Текст книги "Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941-1945"

Автор книги: Ирина Роскина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Ирина Роскина
Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941-1945

Предисловие

Ниже печатаются письма моих родных. Оригиналы этих писем хранятся в разных архивах, которым я приношу благодарность за предоставление мне копий для публикации. Автографы писем Наташи Роскиной к отцу хранятся в Отделе редких книг и рукописей библиотеки им. Хесбурга (Университет Нотр-Дам, США); автографы писем А. И. Роскина и автографы писем С. Д. Спасского хранятся в Российском Государственном архиве литературы и искусства (Москва) в фонде Н. А. Роскиной; автографы писем Н. Л. Френк – в семейном архиве Е. Г. Френк; автографы остальных писем, текст которых здесь приводится, – в Российской Национальной библиотеке (СПб) в фонде М. И. Гринберга.

Несколько слов об авторах писем.

Моя прабабушка, мамина бабушка Роза, Роза Наумовна Рабинович, урожд. Матусовская (1880–1951) рано осталась вдовой с тремя детьми. Всю жизнь я знала, что бабушкин муж – военный врач Давид Моисеевич Рабинович (1871–1919) – умер, заразившись сыпным тифом во фронтовом госпитале во время Первой мировой войны. Только недавно я сообразила, что в 1919 г. в Сочи война шла Гражданская, а не Первая мировая, и, видимо, он участвовал в ней на стороне белых (наверное, в Добровольческой армии), чем и объясняется некая туманность, с которой мне в советское время о той их жизни рассказывали.

Овдовев, Роза Наумовна пекла на продажу миндальные пирожные, печатала на машинке, работала библиотекарем. В общем, растила детей, а потом и внуков. Считалось, что детям совершенно необходимы частные уроки музыки и иностранных языков.

Старшая дочь Розы Наумовны, Надежда Давыдовна (1901–1938), когда они вернулись из Сочи (а может быть, уже из Крыма, где не поспели на пароход в эмиграцию), поступила на историко-филологический факультет Петроградского университета, но вынуждена была учение бросить, чтобы зарабатывать на жизнь. Занялась стенографией и машинописью. Она умерла, попав, задумавшись, под трамвай, ей ампутировали ногу, но началась эмболия. Осталось двое детей: от писателя Александра Иосифовича Роскина (1898–1941) Наташа Роскина (моя мама, ее в детстве называли и Пуша, и Туся, она родилась в ноябре 1927, к началу войны ей было 13 лет) и от поэта Сергея Дмитриевича Спасского (1898–1956) Алеша (Лека, к началу войны семилетний) Спасский.

У второй дочери Розы Наумовны, микробиолога Лидии Давыдовны (1905–1971) и ее мужа Марка Иосифовича Гринберга (1896–1957), специалиста в области энергетического машиностроения, главного конструктора паровых и газовых турбин Ленинградского металлического завода (ЛМЗ), было двое сыновей. К началу войны Сереже – десять лет, а Жене – семь.

Близким им всем человеком была сестра М. И. Гринберга писательница Изабелла Иосифовна Гринберг (1898–1956).

Младший сын Розы Наумовны, Григорий Давыдович (Гога; 1910–1953), физик, работавший в Государственном оптическом институте (ГОИ), во время войны женился на Фриде Ароновне Перельман (1910–1985).

Родственные отношения поддерживались с двоюродной сестрой Розы Наумовны Саррой Борисовной Дыховичной и ее семьей: дочерью, Ниной Лазаревной Френк, мужем Нины архитектором Григорием Харитоновичем Френком, и их дочкой Катюшей (ей через два месяца после начала войны исполнилось двенадцать).

Кроме москвича А. И. Роскина и его братьев все до войны жили в Ленинграде.

О многих упомянутых в письмах людях я не смогла ничего узнать. В таких случаях я делаю сноски, откровенно сообщая «не знаю», чтобы заметно было, вдруг кто-нибудь сможет что-то добавить. Сама я не очевидец тех событий и не историк, так что мои комментарии к письмам носят характер непоследовательный.

В некоторых случаях я добавляю от себя пояснения в тексте – они выделены курсивом.

Ирина Роскина

Часть первая. 1941

Весной 1941 г. Сергей Дмитриевич Спасский выхлопотал в Союзе писателей литфондовскую дачу, чтобы поселить там на лето Наташу и Алешу с их бабушкой Розой Наумовной, а также свою дочь Веронику с ее теткой Кларой Гитмановной Каплун. Переехали на дачу поздновато, так как погода была прохладная. И вот война уже началась – знаменитая речь Молотова с сообщением о начале войны транслировалась по радио 22 июня в 12 часов 15 минут, – а моя тринадцатилетняя мама Наташа Роскина пишет в тот день своему отцу (она называла его прозвищем Зек), еще не зная о войне.

1. Наташа Роскина – А. И. Роскину (со ст. Сиверская Ленинградской обл. в Москву). 22 июня 1941

Дорогой Зек!

Ну, вот я и на даче. Мы с С<ергеем> Д<митриевичем> приехали на грузовике. В этот день погода была чудесная и мой нос очень обгорел, стал таким красным, что все ужасались (теперь он уже потемнел). Дачка у нас неплохая, речка рядом, но я еще не купалась, м. б., сегодня начну. Напротив нас архфондовский[1]1
  Архфонд – Архитектурный фонд Союза Архитекторов СССР – организация, занимавшаяся, в частности, культурно-бытовым и медицинским обслуживанием архитекторов и их семей.


[Закрыть] лагерь, в котором живет Катя Френк. Ребятам прививают трудовые навыки и заставляют стирать свое белье, мыть на кухне посуду и полоть грядки в колхозе. Я взяла с собой из еще не прочитанного том Тургенева и Достоевского, да еще «Семью Оппенгейм»[2]2
  Так было переведено название романа немецкого писателя Лиона Фейхтвангера (1884–1958) «Семья Опперман» (советский фильм 1938 г. по этому роману тоже называется «Семья Оппенгейм»).


[Закрыть]. Крокетная площадка здесь есть, но ее нужно расчистить, и мы пока в крокет не играем. Вообще я не могу сказать, что мне очень скучно (конечно, не слишком и весело, как всегда на даче). Мы ходим гулять, катаемся на лодке.

Зек, напиши мне, когда же ты к нам приедешь?

В начале июля к нам, кажется, собираются Гриша с Ниной Георгиевной[3]3
  Брат А.И. Роскина Григорий Иосифович Роскин (1892–1964), гистолог, и его жена Нина Георгиевна Клюева (1898–1971), микробиолог, жили в Москве (как и А.И. Роскин, и младший брат художник В.И. Роскин) и приезжали навестить мать – Веру Львовну Роскину. Кампания по борьбе с космополитизмом, естественно, не входит в хронологические рамки данной переписки, но все-таки хочется упомянуть, что Г.И. Роскин и Н.Г. Клюева – стали в 1947 г. подсудимыми первого сталинского Суда чести.


