Текст книги "Танец белых лилий"
Автор книги: Ирина Туманова
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
5
«Это ложка дребезжит в стакане… Тук, тук, тук… Качается, качается вагон, как качается на полке, сейчас я упаду… Голова трясется туда-сюда. Кто это стонет рядом? Тук-тук, ох-ох, все быстрее и быстрее, сейчас вагон развалится!.. Мама!» Инна резко открывает глаза. Высоко над ней неподвижный потолок с квадратом слабо светящейся лампы. Опустив взор, она увидела трубочки, идущие у нее из ноздрей, и свои руки с проводами капельниц. Только сейчас боль в венах дает о себе знать. Ей холодно, ноги, прикрытые белой простыней, заледенели. Но почему же все вокруг, даже капельницы на своих штативах, трясется, как при небольшом землетрясении? Пытаясь понять, что происходит, и не имея возможности пошевелиться, Инна осматривает полумрак помещения. Эпицентр землетрясения, по-видимому, находится за белой ширмой справа от нее. Инна вслушивается в звуки, раздающиеся оттуда. Постепенно ее воображение услужливо дополняет картину. И вот она становится не только невольным свидетелем, но и как бы участником происходящего. Животный аромат страсти захватывает ее. Скрежет металла о кафельный пол, бормотание и легкий смех, стоны и звуки поцелуев. Да, за ширмой явно не бесы, не ангелы, и не инопланетяне, а существа рода человеческого. И заняты они вполне земным. А возгласы типа «да, любимый» или «о-о, как хорошо» на русском языке успокоили ее – вряд ли кто-то будет сочетать занятие любовью с уроками иностранного языка.
«Итак, я среди соотечественников, но что я тут делаю и как оказалась?» – на подобных мыслях ей трудно сосредоточиться. Продолжающееся «землетрясение» и шум невольно возбуждают ее, она чувствует, как низ живота наливается тяжестью и становится горячим, грудь напрягается, какое-то сладостное томление заполняет ее… Инна по-прежнему не представляет себе, как выглядят люди за ширмой, какого они возраста. Она только чувствует сгусток первобытной энергии жизни, в который превратились их тела, ей даже кажется, что она видит его пульсацию, цвет, яркость… Взрыв этого клубка энергии совпадает с вскриком женщины. Сознание Инны внезапно отключается.
Солнце светило прямо в глаза, и Инна, попытавшись спрятаться от его яркого света, проснулась. Над ней стояла наклонившись девушка в светло-голубом халатике и шапочке. Из-под шапочки выбивались рыжие колечки волос, а веснушки на чуть вздернутом носике необычайно ей шли.
– Доброе утро, – поздоровалась девушка.
Инна попыталась поднять руки к лицу – непроизвольный жест, когда она волновалась, то всегда проверяла: не горят ли у нее щеки.
Девушка придержала ее за плечи.
– Вам придется немного полежать, не двигая руками: можно повредить вену. Сейчас придет врач, а пока я возьму у вас еще один анализ крови. – Уверенно и быстро она заполнила несколько пробирок.
«Я в больнице, раз врач и анализы, я в больнице», – решила Инна. Она хотела многое узнать, поскольку совершенно не понимала, что происходит, и не помнила, что произошло. Голос девушки был ей знаком, и она, повернув голову направо, увидела белую раздвинутую ширму, а за ней каталку – точно на такой же лежала она.
– Это вы были здесь этой ночью? – спросила Инна у девушки.
Этот вопрос показался странным мужчине в белом халате, вошедшему в этот момент вслед за врачом в помещение. Медсестра вздрогнула, и по тому быстрому взгляду, который она бросила на врача, Инна поняла: ночное воспоминание не было бредом. Врач казался таким молоденьким, что, вероятно, сам это понимал и для солидности отрастил себе усы, которые смотрелись на нем как на докторе Ватсоне. Очень мило, но солидности не добавили, как, впрочем, и очки в строгой оправе. Инна скользнула взглядом с врача на сестру и неожиданно для всех рассмеялась. Она вдруг поняла, что страшно проголодалась.
