Текст книги "Бессмертие
(Рассказы)"

Автор книги: Ирина Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Бессмертие

Танк стоит в балке под железнодорожной насыпью, укрывшись насколько возможно в низкорослом кустарнике. Пахнет гарью. Не угаром, оставшимся на месте бывшего пожарища, не теплым еще пепелищем, а запахом самого огня, недалекого и разгорающегося, съедающего дерево, огня, слизывающего краску с железа и коробящего само железо.

В воздухе, медленно оседая, кружатся серые хлопья. Время от времени из-за насыпи раздается взрыв. То слабый, то мощный, сотрясающий землю, но всякий раз резкий и неожиданный. Высоко взметаются широкие вымпелы ярко-желтого огня, окаймленные черной траурной рамкой копоти. Пламя то вскидывается, то опадает, то вновь стремительно карабкается в высоту, черная рамка ломается, рассыпается в серые хлопья. А они мечутся в вышине, как испуганные галки, и, рассыпаясь в свою очередь на более мелкие, уносятся легким ветерком в сторону, и уже здесь, за насыпью, над балкой, медленно кружась, опускаются на землю.

За насыпью станция. Там горят два немецких эшелона: цистерны с горючим, вагоны и платформы с боеприпасами. Корежит огонь бронепоезд – паровоз и две бронеплощадки.

А в балке, под насыпью, в низкорослом кустарнике, притаился советский танк, он-то и есть виновник всех бед немцев на маленькой, охваченной огнем, сотрясаемой взрывами станции.

Кузоватов по пояс высунулся из командирского люка, сдвинул шлемофон, прислушался. За станцией населенный пункт. Село или местечко, как они тут, в Польше, называются эти небольшие полугорода, полудеревни. А там, за местечком, бой. Голоса его отчетливо различало опытное ухо гвардии сержанта. Вслушиваясь, Кузоватов мрачнел и хмурился. Шумы боя рассказали ему многое, он отчетливо представил картины происшедшего и происходящего.

Всего два часа назад командир взвода приказал гвардии сержанту Кузоватову принять под свое командование танк Т-34. Лейтенант, командир танка, накануне был ранен, заменить его некем, и вот Кузоватов стал командиром танка с экипажем всего из трех человек.

– Управитесь, – спросил командир взвода не очень уверенно и тут же рассердился. – Надо управиться – значит управитесь. Вести есть кому? – есть. Заряжать есть кому? – есть. Командовать и стрелять ты сам будешь. Подумаешь, дело какое! На старых тридцатьчетверках только так и было: командир сам и стрелял и командовал. Воевали, как боги.

Боги не боги, а в атаку пошли втроем. Потом их осталось двое: он, Кузоватов, и механик-водитель Вишневский. Третьего, по его же неосторожности – надо же было открывать люк и высовываться – поразила шальная пуля. Но сначала их было трое. Третий был заряжающий. Без него, без его умения и виртуозной ловкости, не смог бы Кузоватов вступить в бой с бронепоездом…

Итак, всего только два часа прошло с момента получения приказа: овладеть местечком, прорваться к железнодорожной станции. Потом был дан сигнал и танковая группа вместе с пехотным подразделением завязала бой на окраине местечка. Потом… потом так много произошло событий и так быстро они чередовались, сменяя друг друга, что всего не упомнишь. Что тут оказалось решающим, трудно сказать. Может, упрямое желание доказать, что хотя их всего трое и все они очень молоды и только сержанты, но раз надо управиться – управятся, то есть непременно выполнят задачу, а значит – победят. Или опыт, умение (не впервой в бою!), или отчаянная комсомольская дерзость и, как любил говорить раненый командир танка, гвардейско-танковая отвага. Экипаж-то комсомольский и гвардейский. Пожалуй, все вместе плюс необыкновенная удача. А может, удача приходит к тем, кто умело дерзостен и отважен?.. Как бы то ни было, а именно танк Кузоватова первым проскочил задами по тихому проулку, свернул в узкую улицу и тут же смял так и не успевшее выстрелить вражеское противотанковое орудие. Почему-то остро запомнился глухой удар и скрежет металла по металлу. Пушка какой-то своей частью корябнула по броне.