[Закрыть]. Целую тебя крепко, дорогой Зечек, пиши. Твоя Н<аташа> Бабушка и Алеша шлют привет.

2. Наташа Роскина – А. И. Роскину (из Ленинграда в Москву). 26 июня 1941

Дорогой Зек! Получили твои письма.

Мы вчера вернулись с дачи. Грузтакси не было и мы запаковались и сдали вещи в багаж, а сегодня получили их. До вокзала наши вещи везла телега, которой пришлось совершить два рейса, т. к. у нас вместе с Вероникиной тетей, Кларой Гитмановной[4]4
  Вероника Спасская (1933–2011) – дочь С.Д. Спасского и его жены Софьи Гитмановны Спасской-Каплун (1901–1962). Вероника родилась всего на несколько месяцев раньше Алеши. В 1938 году – уже после смерти Надежды Давыдовны – Софья Гитмановна была арестована. Возможно, из-за брата Бориса Гитмановича Каплуна (1984–1938), расстрелянного в том же году члена коллегии отдела управления Петросовета. А может быть, и тот факт, что все они (и Софья Гитмановна, и братья Спасские, а про Клару Гитмановну и Веронику не знаю) были убежденными антропософами, сыграл свою роль. Антропософский сайт «Библиотека духовной науки» разместил их фотографии (видимо, заимствованные из фонда Спасского в Мемориальной квартире Андрея Белого):
  http://bdn-steiner.ru/modules.php?name=Coppermine&file=thumbnails&album=71
  После ареста Софьи Гитмановны Веронику воспитывала тетка – Клара Гитмановна Каплун (1892–1953), певица и редактор, с которой Спасский стал жить одной семьей (не знаю, с какого момента, а до какого будет видно из дальнейшей переписки). При этом все, как мы видим, были до поры до времени в хороших отношениях).


[Закрыть], было огромное количество вещей – ведь мы рассчитывали на грузовик. В результате у нас оказалось 450 килограммов. Получив вещи из багажа, мы на тележке (т. е. не мы, а грузчик) везли их домой. Но в общем, настроение у нас хорошее. Погода тоже хорошая. Я читала твою статью в «Известиях»[5]5
  В июне 1941 г. В «Известиях» были опубликованы статьи Роскина “О чеховском искусстве” и статья о М. Горьком – ко дню рожденья писателя.


[Закрыть]. Мне было очень интересно. Вообще твои статьи о Горьком и особенно о Чехове очень приятно и интересно читать, т. к. в них чувствуется большая теплота и любовь. И написаны они очень как-то осторожно и внимательно. Ну, всего хорошего. Очень бы хотелось тебя повидать, но, видно, теперь опять откладывается наша встреча.

Очень хочется мне тебя увидеть и обнять, но пока приходится ограничиваться воздушным поцелуем. Итак – тысяча воздушных поцелуев.

Не забывай меня, дорогой Зек. Н<аташа> На-днях бабушка тебе ответит.

3. Наташа Роскина – А. И. Роскину (из Ленинграда в Москву)5 июля 1941

Дорогой Зек, сегодня уезжаем. Мы с Алешей едем с Литфондом[6]6
  Литературный фонд СССР (Литфонд) был образован при Союзе писателей СССР как организация помощи работникам литературы.
  Вдова писателя Льва Канторовича (он погиб под Выборгом 30 июня 1941 г.) так описывает их отъезд:
  «Через два дня после этого [после похорон Л.В. Канторовича, состоявшихся 3 июля], наскоро собрав кое-какие вещи, я с полуторагодовалой дочерью Настей и матерью мужа Полиной Абрамовной Канторович в назначенный час приехали в Дом писателя на улице Воинова. Оттуда отправляли эвакуированных. Всю эвакуацию помню как сквозь туман… Двери Дома широко открыты не на улицу, а в переулок, заполненный приготовленными для нас пустыми автобусами. В Доме очень много людей, все с озабоченными лицами почему-то бегают вверх и вниз по мраморной лестнице. Все заняты только своим, своими. Несмотря на это, писатели подходят ко мне, говорят какие-то слова. Значит, они уже знают о гибели Левы, первого советского писателя, ставшего жертвой войны.
  Не помню, как погрузились в автобусы, как ехали на Московский вокзал. Состав из обычных жестких вагонов стоял у обычных платформ. Разместили нас как в обычных поездах [известно, что позже отправляли и электричками вплоть до Перми] – каждому свое место.
  Провожавшие нас мои родители сказали, что нас отправляют под Ярославль. Мне было все равно, куда ехать и на сколько…
  Уезжали днем. До Бологого ехали медленно, но без долгих остановок. Помню, как нас обгоняли составы теплушек [товарный вагон, переоборудованный для массовой перевозки людей – И.Р.]. В их открытых дверях толпились женщины с лицами, полными ужаса. Их увозили из Прибалтики. Они уже хлебнули войны – фашисты бомбили их города и эшелоны. Эти спасались.
  Около Бологого узнали, что и сюда уже совершали налеты немцев. Спокойнее стало, когда состав после Бологого свернул с Октябрьской дороги на Ярославль. Начали подолгу стоять в поле. […]
  Наконец привезли на железнодорожную станцию небольшого городка, расположенного в 40 километрах от Ярославля, – Гаврилов Ям. У вокзала нас встречало много телег, их возницы – женщины. На их лицах приветливость и нескрываемое любопытство. Они развозят нас на телегах по домам.
  Через два-три дня наша семья уехала из Гаврилова Яма в Молотов (ныне Пермь), потом в Астрахань и Самарканд – места эвакуации Военно-морской академии, где работал мой отец. Но это совсем о другом…». ("Голоса из блокады: ленинградские писатели в осажденном городе, 1941–1944", составитель Захар Дичаров, Наука, 1996, стр. 232–233).


[Закрыть]. Там масса знакомых – напр., Сережа и Женя Гринберги, Катя Френк (Архфонд к нам присоединился) и много других. М.б., бабушка поедет с нами, но это еще неизвестно. По приезде, конечно, немедленно сообщу адрес. У меня настроение сейчас хорошее, думаю, что нам там будет хорошо. Взяли несколько книг, шахматы, шашки и др.

Целую тебя крепко, дорогой, любимый Зек. Твоя Н<аташа>

Эвакуация женщин и детей из Ленинграда началась 29 июня 1941, так что, хоть они не были первыми отъезжающими, все-таки это было еще в самом начале.

Не знаю, каким образом мальчики Гринберги эвакуировались с Литфондом. Возможно, благодаря родству с литератором тетей Беллой – Изабелла Иосифовна Гринберг, которая, видимо, была активна в Ленинградском отделении Союза писателей.

