Текст книги "День Правды"

Автор книги: Ирина Ребони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Ирина Ребони
День Правды

***

Двухэтажное нарядное здание, гордо стоящее на высоком берегу реки, было видно издалека. Яркое апрельское солнце подсвечивало его бледно-салатовые фасады с отделкой из белой лепнины, а заодно расправлялось с остатками зимы – снежными заплатами и ледяными кромками, будто прилипшими к берегам. Проезжавшие мимо не оставляли его без внимания и, если один восторженно восклицал: «Какой нарядный дом, просто дворец!», то другой непременно добавлял: «А как красиво стоит!»

      Здание одной стороной смотрело на реку, а другой в парк, где старинные деревья в два обхвата соседствовали с молодыми посадками, парку была уготована долгая жизнь. На его территории разместились несколько хозяйственных построек, коттедж, небольшая сторожка и причудливая беседка, выдержанные в той же цветовой гамме, что и главное здание.

Всё это великолепие напоминало дворянскую усадьбу, хотя таковым не являлось. Оно появилось на свет в начале девяностых годов двадцатого века и принадлежало российской миллионерше Антонине Петровне Воротниковой. Понятие «российская миллионерша» достаточно новое в современной истории, но отнюдь не уникальное, а биография Антонины Петровны типична для нынешних богачей. Дочь контр-адмирала, она вышла замуж за комсомольского лидера, который со временем превратился в партийного функционера, а затем и в бизнесмена. Чем бы ни занимался Вадим Воротников, всё ему удавалось, в результате чего в годы перестройки и разрухи он сколотил приличное состояние. Тогда и появилась амбициозная идея – построить загородный дом в духе дворянской усадьбы, которую в честь жены он назвал Антониновкой. Теперь эта усадьба, как и всё состояние Воротникова, принадлежало его вдове.

Двое мужчин в темных куртках и вязаных шапочках сгребали с парковых дорожек не до конца оттаявшие листья.

– Ишь, барыня пожаловала! – недовольно пробурчал один. – Она, видишь ли, лучше знает, когда следует листья сгребать!

Напарник его поддержал:

– Земле еще надо подсохнуть. Можно подумать, что у нас другой работы нет.

Они продолжали ворчать, в то время как виновница их недовольства расположилась на открытой террасе второго этажа и наблюдала за неторопливым течением реки. На противоположном берегу находилась деревня Антоновка. Сейчас, в межсезонье, она казалась невзрачной и унылой – снег почти полностью растаял, а зелени еще не было, и бедность и неприглядность деревенской жизни явилась миру в ничем не прикрытой наготе. Только яркие голубые купола местной церквушки радовали глаз, а глаз Антонины Петровны радовали особо – ведь именно она дала деньги на ремонт храма. Авось это ей зачтется.

Глава первая

Антонина Петровна

Обитое коричневой кожей удобное кресло и полированный овальный столик вынесли на террасу только сегодня. Потом, когда наступит настоящая весна, всё здесь будет по-другому – появится плетеная мебель и вазоны с цветами. Обычно я перебираюсь в Антониновку в мае, но в этом году изменила своей привычке. Мне было необходимо побыть одной, всё хорошенько обдумать и кое-что проверить. Никогда не думала, что в моей жизни могут возникнуть такие проблемы.

Раздавшийся громкий голос заставил меня вздрогнуть:

– Антонина Петровна, может, вам чаю принести или еще чего?!

Это появилась Надя. За последний год она сильно располнела, переваливается, как утка, впрочем, пока это ей не помешает справляться с работой. Вообще, считаю, что женщина не должна так распускаться. Конечно, пятьдесят лет – определенный рубеж, но если не держать себя в ежовых рукавицах, будет еще хуже.

– Почему ты врываешься без стука? – раздраженно сказала я. – Ты меня заикой сделаешь!

Терпеть не могу бесцеремонности и фамильярности, а она еще обижаться вздумала, насупилась и извинения пробурчала сквозь зубы. Я попросила в следующий раз быть поделикатнее и велела принести сигареты.

