Текст книги "Олимпионик из Ольвии"

Автор книги: Иван Головня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

А шторм и не собирался униматься, наоборот, становился всё мощнее, всё злее. И всё чаще вспыхивали среди туч ослепительные молнии, и стоял неимоверный грохот.

– Похоже, что Посейдон не на шутку осерчал на нас! Требует дани! – покачал головой Лемох. – Ничего не поделаешь, придётся задабривать старика.

По его приказу матросы не без труда, рискуя каждую секунду сорваться вниз, вытащили из трюмов на палубу две большие амфоры с оливковым маслом. Выждав момент, когда судно взберётся на гребень очередной волны и на какое-то мгновение примет горизонтальное положение, матросы по команде Лемоха быстро вылили содержимое амфор за борт. Причём с обеих сторон судна.

И странное дело: едва из амфор вылились последние капли масла, как тотчас море заметно успокоилось. Не всё море, конечно, а лишь вокруг корабля. А спустя какое-то время и ветер, и море начали мало-помалу утихать. А вскоре и вовсе успокоились. Ещё какое-то время – и ненастья как не бывало. Прояснилось небо, засверкало предвечернее солнце. Под его лучами залоснилась красным отсветом поверхность моря.

И только над Фракией[137]137
  Древняя Фракия – страна между Балканскими горами и Эгейским морем, населённая фракийскими племенами (одриссы, меды, или мёзы, бессы, бизалты и др.).


[Закрыть], куда уползла гроза, клубилась тёмно-сизая туча, которую продолжали полосовать яркие зигзаги молний.

– Что это было? – спросил возбуждённый Тимон, который всё ещё не мог оправиться от перенесённого потрясения.

– Греус, – сказал Феокл. – Так моряки называют шторм, который, случается, налетает на эти воды из Тавриды[138]138
  Таврия, Таврида – древнегреческое название Крыма.


[Закрыть]. Хорошо хоть, что обрушился он на нас не ночью, а днём. А то неизвестно, чем бы всё кончилось...

* * *

Остаток дня и ночь прошли без происшествий. Подгоняемый бореем «Гелиос» резво бежал к югу наперегонки с попутными волнами, рассекая их своим острым форштевнем.

Новое приключение ожидало «Гелиос» утром четвёртого дня плавания у берегов Фракии, на подходе к Боспору Фракийскому[139]139
  Боспор Фракийский – пролив, соединяющий Пропонтиду и Понт Эвксинский (Мраморное и Чёрное моря).


[Закрыть]. Когда солнце поднялось над морем и начало слегка пригревать, не спускавший глаз с горизонта рулевой громко крикнул:

– Вижу впереди скалу Перст Посейдона, а возле неё – что-то вроде судна! – и уже тише добавил: – Странного судна...

Все, кто был на «Гелиосе», столпились на носовой палубе, стараясь рассмотреть «странное» судно, которое показалось из-за скалы. Судно действительно было странным. Скорее всего, это была грубо сколоченная большая лодка, со сломанной мачтой и, следовательно, без паруса. К тому же она не плыла в одном направлении, а как-то неестественно вертелась на одном месте, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно раненое животное. Люди на лодке суетились, беспорядочно размахивали руками.

– Похоже, у них там несчастье, – заметил один из матросов.

– Возможно, возможно, – с сомнением покачал головой Лемох. – Сейчас увидим. А пока, Горгос и Теан, вынесите – сколько нас? одиннадцать? – вынесите одиннадцать луков и стрелы. На всякий случай. – И, хмыкнув, загадочно добавил: – Наслышаны мы об этих «несчастьях»...

Когда матросы принесли луки и стрелы, все, кроме рулевого, взяли по луку и по нескольку стрел. Тимону также достался лук. После этого Лемох распорядился:

– Всем к правому борту, присесть и не высовываться. Луки держать наготове и ждать моей команды.

На бедствующей лодке, похоже, только теперь заметили приближающийся «Гелиос». Все дружно замахали руками и завопили гортанными голосами, ужасно коверкая греческую речь:

– Помогите! Спасите! Мы тонем! Мы напоролись на подводную скалу! Сжальтесь над нами, – возьмите к себе на борт! Мы отблагодарим вас! Будьте же милосердными!

Экипаж лодки состоял из доброго десятка людей довольно дикого вида, похоже, фракийцев – грязных, бородатых, патлатых – одетых кто во что горазд. Преимущественно в бурнусы[140]140
  Бурнус – плащ из плотной ткани с капюшоном.


