Текст книги "Любовь по завещанию (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 11. Аня
Маму Захара было жаль. Нет, я понимала, что чужие проблемы мне ни к чему, у меня у самой их навалом, да и своей мамы за глаза, но блин… все равно жаль. Смотрит он сквозь неё, улыбочка эта гадкая. Я её понимала – он и ко мне относился так же. Но я хотя бы чужая, пусть и жена. А это мама. Мама – святое. Я конечно тоже своей вру напропалую, но то ж исключительно во благо.
– Ну ты козёл, – сказала я, закрыв за гостей дверь.
Аверин лежал на своей диване, причём нагло выпихнув котёнка. Тот обиделся и ушёл под шкаф, ничего, там у него мягкая постелька из дорогущего кашемира. На Захаре мои огромные штаны, а на ногах… на ногах нечто.
– Это чего? – осторожно спросила я.
– Пинетки, – хмыкнул он. – Тебе там тоже есть.
Кивнул на коробку в бантах. Открыла – и правда, пинетки. Розовые, как раз мне по ноге. Пушистые, удобные, жуть просто. И ещё одни, крошечные.
– А это кому?
– А это нашему с тобой дитенку.
Понятно – соседка. Я вздохнула. В прихожей огромный пакет, а в нем куча всего для котёнка. Я поневоле ощутила благодарность – животных у меня никогда не было, не считая розовой Эллы в телефоне, я понятия не имею, что им вообще нужно. Поставила лоток, насыпала в него наполнитель, потом подумала, и туда же водрузила ботинок Захара, чтобы до котёнка дошло точно, куда идти какать.
Посмотрела на Аверина. Ногу на ногу закинул, читает толстый томик Диккенса из библиотеки деда. Если на меня посмотрит – то вновь с таким же превосходством во взгляде. А меня девочки звали на лыжную базу. Там сейчас снежок с неба, глинтвейн с кружочками апельсина и завитушками корицы. Может будут мясо на костре жарить. И точно будут много смеяться и танцевать, а не вот это все. И так обидно стало.
– Я тоже тебя терпеть не могу, – сказала я в книжку, ибо Аверина за ней не видно. – Но я же не пытаюсь сделать твой новый год невыносимым. Новый год это же… маленькое чудо. Сказка.
– Какая прелесть, – отозвался Захар не глядя.
Можно было бы плюнуть и уйти. Но Ангелина приходила, а муженек её ещё нет. Может наведаться в любой момент. Но… кто сказал, что я весь день здесь должна пробыть? Плевать. Вернусь к полуночи и договор соблюден. А сейчас стану самой красивой.
Мимо Захара я прошла от бедра и со значительно улучшенным настроением, правда он внимания обратил. Тщательно нанесла макияж, уложила волосы. Короткое платье насыщенного, темно-красного цвета это то, что сейчас нужно. Тоненькие сапожки на высоком каблучке. Алая помада и непременно капелька духов. Ради такого платья я даже шубу достала – бесполезный Ромкин подарок, вытаскиваемый из шкафа только по особым случаям. Сегодняшний – особый.
– Приятно оставаться, – пропела я, цокая каблуками.
Захар даже оторвался от Диккенса, медленно меня оглядел. Всю, от самых каблуков и до макушки. Брови приподнял удивлённо.
– Ты же в курсе, – решил уточнить он, – что в полночь твоя карета превратится в тыкву?
– До полуночи я вернусь.
Я знала цену мужским взглядам. Этот вот туда же, терпеть меня не может, а сам едва оторвался от моих ног, которые платье демонстрировать щедро. Больше чем уверена – сейчас и на задницу смотреть будет. Всё мужчины одинаковы.
– Если решишь искать нового мужа, – крикнул он мне в след. – помни, что у тебя старый ещё не закончился!
Все мужчины одинаковы, да. Только беда в том, что они и нас такими считают.
На улице мой пыл значительно утих. Отчасти тому виной промозглый ветер – платье у меня короткое, шубка тоже длиной не блещет, поэтому я замёрзла разом вся, до самых деликатных мест. Взгляд моего вредного мужа больше не грел, а больше здесь восхищаться мной было некому. Двор был абсолютно пуст, словно не новый год приключился, а апокалипсис. Только бомж сидел на мерзлой лавочке, постелив рядом газетку, на которой чекушка водки, рюмка, плавленый сырок и хвост копчёной колбасы.
