Текст книги "Ангелы на роликах, или Принцип древесного листа"

Автор книги: Ирина Соляная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ирина Соляная
Ангелы на роликах, или Принцип древесного листа

Глава 1.

Антверпен

Хью Барбер мог бы сказать: «Этих женщин сам черт не разберет» или «Как ее понять, если она сама себя не понимает», но беда была в том, что он очень хорошо осознавал происходящее. Шел медленный сдвиг тектонических плит, материки смещались в мировом океане, отдаляясь друг от друга. Хью Барбер – детектив небольшого агентства, Юджина Майер – наследница пивной «Империи Майеров». Эти двое совершенно случайно встретились, но вполне закономерно отдалялись друг от друга. Неизбежность разрыва чувствовал каждый, не желая признаться в его причинах. Сначала влюбленные виделись часто, но уже через полгода Хью стал замечать, что их встречи становятся все более редкими и короткими. А Юю выглядела всё более задумчивой и скрытной. Впрочем, она и раньше такой была. О свадьбе уже не заводили разговора ни Хью, ни его невеста.

Однажды Борис Казарин, глубокомысленно изрек, глядя на влюблённую парочку, дувшуюся друг на друга после очередной недомолвки—размолвки: «В одну телегу впрячь не можно вола и трепетную лань». Хью не знал, кого процитировал Казарин, но грустно покивал вослед цитате.

И вот теперь, Хью Барбер бесцельно сидел в своем офисе, он старался приучать себя к мысли о том, что его расставание с возлюбленной неизбежно. Должен ли он был поговорить с Юю об этом? Барбер ее любил, и не находил ни слов, ни сил начать разговора. В таких тягостных раздумьях его застал шеф Свен Свенсон, по обыкновению без стука зашедший в кабинет Барбера.

– К тебе пришла посетительница, – сказал он игривым голосом, – очень красивая посетительница. А тебе бы не помешало купить новый костюм, да и галстук сменить. Для презентабельности. А то у нас посетители бывают! Хоть и редко, – засмеялся своей шутке Свенсон. У него было такое обыкновение – шутить над плачевным состоянием финансов детективного агентства.

Следом за Свеном Свенсоном вошла дама. Сказать о ней «красивая женщина» – всё равно, что не сказать ничего. Хью Барбер сразу узнал Кристин Белли, ведь такие женщины запоминаются надолго. Свен беззастенчиво рассматривал клиентку агентства. От его взгляда не ускользнуло, что она стройна, энергична и очень хороша собой. Алый брючный костюм выгодно оттенял белизну ее кожи и светлые волосы. Кристин выглядела очень моложаво, свежо, словно ей было не сорок лет, и за ее плечами не было трудных времен становления в бизнесе. Она вошла в кабинет, приветливо кивнула Хью и после приглашения сесть устроилась в кресле напротив. Свен Свеносн откланялся и с сожалением покинул кабинет, хотя ему было очень интересно узнать, зачем пришла эта красотка и откуда она знает Хью. Шеф утешал себя мыслью о том, что все равно вытянет эту информацию от своего подчиненного.

– Добрый день, госпожа Белли, – Хью попытался продемонстрировать всю свою приветливость, на какую был способен, учитывая депрессию.

– Добрый день, господин Барбер. Вот уж не думала, что мы снова встретимся, – мелодичным смехом ответила ему Белли. – Но когда мне понадобилась помощь детектива, я сразу вспомнила о вас. Ведь это вы нашли Якоба Майера, хотя этот сукин сын и ловко спрятался.

Хью Барбер вежливо улыбнулся, а Кристин продолжила.

– У меня весьма необычная просьба, даже не знаю, с чего начать. Много лет назад, когда я открывала свою картинную галерею, мои дела шли неважно. Конечно, помощь Якоба Майера, была неоценимой, но мне, признаюсь, не хватало деловой сметки и мастерства. – Кристин поправила волосы и вздохнула, вспоминая прошлые события. – Одной из первых моих творческих находок был Густав Аммон. Галерея сделала его выставку в 1976 году, но он не хотел продавать картин. Выставка шла с нарастающим успехом, и я даже продлила ее срок, но ни одной картины Густав продавать не собирался, и даже перестал общаться с моим агентом, грозя забрать картины с выставки. Это было странное, нетипичное поведение. И вот, перед самым окончанием выставки Густав внезапно принимает решение о продаже одной из картин. Это была картина «Зимние узоры», она пользовалась особенным успехом на выставке. Эту картину приобрел некий Лаубе то ли немец, то ли швейцарец. Я несколько раз с ним встречалась, и он произвел на меня чрезвычайно неприятное впечатление.

