Текст книги "Запретное кино"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

22.25–23.54

– Ну ладно, не буду тебя мучить, – сказала Клавдия, когда они снова оказались в метро. – Давай, спрашивай.

– Что, где, когда?

– Ну, ты так сразу… Давай по порядку. Давай вот откуда начнем. Помнишь, ты сказала – и очень верно сказала, я даже позавидовала тебе, ну что там – мозги молодые, ум хваткий, наблюдательность – сто процентов…

– Это вы обо мне? – спросила Ирина.

– О тебе.

– Знать бы еще, за что вы меня так саркастично хвалите?

– Никакого сарказма, Ириша, восхищаюсь. Ну так вот. Сафонов, как ты верно заметила, был до войны зубным техником.

– Вот именно! – самодовольно вставила Ирина.

– А после войны вдруг – санитарный врач.

Самодовольство с Калашниковой слетело вмиг.

– С чего бы это такое стремление к чистоте, к довольно бедной, заметь, чистоте, когда есть же золотая в прямом и переносном смысле профессия – зубной техник.

– Да, об этом я не подумала, – призналась Ирина.

– Ничего, я подумала. И вот до чего додумалась: он никогда не был зубным техником.

– Как это?

– А вот так… Все, тебе выходить. Ты ведь домой?

– Нет, – твердо сказала Калашникова. – Я с вами. Я теперь от вас не отстану.

– Так я еще в прокуратуру, заберу дела на сокамерников Семашко.

– И я в прокуратуру. Продолжайте.

– А на чем я остановилась?

– На том, что Сафонов не был зубным техником.

– Да, я даже думаю, что он не был и Сафоновым, – сказала Клавдия.

Ирина только пошире распахнула глаза.

– Ну, посуди сама, в голодное и бедное время денежные профессии не меняют на безденежные. Это во-первых, но не в последних.

– Ни фига себе… – пробормотала Ирина. – Откуда же такие далеко идущие выводы?

– Это не выводы, а только предположения, но вполне обоснованные. Вот когда мы перероем все архивы, когда найдем настоящие, не липовые документы на Сафонова, тогда и будем делать выводы.

– Хорошо, а откуда такие предположения? На чем основаны?

– Нет, ты все-таки молодец, – вдруг как будто поменяла тему Клавдия. – Меня, когда мы читали его дело, что-то царапнуло, а что – даже не задумалась, а ты сразу поглядела и тут же все поняла моментально…

– Я сейчас позову на помощь, – пригрозила Калашникова.

– Основаны мои предположения на том, – тут же переменила тон Дежкина, – что не все ладно у Сафонова с его ранениями. Помнишь, там написано, что у него было ранение в грудь, он долго лечился, а потом получил контузию.

– Ну.

– С ранением он пролежал в госпитале два месяца, а с контузией полторы недели.

– И что?

– А после войны он лечится от чего?..

– От контузии, – растерянно проговорила Ирина.

– Это не странно?

– Почему? Так часто бывает. Мелкая болячка, а потом как всплывет…

– Бывает. Все, конечно, бывает, – согласилась Клавдия. – Но не в нашем случае.

– Да почему?! Ну вылечился человек. На совесть лечили, вот и вылечился. Ведь за два месяца могли основательно на ноги поставить?

– Могли.

– Так почему?

– Да потому, что не было у него никакого ранения в грудь, – сказала Клавдия. – Я заключения медэкспертизы читала. Никаких шрамов.

– И вы до сих пор… – обалдело пробормотала Ирина.

– Пошли, наша, – встала Клавдия.

Ирина послушно поплелась за Дежкиной.

– Но как же это, Клавдия Васильевна? Он что, кто-то другой?

– Боюсь, что совсем другой.

– И никто ничего не знал?

– А вот это, похоже, не совсем так. Впрочем, я расфантазировалась. Может, я и не права.

– Как не права? В чем?

– Не важно. Ты другое заметила? Он воевал до сорок третьего в одной части, а после госпиталя – в другой.