Совсем неясно мне, почему Спасский не отправил с этим эшелоном свою дочь Веронику. Возможно, из-за присущего ему оптимизма, – у него был ровный приятный характер, в отличие от мрачного А. И. Роскина, предчувствующего, что война будет тяжелой.

Зря Наташа надеялась, что с ними поедет и бабушка, – бабушке ехать не разрешили, не хватило места. Она потом добиралась сама, сразу вслед за ними выехала.

Катя Френк говорила мне, что литфондовские и архфондовские дети в эшелоне ехали в разных вагонах и не виделись. Мама мне вообще про военные годы почти не рассказывала. Но был эпизод, который она часто вспоминала со смехом: в поезде они выбросили в окно взятую с собой в дорогу жареную курицу – им показалось, что курица уже попахивает. Ну, ясное дело, как потом об этой курице много лет жалели.

Дети приехали в Гаврилов-Ям, небольшой городок на реке Которосль в 46 километрах от Ярославля – первое место эвакуации Детского лагеря-интерната Литфонда (его по-разному называют, но суть одна). Они не пишут (возможно, им уже объяснили, что именно нельзя писать по цензурным соображения), как долго они ехали, сколько стояли в поле, пережидая бомбежки (Бологое бомбили начиная с 1го июля).

4. Женя Гринберг и Наташа Роскина – Л. Д. Гринберг (из Гаврилова Яма Ярославской обл. в Ленинград) [без даты, начало июля 1941]

Дорогая мамочка, мне здесь очень хорошо. Ты привези мне чего-нибудь из игрушек, которые я забыл, и попроси папу, чтобы он, когда будет ехать с завода[7]7
  То есть с ЛМЗ. Об этом заводе много написано. Обзор литературы о ЛМЗ сделан М.М. Гаккель в журнале «История Петербурга», 2008 № 2 (42).


[Закрыть], если там будет игрушечный магазин, что-нибудь мне купил. С Лекой мы живем в комнате, и у нас был сначала один матрац, и Лека спал на моем, а теперь Леке мешок набили. У нас есть садик. Я играю с Лекой. Нам очень весело. Твой Женя

Дорогая тетя Лидочка, ты можешь быть совершенно спокойна за детей, им очень хорошо. Я прихожу к ним несколько раз в день. Кормят неплохо. Крепко тебя целую.

Высылайте бабушку. Н<аташа>

Женичкина просьба купить игрушек в тот момент – в начале июля 1941 – еще не звучала странно: в первый месяц войны не произошло никаких изменений в торговой жизни города. Напротив, для удобства населения магазинам, предприятиям общепита и коммунального обслуживания было предписано увеличить количество рабочих часов.

5. Р. Н. Рабинович – Л. Д. Гринберг (в Ленинград с дороги). 9 июля 1941 9 веч.

Дорогая Лидусенька! Подъезжаем к Рыбинску. Чувствую себя хорошо. Тепло, но нет изнуряющей жары. Беспокоюсь о вас. Пиши мне до востребования. Постарайся, родная, придти в равновесие и подкрепить свое здоровье. Пожалуйста, позвони Нюше, передай ей привет и пусть она передаст от меня поклон Варе[8]8
  Варя – домработница, фамилия и отчество неизвестны. Раньше семья была большая. Сама Роза Наумовна работала в библиотеке (какого-то научного института, точно не знаю). Надежда Давыдовна, хоть заработок и маленький, вечно была занята: то вызывали писать стенограмму, то надо было свою стенограмму расшифровывать и допоздна перепечатывать на машинке. Сергей Дмитриевич Спасский жил у них после рождения Алеши до смерти Надежды Давыдовны. Сын Розы Наумовны Георгий Давыдович жил отдельно, но к обеду приходил. Ну, и двое детей – Наташа Роскина и Алеша Спасский. А хозяйство в те времена было тяжелое: воду грели, стирали в корыте и т. д. Очереди за продуктами и перебои с транспортом и до войны были. По-моему, после смерти Надежды Давыдовны домработницу уже не могли содержать, Варя их только по-дружески навещала. А Нюша – Анна Ивановна Булкина – работала у них до самого начала войны.


[Закрыть]. Мы без газет и без радио – ужасно неприятная отчужденность от всего мира. С Лили[9]9
  Лили Яровинская, дальняя родственница.


[Закрыть] мы расстанемся в Ярославле, я поеду к детям[10]10
  В литфондовский лагерь к внукам Розы Наумовны – к Наташе, Алеше, Сереже и Жене.


[Закрыть]. Горячо целую тебя и Марка[11]11
  М.И. Гринберг.


[Закрыть].

С конца июня А. И. Роскин уже на казарменном положении: услышав объявление о начале войны, он сразу пошел в военкомат. По возрасту – ему уже исполнилось 43 года – на шесть лет старше военнообязанных (по приказу от 23 июня 1941 г. призывали родившихся с 1905 по 1918 гг.), Роскин не подлежал мобилизации, он пошел в армию добровольцем и был зачислен в Народное ополчение[12]12
  Народное ополчение в Великую Отечественную войну – добровольческие формирования из лиц, не подлежавших первоочередному призыву по мобилизации. Состояло из дивизий (в Ленинграде —10, в Москве —16), батальонов и полков, а также истребительных батальонов. Плохо обученные и слабо вооружённые ополченцы понесли огромные потери в боях лета-осени 1941, уцелевшие влились в регулярную армию. (См. также Иванов В.К. Особенности формирования дивизий народного ополчения: 1941. http://westfront.narod.ru/opolchenie/dno_form.htm).


[Закрыть].

6 июля ополченцы – не знаю, все ли или только района Красной Пресни (по местоположению Союза писателей) покинули казармы, находившиеся в помещении ГИТИСа.

В очерке «Памяти Александра Иосифовича Роскина» В. С. Гроссман описывает свою последнюю встречу с Роскиным: «В последний раз я видел Роскина 5 июля 1941 года, за день до ухода ополчения из Москвы на фронт. Он стоял среди пыльного пустого переулка и смотрел вслед близкому ему человеку, женщине, уходившей после прощания с ним. Вот она дошла до угла, свернула в переулок, а Роскин все стоял среди мостовой… Я не окликнул его. То было прощание с жизнью… Часовой, стоявший у дверей казармы, с любопытством смотрел на высокого человека, застывшего среди улицы. Роскин махнул рукой и решительным, быстрым шагом пошел к двери… Вот таким я его помню и сейчас, седого, высокого, быстрым шагом идущего навстречу своей благородной и суровой судьбе».

http://www.pseudology.org/evrei/Roskin_AI.htm

По словам Б. Рунина (см. его воспоминания «Писательская рота» http://smol1941.narod.ru/runin.htm), ополченцы «ушли на войну» в буквальном смысле слова: они шли пешком на запад, в сторону Смоленска, пройдя сначала всю Москву и остановившись почему-то у входа в Клуб писателей, естественно, не зная, что через несколько лет там установят мемориальную доску с фамилиями погибших московских писателей, среди которых будет и А. И. Роскин, из-под Смоленска не вернувшийся. Писательское ополчение попало в окружение. Никто не видел ни гибели Роскина, ни его пленения. Кто-то сочинил романтическую версию о его самоубийстве с целью избежать плена, но она не подтвердилась.

