Текст книги "Россия - преступный мир"

Автор книги: Исса Костоев

Соавторы: Виктор Викторов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

Верховный суд Татарстана направил дело на доследование. Почему? Предстоит более тщательно сформулировать статью обвинения: «простое» убийство или убийство с отягчающими обстоятельствами. Казалось бы, о чем спор? Но далеко не безразлично, через сколько лет окажется на свободе убийца с маниакальными замашками… Хотя где она – эта тонкая грань?

Примеров множество. Житель поселка Ометьево убил топором мужа своей сестры. Мало того – он чуть не сделал свежеиспеченную вдову людоедкой под видом парной свинины вручил ей часть ноги ее собственного мужа. Подробности, как всегда, ужасны… Женщина пришла домой, развернула подношение и все поняла, увидев мужнину татуировку. И кинулась в милицию. Предприимчивого родственничка взяли, когда он решил распродать все остальное…

Суды завалены «бытовухой». Чем тяжелее жизнь, тем сильней у многих искушение сорваться на близких: наорать, избить… Но убивать и кромсать? Где она – эта тонкая грань?

Недавно в Казани на улице Дубравной между этажами многоквартирного дома была обнаружена семидесятилетняя женщина. Голова у нее была пробита тяжелым тупым предметом. Едва живую ее привезли в больницу. В квартире потерпевшей оказались две внучки, учащиеся кооперативного техникума, одной восемнадцать, другой шестнадцать. В ответ на вопросы они сбивчиво плели что-то о неизвестных ночных визитерах, которые якобы вызвали бабушку в коридор, откуда она больше не вернулась. Но казанские следователи и сыщики без особого труда обнаружили в комнатах следы крови, а у подъезда – окровавленный кирпич.

Как выяснилось, идея избавиться от надоевшей старушенции родилась в головке у младшенькой – она и обрушила на спящую бабулю вышеупомянутый кирпич. Потом девочки вынесли тело на лестничную площадку и бросили там истекать кровью. Мотивы покушения? Самые прозаические. Младшей из внучек очень хотелось поскорей стать полновластной хозяйкой бабушкиной квартиры в другом районе города, где она была прописана.

Аналогичная история произошла с двумя пожилыми людьми: пожалели осиротевшую после смерти матери племянницу и прописали ее у себя в квартире. Но сиротка вскоре настолько оправилась, что обрекла обоих на мученическую смерть. Во время пьяной оргии ее жених и его дружки устроили старикам жуткую расправу: сначала их по очереди забивали кулаками, бутылками из-под водки, ножками табуреток, потом уложили в спальне на кровать и взялись за ножи… Судебно-медицинская экспертиза впоследствии зафиксировала на телах множественные ножевые ранения. Все это время облагодетельствованная племяшка была тут же и даже ухитрилась… вздремнуть. Тела ублюдки задумали сжечь. Обложили газетами, чиркнули спичкой, заперли дверь. Огонь, однако, не занялся. А утром племянницу, явившуюся домой проведать покойников, повязала милиция.

Большинство героев этих криминальных хроник – малолетки. «Бытовуха» воспроизводит сама себя.

А вот свежая хроника из Подмосковья.

В овраге рядом с домом отдыха «Полет» в Одинцовском районе обнаружены части человеческого тела в нескольких полиэтиленовых пакетах. Как определили эксперты, расчлененный труп пролежал так три месяца. Но это не помешало установить личность погибшего. Им оказался двадцатилетний житель Одинцова. Установлен и подозреваемый в совершении кровавого преступления.

Другая жуткая находка – в Жуковском. Здесь обнаружили мешок с отчлененными частями человеческого тела. Преступник спрягают его в кустах между жилыми домами. Убитым оказался сорокалетний местный житель, ранее судимый. А палач – его земляк, также побывавший в заключении. Чтото земляки не поделили.