Хью вежливо покашлял. Рассказ был достаточно пространный и детективу было не понятно, для чего излагаются все эти подробности.

– Я вижу, что вы проявляете нетерпение, – Кристин продемонстрировала самую обворожительную улыбку. – Но, поверьте, всё это очень важно. Я как раз подхожу к цели своего визита. Лаубе купил картину, минуя аукцион, как—то договорившись с художником. Я была обескуражена, так как наделась перекупить «Зимние узоры», я даже была согласна выплатить приличное отступное. Но этот Лаубе как в воду канул. И картина тоже. Она никогда не выставлялась, никогда попадала в каталоги или торги. Это просто преступно – обладать таким сокровищем, и любоваться им в одиночку. Я искала Лаубе повсюду, но безуспешно. А Густав Аммон не хотел ни с кем общаться.

– Теперь вы хотите, чтобы спустя столько лет я нашел Анри Лаубе? – спросил, понимающе кивнув, Барбер.

– О, нет, вы не достаточно догадливы. Лаубе я нашла! Теперь я хочу, чтобы вы нашли картину, – Кристин Белли протянула вырезку из газеты. Хью углубился в чтение.

Из газетной заметки следовало, что недавно в Альпах были обнаружены останки мужчины, погибшего тринадцать лет назад. Они два года оставались неопознанными, пока полиция случайно не нашла его семью. В январе 1977 года швейцарец Анри Лаубе отдыхал на горнолыжном курорте близ Рамзау. 16 января чтобы отпраздновать свой тридцать пятый день рождения, мужчина в одиночку отправился покататься на лыжах. Больше его никто не видел. И вот полиция спустя много лет нашла на одном из склонов человеческие останки, а с ними – одну лыжную палку, часы, очки и клочок рубашки с вышитыми инициалами. По оценкам судмедэкспертов, останки принадлежали мужчине лет 30 ростом около 175 см. Однако определить личность погибшего не удавалось довольно долго. Его племянница Марлена Бернаскони, услышав по радио об этой истории, вспомнила, что у нее много лет назад пропал дядя. В интервью журналисту газеты Марлена сказала, что уже свыклась с мыслью о том, что не найдет бедного дядюшку. Как решили эксперты, мужчина погиб во время снежной бури, когда катался на лыжах. Родство с Бернаскони сомнений также не вызвало». Далее следовала прижизненная фотография Анри. На крупном и четком снимке был изображен лысеющий, крепкий, с виду довольный собой мужчина. Также Кристин протянула четкую цветную фотографию «Зимних узоров» и ее каталожное описание. По виду это была абстрактная мазня. Хью хмыкнул.

– Я пыталась связаться с племянницей Лаубе – Марленой, но она отказывается общаться со мной, и тем более говорить о каких—то картинах, – продолжила Кристин, Она сказала, что о пристрастии ее покойного дяди к живописи ничего не известно, и в его скромной квартире не было найдено картин, кроме одного дешевого портрета в такой же дешевой раме.

– Задача не из легких, – задумчиво протянул Барбер. – Может, проще попросить этого вашего Густава Аммона написать копию картины ?

– О, нет, это исключено, Густав Аммон скончался в прошлом году, а раньше он отказывался от любых встреч и контактов, – покачала головой Кристин Белли.

– Хорошо, я возьмусь за это дело, – с сомнением в голосе сказал Хью, – но прошу вас еще кое—что рассказать мне. Например, о других владельцах картин Густава Аммона.

– Многие картины Аммона продавались с аукционов. Но вот что интересно! После продаж они исчезали бесследно в хранилищах их владельцев. Нигде не перепродавались, нигде не выставлялись. Возможно, кое—что продавалось впоследствии из рук в руки, но об этом мы точно ничего не узнаем.