– Как ваше самочувствие? – спросил врач, осматривая Инну и давая указания медсестре, которая наконец избавила ее от капельниц и трубочек.
– Я здорова, доктор, и не понимаю, зачем все это было нужно, – сказала Инна, показывая на капельницы.
– Вы могли бы ответить на несколько вопросов? Доктор разрешит, – проговорил вдруг мужчина в белом халате и достал диктофон.
Доктор кивнул головой.
– Только не больше пяти минут.
– Это я хочу, чтобы мне ответили! – произнесла Инна. – Помогите мне сесть, – попросила она медсестру и добавила: – Пить хочется и все остальное…
– Извините, Иван Петрович, вам придется подождать в коридоре минут десять, – сказал доктор. И прежде чем они вышли из палаты, пояснил Инне: – Это Иван Петрович Малахов, следователь, ведущий дело о взрыве. Он чуть позже побеседует с вами.
– Как тебя зовут? – спросила Инна у медсестры, пока та помогала ей с туалетом.
– Люда.
– Людочка, ради Бога, скажи хоть что-нибудь, что же это все означает?
– Да я сама знаю только то, что и все, что по телевизору показывали, в газетах писали.
– В газетах? Что же там писали, не томи душу. – Инна чуть не плакала.
– Ночью в вашем подъезде был взрыв, тебя привезла «скорая», идет следствие. А газету могу сейчас принести.
Инна смотрела на свою фотографию в газете, и память об этом дне вернулась к ней. Она как бы заново расставляла цветы, одевалась… Еще раз посмотрев на снимок, Инна машинально отметила, что платье она выбрала все-таки очень красивое. Интересно, что с ним. Больничная сорочка со штампом жутко выглядит на ней, хотя, в сущности, какое это сейчас имеет значение? «Господи, неужели я в том же самом мире, где и раньше? Неужели прошло так мало времени?..»
– Слушай! – прервала ее мысли Люда. – Только, пожалуйста… У нас заведующий отделением зверюга, если что узнает…
– Это ты про ночь? А он как, любит тебя? – спросила Инна.
– Он такой… – Люда замолчала.
В палату вошел Иван Петрович. Следователь был не больше метра семидесяти ростом, совершенно точно не пользовался шампунем от перхоти, было ему лет сорок пять, и, скорее всего, жил он вместе с матерью – завучем на пенсии, а собственной семьей так и не обзавелся. Работу свою воспринимал не только как работу, но и как отдых.
– Оставьте нас одних, – попросил он, пододвигая стул поближе к кровати Инны и включая диктофон. – Как вас зовут?
– Инна Петровна Москалева.
– Вы проживаете по адресу…
Инна подтвердила.
– Кто еще живет с вами?
– Я одна, – ответила Инна и добавила: – Совсем одна.
– Где вы находились вчера вечером?
– А где меня нашли?
– Извините, но мне нужны конкретные ответы.
– Я была дома, а что делала, плохо помню.
– Вы не выходили из своей квартиры в течение дня, вечером?
– Нет.
– Даже в магазин или на рынок?
– Я вспоминаю, что приносила цветы. Что с ними, вы не знаете?
– Это несущественно, наверно, пострадали от взрыва. Что вы знаете о взрыве?
– Я только что узнала о нем, – призналась Инна и показала газету.
– Постарайтесь, пожалуйста, сосредоточиться: не заметили ли вы что-нибудь необычное или подозрительное? Какие-нибудь незнакомые люди на лестничной площадке, разговоры? Вы, случайно, ничего не слышали через дверь? Любая деталь может помочь следствию.
– Неужели вам не понятно, что я ничего не знаю. У меня нет сил, оставьте меня в покое! – Инна разрыдалась.
