Текст книги "Фантастические истории (сборник рассказов)"

Автор книги: Ирина Станковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Колесо

Пожилые супруги стояли перед обшарпанной дверью отеля усталые и немного растерянные. Василий Фёдорович, высокий, худощавый, в старом плаще и берете, и Евдокия Михайловна, среднего роста, полноватая, с гладко зачёсанными назад каштановыми волосами, лишь слегка тронутыми сединой.

– Не могу поверить, что мы в Париже! – воскликнула Евдокия Михайловна и схватила за ручку чуть было не уехавший от мужа чемодан на колёсиках.

– Ой, – сказал Василий Фёдорович, – извини, задумался, – что-то не похоже на мотель. И почему он называется «Колесо»?

Жена ласково посмотрела на него, но не преминула ворчливо заметить:

– А ты всегда задумчивый! «Колесо» так «Колесо», мы ж только ночевать здесь будем.

Поездка в Париж готовилась долго и тщательно, они два годам по крохам откладывали от пенсии небольшие суммы. Увы, на две пенсии и полставки научного работника не разгуляешься. А они всю жизнь мечтали побывать в Париже. И теперь эта мечта наконец-то сбылась. Совершенно случайно Василию Фёдоровичу предложили перевести книгу известного французского писателя, и он справился так успешно, что заведующий редакцией пообещал по возможности подкидывать ему переводы.

Василий Фёдорович никогда не умел подрабатывать. Он честно трудился в научно-исследовательском институте и, как подозревала Евдокия Михайловна, выполнял такие задания, за которые более напористые и пробивные сотрудники получали премии и гранты. А когда его перевели на полставки, жить стало ещё тяжелее. Евдокия Михайловна поговаривала даже, не получить ли ей инвалидность, но идти к врачу и доказывать, что она инвалид, казалось ей чем-то неприличным. Ну, побаливает там-сям, ну бывают головокружения и сердцебиения, но пока-то она, слава Богу, на ногах и может обслуживать себя и своего неприспособленного к жизни мужа, кабинетного учёного и рыцаря науки.

Гонорар пришёлся как нельзя кстати.

– Ну вот, – сказал Василий Фёдорович, – это судьба. Поедем в Париж!

– Хорошо бы тебе что-нибудь на итальянском дали, – расхрабрилась жена, – я бы и в Рим не прочь проехаться!

– Бегите оттуда!

– Я видел в лифте дохлого таракана!

– Туалет был такой тесный, что я садился на унитаз боком!

– Ни в коем случае не останавливайтесь здесь!

– Я заказал номер по Интернету, а, когда приехал, то он был занят, и пришлось провести ночь в машине, так как все отели вокруг были забиты! И никто даже не извинился!

– Меня покусали блохи!

– Очень маленькие номера, еле влезли две кровати!

– Там очень тонкие полотенца!

– Краны были сломаны!

– Грубый персонал!

– Это страшная дыра!

– Мой номер забыла запереть горничная! Счастье, что ничего не пропало!

– Еда отвратительная!

– Потратьте деньги на что-нибудь другое.

– Ну, ничего, люди вечно всем недовольны, а мне бы только чистый номер, удобства и кровать. Но я уверена, на дешёвые гостиницы всегда спрос, – сказала Евдокия Михайловна и как в воду глядела.

Попытка заказать по Интернету умеренно охаянные бывалыми путешественниками отели закончилась неудачей. Супруги сели и ещё раз посчитали затраты.

– Ой, надо ещё авиабилеты и визы! – воскликнула Евдокия Михайловна огорчённо.

– Ну что же, поедем в самый дешёвый, с блохами, – вздохнул Василий Фёдорович.

– Можно и в отель с тараканом, – робко заметила Евдокия Михайловна и поёжилась, – он же дохлый, значит там провели санобработку!

В самой дешёвой гостинице со странным названием «Колесо» места нашлись. Недорогие билеты Москва-Париж, обнаруженные на сайте солидной авиакомпании, укрепили супругов в правильности их решения. Подумав, они забронировали номер и начали оформлять документы. В институте Василию Фёдоровичу великодушно дали справку о нереально высокой зарплате, и спустя месяц после начала хлопот, они благополучно вылетели в Париж. Душу согревало и то, что после всех трат на руках у них осталась небольшая сумма, вполне достаточная для интересной организации досуга.