– А с ценителями творчества этого Аммона вы пытались связаться? Может, они кто—то из них купил и «Зимние узоры»?

– Я пыталась вести переговоры с двумя покупателями. Это видные люди: Микаэль Вандербилт – политик, наверняка вы слышали о нем Второй – Филипп Хаак, актер и телеведущий, – пояснила Кристин, а Хью кивнул. Эти имена были на слуху, – Все они отказались встречаться со мной. А ведь только Микаель Вандербилт приобрел пятнадцать картин! Филипп Хаак также купил несколько. Я анализировала не все аукционы, а наиболее нашумевшие. Как видите, я тоже в чем—то сыщик. Они вполне могли купить картину, но отрицали это в телефонном разговоре.

– Что же вы еще установили? – спросил Хью Барбер,

– Я узнала, что всего удалось продать около пятидесяти картин Аммона. Как правило, они расходились по одной в разные руки. Не принимая во внимания упомянутых коллекционеров. Также три картины приобрел Современный музей Берлина.

– Каков разброс цен? – поинтересовался Хью.

– О, вопрос интересный, – засмеялась Кристин. – берлинские музейщики отдали за каждую картину что—то около пятидесяти тысяч марок, а Филипп Хаак платил за картины от пятисот тысяч долларов до миллиона.

Хью присвистнул. Он встал и в волнении прошелся по комнате. Частные коллекционеры платили за картины огромные деньги, музей же купил картины по весьма скромной цене.

– А вы сами видели эти картины Аммона? – поинтересовался Хью Барбер.

– О, разумеется. Некоторые из них были на моей выставке. Но в их оценке и профессиональном осмотре я не участвовала. Просто выставила их, а также изучала каталоги других выставочных залов. Я стала проявлять интерес к Аммону после того, как его картина «Кладбищенский сторож» ушла с аукциона за семьсот тысяч марок. Это редкая цена за портрет неизвестного, к тому же проданный при жизни художника. Меня также удивило, что фактически торга не было. Филипп Хаак приобрел ее с первого шага.

– И как вы оцениваете «Кладбищенского сторожа»? – продолжал свой допрос нахальный Барбер.

– Удивительно, что вы этим вопросом интересуетесь, – вскинула брови Кристин, – на мой взгляд это была броская мазня. В отличие от картин, которые купил Современный музей Берлина. Словно разные авторы. И техника, и замысел, и эпичность напрочь отсутствовали в этом полотне. Но это мое частное мнение. Как видите, оно не совпадает с мнением того же Филиппа Хаака, который скупал все подряд.

Получив от Кристин тонкую папку с информацией о картине и ее создателе, а также блокнот с записями, в которых Кристин пыталась восстановить все, что ей было известно об Анри Лаубе, Густаве Аммоне, а также внушительную сумму на расходы, Хью Барбер позвонил отчиму Юю – Борису Казарину. На самом деле он хотел позвонить Юю, но был так зол на нее, что не нашел в себе сил с ней поговорить. Борис и Юю то ли жили, то ли гостили в усадьбе «Синий вереск». Эта резиденция Майеров была основательно отремонтирована после пожара. Уже прошло около года с тех пор, как Юджина поселилась в усадьбе и занялась делами «Пивной империи Майеров». Ее отчим Борис, скучавший без привычной мюнхенской компании, тут же пригласил Хью Барбера и его шефа Свена к ужину.

На встречу Хью собирался с тяжелым сердцем. Он и Юю вопреки его желанию жили порознь. После того, как его невеста приехала в Антверпен из Мюнхена, она поселилась в фамильной усадьбе, а Барбер снял уютную квартиру в центре Антверпена, неподалеку от Королевского музея изящных искусств. Молодому и не слишком удачливому детективу было не по карману такое жилье, но поскольку они с Юю собирались жить вместе, не к невесте же было ему переезжать! Он обставил квартиру со вкусом, купил чайный сервиз и даже набор новых кастрюль, в душе сомневаясь, что они пригодятся. Юджина дважды побывала в гостях у Барбера, равнодушно осмотрела квартиру и назвала ее милым уголком, отшутилась от предложения Хью пожить вместе. Промучившись в одиночестве в стильных апартаментах, истратив всю «подушку безопасности» на аренду ставшего ненужным жилья, Хью перебрался в маленькую квартиру, рядом с детективным агентством. К матери вернуться он не мог, потому что такое возвращение означало бы признание неудачи в попытке создать с Юджиной семью. Но милая малышка Майер словно не замечала метаний Хью Барбера. В маленькой квартире даже не появилась, а сам Хью подозревал, что она и адреса ее не запомнила. Тем не менее, Хью снова ждал встречи с любимой, он ей привык прощать всё.