– Королева, – сказал он мне и цокнул языком.
Я опасливо поежилась – ну, его, я лучше без восхищения вовсе. А то темнеет уже, терпеть не могу зиму за постоянную темноту, нет никого, и я вся такая красивая.
– Спасибо, – сдержанно отозвалась я и поковыляла на каблуках по льду мимо.
– Он тебя недостоин! – крикнул бомж в мою спину.
Ясен пень – недостоин. Но для пьяных разговоров у меня есть бармен Сашка, он милый и вкусно пахнет. Вот чем плохи квартиры в центре города – ходят вокруг кто ни попадя. Вот у меня, возле леса, бомжей отродясь не водилось, строго безобидные местные алкаши. А дома сейчас, на пятом этаже деловой сталинки Захар, в моих же огромных штанах, в огромных пинетках, с томиком Диккенса и подумать только – мой муж. Там же мигает елка, где-то под шкафом прячется котенок, и вообще, я стала привыкать… Если бы общаться получалось нормально.
– Не киснуть, – сказала я вслух, как только отошла от бомжа подальше. – Позвони Наташке.
А Наташка уже уехала на базу. Туда дороги – три часа, мне никакого смысла ехать, потом не выберусь, придёт сосед, а меня нет, прощайте миллионы. Лелик с ней же, Светка, а на заднем плане – мужские голоса. Я даже по голосу определила, что голоса такие ничего, интересные.
– Плюнь на все и приезжай, – посоветовала подруга.
– Не могу, – вздохнула она.
Это она ещё не знает, что я замуж вышла. Сбросила звонок. Кому ещё? Ромочка? Окстись. Он конечно милый, но приставуч як банный лист, так забудешься и ещё раз за него замуж выйдешь, а я ещё прошлого мужа не доела. Мама и та сегодня тусит, с Верой Павловной ушли на концерт, потом пойдут в гости. Папа у меня тоже имелся, но уже лет тринадцать, как проживал отдельно, и с периодичностью раз в два-три года объявлялся, вспоминая про мои дни рождения, и его я в расчет не брала вовсе. Идти в гущу чужих людей не хотелось. Не хотелось мне и чужих мужчин, их липких взглядов тоже, двух, если с бомжом я сегодня уже покорила, хватит. И я пошла в бар, который сегодня работал до обидного мало – лишь до одиннадцати. На выходе с двора поскользнулась, упала и разодрала капронки на коленях. Чудесный новый год. Теперь редкие прохожие при виде меня качали головой – такая молодая, такая красивая, до полночи, как до Китая раком, а она уже пьяная. А я до обидного трезвая!
– Я трезвая, – сказала я Сашке усаживаясь на свое любимое место.
– Сейчас исправим, – кивнул он. Потом видимо вспомнил про мою зарплату и сказал – первый бокал за счёт заведения.
Я сделала глоточек, прислушалась к себе – а жизнь то налаживается! Правда будет обидно спиться за год. После второго глотка стало ещё лучше, а после третьего захотелось жаловаться.
– Я его ненавижу, – начала я. – Он высокомерный сноб. Он делает вид, что меня нет, ну, максимум, смотреть на меня так, словно я пятнышко на его сверкающем ботинке… обосранном, кстати!
Сашка вопросительно поднял брови, я махнула рукой – в следующий раз. А потом он сказал вдруг…
– Это твой праздник. Ты не позволишь ему его испортить.
– Правда? – удивилась уже немного пьяненькая я.
– Правда, – кивнул он и под барную стойку полез. – Держи. Это не тебе. Я не тратился, у меня их дед строгает.
И вложил мне в руки маленький холщовый пакетик с тесьмой и бантиком. Я открыла и вытряхнула на ладонь брелок для ключей. Стандартное колечко, цепочка. Только фигурка – деревянная. Это орёл. Он… живым кажется. Глаза из металла или камня, тёмные, крылья раскинуты, кажется, даже вижу, как ветер топорщит крылья…
– Я дарю тебе мирный новый год, – продолжил Сашка. – Подари ему. Ты же женщина, всем известно, что вы нас умнее и мудрее.
Я кивнула – я мудрая. Особенно после двух коктейлей. Подняла брелок повыше, позволила орлу болтаться на цепочке. Казалось, что он пытается вырваться и улететь. А я пригляделась.