Почти в то же самое время, когда Инну начал расспрашивать в больнице следователь, в разных районах Москвы, в трех разных кабинетах собрались три группы представительных мужчин, внимательно читающих заметки о происшедшем взрыве и рассматривающих фотографию Инны. Кабинеты и внешний облик их обитателей отличались незначительными деталями, а вот реакция на прочитанное…
Господин Мошкин, начинающий лысеть тридцатипятилетний бизнесмен, отличающийся осторожностью и осмотрительностью как в ведении дел, так и в личной жизни, приехал в один из своих офисов из загородного коттеджа. По заведенному порядку на его столе лежали подготовленные помощником наиболее интересные материалы из утренней прессы. Деловому человеку надо быть всегда в курсе событий, и неоднократно тщательная информационная подготовка помогала в ведении переговоров и в заключении выгодных сделок.
Просматривая отмеченные секретарем публикации, Игорь Павлович Мошкин с удивлением обнаружил обведенную фотографию: какая-то блондинка в свадебном платье на руках пожарного. «Зачем мне это? Свадьба пожарного?» – Но, привыкнув доверять своему помощнику, он внимательно прочитал небольшую заметку под снимком. По мере чтения сердце его билось все чаще, казалось, еще немного и оно выскочит и будет мячиком прыгать по столу.
Так нельзя!!! – Мошкин успел нажать кнопку и вызвать начальника службы безопасности, затем судорожно проглотил рюмку коньяка.
Появившийся через минуту Рустам увидел Игоря Павловича, как всегда, спокойного и уверенного.
– Читай! – приказал Мошкин, протягивая заметку. – Что ты делаешь у меня на работе? Бабочек собираешь? Почему я узнаю только сейчас и из газеты?
– Игорь, это же просто совпадение: взрыв по такому же адресу, как у тебя, но ведь корпус же другой.
– Совпадение? В то время как на меня просто прут из-за сделки с Газпромом? Скоро по нужде в бронефраке ходить будем, а ты «совпадение». Срочно всю информацию, все что есть у Петра в ментовской. Вчерашние записи разговоров всех, слышишь, всех наших «друзей». Отменить все выезды в город. Пошли ребят ко мне на Рублевку, никого не впускать и не выпускать с участка, жене я сам позвоню. Это «совпадение» им боком выйдет.
Игорь Павлович знал почти наверняка, кто стоял за всем этим, но прежде чем принимать решение, как ему реагировать на происшедшее и какие меры предпринять, у него должны быть данные, а не только догадки. Отец Игоря, к сожалению покойный, был известным в Москве элитным закройщиком, что помогло Игорю не только завязать в юности нужные знакомства, но и понять, как важно «семь раз отмерить». Это умение терпеть, собирать информацию и примерять здорово пригодилось ему в жизни и должно помочь ее сохранить. «Это не совпадение, скорее ошибка, ошибка исполнителя и, судя по всему, тот не москвич, раз запутался в корпусах. Еще бы, дом номер пять, а корпуса первый, второй, первый „а”, первый „б”… Сколько было путаницы с письмами у жильцов. Черт ногу сломит, а что сломали этому придурку-исполнителю? Один Бог знает».
Игорь Павлович привык мыслить с учетом перспективы. Он решил обыграть ситуацию со всех сторон, вызвал секретаря и поручил составить список поврежденной бытовой техники в пострадавших от взрыва квартирах, на основании данных, полученных Рустамом. «Прекрасная акция наклевывается, наша фирма, лично я, как житель округа, дарю оборудование жильцам. Помпа и пресса, общественное мнение и реклама товара, и, кто знает, может, на следующих выборах и мне в депутаты податься?» – размышлял Игорь Павлович.
Те же, кто хотел взорвать, очень скоро поняли, что тот, кого «заказали», в курсе. Поговорили они между собой и, видимо, договорились. Тем более, что тут и пресса, и телевидение, и уж, конечно, милиция… Лишний шум им ни к чему.
Тем временем Шеф наркомафии, в чьи дела так легкомысленно влез Андрей, жених Инны, тоже увидел в газете фотографию девушки в подвенечном платье. Лицо показалось ему знакомым, тем более что Шеф как раз рассматривал бумаги и снимки, которые были с собой у Андрея, их только что принес человек, приехавший с гор. И фотография Инны там тоже была, не оказалось только тех важных документов, которые, как предполагал Шеф, могли быть у Андрея, погибшего вовсе не от несчастного случая.
