Текст книги "Коллекция лучших романов о любви для девочек (сборник)"

Автор книги: Ирина Щеглова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– На эти бумажки? – переспросила Аня.

– Ну да.

Мы слушали, замерев. А Иван продолжил:

– На турбазе, рассчитанной на шестьсот человек, только зарегистрированных участников собралось полторы тысячи. Да еще неизвестно сколько дикарей. Какие уж тут санитарные нормы. Столовая не работает, туалетов не хватает, воды нет.

– Как нет? – удивилась я.

– А так, ремонт не сделали, колодец один, насос не починили.

– Откуда ты все знаешь?

Он пожал плечами:

– Наблюдал…

– И что теперь будет? – спросила Аня.

– Все что угодно. Но фестиваль кончился, это уж точно, – ответил Иван.

– Но как узнали? – удивилась я.

– Да сами же участники и заложили. Те, кто побогаче, приехав сюда, сразу поняли, что их обули. Говорят, что некоторые сбежали сразу, при этом в поселке написали заявление в милицию, мол, их здесь обманули, деньги не вернули и все прочее.

Он усмехнулся невесело:

– Да еще установка эта. Мощность у нее такая, за семь километров в поселке было слышно. Какие-то бабушки начали жаловаться, что спать не могут. Конечно, все это очень скоро дошло до властей. Причем пограничники вообще недоумевали. Вы же видели, вертолеты курсируют вдоль побережья два раза в день, а тут такой бардак!

Иван замолчал, оглядел нас с головы до ног и рассмеялся весело:

– Чего испугались? Идите, купайтесь, море сегодня – загляденье.

– А ты? – спросила Аня.

– Мне надо переодеться.

Он ушел. И побрели мы понуро на берег, непривычно пустой. Исчезла шашлычная, закрылся бар, спешно разбирали киоски с сувенирами. Трансы попрятались.

Мы нашли маму с Ольгой на их излюбленном месте, уселись рядом, рассказали о том, что увидели и узнали от Ивана.

– Я что-то такое и предполагала, – откликнулась Ольга со своего коврика. А мама сообщила, что отец позвонил и скоро приедет.

Аня промолчала о нашей утренней прогулке с Иваном, наверное, была под впечатлением последовавших событий. Я тоже предпочла не напоминать ей.

Мама с Ольгой обсуждали, как нам всем лучше расселиться, когда приедет отец. Так как у них была угловая комната, рассчитанная на троих, решено было нас с Ольгой переселить туда, а маму с отцом – в нашу.

Когда мы возвращались, катера с государственным флагом уже не было у причала.

От обеда в столовке начальство отказалось. Хотя, обычно, разные там дамы из санэпидемстанции, а так же доблестная милиция и представители местной администрации охотно кушали у Валеры. Эти уехали скоро.

Бледный директор стоял одиноко на пляже и смотрел в морскую даль.

– Высокое начальство? – поинтересовалась мама.

– Президент пребывает. Говорят, будет пролетать на вертолете вдоль побережья…

– А… Деревья подстричь, газоны выровнять? – пошутила Ольга.

– Вроде того…

– Чем им пляж не понравился? – спросила я.

– Да, видишь, я никак мусор не уберу. Бревна еще эти! – Валера со злостью пнул просоленный ствол, выброшенный еще весенними штормами.

– А сидеть на чем? – возмутилась я. – И потом – это же дрова.

Валера явно был расстроен.

– Скажу пацанам, поскидывают в море…

– Так что с фестивалем? – задала вопрос мама.

– Все. Велели убираться срочно, завтра приедут проверять.

Остаток дня мы наблюдали за грустным исходом трансов из ущелья. Они брели вереницей, нагруженные рюкзаками, уходили по берегу, кто-то оставался, ждали катера. Лодки подлетали одна за другой, грузили людей и уносились в море.

– Жалко их, – сказала Аня.

Мы с ней сидели под навесом на берегу и смотрели. К нам подошла какая-то девушка, голая, она прикрыла наготу «пенкой», чтоб нас не смущать, и спросила:

– Сколько стоит проживание на вашей турбазе?

Мы посоветовали ей обратится к директору. Но Валера никого не принимал из бывших участников фестиваля. И они уходили и уходили, до самого вечера.

Во время ужина прибежал тот сухонький – начальник верхней турбазы. Он подобострастно извинялся перед всеми и просил разрешения включить установку.

– Последний раз, – говорил он, – их там еще так много, и они очень агрессивно настроены, я боюсь, как бы не разнесли тут все. Их надо как-то отвлечь.

