Текст книги "Экзотические птицы"
Автор книги: Ирина Степановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Слова его показались Оле заученными, будто урок.
– Однако ты как Базаров! – сказала Оля, которая читала все, что предусматривалось школьной программой.
– А это кто?
– Ты что, Тургенева не читал?
– Да при чем тут Тургенев? – заорал вдруг парень на весь коридор, и Оля так и не поняла, сообразил он, про кого она говорила, или так и не дошел. – Неужели ты не понимаешь, что не все люди могут удовлетворяться вот этим твоим малым – благополучием, квартирой, деньгами, стиральной машиной и путевкой в Париж, наконец. Что есть индивидуумы – их мало, но все-таки они есть, – и они хотят заниматься каким-нибудь делом. Может быть, неважным для окружающих, но важным для них самих. Вот кто-то, например, собирает какие-нибудь коробки. Им место на помойке, этим коробкам, а для этого человека они вопрос жизни и смерти. Кто-нибудь зачем-то изучает членистоногих. Сама подумай, зачем знать членистоногих в мире стиральных машин? А для этого человека важней какой-нибудь мухи на свете ничего нет. И не нужны ему ни любимая девушка, ни спортивный автомобиль, ни загородный коттедж.
– Вручную стирать неудобно, долго, – вставила Оля. – А любимая девушка может помочь. Рубашку постирать, например.
Но парень не слушал ее. Он продолжал:
– А кто-нибудь не видит счастья без освобождения своей родины, площадь которой каких-нибудь четыре квадратных километра. Но этому кому-нибудь обязательно надо, чтобы у двух десятков проживающих там обывателей обязательно были свой президент и своя письменность. Или еще есть люди, которые изучают мертвые языки. Или лезут в пещеру, или на гору, или в пирамиду.
– А для тебя, значит, вопрос жизни и смерти в кровообращении лягушек? – спросила Оля.
– Дура ты, иди домой, – ответил молодой человек. – Мне, между прочим, тоже жалко всех – и крыс, и лягушек, и собак. Да только на людях-то опыты у нас пока не ставят. Объявления в газетах не публикуют: «Предлагаю себя в волонтеры». А я хочу решить такую проблему, что, если решу, Нобелевскую премию и ту будет не жалко мне дать.
– Ух ты! – заметила Оля. Молодой человек впал в никогда не виданный ею ранее в молодых людях энтузиазм.
– А вот и не «ух ты!», – передразнил ее молодой человек. Он вообще часто кого-нибудь передразнивал, и от этого у него на лице уже появились некрасивые морщинки.
«Моя мама за такие передразнивания каждый раз бы подзатыльник давала!» – заметила про себя Оля.
– А я знаешь какую проблему хочу решить? – спросил вдруг Олю хозяин чулана.
– Какую? – Оле почему-то совсем не хотелось уходить.
– Ни больше ни меньше, как решить проблему наркомании!
– О! Тебе не пора к психиатру?
– Не пора! – Высокомерия парню было не занимать. – Проблема заключается в том, – так же высоко задрав голову, продолжал он, – как найти конкурентное средство, чтобы при приеме или введении его человеку наркотики уже не могли бы действовать на мозг.
Оля ошарашенно молчала. Она никуда особенно не ходила, не употребляла наркотиков, у нее не было друзей-наркоманов, она не была близко знакома с проблемами наркомании, и они ее никогда не занимали. Но сам его задор, сами слова, сути которых она все равно не могла понять, так как ее образование было весьма далеко от биологического, произвели на нее впечатление.
Открылась дверь в комнату, и оттуда в коридор, как из рога изобилия, посыпались красные, потные, разгоряченные танцами гости. В момент они стали разбирать свои кепки, куртки, платки, натягивать обувь, прощаться, вываливаться на лестницу. Олю обняла сзади Лариса.
– Ты до метро с нами? Подбросим на «Жигулях»! А потом, извини, сами поедем дальше!