– Видишь, – позвала я Сашку и показала ему пальцем на то, что сразу не заметила. – Видишь вот эту несчастную зверушку в его когтях? Так вот, это я.
Домой шла уже относительно пьяненькая и полная благих намерений. Орёл в кармане шубы, я руку засунула, сжимаю его, деревянные крылья впиваются в кожу. Глажу пальцем несчастную зверушку в его когтях – как я её понимаю. В другой руке несу потяжелевшую сумку, в ней бутылка шампанского и кулёк мандаринов из ближайшего супермаркета, тоже жест доброй воли. Ещё в ней маленькая подарочная, от Сашки, бутылочка виски. До полуночи меньше двух часов. Иду думаю – сейчас зайду и скажу что нибудь такое мудрое, но чтобы не заюзанное. Например – ребята, давайте жить дружно! Но блин, мышей в мульте было два, и Леопольд, вместе три, а нас двое, годится ли… На этом пьяный мозг сломался и решил, что фраза, как не крути, гениальна.
Дверь в квартиру открываю и на языке слова верчу, чтобы не забыть. Вошла. Огоньки мигают, как положено, телевизор надрывается, наверное, голубой огонёк. Скинула сапожки, надела пинетки – очень удобная штука. И в шубе прошла в комнату, надо скорее говорить, пока не забыла и не растеряша запал.
– Ребята, – выдала я входя в гостиную. – Давайте…
Этот гад сделал перестановку. Теперь диван был отодвинуть ближе к стене, а я запнувшись о ковёр, который раньше начинался куда позже лечу вниз и радуюсь, что хоть сумка в коридоре – бутылки будут целы. Падаю, орёл выпадает из ладони и катится к ногам Захара. Колени молят о пощаде – им сегодня уже досталось.
– Давайте что? – заинтересовался Захар глядя на меня сверху вниз.
– Давайте жить дружно, – ответила я закрыв глаза.
Господи, я просто ходячая катастрофа. Захар все также стоит надо мной, я поняла, что стоять на четвереньках с закрытыми глазами дальше очень странно, нашарила орла и протянула ему.
– Это тебе.
Орла он не взял и я почувствовала себя очень глупо с протянутой рукой.
– Я не хочу дружно, – сказал Захар. – Никак не хочу. Нужно просто дотерпеть и все.
Забулькали где-то в горле слезы – не плакать. Сейчас не плакать. Сейчас я сожму кулак, спрячу в нем бедного ненужного орла, потом сожму мысленный кулак, в нем спрячу свои эмоции. Потом встану возьму сумку и побегу отсюда прочь, плевать куда и на миллионы плевать. Главное подальше. Может даже к маме. Расскажу ей все, она немного поругается, а потом меня пожалеет.
– Барби! – крикнул Захар. – Дура, стой!
Я выскочила в подъезд прижимая к груди сумку. Разумеется остановиться и вернуться у меня в мыслях не было, тем более, когда тебя дурой зовут. Спускаюсь по ступеням, прыгая через одну, в глазах туман слез.
– Стой!
Догнал меня, дёрнул за рукав шубы. Остановилась, помогала немного унимая слезы, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и обернулась, не пытаться же вырваться, он в сто раз меня сильнее.
– Чего тебе? – и подбородок вздернула.
Захар устало вздохнул.
– Ты сапоги надеть забыла.
Перевела взгляд на ноги – и правда, стою на ступеньках в пушистых вязаных пинетках. А на улице ветер промозглый и мороз. Да и вообще – зима. Медленно пошла обратно, Захар за мной в след, он тоже в пинетках за мной выскочил, так ещё и с голым торсом. Поднялась, дернула дверь – закрыто. Поковырялась в сумке, сначала спокойно. Потом уже с паническими нотками. Потом вытряхнула содержимое на коврик. Шампанское есть, мандарины есть, косметичка есть, все есть, кроме ключей. Вспоминаю – дверь открыла, вошла, ключи бросила на тумбу в прихожей…
– У тебя случайно ключей с собой нет? – робко поинтересовалась я, хотя знала, что в моих любимых штанах и карманов то нет.
Следующие пять минут Аверин громко матерился и пинал дверь. Дверь он обзывал тоже. И блондинка досталось, хотя я усиленно делала вид, что я тут вообще не причём.
