Текст книги "Олимпионик из Ольвии"

Автор книги: Иван Головня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Лизис хотел было спросить Тимона, нравится ли ему увиденное, но не успел. Тимон опередил его:

– Что это такое? Как это сделано? Кто это сделал? – посыпались на Лизиса вопросы. – Такое диво мог сотворить разве что кто-нибудь из богов! Неужели сам Аполлон спускался с Олимпа, чтобы украсить этот портик?

– Нет, Тимон! – добродушно заулыбался Лизис. – Вряд ли Аполлон способен такое создать. Он только и умеет, что стрелять из лука да играть на своей кифаре. Сотворил эти картины вместе со своими помощниками наш афинский художник Полиглот[162]162
  Полигнот – знаменитый афинский живописец V века до н.э.


[Закрыть].

– С трудом верится, что такое чудо мог создать человек! – восхищённо покачал головой Тимон. – А ты, Лизис, знаешь, что изображено на этих картинах? Может, расскажешь?

– Знаю, – промолвил Лизис. – Мне обо всём этом рассказал отец. На картине слева мы видим битву при Марафоне[163]163
  Марафон – селение в 42 км от Афин, где в 490 г. до н.э. афиняне наголову разгромили армию персов.


[Закрыть]. Точнее, её окончание, когда разбитые персы побежали с поля боя к своим кораблям. На средней картине показан суд над оскорбившим Кассандру[164]164
  Кассандра – троянская царевна, пророчица.


[Закрыть] Аяксом[165]165
  Аякс – мифический герой, участник Троянской войны.


[Закрыть]. Перед алтарём Афины он просит эллинских вождей о милосердии. На правой...

– Погоди, Лизис, – прервал своего экскурсовода Тимон. – Кажется, я знаю, что нарисовано на правой картине.

– А ну-ка! Давай рассказывай.

– По-моему, здесь изображена битва греков с амазонками[166]166
  Амазонки – мифические женщины-воительницы.


[Закрыть]. А в центре Тесей берёт в плен царицу амазонок Антиону. Верно?

– Ве-ерно, – удивлённо протянул Лизис.– А ты откуда знаешь об этом?

– Тесей и Геракл – мои любимые герои, и я многое слышал об их подвигах. И даже кое-что читал...

– Понятно, – сказал Лизис. – А теперь мы двинем к Акрополю. Мой отец говорит: кто не видел Акрополя, тот не видел Афин. Акрополь – главная наша достопримечательность.

* * *

Мальчишки вышли на широкую и прямую дорогу, усыпанную и тщательно утрамбованную гравием.

– Эта дорога у нас называется Панафинейской, – не переставал объяснять Лизис. – Тянется она от Северных ворот до Акрополя. В праздник Панафиней[167]167
  Панафиней – праздник на честь Афины, покровительницы Афин.


[Закрыть] по ней от Дворца процессий до Акрополя шествует праздничная процессия. Зрелище, скажу я тебе, и грандиозное, и великолепное. Народу – тьма-тьмущая! В этот день здесь собираются почти все жители Афин. Я уже два раза принимал участие в этой процессии. С отцом, конечно. Жаль, что ты не видел наших Панафиней...

Едва ребята миновали Агору с её храмами, портиками и платанами и вышли на открытое пространство, как вдали показался высокий холм, сплошь застроенный вроде как храмами, среди которых выделялся один – большой и красивый. В утренней дымке казалось, что холм с храмами висит в воздухе.

Перехватив восхищённый взгляд Тимона, Лизис сказал:

– Вот это и есть Акрополь, к которому мы идём. Высота холма, точнее, скалы, на которой стоят эти храмы, больше пяти плетров. Акрополь виден со всех уголков Аттики. И даже с моря.

– Я видел его вчера с «Гелиоса». Только не знал, что это такое, – сознался Тимон. – Там ещё что-то сверкало, словно крошечное солнце.

– Это отполированный медный наконечник копья Афины. Сейчас его в дымке почти не видно, но когда подойдём поближе, увидишь.

По мере приближения к Акрополю всё отчётливее проступали очертания его строений, и Тимону снова ничего не оставалось, как удивляться и восхищаться дивной красы храмами и дворцами. Он уже представлял, как будет сейчас прохаживаться между этих строений, любуясь их красотой. Но, к его удивлению, когда надо было сворачивать ко входу в Акрополь, Лизис почему-то свернул в противоположную сторону.

– Куда ты? – спохватился Тимон. – Почему мы не идём в Акрополь?