– Я…

– А это тоже очень странно. Люди обычно в свои части после госпиталя возвращались. Это и понятно. А Сафонов почему-то в другую часть.

– Так он же не Сафонов.

– Это уже мы предположили, – кивнула Клавдия. – Мы дальше с тобой соображаем. Мы соображаем что?

– Что? – завороженно спросила Ирина.

– Мы соображаем, что если подмена и произошла, то или в госпитале, или сразу после госпиталя. Скорее всего, после госпиталя. Надо запросить архивы военных госпиталей.

– Погодите, я уже все поняла, но какое это может иметь отношение к убийству?

Они как раз вошли в прокуратуру и поднялись в свой кабинет.

– Давай чайку, – предложила Клавдия. – И сахара побольше, чтоб мозги работали.

Ирина бросилась суетиться насчет чая, а Клавдия снова позвонила домой.

– Федюша, это я, я уже выезжаю.

– А я уже сплю, – грубо ответил муж.

Клавдия улыбнулась и положила трубку. Ничего, сегодня она реабилитируется. Федор, конечно, еще не спит. Ждет ее с двумя равно значимыми целями – поругаться или… совсем наоборот. Словом, что получится. Клавдия постарается, чтобы… совсем наоборот.

– Меня само его убийство и натолкнуло на эту фантазию, – сказала Клавдия, когда чай был готов. – Понимаешь, это, собственно, было не убийство, а какая-то казнь. Тут ниточки тонкие, еле ощутимые, но… предположим, вернее, снова пофантазируем. А ты меня поправишь, если я не права кардинально и окончательно.

– Хорошо, – с готовностью ответила Ирина.

– Если мы согласились с тем, что человек во время войны вдруг решает поменять вообще всю свою биографию, что, впрочем, еще нужно доказать, то мы спросим себя – почему? Ответ простой – прежняя биография этого человека была ему в тот жестокий момент опасна. Что-то он такое натворил, что заставило его… Я не знаю, как это можно было сделать иначе, боюсь, только убить настоящего Сафонова. А ты, наверное, слышала и про заградотряды, и про СМЕРШ, эти ребятки особенно не воевали, но солдат положили немало. Наших солдат. Понимаешь, как надо было бояться своего прошлого, чтобы не побояться СМЕРШа. А за что тогда карали сурово? Да за все. За дезертирство, за разглашение тайны, за спекуляцию… Но пуще всего за предательство.

– Вы хотите сказать?..

– А интересно, – отхлебнула чаю Клавдия, – что я хочу сказать?

– Что он был предателем? Что он был каким-нибудь полицаем? Ну да, вы же про казнь упомянули.

– Вот именно. Это очень по-немецки было – сначала палками, а потом повесить. Так вот я и говорю, что, видно, он так и не спрятался, что нашли его и – казнили.

– С ума сойти, – выдохнула Ирина. – Просто сойти с ума. И что же теперь делать?

– Теперь пустяки остались – начать и кончить. Завтра же будем снова шерстить архивы. А сейчас не в службу, а в дружбу, может, там дела на сокамерников Семашко пришли, надо поглядеть.

ПЯТНИЦА

2.11–3.04

Федор сбегал в ванную и, вернувшись, сладко уснул у Клавдии на плече.

Клавдия подождала, пока он по-детски засопит, осторожно высвободилась и встала.

Накинула халат, вышла в коридор, достала из сумки дела и уселась на кухне.

Заглянул Макс. Он был счастлив – мать не заняла сегодня его компьютер.

– Ты чего не спишь? – спросил он без особого интереса.

– Да так, книжку дали почитать на один вечер, – соврала Клавдия, а когда Макс вышел, сама расхохоталась. Ну как в плохой советской пьесе – даже в постели о делах. Правда, у Клавдии было оправдание – в постели она о делах не говорила.

Итак, кто тут у нас?