Когда с шефом он прибыл в помпезную усадьбу Майеров Юю тепло улыбнулась жениху, развеивая его сомнения в своих жарких чувствах.

– Куда ты пропал? Ушел с головой в работу? – пропела она.

– Да, у меня появилось новое дело, я хотел бы поговорить с Борисом о нём.

– С Борисом? Вот как? – Юю увлекла его за собой, приветливо кивнув Свену Свенсону, который возился на входе с громоздким букетом, – Пойдемте в розовую гостиную!

По дороге Юю, взяв Хью под локоток, защебетала.

– Ты хочешь поговорить на профессиональные темы с Борисом? Мне ты не доверяешь?– Юю надула губки.

– Ты просто слишком юная, вряд ли ты знаешь человека, информацию о котором я собираю. А вот Борис точно может о нем знать.

– Ах, вечные тайны, тайны, – Юю засмеялась, оглядываясь на Свена через плечо. – А вы похудели, уважаемый шеф Свенсон! Что это с вами стало?

– Решил взяться за ум, годы идут, а тучность стала мешать жить, – отшутился Свен, – волка ноги кормят, а пузо ему ни к чему!

Борис Казарин сидел в инвалидном кресле за накрытым овальным столом. Сервировка была великолепной, как и закуски, которые манили вечно голодного Хью. Мужчины поздоровались, Юю упорхнула дать распоряжения по поводу ужина, а Борис, который не любил ходить вокруг да около, сразу задал Хью волнующий его вопрос.

– Что—то с Юю у вас не ладится, – Борис нахмурил брови.

– Всё образуется, Борис, – кивнул Хью. Ему была неприятна эта тема, и он не хотел обсуждать ее в компании. Тем более – слушать советы стариков.

– Дай—то бог, дай—то бог, – покачал головой Борис. – Ты давно не заглядывал, что там за интерес у тебя?

– У меня профессиональный интерес к Густаву Аммону. Вы знали такого художника? – спросил Хью.

– Нет, лично я его не знал, – протянул задумчиво Казарин, – А вот с его братом Генрихом я был хорошо знаком. Он был еще тот делец, а впрочем, почему был? И есть. Он много лет трудился над реставрацией галереи в Мюнхене, он архитектор.

– Почему делец? – удивился Хью.

– У него было редкое чутье на деньги и слабость к ним. На всем наваривался, что под руку попадалось, ничего не упускал. Брат у него странный был, затворник. Не общался ни с кем, писал в своей мастерской. А Генрих Аммон – напротив, всегда на виду был. Контракты, сделки, пи—ар. Все картины Густава он распродал, наварив на этом баснословные деньги. А брат в нищете умер, даже могилы не осталось, только урна.

– А вы слышали что—нибудь о картине «Зимние узоры»? – поинтересовался Хью.

Борис ненадолго задумался, но потом с сомнением покачал головой. Вошла Юю, а за ней – кухарка, которая несла блюдо с сочным гусем. Все шумно расселись и стали поглощать ужин. Беседа перешла на другие темы.

Когда Хью уже собирался уходить, Борис Казарин сказал: «Позвони Виктору, он покопается в моих мюнхенских записных книжках, там есть координаты Генриха Аммона, может, пригодятся тебе». Хью вежливо поблагодарил. Юю была делано весела и приветлива, но когда детективы собрались уходить, она не задержала Хью ни разговором и ни поцелуем, просто вежливо с ними попрощалась.

