Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Ирина Волчок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Слушаю, – после первого же гудка отозвался решительный мужской голос.

– Доброе утро, – неуверенно сказал Виктор. – Семилетов беспокоит. Э-э… Викторию могу услышать?

– Да она уже убежала, – недовольно сказал голос. – Вы ей на работу звоните. Она машину взяла, так что минут через пятнадцать уже там будет.

Она все-таки Виктория. И поехала на работу на машине. Если она уборщица, то он, Виктор, – Дюймовочка. Предполагается, что он должен знать номер ее рабочего телефона. Допустим, он знал, но забыл.

Виктор опять набрал 21–34 и долго слушал длинные гудки. Ну да, папе тоже рано на работу. Ничего, когда-нибудь он с работы возвращается, верно? Потерпим. А пока займемся своей работой, потому что мы тоже не бездельники.

Честно говоря, эту работу Виктору выполнять как раз не очень хотелось. Задание было какое-то… не очень понятное.

– Ты приглядись как следует, – сказал зам главного. – Интересно же – на ровном месте, без всяких спонсоров, без всякой рекламы газетку слепили. За полгода тираж в двадцать четыре раза увеличился. Мистика? Не только самоокупаются, но и доход какой-никакой… И телефон доверия у них там работает, специалистов привлекли. Мы ж тоже такой телефон организовать хотели, помнишь? Ты покопайся там, может, что полезного накопаешь.

Виктору все это заранее активно не нравилось. И название газеты не нравилось – «Скорая помощь». И идея телефона доверия не нравилась. Все это не ново, не актуально, не имеет никакого отношения к журналистике и вообще скучно.

Ладно, придется идти копаться во всей этой глупости, раз уж приехал

В девять с минутами он был уже у дверей бывшего Дома культуры то ли строителей, то ли водителей и внимательно изучал таблички с названиями разных фирм и организаций. Ага, вот она, редакция газеты «Скорая помощь», второй этаж, комнаты 24, 25, 26. Хе, редакция. Вон, рядом табличка «Ремонт кожаных изделий» – и то семь комнат. Виктор немножко потоптался у входа, поглядел на небо, вздохнул и потопал на второй этаж.

В комнате 24 сидела очень деловая дама при полном параде и сосредоточенно красила ресницы, глядя в маленькое зеркало.

Виктор пару минут ждал реакции на свое появление, не дождался, кашлянул и с плохо скрытым раздражением спросил:

– Где я могу найти редактора?

Очень деловая дама оторвалась от зеркала, с таким же плохо скрытым раздражением глянула на него недокрашенными глазами и вдруг заорала дурным голосом:

– Ва-а-але-е-ер!

Виктор от неожиданности вздрогнул и отступил к двери, но тут открылась другая дверь, за шкафом, и в комнату заглянул веселый, лохматый, очкастый, немножко нелепый и очень симпатичный увалень.

– Ты чего орешь? – строго спросил он у деловой дамы, одновременно протягивая ей конфету. – Ты же знаешь, в твоем положении нельзя нервничать.

– Убью. – сдавленно сказала дама, взяла конфету и принялась нервно ее разворачивать. – Я же просила меня оградить… Просила или нет? Через пять минут эти приедут, а у меня лицо еще не готово! Вон, потерпевший к Витьке. Проводи и поставь у дверей кого-нибудь, что ли. Ведь третий раз уже умываюсь! Можно так жить?

Лохматый увалень обернулся к Виктору, сделал горестное лицо и объяснил:

– Анне Георгиевне на телевизор сегодня… В смысле – на передачу. Ее лицо – это наше лицо… в смысле – лицо нашей редакции. От нашего лица, стало быть, она не может ударить в грязь лицом.

– Уйди! – злобно прошепелявила дама сквозь конфету.

Лохматый увалень вздохнул, развел руками и повел Виктора сквозь комнату 25, битком набитую народом, который галдел, говорил по телефону, пил чай, сидел за компьютерами, курил, смеялся, плакал и отрешенно глядел в окно, сидя на подоконнике. Комната 25 была огромным залом – наверное, в прошлом спортивным, – но от обилия народа казалась тесной.

– Сколько же у вас людей работает? – удивился Виктор.

– Четверо, – невозмутимо ответил увалень Валера. – Ну, если считать Аньку, то пятеро. А если считать еще и меня – тогда шесть. Но меня можно не считать, я тут не работаю, а так, развлекаюсь. А эта толпа – посетители. Гости. Внештатники. Потерпевшие. И так, случайные… А вы правда потерпевший?