– Но ведь вам врач…, – начала она.

– Ты еще учить меня будешь, неси, что тебе велено.

Экономка скрылась за дверью, а мне никак не удавалось избавиться от раздражения. И всяк учить норовит, с ожесточением думала я, будто я сама не знаю, что мне можно, а чего нельзя. Прежде всего, это и без всяких врачей известно, мне нельзя волноваться. Но как тут не волноваться, если кто-то решил меня со света сжить? Я нервно поежилась и потерла виски, пытаясь сосредоточиться. В это время раздался робкий стук в дверь, и я удовлетворенно усмехнулась:

– Входи, Надя.

Быстрыми ловкими движениями разместив на столе хрустальную пепельницу, сигареты и золотую зажигалку с рубиновым глазком, подарок моего зятя, Надя молча застыла возле стола. Я отпустила ее и с наслаждением закурила, с удовлетворением отметив, что это моя первая сигарета за день. Предаваясь пагубному для здоровья занятию, я вспомнила о том, что привело меня в усадьбу раньше обычного срока, и слезы помимо воли выступили на глазах. Я вдруг увидела себя со стороны – старая больная женщина, ужасно богатая и не менее ужасно одинокая. Сейчас, когда мне так плохо, не к кому склонить голову на плечо, а куче людей, что толпятся вокруг, разве можно доверять?

Хотя мне грех жаловаться на судьбу. Из семидесяти двух лет шестьдесят пять я была счастлива. Конечно, в жизни случались потери, неприятности, недоразумения и сложности, а был период, когда мы с Вадиком чуть не разошлись, но в целом – ничего такого, с чем нельзя было бы смириться или исправить. Эта долгая счастливая полоса оборвалась семь лет назад. Сначала тяжело заболел муж, потом погибла Маргошка. Ее смерть окончательно подорвала здоровье Вадима, и он вскоре последовал за единственной дочерью. И так получилось, что самым близким и родным человеком стал для меня зять Виктор. Мы вместе переживали потери и вместе учились жить заново. Загасив сигарету, я вытерла слезы и погрузилась в воспоминания.

Болезнь Вадима нельзя было ни предотвратить, ни остановить. Но Маргошка! Она не только сама погибла, но вместе с ней погиб и не рожденный ребенок. Какая ужасная и нелепая смерть! Впрочем, разве смерть бывает иной? В тот день Маргошка позвонила мне и взволнованно сказала, что у нее есть новости. Тогда мы с Вадиком жили в Антониновке, он восстанавливал силы после очередного курса химиотерапии, а Маргошка мчалась к нам со своими новостями на новенькой машине. Дорога была скользкой, и она не справилась с управлением. Ну почему она не дождалась, пока Виктор вернется с работы и привезет ее? Сколько раз я задавала себе этот вопрос! Впрочем, она с восемнадцати лет водила машину и считала себя хорошим водителем. Если бы в тот день не было дождя, то всё сложилось бы по-другому. После ее гибели я два дня ломала голову над тем, какие новости она собиралась нам сообщить, и только из медицинского заключения узнала, что должна была стать бабушкой. Виктор об этом не сказал, боясь усилить и без того тяжелую потерю.

Я будто воочую увидела перед собой очаровательную и легкомысленную Маргошку. Мы с Вадиком души в ней не чаяли, хотя она доставляла нам не только радость, но и беспокойство. Чего стоило ее отношение к учебе! По крайней мере, семь лет она числилась в университете, но так его и не окончила. Всё время водилась с какими-то подозрительными типами, от одного вида которых меня бросало в дрожь. Но в один прекрасный день всё изменилось. Я тогда подхватила грипп, и Вадим отправился на корпоративный праздник в сопровождении дочери. Там она и познакомилась с Виктором, в то время занимающим должность начальника отдела в фирме мужа. Эта встреча полностью изменила Маргошку, старые увлечения были забыты, она даже в очередной раз восстановилась в университете, правда, так его все-таки и не окончила. Зато стала вить свое гнездышко. Нам удалось купить квартиру, располагавшуюся прямо над нашей, что позволило сделать шикарные двухэтажные апартаменты, второй этаж которых был отдан в распоряжение молодых. Мы и сейчас там живем, только на летний сезон переезжаем в усадьбу. Виктор на пять лет старше Маргошки, но думаю, что не только поэтому ему удалось обуздать легкомысленную жену, в нем чувствовалась сила и характер, да и любила она его. Вот только с детьми не получалось, хотя, судя по результатам обследований, оба были здоровы, ну почти здоровы, у Маргошки имелись кое-какие проблемы. Она усердно лечилась, даже ездила за границу. И вот, наконец, всё получилось! И тут – скользкая дорога, не справилась с управлением…