– Да, до метро, – ответила Оля, не особенно вникая в то, что ей только что сказали и какие она произносила слова. «Вот, оказывается, над какой важной проблемой он работает! – появилось вдруг в голове. – А если действительно разгадает загадку? Да, он необыкновенный! Какой молодец! В то время как все друзья бьют баклуши. Этот его кабинет… и ремонт с аквариумом… и варан Кеша…»
Возбужденная танцами, хорошенькая Лариса подала Оле сумку.
– Пошли! Спасибо за приятный вечер! Хотя мы тебя почти не видели! – кокетливо помахала она хозяину рукой.
Оля стояла как в столбняке.
– Телефончик оставьте! – смекнула догадливая подружка. – О-о-о! Как тут у вас! Кажется, я теперь понимаю Олю, что застряла здесь на весь вечер! – быстро говорила она, бесцеремонно входя в каморку и разглядывая предметы. – А это кто?
– Змея, – небрежно ответил хозяин каморки и стал рыться в каком-то ящике, переворачивая в нем все вверх дном. Наконец он извлек на свет божий небольшой конверт, а из него белый прямоугольник картона – визитную карточку.
– Ой, змея! Какая противная! – завопила Лариса, а Оля вдруг засмеялась:
– Ничего не противная! Даже симпатичная!
– Ну уж нет! Меня сейчас просто вырвет! – застучала ногами Лариса и выскочила из каморки. Они оказались последними гостями, и хозяин вышел на площадку закрыть за ними дверь. Правда, в комнате двое оставшихся – парень и девушка – мокрым веником начали сметать мусор.
– Да, у тебя дисциплина! – покачала головой Оля. – Значит, ты – сильная личность! Как моя мама!
Парень сделал шаг в коридор и легко взмыл под потолок, подтянувшись на перекладине, которую до этого никто из присутствующих и не заметил.
– Ого! – восхищенно ахнула Лариса и толкнула Олю локтем в бок.
Оля задрала голову и во все глаза смотрела на парня. Подтянувшись не менее десятка раз, он легко спрыгнул на пол. Оля заметила, что он все это время пребывал босым и, только выходя в коридор, вставил ноги в какое-то подобие сандалий.
– Будто йог! – шепнула Лариса. «Как Иисус Христос», – подумала Оля.
Но тут долговязый Ларисин спутник в полумраке коридора прижал ее к себе, чтобы о нем не забыли, и Лариса чуть взвизгнула, вспомнив про него и повиснув у него на шее.
«Как это он сказал? – вспомнила Оля слова парня. – Ваш жалкий секс не стоит и десятой доли… Десятой доли чего?» Она улыбнулась, спускаясь по лестнице. И продолжала улыбаться всю дорогу, пока они ехали в машине. И лишь в метро рука ее наконец разжала визитную карточку, на которой витиеватым серебряным шрифтом на русском и английском языках было написано название института, указан биологический факультет и стояли фамилия, имя и отчество: ДОРН Александр Федорович. Ниже следовал телефон.
«Не Базаров, – засмеялась Оля, сидя в дальнем, неярко освещенном углу пустого вагона. – Отнюдь не Базаров. Его фамилия Дорн». И, аккуратно сложив карточку пополам, засунула ее в самый укромный уголок кошелька. Доехав до своей станции, она достала из кармана мобильник и стала звонить матери, чтобы та встретила ее у метро.
– Не сердись, пожалуйста, что я не предупредила… – начала было Оля. Запоздалое чувство раскаяния, что она заставила мать волноваться, действительно охватило ее. Но Юлия была на редкость спокойна.
– Я думала, ты с провожатым, – не то укоризненно, не то разочарованно сказала она и добавила: – Стой у выхода из метро! Никуда не ходи, я сейчас приеду! – А про себя добавила: «Вот был бы дома отец, он пошел бы встречать, как во всех нормальных семьях. И мне не надо было бы тащиться ночью к метро. А так не бросишь же девчонку…»
Юля поспешно влезла в черные джинсы, накинула короткую куртку, проверила, подкрашены ли глаза, и взяла со столика ключи от своего хорошенького новенького «пежо». Через пятнадцать минут Оля уже сидела в материной машине.
– Где же ты была? – спросила ее Юля.
– В гостях. Подружка попросила сходить с ней вместе. Извини, я не успела предупредить.
