Текст книги "Письма (1859)"
Автор книги: Иван Гончаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
А. В., Е. А. и С. А. НИКИТЕНКО
20 сентября (2 октября) 1859. Варшава
Варшава, 20 сентября / 2 октября.
С некоторою кислотою в желудке и с бодрым сердцем вшел в пределы отечества.
Да постелется и Вам, высокосановный, глубокоумный и горячесердечный друг мой, Александр Васильевич, так же гладко и покойно путь досюда, как постлался он мне! На пути никаких препон, задержек и ошибок не было, кареты славные, станции удобные и местами роскошные, подкрепление сил (радуйся, о непроходимый…) свежее, вкусное и обильное.
Благословенный Ф. Ф. Коберский никакой надежды на ускорение Вам пути в Петербург не подал, ибо, говорит, бывают нередко случаи, что отказываются один или двое от своих мест, но чтоб целая карета вдруг отказалась – это редко бывает, даже почти никогда. Следовательно, Вам остается вооружиться немецким терпением и подождать до 1-го или 2-го октября нашего стиля, чтобы 3-го вечером быть здесь, а 6-го выехать. Если б Вы захотели уехать одни вперед, то напишите к Фед[ору] Фед[oровичу], он, кажется, местом для одного не затруднится. Я застал его обремененного делами, окруженного миллионами казенных денег. Но и тут он, по обязательности и вежливости своей, нашел возможным уделить мне четверть часа. Письмо Ваше он положил в карман, сказавши, что прочтет дома. Он очень жалел, между прочим, что не успел написать мне, чтобы я привез ему заграничный перевод Библии на русский язык, и я жалею, что не знал этого в Дрездене: если б там нашел, то купил, провез бы как-нибудь, хоть в руках, и подарил ему. Вас этим обременять нечего, у Вас и без этого куча вещей.
Теперь научу Вас кое-чему полезному.
В Дрездене берите билеты прямо до Сосновице: там уже навыкли и Сосновиц с Мысловицами не перепутают. Это избавит Вас от новых хлопот в Бреславле, где Вам будет оставаться хлопотать только о том, чтоб подкрепиться чашкою кофе. (Билеты II класса по 9 тал[еров] 19 гр[ошей] до Сосновиц, а в Сосновицах вновь берете билеты прямо до Варшавы по 6 р. с чем-то во 2-м классе). Там можно давать даже за билеты бумажными и серебр[яными] талерами прусскими. Золото берегите, ибо здесь является к приезжим презренный еврей и дает по 35 коп. на каждый золотой, то есть по 5 р. 50 коп. всего.
Помните, что в Кольфурте надо пересесть в другие вагоны. На это дается полчаса. Вы приедете туда между 3 и 4-мя часами утра, а между 5 и 6-ю часами в Бреславль, где сказали, что остаются час, а остались полчаса. В Кольфурте спросите сырой ветчины, Софья Александровна: ветчина превосходная и кофе хорош. В Бреславле советую подкрепиться, ибо оттуда до Котовиц остановки нет, а в Котовицах (в 12-м часу) Вы выходите из вагонов, которые едут в Мысловицы и Краков, а вы, подождав полчаса, едете в Сосновицы, куда прибудете через 10 минут, ровно в 12 часов. Казимире Казимировне не худо бы хорошенько подкрепиться в Котовицах, так как в Сосновицах она будет занята показыванием сундуков в таможне. В Котовицах и буфет лучше. Впрочем, в Сосновицах остаются с 12 до 2-х часов, а досмотр вещей и передача их опять на новую дорогу оканчиваются в полчаса, следоват[ельно], Вам остается полтора часа свободного времени, так что беспощаднейший может подкрепиться до отвала.
В Сосновицах я предупредил о Вас, и Ваше имя записали. Со мной поступлено было вежливейшим, благороднейшим образом, так, вероятно, поступлено будет и с Вами. А Вы, Алекс[андр] Вас[ильевич], увидя управляющего таможни, благообразного черноволосого и смуглого мужчину, подступите к нему и спросите, давно ли я проехал и не напоминал ли ему о Вас, и назовите себя. Но вот совет необходимый: не завертывайте ничего в печатные листы; у меня были завернуты в газетную бумагу лежавшие сверху сапоги и туфли: досмотрщик все листы вытащил и разорвал. Вероятно, отдано строгое приказание насчет заграничных русских газет, а он рвет уж кстати и иностранные.
