Текст книги "Специалист (СИ)"
Автор книги: Ирина Сыромятникова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Глава 11
По мере знакомства с жизнью на Селене-5, мной овладевало нечто, похожее на восхищение. Я впервые видел социум, выстроенный в точном соответствии с рекомендациями социологической науки, этакое реалити-шоу размером с маленький город. В декорациях, словно бы сошедших со страниц работы о замкнутых коллективах, разыгрывалась мыльная опера со мною в главной роли.
"Чем бы ты хотел заняться?" – спросил табельщик, "Водить звездолеты" – честно ответил я. Он нахмурился и поставил меня в бригаду, чистящую фильтры в оранжерее. Оранжевый пропуск чернорабочего позволял находиться в строго определенных местах, должно быть, за этим следил компьютер. Стоило выйти за пределы разрешенной зоны, и зуммер внутренней связи начинал противно жужжать. Я не пытался выяснить, как быстро охрана среагирует на нарушение, мне нужен был чистый послужной список. Для внезапности.
Фильтры и коммуникации могут многое рассказать. Эта станция строилась как стандартный пограничный форпост, продуманно и функционально. Каждый сварной шов – на века, каждая секция – как маленькая крепость, максимум надежности и безопасности. Новые хозяева изменили разве что дизайн интерьеров. На большинстве узлов сохранилась традиционная темно-зеленая краска, то есть, за тридцать лет эксплуатации никому не пришло в голову их поменять. Это меня напрягало. Конечно, военные закладывают в конструкции надежность с запасом, но не до такой же степени! Видно, кто-то и где-то вычертил графики вероятности поломки и экономической отдачи, и постановил – работать на износ. Я быстро выяснил, что Селеной-5 владеет "Пан-Галаксис", станция служила перевалочным пунктом и аварийной базой для десятков рудников, разбросанных по всей системе. Пик добычи тут был лет десять назад.
Через месяц мне заявили, что я "знаю дело" и предложили самому выбрать место работы. "На ваш вкус" – пожал плечами я, меня зачислили в ремонтники и выдали пропуск зеленого цвета. Теперь я мог ходить в зону отдыха каждый день, но положения это не меняло: и причал звездолетов, и центр связи находились в административной зоне, куда техническому персоналу хода не было. Зона отдыха была эдаким пряником, наградой за примерную работу, и одновременно – социальным срезом станции в миниатюре. Здесь было все, чтобы работяги могли оттянуться после работы: ресторан, выпивка, казино, девочки, магазины барахла и даже "культурный центр" с видео и библиотекой (ни одного справочника по навигации в ее каталоге не было). На Селене-5 жили целыми семьями, большинство было вольнонаемными, и здешний быт их устраивал. Искать у них помощи было бессмысленно, к клиентам Контроля они относились презрительно. Это презрение, невидимый барьер между людьми, тщательно пестовался и ненавязчиво поощрялся. Главной ценностью, пропуском в свет призван был служить контракт с корпорацией-владельцем. Несвободных контрактников отличали от "нормальных" форма одежды, цвет пропуска, место обитания, лимитированный допуск к "благам цивилизации", по которому люди безошибочно определяют общественный статус друг друга. Одних приучали жаждать символов успеха, других – наслаждаться приобретенными. Интересно, понимали ли они, что принципиальной разницы между ними нет? Те и другие были собственностью не вполне чистоплотных хозяев, просто некоторые – лучше дрессированы.
Селена-5 напоминала мне коробочку с жуками, стоявшую в магазине мадам Герды. У жуков было все для того, чтобы плодиться и размножаться, но покинуть коробку они не могли.
Герметичная замкнутость станции могла быть плодом моего воображения, а могла быть стихийно сложившейся практикой, которую кто-то умело использовал. Формально я был совершенно свободен, но при этом совершенно точно знал, чем кончится любая попытка сопротивления. Так ведь догадки к делу не пришьешь… На то, чтобы найти лазейку в системе безопасности, могли уйти годы, а таким временем я не располагал. Не располагал в принципе: еще полгода в этой конуре и я просто-напросто свихнусь.