– Успокоиться, – сказал Захар. – Ключи наверняка есть у соседа.
И следующие пять минут материл и пинал уже соседскую дверь, потому что их дома не было.
– Подождём? – предложила я.
– Телефон то с собой? Звони слесарю, соседу, да хоть президенту. Я сам. Дай телефон сюда!
Я замялась, не зная как сказать, что телефон у меня разрядился. Впрочем, это вскоре Захар и сам понял, вырвав телефон у меня из рук. Третья квартира на нашем этаже была не заселена, на четвёртом этаже вообще никого не было, на третьем тоже, как вымерли. На третьем строгий женский голос обещал вызвать полицию, если мы не уйдём. На первом этаже открыл алкоголик и долго пытался понять, что Захар ему говорит, а потом просто сел на стул и уснул. Телефон у него не нашли, только кучу бутылок и семейство тараканов. Мы вернулись на свой этаж.
– Я слишком, слишком мало выпил! – в отчаянии простонал Захар и сел на ступеньки.
Сидеть рядом с ним мне не хотелось – я села на дверной коврик, он чистый, сама вчера выбивала. Ноги в пинетках поджала, бетонный пол холодный. И вообще прохладно тут, холод щекочет мои ноги через прорези в тонких колготках, а идеальный торс Аверина весь в мурашках, мне даже жалко его стало. Самую капельку. Я то в шубе.
– Держи, – сказала я ему.
И протянула свой любимый шарф, дорогой, между прочим. Крупной вязки, он был тем не менее таким лёгким и воздушным, ажурным. Греет конечно, так себе, зато красивый. Аверин на это бирюзовое великолепие посмотрел и даже зубами с досады скрипнул, но шарф все же принял и набросил на плечи, немного прикрывшись.
Глава 12. Захар
Шарф определённо мог бы быть тёплым, но… на хрена вязать вещь с миллионом дырочек? Не шарф, а какое-то ажурное безобразие, то ли дело пинетки, вот от них толк был. Ужасный и бесконечный день. Я с тоской вспомнил, как проводил праздники в штатах. Никаких тебе обязательств, никаких жён…
– А люди оливье сейчас едят, – вздохнула Барби. – Интересно, сколько до полуночи осталось?
– Может полтора часа, – поежился я.
Барби пожала плечами, полезла в свою сумочку, в которой было все, кроме ключей и достала мандаринку, стала чистить её, и в подъезде остро запахло новым годом. Сегодня Барби выглядела так, как должна – помада, короткое платье, стервозность в глазах… правда стервозности поубавилось. Отправляет в рот дольку за долькой, а я взгляда от алых губ отвести не могу. Дурак. Был бы нормальным не попал бы в такую идиотскую ситуацию.
– Нужно на улицу выйти, – предложил я. – Там люди точно есть. Попросить телефон…
– В пинетках?
Затем Барби достала маленькую, грамм на двести бутылочку виски, откупорила её и отхлебнула, зажмурившись. Везёт ей, хотя бы допинг есть, я выпил мало и давно, ещё в тепле квартиры.
– Будешь? – неожиданно спросила она и бутылку мне протянула.
Совсем, как того орла совсем недавно. Почему я его не взял? Ответ прост – испугался. Я боюсь маленькую Барби за то, что она сама того не подозревая со мной делает. Но от виски отказываться не стал, встал, бутылочку взял и вернулся к себе. Сделал глоток. Показалось, даже теплее стало.
– Мандарином в меня кинь, – попросил я.
Барби усмехнулась, но за мандаринкой полезла. Понял – будет метить в лицо, но пришлось её разочаровать, я в свое время увлекался бейсболом. Следующие десять минут мы ходили туда сюда за бутылкой, а потом Барби сдалась и прихватив коврик пришла ко мне на ступени.
– Оччччень мало виски, – простучала зубами, а ещё в шубе, Барби, и бутылочку на свет посмотрела.
– Сколько ты выпила до этого?
Барби задумалась, смешно сморщив нос, а я подумал о том, что быть такой обезоруживающей – нечестно.
– Три бокала. Я пью чтобы терпеть тебя.
– Сопьешься за год.
– Я тоже этого опасаюсь, – вздохнула она и сделала последний глоток.