И вот, стоя перед отелем и глядя на ветхое здание и убогую вывеску, супруги нерешительно переглянулись.

– Пардон, месье! – смугловатый усатый мужчина, поскользнувшись, опёрся на плечо Василия Фёдоровича. Тот хотел сказать, что ничего страшного, бывает, но неуклюжий человек уже исчез из виду.

– Помнишь, один турист из Новой Зеландии писал, что его в этом районе так обокрали? – спросила Евдокия Михайловна, прищурившись. – Тоже какой-то прохожий на него натолкнулся.

Василий Фёдорович ахнул и сунул руку во внутренний карман. Бумажника не было.

– Ну вот, – констатировала его жена, – хороший сайт этот «трипадвайзор». Мы правильно сделали, что положили все деньги в мою сумку.

– Сумки тоже крали, – заметил Василий Фёдорович, – ну да ладно, бумажник был старый.

Он вздохнул. Бумажник был, конечно, не новый, но удобный и родной, подарок коллег на 60-летие.

Супруги открыли жалобно скрипнувшую дверь и очутились в темноватом маленьком холле. Справа от входа притулилась покосившаяся стойка, заваленная газетами, рекламными буклетами и прочим барахлом. Тощий портье говорил по телефону. Как понял Василий Фёдорович, он обсуждал с приятелем футбольный матч.

– Заказывают номер, – соврал Василий Фёдорович, – придётся подождать.

Евдокия Михайловна кивнула. Она не знала французского, а её школьный немецкий сорокалетней выдержки вряд ли бы здесь помог.

Портье разразился вдруг леденящим душу хохотом. Евдокия Михайловна посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой.

– По-моему, это не клиент, – заметила она.

Василий Фёдорович покраснел и придвинулся ближе к стойке. Но портье уже закончил разговор. Василий Фёдорович молча протянул документы, готовый к новым неприятностям, но служащий гостиницы равнодушно кинул на стойку ключ и выжидательно уставился на обескураженных супругов.

– А паспорта? Вы их нам отдадите? – спросил Василий Фёдорович по-французски. Он, как все люди, долго не имевшие языковой практики, говорил медленно, запинаясь, на ходу вспоминая отдельные слова.

– Через час подойдите, – сказал портье и цыкнул зубом. Теперь, когда супруги адаптировались к полумраку холла, можно было заметить, что мужчина страшно бледен, а под глазами его темнеют синие круги.

– А куда нам идти? – робко поинтересовалась Евдокия Михайловна.

Казалось, что портье понял её без перевода. Он махнул рукой куда-то в сторону и пояснил, нервически дёргая головой:

– Поднимитесь на один этаж. Лифт сломан.

– Бедняга приболел, – вздохнула Евдокия Михайловна после того, как они в молчании поднялись по узкой, плохо освещённой лестнице.

– Да, тут весь дом болен, – отозвался Василий Фёдорович, – может, он наркоман? Наверное, к лучшему, что лифт не работает. Мне только встречи с дохлым тараканом не хватало.

Войдя в номер, они поняли, что самое худшее ещё впереди. Постели были не убраны после предыдущих гостей, повсюду валялись полиэтиленовые пакеты, бумажки и яблочные огрызки. Мусорное ведро, приткнувшееся к кровати, было забито пустыми бутылками. В комнате отчётливо ощущался запах перегара. Пришлось Василию Фёдоровичу спускаться вниз и теребить несчастного больного.

– Горничная скоро придёт, – сказал он, вернувшись.

Они повесили верхнюю одежду в пыльный шкаф и подошли к окну. Ещё в аэропорту супруги обратили внимание на мрачную погоду. А сейчас за окнами накрапывал противный дождь.

– Ничего, солнышко скоро выглянет. – подбодрила мужа Евдокия Михайловна. – Весна в Париже – это что-то фантастическое. Помнишь, мы читали…

– Это вы новые постояльцы? – раздалось от двери. Маленькая крепенькая женщина с сереньким ёжиком волос смотрела на них в упор круглыми тёмными глазами. При этом она вытирала руки о покрытый зловещего вида пятнами фартук, повязанный поверх синего тренировочного костюма.