Хью, придя домой, на удивление самому себе, не раскис от выпитого полусладкого вина и не был морально подавлен почти равнодушным поведением Юджины, его мысли сосредоточились на новом деле. Барбер пробормотал: «В одну повозку впрячь не можно…» и достал блокнот. С полчаса он чертил кружочки, стрелочки и одному ему ведомые ломаные линии. Потом написал крупными буквами Римини и Рамзау, соединив их стрелочками. Затем, не желая терять время, он позвонил Марлене Бернаскони, чей телефон он нашел в папке Кристин Белли.

– Боже, как мне надоели эти репортеры! – возмущенно вскрикнул женский голос на том конце провода.

– О, прошу вас, не кладите трубку. Я не репортер, я художник. Меня зовут Хью Барбер.

– Я не желаю никаких портретов, не нуждаюсь в них! – запротестовала женщина, но трубку не повесила.

– Нет, я не собираюсь навязывать вам свои услуги, я хочу поговорить о картине, обладателем которой был ваш покойный дядя.

– Она стоит приличных денег? – заинтересованно спросила женщина.

– Я бы все рассказал вам при встрече.

– Хорошо, – помолчала дамочка на той стороне телефонного провода. —приезжайте.

– О, я из Мюнхена, – соврал Барбер, —быстро не приеду, но если вы мне назначите дату встречи, поверьте, я вас не разочарую.

– Вы точно знаете, что картина стоит приличных денег? У дяди только одна осталось в квартире.

– Да, совершенно точно.

– Мне просто предлагали уже деньги за картину «Зимние узоры», но только я не нашла ее среди вещей дяди, – разочарованно протянула дамочка.

– Я уверен, что у вашего дяди Анри был превосходный вкус, и у него есть такие предметы искусства, которые могли бы вам принести доход.

– По крайней мере, покрыть расходы на похороны и все мои издержки, – всхлипнула дамочка и назвала дату встречи и адрес.

Хью был доволен разговором, но для начала он решил полететь в Рамзау и тут же забронировал себе билет по телефону.

Глава 2. Рамзау

Осень в Рамзау еще не привлекла толпы туристов, лыжников и завсегдатаев высокогорных трасс. Сентябрь только начинался, округа была пуста, если не считать нескольких групп пожилых туристов, которые просто осматривали красоты и катались на фуникулерах.

Рамзау вызывал у Хью самые противоречивые чувства. В в этом милом курортном местечке закончилась самая странная история в его карьере детектива, там родились и его надежды построить жизнь с Юю. Там была нора Юю и Бориса Казарина, в которой они много лет проводили свободное время, и в которую не вернулись ни разу после неудачного покушения на Юю. Хью хранил ключ от усадьбы, и потому он мог попасть в нее без труда, но там и без этого Барбера всегда ждали. Домик Бориса содержался в чистоте, там круглый год жила Галина Белякова, которая была и прислугой, и кухаркой для гостей. Это раньше Рамзау встречал всех русских эмигрантов, и дом был полной чашей. Теперь же, после того, как Борис пересел из автомобиля в инвалидную коляску, желающих приехать к нему в гости практически не осталось. Изредка – набеги Шиловых или случайных знакомых.

Галина радушно встретила Хью. Она была очень спокойной и уравновешенной седой дамой. Своей короткой стрижкой и плотно сжатыми морщинистыми губами она больше напоминала седого старика из бородатого анекдота о старике и старухе. Не признавая моды и стиля, Галина круглый год носила меховую жилетку, называя смешным русским словом «кацавейка». Вот и теперь в этой потертой кацавейке Галина стояла на пороге и, прищурив дальнозоркие глаза, встречала детектива.

–Изменился, – вместо приветствия сказала ему Галина и пригласила в дом.

–А ты нет, – улыбнулся Хью, и, предваряя вопрос Галины, ответил на него, – один приехал и ненадолго. По работе.

–Есть суп с клёцками и пряники домашние.

–Сгодится, Галина, – Хью помыл руки и уселся за стол.

–Рассказывай новости, –потребовала Галина, присев на краешек стула. Хью стал смачно хлебать наваристый суп.

–Нету новостей. Борис и Юю в «Синем вереске», я их вчера видел.

–Живы–здоровы, – утвердительно кивнула Галина.