После смерти дочери Вадим окончательно слег и вызвал на дом нотариуса, нужно было внести изменения в завещание. Мы ничего не обсуждали, мне было не до того, но я знала, что муж меня не обидит. Так и получилось. Достаточно солидную сумму он завещал своей младшей сестре Вере и ее детям, а всё остальное – свой бизнес, многочисленные акции и недвижимость – мне. Самое непонятное, что он не включил в завещание Виктора. Я была просто обескуражена. Ведь, по сути, последний год жизни Вадима именно Виктор управлял всем бизнесом, и Вадим признавал, что тот хорошо со всем справляется. Более того, согласно завещанию, я должна была в обязательном порядке пользоваться услугами экономического консультанта Суркова Николая Алексеевича, и все ответственные решения принимать только с его одобрения. Суркова я знала давно, и, на мой взгляд, с годами он не менялся – толстый вальяжный холостяк, страдающий диабетом.

Наверняка завещание тестя задело Виктора, но он этого никак не показал, продолжая добросовестно работать за зарплату, пусть и высокую, но как обычный наемный работник. Я не знала, как загладить вину перед зятем, но, следуя воле мужа, регулярно выслушивала отчеты и советы Суркова, хотя в тонкостях не разбиралась, да и не хотела в них разбираться.

Маргошку и Вадима похоронили на деревенском кладбище в Антоновке, таково было желание Вадима, и мы с Виктором, особенно летом, частенько туда наведываемся. Однажды, опрокинув пару стопок водки на дорогих могилах, я призналась Виктору, что он мой основной наследник. Он не стал отнекиваться или пылко благодарить, а просто серьезно посмотрел мне в глаза и сказал: «Спасибо». Мне его сдержанная реакция понравилась, впрочем, он такой и есть – сдержанный и мужественный.

Я вытянула из пачки вторую сигарету и посмотрела на свои руки – идеальный маникюр, но кожа сухая и дряблая, а уж сколько денег я потратила на уход за ними – кремы, маски, массаж, а всё без толку. Природу не обманешь. Я всегда следила за собой, регулярно пользовалась услугами косметологов, но от старости не лечат. Впрочем, к радикальным мерам ни разу не прибегала и с некоторой брезгливостью смотрю на своих сверстниц, жертв пластической хирургии. Они напоминают мне оживших мертвецов.

Незаметно мысли вернулись к зятю. Я поймала себя на том, что горжусь Виктором, будто он мой сын. У нас с ним сразу сложились хорошие и доброжелательные отношения, но после двух тяжелых потерь мы так сблизились, будто и впрямь кровная родня. Я переживала из-за того, что у него нет нормальной семьи, и в пятую годовщину смерти Маргошки сама завела разговор на щекотливую тему. Может, он не хочет делать мне больно или боится потерять наследство? Я прямым текстом сказала, что хочу внуков, а ему скоро сорок и тянуть с этим не стоит. Он обнял меня и поцеловал в щеку. Вскоре в нашем доме появилась Тамара.