– Видишь ли... – замялся Лизис. – В Акрополь неафинян, то есть жителей других полисов и городов, не пускают. А это означает, что и тебя туда не пустят. Мы взберёмся на тот вон холм, и пусть не всё, но кое-что ты всё-таки увидишь.

– А я-то думал... – упавшим голосом произнёс Тимон. – Но почему туда не пускают чужих?

– Не знаю, – пожал плечами Лизис. – Может, потому, что в Парфеноне, в том вон самом большом храме, что справа, находится сокровищница Афин. Ну, там... хранятся городские деньги, золото и всякие драгоценные вещи. Одна статуя Афины, что стоит внутри Парфенона, чего стоит! Сама статуя сделана из слоновой кости, а её одежды – из чистого золота, которое в случае необходимости может сниматься. А высота статуи, между прочим, двадцать шесть пахюсов, и золота на ней аж сорок талантов. Представляешь! Словом, статуя Афины – тоже своего рода сокровищница.

– Ничего себе! – присвистнул Тимон. – Вот это да! Жаль, что я не увижу её...

– Эту статую изваял Фидий, самый знаменитый наш скульптор. И вообще... многое из того, что мы видим на Акрополе, построено и строится под его руководством.

– Ну, раз в Акрополь мне нельзя, тогда рассказывай обо всём, что мы там видим, – сказал Тимон.

– Обязательно расскажу, – поспешил заверить Тимона Лизис. – Ещё немного о Парфеноне. Парфеноном храм называется потому, что посвящён он покровительнице нашего города Афине Парфенос[168]168
  Афина Парфенос – Афина Дева.


[Закрыть]. Обрати внимание на фронтон и фризы[169]169
  Фриз – архитектурное декоративное украшение.


[Закрыть]. Всего на них больше пятисот статуй. Представляешь! Большинство из них создал всё тот же Фидий. Остальные – его помощники.

– Они же не так просто себе там стоят, эти пятьсот статуй, а, наверное, что-то изображают, какие-то события? – поинтересовался Тимон.

– Конечно! Они изображают разные там битвы – жаль, запамятовал, какие именно. Ещё там показаны шествия и празднества афинян. Ну, и всё такое... Кроме Парфенона на Акрополе есть ещё один храм, посвящённый Афине. Вон слева, позади центрального входа на Акрополь, который называется Пропилеи, – храм Афины Промахос[170]170
  Афина Промахос – Афина Воительница.


[Закрыть]. Кроме того, сзади Пропилей возвышается бронзовая статуя Афины с копьём и щитом. Правда, она несколько ниже той, что в Парфеноне, – без малого двадцать пахюсов. А ещё на Акрополе стоят храмы и святилища, посвящённые Зевсу, Аполлону, Артемиде и другим эллинским богам. Есть там и пещеры – Зевса, Аполлона и даже Пана[171]171
  Пан – лесной бог на козлиных ногах.


[Закрыть].

– А Пану за что такая честь? – удивился Тимон.

– А ты разве не знаешь, что Пан помог афинянам разгромить персов при Марафоне?

– Впервые слышу, – сознался Тимон.

– Когда афиняне пошли в наступление на персов, а их войско было во много раз больше афинского, над полем битвы вдруг появился Пан и поднял такой оглушительный крик, что персы, кто от неожиданности, а кто с перепугу, стали бросать оружие и пустились бежать к своим кораблям. Тут уж афиняне не зевали, уложили больше шести тысяч персидских воинов. Наших, кстати, погибло тогда не больше двухсот.

– Вот уж не думал, что Пан способен на такое, – удивлённо покачал головой Тимон. – Казалось, он только и умеет, что пугать нимф да играть на своей флейте. А тут на тебе...

Лизис между тем продолжал:

– А вон там дальше, за храмом Афины Промахос, виднеется ещё один храм. Видишь? Это Эрехтейон, храм Афины и Посейдона. На Акрополе это второй по величине и значимости храм. После Парфенона. В Эрехтейоне, да будет тебе известно, хранится оливковое дерево, которое высадила когда-то у нас сама Афина.

– А зачем вокруг Акрополя такая мощная стена? Она опоясывает весь Акрополь?

– Разумеется, весь. А для чего она... Стена эта возведена давно, намного раньше всех этих храмов. И Акрополь тогда не был святилищем, а обычной крепостью. Впрочем, он и сейчас может служить крепостью. И даже неприступной. Высота этих стен больше двадцати пахюсов, а толщина – добрых десять пахюсов. Святилищем Акрополь стал не так уж давно – чуть больше пятидесяти лет тому назад.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивился Тимон.