–Да. У них все неплохо. А у меня новое расследование. По поводу Анри Лаубе.

Галина подняла брови. Она явно не слышала этого имени.

–Это его тело нашли в начале месяца, вернее его останки. Ну… в газетах везде писали, разве не слышала? Это старое дело.

Галина покачала головой.

– В Рамзау нечасто бывали несчастные случаи, тихое место, – задумчиво сказала старуха.

–Тогда тем более должна была слышать, – упорствовал Барбер, уминая за обе щеки обед.

–Лет пятнадцать назад девочка пропала одна, искали ее три дня, нашли истерзанное тело в горах. Вот этот случай я помню. Был сход лавины, ее тело сильно камнями и льдом было изуродовано. Вот было шуму! А про этого Лаубе я не слышала.

Хью отставил пустую тарелку и стал рассказывать то, что ему известно стало от Кристин Белли.

– Получается, примерно тогда же и этот Лаубе пропал? – удивилась Галина.

– Да при чем тут Лаубе и девочка! – неожиданно вспылил Хью. – совсем разные случаи!

Галина пожала плечами и достала варенье к чаю из буфета.

– Ты газет что ли вообще не читаешь? – спросил Хью.

– Что я там вычитаю? Что Брежнева кондрашка хватила? – с насмешкой спросила Галина, – или что нашли череп мамонта в Третьяковской галерее под лавочкой у билетной кассы? Я тихо живу, мое дело маленькое. Печь топить да гостей ждать.

Хью не стал больше мучить Галину расспросами, поблагодарил за обед, чмокнул ее в плечо и побежал в отдел полиции, так как ему не терпелось повидать Ясмину Ленц.

Невысокая, мускулистая, с задорной мальчишеской стрижкой Ясмина корпела над бумагами. В ее маленьком кабинете было тихо, потрескивали механические часы. Именно не тикали, а потрескивали, словно отклеивался линкруст. Ясмина не сразу узнала Хью. Прищурилась недоверчиво, а потом заулыбалась и пригласила присесть.

Хью плюхнулся в разбитое кресло напротив и посмотрел в окно. Разве можно работать над каким-нибудь расследованием, если ты только что плотно пообедал, а из окна открывается такой чудный вид! Высокие горы под шапками снега, остроконечные пики древних елей и желто–золотые мачты сосен. Смотрел бы и смотрел… Да и Ясмина сидела к окну спиной, не зря же!

– Чует мой нос, что ты приехал по делу, – сказала она.

– О, да. И дело у меня непростое. Мне нужна любая информация об Анри Лаубе.

– Я удивлена, – сказала Ясмина. – Я была уверена, что его племянница не желает ничего ворошить и расследовать. Была страшна рада, что мы без лишних проволочек отдали тело ее дяди.

– Нет, дело не в племяннице. И вообще меня не интересует смерть этого Анри, там вроде бы все понятно – гибель в горах туриста.

Ясмина, не мигая и не кивая, смотрела на Хью.

– А что? Нет? –удивленно спросил детектив.

– Продолжай, – кивнула Ясмина без улыбки.

– Меня интересует одна принадлежавшая Анри Лаубе вещь. И я ее ищу.

– О–о–о–о! – протянула Ясмина, – в этом вряд ли я могу тебе помочь. Лаубе тут не жил, собственности у него в Рамзау или окрестностях не было, недвижимости не снимал. Мы это проверяли.

– Однако, след этой вещи я мог бы найти в деле Лаубе.

– Хочешь понюхать дело Лаубе? – хищно спросила Ясмина.

– Прямо всем носом туда залезть.

– Не вопрос, – засмеялась Ясмина. – может, и ты мне на что-то сгодишься. Одна голова – хорошо, а две – лучше.

– А ты что хочешь раскопать в деле Лаубе? – спросил Хью.

– Я бы хотела знать, кто и почему его убил, – сказала Ясмина, загадочно улыбнувшись.

Вооружившись толстой архивной папкой с пометками «Возобновлено 04.03.1987 г.» и «Закрыто 10.04.1987 г.» Хью Барбер и Ясмина сидели в ее кабинете уже больше двух часов.

– Лично я тут ничего не вижу. Ничего, что наводило бы на криминальный след, – сказал Барбер, почесав переносицу.