[Закрыть]. На некоторых было что-то вроде накидок из шкур диких животных. Странное дело: почти все эти люди старались держаться к «Гелиосу» если не спиной, то правым боком. И всё же Лемох сумел разглядеть у некоторых из них спрятанные под одеждой на левом боку короткие мечи.

К тому же, хотя лодка была как будто неуправляема, она каким-то загадочным образом приближалась к «Гелиосу».

– Хватит здесь цирк устраивать и галдеть! – крикнул, обращаясь к незнакомцам Лемох. – Убирайтесь как можно скорее подобру-поздорову! Буду считать до десяти! – И уже обращаясь к своим, скомандовал: – Ребята! Всем встать и луки к бою! – И сам первым поднял лежавший у ног лук, вставил стрелу и натянул тетиву. Тотчас вдоль правого борта поднялись во весь рост десяток человек с направленными в сторону лодки луками. Тимон прицелился в одноглазого здоровяка, плечи и бёдра которого покрывали козьи шкуры. Судя по всему, он был главным в этой лодке.

– Начинаю считать! После десяти эти стрелы полетят в вас! – предупредил людей в лодке Лемох и начал неспеша выкрикивать: – Один! Два! Три!..

Опешившие фракийцы подняли дикий галдёж на каком-то неразборчивом языке, то и дело тыча пальцами в сторону «Гелиоса». В конце концов здравый смысл, похоже, победил, и на счёте «семь» фракийцы похватали лежавшие на дне лодки вёсла и дружно заработали ими, направляя своё корыто к видневшемуся вдали берегу.

– И запомните: в следующий раз будем стрелять без предупреждения! – крикнул им вдогонку Лемох.

– Что это за люди? – спросил Тимон.

– Фракийские морские разбойники! Кто же ещё? – неохотно объяснил Лемох. – Если бы мы им поверили и пустили на судно, они бы нас порезали, как баранов, – ведь каждый из них вооружён мечом, – и завладели бы неплохой добычей.

Когда на горизонте показался вход в Боспор Фракийский, слева по курсу матросы «Гелиоса» увидели пять греческих триер[141]141
  Триера – военное парусно-гребное судно с тремя рядами вёсел.


[Закрыть], идущих друг за дружкой стройной колонной наперерез «Гелиосу». Лемох прикинул, что их пути могут пересечься, и, чтобы избежать столкновения, приказал опустить парус. Судно тотчас замедлило ход, затем и вовсе остановилось.

Экипаж «Гелиоса» снова высыпал на носовую палубу, на сей раз, чтобы полюбоваться слаженной работой гребцов триер.

– Как им удаётся так ритмично, красиво грести? – спросил восхищённый Тимон Феокла. – Ведь это же сколько вёсел! Не то что у нашей униремы – сорок...

– Понятия не имею, – развёл руками педотриб. – Мне не приходилось бывать на военных кораблях.

Стоявший неподалёку Лемох принялся просвещать Тимона, а заодно и Феокла:

– Для того чтобы сто семьдесят четыре гребца триеры – а на каждой триере именно столько гребцов, – слаженно работали вёслами, там имеется специальный человек – келевст. С помощью флейты или бубна он задаёт гребцам темп и ритм. Так что ничего сложного там нет. Важно, чтобы среди гребцов не было глухих.

Тем временем передовая триера почти поравнялась с «Гелиосом». Её триерарх[142]142
  Триерарх – командир военного корабля.


[Закрыть], пожилой подтянутый мужчина в коротком красном хитоне, прокричал в короткую трубу с широким раструбом:

– Лемох, хайре!

– Хайре, Ликон! – узнав давнего приятеля и сложив ладони рупором, прокричал в ответ Лемох.

Дальше между ними состоялся такой разговор:

– Откуда путь держите?

– Из Ольвии!

– Плавание прошло спокойно? Фракийцы не беспокоили?

– Как же «не беспокоили»! Только что пытались хитростью захватить судно! Хорошо, что я вовремя раскусил их подлый замысел! А вы куда путь держите?

– Да вот к тем же самым фракийцам и плывём! Надо «по душам» с ними поговорить!

– Давно пора! Очень уж они распоясались! А где Перикл[143]143
  Перикл (ок. 490—429 гг. до н.э.) – выдающийся афинский политик и полководец, в 437—436 гг. до н.э. командовал экспедицией эскадры военных кораблей в Понте Эвксинском.


[Закрыть] с остальной эскадрой?

– В Синопе[144]144
  Синоп – ныне район и город в Северной Турции, в древности одна из главных греческих колоний на южном берегу Чёрного моря, на полуострове Пафлагонского побережья, к востоку от мыса Карамбиса.


[Закрыть]! Помогает обустроиться переселенцам из Афин. Как-никак шестьсот человек привезли!