– Отец водил меня и на Агору, и на Акрополь, и даже по нескольку раз, и обо всём рассказывал. Он говорит, что каждый афинянин должен знать и любить свой город. И гордиться им. Потому что другого такого города, как Афины, нет во всём мире.

– Твой отец прав. Замечательный город! Куда до него нашей Ольвии...

Перед полуднем, когда ребята возвращались домой, Тимон, вытирая вспотевший лоб, заметил:

– У вас тут и Гелиос жарит не то, что у нас. Припекает, будь здоров!

– Это ещё что! – заметил Лизис. – Вот в Египте, рассказывал отец – он однажды плавал туда, – Гелиос жарит, так жарит. Там запросто можно куриные яйца запекать в песке. Представляешь: не надо ни дров, ни огня. Загрёб яйца в песок, подождал малость – и пожалуйста! – яйца испечены. Ешь на здоровье!

– А ты не того... не загибаешь? – недоверчиво взглянул на Лизиса Тимон.

– Какой мне смысл тебя обманывать? – пожал плечами Лизис. – А отцу какой смысл обманывать меня? На свете много разных чудес. Разве то, что мы видели сегодня, не чудеса?

– Конечно, чудеса! И ещё какие! – согласился Тимон.

– Ну, вот! А ты говоришь...

* * *

После обеда Лизис стал рассуждать, куда бы еще сводить Тимона. Но мать сказала:

– Сынок, я думаю, на сегодня достаточно. Не забывай, что скоро Тимону предстоит пятидневный поход в Элиду. А это означает, что мальчику надо беречь силы. Сегодня пусть отдыхает, а завтра покажешь ему ещё что-нибудь.

– Как, Тимон? – спросил Лизис.

– Твоя мама права. Дело в том, что так далеко я никогда ещё не ходил и потому не знаю, как это скажется на моих ногах. Наверное, не стоит переутомлять их перед столь дальней дорогой. Да и не известно, что скажет об этом мой педотриб. Я должен во всём слушаться его.

– Отдыхать, так отдыхать, – согласился Лизис. – А завтра мы сходим в храм Тесея, твоего любимого героя. Сегодня мы видели его лишь издали, а завтра рассмотрим основательно. Согласен?

– Спрашиваешь!

– Но прежде мы обойдём Акрополь с другой, южной, стороны, посмотрим театр Диониса. Идёт?

– Как скажешь. Ты водишь меня.

Афинский театр, названный в честь Диониса, оказался намного больше ольвийского. Но зато в отличие от каменного ольвийского афинский театр был деревянным[172]172
  В 325 году до н.э. театр Диониса был реконструирован, и стал мраморным.


[Закрыть], что тотчас с некоторой долей пренебрежения отметил Тимон.

На это Лизис резонно заметил:

– Каменный, конечно, лучше деревянного, но зато наш театр вмещает семнадцать тысяч зрителей и в нём каждый год на Великие Дионисии проводятся состязания драматургов на лучшие трагедию и комедию. В прошлом году, например, победил Софокл[173]173
  Софокл (496—406 гг. до н.э.) – великий античный драматург.


[Закрыть] со своей драмой «Пигмалион и Галатея». И что интересно: бедным афинянам, в отличие от зажиточных, вход в театр бесплатный. Представления идут целый день. Поэтому зрители, собираясь в театр, не забывают прихватить с собой еду.

– А это что за дворец такой? – показал Тимон на стоявшее сразу за театром Диониса большое квадратное строение, которое со всех сторон обступали изящные колонны, на которых лежала красная четырёхскатная крыша.

– Это Одеон, – ответил Лизис. – Он построен недавно по настоянию Перикла. Здесь проводятся различные музыкальные мероприятия: конкурсы певцов, соревнования музыкантов, выступления танцоров и даже поэтов и чтецов.

Осмотрев театры, ребята обогнули скалу, на которой расположился Акрополь, с восточной стороны и направились в сторону храма Тесея.

В отличие от вчерашнего пути, улицы, по которым на сей раз повёл Тимона Лизис, оказались гораздо многолюднее. Многие афиняне несли пустые корзинки, то есть направлялись на Агору, на рынок.

– Э! Кого я вижу! – удивлённо воскликнул вдруг Тимон, но тут же растерянно захлопал глазами. – Не понял... Почему он скрылся? Ведь он увидел меня тоже. Странно...