– Я так и поняла. – Юля устала, и ей было не до разговоров. – Ну, хоть понравилось в гостях?
– Вроде ничего. Интересно.
«Опять все то же, – подумала Юля. – Это – ничего, то – ничего. Что же теперь, и влюбиться не в кого?» Она сама влюблялась в сезон по пять раз. Мальчиков строила в очередь. Да… Не в нее доченька, не в нее. Тут же ее мысли перекинулись на Азарцева, что он будет полный лопух, если не уговорит пожилую даму, что приехала сегодня утром, как минимум на две, а лучше на три операции; потом, что машину надо поставить на платную стоянку и добираться до дома пешком. Она принялась размышлять о том, что все равно придется покупать где-то гараж, лучше в многоуровневом кооперативе; а вечером надо просмотреть газеты и журналы с объявлениями о косметических услугах, чтобы выявить конкурентов…
В общем, вечер закончился как обычно: стаканом кефира, кремом на лицо и яблоком на ночь да проверочным звонком Азарцеву: не у той ли он мымры? Юля Тину в мыслях иначе как мымрой не называла. Азарцев несколько месяцев по вечерам был дома. Нутром Юля чувствовала, что кончаются у него отношения с этой мымрой, кончаются! А значит, ее прямой долг вернуть Азарцева в семью. Ведь сам-то он, собственно, и не хотел уходить. Жил с ней и с Олей. Это ведь она сама по глупости, по неопытности подтолкнула его к уходу. А хотела ведь подтолкнуть совсем к другому! Конечно, легко ли ей было смотреть, как его гораздо менее способные коллеги наживают огромные деньги. Ах какое прекрасное было время! Вот когда надо было ей самой суетиться! Не смотреть на него, не бояться. Уж пан или пропал! Надо было продать квартиру, перейти на частную, взять заем и крутиться, крутиться! Ведь она, Юля, не боится ничего, ничего. Это сейчас время бойких авантюристов уже ушло… Все в медицине поделено, как и везде, конкуренция выросла, как никогда, чиновники подняли головы, почувствовали силу. Но она знает, как с ними обращаться, она с любым может найти общий язык. А Азарцев… Все-таки муж, какой-никакой, придает в обществе вес. А Азарцев тоже усвоил кое-какие истины. Занялся наконец своим делом. Эх, выйти бы на правительство Москвы, на Думу, на аппарат президента, в конце концов! А почему бы нет? У них уникальный опыт по организации такой клиники! Вот если бы им финансовую поддержку, хотя бы в виде налоговых льгот! И надо все время платить Лысой Голове! Но он по крайней мере, как бы там ни было, деловой человек. Не то что Азарцев – по сути, нюня. Он хочет прооперировать эту девчонку. Да понимает ли он, что такое коммерция? Боливар не выдержит двоих! Но как она может обойтись без Азарцева? Ведь это ему дал заем Лысая Голова, на него оформлена земля и вся клиника, а она, по сути, наемный менеджер и по совместительству доктор. Конечно, она уже многое сделала, прибрала к рукам, но все-таки, все-таки… Нет, положение ее не так уж и прочно. А жизнь требует все новых и новых трат. Гораздо надежнее будет, если она привяжет Азарцева к себе повторными узами брака. Черт знает, зачем она тогда с ним разошлась? Ну не жили бы вместе, и все. Многие ведь то сходятся, то расходятся, однако документально не оформляют отношения. А она поторопилась. Вот теперь попробуй опять затащи его в ЗАГС. Задача не из легких, калачом не заманишь. Правда, она думала, что с легкостью выйдет замуж опять. Но, черт возьми, действительность такова, что даже Оля ни в кого не может влюбиться, а уж ей в ее возрасте замуж… Да не просто замуж, было бы за кого. Нет, ставку надо делать все-таки на Азарцева.
Юля все слушала, слушала в телефонной трубке длинные гудки. «Что это он все молчит и не отвечает, неужели спит?» Юля нажала кнопку «Повтор». Послышался сонный голос. «Да, он спал, – подумала Юля. – Надеюсь, один».