Как только сундуки Ваши запрут, сейчас же спешите в кассу и берите новые билеты и потом в багажную – для передачи вещей. Тут досмотрщикам мне не пришлось ничего и давать, а дал я несколько немецких грошей тем людям, которые таскали, отпирали и запирали мои вещи, я выбрал одного, а Вам надо взять двух или трех, да чуть ли их и всего не трое.
Помните, что польский грош равняется русской полукопейке; Вам будут давать сдачи грязненькую монетку с цифрою 10: это наш пятачок. Другой мелочи нет здесь.
Впрочем, в Сосновицах и талеры в большом ходу.
Жиду я скажу, чтоб он явился к Вам променять золото, когда Вы приедете.
В Варшаве, когда приедете на станцию, ухватитесь за одного комиссионера и скажите ему, что дадите ему рубля, чтоб он, во-1-х, сейчас же удержал для Вас два экипажа, куда посадив могущих ехать вперед, отправьте их в Европейский отель, а сами сядьте в другой экипаж и отдайте комиссионеру билет на вещи, сказав, сколько их числом. Он (или они – вам нужно двоих-троих) принесет всё к экипажу (можно оставить и до утра). Такса положена от железн[ой] дороги до гостиницы вечером, кажется, по 60 и даже по 45 коп., да им дают на водку. В гостинице теперь пока еще множество мест: мне дали комнату parterrie,[15]15
на первом этаже (фр.)
[Закрыть] и большую, за 1 р. 20 коп. в сутки; обед в 3 часа стоит 60 коп. с человека, а в 5-ть рубль. Чаю полная порция с маслом и проч. 30 коп. (имейте свой и спрашивайте только горячую воду), что-то дешево: я боюсь, не умышляют ли здесь извлекать у меня деньги более простым способом: помимо меня, прямо из чемоданов!
Европейский отель все-таки лучший, по чистоте и порядку.
При выходе из дебаркадера имейте паспорты в руках, ибо их отбирает полицейский чиновник, а по приезде в гостиницу спросите паспортмейстера и предупредите, что паспорт нужен будет Вам 5-го числа, то есть накануне Вашего отъезда, для отсылки на почту. Вещи на почту надо доставить 6-го октября в 8 часов утра, так как Вы едете с экстра-почтой, в 9 часов утра. Этому паспортмейстеру что-то платят, кажется, рубль, со всеми издержками.
Есть даже в гостинице какое-то лицо, заведовающее и театральными билетами: так что я сегодня изъявил желание идти в "Трубадура". Сейчас же явился господин, который через полчаса принес мне билет, разумеется, с увеличением платы.
Ну, кажется, я не оставил ни одной подробности, чтобы угладить Вам путь, и если он не будет гладок, то уже значит – таковы неисповедимые судьбы!
Экстра-почта устроена так, чтоб поспевать к утреннему воскресному поезду в Острове и быть вечером в Петербурге. Не знаю, удастся ли так мне?
За все доставленные Вам сведения желаю следующего вознаграждения, за каковым и обращаюсь к Екатерине Александровне.
Екатерина Александровна! Благоволите занять у тятеньки 3 талера и с свойственною Вам локомотивною быстротою устремиться по Schl(sserstrasse, и, дойдя до № 18, против ворот дворца, купить в магазине такую же гравюру (а не фотографию и не литографию) "Mater dolorosa" Салимена, какую я подарил Софье Александровне, и облагодетельствуйте, привезя мне ее в Петербург. Я потому смею беспокоить Вас, что на полке всё равно везти что одну, что две гравюры, следовательно, это Вас не обременит. Три талера, в виде трех рублей, будут с благодарностию возвращены в Питере.
Тут по дороге пойдете мимо нашего знакомого жида: обегите, о, обегите его: это удав.
Кажется, уже всё сказано, и мне остается только позавидовать, что Вы еще посидите под каштаном, у здоровенького Кельнера[?], послушаете штраусовых вальсов и, может быть, попользуетесь теплом. Здесь холодновато.
Если бы случились на мое имя письма, прошу взять их с собою.
Затем кланяюсь усердно, благодарю за эти так мирно, весело, тепло и хорошо (как никогда уже не будет хорошо) проведенные с Вами всеми три-четыре месяца и остаюсь
всегда Ваш
И. Гончаров.