Поселок Лесные Поляны Пушкинского района. Здесь в мусорном баке возле жилого дома нашли голову, руки и ноги человека. За короткий срок сотрудникам правоохранительных органов удалось установить личность погибшего и выйти на преступника. В его квартире, в ванной, нашли туловище. Не успел вынести…

А эта леденящая душу история произошла уже в самой первопрестольной. В многоквартирном доме по улице Мастеркова сорокашестилетняя мать расправилась с двадцатичетырехлетним сыном. Но как! Сперва полировщица завода «Серп и молот» вместе с отпрыском учинила пьянку. Потом родственнички поссорились, и женщина задушила чадо подушкой. То ли он был в стельку, то ли она отличалась атлетическим сложением. Потом мамаша отрубила топором правую ногу сына и выбросила ее в мусоропровод, а сам труп чуть позже упрятала в подвале соседнего дома. Сотрудники милиции, обнаружившие находку, сперва по горячим следам задержали невиновного. Но спустя два дня им удалось полностью восстановить картину убийства.

«ГОРОД БУДУЩЕГО»

Когда-то Набережные Челны были задуманы как некий прообраз города недалекого, но очень светлого будущего. Высокосознательные рабочие должны были производить здесь могучие «КамАЗы», а в свободное от этого время культурно проводить свой досуг в домах культуры и клубах… Ну и уж конечно, никакой тебе преступности и никаких милиционеров – ловить-то некого! Оставим в стороне наивный цинизм строителей коммунизма. Сегодняшний день Набережных Челнов – кошмар для его жителей. Буквально чередой расследуются убийства с истязаниями.

Бабушка не дала внуку денег на карманные расходы… Как отреагировал на это малютка? Естественно, прикончил бабулю. И вскоре уже был досрочно освобожден за «примерное поведение» в зоне. Но на воле почему-то повел себя совсем иначе. В порыве похмельной ярости задушил родную сестру. Мало того, затащил ее тело в ванную, топором отрубил голову, сунул ее в полиэтиленовый мешок и… пошел к любимой девушке. Зачем? Да чтобы похвастаться «трофеем». На кладбище потрясенная случившимся мать поклялась над гробом дочери, что будет требовать у судей расстрела сынаизверга.

Мужчина убил молодого парня. Расчленил. И в разных концах «города будущего» предал бренные останки земле. И воде. В смысле – скормил рыбам.

А другой, убив приятеля, тоже расчленил труп и… скармливал его собакам.

Сын прикончил мать, расчленил и спрятал ее тело…

На этом чудовищном фоне уже как вполне обыденное воспринимаешь сообщение о массовом убийстве все в том же прообразе будущего – в Набережных Челнах. Двадцатилетний начинающий предприниматель прогорел на неудачной сделке. Что делать? Как расплатиться с друзьями-компаньонами, ссудившими ему деньги под многообещающий бизнес? А не надо расплачиваться, решил этот крутой парень. Одного из друзей он зарубил топором в гараже, а труп сбросил в подвал. Вслед за ним туда же отправился второй. Правда, этого бизнесмен нечаянно не добил. На свою беду, потерпевший поднял крик и за это немедленно был прикончен. Убийца спустился в подвал и в темноте, вслепую, нанес ему тридцать ударов топором! Третьего компаньона тоже зарубил. А вот с четвертым вышла промашка. Правда, ударил пару раз уже привычным орудием, но лезвие топора скользнуло по рукам жертвы. Это и спасло жизнь обреченному… Такой вот способ решать деловые вопросы. Да кого этим сейчас удивишь? Экономика и криминал настолько срослись, что не различишь уже, где кто из этих близнецов-братьев.

ОТЕЛЛО ИЗ ПОДМОСКОВЬЯ

Александру Шаповалову недавно исполнилось тридцать. Те, кто знали его лично, общались с ним, утверждают, что и представить не могли, что он на такое способен. С виду опер как опер. Среднего роста, легко краснеет… Кто говорит – это сосуды залегают близко под кожей, кто – легко возбудимая личность. Паренек из села Путивль Сумской области Украины, со средним образованием, не так давно он прорвался в столицу. Работал оперуполномоченным уголовного розыска первого отдела внутренних дел окружного УВД подмосковного Зеленограда.