Люди недовольно морщились, отворачивали лица. Поварихи вздыхали. «Что ж, пусть…» – соглашались они. Директор был мрачен, но вынужден был смириться.

– Под вашу ответственность, – сказал он.

И тот, другой, конечно, кивал согласно; его усадили ужинать, он бесконечно жаловался на человеческую непорядочность, боялся, что турбазу отнимут, в то же время, опасался разъяренных трансов и ночного погрома.

Этой ночью на поле вышли все, кто был на двух турбазах. Танцевали и стар и млад, кто во что горазд. В общем, превратили транс-фестиваль в дискотеку. Явились дикари с поляны полным составом и топтались, образовав свой кружок. Леша отплясывал с Ленкой, Женька и Андрей пользовались бешеной популярностью, их окружила целая стая девушек; здесь были и поварихи, и преподаватели института искусств, даже сам директор явился, правда, был недолго. Не было видно каратистов, как потом оказалось, они устроили ночную тренировку под ритмы транс-музыки.

Мы с Аней уговаривали Ивана показать класс, как тогда, но он отказался.

– Но почему?

– Должен быть посыл, понимаете, полет души, она и заставляет взлететь тело. Без этого нет танца, а есть вот такое топтание.

Мама сказала, что они будут в столовке пить чай. С ними и Миша ушел.

На берегу снова звучали барабаны, огненный человек крутил свои чашки, создавая причудливых змей и драконов. А мы все бродили по ущелью. И когда я захотела уйти, Иван не отпустил меня, а предложил всем пойти в столовку. Анька обиделась, я видела, как она поджала губы. Вот дурочка!

Но я все-таки сбежала от них, пусть разбираются сами. Когда мы появились в столовке, там тоже собралось порядочно народу. Фотографировали пирующих енотов. Улучив момент, я потихоньку ушла спать. Честно говоря, спать мне хотелось смертельно.

День девятый

На следующий день все вышли на уборку территории. Валера выдал каждому синие пакеты. Люди бродили по пляжу, собирали мусор, ветер трепал ярко-синий полиэтилен, казалось, что вот-вот стая большущих шаров оторвется от земли и полетит, унося человеческие фигурки в пасмурное небо. Валера и оба его племянника тяжело ворочали бревна, катили их к воде, сталкивали. Море сердилось, бревна болтались у самого берега и никак не уплывали.

Мы стаскивали мусор в одну кучу, которую мальчишки должны были сжечь. Я тоже ходила с синим полиэтиленом и думала о том, что, вот, полетит президент на вертолете, а тут – мы, похожие сверху на суетливых муравьев. Трудимся не покладая лапок, услаждаем взор, так сказать… От этих мыслей мне становилось смешно и немножко противно. Словно услышала похабный анекдот.

На месте мусорной кучи теперь была черная проплешина, еще несколько таких же уродливых пятен зияли в разных местах пляжа. Стволы беспомощно болтались в прибое. Но Свицкий, кажется, был вполне доволен.

Анька дулась на меня. Как будто я была виновата в том, что Иван вчера не захотел остаться с ней. Она прилипла с утра к Ольге и не отходила от нее ни на шаг.

– Вы поссорились? – спросила мама.

– Я – нет.

– Аня хочет жить с Ольгой, – сообщила мама.

– Очень хорошо, мы будем в большой комнате, пусть Ольга переселяется к Ане.

Мама только вздохнула.

Иван не появлялся, наверное, отсыпался впервые за несколько дней. Покончив с уборкой, Аня бросила свой мешок в костер и уселась под навесом. Ей очень хотелось пойти к Ивану, но одна она не решалась, а со мной мириться не хотела.

На поле трансы разбирали аппаратуру и стаскивали ее на берег. Ждали баркас, чтобы вывезти финнов и их установку.

Прибыл баркас, а следом за ним давешний катер с начальством. Несчастный директор со второй турбазы бегал по берегу и умолял оставшихся трансов прикрыть срам. Над ним смеялись и отмахивались как от надоевшей мухи.

Комиссия с папками и в форме резво пробежала по ущелью, вернулась, брезгливо поглядывая на голых парней и девчонок, уселась в свой катер. И тут произошло еще одно событие: отплывающие финны сбросили с себя одежды и бросились в море в чем мать родила. Катер не мог отчалить, ведь вокруг были люди. На берег высыпало население обеих баз, крики и улюлюканье подстегнули неформалов, кто-то еще торопливо стаскивал с себя тряпки, в воду бросались новые люди. Директор почти плакал, начальство делало вид, что ничего не видит. С баркаса кричали, что не станут ждать, если финны немедленно не поднимутся на борт. Катеру удалось как-то вырулить на малом ходу и он торопливо смылся, как только почувствовал чистую воду.