И к началу летней сессии я точно не успею. Продлит ли Декан мой отпуск?
День моего рождения прошел никем не замеченный. Я не стал напиваться, просто посидел в видеозале перед трехмерным экраном с какой-то дурной комедией, погрузившись в свои мысли и не опасаясь, что меня станут теребить. Сдерживаемое напряжение измотало меня. Я чувствовал себя проигравшим. Единственным светлым местом была моя нынешняя работа – бригада по ремонту КМП-катеров. Один из монтеров сказал, что иногда им приходится крутить болты и на звездолетах. Это был выход, но выход определенного типа. Удушающую безысходность ситуации могла взломать лишь силовая акция, но, с момента ее начала, я стану преступником, а ОНИ – невинными жертвами, и доказать обратное будет не легко. Меня беспокоило, как далеко мне придется зайти, и как резко нужно будет действовать. В конце концов, я звездолетчик, а не коммандос. Вот только вряд ли кто-то отдаст мне звездолет, мило улыбаясь.
Я вышел из зала и огляделся. В изогнутый коридор секции выходили двери трех ярусов. Наверное, это должно было обозначать простор, но дело портили реклама и вывески. Они рассекали объем дешевыми растяжками, вклинивались в него электронными панно на кронштейнах, витали в воздухе дрожащими голографическими фантомами. Это создавало ощущение хаоса. Стеклянные галереи, соединенные легкими мостиками, фонтанчик с искусственным деревом, легкий запах еды и какофония звуков. Между ресторанчиками, кафе и магазинами прогуливаются станционные жители с детьми (заведения, в которые детей не пускают, благоразумно расположены в другой секции). Обладателей цветных комбинезонов почти не видно, все подчеркнуто цивильно, по-планетному. Даже на потолке висит голограмма "под облака".
Фальшивое небо, фальшивое благополучие, фальшивая безопасность. Я не представлял себя живущим здесь ни при каких обстоятельствах, но и убийцей себя не представлял. Пока.
Бригада ремонтников, в которой я теперь работал, производила на меня странное впечатление. Большинство из них было так называемыми "самоучками", завезенными Контролем и выбившимися "в люди". То есть, они именно что "крутили болты", подражая действиям своих предшественников и руководствуясь какими-то метафизическими представлениями о конструкции агрегатов. Мастер был выпускником периферийного колледжа, способным как максимум произвести диагностику и худо-бедно проверить качество работ. Устранять крупные неполадки или осваивать новую технику эта гоп-компания не могла по определению, а от нее этого и не требовалось. Это было еще одно проявление политики "на износ" – срок службы машин предполагался равным сроку существования предприятия.
По странному стечению обстоятельств, "прямо щас" бригаде предстояло участвовать в капитальном ремонте звездолета. Ни у кого, кроме меня, это не вызывало энтузиазма. Работы предстояло вести в невесомости, в огромном газонаполненном доке при половине атмосферы. Плюс к смене – полчаса за свой счет, на проход через шлюз. Всем выдали кислородные маски – атмосферой в доке служил инертный газ. Пользуясь вынужденным молчанием в шлюзовой камере, я пытался собраться с мыслями и выстроить какой-нибудь план. Сумею ли я верно оценить масштаб необходимого ремонта и работоспособность машины? И что потом? Но одного взгляда на корабль было достаточно, чтобы испытать непередаваемое разочарование. Монтажники уже сняли защитные панели и слои изоляции, скрывавшие под собой реакторный отсек. Среди яркого конфетти разрядников и прерывателей матово поблескивали питающие шины звездного привода. Даже при пониженном давлении между ними должна была висеть электрическая дуга в руку толщиной. Значит, накопители пусты, до железки. Мог бы сам догадаться, это в любой инструкции сказано: нельзя ставить на капитальный ремонт заправленный корабль.