«За время работы зарекомендовал себя как старательный, исполнительный, но юридически слабограмотный сотрудник…» Это – из характеристики с места работы. Служба давалась Александру нелегко, особенно оформление многочисленных документов: грамотностью и изяществом стиля они не отличались. Что ж, таких в милиции немало. И тут он ничем не выделялся.

…Картина, которую увидели милиционеры, войдя в квартиру, была не для слабонервных. Николай Воронин и Павел Дубенко, иначе говоря, Коля и Паша, приятели Шаповалова, лежали в лужах крови.

Судебный приговор, оглашенный год спустя, сухо констатировал: «Подсудимый А. М. Шаповалов… открыл, стоя в дверях комнаты, стрельбу из табельного оружия – пистолета системы «ПМ» N 7647 – и произвел шесть выстрелов. Затем он еще несколько раз стрелял в Воронина и Дубенко, причем настиг и после борьбы застрелил Воронина в другой комнате». Оба скончались на месте. Жена Шаповалова Людмила и его друг Виктор Акимов, раненные, но не опасно, остались живы.

Это было бы заурядное убийство на почве ревности, если бы Александр не был милиционером.

Жена ему изменяла. Классический сюжет шекспировского Отелло в современных декорациях и костюмах. Слухи об этом доходили до Шаповалова давно, но к концу лета 1995 года переросли в уверенность: Людмила сделала его рогоносцем. Как-то Александр зашел в гости к Николаю Воронину и сразу же учуял запах конопли. Коля признался, что «балуется» травкой. И не только сам. Жену Шаповалова как-то угостил, и ей это «тоже понравилось». А немного позже Людмила сообщила сама мужу, что спит со своим знакомым, Николаем Барчуком. Александр стал было «выяснять отношения», но жена только плечами пожимала в ответ на его упреки. Тогда Шаповалов тайком взял записную книжку Людмилы и с помощью служебной компьютерной программы проверил всех ее знакомых. И, как показал на следствии, ужаснулся. «Донжуанский список» супруги был представлен целой когортой мужчин разного возраста, рода занятий и общественного положения. Объединяло их только одно – любовь к сексу и половая неразборчивость.

Александр начал с последнего – того самого Барчука, в связи с которым призналась жена. Он заехал за ним и отвез в здание 1-го ОВД. Разговор шел в служебном кабинете Шаповалова, при закрытых, естественно, дверях. Предлог для беседы оперуполномоченный нашел без труда: есть, мол, подозрение, что Барчук употребляет наркотики. Барчук ничего не скрывал, да и скрывать, похоже, не собирался. Да, наркотики употребляю, с бабами сплю, что в этом такого… Примерно в таком роде исповедовался он. Среди своих любовниц Барчук назвал некую Людмилу и дал ей такую характеристику: «женщина без комплексов». Рассказал, что спала она не только с ним, но и с другими мужиками из 2-го и 4-го микрорайонов Зеленограда. Однажды Людмила показала ему, Барчуку, 410-й корпус, где стала «порнозвездой зеленоградского розлива». Там происходила какая-то непотребная оргия, попросту говоря, «групповик», в котором она принимала участие, и пикантные сцены были засняты на видеопленку.

Все, что рассказывал Барчук, Шаповалов выслушал с виду спокойно. Но что испытал в эту минуту… Тогда-то он и принял окончательное решение.

В то злополучное воскресенье, 10 сентября, Александр Шаповалов и Виктор Акимов приехали на акимовском «БМВ» к Людмиле Шаповаловой. Светало, было шесть утра. Под давлением мужчин, кстати говоря, чисто психологическим, женщина назвала еще двоих своих любовников. В том, что она стала вести разгульную жизнь, Людмила обвинила Павла Дубенко – именно он, по ее словам, снял ее на пленку в сцене группового секса. Вторым, как она говорила, был Николай Воронин.