– Понятно! Увидишь Перикла – передай привет!

– Обязательно! Я уже плохо слышу тебя, Лемох! Спокойного плавания!

– А тебе, Ликон, удачного «разговора» с фракийцами и скорейшего возвращения в Афины! Счастливо! – крикнул напоследок Лемох и помахал рукой.

Боспор напомнил Тимону Гипанисский лиман, на берегу которого стоит Ольвия. Только берега здесь были повыше и покруче. Да и сам пролив поизвилистее лимана. Именно поэтому, когда месяц спрятался за тучи, Лемох велел опустить парус и бросить якорь, и «Гелиос» остаток ночи простоял на одном месте.

Впрочем, Тимон ничего этого не видел. Он успел уже привыкнуть к морю и морской качке и спал, как говорится, без задних ног.

Пройдя Боспор, «Гелиос» оказался в Пропонтиде. Это был уже не пролив, а самое настоящее море, хотя и намного меньше Понта Эвксинского. Но на нём то тут, то там торчали на пути «Гелиоса» острова, и потому плыть приходилось осторожно, в особенности ночью. Понадобилось чуть ли не двое суток, чтобы преодолеть Пропонтиду.

После Пропонтиды «Гелиос» попал в новый пролив – Геллеспонт[145]145
  Геллеспонт – пролив, соединяющий Эгейское море и Пропонтиду.


[Закрыть]. Этот пролив был и длиннее, и шире Боспора. Следовательно, и плыть по нему было намного безопаснее.

Когда проходили самое узкое место Геллеспонта, Лемох, который редко когда покидал палубу, указывая на левый берег пролива, спросил Тимона:

– А знаешь ли ты, дружище Тимон, что произошло на этом вот берегу сорок четыре года тому назад?

– Не знаю. Наверное, что-то интересное, – сказал заинтригованный мальчишка. – Расскажи, дядюшка Лемох.

– Так и быть, расскажу. А произошло тут курьёзное, если не сказать, дикое событие. В том году царь Персии Ксеркс во главе огромного войска собрался напасть на Элладу. И вот здесь, в самом узком месте Геллеспонта, он решил переправиться из Азии в Европу. Для этого Ксеркс приказал построить в этом месте сразу два моста. Один из мостов возводили египтяне, другой – финикийцы. Но когда мосты были построены и войско готовилось к переправе, разразилась страшная буря и оба моста были уничтожены. Узнав об этом, не на шутку разгневанный царь персов велел мастерам, руководившим постройкой мостов, отрубить головы, а Геллеспонт высечь трямястами ударами бича. При этом палач, проводивший экзекуцию, выкрикивал: «О, ты, горькая влага Геллеспонта! Так тебя карает наш владыка за оскорбление, которое ты нанесла ему, хотя он тебя ничем не оскорбил! И царь всё-таки перейдёт тебя, желаешь ты этого или нет! А за то, что ты сделала, ни один человек не принесёт тебе жертву как мутной и солёной реке!» Для большей острастки Ксеркс велел ещё бросить в воды Геллеспонта пару кандалов. Вот такие причуды водились за царём царей, – заключил Лемох.

– А Геллеспонт этот Ксеркс перешёл всё-таки или нет? – поинтересовался Тимон.

– Когда строители моста были обезглавлены, а Геллеспонт «наказан», царь велел строить новый мост. На сей раз персы поставили свои корабли от берега до берега в ряд борт к борту, связали их и уложили сверху доски. И по этому мосту Ксеркс переправил свою орду в Европу.

– И напал на Элладу?

– Да, сынок, напал. И даже дважды захватывал и грабил Афины. Но вскоре в морской битве при Саламине[146]146
  Саламин – остров у западного берега Аттики.


[Закрыть], а затем и в сухопутной при Платеях[147]147
  Платеи – город в Беотии, под которым в 479 г. до н.э. греки разгромили войско персов.


[Закрыть] персы были наголову разбиты объединённым войском эллинов и с позором бежали назад в свою Азию. Вот такая история...

* * *

Эгейское море встретило мореходов тёплой солнечной погодой, ласковым освежающим ветерком и синевой воды и неба – чистым, без единой тучки.

– Запахло родным воздухом! – сказал кто-то из матросов «Гелиоса».

Под вечер, когда на море начали опускаться сумерки, Тимон заметил далеко впереди вспышки огня. «Не иначе как снова гроза надвигается, – решил Тимон. – Надо предупредить дядюшку Лемоха».

Но Лемох на тревоги Тимона лишь добродушно усмехнулся.

– Нет, дружище Тимон, никакая это не гроза. Это остров Лемнос[148]148
  Лемнос – остров в северной части Эгейского моря.