– О ком ты? – в свою очередь удивился Лизис.

– Да вот... земляка в толпе увидел. И он, похоже, заметил меня. Но тут же почему-то отвернулся и скрылся в толпе. С чего бы это?

– Что за человек? – поинтересовался Лизис. – И что он может делать в Афинах?

– Это Эвклес, известный в Ольвии торговец рабами. Покупает у скифов разных там пленников и перепродаёт их в Элладу. А что делает здесь? Доставил в Афины партию рабов – его корабль вышел из Ольвии на день раньше «Гелиоса», – а заодно привёз своего сына Матрия на Олимпийские игры. Этот Матрий, как и я, бегает. Правда, слабее меня. Но тем не менее Эвклес спит и видит своего сына олимпиоником. Хотя тот даже на наших, местных, соревнованиях ни разу не опередил меня. Не пойму, на что они рассчитывают.

– Но чего он от тебя скрылся? Увидеть так далеко земляка и даже не перекинуться словом... Действительно странно, – призадумался Лизис. – Не замышляет ли он против тебя чего-нибудь...

– А что он может мне сделать? – простодушно заулыбался Тимон.

– Не знаю, – передёрнул плечами Лизис. – Но ты всё равно будь настороже. Если ты конкурент его сыну, то... всего можно ожидать.

За разговором ребята не заметили, как оказались подле храма Тесея. Хотя храм был поменьше Парфенона, но тем не менее выглядел очень и очень внушительно. Впрочем, Тимона поразили не столько размеры храма, сколько мастерски высеченные из мрамора на фронтонах и метопах[174]174
  Метопа – архитектурная деталь.


[Закрыть] барельефы, изображающие подвиги Тесея и Геракла. Тимон не удержался, чтобы тут же не высказать своё восхищение. На это Лизис загадочно заметил:

– Это ещё что... Вот зайдём внутрь, что ты тогда скажешь.

Едва ребята переступили порог храма, у Тимона тотчас пропал дар речи. Он только и делал, что удивлённо вертел головой и раз за разом восхищённо шептал:

– Вот это да!

Причиной восторга Тимона были украшавшие все четыре стены храма большие барельефные панно, которые изображали битвы Тесея с кентаврами[175]175
  Кентавр – получеловек-полулошадь.


[Закрыть] и амазонками. Фигуры на панно были выполнены с таким мастерством и точностью, что казались живыми людьми. А сколько в этих панно было движения, динамики, страсти – дух захватывало!

– Ну, что скажешь? – спросил Лизис.

– Не спрашивай! – только и смог вымолвить Тимон.

– И всё это – и снаружи, и внутри – изваял наш скульптор Микон со своими учениками, – стал просвещать Тимона Лизис. – Наш город богат на таланты. Особенно много их появилось после того, как управлять городом стал Перикл. Отец в нём души не чает. Говорит, что нам его сами боги послали. Это благодаря Периклу в Афинах и Пирее развернулось такое грандиозное строительство.

– Вам, афинянам, можно только позавидовать. Ольвия против Афин – провинция, – вынужден был признать Тимон.

* * *

После основательного осмотра храма ребята вышли на улицу.

– У меня есть предложение, – сказал Лизис. – Давай-ка мы зайдём на рынок. Там один старичок часто продаёт замечательные пирожки – медовые с начинкой из сладких слив. Не пирожки, а объедение.

– Пошли, – согласился Тимон, который тоже был не прочь подкрепиться чем-нибудь, и нащупал под хитоном свою сумочку: на месте ли?

Заметив это, Лизис молвил:

– О деньгах не беспокойся. Я угощаю.

Пройдя плетра два, Тимон остановился, чтобы ещё раз полюбоваться на храм Тесея. По небу медленно проплывали в сторону юга белые пухлые облака. Тимон задержал на какое-то время взгляд на облаках, и случилось маленькое чудо: облака остановились на месте, а поплыл храм Тесея. Он плыл медленно и величаво, словно сказочный белый, необыкновенно красивый корабль. Тимон стоял, как заворожённый, боясь перевести взгляд. Хотелось как можно дольше любоваться этой волшебной картиной. Но тут Лизис дёрнул его за руку, и видение исчезло.

– До чего красиво! – восхищённо прошептал Тимон. – Вот уж действительно чудо!

Торговля была в самом разгаре, и рынок гудел, как потревоженный пчелиный улей. Лизис ещё издали увидел, что к старику, торгующему пирожками, выстроилась очередь, преимущественно женщины и дети.