Около семи утра Шаповалов и Акимов заехали за Ворониным и Дубенко, посадили обоих в машину, в которой уже была Людмила. И все пятеро приехали к Шаповаловым домой.

«У Шаповаловых мы выпили», – скажет потом Акимов следователю. Пили на кухне. Наконец Александр задал тот самый вопрос, ради которого и собрал всех участников «застолья»: спала ли его жена с гостями? Дубенко немедленно признают этот факт, причем не без гордости: вот, мол, мы какие современные! А Воронин все отнекивался.

Может быть, все и обошлось бы, но у Шаповалова за поясом был заряженный служебный «макаров».

Впоследствии свои действия Александр вспоминал очень смутно. Но сохранилась запись, незадолго до стрельбы он включил магнитофон, а затем позаботился о том, чтобы поменять кассету. На пленке зафиксировано все.

Убив Воронина и Дубенко, Шаповалов по рации вызвал милицию, сказал, что у него в квартире два трупа и двое раненых. И что сейчас будет еще один труп. Он имел в виду себя, хотел застрелиться. По словам жены, Александр плакал. Акимов предложил ему вывезти и закопать трупы. Но Шаповалов ответил другу, что обстановку на месте происшествия нарушать нельзя.

Бред какой-то… А суд счел это проявлением «служебного рвения»! Суд вообще очень сочувственно отнесся к герою этой истории. «Несчастный человек» – так оценивает нашего Отелло судья Московского городского суда, под председательством которого слушалось дело. Сам Шаповалов в качестве главной причины убийства дал суду такое объяснение: «Сорвался». По словам Александра, нервный срыв, боль, обида, а не заранее продуманное намерение заставили его взяться за оружие.

И тем не менее приговор – виновен в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. Почему? Суд пришел к выводу, что Шаповалов не мог действовать в состоянии аффекта. Никто не заметил, чтобы лицо у него покраснело или задрожали руки. Он успешно справлялся с оружием, перезаряжал и снова прицельно стрелял, пользовался рацией и магнитофоном. Судебно-медицинская экспертиза признала Шаповалова вменяемым, в том числе и во время совершения им преступления. Приговор, нет никакого сомнения, аргументированный и справедливый. А преступника – жаль. В том числе и судье, вынесшему этот приговор. Может, дело всего-навсего в мужской солидарности? Эх, мужик, мол, пропадает из-за бабы! Может быть, женщина-судья не так жалела бы, но срок бы скостила? А срок у Шаповалова впереди немалый – 12 лет лишения свободы.

…В следственном изоляторе его навещала жена – темноволосая худощавая женщина среднего роста, внешне спокойная и сдержанная. Наверно, несмотря на ее «веселую жизнь» и его роковые выстрелы, что-то их все же привязывает друг к другу. Думается, что нормальный человеческий разум не может понята эту привязанность.

Рассказанная история – не мелодрама. Она о многом заставляет задуматься. Например, о том, как мог Шаповалов, ежедневно сталкиваясь с подобного рода ситуациями, не спросить себя: «А что будет потом? Стоят ли его будущие жертвы его собственной жизни?»

А вот другой случай. Его участником был довольно крупный милицейский чин. Он находился на службе, когда ему сообщили, что во дворе его дома дебоширит группа парней. Начальник едет домой и, действительно, видит «хулиганов» у своих окон. Они поют песни и весело с ним здороваются. Им по восемнадцать – двадцать лет, он всех их знает с детства. Не говоря ни слова, он вынимает табельное оружие и убивает ребят. Потом смотрит на их неподвижные тела, видит испуганные, потрясенные лица соседей, будто бы просыпается, подносит пистолет к виску и стреляется сам.