Финны погрузились и с радостными воплями отчалили.

– Фу, – мама поморщилась, – я, конечно, не ханжа, – сказала она, – но всему есть предел.

Позвонил папа, и мы решили выйти ему на встречу. И тогда мы увидели баркас, возвращающийся на всех парах.

– Ну, что у них еще случилось? – удивилась мама.

Трансы на берегу засуетились. С баркаса что-то кричали. Упали сходни, по ним, матерясь во весь голос, сбежал мужик в капитанской фуражке. Финны галдели на по-своему. Мужика уговаривали, потом пришел какой-то парень, начал отсчитывать деньги. Мужик плюнул, схватил купюры и рванул к баркасу.

Наш директор спросил у него что-то, тот бросил отрывисто, забрался на борт и снова баркас с ревом пустился в море.

Валера подошел к нам.

– Вы представляете, – сказал он, – этот их администратор сбежал со всеми деньгами. Финнов погрузили на баркас, а денег-то у них не осталось, они же евры свои на спейсики один к одному поменяли. Капитан когда уже отплыли стал спрашивать, кто, мол, платить будет, а финны ему – уже заплачено… Ну, правильно, откуда они знают.

– Какой кошмар! – мама всплеснула руками. – Как же они теперь в свою Финляндию попадут?

– Собрали им что-то со всех оставшихся, – ответил Валера.

– Ой, нам же надо отца встречать! – спохватилась мама.

Но не успели мы выйти из бухты, как навстречу нам уже показался отец.

– Урра! – закричала я и побежала. – Пап, я соскучилась, – сказала, повиснув у него на шее.

Ну вот, потом мы пошли к нашему домику, наперебой рассказывая отцу о наших приключениях, о трансах, о фестивале, о погибшей девушке и обо всем-всем.

– Девочки, дайте дух перевести! – смеялся отец. – Я же только что приехал!

– С корабля на бал, – шутила мама.

Про Аньку я начисто забыла. Наскоро побросала свои вещи в сумку и перетащила ее в мамину комнату. Ольга спросила:

– Вы хорошо обдумали?

– Что тут думать, не я начала.

Мы говорили тихо, чтоб не слышал отец, не хватало ему в наши свары вникать.

Директор заявился, долго жал руку отцу, просил называть себя по имени.

Одни словом, после ужина они уже подружились окончательно. Валера водил отца по ущелью и называл Володей. Я увязалась за ними. Директор перестал говорить о политике, теперь его интересовал только его собственный бизнес.

– Соседнее ущелье заняли – колючая проволока и таблички. Говорят, что будет государственный объект… На мое хозяйство, знаешь сколько народу зарится? Только отвернись – сразу отберут. Нахлебники, дармоеды!

– Валер, пока нормальной дороги не будет, никто ничего у тебя не отберет – не выгодно, – заметил отец.

– Так-то оно – так, – недоверчиво качал головой Советский и вздыхал сокрушенно.

– Сам посуди: тут работать надо, а кто будет этим заниматься, кроме тебя? Так они хоть какие-то деньги с этого куска земли имеют.

Мы то и дело останавливались, отец фотографировал местные красоты, Валера продолжал вещать, а мне хотелось поскорее увести отца, чтобы показать ему енотов и поговорить.

Ночью

Ночью на поляне было много гостей: мы явились полным составом, пришли Женька с Андреем, привели было с собой девчонок. Неизменный Леша, по-моему, тут давно прописался, Иван появился, заглянул на огонек повар Миша…

– Ребята, давайте знакомиться, расскажите каждый о себе, – чинно, на правах хозяйки, распорядилась Сашина сокурсница.

И снова долгие разговоры до самого рассвета, песенки под гитару о войне, на которой никто из нас не был, бесконечный чай… Кто-то дремал, мама с Ольгой откровенно зевали. Отец заспорил было с Сашиным шефом, но на них зашикали.

Сидеть на бревне было неудобно, уйти – невежливо, я тоже должна что-то сказать, но пока до меня очередь дойдет…

И тут я заметила, что Иван действительно очень внимательно слушает каждого, даже не слушает, а вслушивается, словно ищет что-то ему одному ведомое.

– Тебе интересно? – спросила шепотом.

Он улыбнулся, глаза блеснули:

– Конечно, я люблю наблюдать за людьми.

– Ребята, потише! – строго сказала бывшая Сашина сокурсница.