Клавдия быстро перелистала бумаги и нашла Чалидзе.

Господи, Георгий Чалидзе! Гоги Ювелир! Когда же это было?! Еще при коммунистах. Чалидзе тогда торговал золотом и валютой. Ну, правильно, началась волна эмиграции в Израиль, отъезжающие семьи продавали все, Гоги на этом здорово нажился.

Что же теперь совершил лог старый спекулянт? (Теперь уже и слова такого не помнят – спекулянт.)

Ага, злостное хулиганство. Что?! В пьяном виде разбил три зеркальные витрины ресторана «Макдоналдс» и цинично приставал к посетителям. Ничего себе! А на психиатрическую экспертизу старика водили? Было дело. Нормальный.

Клавдия снова хохотнула, представив себе этого седого, представительного, обаятельного мужчину в костюмах от лучших московских портных, разбивающего витрины американской забегаловки и цинично пристающего к посетителям.

Интересно, что значит – цинично?

Нет, старик не иначе как умом тронулся. Предлагал молоденьким официанткам «устроить гамбургер». Оправдывался тем, что принял перед этим виагру.

Бывает же! – подумала Клавдия, откладывая дело. Седина в бороду, а бес в ребро.

Так, теперь посмотрим на Горбатова.

Ага, тут теплее. Тут намного интереснее. Тут как раз подпольный цех по производству видео– и аудиопродукции.

Тут просто горячо.

У Клавдии даже захватило дух, как удачно все складывается. Вот он, настоящий видеопират. Вот откуда ноги растут. Теперь только бы дождаться утра. А там она с этим Горбатовым, как бишь его, Леонидом Марковичем, плотно побеседует. Им есть что сказать друг другу.

Клавдия честно просмотрела и остальные дела. Но там больше ничего любопытного не нашла.

И тут она сама себя остановила.

Погоди, милая. Что-то ты загнала лошадей. Что-то ты бежишь впереди паровоза.

Что мы имеем на сегодняшний день?

Мы имеем самоубийство Семашко при очень подозрительных обстоятельствах. Записку ему явно продиктовали.

Мы имеем гуляющую по Интернету видеосъемку заказного убийства, где стреляет вовсе не Семашко.

И еще мы имеем поганый, мерзкий, ублюдочный сайт с разными видами казней.

Почему ты связываешь этого пирата со всем вышеприведенным?

Клавдия покусала губы, потерла лоб, подвигала плечами – никаких мыслей.

Одно убеждение, неизвестно на чем основанное.

Но – убеждение.

И сколько раз, сколько раз она себя так проверяла и не находила ничего даже намекающего, но убеждение было. А тут – жирно подчеркнуто, так чего же думать?

Только одно непонятно – зачем это запретное кино пустили в Интернет?

Клавдия снова напрягла извилины, но никакого разумного объяснения не нашла. И это ее немного успокоило. Ее пугало как раз то, чему всегда было разумное объяснение. Так бывает везде, только не в России. В России, наоборот, очень хочет какой-нибудь министр спрятать свои темные делишки, уж столько сил на это кладет, а какой-нибудь дурной пацан случайно эти делишки находит и пускает по белу свету.

Очень может быть, что убийца и заказчик про съемку даже не знали. И скорее всего не знали…

Нет, стоп, как же не знали, они этот ролик должны были показывать Семашко.

Что за ерунда? Значит, знали.

Или…

Или Семашко сам это снимал! И сам запустил в Интернет, когда припекло. Надеялся, что кто-то увидит.

И ведь угадал.

А зачем снимал?

Боялся, что на него повесят всех собак. Ой-ой-ой… Если так, то что же получается – он специально водил ее за нос? Получается – специально. А для чего? А для того, чтобы потянуть время.

Да, времени он у Клавдии отнял достаточно.

А зачем ему было тянуть время?

– Ма, ты мне пароль не скажешь? – уже в пятый раз за сегодняшний день спросил Макс. Очень уж ему хотелось тоже посмотреть на убийства.