Тоже – «сорвался»? И убил себя, когда осознал, что натворил? Необъяснимые действия. И нет им оправдания.

Но что правда, то правда – сотрудники правоохранительных органов работают на пределе сил и возможностей. Нет у них ни автомобилей, которые мы видим у американских колов, ни технического, ни электронного обеспечения, как у заокеанских собратьев, нет и психологов, которые не допускали бы подобных кровавых срывов. Не думать сегодня об этих и многих других проблемах правоохранительных органов – значит подталкивать само государство к развалу.

А вот что бывает, когда кому-то надо придать бытовому делу политическую окраску.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ДЕЛО (Из практики И. М. Костоева)

В апреле 1981 года в селении Чермен, что находится в семи – восьми километрах от столицы Северо-Осетинской АССР Орджоникидзе, было совершено тяжкое преступление: вырезана целая семья Калаговых – отец, мать и трое дочерей. Туда немедленно выехала большая группа следственных работников центрального аппарата, прокуратуры и МВД РСФСР. Дело приобрело неслыханный по тем временам резонанс еще и потому, что в Пригородном районе, где проживают совместно осетины и ингуши, напряженность сохранялась еще с 1957 года, когда была восстановлена Чечено-Ингушетия. Работая после окончания университета 10 лет в Осетии, я, зная ситуации противостояния осетин и ингушей, предполагал, что данное преступление сильно обострит и без того сложные межнациональные отношения.

Дело это, как обычно в подобных случаях, было взято на особый контроль ЦК КПСС, задействовано руководство республики. И скоро стало известно, что органами прокуратуры, МВД и КГБ задержана большая группа лиц ингушской национальности, подозреваемых в кровавом злодеянии. На одежде некоторых из них были обнаружены следы крови.

А дело между тем приняло уже скорее политический, чем уголовно-правовой, характер. В местных средствах массовой информации была поднята мощная пропагандистская шумиха, вновь вытащен тезис о невозможности совместного проживания осетин и ингушей. Вот в связи со всем этим ажиотажем в Орджоникидзе был направлен старший следователь по особо важным делам М. Валсев для принятия дела к своему производству. Но вскоре стало известно, что Валеев, видите ли, не согласен с избранной местными правоохранительными органами версией о совершении преступления теми лицами, что были арестованы как подозреваемые. Более того, допросив арестованных и проверив их показания, он дал указание задержать местного оперуполномоченного милиции, который на первоначальной стадии участвовал в расследовании и допускал недозволенные методы: избивал задержанных, вышибая в буквальном смысле показания из них, фальсифицировал материалы.

Как и следовало ожидать, по поводу этого задержания в ЦК КПСС был немедленно выдан звонок руководства республики о том, что московский следователь занял совершенно непонятную для местных властей позицию. Ведь ни у кого нет сомнений, что преступление совершили арестованные на данный момент лица ингушской национальности, но Валеев умышленно направляет следствие по ложному пути и пошел даже на арест офицера, добропорядочного и толкового работника. Вместе с тем руководство республики не исключает, что действиям Валеева есть объяснение. Они могут быть продиктованы тем обстоятельством, что ингуши, проживающие в Пригородном районе, как стало им известно, собрали значительную сумму денег и через своего земляка, работающего в генпрокуратуре, Костоева, сумели «воздействовать», так сказать, на Валеева. Понятно, что дальнейшее участие Валеева в расследовании дела об убийстве представляется невозможным.

Центральный Комитет дал немедленную установку российской Прокуратуре, Валеева без всякого разбирательства отстранили от этого дела и освободили от должности старшего следователя. Однако, не имея возможности вменить ему хоть что-нибудь конкретное, кроме голословных обвинений в необъективном расследовании, перевели его на какую-то рядовую должность, где он занимался вопросами статистики целых три года, когда его также без объяснений возвратили на прежнюю должность.