Письма Роскина из действующей армии полны тревоги за близких.

6. А. И. Роскин – Р. Н. Рабинович (из действующей армии в Ленинград). 10 июля 1941

Дорогая Роза Наумовна, совершенно не знаю, где Вы находитесь. Что касается меня, то я в ополчении, и также не знаю, где буду находиться в ближайшее время. Если выяснится точный адрес Ваш и Наташи – то пока единственный выход писать на мой московский адрес, так как мне в конце концов передадут. Я достал немного денег, но куда и на чье имя их послать? О Наташе знаю только одно, что она в Ярославской обл. в Гаврилове яме[13]13
  Сейчас пишут Гаврилов-Ям через черточку, а в то время – во всяком случае мои родственники – писали без дефиса, да еще и склоняли оба слова (например, «в Гаврилове Яме»), я хочу оставить такое написание. С 1938 Гаврилов Ям в административном порядке признали городом, но никто из эвакуированных ни разу городом это место не называет. Расположен Гаврилов Ям на реке Которосль (приток Волги), в 46 км от Ярославля.


[Закрыть] (или яре? – м. б. телеграф перепутал?). Крепко жму вашу руку. Ваш АР

В Ленинграде еще обсуждается, кто из знакомых уезжает, а кто не хочет или кому не удается эвакуироваться, и все – и Гринберги, и Френки – волнуются об отправленных детях, и жаждут писем и подробностей, и еще некоторое время кажется, что, возможно, все и обойдется.

Идет строительство укреплений, но город еще не подвергается артиллерийским обстрелам, начавшимся с четвертого сентября, и еще не введена карточная система снабжения [14]14
  Карточная система снабжения была введена 18 июля 1941 г. «Сначала установили государственные гарантированные нормы продовольственного снабжения для населения Москвы, Ленинграда и пригородных районов этих городов. В августе-сентябре этого же года на нормированное снабжение хлебом, сахаром переводится все городское население страны. В октябре нормируется продажа мясопродуктов, жиров, рыбопродуктов, круп и макарон, а с начала 1942 года по карточкам распределяются и многие промышленные товары». http://leningradpobeda.ru/nesmotrja-ni-na-chto/trade/


[Закрыть](ее начали вводить с 18 июля 1941 г.), так что из Ленинграда еще посылают посылки в эвакуацию.

7. Л. Д. Гринберг – Р. Н. Рабинович (из Ленинграда в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 11 июля 1941

Дорогая мамусенька, получила твое письмо с дороги от 8/VII без наименования,

откуда ты пишешь, но зато с полной порцией деревенских поклонов родственникам. Как быстро ты околхозилась! Пишу тебе утром, адрес ребят узнала вечером и напишу еще сегодня, от них лично еще ничего не имела, но знаю, что они доехали и устроились. Женичка[15]15
  Евгения Николаевна Будде. Она и ее муж Григорий (Гриня) Абрамович Зейтленок подружились с семьей Гринбергов летом 1934 г. на даче в Сестрорецке.


[Закрыть] сегодня должна уехать, очень она волнуется, едет одна совсем. Наша Нина[16]16
  Н.Л. Френк.


[Закрыть] не поедет, а моя раба[17]17
  Домработница Гринбергов.


[Закрыть] собирается, если ей это удастся. Я думала тогда взять Нюшу за бока. Да, Нюша тоже получила твою открытку, она пригласила Сарру к обеду и та в восторге. На Ярославль мы тебе не писали. Скорее сообщи адрес свой личный. Крепко тебя обнимаю и целую. Лида.

Моя заведующая сегодня уезжает из Ленинграда.

8. [Дети – родителям] (телеграмма из Гаврилова Яма Ярославской обл. в Ленинград). 12 июля 1941

Все здоровы целуем телеграфьте благополучие

9. Р. Н. Рабинович – Л. Д. Гринберг (телеграмма из Ярославля в Ленинград) 12 июля 1941

Завтра еду ребятам в Гаврилов Здорова Целую

10. Г. Х. Френк – Катюше Френк (из Ленинграда в село Великое Гаврилово-Ямского р-на Ярославской обл.). 13 июля 1941

Дорогая Катюшенька!

Вчера вечером сидели у Зины Шнеер[18]18
  Приятельница Френков.


[Закрыть], и вдруг позвонила бабушка и сказала, что получено твое первое письмо, в котором ты пишешь, что всем вам очень весело, жарко и есть кипящая вода. Ждем от тебя подробных сведений о твоем житье на месте. Живете ли большими группами в избе или по две-три девочки. С кем ты живешь вместе. Что вы делаете в течение дня, помогаете ли по хозяйству, купаетесь ли в речке. Как вас кормит Виктор Савельевич[19]19
  Виктор Савельевич Косорев (некоторые пишут «Косарев», другие «Косырев»), директор лагеря эвакуированных детей ленинградского Архфонда.


[Закрыть]. Правда ли, что купили корову. Это должно быть для того, чтобы у маленьких было молоко. Напиши так же, Катюшенька, как поживают твои вещи. Не стесняйся и напиши правду что пропало.

Тетя Розочка поехала в ваши края и поселится с Литфондовскими ребятами: Наташей, Сережей, Женей, и Алешей Спасским. Там же живет Надя Копелянская со своим Алешей[20]20
  Алеша Копелянский – он носил фамилию Розанов (по отцу), но Рабиновичи-Гринберги звали его по фамилии матери Надежды Абрамовны, с которой они, видимо, были в дальнем родстве через Раю Перл (мать Нади и Миры Копелянских, Елена Львовна, была урожденная Перл). Надежда Абрамовна Копелянская была популярной актрисой и певицей.


[Закрыть].

Далеко ли они живут от вас и есть ли возможность с ними видаться? Женя Минц[21]21
  Евгения Ильинична Минц (урожд. Заславская; 1899–1973), жена радиофизика Александра Львовича Минца (о нем стоит почитать побольше, начав хотя бы с Википедиии: его арестовывали, освобождали – не по жажде справедливости, а чтобы он двигал науку и технику, снова сажали и т. д.) и их сын Алеша.


[Закрыть] в Ленинграде. Скажи Алеше Минц, что все его родные здоровы.