Как глупо… Все мои планы не стоили выеденного яйца. Единственное место, где можно найти готовый к полету звездолет – причал на другой стороне станции. Разве что попадется мелкий ремонт без постановки в доки, но это случай, случай, такое спланировать нельзя! Сколько лет мне придется ждать такой возможности?!
Работа шла не шатко ни валко. Рабочие откровенно филонили, казалось, перспектива по шесть часов в день работать в кислородной маске их не беспокоила. Корабль, пузатый транспортник махрового года постройки, вызывал во мне щемящее чувство узнавания. Это было нечто свое, понятное и родное. Я с головой ушел в процесс монтажа бронеплит, радуясь возможности хотя бы на время забыть о проблемах.
Это имело странный эффект: меня тут же зачислили в знатные труженики. Старые работяги ревниво косились на меня, а мастер норовил назначить ответственным за какое-нибудь особенно нудное дело. Я тупо соображал, с чего это на меня свалилась такая честь. Выходило так, что "сигнал" прошел сверху. Кому-то надоело ждать, когда я раскачаюсь, и меня решили подтолкнуть. Еще одно, типа, поощрение. Предположение быстро подтвердилось – мастер сообщил, что меня желает видеть Администрация (именно так, с большой буквы и с благоговейным придыханием). Я пошел в тайной надежде пошпионить, но экскурсии по административной зоне не вышло. Затянутая в блестящий нейлон секретарша встретила меня у пропускного пункта и повела к цели кратчайшим путем. Я видел два лифта и один коридор, но меня впечатлило обилие электронных замков и камер на такой короткой дистанции. Как в банковском хранилище. Кого же они так боятся? Девица привела меня на ярус, где дерево на стенах было настоящим, а пол покрывала шерстяная ковровая дорожка.
Пожароопасное извращение…
Здесь определенно должен был сидеть какой-то высокий чин. Справа от двери (двустворчатой, на петлях!) была вмонтирована солидная позолоченная табличка с надписью "Главный Администратор комплекса Рудольф Бирек". Надо ли так понимать, что я дал имя своему врагу?
Точнее – врагам, поскольку в кабинете меня ждали двое. Вторым был молодцеватый мужчина с цепким колючим взглядом, одетый во что-то, напоминающее спортивный костюм, но из оч-чень хорошей ткани. Мне безумно хотелось сказать ему, что в таком прикиде он похож на престарелого комика, но, в отличие от Администратора Бирека, он не представился, и общаться со мной не собирался.
– Я рад появлению в нашей команде такого ответственного молодого человека. От лица всей корпорации, я уполномочен предложить вам пятилетний контракт в качестве технического специалиста.
Администратор Бирек сиял, он напоминал человека из рекламы, типа, идеального менеджера. Контракт уже лежал перед ним, солидная многостраничная книжка из белого пластика, оформленного под бумагу.
– Можно прочитать?
– Да, конечно! – он подвинул документ ко мне.
Это мой дядя приучил меня читать бумаги. Он относится к тому роду людей, которые первым делом изучают инструкции и долго рассматривают этикетки на колбасе, прежде чем есть. Сейчас он гордился бы мной, я вникал в каждое прочитанное слово, разгадывал смысл каждой запятой. Это был стандартный контракт, от корки до корки, на очень хороших условиях. Даже слишком хороших, учитывая отсутствие у меня диплома и метод моей вербовки. Маленький нюанс – дата проставлена задним числом, в день моего прибытия на Селену-5.
– Дата неверная, – пробормотал я.
– Да, да, – нетерпеливо кивнул Бирек. – Эти два месяца будут вам компенсированы и войдут в стаж.
Какое великодушие! У меня появился шанс слиться в экстазе с одной из крупнейших корпораций Старых Миров. Она обеспечит мое безбедное существование, спокойную старость, образование моих детей, качественное лечение и представительство в суде, она будет делать за меня все, даже думать за меня будет. Хороший оклад, премиальные, оплата сверхурочных… Забыть амбиции и стать обеспеченным человеком – заманчиво, черт возьми! Все, что от меня требовалось – мой личный код, набор цифр, которые ни один вменяемый человек никогда не использует, ограничиваясь кодами, генерируемыми удостоверением личности. После этого они смогут подписать от моего имени все, что угодно, хотя, вряд ли они станут возиться с подлогом. Ни особого имущества, ни богатого наследства у меня не предвидится…
– Я это не подпишу.