– Я вообще-то к вам в командировку, – сказал Виктор, не совсем понимая, что этот Валера имеет в виду.

– Это хорошо, – искренне обрадовался Валера. – Витьке сейчас лишние нагрузки ни к чему. Сами понимаете: первый день после отпуска – и сразу такой сумасшедший дом. А вечером еще и на телефоне сидеть, представляете?

Виктор совершенно не представлял, но спросить ни о чем не успел – Валера уже вводил его в комнату 26, которая оказалась небольшой, темноватой, да еще и перегороженной фанерными листами.

Валера приоткрыл дверь в фанерной перегородке, заглянул в нее, опять тихо прикрыл и обернулся к Виктору:

– Вы пару минут подождите, ладно? Витька по телефону говорит. Вот в этом кресле посидите пока.

Валера исчез прежде, чем Виктор успел спросить что-нибудь о редакторе. Зам главного вроде говорил, что у них редактором женщина. Впрочем, не важно. С мужиками договориться всегда легче, а тут еще и тезка… Он сел в кресло и закрыл глаза.

– Ты к обеду приезжай, – произнес низкий, бархатный, необыкновенный голос. – Нормально поговорим. А то я сегодня уже…

Глюки. Дожил. Вот что значит не спать по ночам. Теперь, надо думать, ее голос будет преследовать его и средь бела дня.

Виктор не заметил, когда и как он очутился уже по ту сторону перегородки, в ее крошечном кабинетике, прямо перед ее письменным столом. Он зачарованно смотрел, как неземное создание сказочной, нереальной, невыносимой красоты договаривает в трубку последние слова своим необыкновенным голосом, как кладет эту трубку на рычаги и не снимает с аппарата руки – прекрасной руки, совершенной руки, каждый палец которой – уже произведение искусства… И как она запускает пальцы другой руки в пышную гриву темно-русых волос, и как поднимает на него очень яркие светло-карие глаза, и чуть-чуть улыбается, а на левой щеке у нее – ямочка. Это, конечно, сон. Наяву такое просто невозможно.

– Вы ко мне, – сказала Виктория без вопросительной интонации. – Садитесь… Ой, забыла, там стула нет. Он за шкафом, я сейчас достану…

Она поднялась, вышла из-за стола и остановилась перед Виктором, с удовольствием его разглядывая. По телефону он похвастался своим ростом. В общем, имел право: два метра – это не так уж и мало. Виктория была ниже сантиметров на пять. Он никогда не видел таких высоких женщин с такой божественной фигурой.

– Вы большой и красивый, – сказала она спокойно, слегка улыбаясь. – Это хорошо.

– Почему? – растерянно спросил он чужим голосом.

– Отдохнуть можно, – объяснила она. – Ну, как бы это сказать… Не стараться. Не делать вид, что я с собеседником на равных. Понимаете? Не давить в себе чувство превосходства. С вами-то действительно можно на равных.

Она засмеялась, глядя в его лицо, и это было последней каплей.

– Виктория, – сказал он и положил ладони на ее плечи. – Виктория. Я же говорил тебе, что это судьба. А ты: ошибся номером, ошибся номером… Разве такие ошибки бывают?

В ее глазах мелькнуло удивление, потом – понимание. Потом – радость, и тогда он обнял ее крепче, притянул к себе и озабоченно спросил:

– Я одного не понимаю: почему ты не послала меня к черту, когда я ошибся номером? Признавайся, я тебя заинтересовал?

Она не успела ответить, потому что он ее поцеловал. Впрочем, что бы она ответила? Что он тут ни при чем? Просто двухлетняя работа на телефоне доверия приучила ее никогда никого ни при каких обстоятельствах не посылать к черту. Даже если кто-то просто ошибается номером.

Два идеала – пара

Они познакомились в доме отдыха, в последний день пребывания. И даже в последние минуты пребывания, буквально за пятнадцать минут до отхода автобуса, который должен был увезти ее домой. Так что, можно сказать, знакомы они были всего пятнадцать минут, просто поговорили ни о чем, поулыбались друг другу и простились.

И потом думали друг о друге всю жизнь.

«Какая она красавица! – думал он. – Какая у нее улыбка! И какой милый этот зубик с крошечной щербинкой, И ямочки на щечках… И челочка такая пушистая… Волосы наверняка натурального цвета, она их не красит, она вообще не красится. И к тому же такая умница! Идеал. Что я рядом с ней? Недосушенный гербарий. Я ее не достоин».