Крепко тебя целую. Твой папа

11. Р. Н. Рабинович – Л. Д. Гринберг (телеграмма из Ярославля в Ленинград). 15 июля 1941

Одиннадцатого встретилась четырьмя детьми общее ликование здоровы Катюша семи километрах съезжу адрес Гаврилов Ям востребования целую всех

12. Л. Д. Гринберг – Сергею Гринбергу (из Ленинграда в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 16 июля 1941

Дорогой Сереженька, наконец-то получила твое письмо с описанием путешествия. Здорово вам досталось, но нашел ли ты свой мешок с постелью на вторую ночь, ты не пишешь. Напиши, с тобой ли вместе Алеша Копелянский, Авраменко и Кривошеев[22]22
  Алеша Копелянский – см. выше.
  Авраменко – сын ленинградского писателя Ильи Корниловича Авраменко и его жены библиографа и детской писательницы Ирины Николаевны. Известно, что И.Н. Авраменко (урожд. Проферансова; 1906–1966) «до авг. 1941 работала во Дворце пионеров, неоднократно получала благодарности по ПБ и дирекции Дворца за орг-цию обслуживания детей, расширение охвата их книгой, хорошую подгот. к учеб. году. В авг. 1941 уволилась в связи с отъездом в Ярославль за эвакуиров. ребенком и зачислена вновь 12 июня 1942 гл. б-рем нового резерв. фонда, созд. в ОК на базе спасаемых сотр. ПБ бесхоз. и вымороч. кн. собр., выявляемых в покинутых и разруш. квартирах блокад. Ленинграда». http://www.nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=918
  Май Кривошеев – сын литературного критика Александры Ивановны Кривошеевой-Лаврентьевой (1893–1951), которая одно время была директором лагеря эвакуированных детей ленинградских писателей.


[Закрыть]. Наташа пишет, что она часто встречает Алешину маму, а ты? Работаешь ли ты где-нибудь, ведь вам нужно, наверное, помогать там по хозяйству или в колхозе?

Я послала вчера письмо Леше и Жене, от Наташи мы получили уже много писем, она все ждет бабушку. Теперь-то бабушка уже доехала. Скажи ей, что пришла и ее поздравительная телеграмма[23]23
  Наташина телеграмма с днем рожденья бабушки – 12 июля.


[Закрыть]. Твоих товарищей никого во дворе нет. Была у нас настоящая африканская жара, а сегодня уже прохладно. Пиши почаще, мой дорогой, про все, что ты делаешь, как живешь, кто руководитель твоей группы? У нас всё спокойно, все здоровы, поцелуй бабушку и всех наших ребят.

Целую тебя. Мама

13. А. И. Роскин – Наташе Роскиной (из действующей армии в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 16 июля 1941

Дорогая Наташа, я нахожусь на военной службе (в ополчении) и поэтому мне пока трудно будет поддерживать с тобой регулярную переписку. Однако ты обязательно пиши на мой московский адрес. Мотя[24]24
  Матрена Филипповна Оношко, соседка А.И. Роскина, помогавшая ему по хозяйству.


[Закрыть] будет как-нибудь мне доставлять твои письма. Я очень беспокоюсь насчет того, что ты без денег, но пока еще никак не могу уладить этого вопроса[25]25
  Вопрос с деньгами уладить не удалось. Так как Роскин пропал без вести и не был признан погибшим, его дочь не получала денежного аттестата (о системе оплаты военного труда на фронте см. подробно https://rb.ru/article/kak-byla-organizovana-oplata-truda-na-fronte-v-period-velikoy-otechestvennoy-voyny/7473807.html). Очень разные были аттестаты в зависимости от войска и звания военнослужащего, но у моих родственников никакого не было.


[Закрыть]. Надеюсь, что в ближайшее время все это благополучно разрешится. Будь здорова, спокойна, весела, кланяйся Алеше. Крепко целую тебя и обнимаю, пиши поподробнее. Папа.

14. Л. Д. Гринберг – Р. Н. Рабинович (из Ленинграда в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 19 июля 1941

Дорогая мамуся, сразу по получении твоей телеграммы из Гаврилова Яма я выслала тебе 200 р. Вчера пришла твоя телеграмма Гошке[26]26
  Г.Д. Рабинович еще оставался в Ленинграде. ГОИ (Государственный оптический институт), где он работал, эвакуировался в самом конце июля.


[Закрыть], где мы старались прочесть между строк. Ясно, что ты не работаешь. Об условиях жизни вашей мы примерно знаем по письмам других, в частности Нади Копелянской. Хотела выслать тебе сегодня [денег], но тут распространился слух, что детей может быть переведут в другое место. Поэтому я пока воздерживаюсь, а завтра, наверное, вышлю, если узнаю что-нибудь точнее. В связи с предполагаемым Мариным отъездом[27]27
  Одиннадцатого июля было принято постановление об эвакуации Конструкторского бюро металлического завода (ЛМЗ), где работал М.И. Гринберг (ГКО № 99сс от 11.07.1941 г.)» (http://lmz-150.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=12&Itemid=35), однако фактическая эвакуация затянулась.


[Закрыть] я получила расчет в лаборатории, стоило это двух дней терзаний и унижений. Сейчас иду за деньгами. Тем временем у Мары ситуация изменилась и теперь я совсем не знаю, как быть. Ехать к вам или ждать изменений у Мары – не знаю. Вечером будет семейный совет. Во всяком случае будь готова к неожиданностям любого рода. Гошка возможно тоже выедет на периферию. Пиши на адрес Нюши или Веры Львовны[28]28
  В.Л. Роскина.


[Закрыть] – они самые сидячие. Замоталась со сборами очень. До сих пор от тебя нет письма, только телеграммы. Мамуся, родная, держись, кушай и не переутомляй себя. Целую, Лида

15. Р. Н. Рабинович – Л. Д. Гринберг (из Гаврилова Яма Ярославской обл. в Ленинград). 20 июля 1941

Дорогая Лидусенька, я в ужасной тревоге о вас, и в частности о Гогоше: не получила от него ничего, а послала ему 4 письма и 2 телеграммы. От тебя получила только письмо от 11-го, ждем с нетерпением дальнейших известий.

Вчера водили детей[29]29
  Детей, эвакуированных с лагерем ленинградского Литфонда.


[Закрыть] в баню. Маленьких я сама мыла и одевала; все прошло совершенно благополучно. Здесь очень славная врачиха по фамилии Шафер, она составляла на всех медицинские карточки. Настроение у ребят хорошее, преимущественно у маленьких. Наташу пристроили работать в библиотеке (своей) и она как-будто немножко успокоилась. Скрашивает жизнь земляника.

Лидочка, сколько ты работаешь и когда возвращаешься домой? Все-таки ты спишь в своей кровати и нормально питаешься, а это немало значит.

Уехала ли Женя Будде? Мне теперь очень жаль, что Гуленька[30]30
  Гуленька – это Галя, дочь Е.Н. Будде и Г.А. Зейтленка.


[Закрыть] не здесь. Знакомых есть порядочно, но всем некогда. Освобождена ли Ниночка[31]31
  Видимо, речь идет об оборонительных сооружениях, которые строились, в большинстве своём, руками женщин и подростков. Мужчины уходили в армию и ополчение, а около 475000 женщин строили. У Нины Лазаревны Френк был туберкулез – мне не удалось узнать, освобождали ли по этой болезни.