– Прости, что разбудила, – сказала она вкрадчивым голосом, – но я просто хотела тебя успокоить. – Юля прекрасно знала, что Азарцев ни сном ни духом не ведал, что Оли не было дома. Иначе бы он позвонил. Как она сама-то не догадалась раньше ему позвонить? Глядишь, вместе поехали бы встречать Олю, а потом вместе к ним домой… – Твоя дочь наконец-то явилась!
– Куда? Или откуда? – устало спросил Азарцев. Он не спал. Просто лежал в постели и думал. Наверное, задремал, если не сразу расслышал Юлин звонок. Час назад он все-таки пытался дозвониться Тине и несколько раз, не набрав полностью номер, бросал трубку. Оле он в этот вечер не подумал позвонить.
«Ну что же все-таки я за малодушный человек, – думал он. – Ведь я хочу все порвать! Зачем же опять звоню?
А вдруг ей плохо? Ей, наверное, очень плохо. Ведь она не могла не понять, что я от нее ушел. Может, нужно лекарство… – пытался оправдать он себя. – Но она не одна. У нее есть родственники, есть отец, мать. Будет очень хорошо, если они приедут и застанут ее врасплох. Увидят наконец то, что она всеми силами скрывает. Увидят, что она пьет. И пьет сильно.
У них уже есть одна очень больная дочь. Сознание того, что и жизнь второй дочери под сомнением, может стать для них непосильным. Ведь ты сам мог бы уговорить ее работать или лечиться!
Нет, не мог! – возражал он себе. – Я пытался. Я приводил аргументы. Но она не хотела ничего слушать, все время обвиняла меня в каком-то предательстве. Но я не предавал никого. Она ревновала к Юлии, а я много раз объяснял, что нас связывают только дочь и неразрывные производственные интересы. Она же говорила, что между двух стульев сидеть нельзя. Что она имела в виду? Не мог же я бросить дочь на произвол судьбы? А дочь, естественно, жила с матерью. А мать имела ту же специальность, что и я. Так завязался этот узел».
Тина была жестока, требуя от него невозможного, называла его слабохарактерным. Но сила характера вовсе не в том, чтобы без удержу рвать все и вся. Для того чтобы найти компромисс и следовать ему, тоже нужна сила воли. И вообще он устал. Устал разбираться в отношениях двух женщин. Вот женщины! Они уже давно и не видели друг друга, но неустанно думали одна о другой. Он устал от Юлии, но и от Тины тоже устал. Устал от ее дурацкой формы протеста. Он ее пьянство понимал именно так. Чем, по сути, ее протест отличался от протеста подростков? От поступка ее сына, например, когда он специально солгал, чтобы выставить мать в нелицеприятном свете? Такой же инфантилизм. Устал от постоянной гонки за деньгами. Устал от требований Лысой Головы. Он хотел работать по-настоящему, ни от кого не зависеть. Причем именно работать, а не администрировать. Под работой он понимал только врачебную деятельность. И еще он ужасно хотел прооперировать ту молодую девчонку с ожогами и сделать ей новый подбородок и нижнюю губу. У него просто чесались руки! Вместо этого первым номером на операцию вылезла мадам с голубыми волосами и в английском пальто – жена высокопоставленного чиновника какого-то правительства, то ли московского, то ли еще какого-то (правительств теперь столько развелось, что и не разберешься). И забот с ней было тоже хоть отбавляй – муж, ввиду ее преклонного возраста, не выпускал ее одну за границу и не разрешал делать операцию. А ей самой загорелось – хоть режь! Теперь ему предстояло расхлебывать эту интригу под неусыпным наблюдением Юлии.
– Бабка выведет нас на других членов семей! Ты понимаешь, что это для нас значит! Это пациенты, это связи, это льготы… да нам сам Бог ее послал! Ты виртуоз – вот и покажи свою виртуозность! Сделай из шестидесятипятилетней женщины тридцатипятилетнюю конфетку, и народ к нам потянется! А мы его примем!
– А ты не боишься, что из шестидесятипятилетней пожилой, но живой женщины может получиться тридцатипятилетняя мертвая красавица?..
– Что ты такое несешь! – Юля трижды сплюнула и постучала о стол. – Думай, что говоришь, нас ведь могут услышать! – Она многозначительно посмотрела Азарцеву прямо в глаза, и опять его взяла оторопь от ее взгляда.