[Закрыть]. А пламя извергает расположенная на этом острове кузница Гефеста. Да, да! Гефеста – бога огня и ремесел. Слыхал о таком?

– Немножко, краем уха, – сознался Тимон. – Но, дядюшка Лемох, если Гефест бог, то почему он, как все боги, живёт не на Олимпе[149]149
  Олимп – самая высокая гора Греции, на которой, согласно мифам, обитали боги.


[Закрыть], а здесь, на острове?

– Длинная история, – почесал затылок Лемох. – Но так и быть, тебе расскажу. Этот бог заслуживает того, чтобы о нём знали все. Так вот, слушай: Гефест – сын верховных наших богов Зевса и Геры. Только вот родился он почему-то хилым, некрасивым, да к тому же ещё и хромым. Разгневанная Гера не захотела видеть такого сына и зашвырнула новорожденного с Олимпа аж на остров Лемнос. Здесь мальчонку подобрала Океанида[150]150
  Океаниды – морские нимфы, дочери прародителя всех богов Океана и Тефии.


[Закрыть] Евринома. Она-то вместе со своей матерью Тефией[151]151
  Тефия – дочь Урана и Геи (земли и неба), супруга Океана и мать богов.


[Закрыть] и вырастила Гефеста на дне морском в гроте океанид. Когда же Гефест вырос и стал искусным мастером на все руки, то вернулся назад, на вот этот самый Лемнос. Здесь он обустроил мастерскую и кузницу и вместе со своими помощниками-циклопами изготовил множество замечательных вещей. Как, например, медные чертоги для обитателей Олимпа, скипетр* и эгиду[152]152
  Скипетр – символ верховной власти в виде булавы.


[Закрыть] [153]153
  Эгида, или эгид, – щит Зевса, по некоторым преданиям, сделанный Гефестом из шкуры мифической коза Амалфеи; считалось, что этим щитом Зевс вздымает грозные бури.


[Закрыть] Зевса, тирс[154]154
  Тирс Диониса – жезл в виде палки, увитой плющом и виноградными листьями.


[Закрыть] Диониса, колесницу Гелиоса, доспехи Ахилла. Ещё он постоянно куёт Зевсу молнии. А почему не живёт на Олимпе? Да потому, что на Олимпе боги ведут праздную жизнь и изнывают от безделья. А Гефест, как видишь, бог-трудяга. Олимп не для него. У нас в Афинах Гефеста как бога огня и покровителя ремёсел чтут наряду с самой Афиной[155]155
  Афина – богиня мудрости, родилась из головы Зевса.


[Закрыть], покровительницей города. И ежегодно в его честь устраивают праздник. В этот день с наступлением сумерек проводятся эстафетные соревнования юношей-бегунов с факелами. Вот, пожалуй, и всё.

– А нельзя ли хоть издали посмотреть на кузницу Гефеста? – с затаённой надеждой спросил Тимон.

– Ничего не выйдет, дружище Тимон, – покачал головой Лемох. – От Лемноса лучше держаться подальше. Когда работа у Гефеста спорится, оттуда далеко в море летят горячий пепел и раскалённые камни. Будет лучше, если остров мы обойдём стороной.

И всю ночь было видно, как, медленно отдаляясь, далеко позади полыхает зарево над кузницей Гефеста.

«Вот уж действительно работяга! – подумал Тимон. – Даже ночью трудится!»

Лемнос был не единственный остров, встретившийся «Гелиосу» в Эгейском море. Судну пришлось миновать ещё множество больших и маленьких островов, коими так щедро усеял это море Посейдон. И всё же Аттика становилась всё ближе и ближе. Вот уже пройден пролив Кафирефс между островами Эвбея и Андрос, а вскоре и остров Елена[156]156
  Елена – остров у южного берега Аттики, современное название – Макронисос.


[Закрыть] показался.

– А вот и Елена вышла нас встречать! – бодро провозгласил кто-то из матросов.

– Какая Елена? Где Елена? – подивился Тимон.

– Остров этот так называется, – объяснил другой матрос.

– Какое странное название? – продолжал удивляться парнишка. – Откуда оно взялось?

Просвещать Тимона в который раз пришлось Лемоху.

– «Илиаду», я думаю, ты читал?

– Читал.

– Помнишь, из-за чего началась осада Трои?

– Помню. Сын царя Трои Парис похитил жену царя Спарты, Менелая, Елену. С этого всё и началось.

– Совершенно верно. Так вот... На первых порах Парис прятал Елену в одной из пещер вот этого самого острова. Отсюда и название.