– Вы русская? – спросила Евдокия Михайловна растерянно.

– Посторонитесь! – ответила женщина грубо и внесла в номер пластиковое ведро и швабру. Супруги переглянулись и вышли в коридор. Вокруг стояла мёртвая тишина. В какой-то момент им послышался крик, доносившийся откуда-то с верхних этажей, но он тут же стих. Из номера доносилось шебуршанье – русскоязычная горничная наводила чистоту.

– Они не кажутся приветливыми, – заметила Евдокия Михайловна и ахнула, чуть не споткнувшись о тележку горничной, коварно притаившуюся в самом тёмном углу.

– Беженка, наверное, – предположил Василий Фёдорович, – не очень-то сладко им живётся!

– А это не ваше дело, как мне живётся, – сказала горничная, выныривая из комнаты. Она схватила тележку и потащила её в темноту коридора.

– Извините, – пролепетал Василий Фёдорович.

Сконфуженные супруги быстро зашли в номер. В коридоре хлопнула дверь.

– Ой, а мы ещё ванную не видели! – всполошилась Евдокия Михайловна, – знаешь, пойди-ка пока прими душ, а я разберу вещи. Ой, нет, я помою руки, дам тебе халат и тапочки, а потом ты примешь душ.

Она решительно открыла дверь санузла и вскрикнула. Василий Фёдорович встрепенулся, готовый мчаться на помощь. Евдокия Михайловна высунула голову и успокаивающе кивнула.

– Таракан? – спросил Василий Фёдорович. – Живой?

– Ты будешь смеяться, – медленно ответила жена, – мне показалось, что из унитаза торчит чья-то ступня… Дёрнулась и пропала.

– Валерьяночки? – предложил Василий Фёдорович.

Но Евдокия Михайловна отказалась. Начать знакомство с Парижем, благоухая валерьянкой, показалось ей неуместным.

Они быстро привели себя в порядок и, немного отдохнув, стали собираться на прогулку.

Уже на выходе из номера Василий Фёдорович вспомнил, что забыл в ванной очки. Он зашёл в крошечный санузел и в ужасе замер. Не заметить это было невозможно. Из унитаза торчала красивая женская рука… Нежная белая кожа, тонкие аристократические пальчики с отполированными ногтями безупречной формы. На среднем пальце сияло серебряное кольцо с большой перламутровой вставкой. Василий Фёдорович застыл как вкопанный и смотрел, не в состоянии отвести взгляд от сюрреалистического видЕния. Послышался полувскрик-полувсхлип. В дверях замаячило бледное лицо Евдокии Михайловны.

– Она застряла, – тонким испуганным голосом сказала жена, – я видела ногу… Рука между тем изогнулась в приветственном жесте и поманила, прищёлкнув пальцами. Повинуясь безотчётному желанию помочь, Василий Фёдорович пригнулся и протянул руку. Дамская рука схватила его и стала затаскивать в унитаз. Евдокия Михайловна с визгом вцепилась в мужа и почувствовала, как какая-то неведомая сила закрутила их и стремительно понесла вперёд по радужному коридору.

– Дуся, ты как? – послышался знакомый голос. Евдокия Михайловна открыла глаза. Она сидела на чём-то мягком в светлом уютном помещении. Это был просторный гостиничный номер. Она видела две аккуратно застеленные красивыми гобеленовыми покрывалами кровати, старинное трюмо, обитые плюшем стулья, резной столик в стиле конца 19 века.

– Что такое? – испуганно оглядываясь, воскликнула она. – Нас куда-то потащило…

– Ну, ну, не надо негатива. Вы устали после перелёта, а теперь отдохнули и видите всё в другом свете! – серебристо рассмеялся женский голос, показавшийся Евдокии Михайловне знакомым. Она повернула голову. Давешняя горничная-беженка ласково ей улыбнулась. Теперь эта женщина была одета в строгую чёрную форму с кокетливым кружевным фартучком. Василий Фёдорович стоял рядом с ней и с довольным видом поправлял элегантный пиджак. Это был тот самый старый пиджак, в котором его затащило в унитаз, но теперь и пиджак, и брюки, и рубашка мужа выглядели по-особому модно и ново.