– Ничего не поделаешь, – сказал Лизис. – Придётся постоять. А ты, Тимон, чтобы не томиться тут зря, пойди посмотри – вон видишь? – алтарь Гефеста. Там есть замечательные барельефы.

Ребята разошлись: Лизис стал в очередь, Тимон пошёл осматривать алтарь. Когда перед Лизисом оставалось несколько человек, до его слуха откуда-то издалека донёсся отчаянный вопль Тимона:

– Ли-изис! Выруча-а-ай!

Лизис какое-то мгновение прислушивался: не повторится ли крик. Но крик не повторился, и в следующее мгновение мальчишка бросился к алтарю Гермеса. Тимона там не было. Его не было видно нигде. Лизис в растерянности заметался, не зная что делать, куда бежать. Но тут он увидел стоящего неподалёку скифа[176]176
  Скифы – полицейские, следившие за порядком на улицах Афин, набирались преимущественно из скифских рабов.


[Закрыть]. Подбежав к нему, Лизис сбивчиво вымолвил:

– Здесь, возле алтаря, только что стоял мальчишка... моего возраста... голова светло-русая. Куда он исчез, ты не видел?

– Какой мальчишка? – переспросил скиф и, с трудом подбирая слова, стал объяснять: – Не тот ли, что сбежал от отца, и его искали по всему городу? Вертелся тут... такой светлоголовый. Так его схватили только что двое мужчин и повели к отцу.

– К какому отцу? Откуда сбежал? Да он только два дня тому назад как приплыл из Ольвии...

– О! Ольвия! – радостно ощерился скиф. – Считай, земляк мой.

– Куда повели его те люди? Надо немедленно их догнать! Гоже мне скиф – на его глазах похищают человека, а он и в ус не дует.

– Как я мог знать, что они похищают его? Они напустились на него с криком, почему он сбежал из дому. Как тут не поверишь?

– Куда они потащили его?

– За тот вон храм.

– Давай за ними! – крикнул Лизис и первым пустился в погоню. За ним припустил скиф. Он на бегу поднёс к губам глиняный рожок и что было мочи подул в него. Послышался громкий пронзительный свист. И тотчас, откуда ни возьмись, появился ещё один скиф.

– Следуй за нами! – крикнул ему первый. – Какие-то проходимцы мальчишку похитили!

Миновав храм, бежавший впереди Лизис увидел мелькнувшие вдали между кустов человеческие фигуры.

– Я видел их! – не оборачиваясь, крикнул Лизис. – Они направляются к роще Нимф!.. Тимон, держись! Мы выручим тебя! – прокричал он на бегу. – И почаще кричи! Чтобы мы знали, где вы находитесь!

Затем, на мгновение остановившись и обернувшись, показал взмахами рук бежавшим за ним скифам, что одному из них надо обходить преследуемых слева, другому – справа.

Судя по частым вскрикам Тимона, похитители хоть и старались зажать пленнику рот, но им не всегда это удавалось. Благодаря этому преследователи постоянно знали, где находятся преследуемые.

Пробежав ещё плетра три-четыре, Лизис и скифы почти одновременно окружили Тимона и его похитителей. Последние решили было оказать сопротивление, но, увидев в руках скифов увесистые палицы, тотчас притихли.

– Как ты? – бросился Лизис к Тимону, у которого под левым глазом красовался большой синяк. – В порядке?

– Как видишь, – невесело усмехнулся Тимон. – Если не считать, что получил плюху в глаз и хорошую затрещину по шее. Я ведь, как только услышал твой голос, начал сопротивляться: одного укусил за руку, другому разодрал ухо. Ну, и они...

– Молодец, Тимон! – похлопал товарища по плечу Лизис. – А подбитый глаз – ерунда. До свадьбы заживёт.

Тем временем скифы принялись допрашивать похитителей – мужчин лет под сорок, с плутоватыми выражениями лиц, одетых кое-как:

– Вы зачем похитили мальчишку? Говорите правду, не вздумайте изворачиваться.

– Никто его не похищал! – в один голос завопили мужчины. – Этот мальчишка сбежал из дому, и его отец попросил нас доставить его домой. Они живут за Дипилонскими воротами[177]177
  Дипилонские ворота – северо-западные ворота в Афинах.


[Закрыть]. Его отец обещал хорошо нам заплатить. И даже вот... дал вперёд по драхме[178]178
  Драхма – денежная единица, равная 6 оболам. Также мера веса – 4,36 г.