– Понятно, – признательно заулыбался Тимон. – Если бы мне поплавать с тобой, дядюшка Лемох, парочку месяцев, я, наверное, знал бы всё на свете.

– Ну, скажем, не всё на свете, – ответил Лемох, – но кое-что знал бы. Я ведь не только в Ольвию плаваю. Я бывал в Египте, в Сиракузах[157]157
  Сиракузы – город в Великой Греции – колонизированных греками землях Южной Италии и Сицилии.


[Закрыть]. И даже в Мессалии[158]158
  Мессалия – греческая колония, нынешний Марсель (юг Франции).


[Закрыть] был однажды. А от Мессалии до Геракловых Столпов[159]159
  Геракловы Столпы – Гибралтарский пролив на западе Средиземного моря.


[Закрыть] рукой подать. А это уже, считай, край света.

Едва «Гелиос» миновал остров Елены, как справа по борту открылась дивная картина: на высоченном скалистом мысе, чуть ли не над самым морем возвышался огромный величественный храм необыкновенной красоты.

– Вот это да! – невольно вырвалось у Тимона.

– Что, впечатляет? – спросил Лемох.

– Ещё как! – не в силах оторвать от храма взгляд, ответил Тимон. – Что это за храм? Кто его здесь воздвиг? И зачем?

– Это мыс Сунион, а на нём – храм Посейдона. Возвели его афиняне. Почему на этой скале и так высоко, спрашиваешь? А чтобы моряки, возвращаясь домой из далёких плаваний, могли издали видеть, что они уже у берегов родной Аттики, считай, дома, где их ждут друзья и родные.

За мысом Сунион перед взорами членов экипажа и пассажиров «Гелиоса» предстала Аттика, с многочисленными холмами, покрытыми густыми оливковыми и платановыми рощами. При виде родных пейзажей лица матросов прояснились. Кое-кто даже замурлыкал песню. Впрочем, матросов можно было понять, – почти что месяц они не были дома.

* * *

На восьмой день третьей декады месяца фаргелиона, то есть на тринадцатый день плавания, вдали показался Пирей.

И чем ближе приближался к нему «Гелиос», тем больше удивлялся Тимон. Впрочем, удивлялся – не то слово. Тимон был просто ошеломлён увиденным. Он и подумать не мог, что может существовать такой огромный порт, да ещё с тремя бухтами, и такое количество кораблей. В особенности – боевых. Ведь в Ольвии была всего лишь одна боевая унирема, которой так гордились горожане. А тут!.. Тимон попробовал было сосчитать корабли, но вскоре махнул на это занятие рукой. На помощь, как всегда, пришёл Лемох:

– У Афин только боевых кораблей три сотни. Правда, сейчас в Пирее их двести семьдесят: тридцать под командованием Перикла находятся в Понте Эвксинском. Часть из них мы недавно видели перед входом в Боспор. А сколько здесь торговых кораблей! Это тебе, брат, не Ольвия, в порту которой больше десятка кораблей одновременно не увидишь. Это – Афины! – с гордостью заключил Лемох и для большей убедительности поднял кверху указательный палец.

Ещё на подходе к Пирею в разных направлениях двигалось по заливу множество кораблей. Одни покидали бухты и выходили в открытое море, другие, как и «Гелиос», возвращались из дальних плаваний. Поэтому, чтобы не столкнуться с каким-либо из них, Лемох велел опустить парус. Дальше к месту стоянки «Гелиос» продвигался медленно, с помощью весел.

Но вот и причал – многолюдный и шумный. Десятки, если не сотни, людей куда-то спешили и что-то передвигали: кто на спине, кто на носилках, кто на тележке, а кто-то на повозке, запряжённой мулами или лошадьми.

Плетрах в двух от причала в несколько рядов тянулись склады. Дальше виднелся Пирей – небольшой уютный городишко с преимущественно белыми двухэтажными домами и прямыми, как струна, улицами.

Первое, на что обратил внимание Тимон, была возвышающаяся посреди пристанской площади странная статуя. На высоком постаменте сидел, устремив взгляд вдаль, изваянный из мрамора, неизвестный Тимону зверь – большущий, гривастый, мускулистый, грозный.

– Что за зверь такой? – спросил удивлённый Тимон. – И зачем он здесь?

– Это лев, – сказал Феокл. – Царь зверей. То есть самый страшный из всех обитающих на земле зверей. Живёт в Африке. Правда, настоящий, живой лев раза в три меньше этого.

– А зачем он здесь, в порту? – не унимался Тимон.