– Простите? – казалось, Администратор не понял смысл сказанного.
– Я не буду это подписывать.
Бирек выглядел потрясенным.
– Но почему?!
– Не хочу.
– Вас что-то не устраивает? Мы можем обсудить варианты…
– Не надо. Я ничего не буду подписывать.
– Я, признаться, не понимаю…
– И не надо.
Взгляд Бирека стал тусклым.
– Мне жаль, очень жаль. Если ваша позиция изменится, я буду рад снова вас видеть.
Аудиенция закончилась.
Я возвращался в казарму на автопилоте, полностью погруженный в собственные мысли. Я сейчас сделал глупость или поступил мудро? У меня была возможность тихо капитулировать и жить спокойно. И не плохо жить! Сколько можно цепляться за детские мечты? Если я вообще смогу вернуться на Тассет, Астроэкспедиционный Корпус мне уже не светит. Стоило ли тогда вставать в позу?
Они сами виноваты, что не пожелали ничего объяснять. В обстановке неопределенности и лжи разум не мог подсказать правильного решения. Я вынужден был повиноваться эмоциям, инстинкту. Так я, если и не решу проблему, то хотя бы получу удовольствие. А эмоции у меня были примитивные до ужаса: "Дайте мне только понять, что вам нужно, и я обязательно этого не сделаю!" Что мне до их денег, если все их придется тратить на Селене-5? Я хотел сидеть в кресле капитана, в крайнем случае – навигатора, следить за пляской индикаторов мощности и слушать ход обратного отсчета, пока в ушах не прозвучит последнее "Ноль!". Хотя бы один раз в жизни я это сделаю.
К моменту, когда дверь каюты закрылась за мной, я уже оставил сомнения и испытывал только чувство мстительного удовлетворения.
Глава 12
Фриц Харпер почти уверился, что гроза его минует. Ну, может же происшедшее с Рейкером быть частным предприятием, не имеющим поддержки службы безопасности! И окажется, что директора «Пан-Галаксис» вовсе не такие противные, как он о них думал. Жизнь вообще штука крайне замысловатая.
Он поторопился с выводами. Реакция наступила чуть с запозданием, зато действовать корпоранты решили наверняка.
На коммуникатор пришел чей-то звонок, но, когда Декан нажал кнопку приема, экран не зажегся. Он набрал по памяти первый попавшийся номер – тишина. Такой результат Харперу не понравился. Он достал из стола второй коммуникатор, зарегистрированный на одну из старых подружек, и позвонил Саре Вокер.
– Мне тоже это не нравится, – согласилась телепатка. – Никуда не уходи, жди нас.
Харпер подумал, выключил терминал, вышел из кабинета и тщательно закрыл за собою дверь. Он предпочитал встречать неприятности в присутствии двух – трех свидетелей и не на открытом пространстве. Студенческое кафе на первом этаже подходило идеально. Добраться до намеченного убежища декан не успел – в холле его перехватили двое корпорантов, уже знакомый агент и телохранитель-"спец" с металлическим чемоданчиком в руках. Чемоданчик Харперу сразу не понравился.
– Добрый день, мистер Харпер, – вкрадчиво поздоровался агент. – Нам необходимо обсудить с вами важный вопрос. Не могли бы мы пройти в ваш офис?
– Увы! – Ящер подарил корпорантам одну из своих фирменных улыбок. – У меня обед. Но мы могли бы обсудить все за чашкой кофе, – он кивнул в сторону дверей кафе.
– Нет, мы обсудим все в вашем кабинете, – в голосе корпоранта зазвучали стальные нотки.
– Не получится, – стоял на своем Декан.