– Нет, – сказала Клавдия.

– Ага, а сама смотрела.

– Мне это нужно для дела. А тебе должно быть стыдно.

– Да. Вон у них в день до трехсот пользователей. А мне должно быть стыдно…

Клавдия вскочила.

– Ну-ка, пойдем! – схватила она сына за руку. – Иди сюда. Вот Ленка спит, – распахнула она дверь. Ленка даже не шелохнулась. – Вот отец, – открыла она собственную спальню. – Федор тихонько храпел. Клавдия закрыла дверь. – Вот я, – ткнула она себя в грудь пальцем. – И вот ты. Вас у меня всего трое. Не триста, соображаешь, даже не тридцать. Всего трое. Ты понял меня?! Ты мой сын, только мой. И я не хочу, чтобы грязь интересовала тебя.

– Ну ладно, чего ты… – испуганно пробормотал Макс. – Я просто так… Мне стыдно.

– Не надо, сын, – уже мягче сказала Клавдия. – Это, правда, мерзко. Я не хочу, чтобы ты это видел. Я хочу, чтобы ты все-таки уважал человечество.

– А ты?

– Я уже закоренелый оптимист, меня трудно изменить. А ты гибкий пока. Сломаешься.

15.37–17.48

– Еще не приводили? – Клавдия влетела в кабинет, словно фурия. Только веселая фурия.

– Кого? – растерянно ответила Ирина.

– Горбатова. Должны были к половине четвертого.

– Нет, пока не приводили.

– Ну что, Ириша, можешь меня поздравить! – Клавдия сняла пальто, в котором днем уже было жарковато (правду сказали в газетах – скоро весна). Уселась за свой стол и игриво подперла кулачками щеки.

– С чем?

– Все оказалось так легко и просто, что даже не верится, – мечтательно проговорила Клавдия. – Ты извини, что я тебя с собой не взяла. Я прямо с утра в архив ФСБ поехала. Если бы с тобой, это мы бы на согласования всякие неделю бы потратили, а у меня там знакомство. Я тебе потом передам.

– И что? – Ирина пропустила мимо ушей извинения – ее волновала суть дела.

– Нашла. Нашла я нашего Сафонова. Думала провожусь месяц, а нашла за час. И знаешь почему?

– Да хвастайтесь уж, хвастайтесь.

– Имею право, – кивнула Клавдия. – Потому я его так быстро нашла, что до меня буквально месяц назад его разыскивали в архивах другие люди.

– Да вы что?! – ахнула Ирина.

– Вот они провозились долго. А мне все – на блюдечке. Значит, так, фамилия Сафонова с рождения была Симкин. Родился и всю жизнь до войны прожил в городе Пскове. Работал знаешь кем? Санитарным врачом. А потом, когда началась война, скрылся. И объявился уже в городе Могилеве. Понимаешь, что важно, не в плен попал, не в концлагерь, а сам, добровольно пошел к немцам.

– А почему это важно?

– Потому что в лагере людей ох как ломали. Россия же не подписала Женевскую конвенцию. У нас пленных не было, понимаешь? Никакой Красный Крест, никто не мог им помогать. Мы отказались от своих граждан. И с ними делали что хотели. Их даже не убивали. Пули не тратили. Их просто не кормили. Это ужасно. И люди там ломались, только бы вырваться. Этих еще можно понять. Да и нужно простить. А Симкин сам пошел.

– Может, по идейным соображениям?

– Если бы… До войны был комсомольским активистом. Одно время даже выступал общественным обвинителем на судах. Так сказать, с корнем вырывал из советской земли вредителей. Видела я там статью в газете. «Передовой врач» называется. И фотография молодого Сафо… Симкина. И еще одну интересную бумажечку нашла – письмецо товарища передового врача в органы. С просьбой разрешить ему присутствовать на казнях врагов народа.

– Сволочь, – сказала Ирина.