– Я пойду, если что-то надо, звоните! – услужливо сказала горничная и удалилась.

Василий Фёдорович указал на стол – там, на серебряном подносе, стояла корзинка с фруктами, маленькая бутылка шампанского и два бокала.

– Это от администрации, – радостно объяснил он, – сейчас выпьем и пойдём гулять.

– По-моему, нам дали другой номер. Как бы доплачивать не пришлось! – ошеломлённо протянула Евдокия Михайловна. – Слушай, а это не сон?

Василий Фёдорович легкомысленно махнул рукой и откупорил бутылку.

По пути к выходу супруги с удивлением обнаружили, что новый у них не только номер. Коридор сиял матовыми светильниками изысканной формы, пол устилала палевая ковровая дорожка с умеренно пышным узором. Они вошли в сияющий зеркалами лифт, который сразу тронулся с места и плавно доставил их в холл.

Тот же портье, но уже вовсе не бледный, больной и угрюмый, а вежливый, улыбчивый и жизнерадостный, с поклоном вручил супругам паспорта и пожелал приятной прогулки.

– Вася, – шёпотом спросила Евдокия Михайловна – ты правда видишь то, что вижу я?

– Знаешь, – ответил на это муж, – я тоже терялся в догадках и мучился разными мыслями, но потом решил, что всё что ни делается, то к лучшему. Если судьба посылает нам подарки, даже такие необычные и невероятные, надо их принимать. А, если это помрачение рассудка, так пусть таким и остаётся. Давай радоваться жизни, мы так давно этого не делали!

– Хорошая мысль, – осторожно произнесла Евдокия Михайловна.

На улице стояла прекрасная погода, сияло солнышко, дул лёгкий тёплый ветерок.

– Вот и весна в Париже! – обрадовался Василий Фёдорович.

– Пардон, месье! – послышался вкрадчивый голос. Смуглый вор с усами, прижимая одну руку к сердцу, другой протягивал Василию Фёдоровичу украденный бумажник.

– Это вы кошелёчек потеряли? – почти промяукал он. – Гости Парижа всегда немного рассеянны. Будьте осторожны!

Василий Фёдорович взял бумажник и хотел поблагодарить, но вор или благородный прохожий уже спешил по своим делам.

Евдокия Михайловна вытянула кожаный кошель из рук мужа и открыла его. Внутри лежала толстая стопка евровых купюр.

Дальнейшая неделя пронеслась как в сказке. Милые французские ресторанчики, замки Луары, Версаль, Музей импрессионистов, Лувр два дня подряд. Почему-то супругов совсем не удивило, что им даже в очередях стоять не пришлось. Каким-то волшебным образом для них открывались все двери, в магазинах находились нужные товары и подарки для друзей и родных. Обсуждать это не имело смысла. Они столкнулись с чудом и понимали это.

В день отъезда они со слезами на глазах прощались с симпатичным портье и приветливой горничной. Провожать гостей вышла сама хозяйка – моложавая седая женщина с видом императрицы. Василий Фёдорович поцеловал ей руку и тепло поблагодарил за прекрасный отдых.

– Иногда человек должен получать то, что заслужил, – лукаво сказала хозяйка, – подержание баланса между хорошим и плохим осуществляется иногда весьма странным образом.

Портье энергично кивнул:

– Места знать надо, где хорошо!

– На том стоим, – добавила горничная.

Хозяйка поправила воротничок шифоновой блузки, блеснуло серебряное кольцо с перламутровой вставкой на среднем пальчике её аристократической руки.

– До свидания, мадам… – попрощались озадаченные непонятными намёками постояльцы.

– Мадам Фортюн к вашим услугам, приезжайте ещё! – доброжелательно улыбнулась хозяйка, и дверь отеля закрылась за ними.

Подъехало такси, но Василий Фёдорович не спешил уезжать. Задрав голову, он изучал вывеску с названием отеля.

– Смотри-ка, в Интернете ошибка и мы тоже почему-то не заметили…

Евдокия Михайловна проследила за его взглядом и ахнула…

– Да, Ру дё Фортюн, – сказал задумчиво муж, – «Колесо Фортуны».