Я замолчала. Аня поближе придвинулась к Ивану, положила свою руку на его. Охраняет.

– Я что-то не пойму, – возмущался Сашин шеф, – ты тут в качестве кого? – это он Мише, отцу Михаилу. – Смотрю, тут некоторые к тебе «батюшка» обращаются, вопросы разные задают…

– Игорь, перестань, – тихо попросила жена.

– Нет, почему же! Мы тут все равные были до сих пор. Давай выясним этот вопрос! – шеф распалился. – Как к тебе обращаться прикажешь?

– Как обращался, так и обращайся, – улыбнулся священник.

– А то я смотрю, некоторые за благословением подбегают!

– Игорь, я – священнослужитель, – мягко ответил отец Михаил, – но я такой же человек, как ты и все остальные. Поэтому, если ты ко мне обращаешься как к своему другу, то называй меня Мишей, но когда ко мне обращается верующий – за благословением, или еще за какой-нибудь надобностью, то говорит «Отец Михаил».

– Ну, спасибо! Значит, ко мне это не относится.

– Ну, перестань, – возмущаются женщины.

– Пусть выскажется, – священник оказался не обидчив.

– Эта бесконечная дискуссия еще дома надоела! – рассердилась жена.

– О, сколько у тебя заступников! – воскликнул шеф.

– Нам с тобой лучше поговорить отдельно, – успокоил его священник.

– Почему не при всех? Боишься?

– Ты же прекрасно знаешь, что – нет.

– У нас свобода совести, – сказала мама.

– Я атеист и горжусь этим!

– Нет более верующего человека, чем атеист, – улыбнулся священник.

То и дело в палатках начинал хныкать кто-то из младенцев, мамаши поспешно вскакивали и бежали успокаивать своих чад. Бездетная незамужняя женщина монотонно и долго говорила о своем эгоизме, жадности и неумении любить.

– Мне даже куска мыла жаль… Вот, попросит кто-нибудь, я дам, но мне мучительно жаль будет… Или не дам, отговорюсь как-нибудь… Я и друзей своих стараюсь не знакомить друг с другом, ревную. Вдруг, они полюбят друг друга, и от этого меня меньше любить станут! О ребенке я даже думать боюсь; ведь это что получается: я от себя должна оторвать, и все ему? Нет, я не готова к такому самопожертвованию! – она тихо посмеивается, разглядывая тех, кто остался у затухающего костра, – вы теперь будете плохо думать обо мне. Но мне это все равно, если честно. Потому что я хотела высказаться. То есть мне не важно ваше мнение. Мне важно, что вы есть, и что вы такие все вежливые, потому что сидите и слушаете…

Как же они могут вот так бесконечно переливать из пустого в порожнее? И почему мама и отец сидят в страшно неудобных позах, на жестких бревнах и не уходят? Ведь они не такие!

А какие?

И почему Ивану интересно? Что он такое наблюдает?

Да, надо было раньше уйти.

Теперь уже совсем рассвело.

Было прозрачное утро. Вода в реке – как жидкое стекло. Звенящая тишина, пронизанная солнцем. Бреду по щиколотку вверх по течению, вода перебирает красные водоросли, медленно стекает с низких каменных порогов. Я чувствую разлитую в мире любовь, как эту реку, от холода воды немеют ноги, но уйти, лишиться этого невозможно, потому что мир принял меня, я стала его частью, как и он стал частью меня. Это так просто – стать с миром единым целым.

Мама с отцом идут за мной следом, говорят о чем-то тихонько. Я останавливаюсь, жду их.

– Ну, как тебе отдыхаеться, дочь? – спрашивает отец.

– Хорошо…

И мы идем в наш домик, спать.

День десятый

Нам объяснили, что надо доехать до указателя «Пасека», на территории этого хозяйства находятся четыре дольмена, самых известных. И вот мы собрались с самого утра и пошли пешком по берегу до поселка. Нас много. Аня по-прежнему не разговаривала со мной, всю дорогу она шагала под руку с Иваном, под недоуменными взглядами Сашиной сокурсницы и ее незамужней подруги – той, что мыла жалко. Шеф не соизволил присоединиться, поэтому Ленка наслаждалась свободой, висла на Леше, дерзила матери и бабке, строила глазки Ивану. Я держалась рядом с отцом, мама и Ольга немного отстали.

– Ты так ни с кем и не подружилась тут, – спросил отец.

– Почему? – удивилась я.