Бутылка опустела и встала возле крашеной эмалью стенки. Я вспомнил свою юность. Нет-нет, я не пил, но многие мои ровесники бухали в подъездах и после них тоже вот так бутылки вдоль стен стояли. Я всегда немного гордился тем, что я не как все, а теперь вон…докатился. Со стороны раздался приглушенный писк, к которому похоже придётся привыкать.
– Ребёнок! – воскликнула пьяненькая Барби. – Аверин, у нас ребёнок плачет!
Бросилась к дверям, чуть покачнувшись, прижалась ухом, запричитала. Так, наверное, все мамки причитают. Что скоро мама будет, чтобы не боялся, и прости меня такую засранку…
– Это кот, – напомнил я. – И в отличие от нас ему хотя бы тепло.
– Ты просто гад бездушный, – отозвалась Барби.
Но котенок, устав орать заткнулся, она вернулась на место. Почистила мандаринку, щедро разделила её пополам.
– Немножко осталось, – успокоил я. – Они же обещали дома встречать новый год… а до полуночи меньше часа осталось. Точно сейчас вернутся.
Некоторое время мы сидели молча и ели мандарин. Он был сладким и холодным. Барби тихонько тряслась от холода, ещё бы, в порванных тонких колготках то. Никогда не понимал жертв красоты, что за радость на морозе голыми ногами щеголять? Когда её зубы начали выстукивать мелкую дробь, не выдержал.
– Сильно замёрзла?
– Ноги…
Я поднял обе её ноги и устроил у себя, как раз пятками между колен, Барби ахнула от неожиданности и даже чуточку отодвинулась. В подъезде уж точно не мороз, плюсовая, но с первого этажа тянет сквозняком и пол бетонный не для пинеток. Снял с неё одну – ступни ледяные. Торопливо растёт всю, от пяток до крошечных пальчиков, стараясь не думать о том, что делаю, и уж тем более о том, что мне это нравится. Потом пинетку надел снова, и занялся второй ногой.
– Лучше?
– Щиплет теперь, – сказала избалованная принцесса, неведомо каким ветром в мои жены задутая. – У меня ещё шампанское есть…
Собралась было свои ноги снова вниз спустить, но я не позволил – через пару минут опять зубами застучит. Пусть уж у меня на коленях, я уже почти смирился, но шампанское точно не помешает.
Шампанское глухо хлопнул, пыхнуло ароматным дымком. Барби собрала в кулечек все кожурки от мандаринов и пробку туда же – чистюля. Я сделал глоток и поежился. Виски грел, а от шампанского пока только холоднее.
– Господи, какая гадость, – поморщился я.
– По акции купила, – пожала плечами Барби. – До зарплаты ещё две недели почти, а миллионерша я только в перспективе.
И тоже глоток сделала. Я остро пожалел, что у меня сигарет нет, сейчас бы закурить. Барби заерзала пятками у меня на коленях, одна так вовсе нахально сползла вниз по бедрам. Я на неё невольно посмотрел – колготки порвались, видимо, когда упала, кожа на коленках розовая. Сами колени ввиду нашей позы чуть задрались, платье короткое… Барби на меня и не смотрит, глаза закрыла, думает о чем-то. А я на неё – смотрю. И хмель в крови играет, нельзя пить, когда она рядом, нельзя. Желания сразу появляются… всякие. Вот сейчас хочется положить ладонь на холодную коленку, скользнуть между бёдер, которые почти сомкнуты, между ними тень такая… заманчивая. Подумаешь и даже в жар бросает, впору сбрасывать ажурный, в дырочку, шарф.
– А почему ты моего орла не взял? – спросила Барби и заерзала, сильнее укутываясь в свою шубу.
Что ей сказать? Что боюсь её такую маленькую? Что в памяти свежо, как может нутро выворачивать от мыслей о ней, от мечтаний, которым не суждено сбыться? Решил сказать максимально честно.
– Потому что нам не нужно сближаться, Барби. Мы с тобой двадцать лет знакомы, а может уже и больше. Нужно делать выводы.
Она засопела сморщив носик, ещё один глоток сделала. Я сам пьянел, а её наверное совсем развезло, весу то в ней… Наверное и правда пьяна, раз не замечает, что почти уперлась пяткой в мой член, благо член не дремлет и уже устремился навстречу.