Она работала в нашей фирме начальником отдела рекламы и наверняка у них с Виктором были давние отношения, просто они их не афишировали. Впервые увидев ее, я вздрогнула, она напомнила мне Маргошку – красивая стройная брюнетка со светлыми глазами. На лицо они не были похожи, но в ее манерах и жестах имелось что-то неуловимое, отчего замирало мое сердце. Я поделилась с Виктором своими ощущениями, но он со мной не согласился, заявив, что двух более не похожих людей, как внешне, так и внутренне, не встречал, просто я в любой женщине Маргошкиного возраста нахожу черты дочери. Я осталась при своем мнении, решив, что он хотя бы таким способом остается верен памяти первой жены, и решила, что постараюсь полюбить Тамару. Однако этого не случилось. Невестка оказалась колючей и замкнутой, а в последнее время и вовсе волком смотрит. Признаться, я привыкла к другому, со мной все хотя бы учтивы, а эта меня практически игнорирует.

Горничная Тася, мой верный агент, передала ее разговор с Виктором, который случайно или не случайно подслушала. Тамара предлагала купить квартиру и поселиться отдельно, на что Виктор ответил очень лаконично: «Нет!» Наверняка невестка не чувствует себя в доме полноправной хозяйкой, ведь квартира принадлежит мне, к тому же, в гостиной висит огромный портрет Маргошки. Виктор не делал попыток куда-то его убрать, а я выжидала, решив, что если у нас с Тамарой сложатся хорошие отношения, перевешу портрет дочери в свою комнату. Но отношения так и не сложились, так что пусть потерпит. Я до сих пор не знаю, как Виктор относится к своей жене. За два года мне ни разу не удалось перехватить влюбленный взгляд или ласковую улыбку, адресованную ей. Впрочем, Виктор очень сдержанный, даже слишком. Но главное мое разочарование в другом – они уже два года женаты, а о детях ни слуху, ни духу. Виктору сорок два, Тамаре тридцать семь – куда тянуть?

Я и не заметила, как у меня в руках оказалась уже третья сигарета. Сделав глубокую затяжку, я задумалась – кто же хочет моей смерти? Во всяком случае, не Виктор. В его, если не любви, то хорошем отношении, я уверена. И с какой стати ему хотеть моей смерти? Он и так распоряжается всем моим имуществом, теперь уже без всякого контроля со стороны Суркова. В январе Николай Алексеевич впал в диабетическую кому, что с ним и прежде случалось, но на этот раз так из нее и не вышел. А ведь ему еще не было шестидесяти, и Вадим наверняка рассчитывал, что его ставленник проведет меня за руку до конца моей жизни. Но я и Суркова пережила. Теперь практически не вникаю в суть бумаг, которые подписываю. Зачем? Виктор лучше меня во всем разбирается, а ему незачем меня разорять, так как он мой основной наследник. И всё же на душе было неспокойно. Ведь все-таки кто-то меня травит!

Ухудшение здоровья началось примерно три месяца назад. Главное, и не объяснить, что со мной стало происходить, просто я чувствовала, как слабею день ото дня, жизнь будто вытекала из тела. Я обратилась к врачу. Мне сделали всевозможные анализы, провели множество неприятных обследований, но ничего угрожающего жизни не нашли. Конечно, у меня куча всяких болячек, я горстями глотаю таблетки, но врач заверил, что я хорошо компенсирована и проживу еще долго. Я вдруг подумала, что совсем не уверена в том, что хочу жить долго. С каждым днем круг моих интересов и возможностей сужается. Последние годы я много путешествовала, но теперь переезды, перелеты и долгие экскурсии стали в тягость. Я много всего повидала – городов, музеев, дворцов, соборов – и это, похоже, мне наскучило. А наряды, косметологи и драгоценности не могут всерьез интересовать пожилую женщину, во всяком случае, мне это уже давно не приносит радости. Я надеялась, что внуки внесут в мою жизнь свежую струю, но, похоже, и с этим ничего не получается. Хотелось бы знать, в чем тут дело.