– Я дала тебе час времени посмотреть дело, а ты там так ничего и не увидел? – с негодованием спросила Ясмина?

– Ну, видимо, не только я, но и твой шеф, – Барбер выразительно похлопал по корочке ладонью.

– Не стоило бы говорить, но он просто олух царя небесного! – фыркнула девушка.

– Так-так, – засмеялся Барбер, – чем же тебе шеф не угодил?

Ясмина рассказала, что когда приехала племянница Лаубе с кучей журналистов, комиссар полиции Тобиас Миндж из кожи вон лез, чтобы покрасоваться в телекамере, но не сказать лишнего. Удивительное искусство – болтать полчаса и не сказать ничего. Никакого явного криминального следа – это раз, счастливая родственница, которая не настаивает на расследовании – это два, завершение архивного дела, которое ошибочно было списано как нераскрытое – три.

– Его только и волновало, что Лаубе не был найден, а дело было списано в архив! – с презрением фыркнула Ясмина.

– А ты почему не проявила инициативу? – спросил ее ехидно Барбер.

– Когда этот Лаубе пропал, я еще под стол пешком ходила. Думаешь, я пришла на работу в отдел полиции и стала архив копать, чтобы нам найти кучку дел, которые не были своевременно раскрыты?– с нажимом в голосе спросила Ясмина.

– Ладно, миру-мир! – примирительно поднял ладони вверх Барбер. – но что же тебя насторожило? Дай-ка угадаю!

– Попробуй, – усмехнулась Ясмина и села на крышку письменного стола рядом с Барбером.

– На поисках Лаубе никто из родственников не настаивал, – начал угадывать Хью.

– Мимо, – помотала головой Ясмина. – у него не было прямых родственников, а с братом и его семьей он почти не общался.

– У Лаубе были прижизненные телесные повреждения, – предположил Хью.

– Уже не установишь, какие повреждения привели к его смерти. Тело сильно повреждено, потому что после таяния снега его нашли собаки.

Барбер полистал снова протокол осмотра трупа.

– На нем не было одежды, – сказал Хью.

– Нет, это фигня совсем! Многих погибших находят без одежды, лавина все сносит, бывает, что вещи обнаруживают за несколько километров от тел.

–Сдаюсь, – сказал Барбер.

– Подскажу, – Ясмина явно радовалась своему превосходству над Хью. – Это показания фрау Мозер. В них-то все и кроется.

Хью полистал дело и, найдя пожелтевший листок протокола допроса фрау Мозер, углубился в чтение.

«Херр Лаубе приезжал в Рамзау три сезона подряд и всегда он останавливался в моем пансионе. Он отрекомендовался музейным сотрудником. Конечно, меня вполне устраивал такой респектабельный постоялец. Он исправно платил, оставлял щедрые чаевые. Чаще всего в моем пансионе останавливаются молодежь, группы туристов. Но Лаубе путешествовал один, остановившись неделю назад, он даже доверительно сообщил о том, что ждет спутника. Но его спутник так и не приехал. Ни при жизни Лаубе, ни после его пропажи. Вещи Лаубе было даже некому забрать, и я около года хранила их в чулане. Могу охарактеризовать Лаубе как спокойного, даже немного флегматичного мужчину. Он часами мог сидеть в столовой или у окна. На лыжах он не катался, у него даже при себе снаряжения не было, и, как мне кажется, даже ни разу не поднимался в горы на фуникулере. Меня удивило то, что он перед метелью пошел на «черную трассу». Эта самонадеянность его и сгубила».

– Ну, что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался Барбер.

– Я хочу сказать, что его все искали как пропавшего лыжника. Но он на лыжах даже не умел кататься, и вообще не имел отношения к лыжному спорту. Однако же, он зачем-то пошел в горы, да еще на трассу высокой степени сложности. У нас их маркируют черным цветом.

– Это странно, но и не более того. Он мог просто пойти, не зная о сложности трассы.

– Ну да… Эдакий дурак. Три года ездил на курорт и ничего о нем не узнал! – Ясмина даже фыркнула от нетерпения. – тут явно что-то не так.