– Ты меня всегда терпеть не мог. Как ты тогда сказал? Что я маленькая, ветреная, глупая и эгоистичная кукла… Вот как.
– Я и сейчас подпишусь под каждым словом.
– Козёл, – хмыкнула Барби, впрочем, беззлобно.
А бутылку я у неё отнял и сам приложился. Господи, таких праздников у меня не было, надеюсь, не будет больше никогда. Зато будет о чем вспомнить, а пятки Барби не забудутся точно.
– Ты была жуткой ябедой, – вспомнил я отчего-то улыбнувшись.
– Защитная реакция, – пожала плечами она.
А затем эта не в меру пьяненькая кукла – правда же, кукла, совсем освоилась. Приблизилась ближе, по максимуму, пахнуло шампанским и лёгкими, едва ощутимыми духами, прислонилась ко мне, щекотнув мехом шубы.
– Холодно, совсем холодно, – пожаловалась Барби.
А потом запустила свои ледяные ладошки мне под шарф. Надо сказать я думал до этого, что мёрзну, а оказывается вполне себе пригрелся, и Барби просто ошпарила меня льдом. Да ещё и член вместо того, чтобы скукожиться в ужасе горло расправил плечи. Нет, так дело не годится.
– Я знаю, что нужно делать! – бодро воскликнул я и сбежал из почти объятий.
– Что?
– Зарядку! Вставай немедленно, иначе уснёшь, нельзя спать!
Барби покрутила пальцем у виска, но поднялась. Вся такая красивая, в шубе и пинетках, порванных колготках, с бутылкой шампанского в руке. Я подпрыгнул и захлопал в ладоши, она потянула со смеха.
– Ну, вот можешь же быть нормальным, – протянула она. – Нужно было просто тебя напоить…
– Хватит лирики! – скомандовал я. – Раз, два, три!
Вскоре мы дурашливо маршировали расплескав остатки шампанского, Барби смеялась, я признаться – тоже. Затем она вспомнила песенку про ёлочку, которую знала наизусть. Я поразился – я тоже знал все слова. И подпевал даже, да. Мы сплясали хоровод вокруг бутылки и в изнеможении уселись прямо там же, на пол. Разогретая кожа, которая было покрылась испариной теперь сразу же замёрзла, словно ледком подернулась.
– Что-то звенит, – простучала зубами Барби.
– Яйца мои звенят, – откликнулся я. – Отмерзли.
Однако и правда – звенело. И даже шаги словно. Я замер выжидательно и не зря, на лестничную площадку поднялся сосед с женой. У обоих колпаки с бубенцами на головах звенят. Сначала он опешил, потом явно удивился, следом рассмотрел нас внимательно, и первым делом оценил пинетки.
– Лина! – воскликнул он укоризненно. – Сколько можно!?
Лина смущённо потупилась, покраснела даже, замяла в руках букет из еловых веток.
– Ккккключи, – выдавила Барби. – И с новым годом.
– До него ещё двадцать пять минут! Лина, скорее!
Соседи засуетились – ключи у них и правда были, что не могло не радовать. Вскоре мы проникли в нашу квартиру под причитания о том, что замок этот дурной давно менять надо, второй хороший, а этот работает через раз… редко, но метко.
– Писать! – воскликнула Барби и бросилась в туалет на негнущихся ногах. – Признаться, эта проблема меня тоже мучила, и через минуту она подозрительно спросила, – ты что, в раковину писаешь? Господи, знала же я, что не стоит ходить замуж…
– Я помою, – обещал я не прекращая процесса.
Затем Барби принялась снимать шубу. Замёрзла она даже сильнее моего, пальцы не гнутся, оно и понятно, что с неё взять – кукла. Шубу я ей расстегнуть помог, а затем ещё и лифчик – сама бы она не смогла.
– Иди в душ…
– А новый год?
– Сейчас шампанское открою.
Шампанское было, с Леночкой принесли две бутылки, одну выбросил, так как выдохлась, а вторая осталась. Признаться, пить и встречать новый год с Барби у меня и в мыслях не было, но сука, стресс… его нужно было снять.
– Захааар! – позвала Барби буквально через три минуты.
На часы смотрю – до нового года тринадцать минут. И вдруг остро захотелось, чтобы как положено, чтобы шампанское, куранты, желание загадать… Хотя ёлке я уже загадывал, и вон что получилось. Подошёл к двери в ванную, прислушался. Барби вошла только-только, вода шумит… Что могло случиться.