– М-да… Но это, так сказать, голубое детство и юность «героя». А вот к фашистам он устроился следователем. Такой, понимаешь ли, наш с тобой коллега. А в конце сорок третьего года и от фашистов сбежал. Ну, дальнейшая его судьба нам с тобой известна.

– Следователем? – разочарованно произнесла Ирина.

– Это только так называется. Следователи там были немецкие. Он тоже, собственно, брал у людей показания, но… Не дай бог. Это гнида еще та была. Слов для него нет, даже мата жаль.

Клавдия замолчала. В деле Симкина она прочитала показания, данные свидетелями его «следовательской работы». И тогда снова внутренне ахнула. Какая-то женщина подробно описывала изобретение Симкина, которое тот называл «мясорубкой». Клавдия читала и вспоминала свой сон и видеоролик. Все было один к одному, с той только разницей, что там разрывали мертвого человека, а Симкин разрывал живых. Он разрывал детей на глазах родителей. Специально для этого две лебедки были приспособлены.

– Знаешь, когда мы вчера в его доме были, я уже все до конца поняла. Это тоже трудно объяснить, но человек не держал старых вещей совсем, никаких. Все выбрасывал подчистую.

– И что?

– Наверное, опасался любых материальных свидетельств своего существования. Хоть чем-то боялся себя выдать. Я понятно говорю?

– Понятно, – кивнула Ирина. – Мне самой жутко было. Еще все время это дерево вспоминаю.

– Да… – Клавдия помолчала. – И вот теперь решай – искать нам тех людей, что его казнили, или оставить в покое?

Ирина не успела ответить, потому что в дверь постучали.

– Да, – сказала Клавдия.

Заглянул милиционер.

– Следователь Дежки на?

– Я.

– Горбатова привели.

– Заводите.

Первое, что сказал Леонид Маркович, войдя в кабинет, было:

– Госпожам следовательницам мое глубокое почтение.

Клавдия с Ириной переглянулись.

– Снимите с него наручники, – попросила Клавдия сопровождающих, – и побудьте в коридоре.

Милиционеры выполнили просьбу. Горбатов прищурился близоруко, деловито осмотрелся и сказал:

– Отпустите меня на свободу, я обязуюсь в месячный срок произвести в вашем кабинете евроремонт.

– Сами будете ремонтировать?

– Нет, турецкие рабочие сделают все в лучшем виде.

– А если всю прокуратуру? – спросила Клавдия.

– Тогда лучше оставьте меня в тюрьме, – ответил Горбатов.

– Ну что, Леонид Маркович, как ваше дело движется? – спросила Клавдия, заполнив протокол.

– Ни шатко ни валко. Что вы! Со мной такие злодеи сидят, разве вам до меня, скромного сеятеля разумного, доброго, вечного.

– Тут какая-то неувязочка: это вы – разумный, добрый и вечный или то, что вы посеяли?

– А вы тонкая дама, – обрадовался Горбатов. – Заметили. Правильно. И то и другое. Вот вы мне скажите – готовы вы платить двести рублей за видеокассету, которую раз посмотрите и выбросите? Нет, не готовы. А семьдесят? О, вижу, уже глазки блестят.

– Это я зеваю, – сказала Клавдия. – Извините. Вы большой радетель о счастье народа, но я вас вызвала совсем по другому делу.

– Да уж догадываюсь. Про Семашко речь?

– Да.

– Я уже говорил следователям, что мне, собственно, рассказывать нечего. Я только увидел, как из-под нар вытекает лужа крови, и позвал верту… простите, контролера. Вот и все.

– И все?

– В общем и в целом.

– А в частности?

– Вы про очки? Ох, госпожа следователь, знаете, с чего все началось? Еще когда я учился во ВГИКе, мне казалось, что очки придадут…

– Вы учились во ВГИКе? – переспросила Ирина.

– Да, на экономическом факультете.

– На экономическом?