Мысли то и дело сбивались в сторону, будто всё мое существо противилось тому неоспоримому факту, что кто-то решил сжить меня со света. Этому нужно воспрепятствовать! Я решительно встала, подошла к перилам, обрамлявшим террасу, и, облокотившись о них, посмотрела на расположенную напротив Антоновку. Скорей бы лето! Тогда убогие фасады спрячутся за пышной зеленью, а сюда будут доноситься ароматы черемухи и сирени. Но хватит отвлекаться! Нужно проанализировать события последних месяцев.

Поначалу ухудшение здоровья я объясняла скрытой болезнью, но когда это не подтвердилось, то решила что просто окончательно и бесповоротно наступила старость. Наверное, я бы до сих пор так думала, если бы два месяца назад на моем пороге не появилась Лида – Лидия Николаевна Новикова. Я познакомилась с ней несколько лет назад в Москве на заседании правления только что образованного благотворительного фонда, Сурков и Виктор посоветовали мне принять участие в этой затее. Лида на семь лет моложе меня, но мы как-то быстро подружились и перешли на «ты». История Лидиной жизни не похожа на мою, ей пришлось хлебнуть лиха. Она рано разошлась с мужем, оставшись без всякой поддержки с маленьким сыном на руках, которому и посвятила всю свою жизнь. Она дала ему хорошее образование, а смекалкой и предприимчивостью он, видимо, был щедро одарен от природы, так что быстро пошел в гору. Сейчас он богат, часто меняет жен, у него уже целый выводок детей, но на первом месте у него мать. Она купается в роскоши, тратит кучу денег на наряды и драгоценности, хотя не умеет носить ни того, ни другого. Впрочем, ведет себя так уверенно и независимо, что это не очень бросается в глаза.

Мы встречались от случаю к случаю, но часто перезванивались и однажды в телефонном разговоре я пожаловалась на плохое самочувствие и апатию. Вскоре после этого появилась Лида. С присущим ей напором она заставила меня собрать чемоданы, и в этот же день мы уехали в Москву, без охраны и сиделки, которую мне наняли, когда началось ухудшение здоровья. В общем, мы сбежали, как две девчонки. Я позвонила Виктору из поезда, и ему не удалось уговорить меня вернуться домой. Уже на следующее утро, проснувшись в квартире подруги, я ощутила прилив сил, а к концу недели мы посетили несколько выставок и магазинов. У тебя просто хандра, поставила диагноз Лида, и я с ней согласилась.

Через неделю в самом радужном настроении я вернулась домой, но уже на второй день почувствовала привычную слабость и апатию. Но даже тогда я не заподозрила никакого злого умысла, хотя силы таяли на глазах. В это время из Киева пришло печальное известие – умерла моя сокурсница, с которой мы когда-то очень дружили, а в последние годы лишь поддерживали необременительные телефонные отношения. Мне стало безумно жаль, что мы так мало общались, и захотелось как-то загладить вину перед старой подругой и помочь ее детям, которые, как мне было известно, очень нуждались. Повинуясь внезапному порыву, я вызвала такси и отправилась в аэропорт. О своем отъезде я сообщила Виктору уже из Киева. Несколько дней, проведенных там, были очень тяжелыми, но, к своему удивлению, я обнаружила, что чувствую себя совсем неплохо. Вот тогда я задумалась о том, что же со мной все-таки происходит, и впервые появились неясные подозрения.

Мне было необходимо с кем-то поделиться и посоветоваться. Но с кем? Не хотелось додумывать свою мысль до конца, но в данном случае Виктор на роль советчика не годился. Лида со старшей внучкой уехала в длительное путешествие, да и не хотелось ее впутывать в свои семейные дела. Оставалась только Рая. Наши отношения были очень давними и неровными, но все равно ближе подруги у меня не было. Когда-то наши мужья вместе начинали бизнес. Однако у Вадима все сложилось удачно, а Раин муж Виталий «прогорел», в чем Рая обвиняла Вадима. Я никогда не вникала в дела мужа, не разбиралась в них, но все равно приняла его сторону, хотя какие-то сомнения у меня были. Виталий не справился с неудачей, стал пить и вскоре умер. Мы с Раей много лет не общались, но на похоронах Маргошки она появилась, и я бросилась ей на грудь, а смерть Вадима окончательно нас примирила.