И он занялся спортом, не бросая учебу, причем мастером спорта стал как раз тогда, когда закончил аспирантуру.

«Какой он умный! – думала она. – Какой он талантливый! Какие у него блестящие перспективы! К тому же такой красивый! Идеал… Что я рядом с ним? Просто какая-то мышка-норушка безмозглая. Я его не достойна».

И она принялась грызть гранит науки, при этом не бросая гимнастики. Кандидатскую она защитила как раз тогда, когда стала мастером спорта.

«Интересно, – думал он, – понравился бы я ей теперь, когда даже соперники признают мои успехи? Хотя о моих успехах знает только узкий круг специалистов. Рядом с ней должен быть тот, кого знает весь мир. Или хотя бы вся страна».

И он запатентовал несколько крупных открытий, а заодно начал свой бизнес.

«Интересно, – думала она, – заметил бы он меня теперь, когда все бабы мне завидуют, а все мужики оглядываются, и даже мама не может найти во мне ни одного недостатка? Хотя не так уж много людей обо мне знают, а рядом с ним должна быть такая, которую знает весь мир. Или хотя бы вся страна».

И она начала свой бизнес, а заодно издала несколько своих бестселлеров.

В общем, каждый день вспоминая друг друга и думая о том, что бы еще такое сделать, чтобы понравиться другому, оба они достигли невиданного успеха и благосостояния. Он был почти уверен, что, встреться они сейчас, она сочла бы его гораздо более достойным себя. Чем раньше. Она была почти уверена, что, встреться они сейчас, он обратил бы на нее внимание.

И они встретились. Случайно. Она как раз выходила из телецентра, шла к своей машине, рылась в сумочке в поисках ключей и по сторонам не смотрела. Он как раз подъехал к телецентру, вышел из машины и пошел, роясь в кармане в поисках пропуска, и по сторонам не смотрел. Поэтому они столкнулись нос к носу прямо посреди стоянки, узнали друг друга, остановились и одновременно сказали:

– Это ты!

Потом он сказал:

– Как долго я тебя не видел.

А она сказала:

– Как долго я тебя не видела.

А он сказал:

– Я тебя всегда по телевизору вижу. Ты сейчас оттуда? Опять про тебя передачу будут делать?

А она сказала:

– Да, опять вот… Ты сейчас туда? У тебя опять будут интервью брать? Я всегда твои интервью по телевизору смотрю.

А он сказал:

– А я все твои книги прочел. Там, на обложке, ты на фотографии такая красивая!

А она сказала:

– А я в журнале «Наука Америки» твои статьи читала. А фотографии твои, по-моему, не очень удачные. В жизни ты гораздо лучше… Сколько лет прошло. Почти полжизни.

А он сказал:

– А ты совсем не изменилась.

А она сказала:

– А ты все тот же.

Потом они замолчали и уставились друг на друга.

«Как же так, – думал он, и сердце у него болело. – Я так старался, я столько достиг… А выходит – в ее глазах я все тот же недосушенный гербарий?»

«Как же так? – думала она, и ей очень хотелось заплакать. – Я совершенствовалась изо всех сил, я столько сумела сделать… А для него я прежняя серая мышка без признаков ума?»

И она сказала:

– Ты опоздаешь! Я тебя сильно задержала… Ну, пока. Рада была повидаться.

И он сказал:

– И я очень рад был… Ты, наверное, тоже спешишь? Ну, пока…

И они пошли каждый своей дорогой.