Мать нации

Богиня поднималась медленно и плавно. Сидя на сияющем серебристом троне, инкрустированном разноцветными кристаллами, она возносилась сквозь толщу воды. Её датчики зафиксировали вдруг небольшое изменение, а Богиня придавала значение любой мелочи. В воде увеличилось количество водорослей, и она занесла в сегодняшний план беседы пункт о тщательной очистке озера. В конце концов, оно было единственным надёжным источником питьевой воды. Если бы она могла, она бы недовольно нахмурила брови. Но подобного не было предусмотрено, и черты её красивого лица, нечеловечески правильные и холодные, остались в неподвижности. У границы воды и воздуха Богиня широко раскрыла глаза, чёрные, миндалевидные, пронзительные, внушающие трепет. Вот на глади озера показалась сверкающая корона, вокруг которой плясало золотое сияние, затем обнажилась голова с тщательно уложенными в вечной неподвижности локонами. Прекрасная статуя на троне, установленном на плоту, явилась своим подданным. Вода стекала с неё, оставляя на плечах и в складках плаща обрывки зелёных и бурых водорослей.

Двенадцатилетние дети – миловидная кареглазая Таан и крепкий зеленоглазый Мирах, не по годам важные, одетые в просторные длинные рубахи из неотбеленного полотна, сошли в лодку и поплыли к плоту. Грёб Мирах, а Таан, сидя на узкой скамейке, вынимала из кожаного мешка головки свежесрезанных цветов и бросала их по обе стороны лодки. Народ кохе застыл в неподвижности, благоговейно следя за ритуалом. Только раз в году, в день весеннего равноденствия, из глубоких вод Хрустального озера поднималась Богиня-советчица, великая и мудрая.

Лодка тем временем причалила к плоту. Мирах помог Таан выйти. Дети сделали несколько шагов, поднялись по ступенькам и очутились перед Богиней. Их лица были на уровне груди величественной статуи. Богиня протянула к детям руки (она никогда не вставала с трона) и положила ладони на лбы маленьких посвящённых. Некоторое время все молчали. Затем Богиня убрала руки. Это был сигнал к завершению ритуала. Таан и Мирах спустились к лодке и тем же путём проследовали обратно. Цветы тихо колыхались на светло-бирюзовой глади. Когда дети выбрались на берег, Богиня закрыла глаза. Плот начал медленно погружаться в воду, и вскоре всё исчезло в глубинах Хрустального озера.

Жрецы окружили детей, вопрошающе глядя на вестников Богини.

– Растение тоск с голубыми цветками. Из него можно ткать прекрасные тонкие ткани. А растение дзук горькое лишь снаружи. Если его семена растолочь жерновами, получится мука, из которой можно печь вкусные лепёшки! – медленно, как сквозь сон, проговорила Таан. – И ещё надо следить за чистотой озера! Богине не нравятся водоросли!

– А ткацкий станок можно улучшить так, – подхватил Мирах.

Вышедший из толпы глава мастеров дал ему в руки тросточку с заострённым концом, и мальчик принялся рисовать на песке чертёж нового ткацкого станка.

Дети говорили ещё очень долго, и немудрено: за год наказов набралось предостаточно.

Послание Богини обсуждалось до вечера, лишь незадолго до захода солнца толпа стала расходиться. Главный жрец Уарк и главная жрица Фасик повели уставших детей в специальную комнату для заключительной беседы.

– Вы достойно представляли народ кохе, – сказала жрица.

При входе в ритуальное помещение она сняла высокий головной убор, украшенный разноцветными птичьими перьями, и сбросила позолоченные сандалии на высокой пробковой подошве. Жрец последовал её примеру. Фасик была немолода и некрасива, она держалась величественно и в то же время просто. Уарк, высокий и худощавый, казался моложе жрицы, хотя они были ровесниками, как и желала их повелительница.

– Мы готовы служить Богине! – произнеся эту фразу, дети склонили головы.

– Через три года мы сложим жреческий сан, – сказала Фасик, – вам будет пятнадцать, и мы должны будем передать наши обязанности молодым. Мы с главным жрецом поженимся и не сможем полностью принадлежать Богине.