У Раи было две дочери, и хотя она жила отдельно от них, всячески им помогала, внуков же просто обожала, и они платили ей тем же. Я нечасто кому-то завидую, но Рае завидовала черной завистью. Я тоже хочу внуков! Ее семья жила небогато, и я не раз предлагала оказать им материальную помощь, но Рая была слишком горда, чтобы принять ее. Может, это и к лучшему. Наши отношения были равноправными, и она не стеснялась говорить мне в лицо все, что думает. А сейчас мне как раз был нужен объективный взгляд на ситуацию. Однако я тоже гордая, и мне было непросто обратиться к ней за помощью. Я не привыкла выглядеть жалкой и запуганной, но больше не могла носить в себе ужасные подозрения и позвонила подруге, предложив немедленно встретиться. Рая нянчилась с младшим внуком, у которого была простуда, и выйти из дома не могла, так что пришлось мне отправиться к ней.

Двенадцатиэтажный панельный дом в спальном районе красотой не блистал, но и убогим не выглядел, как и однокомнатная квартира Раи на третьем этаже. Малыш играл в комнате, а мы устроились на кухне. Боже, как же мне было трудно признаться в своих подозрениях, а главное, подобрать правильные слова, чтобы не выглядеть в глазах подруги мнительной и трусливой. Скрепя сердце, я подробно изложила свою версию событий. Рая отнеслась к моим словам с некоторым скептицизмом:

– Да ты, Тоня, слишком много детективов читаешь! У тебя прямо как у Агаты Кристи: богатая старуха и алчные домочадцы, которым не терпится получить наследство. Цианистый калий – быстрая смерть, мышьяк – медленная.

Я ее испуганно перебила:

– Думаешь, меня травят мышьяком?

Рая усмехнулась:

– Не вздумай кому-нибудь об этом сказать, а то решат, что у тебя паранойя и упекут в дурдом.

Тут я по-настоящему испугалась, так как о такой возможности не подумала. Все же мало-помалу мне удалось преодолеть скептицизм подруги и убедить в серьезности своих подозрений, после чего мы рассмотрели ситуацию со всех сторон. Малыш то и дело отвлекал нас своими проблемами, определенно он был плохо воспитан, что меня ужасно раздражало, всё же к кое-каким выводам нам прийти удалось. Понятно, моя смерть на руку моим наследникам, а их не так уж мало. Во-первых, это Виктор, именно он наследует весь бизнес и недвижимость, затем сестра Вадима Вера и ее дети. Конечно, родственники мужа уже получили свою долю, но они давно с ней расправились и опять на мели. Но Вадик очень любил свою младшую сестренку и всегда ей помогал, я по-своему тоже к ней привязана, да у меня других родственников и нет. Их и раньше было немного, а в последние годы род Ароновых просто выкосило.

Вера была привлекательной, но очень легкомысленной особой, каковой и остается до сих пор, хотя ей уже перевалило за шестьдесят. И мужа она себе выбрала соответствующего – витающего в облаках мечтателя, который почему-то возомнил себя бизнесменом. Благодаря помощи Вадика он несколько раз начинал свое дело, но всегда неудачно. Наследство ушло на одно из его начинаний, и он опять остался ни с чем. Примерно то же и с их старшим сыном Арнольдом. Вера выбрала для детей довольно замысловатые имена, ее дочь зовут Лаурой, и она, следуя по стопам матери, вышла замуж за неудачника, у которого много планов и мало деловой хватки. Есть еще младший сын Эдуард. Он получил хорошее образование, правда, несколько лет побездельничал, но потом взялся за ум. Уже полгода работает в нашей фирме, в Тамарином отделе, и Виктор и Тамара отзываются о нем очень хорошо. Эдик – приемный сын, они усыновили его в трехлетнем возрасте, когда погибла Верина подруга Таня. Кто был отцом Эдика никто, кроме Тани, не знал, но она унесла эту тайну в могилу. Надо сказать, у Веры широкая душа, и она, и прочие члены семьи очень любят Эдика, да я и сама считаю его своим племянником.