[Закрыть] от работ? Как ее здоровье и как твое? Что поделывает Беллочка[32]32
  И.И. Гринберг.


[Закрыть]? Вчера я писала Сарре. Думаю о вас всех постоянно. Приехала женщина из Ленинграда, я имела вести от 16-го.

Радио у меня есть в квартире, т. ч. я в курсе событий. Не знаешь ли ты, что с С<ергеем> Д<митриевичем>? Шура тоже мобилизован. Если тебе звонит В. Л., скажи ей, что Наташа писала ей несколько раз, она здорова. Телефон В. Л. Б-2–82–08. Лидочек, еще нет месяца, что началась война, а мне кажется, что прошло два года. Обнимаю и горячо целую тебя и Мару, Гогошу, Френков. Привет Нине. Твоя мама

16. Л. Д. Гринберг – Р. Н. Рабинович (из Ленинграда в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 21 июля 1941

Дорогая моя мамуся, наконец-то получила от тебя письмо от 15/VII. Читаю все между строк. Досталось тебе как следует быть. Но твоя терраска меня совсем не устраивает. Ведь к зиме еще труднее будет подобрать помещение, как же ты будешь? Далеко ли ты находишься от Наташи теперь, после их переезда?

Ты сознательно опускаешь все подробности, но ведь интересно знать хоть какие-нибудь детали. Ты их «докармливаешь земляникой»: они сыты или нет? Где ты их кормишь? Они к тебе приходят или ты к ним? Пускают ли тебя в лагерь или нет? Что ты теперь делаешь целый день? Отошла ли после дороги? Есть ли у тебя кровать? Ведь мешка ты не взяла.

В Литфонде нет почти никакой информации. Единственное, что они предложили заплатить по 60 р. в месяц за ребенка[33]33
  Судя по протоколам заседаний Ленинградского отделения Литфонда, стоимость пребывания ребенка в лагере составляла 900 руб. (См. «Звезда, № 1, 2004 – Эдуард Шнейдерман ««Элитфонд»» О деятельности ЛО ЛФ СССР в 1930-1950-е годы»). Непонятно, о каком сроке идет речь.
  В заметках Владимира Бахтина о жизни и работе Ленинградского отделения Союза писателей в дни войны «Будни, ставшие подвигом» ("Голоса из блокады: ленинградские писатели в осажденном городе, 1941–1944", составитель Захар Дичаров, Наука, 1996, стр. 11–46) отмечается «Немало забот требовал интернат в деревне Гаврилов Ям Ярославской области (впоследствии переведенный в деревню Черное, в Сибирь). Первоначально выехали 150 детей писателей, затем еще 75. В конце концов там оказалось 370 детей, из них около ста неизвестно откуда и чьи. На этих ребят не было ни средств, ни фондов. Ломали голову, что делать с ними. Решили, конечно, по-человечески: оставили, всё делили поровну… Начальником лагеря в 1941–1943 годах была критик А.И. Лаврентьева-Кривошеева, ей помогали жены писателей» (стр. 23).


[Закрыть], чтобы улучшить питание, т. к. им дают 4 р. на ребенка и этого, конечно, мало. Я говорила сегодня с Кл<арой> Гитм<ановной >, с которой я познакомилась теперь по телефону, она получила твое и Наташино письма вчера и собирается ответить. От С<ергея> Д<митриевича> наконец пришло известие от 16/VII, где он пишет, что в ближайшее время будет прикреплен к части и тогда будет иметь № почтового ящика, до сих пор он переезжал с места на место. Но самое пикантное вышло с деньгами. Она заявила мне, что узнала, что в Литфонде нужно платить, и что она заплатит за Леку и Наташу. Когда я запротестовала, она ответила, что у нее с С<ергеем> Д<митриевичем> свои счеты и чтобы я не вмешивалась, кроме того, она надеется получить деньги за дачу обратно, но даже если ей этого не удастся, то все равно у нее есть для этого деньги. Я ее поблагодарила, возражений моих она не хотела слушать. Очень любезно с ее стороны.

Шура[34]34
  А.И. Роскин.


[Закрыть] присылал тут открытки тебе и В. Л.[35]35
  В. Л. Роскина.


[Закрыть] и спрашивал, куда послать деньги, так как он, вероятно, скоро выедет из Москвы, возможно, уже уехал. Он в ополчении. В. Л. ему ответила, что в Гаврилов Ям, что он, вероятно, и сделал. (Кстати, я это сказала Кларе Гитмановне, но она мне заявила, что эти деньги нужны тебе и чтоб я не смела противоречить).

Что ты сделала с пенсионными книжками? Нужны ли тебе отсюда какие-нибудь документы?

Я послала тебе один раз 100 р., теперь я задержала высылку из-за слухов о переводе детей. Очевидно, это ложные слухи. Я завтра вышлю тебе по адресу 200 р.

Положение мое теперь пиковое и я в полном смятении. Уход из лаборатории был очень труден – и я не у дел чувствую себя совсем погано. Мара застрял на неопределенный срок, оставаться в роли домохозяйки мне ни с какой стороны не улыбается, а ехать к вам ты не советуешь, да, признаться, я и сама не знаю, нужно ли это? Могу ли я принести детям пользу? Или я буду болтаться без толка? Оставлять Мару мне тоже неохота без определенной нужды, а он не хочет, чтобы я здесь оставалась. Не знаю, что и придумать.

У Нины[36]36
  Н.Л. Френк.


[Закрыть] тоже каждый день новые новости: то она должна была ехать с Гришей в Кострому, то ему предложили записаться в ополчение, еще неизвестно, чем это кончится. Ехать она хочет с Саррой, но страдает от этого ужасно, конечно. От Катюши нет никаких известий, одна открытка от 9/VII и все. Если бы Нина знала, что ей там плохо – это было бы для нее толчком. Денег у них нет по-прежнему. Женичка доехала до Гали, они уже вместе. Дальше не знаю, что она будет делать.

Нюша мне помогает, но ночует все же дома или на Некрасовой, или у Марфуши[37]37
  По-моему, сестра Нюши, но я не уверена.


[Закрыть]. Я не возражаю, конечно, ведь она там нужнее, но вообще получается ни то ни се, я с ней не сговорилась об условиях, не знаю, сколько ей платить. М.Сол. еще в Л-де, девочку отослала со знакомыми[38]38
  М.С. Бендецкая, приятельница Лидии Давыдовны. Девочку звали Ларочка.


[Закрыть]. Циля привезла Адочку домой[39]39
  Циля Эйдельман, племянница Веры Львовны Роскиной, привезла домой свою дочку Аду Эйдельман.