– Пирей – морские ворота Афин. Сюда приходят корабли со всех концов света. И этот лев призван символизировать могущество Афин. Пусть весь мир знает, что Афины – великий, богатый и могущественный, как этот зверь, город. Кстати, благодаря этому льву Пирей известен в мире ещё и как порт Льва. А кроме всего прочего, у этого льва есть и другое, практическое, назначение.

– Какое?

– Из ближайшего горного источника к нему по трубам подведена вода, которая вытекает из львиной пасти в небольшой бассейн. И все, кого мучит жажда, пьют эту воду. Для этого там имеются киафы с длинными ручками. А ещё большая польза от этого льва морякам, которые отправляются в далёкое плавание: здесь они запасаются водой. Не надо никуда ни ходить, ни ездить. Вода, считай, под самым носом.

– А мне можно будет попить из этого бассейна? – спросил Тимон.

– А чем ты хуже других? – передёрнул плечами Феокл. – Конечно, можно. Можешь пить сколько влезет.

Когда судно было пришвартовано к причалу, Лемох собрал команду и сказал следующее:

– Вот мы, ребята, и дома. Поблагодарим за это богов. И прежде всего нашего покровителя Посейдона. Сейчас все по домам. Кроме Горгоса и Лизия. Вы как холостяки остаётесь на ночь смотреть за судном. За это, как всегда, получите дополнительную плату. Спать будете по очереди. Разгрузку судна начнём завтра с утра.

– А как быть с нашими пассажирами? – спросил один из матросов. – Может, они пойдут ко мне? У меня пустует одна комната.

– Феокла и Тимона я забираю к себе, – сказал Лемох. – Поживут несколько дней у меня. В моём доме тоже есть свободная комната. К тому же у меня есть сын, который покажет Тимону город. Итак, ребята, до завтра!

Сойдя на берег, Лемох, Феокл и Тимон прежде всего подошли к статуе льва и с удовольствием попили свежей родниковой воды, по которой изрядно соскучились за тринадцать дней плавания.

Первое, на что, осмотревшись, обратил внимание Тимон, было огромное, длиной больше четырёх плетров, здание.

– Ну и домище! – покачал головой Тимон. – Сколько же в нём народу может жить?

– Это вовсе не «домище» и никто в нём не живёт, – принялся объяснять Лемох. – В этом здании строят корабли. А называется оно верфью. Кстати, вашу унирему также построили в этом самом «домище». Ну, а теперь – в Афины! Дорога немалая – тринадцать стадий. И идти придётся на своих двоих.

Дорога в Афины удивила Тимона не меньше, чем статуя льва или верфь в Пирее. Удивила мощными каменными стенами, тянущимися по сторонам дороги.

– А это ещё зачем? – не удержался, чтобы не спросить, мальчишка.

– Для защиты от врагов, разумеется, – сказал Лемох. – Для чего же ещё? Высота этих стен, кстати, почти пять оргий, а толщина больше двух с половиной оргий. Стены, как видишь, основательные, преодолеть их непросто. Это не какой-нибудь забор. Соединяют Пирей с Афинами. А построены они, прежде всего, для того, чтобы уберечь от врагов Пирей. Ведь Пирей – морские ворота Афин. Без Пирея невозможно существование Афин. Да будет тебе известно, что Афины процветают, прежде всего, благодаря морской торговле. Не будь Пирея, Афины были бы обычным захудалым городишком.

– До чего же длинные стены! – продолжал удивляться Тимон.

– А они, кстати, так у нас и называются – Длинные Стены, – заметил Лемох.

– А почему ваш город называется Афинами? – не унимался Тимон. – Наверное, его назвали так в честь богини Афины?

– Совершенно верно, – кивнул головой Лемох. – А вообще, тут, брат, целая история. Было это давно, ещё во времена первого царя Аттики – Кекропа. Однажды в нашем городе, который тогда и названия-то не имел, сошлись Афина и Посейдон. А сошлись они для того, чтобы выяснить, кто из них станет покровителем этого нового города. Точнее будет сказать, кого жители города провозгласят своим покровителем. Ведь, чтобы стать покровителем, надо было заслужить эту честь у горожан каким-нибудь полезным деянием. Первым принялся задело Посейдон. Ударил он своим трезубцем о скалу, и из скалы забил родник чистой воды. Хорошо? Хорошо! Казалось бы, победа морскому богу обеспечена. Но не тут-то было: ударила Афина своим копьём о землю, и тотчас в том месте выросло оливковое дерево. А олива – это и еда, и масло, и дрова для приготовления пищи и обогрева жилья. Понятно, что народ провозгласил покровительницей города Афину, и тут же назвал город её именем. Но с таким решением горожан не согласился Посейдон и не на шутку на них обиделся. Вернувшись в своё море, он такую развёл бурю, что чуть было не разрушил наш город гигантскими волнами. И только вмешательство в эту свару самого Зевса несколько угомонило Посейдона, и тот оставил Афины и афинян в покое. Вот такая история...