Кроме родственников я включила в свое завещание людей, которые много лет верой и правдой служили мне – кухарку Анну, горничную Тасю, водителя Ивана и домоправительницу в Антониновке Надю. Впрочем, им были завещаны не те суммы, за которые стоит убивать.

Одного за другим мы обсудили каждого из этого списка, но ни на ком из них не могли остановиться. Тогда мне пришло в голову, что в моей смерти может быть заинтересован не прямой наследник, а тот, кто всё же получит выгоду от моей кончины. И тут конечно, в первую очередь, я подумала о Тамаре. Рая меня поддержала. Во-первых, если я отойду в мир иной, Виктор станет по-настоящему богатым человеком, а она женой этого по-настоящему богатого человека. Во-вторых, Тамара не чувствует себя в доме хозяйкой; в-третьих, не хочет ни с кем делить внимание Виктора и, в-четвертых, мое присутствие не только в доме, но и вообще поблизости от их семьи – это постоянное и яркое напоминание Виктору о его первой жене. Да и портрет Маргошки в гостиной наверняка для нее нож острый. А еще мои постоянные разговоры о внуках! Вдруг Тамара бесплодна? Ведь это у нее уже второй брак, а детей нет. С Виктором-то все в порядке, ведь Маргошка от него забеременела.

– Скорее всего, именно Тамарка хочет тебя извести, – подвела итог Рая. – Виктору это ни к чему. Ты его обожаешь, и ему прекрасно об этом известно. Но все же и других пока исключать не стоит.

Дальше мы стали думать, каким образом какая-то отрава попадает в мой организм. В квартире постоянно толпится куча народу – родственники, друзья и сослуживцы, мы редко ужинаем втроем. Гости, конечно, тоже могут что-то подсыпать в еду или питье, но им это сделать довольно затруднительно, к тому же, судя по всему, отрава поступает регулярно, а гости то и дело меняются, так что у домашних гораздо больше возможностей. Постоянно в квартире живут пять человек: я, Виктор, Тамара, кухарка Анна и горничная Тася. Анна и Тася одинокие и своей жилплощади в Питере не имеют. Сиделка Валя приходящая, работает с восьми утра до восьми вечера шесть дней в неделю, в воскресенье у нее выходной. Больше всего возможностей дать мне отраву у Вали. Именно она по утрам приносит завтрак в мою комнату, она дает мне лекарства и, когда требуется, делает инъекции. Тут я вспомнила, что нанимала ее Тамара, что сделало Валю кандидатом №1 на роль отравительницы. Заказчицей, разумеется, была моя невестка. Мы так увлеклись рассуждениями, что и не заметили, как все наши предположения превратились в уверенность, и решили, что нужно немедленно избавиться от сиделки и посмотреть, не станет ли мне после этого лучше.

Беседа получилась очень длительной и, когда я подъехала к дому, сил совсем не осталось. Отказавшись от ужина, я поплелась в свою комнату. Сиделка тут же подскочила ко мне, предлагая сделать укол, но я решительно отмела ее предложение. Слабость была очень сильной, пот струился по лицу, я попросила Валю обтереть меня салфеткой, а сама прикрыла глаза, размышляя, как отделаться от сиделки, которая пока ни единого промаха не допустила. Влажная салфетка заскользила по лицу и мне стало полегче. Приоткрыв глаза, сквозь полуопущенные ресницы я увидела на обычно приветливом лице сиделки брезгливое выражение и вспыхнула:

– Если вам так не нравится ухаживать за старухой, нужно было выбрать другую профессию! – резко сказала я. – Вы уволены!