[Закрыть]. Вообще много ребят вернулось по предложению[40]40
  «Эвакуация населения началась с эвакуации детей. 29 июня 1941 г. десятью железнодорожными эшелонами (семь эшелонов с Московского вокзала, два – с Витебского и один – с Варшавского) было отправлено 15 192 ребенка. На следующий день, 30 июня, девятнадцатью эшелонами было отправлено 32 236 детей. Взятый темп эвакуации продолжал сохраняться и в последующие дни. За неделю, с 29 июня по 5 июля 1941 г., было эвакуировано 212 209 человек (из них 162 439 в Ленинградскую область и 49 770 – в Ярославскую).
  Эвакуировались главным образом дети школьного и дошкольного возраста со школами и детскими учреждениями. Ответственными за эвакуацию детей являлись председатели районных советов и заведующие Гороно и Горздравотдела. Родители с тревогой расставались с детьми, но они охотно отправляли их, так как уезжали они недалеко. Однако вывоз детей в районы Ленинградской области, как оказалось, был серьезной ошибкой, так как районы области уже с начала июля 1941 г. стали объектами воздействия немецкой авиации. Этот просчет объяснялся тем, что никто не предполагал, что Ленинградская область может оказаться под угрозой противника. Сведения о вражеских налетах достигли Ленинграда и всполошили родителей. Их отчаяние усиливалось тем, что они нигде не получали ответа о принятии каких-либо мер по реэвакуации детей. Но уже в конце июля 1941 г. из ряда районов Ленинградской области начался вывоз детей в другие области и реэвакуация их в Ленинград. Всего до начала блокады города было возвращено в Ленинград 175 400 человек».
  В.М. Ковальчук. 900 дней блокады. Ленинград 1941–1944. http://coollib.com/b/300255/read


[Закрыть]. К вам выехала баржа с мамашами, потому что были тревожные письма.

С Гошей часто видимся и каждый день говорим по телефону. Он собирает чемоданы, но срок отъезда еще неизвестен.

Могла ли бы я устроиться по специальности в Гавриловом Яме? Пиши подробнее. Крепко обнимаю. Лида

17. Женя Гринберг – Л. Д. Гринберг (из Гаврилова Яма Ярославской обл. в Ленинград). 23 июля 1941

Дорогие мама и папа!

Мне очень здесь хорошо. Мне здесь мальчики сделали лук и Мише Козакову[41]41
  Будущий актер и режиссер Михаил Козаков был эвакуирован вместе с другими ленинградскими детьми, а мать его Зоя Александровна Никитина, приехав вскоре в Гаврилов Ям, стала в литфондовском лагере завучем. У Козакова есть воспоминания о лагере в Краснокамске, куда ленинградские эвакуированные переедут в конце сентября (http://www.beriki.ru/2010/05/23/chastichka-leningrada-v-krasnokamskom-raione), а про пару месяцев под Ярославлем как-то забылось.
  Недолгое время пробыл в Гаврилов Яме будущий кибернетик Виктор Ильич Варшавский (1933–2005): «… и уехал в эвакуацию с детским лагерем Литфонда. На весь набитый до отказа вагон у нас был один взрослый человек – тетя Рита, Рита Яковлевна Райт. С нами ехала ее дочка, Маргарита, которую дома все звали Киска и ее приемный сын Шурик Ковалев. Ковалев – это фамилия мужа тети Риты, Николая Ковалева, капитана первого ранга, флагманского механика бригады подплава Северного флота. Шурик, его настоящая фамилия Черномордик, – это сын сестры Риты Яковлевны. Когда отца Шурика расстреляли, а мать посадили, тетя Рита усыновила его. Был он на несколько лет старше меня и в лагере в Гаврилов Яме его звали Сашка Райт. Он был капитаном футбольной команды, пользовался в лагере непререкаемым авторитетом и заступался за меня и Киску, говоря, что только он может пользоваться правом нас бить. После лагеря он поступил в Школу Юнг Северного флота и погиб во время войны, закрыв своим телом пробитый на катере паропровод. Об этом подвиге есть картина в Военно-Морском музее в Петербурге. В одной комнате со мной в Гаврилов Яме жили, как я уже писал, Миша Козаков, ставший известным артистом, Илья Пигулевский, с которым мы в 1949 году оказались в одном классе и долго дружили, и сыновья писателей Геннадия Гора и Сотникова. Поскольку первое время взрослых в лагере практически не было, а те, что были, еле успевали нас накормить и обстирать, то были мы полностью предоставлены сами себе. Думаю, что жители Гаврилов Яма с ужасом вспоминают этот период, хотя объектами нашего терроризма были только огороды и скот – от коз до кобыл, которых мы доили, стоило им попасться на нашем пути. Длилось это, правда, не очень долго. Во-первых, во время одной из доек кобыла откусила Сережке Сотникову палец, а, во-вторых, начали приезжать кой-какие мамы. Так приехала моя мама [Луэлла Александровна Варшавская (Краснощёкова)] и мама Миши Козакова, Зоя Никитина». http://is.ifmo.ru/important/_potok.pdf


[Закрыть] тоже. Может быть, ты знаешь Мишину маму? Миша очень хороший, но большой шалун. С Сережей и Наташей я видаюсь мало, они в другом доме живут. Сегодня я кушал очень хорошо, желудок у меня в порядке. Мы часто ходим в гости к бабушке, и она нас чем-то вкусным угощает.

От Сережи привет. Он сам тоже напишет. Целую крепко маму, папу, тетю Беллу и Нюшу. Женя (под диктовку)

Все ребята кланяются и все здоровы.

Нюша, кто остался жить у нас в квартире и что с котом?

18. Р. Н. Рабинович – Л. Д. Гринберг (из Гаврилова Яма Ярославской обл. в Ленинград). 23 июля 1941

Дорогие мои! Имеете перед собой бумагу, которая была положена в Женин рюкзак, а теперь у меня другой нет и приходится использовать запачканную.

Вчера писала Нине и на всякий случай повторяю содержание. Мы с Наташей пошли к Катюше пешком. Там место, пожалуй, лучше нашего в отношении природы. Кроме того, директор, по-видимому, толковый человек и приобрел четыре коровы. У него обеспечены молоком маленькие, а большие получают между обедом и ужином кружку молока с хлебом. У нас в этом отношении у старших пока еще не организовано. Катюша выглядит хорошо, настроение тоже не плохое. Сюда, правда, продолжают прибывать архфондовские мамаши, но они должны быть готовы на тяжелую работу по уходу за детьми и должны быть обязательно обеспечены крупными деньгами для своего существования и чтобы украсить жизнь своему ребенку (Катюше). Поэтому мне и кажется, что Ниночке не стоит приезжать сюда. У Катюши все вещи целы, у наших ребят тоже. Видела там Ирину Жукову[42]42
  Мне кажется, что отец ее был репрессирован, а она много позже войны эмигрировала в США.