Расследование возглавили мои коллеги Р. Савин и В. Пантелей. Получилось теперь так, что параллельно стали вести два дела: об убийстве Калаговых и о применении недозволенных методов в отношении арестованных.

Примерно через полгода было полностью подтверждено алиби первой группы арестованных. Кровь на их одежде оказалась кровью от скота, который они забили и вывозили на продажу за пределы республики, и вообще в день убийства они находились в Горьковской области. Таким образом, после долгих издевательств, которым подвергали их местные детективы, арестованных вынуждены были освободить. Затем появилась другая версия.

Некая гражданка Цицхиева, женщина легкого поведения, ингушка, под грубым нажимом и шантажом все тех же местных работников милиции дала показания о том, что она знает убийц. Да, хочу заметить, что некоторые фамилии я из этических соображений буду изменять.

В ночь совершения преступления в селении Чермен некоторые свидетели видели автобус, принадлежащий орджоникидзевской птицефабрике, обычно перевозивший рабочих. Водитель автобуса, некий Дагаев, ингуш, после недолгого запирательства рассказал, что выехал с Цицхиевой за село, там застрял, ждал, пока появится помощь и его вытащат. А вот сама женщина показала другое. Да, она действительно находилась в ту ночь в автобусе. Но посреди ночи к ним подъехали несколько ингушей, которых она назвала, и предложили совершить разбойное нападение на дом очень богатого человека, завскладом птицефабрики Дзоцы Калагова. Договорившись совершить разбойное нападение, они подъехали к дому жертвы, монтировкой взломали дверь и проникли внутрь. Далее совершили убийство пятерых членов семьи, забрали деньги, хранившиеся в стеклянной банке, около 6 тысяч, разделили добычу между участниками и разъехались в разные стороны.

Все эти люди, разумеется, были моментально арестованы, и началась раскрутка новой версии. Позже некоторые из этой группы, доказав свое алиби, исключались и выходили из-под ареста, их же места занимали другие, обязанные этой «честью» все той же Цицхиевой.

Ну, предположим, кому-то удавалось доказать свое алиби, что в ту ночь он был с тем-то. Свидетель подтверждал: да, он был у меня дома. Цицхиева тут же, на очередном допросе, заявляла, что из-за боязни не упомянула на прошлых допросах фамилию и этого свидетеля, который находился вместе с ними во время совершения преступления. Таким вот образом следствие обеспечивало себя все новыми и новыми фигурантами.

Расследование длилось уже 5 лет. В стадии завершения группа арестованных стала интернациональной. Нашли бродяжку, некую Дарью Украинскую, которая показала, что была из милости пущена в дом Калаговых на ночевку, спала в коридоре и по сговору с преступниками открыла им дверь. Подтвердила тем самым показания Цицхиевой. Словом, арестовывали новых людей, их опознавали все те же Цицхиева и Украинская. Под откровенным оговором их признавались и другие арестованные. Дело разбухало. Оно десятки раз обсуждалось на всех уровнях, включая самые высокие инстанции, органы Прокуратуры и МВД. По существу, оно стало в стране делом N 1.

Принципиальная необходимость его раскрытия связывалась вот еще с каким обстоятельством. В первые же дни после убийства Калаговых в населенных пунктах республики прокатилась волна массовых митингов, шли партийные активы с требованием немедленного выселения за пределы республики всех ингушей. В самой же Ингушетии в маршрутном автобусе разразился скандал, во время которого один из скандалистов был убит. Им, на беду, оказался осетин. И вот в декабре 81-го года, неся гроб с телом убитого на плечах, осетины организовали массовое шествие на центральной площади Орджоникидзе, после чего немедленно начались беспорядки: погромы, попытки поджогов ингушских домов, поджоги автомашин и так далее, длившиеся три дня. В столицу Северной Осетии вылетели руководители государства, которые безрезультатно уговаривали толпы народа прекратить бесчинства. И тогда под командованием заместителя министра МВД Ю. Чурбанова были выдвинуты войска, очистившие площадь. Но эта акция стоила Кобалоеву кресла первого секретаря обкома, которое он занимал 18 лет.