Беспримернейшего целую и осеняю бородой, а ему поручаю облобызать за меня божественную.
M-me и m-lle Ильинским мой поклон и сожаление, что так мало провел времени в их обществе.
А. Ф. ПИСЕМСКИЙ и И. А. ГОНЧАРОВ – А. Н. ОСТРОВСКОМУ
Начало ноября 1859 г., Петербург
Любезный друг, Александр Николаевич!
Не знаю, не рассердишься ли ты на случившуюся перемену. В ноябрьской книжке вместо твоей драмы должна была пойти моя. Произошло это вследствие таких обстоятельств: министр, как ты знаешь, взявший на себя пропуск моей драмы, дал мне знать, что я печатал бы ее сейчас же; в противном же случае, очень может статься, что власть его будет недействительна, потому что в самом непродолжительном времени цензура отойдет от Министерства народного просвещения и образуется новое управление, совершенно отдельное, под верховным начальством барона Корфа (автора восшествия на престол Николая I-го). В это же управление, говорят, войдут Иностранный цензурной комитет и театральная цензура. Во всем сим в конце письма тебя удостоверит и Иван Александрович! Что касается до твоей пиэсы, то это никоим образом, кажется, [не] повредит ей: чем долее ее не печатают, тем выгоднее для ее сценической обстановки, и ты очень бы нас обязал, если бы позволил оставить ее до генваря, ибо хотя мы и будем иметь Щедрина, то тебя печатать в декабре, то есть для старых подписчиков, а Салтыкова в генваре для новых подписчиков, безумно нерасчетливо! Если ты согласен на это, то уведомь меня, и, еще раз повторяя эту просьбу от себя и от Александра Васильича, остаюсь душевно тебе преданный
А. Писемский
Р. S. Кроме того, от Салтыкова еще не получена, и только рассчитывая на его аккуратность, я пишу, что мы будем иметь его повесть. Пиши ко мне прямо на квартиру: на Садовой, в доме Куканова, против Юсупова саду.
Драма твоя совсем уже начисто отделана, пропущена цензором, и первые листы даже отпечатаны.
Если почему-либо тебе непременно нужно, то мы драму поместить [можем] и в декабрьской книжке, но нам гораздо лучше сохранить ее до генваря.
И я свидетельствую, почтеннейший Александр Николаевич, о крайней необходимости, по которой нужно было дать место драме Писемского в нынешнем месяце. Я в большом горе, что никак нельзя мне было послушать Вас самих: со всех сторон слышу восторженные отзывы, а когда теперь придется прочесть драму? Через месяц, да еще прочтешь сам, а не услышишь автора?
Усердно кланяюсь Вам. Искренно преданный
И. Гончаров.
Н.А. ГОНЧАРОВУ
16 ноября 1859. Петербург
Извини, любезнейший брат Николай Александрович, что долго не отвечаю на твое письмо: дела так много, что едва нахожу свободную минуту.
Ты, между прочим, спрашиваешь, нужно ли печатать отрывки из моего путешествия в "Симбирских Губернских Ведомостях": лучше бы не печатать, потому что у меня в контракте с Глазуновым сказано, что я не вправе дозволять никому перепечатывать или извлекать из путешествия отрывков до известного срока: конечно я прав потому, что позволения я не давал, но если он узнает, что редактором ведомостей родной мой брат, то может подумать, что перепечатка делается с моего согласия. Впрочем, как хочешь, беда небольшая. Ты спрашиваешь о моем новом романе и говоришь, что к тебе обращаются с вопросами, а ты ничего-де не знаешь. Да я и сам ничего о нем не знаю, потому что его нет: так ты и отвечай, когда будут спрашивать.
Саша твой писал ко мне, но я еще не успел ему отвечать; как найду свободную минутку, так и напишу…
Экземпляры "Обломова" тебе и сестрам пришлю, как только будет время; если продлится срок, не пеняй: человек у меня один и рассылать на почту некого; поручу кому-нибудь из книгопродавцев.
Ты спрашиваешь, поправился ли я здоровьем за границей: да, весьма, даже помолодел на вид, все это говорят, но здесь опять работа, заботы, суета, неприятности начинают истощать запас здоровья. Ревматический мигрень прошел – могу сказать – от морских купаний в Булони. Прощай, спешу прогуляться – и за работу.