– Захар! – снова позвала она. – помоги…. Пожалуйста.
Дверь заперта, но замок для честных, при помощи любого ножа легко открывающийся, а я не на шутку взбудоражился. Вошёл, клубы пара, и Барби в них, мокрая, и наверняка – голая, так как в ванной сидит.
– Что случилось?
– Нога… судорога. Помоги, дай полотенце, не подглядывай только.
Я честно не подглядывал, набросил на Барби полотенце и помог выбраться из ванной, усадил в гостиной на диван. Сидит, зубами выстукивает. Макияж смыт, и она снова кажется совсем девчонкой. Той, что мне снилась раньше.
– Наверное потому что из холода в горячую воду полезла, – объяснил я, стараясь её смотреть на её голые плечи. – давай сюда свою ногу.
– Просто личный массажист, – улыбнулась Барби.
Потянулась к бутылке и хлебнула из горла, зачем я бокалы нёс? А потом самым коварным образом свою ледяную, голую, мокрую пятку прижал к моему голому животу и рассмеялась довольно, я даже вдруг вспомнил снова, почему её ненавидеть должен. А она полезла в карман шубы, которая тут же валяется и протянула на ладони орла.
– С наступающим…
Я сомневался лишь несколько секунд, но Барби успела сдать пальцы. Я со вздохом их разжал, приподнял птичку, разглядел, в сумрачном свете телевизора, с которого надрывалась поп звезда и мигающих гирлянд.
– Спасибо, – сказала я и следом признал – Красиво.
Дальше я хотел признаться, что у меня тоже есть подарок, но не успел. Барби от меня явно ничего хорошего не ждала, поэтому вновь приложилась к бутылке, я даже не успел сказать, что женский алкоголизм не излечим, хотя собирался. Полотенце в которое Барби пряталась своенравно выпустило завернутый край и сползло вниз. В ванной я не поглядывал, а сейчас полуголая Барби сидела прямо перед моим лицом.
– Ой, – сказала она и опустила бутылку, так резко, что шампанское плеснуло и на неё и на меня.
Я знал что делать – нужно набросить на неё что угодно, хоть шубу, хоть ковёр, хлопнуть дверью, уйти на кухню, заварить себе кофе, такой, чтобы гвозди плавал и покурить. Потом, как вариант, подрочить – альтернативы я в данный момент не видел. Хотя… альтернатива сидела передо мной. Голая, немного пьяная, немного испуганная… и слишком красивая. Слишком.
– Ой, – повторил я внезапно охрипшим голосом.
Я не шевелюсь, Барби тоже. Я смотрю. Подумать только, сколько раз раньше её голой представлял, а сейчас вот смотрю. Грудь у неё кстати небольшая, но бог мой, разве это имеет хоть какое-то значение? Напомнил – кофе, сигареты… угу. И дальше поступил совершенно невероятно, то есть, так этой ночью мечталось – положил ладонь ей на коленку. Моя кожа разом пошла жарким пятнами, и не поверишь, что только вот недавно мёрз, жарища! Да так, что дышится через силу.
– Какой кошмар, – произнесла Барби и пальцем не пошевелила даже.
Барби на диване, я на полу у её ног, в моей ладони все ещё её пятка. Бог с ней пока, с пяткой, когда вокруг столько всего интересного. Я подумал было выпить ещё для храбрости, но это же отвлечься от Барби, нет, не сейчас.
– Ужасный, – подтвердил я.
И развёл полы полотенца оставляя Барби полностью, совершенно просто голой… даже в горле пересохло. А потом дёрнул её на себя за ноги, позволяя сползти с дивана прямиком мне на колени. На них она и приземлилась, одуряюще крышесносная и невозможно голая. Мне все не давал покоя факт её абсолютной обнаженности. Правда тут она хихикнула возвращая меня в реальность, в которой соски Барби практически утыкаются в мою голую грудь.
– Ты пьяная, – напомнил я, надеясь и одновременно боясь того, что она образумится.
– Вот именно! – нравоучительным тоном произнесла Барби и закинула руки мне на плечи.
А её соски наконец коснулись моей груди. Тоже холодные, съежившиеся, да их непременно, сейчас же, немедленно нужно согреть! Ртом.