Шеф, хотя и ворочал намного большими делами, чем Игорь Павлович, и был почти в два раза старше его (может, потому и жил долго, даже очень долго при таком бизнесе), тоже являлся весьма осмотрительным и осторожным. Это, впрочем, не мешало ему быть хитрым и жестоким, скорее помогало. Не исключено, что там, на месте, недоглядели, а эта девушка, если она связана с Андреем, могла быть полезна. Навели справки, и, получив подтверждение, что это невеста Андрея Смирнова, Шеф принял решение выяснить на всякий случай, знает ли она что-нибудь о делах своего жениха. Поручили это ответственное задание двоим.
Представители в России и на Украине крупной французской туристической фирмы «Визит Франс» тоже читают прессу и тоже увидели сообщение о взрыве и, что самое главное, фотографию Инны. Они решили использовать этот случай для рекламы. И если Игоря Павловича в публикации волновал взрыв, а Шефа наркомафии – личность девушки, то представителей фирмы больше привлекло то, что Инна была преподавателем французского, к тому же молодая и красивая. А решающим фактором, наверное, оказались лилии, вызывающие ассоциации с королевским гербом Франции. Связавшись с журналистами и телевидением, представители фирмы приняли решение найти Инну и на следующий же день отправились в больницу.
Люди из разных кабинетов изменили судьбу Инны Москалевой. Убили ее жениха, случайно не дали ей умереть и… Что еще ожидало ее?
6
На третий день пребывания в боксе терпение Инны лопнуло.
– Доктор, почему меня не переводят в обычную палату? – спросила она.
– Сейчас мы проводим обследование. Вы поступили в тяжелом состоянии, почти семь часов были без сознания, – терпеливо разъяснил врач и, дав какие-то указания Людмиле, вышел из палаты.
– Примите, пожалуйста, это лекарство. – Людмила протянула Инне стакан с какой-то микстурой. – Вам надо успокоиться, у нас хорошие врачи, набирайтесь сил.
– Я не могу успокоиться, поговорите со мной, мне так одиноко.
– Извините, но, если не хотите, можете не отвечать. Вы что, хотели покончить с собой? Не бойтесь, в любом случае все позади, расскажите мне, и вам сразу станет легче. Я знаю…
Может быть, из-за долго сдерживаемого горя или из-за симпатии к Людмиле, но Инна рассказала ей и о своей несостоявшейся свадьбе, и о гибели Андрея, и о нежелании больше мучиться и жить дальше.
Странно, но по мере того как Инна все это говорила, боль и безысходность покидали ее. Да, это был страшный фильм, но он закончился, и сейчас Инна уже, наверное, не совершила бы того безумного поступка.
– И вот сейчас я чувствую себя человеком, попавшим в другой мир, и, кроме тебя, мне даже некому довериться. Та Инна действительно умерла, а эта еще незнакомая мне самой, хочет познать новый мир, хочет жить в согласии с собой и с этим миром.
– Я помогу тебе… – прошептала Людмила, смахивая слезы. – Кажется, я понимаю, что иногда жизнь может оказаться страшнее смерти, но если ты уже не испугалась смерти, так давай же не бояться жизни. Раз уж судьба дала тебе еще один шанс – его надо использовать, и на полную катушку. Я верю, что теперь все будет хорошо.
– А как же врач? – спросила Инна.
– Смею надеяться, что мой любимый Сергей Семенович нам поможет. Он, правда, очень хороший врач, талант. На самом деле только у него были сомнения, никто ничего и не просек, даже следователь. Все им взрывы, мафии… А любовь… Где им понять?! – Люда была готова активно вмешаться и изменить судьбу если не всего человечества, то уж Иннину точно.
Как она объяснила и что говорила Сергею Семеновичу, нам неизвестно, но уже к вечеру Инну перевели в обычную палату. Журналисты и представители фирмы готовы были посетить ее завтра в полдень.
– Но в больнице придется пробыть еще не меньше трех дней, – поставил условие врач. – И я лично буду следить за лечением и попробую пригласить для консультации известного психотерапевта, друга моего отца, но это придется делать неофициально. Ох, и влипну я с вами, девушки… – сказал он, глядя влюбленными глазами на Людочку, которая просто сияла от радости и гордости за своего избранника.