А сейчас, ночью, когда он лежал в тишине, ее голос просто резал слух.
– Представь, Оля вернулась во втором часу! Я места себе не находила, так волновалась! А тебя, когда нужно, вечно нет рядом! Мне пришлось в такой темноте ехать самой к метро ее встречать!
Азарцев молчал.
Чего она добивается от него? Он ее просто боится. Боится! Вот ужас! И нет этому конца. Зачем он вообще послушался ее и связался с этой клиникой?! Она говорила, это будет мечта! Мечта. А теперь в родительском доме он по ее велению сделает абортарий. Черт бы все это побрал!
Азарцев еще долго ворочался, разбуженный Юлиным звонком. А Юля между тем осталась очень довольна.
Оля же, его дочь, давно спала своим обычным крепким сном и никаких разговоров не слышала. Она улыбалась, потому что ей снилось, что она опять находится в странной маленькой комнатке и на нее приветливо и одобрительно смотрят огромные разноцветные рыбы и суетливый, вертлявый варан Кеша.
11
– Ну что же, прекрасно! – сказал на следующее утро Азарцев той самой пожилой даме с подсиненными волосами, в сером английском пальто, которую опять привез их шофер Володя. На этот раз дама приехала с твердым намерением заключить договор и хотела осмотреть клинику. Азарцев показал ей ее будущую палату, холл с экзотическими птицами и закрытым роялем, они выпили кофе в буфетной-столовой и даже, по просьбе дамы, заглянули одним глазком в операционную. Клиника произвела на даму приятное впечатление. Она восхищалась всем неустанно. Накануне у нее были взяты анализы крови, мочи, сделана электрокардиограмма, расторопный шофер свозил все это в специальную медицинскую фирму, где по существующей договоренности их материалы обрабатывались в первую очередь, и полученные результаты привез обратно. Теперь Азарцев и дама снова поместились в просторном кабинете, чтобы обговорить все детали, но не за ширмой возле компьютера, а в уютных широких креслах возле низенького стола. Дама уселась и осматривалась по сторонам, разглядывая вывешенные на стенах в рамках дипломы Азарцева, а сам он машинально взглянул на улицу. С утра, как всегда в октябре, опять было холодно, и хотя дождь, ливший без передышки накануне и день и ночь, теперь, к счастью, уже перестал, в воздухе мелкими капельками висела противная изморось. Сквозь ее легкий туман казались нереальными и Афродита, стоящая под аркой на крыльце, украшая мраморные ступени, и кусты можжевельника с мелкими голубоватыми ягодками – первый урожай за это лето, и поникшие за ночь петунии в вазонах. Юлин «пежо», забрызганный грязью, тоже появился на площадке, и Азарцев машинально отметил, что сегодня он приехал на работу раньше ее.
– Ну что же, прекрасно, – повторил Азарцев, перевел взгляд на даму и постучал костяшками пальцев по деревянной изогнутой ручке кресла. – Все анализы хорошие, осталось только получить «добро» от вашего лечащего врача. Где вы наблюдаетесь?
– В ЦКБ, – как-то неуверенно произнесла дама и вдруг прижала руку к груди и истерично воскликнула: – Доктор, вы должны понять меня правильно! Мой лечащий врач никогда-никогда не даст разрешение на операцию! Никогда! Он просто не захочет пойти на риск!
– Неужели? А почему? – Азарцев вежливо поднял брови, а в голове у него само собой мелькнуло: «Ну вот, я так и подозревал! Это, конечно, надо было предвидеть и с этого надо было и начинать! Какого черта она морочила мне голову целых два дня?»
– У меня много заболеваний, – сморщившись, плаксиво продолжала дама. – Никто из врачей не хочет рисковать, ведь, если что, у них будут неприятности!
Азарцев досадливо поморщился:
– Но ведь, «если что», неприятности будут в первую очередь у вас! Я имею в виду состояние вашего здоровья! – пояснил он и тут же, увидев, как передернулась дама от его слов, успокаивающе продолжил: – Вы погодите волноваться, давайте обсудим все по порядку. Я только приглашу для нашей беседы еще и моего заместителя по лечебной части.