Спец чуть подался вперед, напоминая о своем присутствии. Харпер скользнул взглядом по мускулистому бойцу и презрительно отвернулся. Он – не кабинетный ученый, которого пугают разбитые очки и, не колеблясь, доведет дело до потасовки, даже не имея ни одного шанса на успех против механически усиленного тела корпоранта. Харпер знал только одно верное средство против спеца и неожиданно понял, что оно у него под рукою. Вернее – она.
В толпе нарисовались четыре мрачные личности в гражданском: Сара Вокер, Кин Дэй – инструктор по единоборствам и двое пятикурстников Академии, знакомых Рейкера. Общественный комитет в действии! Первым положение оценил спец: конечно, он мог бы, шутя, сломать шею парню вроде Кин Дэя, но стрелять в телепата… Единственной слабостью нагруженного электроникой мозга была низкая психическая устойчивость – тот, кто обладал минимальными навыками ментоконтроля, способен был манипулировать могучим бойцом, как марионеткой. Сара Вокер вежливо улыбнулась киборгу. Тот взял шефа за плечо и корпорант, оценив, наконец, расположение сил, грязно выругался.
– Это вы мне? – поднял бровь Харпер.
– Извините, это я про себя.
– Не будьте столь самокритичны!
Сара Вокер проводила отступающих корпорантов задумчивым взглядом и покачала головой.
– Тебе следует быть более осторожным. Будет лучше, если мы отправимся в офис Линдерна, прямо сейчас. Бессмысленно притворяться, что ничего не происходит.
– Проклятье! Я получил предупреждение слишком поздно, они успели заблокировать ваш номер. Не только мы начинаем действовать. Времени на подготовку в обрез…
– А какие могут быть сложности? – поинтересовалась Сара Вокер. – Наше обвинение безупречно обосновано. Нарушение гражданских прав, фактически – похищение, при попустительстве Планетарного Контроля.
Линдерн поморщился.
– Нарушение гражданских прав – сильный аргумент. Контроль не зря психует, если станет известно об этих фокусах, люди готовы будут их линчевать. Наши граждане очень болезненно относятся к силовым акциям, вы уж мне поверьте, иначе корпорантам не потребовались бы все эти пританцовки. Но мы очень рискуем. Что будет, если "Пан-Галаксис" предъявит вашего курсанта, заключившего (пусть задним числом) с корпорацией контракт? Он вполне может это сделать, и у нас в активе останутся только процессуальные нарушения. Не густо!
Сара Вокер покачала головой.
– Нет.
– Простите…
– Тут надо знать Рейкера. Его любовь к уставу – компромисс с его неспособностью подчиняться. Причем – на грани садомазохизма. Он болезненно независим, у него обостренное чувство справедливости. Если бы он считал действия Контроля легитимными, он отдал бы им свое удостоверение личности. Оно же лежало в двух шагах! Тогда бы у нас не было шансов. Теперь нам следует больше опасаться самоубийства, чем его сговора с корпорацией.
– Гм… Вы хотите сказать, что, пока он жив, он не пойдет на сотрудничество с "Пан-Галаксис"?
– Да. И слово "пока" меня беспокоит.
Линдерн походил по кабинету, взад-вперед, остановился у окна, задумчиво помолчал. Харпер не пытался прервать его размышления. Когда Белый Шакал снова повернулся к собеседникам, его лицо сделалось жестким и холодным.
– Это все меняет. Нам придется действовать резко. Следует не просто напугать их, но СИЛЬНО напугать. Чтобы у них даже мысли не возникло о том, чтобы убрать парня. Нам придется шуметь и скандалить, и не обязательно, что я выиграю от этого потом.
Декан с преувеличенным вниманием крутил в пальцах пуговку диктофона.
– Если вы считаете…
– К дьяволу! Вы думаете, что выборы для меня – это все? У меня тоже обостренное чувство справедливости. Я покажу этим сукиным детям кузькину мать! А ваш босс не сдрейфит?
– Исключено. У него к этому самому чувству еще и гонора, как у Челленджера.
Линдерн сверкнул белозубой улыбкой.