– Я спасаю тебя от неминуемой гибели от холода, – пробормотал я в её волосы.
– Ты мой герой, – промурлыкала она в ответ.
От Барби тоже шампанским пахло, если в той девице это меня выбесило, то блин, в Барби вкусно все. Даже пряди волос, что лезут в рот, когда я наконец впиваюсь в кожу её шеи. Все вкусно нежно и бархатно. И грудь, которую я втягиваю в рот – отогреваю, и стоны её. Стоны – особенно сладкие. Меня раздирает от двух диаметрально противоположных желаний. Первое это сожрать Барби целиком прямо немедленно, пока член не разорвало, и второе – всю её не спеша распробовать. В итоге я стараюсь успеть все сразу, что вызывает немалую суматоху. Учитывая ещё и то, что Барби я тоже интересен, и ей тоже хочется меня пробовать и трогать, мы смеёмся в кожу друг друга, путаемся руками и ногами…. Остановиться? Да невозможно.
– Захар… – зовёт она меня.
Отрываюсь от кожи её живота, тянусь наверх, к её лицу. Смотрю на рот Барби. Губы влажно блестят, она явно что-то сказать хочет, неважно, я хочу её целовать. Целую так долго и крепко, что воздух в лёгких заканчивается.
– Что сказать хотела? – хрипло спрашиваю я.
Опрокидываю её вниз, на ковёр. Лежит, ноги раскинуты, чуть в коленях согнуты, меня, блядь, ждёт. И даже изволит проявлять нетерпение. Барби такая Барби, даже в сексе…
– Там президент, – смеётся она.
А я накрываю её своим телом. Барби словно только этого и ждёт, податливо подаётся мне навстречу, запрокидывает ноги на мою спину. Одной рукой придерживаю её за ягодицу, а второй направляю член во влагалище, которое уже готово, пальцы скользят в смазке. Пожалуй я слишком велик для такой маленькой Барби, но думать об этом уже никаких сил поэтому я толкаюсь вперёд.
– Ох, – выдыхает Барби, замирает, а потом немного ерзает, едва не доведя меня до оргазма. А потом выдаёт неожиданное, – Куранты, Аверин, слышишь?
И смеётся. Смеётся впрочем недолго, некогда становится смеяться. Её пальцы впивались мне в спину царапая кожу, кожа покрылась испариной. И знаете, неповторимое ощущение, понимание того, что женщине под тобой – хорошо. От этого ещё сильнее башку сносит, к тому моменту когда Барби кончает я уже рычать готов. И презервативов нет, и я знаю, что кончать внутрь нельзя, но оргазм накатывается лавиной, которой невозможно противостоять, и я впервые за всю наверное жизнь тупо не успел вытащить член. Оказывается, так бывает.
– Барби, – окликнул я.
Лежу, как вы брошенный на берег кит, опустошенный и до кучи затраханный вусмерть. Куранты давно уже отгремели, по телевизору очередное шоу. А рядом со мной на ковре Барби и мы только что занимались сексом. Уму не постижимо.
– Отстань, – ответила она.
И уснула. Я поднял её на диван, накрыл своим одеялом, затем не в силах противостоять алкоголю и усталости уснул рядом. Сквозь сон слышал, как орёт котенок, как карабкается на диван, а потом пристраивается спать у самого моего лица, но сил его согнать не осталось.
Ночью я проснулся словно от толчка. А ходил на кухню, все же заварил кофе, заставил себя его выпить, долго курил. В голове мерно гудело от выпитого алкоголя, утром наверняка будет страшнее, хуже – намешал. А в моей постели спит Барби. Голая. Я вернулся, рассмотрел кулёк из одеяла, в котором она пряталась, затем согнал котёнка на пол, попытался проникнуть под одеяло, за что был пнут.
– Барби! Нам немедленно нужно заняться сексом ещё раз, – потряс я её, пытаясь распутать одеяло.
– С чего бы это? – сонно удивилась она.
– Завтра ты будешь жалеть если упустишь возможность. Потому что этого больше не повторится, и потому что я неповторимый любовник.
Она приподнял растрепанную со сна голову, кажется, даже задумалась чутка. А потом… потом повернулась ко мне, распахнула одеяло, под ним тепло, под ним Барби.
– Раз неповторимый…. Тогда идём.