Между тем следствие продолжалось, количество томов росло, проводились тысячи всевозможных экспертиз, допросы, передопросы, очные ставки, объяснения…

Где-то в середине 85-го года, когда данное дело готовилось следователем Пантелеем к направлению в суд, меня пригласил прокурор России и попросил все-таки поработать с арестованными, которые в большинстве своем признались в совершении преступления, а вот главный из них, на кого, собственно, и делалась ставка, отказывается. Этот Макаров, находящийся в настоящий момент в Бутырской тюрьме, и на допросах, и на очных ставках продолжает категорически отрицать и свое, и участие других арестованных в убийстве Калаговых. Коль скоро в этом же году я уже был назначен на должность начальника отдела по расследованию убийств и заместителем начальника следственной части, просьба эта была совершенно естественной. Да и актуальность самого дела не стихала. Во всяком случае, руководству нашей Прокуратуры при каждом разговоре в ЦК настойчиво напоминали о нем.

Я попробовал было возразить в том смысле, что на меня с самого начала следствия была брошена тень в связи с этим делом и потому, займись я им, буду неправильно понят. Однако прокурор настаивал, упирая на то, что само дело давно уже вышло за рамки узконационального конфликта. К тому же во время следствия умерла в заключении обвиняемая Украинская, двое других превратились в калек. Без всякого движения повисло параллельное дело о нарушениях законности. Внутри самой следственной группы шло постоянное противоборство, а сотни докладов и справок не вносили ни малейшей ясности.

Поскольку ключевая фигура – Макаров, по национальности русский – находился в Москве, в СИЗО-2, я и согласился поработать с ним. Для того чтобы закончить дело и направить его в суд, нужны были признательные показания Макарова. Если их удастся получить, конечно.

Имея на руках официальное разрешение на проведение допросов, я из сотен томов выбрал непосредственно те материалы, которые касались лишь последней стадии расследования. Изучать все остальное дело не было ни времени, ни сил. Приехал в Бутырки, вызвал Макарова, начал с ним работать. Сказал ему, что пятилетнее следствие подходит к концу, дело, вероятно, скоро пойдет в суд и для того, чтобы занять объективную позицию, мне самому хотелось бы понять, как оно развивалось. Допрос шел два дня. Многократно я воспроизводил возможный ход суда. Убеждал Макарова в бессмысленности голословного отрицания. Наконец он стал соглашаться, что иного выхода, как признать свое участие в преступлении, у него нет. Но при этом он вовсе не собирается брать на себя основную роль, которую ему отводили другие участники дела. Словом, он обещал еще раз подумать и дать показания. Мне же от него требовалось другое: показания он собирался давать или сознаться в том, что было на самом деле? «Нет, – отвечает, – на самом деле ни я, ни другие участники там не были и, стало быть, убийства не совершали…»

Вот так. Люди сидели под стражей пять лет. Сотни раз их допрашивали, но сломать Макарова не смогли. А у меня появилась реальная возможность развязать этот узел буквально в три дня. Надо только помочь Макарову подогнать его показания к показаниям других участников, положить их на стол прокурора и сообщить: с Макаровым все в порядке. Я за три дня сделал то, чего другие не смогли сделать за 5 лет. Но ведь после этого кого-то из обвиняемых наверняка расстреляют… Невиновные люди будут страдать в колониях. И самое страшное: действительные преступники будут гулять на свободе.

