехнулся. Отчасти так и было. В этот день Бог опять не проявил милосердия. Вскоре показался дом, и Богдан был вынужден снизить скорость.

Остаток выходного дня Богдан провел в компании телевизора и еды, смотря все подряд и проглатывая все не глядя. Челюсти работали неустанно, будто гидравлический пресс. В конце концов, желудок не выдержал такого объема работы и вытряхнул все обратно. Утирая рот, бармен улыбнулся в пустоту, рассматривая уличную дыру нужника пустыми глазами. «Может быть, сегодня я отправлюсь в мир иной от отравления?» – эта мысль его повеселила, и он расхохотался. Хохот стихал, и раздавалось лишь глупое хихиканье, а тело, минуя участок, непроизвольно перекочевало обратно на диван, где глаза опять уставились в одну точку и замерли.

Ночь наступила довольно быстро. Богдан вспомнил, что завтра надо было на работу.

– Чертов Петрович, надеюсь, блядь, ты когда-нибудь поперхнешься собственным брюзжанием, – Богдан завел будильник и принял лекарства, – какой удачный день, какой счастливый день, какой прекрасный день, – губы напевали бессмысленные слова, а мозг уже дремал, отдыхая от пережитого стресса. Вроде бы, Богдан был готов к испытаниям, подбрасываемых ему жизнью, но с другой стороны это всегда было сложно, а сейчас даже не было видно света.

Опять стал накрапывать грязный дождь, укрепляя атмосферу безысходности. Если Бог все-таки есть, то у него скверное чувство юмора. Когда-нибудь хорошим людям должно везти. Но часто оказывается, что Бог не видит хороших людей на созданной им планете. Точка зрения Господа всегда будет отличаться от точки зрения смертных, и это довольно смешно. Как совершенный Господь создал людей по своему образу и подобию, а они оказались такими неблагодарными существами? Вспоминается парадокс: а может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?

Богдану снилось небо. Не такое, как сейчас, а старое голубое небо. С красивыми облаками. Небо, которого он не видел.

Глава

III

– Вот ты где, Светлов! Рабочий день начался десять минут назад! Мне иногда кажется, что ты напрашиваешься на увольнение, быстрее! Быстрее!

Богдан со злостью посмотрел на Михаила Петровича, а потом на настенные часы. 16:03, его смена началась три минуты назад, народа в баре не было, клиенты обычно приходили либо перед ночной работой, когда нужно было настроиться на предстоящую тяжелую ночь, либо после работы дневной смены и сидели, расслабляясь, допоздна. В ближайшие часы, если и зайдет одинокий посетитель, то быстро выпьет и умчится по своим делам. Работы абсолютный минимум. Причина очередной вспышки агрессии Михаила Петровича была Богдану непонятна.

Михаил Петрович являл собой злобного вида старикашку семидесяти трех лет. Морщинистое лицо всегда недовольно, глаза выискивают погрешности в чем угодно, кроме самого себя, узловатые кулаки часто сотрясают воздух. Как Михаил Петрович еще был жив – непонятно. Обычно люди не доживали до его возраста, но старик грозился «всем еще показать». Желтая кожа и приступы кашля не мешали ему каждый день приезжать в собственный бар и инспектировать каждую мелочь, вплоть до содержимого бутылок, коих было действительно много, однако большинство из них не использовалось. Водка «Пять озер» и пиво из-под крана: вот на что хватало денег у постоянных клиентов. Многие виды виски и коньяка так и стояли на своих местах со дня открытия, будучи слишком дорогими для местного контингента. Примечательно, что это был не единственный бар Михаила Петровича, и он ездил по всему городу, крича на всех своих подчиненных практически перманентно.