Нечто необыкновенное

Сергей Сергеевич в душе был нежным романтиком, поэтому в суровой реальности чувствовал себя неуютно, особенно перед Восьмым марта. Дело в том, что, как нежный романтик, он мечтал подарить своей любимой супруге Клавдии Васильевне нечто необыкновенное, что-нибудь до такой степени из ряда вон, чтобы она ахнула, заплакала от счастья и сказала: «Не может быть!» И чтобы и все соседи, и знакомые, и сослуживцы тоже ахнули и сказали: «Не может быть!» И чтобы все сразу поняли бы, какой Сергей Сергеевич нежный романтик в душе. Но все мечты Сергея Сергеевича каждый раз скукоживались и засыхали, стиснутые жесткими рамками суровой реальности: заначенной премии обычно только-только хватало на какой-нибудь пошлый утюг или еще более пошлую сковородку. Поэтому каждый раз перед Восьмым марта Сергей Сергеевич тихо грустил и мечтал о чуде. Ах, вот если бы, например, ему дали премию не убогие две сотни рублей, а, скажем, тысячу долларов! Или лучше две тысячи… Нет, лучше три. На три тысячи долларов можно было бы купить любимой супруге Клавдии Васильевне, например, новые сапоги – она еще год назад намекала, что у нее сапоги вот-вот развалятся, – норковую шубу, костюм какой-нибудь, что ли… Что еще можно купить на три тысячи долларов? Романтическое… Кольцо с бриллиантом? Вот уж действительно все ахнули бы! С другой стороны – зачем ей кольцо с бриллиантом? Не на ее артритных пальцах бриллианты носить. Да и шуба тоже… Куда ее надевать? По рынкам, что ли, в норковой шубе бегать? Если уж на то пошло, и сапоги старые еще вполне можно починить. Да и вообще, все это – вещи. По большому счету, тот же пошлый утюг, только дороже. Ну и где здесь романтика?

Ах, вот если бы прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете и сказал бы человеческим голосом: «Чего тебе надобно, старче? Выполню любое твое желание!» Уж Сергей Сергеевич придумал бы, что пожелать.

Сергей Сергеевич мечтательно вздохнул, закрыл глаза и приготовился придумывать желание. От этого занятия его отвлекло легкое покашливание. Сергей Сергеевич открыл глаза и увидел совершенно незнакомого молодого человека, который как ни в чем не бывало стоял прямо посреди комнаты, прислонясь к боку голубого вертолета.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич. – Молодой человек вежливо улыбнулся, отклеился от вертолета и слегка поклонился. – Вызывали?

– Вы кто? – Сергей Сергеевич рывком сел, сбросил ноги с дивана и потряс головой. – Вы как сюда?.. Вы зачем?

– Я волшебник, – сказал молодой человек. – Слышал, у вас возникли проблемы. Могу помочь.

– Бред, – сказал Сергей Сергеевич. – Глюки. Изыди, видение!

– Ну зачем вы так? – обиделся Волшебник. – У меня и документы есть. Вот, можете убедиться.

Волшебник вынул из воздуха лист бумаги официального вида и протянул Сергею Сергеевичу. Да, действительно: штамп. Печать, подпись… И не просрочено.

– Минуточку, – растерянно сказал Сергей Сергеевич. – Но ко мне-то вы почему? Я не вызывал.

– Не может быть, – удивился Волшебник. – У меня заявка оформлена. – Он вынул из воздуха еще один лист бумаги и заглянул в него. – Нет, все правильно. Буквально две минуты назад вы подумали: «Вот если бы прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете»…

– Ну и что?

– Ну, я и прилетел. Готов выполнить любое ваше желание. Одно. Извините, больше не могу. Желающих перед праздником многовато, а у нас лимиты жесткие.

– С ума сойти! – Сергей Сергеевич облизнул пересохшие губы и прижал руку к затрепыхавшемуся сердцу. Он начинал верить в реальность происходящего. Романтик же. – А какое желание вы можете выполнить?

– А любое. – гордо сказал Волшебник. – Ну, почти любое… В прейскурант не входят только желания, исполнения которых могут повлечь физический, моральный или материальный вред другому лицу или группе лиц, а также загрязнение экологической среды или изменение физических законов Вселенной. Но ведь у вас таких желаний нет?

– Нет, – горячо сказал Сергей Сергеевич. – Таких – нет! Что я, сумасшедший, что ли? У меня совсем другие желания! Дайте подумать…

Три тысячи долларов! Нет, какие три тысячи… Сто тысяч! Тьфу, и о чем он только думает… Желание-то любое… Миллион… Десять миллионов. Да десять вполне достаточно. Он никогда не был жадным. А десять миллионов долларов – это вполне приличные деньги. Десять миллионов хватит на… На что же их хватит? В голове Сергея Сергеевича замелькали картины: дворцы, яхты, рестораны, шампанское, красавицы, одетые только в карибский загар и в драгоценные украшения…

– Подарок предназначен только для женщин, – негромко сказал Волшебник. – Спецобслуживание. Восьмое марта, знаете ли…

Ох, вот это облом. Сергей Сергеевич представил, что все эти десять миллионов будет тратить его любимая супруга Клавдия Васильевна, и чуть сознание не потерял. Да ей больше ста рублей в неделю давать нельзя – в момент на ветер пустит. Сроду экономить не умела. Что же делать-то?