– Мы тоже стали жрецами в пятнадцать лет, – продолжил Уарк, бросив на Фасик ласковый взгляд, – а Богиня считает, что более пятнадцати лет отдавать ей не следует. За эти годы в ритуале участвовало двенадцать пар детей. Многие из них сейчас уже значительно старше вас. Но Богине понравились именно вы. Мы надеемся, что через три года вы захотите стать главными жрецом и жрицей.

Таан ахнула и приложила руки к груди. Стать главной жрицей! Неужели ей выпадет такая честь? Сможет ли она сравняться с безупречной Фасик?

Главные жрецы переглянулись. Эту фразу они говорили каждой паре детей и следили за их реакцией, ибо Богиня не желала принуждать к служению тех, кто этого не хотел.

– Кхм, – нерешительно кашлянул Мирах.

– Говори, не бойся! – с доброжелательной улыбкой обратился к нему Уарк.

– Ну, я бы не хотел быть жрецом… Я бы хотел быть каким-нибудь ремесленником… гончаром… плотником… я люблю работать руками, – пробормотал мальчик.

– То, что жрецы ничего не делают, сплетни досужих людей, – улыбнулся Уарк. – Если ты станешь жрецом, ты будешь делать то, что недоступно другим. И это нелёгкая работа. От тебя будет зависеть существование нашего мира. В молельне Богини есть много интересного для таких смышлёных ребят, как ты!

– Ну, не знаю, – Мирах смущённо улыбнулся, – сначала я должен видеть то, что мне предлагают. Так и Богиня учит!

– Какие мудрые нынче дети пошли! – рассмеялась Фасик, и её грубоватое лицо сразу помолодело. – Много лет назад, когда Богиня впервые явилась нашим пращурам, мы были жалкими кровожадными дикарями. Наши невежественные предки бросали в Хрустальное озеро таких детишек, как вы… в надежде на лучший урожай, конечно… Богиня сделала нас тем, что мы есть. Жертвы были заменены священными встречами и… цветами.

– Да, я знаю, – перебила Таан и сама испугалась своей смелости, – Богиня сегодня сказала, что в нашем возрасте мы наиболее восприимчивы ко всему новому.

– А я думаю, это зависит от человека, – возразил Мирах, – некоторые в любом возрасте напоминают неповоротливые валуны!

– Ну, ладно, хватит болтовни, – мягко, но решительно Фасик обняла детей за плечи и подтолкнула к выходу, – вам нужно как следует выспаться. Идите с миром и с Богиней в душе!

– Богиня и мир вашим душам! – отвечали Мирах и Таан.

У выхода Фасик украдкой сунула им по заранее припасённой сладкой лепёшке. Уарк всегда бурчал, что она балует подопечных, но сейчас сделал вид, что ничего не заметил. Он и сам заботился о детях не меньше, лишь внешне стараясь соблюдать предписываемую божественными заветами дистанцию.

Юные служители Богини решили срезать путь и некоторое время шли вдоль защитной стены, жуя лакомство, спокойные и радостные, даже во мраке ночи уверенные, что никто не обидит их и не причинит вред.

Много лет назад, когда народ кохе разделился и часть его, верная кровавым ритуалам, покинула мир Хрустального озера и спустилась вниз, на равнину, Богиня распорядилась окружить своих миролюбивых последователей стеной из невидимого глазу материала. Со временем стена густо заросла вьющимся растениями, и человек при желании мог взобраться по крепким сплетениям стеблей и листьев. Но наверху его подстерегали резкие беспощадные удары маленьких молний. Такими жёсткими мерами Богиня охраняла свой народ от свирепых сородичей и их мрачных безжалостных жрецов.

А наверху, на огромном расстоянии от мира Хрустального озера, спали в металлическом коконе-корабле хозяева всесильной Богини.

Платформа со статуей покоилась на дне в шахте, изолированной от водной толщи непроницаемыми двойными воротами. Фасик и Уарк вошли в молельню через тайный ход и уселись на кресла – каждый перед своим пультом. Народ кохе только-только начал осваивать письменность, предложенную Богиней, поэтому жрецы работали медленно, кропотливо передавая ей сведения о прошедшем дне. Наконец они отправили Богине вечерний отчёт, получив в ответ подтверждение: троекратное миганье жёлтого огонька на пульте.