[Закрыть].

– И куда же он подевался, этот отец? Почему он не с вами?

– Побежал домой. Сказал, что спешит обрадовать жену, которая, как он уверял, дома с ума сходит.

– Какой он из себя этот «мой отец»? – спросил в свою очередь Тимон.

– Высокий такой, – начал один, другой поспешил добавить: – Худой и костлявый. А голова похожа на тыкву. Да ещё с плешью.

– Я так и думал, – удручённо мотнул головой Тимон и тут же, вскрикнув от боли, схватился рукой за шею. – Это Эвклес. Мой земляк. Тот, которого я видел утром по пути к храму Тесея. Недаром, увидев меня, он тут же скрылся. Решил, что я не видел его. Наверняка затеял какую-то авантюру, чтобы помешать мне попасть в Олимпию.

– Похоже на это, – согласился Лизис и показал кивком головы на стоявших с опущенными головами похитителей. – Что с этими будем делать?

– А что с ними делать? – передёрнул плечами Тимон. – Пусть идут своей дорогой. Они ведь не виноваты. Их обманули.

– А вы что скажете? – обратился Лизис к скифам, которые только теперь начали вешать свои увесистые дубинки на пояса.

– Вообще-то, следовало бы отвести их в участок, пускай начальство разбиралось бы с ними. Но раз вы считаете, что они не виноваты, пусть идут себе на все четыре стороны.

Извинившись перед Тимоном и отвесив всем по глубокому поклону, обрадованные мужчины тотчас поспешили прочь.

Когда ребята вернулись домой, первым, кто увидел «украшение» на лице Тимона, был Феокл.

– Это кто тебя так разукрасил? – качнув головой, спросил он. – Подрался, что ли?

– А что там?

– А вот посмотри сам...

Тимон подошёл к висевшему на стене зеркалу – отполированной бронзовой пластине, вправленной в деревянную рамку – и ужаснулся:

– Ничего себе! А я-то думал... Куда же теперь с такой рожей? Придётся сидеть дома.

– Так кто всё-таки подвесил тебе такой, замечательный фонарь? – продолжал насмешливо допытываться Феокл. – С кем выяснял отношения?

– С Эвклесом.

– С каким ещё Эвклесом?

– С нашим земляком. Отцом Матрия.

– Даже так! – сразу посерьёзнел Феокл. – Рассказывай!

Выслушав рассказ Тимона, Феокл озабоченно произнёс:

– Дело серьёзное. Тут не до шуток. А я ведь обещал твоему отцу присматривать за тобой. С сегодняшнего дня будем ходить только вместе. Ради своей бредовой идеи этот Эвклес способен на всё.

– Что за идея? – поинтересовался Лемох.

– Вбил себе в голову, что его сын непременно должен стать олимпиоником, поскольку в беге ему нет равных в ольвийском гимнасии. И вот... решил убрать хоть одного конкурента.

– А медовыми-то пирожками из-за этих авантюристов мы так и не полакомились, – спохватился Лизис. – Ну, да ладно, завтра сбегаю на рынок и принесу.

Весь следующий день Тимон не выходил из дому. Всё это время тётушка Эвмена, оказавшаяся женщиной необыкновенно заботливой и сердобольной, то и дело накладывала на глаз Тимона полотняные тряпочки с какими-то чудодейственными мазями. И её старания оказались ненапрасными: уже к вечеру опухоль под глазом исчезла. Да и синяк стал менее заметен.

Феокл, одолжив у хозяев корзинку, подался с утра на рынок заготовлять на дорогу провизию.

* * *

А ранним утром следующего дня (это был третий день первой декады месяца скирофориона) Тимон и Феокл засобирались в дорогу. Пристроив на спины котомки с харчами, одеялами и небольшой палаткой, они, поблагодарив хозяев за гостеприимство, тепло с ними простились.

– Может, всё же наймёте если не повозку, то хотя бы мула? – счёл нужным предупредить путников Лемох. – Дорога предстоит неблизкая – больше одиннадцати сотен афинских стадий[179]179
  Афинский стадий равнялся 185 м, дельфийский – 177 м, истмийский – 181 м, Олимпийский – 192 м.


[Закрыть]. Самое малое – пять дней пути. Подумайте!

– Спасибо за хороший совет, – ответил Феокл. – Но раз уж мы решили идти пешком, значит, идём пешком. Ты-то ходил в Олимпию пешком? Ходил! И я когда-то ходил. А Тимон чем хуже нас? К тому же после этого путешествия мой подопечный будет иметь хоть какое-то представление о том, что такое Эллада.