[Закрыть] и Алешу Минца. Мы с Наташей отдохнули на травке 2 часа и отправились пехом назад. Сережа и Женя здесь акклиматизировались, а Наташа и Алеша меня замучили, просятся ко мне жить.

У нас есть сведения о вашей жизни от 17 июля через приезжающих. Многие очень скучают по дому и хотели бы вернуться в Л-д. Я тоже здорово тоскую и только живу надеждой, что Мара или Гога нас возьмут к себе. Очень жалею, что не захватила со стены географической карты, она там никому не нужна, а мы бы здесь ее повесили.

Погода, к счастью, стоит хорошая и умеренно жарко. В дождь будет уныло.

Ужасно довольна, что Нюша с вами. Просила Нину сообщить мне адрес Жени Будде, я с ней спишусь на всякий случай.

Лидуся, когда ты кончаешь работу? Высыпаешься ли?

Я уже писала Гоге, что по разным соображениям не ищу службы: в Литфонде нельзя устроиться, а на стороне я бы оторвалась от детей, а пока я хочу посвящать им больше времени. Кроме того, есть большое предложение труда, а получить работу в совхозе я не решаюсь. Вот когда сказался дефект в моей профессии: если б я была счетоводом, то всегда и везде бы устроилась.

Прошло всего пять-шесть недель с тех пор, что я с детьми приехала к тебе на Всеволожскую[43]43
  Перед началом войны Гринберги уже переехали на съемную дачу на станции Всеволожская.


[Закрыть] в гости. Мне кажется, что прошло уже три года. Что с Саррой? По моим расчетам она должна тихо умирать с голоду, ведь у нее нет никаких средств. Может быть, она нашла себе работу? Пиши мне почаще, Лидусенька, и установи очередь с Гогой, чтобы я хотя бы через день что-нибудь от вас получала, а то я беспокоюсь.

Здесь работают при детях Надя Фридланд[44]44
  Надежда Филипповна Фридланд-Крамова, см. рассказ о ней ее дочери Людмилы Штерн http://www.svoboda.org/content/transcript/399501.html


[Закрыть] и Надя Копелянская. Последняя собирается сына отвезти в Куйбышев к Вере Львовне[45]45
  Видимо, Надя Копелянская собиралась отвезти Алешу к сестре своей матери – Вере Львовне, которая была замужем за архитектором Николаем Давыдовичем Каценелебогеном, работавшим перед войной над постройкой несколько зданий в Куйбышеве.


[Закрыть]. Крепко целую всех вас, мои любимые. Приходят ли все мои письма? Ваша мама.

19. Л. Д. Гринберг – Алексею Спасскому и Евгению Гринберг (из Ленинграда в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 24 июля 1941

Дорогие мои мальчики, Лешенька и Женичка, очень давно не получала от вас писем. Наверное, вы очень заняты, но может быть, вы попросите Наташу или бабушку, чтобы они вам помогли? У нас тоже стало одно время совсем холодно, а потом опять жарко, как и раньше. Купаетесь ли вы? Бабушка писала, что вы всегда вместе, я этому очень рада, но у вас там есть еще много хороших ребят, с кем вы дружите? Я очень рада, что у вас есть земляника, мы не видели здесь ни одной ягодки, я даже забыла какого она вкуса. Передайте поклон бабушке и Наташе, а Сереже я тоже сейчас напишу.

Крепко вас обнимаю и целую, мои дорогие. Нюша вам очень кланяется. Ваша мама.

20. А. И. Роскин – Наташе Роскиной (из действующей армии в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 25 июля 1941

Дорогая моя Наташа, обстоятельства сложились так, что я в течение некоторого времени не смогу вести достаточно регулярную переписку, так как мой почтовый адрес часто меняется. Я нахожусь в очень приятной живописной местности. От строевой службы меня освободили и причислили к санитарной службе. Понемногу осваиваюсь с новым своим положением и новой работой. Часто вспоминаю тебя, очень хочется знать, где ты и что с тобой. Будь спокойна и весела, все будет еще хорошо. Очень нежно и крепко целую тебя, мою дорогую. Я попросил Бетти Львовну[46]46
  Бетти Львовна Федотова. Перед войной у нее был роман с А.И.Роскиным. Их прощание описано В.С. Гроссманом в очерке «Памяти Александра Иосифовича Роскина»: «В последний раз я видел Роскина 5 июля 1941 года, за день до ухода ополчения из Москвы на фронт. Он стоял среди пыльного пустого переулка и смотрел вслед близкому ему человеку, женщине, уходившей после прощания с ним. Вот она дошла до угла, свернула в переулок, а Роскин все стоял среди мостовой… Я не окликнул его. То было прощание с жизнью… Часовой, стоявший у дверей казармы, с любопытством смотрел на высокого человека, застывшего среди улицы. Роскин махнул рукой и решительным, быстрым шагом пошел к двери… Вот таким я его помню и сейчас, седого, высокого, быстрым шагом идущего навстречу своей благородной и суровой судьбе». http://www.pseudology.org/evrei/Roskin_AI.htm


[Закрыть] получать за меня твои письма и извещать тебя обо всех переменах. Еще раз целую тебя. Папа.

21. А. И. Роскин – Наташе Роскиной (из действующей армии в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 26 июля 1941

Дорогая Наташа, пожалуйста, пиши мне по адресу:

п/о Глазово Московской обл. Почтовый ящик 47 литера 21. Целую тебя крепко. Папа.

22. Л. Д. Гринберг – Р. Н. Рабинович (из Ленинграда в Гаврилов Ям Ярославской обл.). 26 июля 1941

Дорогая моя мамуся, с 23/VII нет от тебя писем и я скучаю! Мартышки совсем не пишут, мы им писали неоднократно. От Катюши нет никаких вестей: одно письмо от 9/VII. Я веду совершенно бесполезное существование, не работаю нигде, жакт[47]47
  Сокращение слов (по первым буквам): жилищно-арендное кооперативное товарищество. ЖАКТ как форма управления просуществовал только до 1937 г., но слово ЖАКТ продолжало употребляться для обозначения домоуправления; говорилось также «работники домохозяйства».


[Закрыть] пока не зовет, но в любое время может вызвать. Целые дни беседуем с Гогой, Ниной и другими о том, ехать ли мне или нет. Была даже мысль поехать за вами и всем вернуться, но это имеет свои за и против. Чемодан у меня сложен и на этом дело пока кончается. Смущают и твои сообщения. Пиши все-таки детальнее. Что с твоим пенсионными делами? Проверь в Литфонде, если можно, числятся ли у моих 500 р., которые я дала на их личный счет, ведь ими можно пользоваться. 120 р. за питание я заплатила здесь отдельно, за Лешу и Наташу тоже уплачено. У них там неясно с финансами. Послала тебе в два приема 300 р. Не жалей денег, мамуся, доставай, что можно. Целую крепко. Лида. Пиши почаще!