И поняла, а ведь действительно, ни с кем не подружилась. Даже с Анькой поссорилась. Мне стало грустно. Отец заметил это и перевел разговор на другую тему. Начал шутить, расспрашивал о фестивале… Я старалась тоже поддерживать этот легкий шутливый тон, но удавалось плохо. Слишком много всего произошло, слишком много вопросов хотелось задать, но для них еще не пришло время.

Знаменитые дольмены были похожи на домики, которые сложил неумелый ребенок из плоских камешков: четыре стенки и пятая крыша. Только ребенок этот должен был быть великаном. Домики были разрушены временем и людьми.

Желающих посмотреть на дольмены было множество, они шли и шли бесконечной вереницей. Как паломники, хотя они и были паломниками, многие молились на эти серые глыбы, намертво вросшие в землю. Но были и такие, как мы – любопытные. Снимали дольмены и друг друга, снимали озеро с мутной водой ярко бирюзового цвета, покупали мед на пасеке.

Мы нашли поляну с кострищем, соломенной куклой, украшенной лентами. Полоски цветных тканей висели на дереве, я подошла и коснулась их рукой. Они были разные: шелк и ситец, даже тонкая шерсть, белые, оранжевые, красные…

Иван рассказывал о происхождении дольменов: существует много разных теорий; мол, одни говорят, что это могильники, другие – что это домики карликов, построенные великанами, которые жили здесь тысячи лет назад. Это, конечно, глупости, не может быть домика без дверей, если только великаны не замуровывали туда карликов.

Когда мы спросили у него про соломенную куклу, Иван рассказал о всяких шаманских ритуалах, которые проводят приверженцы разных культов. Сегодня много этих культов развелось.

Отец слушал его очень внимательно. Потом, когда все стали фотографироваться, потихоньку сказал мне:

– Хороший парень… Дочь, но тебе не кажется, что кавалеры немного староваты для вас?

Я не ответила.

Он засмеялся:

– Что же ты от подруг отстаешь?

– Так получилось.

Когда мы подошли к самому маленькому дольмену, Иван сказал, что его имя – Майя, и он помогает влюбленным.

– Это же просто камень, – я пожала плечами.

– А ты потрогай его.

Я положила ладонь на шершавую поверхность древней глыбы, она оказалась теплой и словно бы живой. Иван накрыл мою ладонь своей.

– Чувствуешь?

– Тепло, – сказала я.

На само деле, мне стало жарко: от солнца, от камня, от того, что Иван стоял совсем близко, и еще не знаю от чего.

– Вань, иди сюда! – крикнула Аня. – Сфотографируй нас!

Он усмехнулся и отпустил мою руку.

Ну вот, а потом мы вернулись в поселок, пообедали в кафе, и на базу нас доставила моторка, идти пешком никому не хотелось, устали.

Проспали до самого ужина. Когда я вышла на веранду, то услышала, как профессор говорил отцу:

– Я понимаю и совершенно с вами согласен, но вот что объясните мне: выхожу я на пляж, все, простите, неглиже, – он многозначительно посмотрел на отца, – одна молодежь, так сказать, наше будущее! Но! – он поднял палец, – ни Артемид, ни Афродит, ни Аполлонов, одни заморыши!

Отец рассмеялся.

Старичок заметил меня и улыбнулся. Я пожелала ему доброго вечера; когда надо, могу быть очень приличной девочкой.

Аня, демонстративно не замечая меня, сбежала по ступенькам лестницы и остановилась, поджидая Ольгу, чтоб идти вместе на ужин. Мне это противостояние порядком надоело, но не я же первая начала. Поэтому, гордо подняв голову, я прошествовала мимо. Пусть догоняют.

Вечером повела маму с отцом к трансам в челаут. Негры меланхолично постукивали в свои барабаны и пели бесконечную песню с повторяющимися словами.

Отца буквально заворожили танцующие полотна и свечи на полу. Он кружил со своим фотоаппаратом по площадке, снимал, ложился на живот, пытаясь поймать момент, когда порыв ветра подхватит несколько упавших листьев и пронесет над горящей свечой. Ани с Иваном нигде не было видно, и Ольга несколько раз спрашивала меня, не знаю ли я, где е племянница. Я догадывалась, но говорить не стала. Наплела что-то про берег.

«Вот так всегда, – тоскливо думала я, – хочешь как лучше, а получается, как всегда. Ивана я ей подарила, отмазываю ее от тетки, а она даже говорить со мной не желает… как тяжело с девчонками! С ребятами куда проще, я и в школе дружу только с парнями, меньше проблем».

Родители зачем-то решили проведать вигвамных дикарей. Но мне в эти их взрослые игры играть надоело. Я ушла домой.