Он нажал кнопку звонка прямого вызова, соединяющего его и Юлин кабинеты. Он хотел, чтобы Юля присутствовала при разговоре и слышала его аргументы, если он обоснует отказ в операции. Юля возникла молниеносно, будто стояла за дверью. Азарцев отметил, что она, как всегда, была безукоризненно причесана и накрашена. Безумный огонь в ее глазах был притушен опущенными ресницами.
Юля умела производить впечатление. «О! Какая красивая женщина!» – прочитал Азарцев во взгляде пожилой дамы, устремленном на нее.
«В нашей клинике каждая женщина может стать такой!» – отвечала негласно скромная Юдина улыбка.
– Так какие же у нас заболевания? – вкрадчиво спросил пожилую даму Азарцев.
– Повышенное давление, перебои в сердце, бронхиальная астма и проблемы со щитовидной железой, но с железой проблемы небольшие! – скромно перечислила дама.
– У-у, какие мы оптимисты! – выразительно посмотрел на Юлю Азарцев.
– Разрешите мне осмотреть ваши ноги, – включилась та, обращаясь к даме. – Тромбофлебита у вас нет?
– Тромбофлебита, кажется, нет, – нерешительно ответила та.
– Вот видите, уже хорошо! – Юля кинула Азарцеву ответный выразительный взгляд. – А принимаете ли вы лекарства, которые стабилизируют давление и держат его на постоянных цифрах?
– Конечно, принимаю! Я без них не могу! – прозвучал ответ.
– Что касается бронхиальной астмы, нужно сделать дыхательные пробы.
– Два раза в год я прохожу это исследование.
– И как сейчас?
– Доктор сказал: «Не хуже, чем было».
– Ну, тем более! Вам нечего бояться! – сказала Юля.
– А я и не боюсь! – гордо сказала дама. – Боится мой лечащий врач. Когда однажды я сказала ему, что хочу сделать косметическую операцию, он замахал на меня руками и заявил, что я могу пойти на операцию только через его труп.
«Хороший доктор, наверное, порядочный», – подумал Азарцев.
– Что касается меня, – продолжала дама, – то выдержать операцию для меня дело чести! Я хочу всем доказать, что еще имею право быть красивой! А то надоело: «Бабушка, бабушка!», как будто я уже и не женщина!
– О, такое право, без сомнения, имеется у каждого из нас, – дипломатично проговорил Азарцев. – Но не все мы можем по ряду обстоятельств реализовать это право.
Дама непонимающе переводила взгляд с Азарцева на Юлю, не понимая, куда же он клонит.
– А мы поможем вам его реализовать! – заявила Юля, подходя к Азарцеву сзади и крепко нажимая ему на плечо. – У нас есть прекрасные консультанты-терапевты – кандидаты наук, профессора; кто-нибудь из них вас осмотрит и даст свое заключение. Вам не о чем беспокоиться. Прямо сейчас наш шофер и отвезет вас на осмотр в клинику к нашему консультанту. Я тоже, чтобы вы не чувствовали себя неудобно, поеду с вами. Договорились?
– Договорились, – просияла дама всеми своими мелкими морщинками и крупными старческими ямочками.
– Ну, тогда просим вас на ленч. У нас пекут чудесные булочки, а я пока договорюсь о консультации, чтобы не терять время! Сразу после ленча и поедем!
– Как приятно поставлено у вас дело! – восхищенно сказала дама.
– Стараемся, – ответила Юля с обворожительной улыбкой.
И пока дама в буфетной была занята слабокопченой форелью, телятиной, булочками и фруктами, Юля быстро листала свою специальную книжку с номерами телефонов специалистов.
– Все улажено, профессор нас ждет, – сказала она мимоходом, ласково касаясь руки пациентки.
– И решение, без сомнения, должно быть положительным, – ехидно предположил Азарцев, сидя в своем кабинете.
– Неужели ты думаешь, что я способна на кого-нибудь давить? – возмутилась Юля. – Как профессор решит, так и будет.
– А дама в курсе, какую сумму ты выставишь в счет за операцию, уход, все консультации, поездки и кормежку?