– Есть много такого, что ни за какие деньги не купишь, – осторожно подсказал Волшебник. – Например, молодость, красота, талант…

Это как же понимать прикажете? Это что же такое получается? Любимая супруга Клавдия Васильевна станет такой, какой была двадцать пять лет назад, а он… Сергей Сергеевич вспомнил, какой была Клавочка двадцать пять лет тому назад, украдкой глянул в зеркало на стене и скрипнул зубами. Ну и предложеньице! Да и с талантами как-то не все ясно. Зачем домохозяйке, например, колоратурное сопрано? Или, скажем, дар живописца? Или, не к ночи будь помянуто, выдающиеся литературные способности? Да ведь она в момент хозяйство забросит и примется карьеру делать!

– Вот еще здоровье тоже, – задумчиво напомнил Волшебник. – У вашей любимой супруги Клавдии Васильевны артрит, остеохондроз, варикозное расширение вен, гастрит, сердце стало пошаливать – вы в курсе?

Ну и что? Сергей Сергеевич потер рукой грудь. У него тоже сердце пошаливает, особенно сейчас. Да и вообще болезней та еще коллекция. И со временем, надо полагать, меньше не станет. И как он будет чувствовать себя рядом с абсолютно здоровенькой любимой супругой Клавдией Васильевной? Ведь совсем возненавидит…

– Ну, может, хоть пустячок какой? – с надеждой спросил Волшебник. – Вот, например, духи. Таких духов больше нет ни у кого в мире. От их запаха улучшается настроение и цвет лица, проходит головная боль и бессонница.

– У всех? – с надеждой спросил Сергей Сергеевич.

– У владелицы, – виновато ответил Волшебник.

Они помолчали.

– Может, хотя бы цветы? – нерешительно спросил Волшебник. В руках у него оказался огромный букет роскошных белых роз. По комнате поплыл дивный аромат. – Смотрите, какие цветочки славные. Они будут стоять целый год. Не завянут и не потеряют аромата. А?

– Да ну их, – раздраженно буркнул Сергей Сергеевич. – Совершенно бесполезная вещь. Да и прецедент создавать незачем. Раз подаришь – потом всегда намекать будет: розы, мол, люблю…

– Что же делать-то? – огорчился Волшебник. – Я, кажется, уже все вам предлагал… Может быть, вы все-таки сами что-нибудь желаете?

– Да ничего я не желаю, кроме покоя, – рассердился Сергей Сергеевич. – Является тут, видите ли, неизвестно кто, чудеса какие-то сомнительные предлагает. Цветами какими-то подозрительными машет… И вертолет ваш, между прочим, прямо на чистом ковре стоит. А мы даже обувь в прихожей снимаем!

– Извините… – Волшебник оглянулся, рассеянно махнул рукой, и вертолет исчез. – Это так, голограмма. Для убедительности… Покой, я правильно понял?

– Правильно, – совсем уже сердито сказал Сергей Сергеевич. – Шли бы вы отсюда. Дайте мне покой наконец-то…

– Вообще-то это против правил, – заметил Волшебник. – Покой вы желаете для себя, а не для любимой супруги Клавдии Васильевны. Но, учитывая, что исполнение вашего желания в какой-то степени станет подарком и для нее, в виде исключения можно ваше желание и выполнить. Да будет так!

Волшебник исчез, как и не бывало его, а на Сергея Сергеевича снизошел невиданный, блаженный. Глубокий покой. В комнату без стука вошла его любимая супруга Клавдия Васильевна, но он даже не прикрикнул на нее за это. Клавдия Васильевна поэтому тут же осмелела настолько, что спросила:

– Кто-то заходил, Сергей Сергеевич? Что-то розами как изумительно пахнет…

Вместо того, чтобы поставить супругу на место, Сергей Сергеевич благодушно закрыл глаза и спокойно ответил:

– Да так, чудак один адресом ошибся. Ты иди, иди, займись чем-нибудь… Я посплю.

Любимая супруга Клавдия Васильевна на цыпочках вышла, тихо прикрыв дверь, а Сергей Сергеевич сладко зевнул и подумал: «Гусятницу ей подарю. Вещь глубокая, емкая. Пусть мне к праздничку гуся с капустой потушит».

Хорошая вещь – покой. Между прочим, если бы Волшебник спросил саму Клавдию Васильевну, она тоже попросила бы покоя. Потому что последние двадцать пять лет ни о чем другом просто не мечтала.