– Они еще этого не знают, господа, но они – в жопе.
Через два дня Харпер понял, что никогда не знал истинного значения слова "резко". Фантазии не хватало.
Сенатор Линдерн единомоментно привел в действие весь арсенал средств публичного политика. За один день он успел отправить запрос в Сенат, известить об этом все центральные каналы, дать три интервью, разместить в информационной сети гневную статью на заданную тему и связаться с бесчисленным количеством нужных людей. Декан явственно понимал, что именно это последнее – люди – и есть главное оружие Линдерна. Сколько же народу он знал лично? Целую армию. В массе случайных лиц, промелькнувших перед ним за долгие годы, Линдерн безошибочно выделял тех, кто способен был на действие – идейных борцов, романтиков, обиженных и просто недовольных. Каждому из них сенатор сумел запасть в сердце и к каждому знал подход. Линдерн мог звонить десять раз подряд, десяти разным людям, десять раз сказав одно и то же, но каждый раз – по-разному. Менялась мимика, тембр голоса и лексикон. И десять совершенно не похожих друг на друга людей приходили в единодушное негодование. Это напоминало распространение вируса. По информационным сетям планеты неслась Идея, и через двое суток с ее содержанием в общих чертах были знакомы ВСЕ.
Проблема одним прыжком преодолела барьер умолчания.
Поначалу, Харпер не понимал, от чего вокруг дела поднялась такая дикая истерика. Он всегда водил компанию с весьма отвязными личностями, и наглая выходка корпорантов только подтверждала его мнение об истинном устройстве мира. Декан искренне полагал, что скандал займет внимание обывателей недели на две, за которые им и придется протолкнуть через Сенат все решения. Поэтому-то, мнилось ему, Линдерн и придерживает свои разоблачающие факторы до выборов, иначе их попросту успеют забыть.
Он был не прав, Сенатор лучше него знал своих избирателей. К моменту выборов они могли позабыть именно про Сенат.
Суть была в том, что люди ВСЕГДА испытывали по отношению к Планетарному Контролю оправданные опасения и страх. А как иначе? Кто-то может прийти, выдернуть тебя из твоего дома, с твоей планеты ради каких-то абстрактных, не пойми кем потребляемых ресурсов. Потому что кто-то решил, что для этого мира именно ты – лишний. Обитателям биосферной планеты подобный довод был глубоко неочевиден. Но люди не любят конфликтов и склонны убеждать себя, что ничего дурного не происходит, даже вопреки фактам. Что с того, что Контроль увезет парочку беспокойных типов? Законопослушным гражданам от этого станет только лучше! Общество готово было принять на веру любые объяснения и жить дальше с верой в здравый смысл.
Лукавый Сенатор наотмашь ударил по этой самой вере. Если ученик элитной Академии не может быть в безопасности, то что уж говорить об остальных? О скромном клерке или, скажем, непритязательном слесаре, временно испытывающем затруднения с финансами? Каждый житель Тассета в возрасте до тридцати лет хотя бы раз испытал на себе внимание Контроля, теперь они знали, что от депортации их спасло только чудо. И они не могли с этим жить.
Хор возмущенных голосов уверенно сливался в рык жаждущего крови зверя.
Харпер не представлял, как сенатор собирается управлять этим чудовищем. А тот, кажется, и не пытался. Он не предлагал людям своих толкований, он ПРИСОЕДИНЯЛСЯ к ним. Каждого негодующего индивида Линдерн готов был поддержать в его собственном, индивидуальном негодовании. И каждый маленький человечек неожиданно обнаруживал, что плечом к плечу с ним стоит Белый Шакал. После этого унять толпу было уже невозможно.