Несколько раз Лемоху приходилось прерывать свой рассказ, чтобы ответить на приветствия знакомых. Дорога в Афины, как и пристань Пирея, была довольно многолюдной. По ней в обе стороны беспрерывным потоком двигались люди.

Когда был пройден добрый десяток стадиев пути, стены стали расширяться, и появились первые дома.

– А вот и Афины начинаются, – сказал Лемох. – Это квартал Койле. Я живу чуть дальше, в квартале Мелита, у холма Нимф[160]160
  Нимфы – юные девы, олицетворявшие силы и явления природы.


[Закрыть].

Миновав несколько улиц, Лемох остановился перед большим домом с крытой красной черепицей крышей.

– Вот мы и пришли! – сообщил он. – Здесь я живу.

Едва прозвучал голос хозяина дома, как тотчас распахнулась входная дверь и из неё выпорхнул похожий на Лемоха мальчуган лет пятнадцати. Он хотел было броситься Лемоху на шею, но, увидев незнакомых людей, в нерешительности остановился.

– Ты чего, Лизис? Чужих застеснялся? – проговорил Лемох, склонившись над сыном и нежно прижимая к груди его голову. – Так они не такие уж чужие. Они мои хорошие приятели. Этот дядюшка – Феокл, педотриб. А это – Тимон, атлет-бегун, будущий олимпионик. Они приплыли со мной из Ольвии покорять Олимпию. Вот так! Надеюсь, ты подружишься с Тимоном и покажешь ему Афины?

– Конечно, отец! – с радостью согласился Лизис и принялся приветствовать гостей: – Хайре, дядюшка Феокл! Хайре, Тимон! Рад тебя видеть!

– Что у нас дома? Всё нормально? – спросил Лизиса Лемох.

– Дома у нас всё по-прежнему, – вместо Лизиса ответила вышедшая из дома стройная женщина лет сорока в длинном пурпурном хитоне, с приветливым выражением на круглом миловидном лице и копной тёмно-бронзовых волос. – Хайре, милый! – Обняв и поцеловав мужа, она сделала широкий жест рукой. – Прошу всех в дом! Самое время ужинать...

– Эвмена, мы поужинаем чуть позже, – перебил жену Лемох. – А пока распорядись насчёт баньки. Тринадцать дней толком не мылись...

– Конечно, конечно, – заторопилась Эвмена. – Сейчас Кирк всё приготовит.

* * *

После тринадцати ночей, проведённых на жёсткой и тесной палубе среди храпящих матросов, сон на ременной кровати, да ещё на матраце, набитом шерстью и перьями, показался Тимону блаженством. Потому-то и спал он, можно сказать, сном праведника и проснулся, когда солнце уже заливало комнату ярким светом. Но и проснувшись, вставать Тимон не торопился. Хотелось ещё чуток понежиться в постели. Тем более что лежавший на соседней кровати педотриб продолжал спать сном младенца, тихонько посвистывая носом.

Но тут в комнату осторожно заглянул Лизис. Тимон поспешил закрыть глаза, прикинувшись спящим.

– Вставай, хитрец, хватит притворяться, – сказал Лизис, стягивая с Тимона шерстяное покрывало. – Думаешь, я не I вижу, что ты не спишь?

– Ах, и хорошо-о-о же у вас! – сладко потягиваясь, пропел Тимон.

– Мама послала сказать, что давно пора завтракать.

Услышав голоса, проснулся и Феокл и первым делом спросил:

– Лизис, где у вас здесь умываются? Покажи-ка нам.

После умывания во дворе холодной, только что вытянутой из колодца водой, которая мгновенно прогнала остатки I сна, сели за стол. Хромая рабыня подала нарезанный ломтями белый пшеничный хлеб и кратер с разбавленным водой красным вином. Хлеб, приправленный какими-то редкостными специями и размоченный в вине, показался Тимону необыкновенно вкусным.

После завтрака стали расходиться, каждый по своим делам: хозяин дома поспешил в Пирей разгружать корабль, хозяйка подалась с рабом на рынок за продуктами, Феокл отправился на поиски давних приятелей и родственников, с которыми не виделся больше двух десятков лет, а Лизис повёл Тимона знакомиться с Афинами.

Когда ребята вышли на улицу, Лизис, замедлив шаг, спросил скорее себя, чем Тимона:

– И с чего же мы начнём наше знакомство с Афинами? – И тут же сам себе и ответил: – Начнём мы, пожалуй, с Агоры. У вас, в Ольвии, я думаю, тоже есть Агора?