– В таком случае – счастливо! Пусть оберегает вас в пути Зевс[180]180
  Кроме всего прочего Зевс считался защитником молящихся и путников.


[Закрыть]. А Тимону успехов на играх! Без оливкового венка не возвращайся! И вот ещё что. Когда, возвращаясь, доберётесь до Пирея, непременно зайдите к нам. Если я не поплыву в Ольвию, то устрою вас на какое-нибудь попутное судно.

Лизис вызвался проводить путников до Дипилонских ворот. Прощаясь с ним, Тимон едва не пустил слезу:

– Жаль мне с тобой расставаться, Лизис... Ты замечательный парень!

– Я думаю, Тимон, мы должны ещё увидеться с тобой. Больше того – я уверен в этом, – сказал Лизис.

В первой же роще, которая встретилась путникам после выхода из Афин, Феокл, отыскав подходящее буковое дерево, вырезал два длинных посоха и заострил у них по одному концу, превратив их в нечто, похожее на копья. На вопрос Тимона, зачем это нужно, ответил:

– Идти нам с тобой предстоит далеко, а в пути всякое может случиться. Вот и будем иметь на всякий случай какое-никакое оружие.

Всё, что встречалось путникам в дороге, не оставляло Тимона равнодушным. А многое приводило в восторг не меньше, чем Афины с их дворцами и храмами.

Тимону впервые пришлось слышать неумолчное разнообразное птичье щебетанье и наслаждаться одуряющим запахом всевозможных цветов, в изобилии растущих в тамошних лесах и на лугах.

Удивляли и восхищали парнишку леса и рощи. И не только потому, что идти в их тени было намного приятнее, чем на открытом пространстве под солнечными лучами, а больше потому, что он впервые видел такие скопища деревьев. К тому же самых разнообразных. Ведь вокруг Ольвии простиралась безбрежная холмистая степь, однообразие которой нарушали лишь редкие хуторские сады да одинокие тополя.

В местных лесах преобладал дуб. Попадались более-менее знакомые ели, бук и платан. Но были и такие деревья, которые Тимон видел впервые. Например, кипарисы. Особенно удивили его финиковые пальмы. И прежде всего, своими необыкновенно вкусными орешками. Тимон хотел было припрятать несколько, чтобы высадить их в Ольвии. Но Феокл отговорил его от этой затеи, растолковав, что в ольвийской почве и при тамошнем холодном зимнем климате финиковые пальмы, как, впрочем, и все другие виды пальм, расти не будут.

Богатыми леса Эллады оказались и на различное зверьё. То и дело едва ли не из-под ног путников выскакивали напуганные зайцы и дикие кролики. Нередко можно было видеть, как в густой траве мелькнёт шустрая рыжая лиса, или как куда-то торопится, обычно утром или под вечер, неуклюжий, сердито похрюкивающий барсук. Изредка встречались шакалы, дикие свиньи и даже рыси, которых Тимон поначалу принимал за больших кошек. Несколько раз Тимон и Феокл видели больших рогатых оленей. Правда, издали. Волки на глаза не попались ни разу, но их протяжный заунывный вой, доносившийся из отдалённых чащоб, слышать приходилось не раз. Особенно по ночам.

А вот с медведем привелось встретиться, что называется, нос к носу. И встреча эта едва не закончилась плачевно для путников. Случилось это на третий день путешествия, когда они, мирно беседуя, бодро шагали по землям Сикионии[181]181
  Древнегреческое государство-полис.


[Закрыть]. Лес, который встретился на пути Тимону и Феоклу, был не таким уж и дремучим. И тем не менее...

Первым плетрах в трёх от себя увидел медведя шедший впереди Тимон.

Косолапый, забравшись в густой малинник, лакомился сочными ягодами и настолько был поглощён этим занятием, что наверняка не заметил бы путников, если б те шли тихо. Но Тимон, который впервые увидел такое диковинное животное, не сдержался, чтобы возбуждённо не воскликнуть:

– Дядюшка Феокл! Посмотри-ка вон туда! Что это за зверь такой большущий?

– Не шуми! – прицыкнул на Тимона педотриб, которому был известен свирепый нрав этого могучего зверя. – Это медведь!