– Но вовсе не доказывает того, что Лаубе был убит.

– Нет, но это дает мне основания сомневаться в естественной причине его гибели.

– Хорошо, а зачем тебе копаться в этих причинах гибели Лаубе? – спросил Барбер. – тебе за это денег не заплатят. И твоей работой это не является.

– Да, всё так… – протянула Ясмина, – но я уж так устроена: спать спокойно не буду, пока не докопаюсь до сути.

Хью посмотрел в окно. Пока они болтали, стало смеркаться. На улице уже зажглись фонари, улыбались безмятежно прогуливающиеся жители. Было видно, что смерть Лаубе совершенно никого в этом мире, кроме них двоих не беспокоит.

Барбер взял архивное дело, чтобы полистать дома, и откланялся, пообещав прийти наутро со свежими идеями. Ясмина проводила его до двери. Вечер сгущал краски, и Хью почувствовал, как ему не хватает Юю. Не хватает ее самой и ее метких акварельных штрихов, которыми она могла запечатлеть любое прекрасное или печальное мгновение. Она много дарила этюдов и рисунков Хью. И все он бережно хранил. Рамзау был очень красив в свете вечерних фонарей, с его желтыми листьями лип и тополей, с его красными крышами небольших отелей, белыми стенами придорожных кафе. Но Юю была далеко, словно на другой планете. И написать этюд об этом вечере было некому.

Сидя дома за ужином, который Галина приготовила с великой радостью, потому что у нее появился благодарный ценитель ее кулинарного искусства, Хью думал о следователе Ленц. Его она очень занимала. Неутомимая, шустрая, самостоятельная в суждениях, ловкая и при этом скрупулёзная в деталях. У нее было чему поучиться, хотя Ясмина была почти одного с Хью возраста. Просто она не дурака валяла в полицейской академии или где там она могла учиться, а зубрила криминалистику и судебную психологию. В отличие от Хью, который в профессию попал совершенно случайно и пока многого в своей детективной карьере не достиг. Конечно, следователь небольшого отдела полиции– не бог весть какое достижение, но Хью чувствовал, что такая девчонка надолго в провинции не задержится. В отличие от него. Хью считал, что он вечно будет ловить за рукав неверных жен и искать пропавшие вещи. Прогнав после ужина печальные мысли, молодой детектив уселся у камина с делом погибшего лыжника.

«Итак, Лаубе. – сказал сам себе Барбер. Что стало о нем известно?»

Немолодой ценитель искусства, собиравший картины, любил приезжать в Рамзау. Три года подряд он жил в одном и том же пансионе. Он был одинок, имел явную нетрадиционную сексуальную ориентацию, о чем намекнул хозяйке пансиона. В один прекрасный день он, невзирая на прогнозы о надвигающейся метели, уходит в горы и гибнет там. Формальные поиски не приводят к результату. Родственники не проявляют интереса к бедному Анри, и тело Лаубе находят только спустя четырнадцать лет, случайным образом. Замечательно систематизированная информация. Но как она приближает Хью к поиску картины «Зимние узоры»? Пока никак.

Хью полистал архивное дело. Там было несколько листков из тонкого блокнота. Как следовало из протокола осмотра номера Лаубе в отеле «Хильда», эти листки из блокнота были найдены там. На листках были номера телефонов, которые, как оказалось, были номерами телефонов отеля. И странная надпись «Ангелы на роликах». Хью отложил листки блокнота и задумался о подозрениях Ясмины. Юному следователю, конечно, помочь надо, учитывая тот факт, что сам Хью Барбер был у нее в неоплатном долгу, так как именно благодаря ей Юю осталась жива, но… Не надо забывать о задании Кристин Белли. А, следовательно, надо поговорить со всеми, чьи пути могли пересекаться с дорожками Лаубе. Хью стал заполнять свой блокнот, выписывать имена и адреса допрошенных свидетелей из материалов дела, отдельно в таблице фиксируя, кто и о чем был допрошен по делу. Таких свидетелей оказалось немного – всего шесть человек. Двое из них жили в Рамзау, а остальные – в Вене. Но это на момент пропажи Анри Лаубе. Где эти люди жили теперь? Это предстояло выяснить.