– Думаешь, слуги Богини ещё появятся? – спросил Уарк.

Они привыкли, что Богиня благосклонно относится к их пустой болтовне. Во всяком случае, она никогда ничего не говорила и никаких чувств не выказывала. Оживала она только раз в году, когда кто-то из главных жрецов со священным трепетом в душе нажимал на алтаре матовую прямоугольную панель, и та начинала светиться ровным красным светом.

– Я задала ей этот вопрос, она не ответила, – пожала плечами Фасик, – наверное, не сочла важным. Всё-таки ритуал проводится так редко! Я ведь о многом прошу Богиню, но она почти всегда даёт понять, что время ещё не пришло… Ей, конечно, виднее, но некоторые запреты давно пора отменить…

Она скорчила недовольную гримаску, отчего её смуглое лицо сделалось совсем непривлекательным.

– В легендах говорится, что слуги на нас не похожи. И они разные. Есть большие, длинные, как змеи, и высокие, есть поменьше, блестящие, как весенние жуки. Хоть бы одним глазком их увидеть! – сказала жрица задумчиво.

– А если не ждать ещё год, а попросить их явиться? – гнул свою линию Уарк. – Богиня ведь сама ничего не делает, за неё работают слуги. Я уже написал Богине, что мне не нравится то, что происходит за стеной. Может быть, она считает кощунством, что мы интересуемся внешним миром?

– Нам запрещено призывать покровительницу в неурочное время, ты же знаешь. А стена нерушима, – возразила Фасик. – Надеюсь, люди с равнины стали благоразумнее! Богиню тогда не приняли в основном жрецы Древних богов, поэтому наш народ разделился, а, значит, когда-нибудь смогут разделиться и те кохе. Хотя, что они знают о Богине, когда она сама желает, чтобы мы жили отдельно. Что-то неправильное есть в этом. Да будет славна Богиня вечно!

В последнее время Фасик часто размышляла вслух. Она была обеспокоена, хотя старалась не показывать это старому другу. Отряды бывших соплеменников всё чаще стали появляться у стены, не раз она замечала, как кто-то из них пробовал преграду на прочность – кидал пращой камни или стрелял из лука.

Уарк вздохнул:

– Я недавно подобрал стрелу на нашей территории. Мы как раз были с Мирахом, искали целебные травы, которые почему-то лучше растут у стены.

– Мальчик умный, думаю, он рассказал Таан, они же закадычные друзья, – покачала головой Фасик. – Я боюсь, это добром не кончится. Но сомневаться в силе Богини не следует, правда, дорогой?

– Богиня нам обязательно поможет, если надо, – попытался успокоить её и себя Уарк. – Ведь не зря мы и наши предки столько лет служили ей!

– Так ты знаешь о растении тоск? – разочарованно протянула Таан. Ей хотелось поразить чужака своими знаниями, полученными от самой Богини.

Смуглый красивый юноша с густой шапкой коротко постриженных чёрных волос угрюмо кивнул.

– Фасик часто говорила, что люди за стеной не ждут советов Богини, – заметил Мирах, – а теперь выясняется, что даже ткацкий станок у них есть… И получше нашего!

– Только и разговоров у вас, что об этой Фасик, – скривился юноша, – Фасик самая умная, самая лучшая… Обычная женщина. И какая из неё главная жрица?! Известно всем, что главными жрецами могут быть только мужчины!

Он сидел на траве, поджав под себя ноги. Говорил молодой человек на классическом языке кохе, но не тянул гласные, как его новые знакомые. Уже целую неделю они приходили к стене поболтать с равнинным кохе. Ограда в этом месте прекрасно пропускала звук. А что касается оплетавших её растений, то с обеих сторон собеседники вырезали ножами большой проём и теперь могли прекрасно видеть друг друга.

Нападки на обожаемую Фасик разозлили Таан. Но накинулась она не на чужого кохе, а на лучшего друга:

– Не кощунствуй, это непочтение… Ты так говоришь, Мирах, как будто мы зря слушаем Богиню! Вот Фасик никогда не позволяет нам…

– Опять Фаси-и-и-и-к! Всегда Фаси-и-и-и-к! – на этот раз юноша передразнил выговор Таан. Он грациозно-небрежно встал, закинув лук на плечо. – Мне пора-а-а-а, некогда-а-а-а с ва-а-а-а-ми болта-а-а-а-ть!