К сожалению, предупреждение Феокла оказалось несколько запоздавшим. Услышав голоса, медведь оставил свою малину, поднялся на задние лапы и, увидев людей, грозно зарычал. Неизвестно, что он при этом подумал – то ли ему не понравилось слово «зверь», то ли решил, что людятина вкуснее и полезнее ягод... Как бы там ни было, но косолапый тут же оставил малину и пустился вдогонку за путниками.

– Чего это он? – озадаченно спросил Тимон, всё ещё не понимая, какая им грозит опасность.

– Удирать надо! И как можно быстрее! – крикнул вместо ответа Феокл и указал на ближайшее дерево: – Давай вон к тому дубу! И лезь на самую верхушку!

– А ты? – наконец в голосе Тимона послышались тревожные нотки.

– Я за тобой!

Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, медведь оказался на удивление резвым бегуном. До дуба оставалось ещё плетра два, а треск ломаемых мишкой сучьев уже слышался близко, почти что за спиной.

Но вот наконец и дуб. Тимон проворно влез на дерево. С неменьшей прытью за ним последовал Феокл. Не стал терять даром времени и медведь. Подбежав к дереву, он, не долго раздумывая, тоже стал карабкаться на него, полный решимости добраться до людей. К счастью, Феокл, в отличие от Тимона, не оставил свой посох под деревом и имел теперь чем обороняться. Для начала он тупым концом упёрся в морду зверя. Медведю это не понравилось, и он попытался избавиться от посоха. Для этого ему пришлось отпустить ветки, за которые он держался передними лапами. В результате мишка потерял равновесие и, ломая ветки, кубарем скатился вниз. Шлёпнувшись на землю, покряхтел, порычал от боли, но от намерения полакомиться человечиной не отказался. Тут же, угрожающе рыча, он снова полез на дерево. И хотя Тимон и Феокл взобрались почти на самую верхушку дуба, вскоре совсем близко под ними уже слышалось сердитое кряхтенье медведя.

На сей раз, видя, что намерения зверя самые серьёзные, Феокл миндальничать с ним не стал. Он поставил на нос медведя свой посох, но теперь уже заточенным, острым концом, и резко с силой нажал на него. Из носа медведя брызнула кровь, и тот, дико взревев от боли, с шумом и треском полетел вниз и тяжело грохнулся оземь. На сей раз, поспешно вскочив на ноги, он не полез назад на дерево, а, прихрамывая на одну лапу, без оглядки поковылял к лесу, не переставая при этом утробно реветь.

Поднятый медведем гвалт вызвал в лесу настоящий переполох. Беспокойно затрубили олени, тоскливо завыли волки и шакалы, по-собачьи затявкали лисы, с тревожным карканьем поднялись в небо вороны, дружно заквакали лягушки. И долго ещё доносился из леса удаляющийся рёв медведя.

Спустя какое-то время Феокл и Тимон слезли с дуба и продолжили свой путь, живо обмениваясь впечатлениями от недавнего происшествия.

Больше до конца пути никаких приключений с путниками не случалось, если не считать кратковременного ливня, который настиг их к концу пятого дня пути на подходе к Элиде. Но промокли Тимон и Феокл не так чтобы уж очень: на их счастье, в это время они проходили неподалёку от платана, который и укрыл их от дождя своей густой кроной.

Встречались путешественникам, конечно, и люди: такие же, как и они, путники, работающие в поле крестьяне, одинокие пастухи, сборщики ягод, лесорубы, косцы. И хотя путь в Элиду был более-менее знаком Феоклу – когда-то в молодости ему уже приходилось совершать пешее путешествие в этот город, – он не упускал случая уточнить расспросами, на правильном ли они пути.

За пять дней путешествия Тимон и Феокл пересекли земли Аттики, Мегары, Коринфа, Сикиона, Ахайи, Аркадии и, наконец, Элиды. И лишь на двух сторожевых заставах воины-пограничники поинтересовались, что они за люди и куда держат путь.

Ночевали путники где придётся, там, где их заставала ночь: в ночлежном доме в Коринфе, с пастухами у костра, в деревенском сарае на сеновале, а то и на опушке рощи, на густом упругом мху в своей крошечной палатке.

* * *

Седьмого скирофориона Тимон и Феокл достигли цели своего путешествия. Поднявшись на очередную возвышенность, которые всё чаще стали встречаться на их пути, они увидели наконец Элиду, которая лежала перед ними, как на ладони.

– Вот мы и пришли... – устало выдохнул педотриб и, положив руку на плечо Тимона, добавил: – Это и есть Элида, в которой нам предстоит прожить целый месяц.