Противник, конечно, реагировал на происходящее. Поскольку остановить распространение информации не удалось, агенты "Пан-Галаксис" попытались представить ситуацию сомнительной и двусмысленной. Они атаковали две составляющие мифа – образ отсутствующего курсанта и образ присутствующего сенатора. Но, во-первых, Линдерна столько раз обвиняли в двуличии, корыстности и безумии, что повторять этот номер было просто глупо. Публика воспринимала эти нападки как привычный шум, больший эффект произвело бы, если бы обвинений не было. С другой стороны курсант Рейкер оказался до одури идеальным, корпорантам не удалось выудить ни одного мало-мальски темного эпизода из его прошлого. Даже Декан подобного не ожидал. Казалось почти кощунственным подозревать в чем-то сироту, добившегося места в Академии своим трудом и талантом, живущего идеалами Астроэкспедиционного Корпуса и (!) сумевшего поставить на место младшего Челленджера. Даже если парень и подорвал здоровье во время обучения, что с того? Попытка-то была хорошей. Прочь руки от инвалида!! А когда достоянием общественности стал эпизод с внесением залога за Натана Фицротена, образ Рейкера стал приобретать просто мифологические черты. Катрина маслом.
Харпер сидел в офисе Линдерна безвылазно (из соображений безопасности) и мог наблюдать развитие конфликта он-лайн. Офис был похож на рубку корабля, совершающего скоростные маневры в минном поле. Дюжина секретарш принимала и отправляла сообщения, печатались бюллетени, назначались встречи, давались комментарии. Помощники Линдерна координировали действия трех региональных штабов. Сам сенатор принимал доклады, сидя перед экраном, на котором непрерывно крутились сообщения новостей и кадры из программ, посвященных событию. Журналисты атаковали двери с разгону, с камерами и диктофонами наперевес. Общаться с прессой и давать интервью Харперу запретили.
– Видите ли, ваша внешность несколько не фотогенична.
Ящер не возражал. Вместо него в ход шла тяжелая артиллерия: от лица Академии выступал ее Директор. Подумав немного, Харпер решил, что его респектабельный босс выгодно оттеняет позицию Линдерна.
Далекий и обычно крайне инерционный, Сенат среагировал на происходящее неожиданно оперативно. Сенатская комиссия для выяснения законности работы Планетарного Контроля на Тассете была сформирована уже через неделю и тут же отправилась на место событий. Возможно, правительство Федерации всерьез опасалось народных волнений – на планете, всего сорок лет назад ставшей Внутренним Миром, полно было горячих голов и горячих стволов (хотя на последнем пресса внимания не акцентировала). Апофеозом скандала стала дискуссия между Линдерном и представителем Пан-Галаксис, устроенная в местном парламенте "для выяснения обстоятельств". Белый Шакал четверть часа утонченно издевался над оппонентом. Председатель комиссии лишил его слова и призвал воздержаться от общения с прессой до завершения расследования. Харпер мог наблюдать, как после этих слов присутствовавшие на встрече журналисты (все, одновременно) ринулись брать у Линдерна интервью.
– Что скажет мистер Линдерн, когда Рейкер лично предстанет перед комиссией Сената?
Линдерн глядел в бесчисленные объективы с выражением мрачной обреченности.
– Поверьте мне, господа, этого не будет.
– ???!!!
– Я не могу позволить себе обвинения, которые могут быть расценены, как клевета, но сведения, которыми я располагаю, тревожны. Пугающе тревожны!
Он встал, суровый и молчаливый, игнорируя многоголосый рев "Ваши комментарии!", и направился к выходу. Телохранители не без труда пресекли попытки журналистов преследовать опального сенатора.
От того, что творилось на экране в последующие полчаса, даже у Харпера не выдержали нервы. Встретив у лифта возвращающегося в офис сенатора, Декан попытался заронить в него зерно сомнений.
– Я не уверен, как поведет себя мальчик, оказавшись в центре скандала. Особенно если нам не удастся его предупредить…
– К черту, – отмахнулся Линдерн. – Если они привезут его на Тассет живым, я буду считать свою миссию выполненной. Я не мог смягчить формулировки, ясно? Нельзя было допускать дискуссию.
С этого момента офис сенатора замолчал – Линдерн попросту отключил все линии связи. Большее впечатление он мог произвести, только взорвав в Сенате вакуумную бомбу.