Будь здоров и уверен в моей дружбе.
Брат твой И. Гончаров.
М.А. КОРФУ
2 декабря 1859. Петербург
Ваше Высокопревосходительство.
Сегодня я уже опоздал воспользоваться данным мне позволением являться около 11 часов к Вам для личных объяснений. Давно бы я сам искал этой чести, если б не боялся беспокоить Вас, ибо знаю, каким и скольким заботам посвящено Ваше время. Кроме того, я ждал от переплетчика книг, которые желал представить и представляю лично, и на принятие которых Вы изъявили благосклонное согласие.
Теперь прошу покорнейше дозволения перейти к вопросу о назначении цензоров. Если Ваше Высокопревосходительство сами изволите удостоить меня наставлений на этот счет, я не позволю себе протестовать даже мысленно, ибо буду уверен, что выбор Вами оправдается. Но Вы вновь изволите отклонять от себя эту заботу, ограничиваясь передачей мне списка кандидатов.
Все они являются и ко мне и ставят меня также в затруднение, ибо я никого из них, кроме г-на Добровольского, лично не знаю. Этот последний умен, знает хорошо состояние и ход как литературного, так и цензурного дела; у него один недостаток: форменность и излишняя робость, происходящие от запуганности и нерешительного положения, в котором находились и литература, и цензура. Но от этих недостатков он может освободиться и, как умный человек, установится на той точке и взгляде, которые Вашему Высокопревосходительству угодно будет нам указать.
Прочие же наименованные в письме лица мне неизвестны, но на частные мои справки о них я мало слышал хороших отзывов, не исключая и гг. Тихомандритского и Игнатовича. Только об одном г-не Воронове все единогласно говорят одно хорошее. Если бы Ваше Высокопревосходительство позволили на первый раз ограничиться выбором этих двух лиц, а третью вакансию (мою, если я буду утвержден) оставить в резерве, предоставив временно занимать ее секретарю комитета г-ну Загибенину, человеку умному и образованному, как предоставил это теперь ему Е[го] В[ысокопревосходительство] Евграф Петрович, то можно было бы впоследствии, не торопясь, приискать надежное лицо, имеющее эти качества, которых отчасти, должен я откровенно сознаться, комитету, при настоящем его составе, недостает.
Я знаю, что в рекомендации г-на Игнатовича участвует сам министр: я не только не смею отказать ему, но, по глубокому моему уважению и симпатии к Евграфу Петровичу, готов понести и неудобные последствия от этого назначения, но, может быть, Его Высокопр[евосходительство] не очень дорожит этой рекомендацией, тогда бы я осмелился повторить свою просьбу оставить мою вакансию до времени незамещенною. Большая часть из рекомендованных лиц отдаляются от литературы, особенно современной, бездна лет и старых понятий: таков слух о них. Возможно ли будет установить их на новой, современной, согласной как с видами Правительства, так и нынешней литературой, точкой зрения?
Повергая это мое мнение на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства, я буду ожидать дальнейших приказаний.
В заключение беру смелость довести до Вашего сведения, что настоящее Начальство мое разрешило мне отлучиться завтра на неделю в Москву: испрашивая позволения на эту поездку у Вашего Превосходительства, долгом считаю присовокупить, что если б Вы изволили найти эту отлучку почему-либо неудобною, то я готов отменить ее.
С глубоким уважением и преданностию имею честь быть
Вашего Высокопревосходительства
покорнейшим слугою
Иван Гончаров.
2 декабря 1859.
М.А. КОРФУ
2 декабря 1859. Петербург
Ваше Высокопревосходительство.
Вопрос о моем отъезде в Москву окончательно должен решиться завтра утром: во всяком случае спешу выразить пред Вами искреннюю благодарность за разрешение мне поездки. Приказания Ваши относительно свидания с г-ном Соболевским буду иметь честь исполнить в точности.
Если, по обстоятельствам, я должен буду отложить свой отъезд, то немедленно явлюсь довести о том до Вашего сведения.
Приношу глубокую благодарность за одобрение моего мнения относительно выбора цензоров.
С глубоким уважением и преданностию имею честь быть
Вашего Высокопревосходительства
покорнейшим слугою
Иван Гончаров.
2 декабря 1859.