– Спасибо вам. – Инна чуть не плакала. Все-таки сколько еще хорошего есть вокруг.
Палата, куда перевели Инну, была чистенькой и какой-то свежей. И что особенно важно – с окнами в больничный сад, из-за этого она казалась просто залитой солнцем. Инна полулежала на высоких подушках, наслаждаясь запахом цветов, стоящих на тумбочке рядом с ней, а Людочка пыталась сделать ей хотя бы некое подобие прически. С минуты на минуту должны были прийти посетители. И не только журналисты. Инна знала, что у представителей какой-то туристической фирмы есть к ней предложение. Но то, что она услышала, ошеломило ее. Еще бы, фирма предоставляет ей тур по Франции, все расходы берет на себя, а для выяснения подробностей и заключения контракта приглашает ее в свой офис сразу же после выписки из больницы.
– Я искренне рада предложению такой известной фирмы и, конечно, в ближайшее время посещу ваш офис, – взволнованно проговорила Инна.
Воспользовавшись присутствием журналистов, представители фирмы охотно разрекламировали предстоящий тур Инны и свои обычные маршруты.
Но у журналистов были свои вопросы. Их по-прежнему интересовала история со взрывом, тем более, что в ходе следствия стала очевидной связь взрыва с выборами. Однако, когда журналисты попытались взять у Инны интервью, она, сломленная всеми событиями последних дней, осталась непреклонной в своем нежелании говорить.
– Мне нечего сказать.
Журналисты продолжали осаждать ее, но все было безрезультатно.
– Мне действительно нечего сказать. (Да и что могла рассказать Инна про какой-то дурацкий взрыв, разве она что-то видела или слышала? Что осознавала она тогда, кроме заполнявшей все ее существо тоски?)
Людей Шефа, которым удалось затесаться в группу журналистов, вполне устраивало нежелание Инны отвечать на какие-либо вопросы.
– Тоже мне, профессионалы прессы, – ехидничал Дуся, снимая очки, которые он надел для солидности, и пряча их в карман: еще пригодятся.
– Ты прав, не умеют они прижать, у нас все расскажет, как под гипнозом, чего и сама еще не знает, – изрек Гек, разглядывая через объектив фотоаппарата ножки прошедшей мимо медсестры.
– Не отвлекайся, что сказал Шеф, забыл? – Дуся очень уважал Шефа.
– Не боись, завтра ее выписывают, а мы сходим на место, что-нибудь найдем, и отмычки не понадобятся – дверки-то тю-тю! – хохотнул он, довольный собой.
– А менты? Подъезд ведь опечатан, я сам видел, и пост поставили…
– Ты что, забыл, мы ведь четвертая власть.
– Шеф говорит, что первая.
– Для ментов – четвертая, зря я что ли удостоверения повытряс у этих лохов. Гляди, на выбор: хочешь от «Аргументов», хочешь от «фактов», хочешь от «Чертовой дюжины», во, гляди, даже от «Миши» есть.
– Щелкнем мента, журнальчик с автографом, интервью возьмем. – Дуся входил в роль. – Пока я буду брать интервью, ты порыщешь по квартире, снимки ведь нужны с места происшествия.
– Верняк. Можно и пивка предложить. – Гек хотел внести свою лепту.
Дуся с Геком так и поступили. Подъехав к дому Инны, они увидели одинокого, скучающего и, судя по всему, изнывающего от жажды милиционера. Он был рад побеседовать и выпить по баночке пивка с такими свойскими ребятами-журналистами и разрешил им пройти в дом, чтобы сделать несколько кадров разрушенной квартиры (про квартиру Инны они даже и не упоминали).
– У меня своя работа, у вас – своя. Я вам не помешаю, щелкайте развалины. Хотя уже снимали несколько раз, куда столько?
– Так у нас заказ из журнала, там другие нужны фото! – нашелся Дуся.
– Ну вам виднее. Только побыстрее. – Милиционеру все это уже наскучило.