– Еще пока нет, но все равно выйдет меньше, чем если бы она поехала за границу.
– Ты все-таки сначала предупреди ее, а то как бы не случилось, что мы за все заплатим из своего кармана, – сказал Азарцев со вздохом. Он уже сдался. В конце концов, из дамы действительно выйдет красотка. Глазом профессионала он ясно видел в ее лице хоть и расплывшиеся уже, но все-таки еще присутствующие черты былой привлекательности. Вернуть даме красоту и ощущение молодости, разве не благородная цель? И тот профессор, что будет сейчас ее осматривать, тоже, в конце концов, не дурак, чтобы послать на операцию пациента с явным риском для жизни. Он должен же подстраховаться, прежде чем написать заключение. Что ж, если он решит, что оперировать можно, Азарцев рискнет.
Он стал листать свой календарь, выбирая день операции.
«А птичек из холла на всякий случай опять придется перенести в специальную комнату на чердак, как уже делали, когда в клинику поступали пациенты с аллергией. Несколько экзотических экземпляров тогда сдохли…» – не к месту вспомнил Азарцев и вздохнул. Что ж, работа – самое главное. Перед операционными днями во всем отделении проводилась генеральная уборка, белье стерилизовалось, персонал носился как заведенный, кухня работала в две смены. В один-два дня пациенты оперировались, потом в течение недели долечивались, выписывались, персонал переходил на льготный режим работы, экзотических птичек возвращали на место, на различные манипуляции пациенты приезжали из города. И так до следующих операционных дней. Такая загрузка клиники была выгоднее, чем тащить каждый день по одному человеку.
«Итак, кто у нас на очереди? – думал Азарцев. – Во-первых, какой-то друг Лысой Головы, который хочет изменить форму носа. Его надо брать на операцию первым, жгучие брюнеты не в состоянии долго ждать – у них очень быстро выбрасывается адреналин. Во вторую очередь пойдет тридцатилетняя женщина, бизнес-леди, которой нельзя надолго отлучаться от своего бизнеса. С ней все просто – у нее грыжа нижних век, проще говоря, жуткие мешки под глазами. С ней я должен справиться за сорок минут. По двадцать на каждый глаз. Третьей в этот день будет нынешняя пациентка – с ней все гораздо сложнее, на нее нужно время. Чтобы никто не мешал, не торопил, не ждал, не наступал на пятки. И все? – перелистал Азарцев страницы. – Пока действительно все. А надо бы еще одного человечка. – Он смог бы прооперировать в этот день еще одного, после дамы, с какой-нибудь несложной проблемой – исправить кончик носа, например, или вырезать старый рубец, да мало ли что… А уж тогда на следующий день пошли бы пациенты с проблемами тела. Азарцев перелистнул еще одну страницу. Молоденькая девочка, пробивающаяся в модели, хотела увеличить на два размера грудь; женщина после родов мечтала избавиться от лишнего жира на бедрах и ягодицах. – Ну что же, дай им Бог. Если явятся все, загрузка на неделю будет полной и клиника заработает достаточно денег, чтобы продержаться до Нового года. Как ни жалко птиц, а все-таки придется их перенести на чердак. Кроме этой дамочки с бронхиальной астмой, все пациентки более-менее здоровы, но рисковать не стоит».
Идея завести в холле щебечущих питомцев принадлежала Азарцеву. Он помнил, что Тина была очень против. «От птиц и их корма столько грязи, пыли, летучих аллергенов! Это вредно для больных. В больницах не приветствуется заводить в палатах даже комнатные цветы, не только животных!» – «Но то в палатах, а у нас птицы живут в отгороженном холле, они – лицо, брэнд нашей клиники». Но Тина не принимала таких возражений. «Так делать нельзя! – твердила она. – Возмутительно, как все это пропускает СЭС?!»