Валя хотела оправдаться, но поняла, что бесполезно, ее поймали с поличным, так что молча выскочила из комнаты. С одной стороны, я была довольна, что так быстро удалось разобраться с сиделкой, но с другой… было очень неприятно, что я в ком-то вызываю брезгливость. Да, с помощью денег многое можно купить, но только не любовь и преданность, а именно эти чувства и качества я ценю больше всего. С трудом выйдя к ужину, я сообщила об увольнении сиделки и даже пояснила, почему так поступила, то был редкий день, когда к ужину не ждали гостей. Виктор одобрил мое решение и тут же попросил Тамару нанять новую сиделку. Не могла же я сказать, что не хочу, чтобы этим занималась Тамара! Пусть любой другой, но не она! Я как-то вяло воспротивилась, но он настоял на своем. Выпив дежурную рюмочку Гранд Марнье, я удалилась к себе.

Утром не стала ничего дома есть, даже воды не попила, а отправилась на улицу – зашла в первое попавшееся кафе и позавтракала. Ноги подгибались от слабости, по лицу струился пот, но я добрела до магазина и купила себе чипсов, шоколадку и бутылку минеральной воды. Отказавшись от обеда, втихаря все это прикончила, после чего у меня разболелся желудок и стало покалывать в боку. На ужине я появилась бледная и осунувшаяся, и Виктор с Тамарой, несмотря на присутствие гостей, полностью переключились на меня, советуя немедленно обратиться к врачу. Еда в горло не лезла, так что я обошлась одной рюмочкой любимого напитка и отправилась к себе. Два дня я питалась кое-как, выходила только к ужину, но лучше не становилось. Я не знала, что делать. У Раи внук никак не мог поправиться, и она не могла ко мне приехать, а у меня совсем не осталось сил, так что мы общались по телефону. Подруга, полностью проникнувшись идеей, что меня хотят отравить, предположила, что все дело в лекарствах.

На следующее утро, собрав в кулак волю и последние силы, я сходила в аптеку и полностью обновила запас лекарств, а после обеда пришел врач, которого Виктор самолично вызвал. Оказалось, что у меня очень низкое давление и слабый пульс. Врач сделал укол и прописал постельный режим и усиленное питание. Виктор выглядел озабоченным, даже Тамара вдруг стала проявлять участие, и я на миг устыдилась своих подозрений, но затем вспомнила о непонятных колебаниях самочувствия и отбросила сомнения. Три дня я провела в своей комнате, даже к ужину не выходила, и мне стало лучше. Неужели и впрямь какое-то лекарство подменили?

Вскоре появилась новая сиделка. Ей было в районе пятидесяти, пухленькая, уютная, на ее лице было написано обожание, а во время прогулок она сыпала комплиментами и смотрела мне в рот. Видимо Тамара ее соответствующим образом проинструктировала. Эта слащавая женщина ужасно меня раздражала, но я терпела ее до тех пор, пока мне опять не стало хуже. Я понимала, что вряд ли существуют агентства, снабжающие клиентов сиделками-убийцами, но с сиделками явно что-то не так, так что, придравшись к какой-то ерунде, я ее уволила. И опять все повторилось, как в дурном сне – врач, уколы, постельный режим, улучшение, новая сиделка. Эта выглядела суровой, неприступной и очень педантичной, но через несколько дней после ее появления во время прогулки я внезапно почувствовала слабость и чуть не упала. Когда она поддерживала меня, не давая упасть, я заметила у нее под ногтем черный ободок.

– Вы уволены, – едва слышно прошептала я.

Вечером Виктор сидел возле моей кровати и, внимательно глядя на меня, говорил:

– Антонина Петровна, что происходит? Вы же никогда не были вздорной женщиной! Почему вам все не нравятся?

– Про первую ты знаешь, – пояснила я, – вторая была такой слащавой, что меня от нее просто тошнило, а третья – неряха!

Я попросила новых сиделок не нанимать, постараюсь сама со всем справиться, а если не получится, то обращусь к нему.

– Но вам пока не следует одной выходить на улицу, – категорично заявил Виктор. – Сидите дома, а завтра вечером мы вместе прогуляемся.

Я благодарно взглянула на него, едва сдерживая слезы, а он улыбнулся и, поцеловав меня в щеку, пожелал спокойной ночи.