– Конечно, есть! А как же? Что мы – хуже других? – с едва заметными нотками обиды в голосе ответил Тимон.

– Ну, ничего, посмотришь ещё и нашу. А посмотреть там, уверяю тебя, есть на что! Значит, идём к Агоре. Это недалеко.

Миновав несколько улиц и улочек, на которых соседствовали большие дома и даже настоящие дворцы со скромными, а порой и просто убогими, кое-как построенными жилищами, ребята взошли на поросший тёрном пригорок. Хоть пригорок и не был особо высоким, вид на Агору открылся с него неожиданно, словно по мановению волшебной палочки. И от этого вида мгновенно захватило у Тимона дух.

– Ну, как? – спросил Лизис.

В ответ Тимон лишь неопределённо мотнул головой. И только спустя какое-то время, придя в себя, восхищённо прошептал:

– Да-а... Вот это Агора! Тут одних портиков наберётся добрый десяток. И какие огромные! А дворцы какие! А храмов сколько! Это, конечно, не Ольвия... А я-то думал, что Ольвия самый большой и красивый город в мире.

– У нас здесь, на Агоре, всё начальство городское трудится, – начал просвещать гостя Лизис. – Вон видишь: прямо под нами круглая ротонда? Называется Толос. В ней заседает городская управа. То есть наше правительство. А в этом большом здании, что справа от Толоса, собирается Совет Пятисот. Называется это здание Булевтерий. Справа, чуть поодаль за Толосом, виднеется Гелиэя – народный суд Афин. За Гелиэей – Аргирокопий. Так называется у нас Монетный двор. Там чеканят монеты. Слева вдали, за храмами – отсюда не разглядеть, – Царский дворец. Почему его назвали Царским, понятия не имею. У нас ведь царя нет. Хотя... говорят, что очень давно Афинами правили цари. Может, название осталось с тех давних пор. Сейчас в этом дворце располагается главный архонт Афин.

– И храмов здесь предостаточно, – продолжал Лизис. – Здесь тебе и храм Матери богов – вот он, рядышком, – и Зевса, и Афины, и Аполлона, и Афродиты, и Гефеста, и даже бога войны Ареса. А вон тот, слева на возвышенности, – храм Тесея[161]161
  Тесей – легендарный аттический герой, совершивший ряд великих подвигов.


[Закрыть]. А все те остальные небольшие строения – это алтари.

– Чтобы всё это по-настоящему осмотреть, дня, пожалуй, не хватит, – не без сожаления промолвил Тимон.

– Всё мы, конечно, смотреть не будем, – проговорил Лизис. – Храмы как храмы. А вот в одном месте побывать надо обязательно. Там ты увидишь такое...

Что увидит Тимон в этом загадочном месте, Лизис не сказал. Видимо, чтобы как можно больше заинтриговать и удивить нового товарища.

Ребята спустились вниз с пригорка и, пройдя между храмом Матери богов и Толосом, оказались на площади Агоры перед храмом Гефеста.

– Нам дальше, – потянул Лизис за руку Тимона, засмотревшегося на удивительной красоты храм.

Когда они миновали храм, то тут же попали в огромную рощу из большущих и тенистых деревьев, которых никогда раньше не видел Тимон. Между деревьями сновало множество людей.

– Что это за деревья? И что это такое у вас: сквер или парк? – спросил Тимон.

– Эти деревья называются у нас платанами. И никакой это не парк и не сквер, а всё та же Агора, – стал объяснять Лизис. – Не знаю, как у вас, а у нас Агора является ещё и городским рынком. А солнце-то днём припекает не то что сейчас. Вот и насадили этих платанов побольше, чтобы и торговцы и покупатели не страдали от жары. А насадил их когда-то наш афинский богатей Кимон. Кстати, торгуют здесь только с утра до полудня. В полдень все лавки закрываются, лотки и навесы убираются, и Агора становится Агорой. А вот мы почти что и пришли, – Лизис протянул руку в направлении показавшегося за платанами большого портика с двумя рядами колонн. – Это стоя Пойкиле. То есть «расписной портик», одна из достопримечательностей Афин. Другого такого портика, наверное, во всей Элладе нету. А может, и во всём мире.

То, что увидел, войдя в портик, Тимон, заставило его присвистнуть от удивления и даже раскрыть рот. Ничего подобного прежде видеть ему не приходилось. А увидел Тимон три огромнейшие живописные картины, занимавшие всю внутреннюю сторону большущей стены. И на всех картинах было множество людей в натуральный рост. И все они казались живыми и будто движущимися.