Да, СЭС… Юля объяснила сегодня, как СЭС это пропускает… А с другой стороны, дверь в холл может быть плотно закрыта. Холл же устроен так, что с верхнего этажа сюда надо спускаться по специальной очень красивой широкой деревянной лестнице. Она расположена с торца коридора отделения, поодаль и от операционных, и от кабинетов врачей, и от палат. На первом же этаже холл отделен не только дверью от общего коридора, но и углублением в четыре ступени, поэтому пыль ни от ковра, ни от рояля, ни от птиц не должна подниматься вверх. Но что была бы его клиника без этого красавца холла! Без этих широких окон в эркерах, без этих прекрасных растений, без ковра, без рояля, без кресел… Он мечтал устраивать здесь музыкальные вечера. Один раз устроил… Попросил Тину спеть, пригласил профессиональную флейтистку… Боже, что из этого вышло! Не хочется вспоминать…
А высокую золотую клетку с пичугами он принес в клинику из своего детства. Он мечтал о такой с тех самых пор, как однажды, будучи младшим школьником, сходил с родителями в тогда еще новый Детский музыкальный театр, что был построен сразу за цирком на проспекте Вернадского. Светлый сияющий купол театра и высокая клетка под куполом с маленькими разноцветными птичками, круглые мягкие банкетки вокруг нее произвели на его детскую душу такое радостное и яркое впечатление, что оно во много раз перекрыло впечатление от самого спектакля. Он был так взволнован и так часто потом видел этих пичуг во сне, что родители даже пообещали ему поехать на Птичий рынок и купить там какого-нибудь щегла или попугайчика. Но вид птичек на рынке был какой-то вовсе не такой, как в этом прекрасном театре, и он отказался от покупки. А потом этот вопрос как-то сам собой сошел на нет по мере его неуклонного взросления, а вот детское впечатление осталось надолго, если не на всю жизнь. Интересно, что в его разговоре с дочерью как-то случайно выяснилось, что на нее птицы в Музыкальном театре впечатления не произвели, зато очень понравились золотые рыбки в бассейне-аквариуме фойе Театра Образцова. Недавно Оля сказала ему, что в Театре Образцова этого фойе больше нет. А он полушутя ей ответил, что, когда она подарит ему внука, он пойдет с ним вместе в Музыкальный театр и проверит, остались ли там экзотические птички его детства.
Интересно, что Юлия, которая ни в чем терпеть не могла проявлений его сентиментальности и в принципе не переносила никаких животных в доме, в вопросе о существовании золоченой клетки с птицами в холле клиники сразу заняла его позицию. «Эта клетка с птицами будет лицом нашей фирмы! Мы поставим ее в рекламу!» – безапелляционно заявила она, и Азарцев был на сто процентов уверен, что она сделала это заявление исключительно в пику Тине.
Но как бы там ни было, птицы прекрасно чувствовали себя в холле. Ухаживал за ними охранник внутреннего помещения, это вменялось ему в обязанность, а Азарцев, когда у него бывала свободная минутка, просто садился в холле напротив клетки и молча смотрел на птиц. А они, чувствуя его искреннее внимание, оживлялись, начинали порхать и прыгать по жердочкам, наклонять головки, кося на него круглыми глазками, и щебетать, щебетать…
«А что, прекрасная психотерапия! – думал он. – Смотришь на этих пичуг, не думаешь ни о чем, просто отдыхаешь!»
На всякий случай на чердаке для птиц отвели запасную, отапливаемую нагревателями комнату. В случае необходимости птиц можно было перевести туда. Такой случай возник только однажды. Тогда как раз и погибли почему-то две редкие маленькие пичуги. Азарцев приказал похоронить их под старой лиственницей, посаженной еще его отцом в дальнем уголке сада, и больше старался клетку не трогать. Ну а пациенты с аллергией в клинике присутствовали вовсе не каждый день и даже не каждый месяц, и, кстати, он, Азарцев, постановил за правило всех поступающих на операцию исследовать на наличие антигенов. Кровь брали у больных прямо на месте, потом Вова-шофер вез все это хозяйство в одну из иммунологических лабораторий, и становилось ясно, у кого есть аллергия и на что. Даром, что ли, они с больных брали деньги? Правда, не все пациенты понимали, что все это делалось для их же пользы. Сами-то они когда бы еще собрались сделать это исследование, если над ними не каплет? Да и для операции такое знание было тоже полезно. Да, что ни говори, а работа у них действительно была поставлена неплохо.