После мучительных раздумий я сел и написал рапорт на имя заместителя прокурора РСФСР, где среди прочего указал на следующие факты и собственные выводы. Так, например, показания Макарова, согласившегося признать свое участие в этом преступлении, абсолютно не совпадали с деталями происшедшего, зафиксированными в материалах дела. Ничего не мог он сказать о проволоке, обнаруженной на шее одной из убитых, не мог ответить, каким образом взламывалась дверь, и многое другое, весьма существенное. Как сообщил Макаров, в ходе моих допросов он окончательно убедился, что его правдивые показания не находят подтверждения, объективные обстоятельства извращаются и оборачиваются против него самого. Не видя выхода, он решил оговорить себя и других лиц и тем самым как-то облегчить свое положение. Словом, у меня имеются серьезные сомнения в причастности Макарова к убийству. В этой связи я считаю невозможным какое-либо свое дальнейшее участие в расследовании по данному делу.

Прочитал мой рапорт заместитель прокурора РСФСР и говорит: «Значит, вы могли взять у Макарова нужные показания?» – «Я и сейчас могу, поскольку у меня с ним имеется принципиальная договоренность, но делать этого не буду». – «А мы от вас иного и не ожидали…» И намекнул, что я ингуш и, следовательно… и так далее. «Время покажет, кто из нас прав», – ответил я и уехал расследовать другое дело в Тамбовской области. Спустя некоторое время дело об убийстве семьи Калаговых было направлено в суд, рассматривалось оно в Краснодаре. В судебном заседании отовсюду полезли «уши», обвиняемые стали рассказывать, какими варварскими способами из них выбивали показания. Словом, всюду выявились противоречия. Многолетний труд лопнул. Часть людей освободили под расписку, кого-то продолжали держать под стражей, дело вернули на доследование с одновременным вынесением частного определения о нарушениях законности. И в 86-м году его сбросили в отдел по убийствам, то есть ко мне. Что делать? Кому его отдать? Формально эти 200 с лишком томов отписал я следователю А. Горбунову, который расследовал совершенно другое дело. При этом я сказал ему, что работы тут, по моему мнению, немного – заново начать и кончить.

Между прочим, когда осматривалось место происшествия, на дверях комнаты, где лежали трупы, был обнаружен пригодный для идентификации отпечаток окровавленного пальца, который никому из тех, что сидели или привлекались по этому делу, не принадлежал. И коль скоро уже сотни людей проходили по делу, я посоветовал следователю включить в состав бригады эксперта-дактилоскописта. Там ведь имелась уже целая картотека отпечатков. Вот и пусть эксперт продолжает работу вокруг семьи Калаговых – среди друзей, знакомых, соседей – на предмет идентификации следа. Целенаправленной работы, повторяю, по делу не велось, но «шевеление», как мы говорим, продолжалось.

Через некоторое время эксперт, который, находясь в Моздоке, обрабатывал огромный массив ранее собранных дактокарт, вдруг сообщает, что еще в первые дни после совершенного преступления в числе многих других дактилоскопировался некий Кокаев Валерий Павлович и что, по мнению эксперта, окровавленный отпечаток пальца принадлежит ему.

Смотрим материалы: да, действительно, допрашивали Кокаева, кстати, близкий родственник Калаговых, но связей с семьей убитых он не поддерживал. В ночь убийства находился в общежитии кирпичного завода в Орджоникидзе, отбывая там как «химик» третью или четвертую судимость. Сожительствовал в тот период с некоей Заирой Засеевой, которую называл женой. Допрошенные в первые же дни после убийства Кокаев и Засеева доказали свое алиби относительно данного преступления. Мы вызвали эксперта в Москву и стали искать Кокаева. Выявив некоторые его связи, узнали, что в последний раз его якобы видели в Ленинграде. Дали ориентировку и в Ленинград, и в ряд других областей, где он мог бы появиться. В середине декабря 1988 года получаем сообщение: по вашей ориентировке задержан Кокаев В. П., который в момент задержания оказался вместе с дамой на набережной Невы. Одет был в форму капитана первого ранга с набором орденских колодок. Сообщаем также, что он обвиняется в мошенничестве – взял у официантки крупную сумму денег, обещая достать сапоги, и скрылся. За нарушение паспортного режима задержан на 15 суток. Если он вам нужен, приезжайте.