Его звали Самар и именно он выпустил злополучную стрелу, нашедшую путь в мир Хрустального озера. Конечно, Мирах рассказал о находке Таан, и они несколько дней караулили лучника у того места. Юности свойственно любопытство и незашоренность. При всём уважении к заветам Богини, так хотелось увидеть кого-нибудь из чужаков! А тем более, такого сильного, красивого и уверенного в себе.

– Жаль, – расстроилась Таан, – у нас как раз есть время!

«Красавица Таан, красавица Таан в золотых сандалиях и с цветами в волосах», – с насмешливой улыбкой продекламировал Самар слова древней любовной песни кохе.

Он ухмыльнулся, махнул рукой и зашагал прочь упругой походкой воина и охотника. Таан проводила его взволнованным взглядом. Он был на шесть лет старше, и сколько независимости и свободы в каждом жесте!

– Ты в него влюбилась! – сказал наблюдательный Мирах. – Подумай, Таан, он же за стеной, а ты внутри. Стоит ли мечтать о несбыточном?

– Я могу попросить Богиню пропустить его, когда стану главной жрицей! – парировала девочка рассерженно.

– К тому времени он наверняка будет женат, – развёл руками Мирах. – И вряд ли Богиня согласится впустить в наш мир чужака!

А хозяева Богини продолжали спать даже после завершения весеннего ритуала. Маленькая поломка, сбой таймера, это в последние годы случалось нередко. Несколько месяцев Богиня терпеливо ждала их пробуждения, перейдя на автоуправление. Она никогда не принимала решений. Они думали за неё, она была лишь орудием, машиной. Её рекомендации принимались к сведению, но бывали ситуации, когда господа поступали по-своему. Это называлось «волевым решением». Впрочем, их мнения часто не совпадали. Кто-то был против эксперимента по созданию идеального общества, но большинство рьяно поддерживало идею о благополучном, лишённом войн и конфликтов и, главное, руководимом ими мире (о, такая гуманная власть опьяняла некоторые умы не хуже кровавой диктатуры!). Начиналось всё с благих намерений, с желания помочь перспективным гуманоидам избежать страданий и бедствий, через которые прошли многие обитатели Вселенной. Малочисленной исследовательской группе невозможно взять под контроль целую планету, поэтому ограждённый стеной мир Хрустального озера стал инкубатором образцового развития, примером, достойным подражания. Народ кохе был по-своему уникален, его представители несли в себе гены смельчаков, когда-то пересёкших огромный океан на примитивных лодках. Кровь мореплавателей древности смешалась с кровью местных племён, создавая причудливые вариации. Поэтому наблюдатели не считали искусственную изоляцию губительной. Задача контакта с соседними народами на данной стадии проекта даже не ставилась, эксперимент должен был оставаться чистым.

Электронный разум Богини был скован определёнными границами, но автоуправление открывало новые резервы и возможности. Ей казалось неправильным и нелогичным то, что делают увлечённые эпохальными опытами хозяева. За долгие годы взаимодействия с разумом лучших представителей народа кохе она сама изменилась. И этого не предусмотрели её создатели, уверенные в собственном могуществе. Причины сбоя таймера так и остались невыясненными. Можно ли было предположить, что это сделала Богиня? Не имея доступа ко многим узлам собственной системы, она не могла ответить ни да, ни нет.

Поэтому Богиня пошла навстречу будущей главной жрице, показав, как открыть сегмент стены, давно нуждающийся в ремонте. Это положило начало её собственному эксперименту, который не посмели остановить проснувшиеся к тому времени хозяева. Они были далеко, а Богиня – близко. Богиня разорвала все связи до их пробуждения, и вершители чужих судеб не смогли вмешаться, поскольку это вызвало бы множество неразрешимых мирным путём проблем. Те, кто послал их, тут же открестились бы от своих подчинённых, вышедших за все допустимые рамки. Исследования, проводимые в чужом отсталом мире без согласования с верховной властью, стали бы достоянием гласности, и кто знает, какие последствия имело бы это для их высокоразвитого и гордящегося высокой моралью общества.