– Кино – тоже производство, – развел руками Горбатов. – Так вот, я начал носить темные очки, которые, как мне казалось, придают мне солидности. И испортил себе зрение. Знаете, пластмассовые носил, стекла царапались, все время зрение напрягал и сорвал…

– Это очень поучительная история, – остановила его Клавдия. – Но, если можно, ближе к делу.

– А что вас интересует?

– Как вы думаете, когда Семашко украл у вас очки?

– Вот! Если бы я знал… Между прочим, очки-то были от Ив Сен Лорана. Одна оправа триста долларов. А он так варварски… Вообще-то ужас, конечно. Но очки жалко. Мне их так и не вернули.

– Вы ведь с Семашко разговаривали перед отбоем?

– Да.

– О чем?

– О чем… О жизни. Он у меня все Горбушкой интересовался.

– Как? – не поверила своим ушам Клавдия.

– Ну, рынок такой есть…

– Я знаю.

– Вот. Он считал почему-то, что я там торгую. А я не торговец, я производитель.

– А зачем ему нужна была Горбушка, не говорил?

– Да так, намекал больше. Дескать, есть у него какой-то фильм, хочет его подороже продать.

Клавдия внутренне напряглась.

– Что за фильм?

– Не знаю, говорил – сенсация.

Да уж…

– И что вы ему посоветовали?

– Так я же не торговец, повторяю.

– Ну-ну, будет вам скромничать. Вы ведь и швец, и жнец, и на дуде игрец.

– Ну правда, знаю я кое-каких людей. Но я же все следователю сказал.

– А Семашко?

– Нет. Ему не сказал. Он у меня не вызывал доверия.

– Хорошо. У меня такой вопрос тогда – кто из ваших «кое-каких людей» занимается документальным кино?

– Ага. Вы имеете в виду порнографию?

– Нет.

– А что?

– Убийства.

Горбатов минуту смотрел на Клавдию настороженно и восхищенно.

– Вы для этого меня вызвали?

– И для этого.

– Вот тут я с вами буду сотрудничать на все сто. Мне самому противно. Я один раз посмотрел такую кассету…

– Назовите.

– Шуранов. Вадим, по-моему. Впрочем, если его искать, то лучше говорить – Шура, с ударением на последнем слоге.

– А где искать-то?

– На Горбушке. Только смотрите не в палатках, а в самом ДК. Там, знаете, где рокеры тусуются.

– Завтра и пойдем. А можно сказать, что мы от вас? – спросила Клавдия.

– Нет. Проколетесь. Все знают, что я на нарах.

– А Шуре есть чего опасаться?

– А вы сами подумайте. Откуда он эти кассеты берет? Да убийцы ему и поставляют. Это, знаете, теперь такой жуткий бизнес начался. Меня тошнит.

Клавдия не без сочувствия посмотрела на Горбатова. Она испытывала те же самые эмоции.

Они еще поговорили с Леонидом Марковичем. Клавдия расспрашивала, с кем приятельствовал в камере Семашко, как вообще жил, чем занимался. Ничего нового, впрочем, она не узнала.

– Ну, госпожам следовательницам мое почтение, – попрощался видеопират, когда милиционеры надевали на него наручники.

– Заходите, – вырвалось у проникшейся симпатией к Горбатову Ирины.

– А с виду добрый человек, – сказал Горбатов.

Как только закрылась за ним дверь, зазвонил телефон.

– Да, – ответила Клавдия. – Молодец, сынок, записываю. – Она что-то черкнула в блокноте и встала.

– Все, Ириша, пора.

– Куда? На Горбушку?

– Нет, это завтра. А сейчас мы поедем, – она заглянула в блокнот, – на улицу Василисы Кожиной, дом двадцать, квартира пять. Там живет человек, который разыскивал Сафонова.

– Откуда вы узнали?

– По фамилии. Есть такая программа, называется «Карта, адреса и телефоны Москвы и Подмосковья». Макс в Интернете нашел. Но я завтра обязательно на Горбушке диск куплю.