Они вошли в дом.
– Я же говорил, что пресса – большая сила! – довольный собой Дуся уже пробрался в квартиру Инны и помог более крупному Геку. И, не таясь, быстро и умело они начали обыск.
Конечно, мусор, обломки и прочую дребедень в виде раскиданных остатков цветов и разбитых склянок, банок и бутылок, они сразу проигнорировали. Дуся быстро проверил все карманы у вещей в шкафу, заглянул под матрас, перетряхнул белье на полках, проверил все кастрюльки и коробочки. Гек тем временем перетряхивал книги, и именно ему повезло найти на книжной полке несколько листков, среди которых было и свидетельство о смерти Андрея Смирнова и фотография с надписью: «Подробности придут скоро, передашь Петру». На фотографии вид каких-то гор. Он начал перебирать книги дальше, но снизу послышались шумные голоса, крики и топот ног.
– Нас здесь нет, – зашипел Дуся.
– Хватай бумажки, потом разберемся. – Гек выглянул из квартиры. – Тут человек сорок поднимается!
– Быстро, выше этажом, как будто спускаемся! – Дуся чуть не упал, запутавшись в какой-то тряпке, и почти на четвереньках вылез из квартиры.
Неисповедимы пути Господни! Надо же было именно в этот момент подъехать на такси к подъезду своего дома пенсионерам Синуковым (чья квартира столь неожиданно превратилась в руины), только что вернувшимся из увлекательной поездки в Израиль. В течение месяца они гостили у дочки, которая уже несколько лет жила там с мужем и детьми.
Журналистское счастье! Вот оно!!! Первые снимки, первые слова людей, которые еще не знают, что от их квартиры ничего не осталось. А вдруг это даст возможность сделать суперрепортаж о террористах и еще Бог весь о чем. Но… нет журналистов, и только возбужденная горстка зевак да представитель РЭУ, за которым уже кто-то сбегал, сопровождали сейчас Синуковых, невзирая на попытки милиционера задержать всех внизу, пока он не свяжется с руководством.
Спокойнее всех были сами Синуковы, они даже не упали в обморок, а только с блаженными улыбками повторяли: «Это Бог нас задержал в Израиле, что бы с нами тут было! Права дочка, надо и нам перебираться поближе к внукам». «Скорая помощь» все-таки забрала их с собой: как-никак старые люди.
Дуся с Геком под шумок скрылись, украдкой отряхиваясь от мусора, который налип на них, пока они лазили по Инниной квартире.
– Срочно едем к Шефу, – решил Гек, и Дуся развернул машину в сторону окружной дороги.
– Теперь главное узнать, когда она поедет в этот чертов круиз! – Дуся уже думал о будущем.
Надо отметить, что посланцы Шефа были достаточно неординарными личностями. Один производил впечатление забалованного ребенка. Он был невысоким стройным молодым человеком с белокурыми, мягкими, чуть волнистыми волосами, белоснежной кожей, на которой часто выступал румянец, и ямочками на щеках. Возможно, лишь чересчур яркие, чуть припухлые губы и кукольно-пустые глаза могли вызвать неприятные ощущения, которые, впрочем, тут же исчезали, стоило ему улыбнуться. Чувствовалось, что это юноша, получивший неплохое образование, а некоторая порочность придавала ему даже своеобразную привлекательность. Среди своих его звали Дусей, с детства он знал несколько иностранных языков, практически не пил, не баловался наркотиками. В Шефа был почти влюблен.
Второй посланец был напрочь лишен обаяния. Его взгляд скорее завораживал и пугал, возможно, поэтому он редко смотрел на кого-либо прямо, а всегда чуть щурился. В нем чувствовались хорошо скрываемые физическая сила и быстрая реакция, а так посмотреть – чуть сутуловатый угрюмый брюнет, ни дать ни взять какой-нибудь инженер, любитель байдарочных походов. Звали его Гектором, сокращали до Гека, он прекрасно владел боевыми искусствами. В прошлом – один из лучших каскадеров. Его натура требовала риска и азарта, но бессмысленной жестокости и грубости он не любил.