Дорога открыта. Танк помчался по улицам. Они петляли, узкие – двум машинам не разъехаться, – зажатые тесными рядами невысоких домов. «Только бы не попасть в тупик» – промелькнула мысль. И ее Кузоватов тоже запомнил. Была стрельба по танку или нет – это почему-то ускользнуло из памяти. Наверное, оттого, что серьезного обстрела не было – очень уж стремительно и неожиданно очутился танк в центре местечка. Впрочем, кажется, какая-то пулеметная или автоматная мелочь скреблась по броне.

Немцев Кузоватов помнил. Их было много, может, взвод, а может и рота. И шли они в колонне, не шли– почти бежали. Наверное, торопились на помощь к своим на передовой. Танк с ходу врезался в колонну. Сколько разбежалось, сколько осталось на булыжной мостовой, Кузоватов не считал. Не до арифметики было. Танк поражал пулеметным огнем и гусеницами – наверное, все же много осталось…

Того, что один только его танк хозяйничает в цепко обороняемом, занятом врагом населенном пункте, Кузоватов не знал. Понял это, когда увидел железную дорогу, вернее, когда Вишневский в горячке едва не выкатил машину прямо на станционную платформу.

Станция, должно быть, узловая. Много путей, депо. На параллельных путях – два длиннющие состава. Один почти целиком из черных, пузатых цистерн, другой – товарные вагоны, платформы. Между товарными составами притулился небольшой бронепоезд: паровоз и две бронеплощадки. Около вагонов и платформ суетились люди, выгружали ящики. Ящики тяжелые, вытаскивают их по нескольку человек, издали видно – с натугой. К составу с цистернами, выбрасывая клубы белого дыма, медленно пятился паровоз.

Всю эту картину в какое-то мгновение ухватил глаз и память. Дальше работал только глаз – искал цель, память отказала начисто. Кузоватов не смог бы связно рассказать, хотя прошло совсем мало времени, что произошло на станции и как все происходило. Остались несвязные обрывки событий.

Паровоз допятился до головной цистерны состава.

– Горючее. Увезти хотят. Не дадим.

Цель ясна, снаряд послан, цистерна горит. Паровоз, фыркнув белым паром, старательно заработал могучими кулаками кривошипов. Машинист благоразумно уводил его от огня.

Ожили, зашевелились башни бронепоезда. Тупые рыла орудий обеспокоенно обнюхивали воздух. Кузоватов понимал: «нюхают» они далеко не вслепую. Ведет их острый настороженный глаз придела. А цель – танк Кузоватова. Может, сразу и не обнаружат – машина скрыта за станционными строениями. Но Кузоватов вовсе не собирался, сделав один-единственный выстрел, прятаться и уходить. А после второго, третьего снарядов его непременно найдут.

Гвардии сержант навел перекрестье прицела на цистерну, которая стояла позади опасных башен. Выстрел. Попадание. Взрыв. Еще выстрел – еще одна цистерна брызнула жидким огнем, окуталась черным дымом. Бронепоезд больше не был опасен.

Солдаты, выгружавшие тяжелые ящики, бросились врассыпную. С водокачки по танку хлестнул длинной очередью пулемет. Снаряд – по водокачке… Пулеметом – по бегущим немцам. Снаряд, еще снаряд, много снарядов – по вагонам, цистернам, опять по вагонам. Черный дым пополз над станцией, над горящими, то и дело взрывающимися составами, заполз и в танк. Стало трудно дышать. И почти ничего не видно. Вот тут и случилось несчастье. С торжествующим криком: «Заняли станцию! Заняли! Ага, знай наших! Дайте и мне, ребята, глянуть!» – внезапно распахнул люк третий член экипажа – заряжающий, смелый и верный товарищ. Высунулся из танка так быстро, что Кузоватов никак не мог этого ожидать. Нужно было остановить, приказать… Он, командир, гвардии сержант Кузоватов, он отвечает за экипаж, за танк. Значит, что-то он упустил очень важное. Значит, хороший он артиллерист, но плохой командир. При лейтенанте никому бы и в голову не пришло такое самовольство. Теперь вот в голову пуля…

Кузоватов сердито смахнул с рукава серые жирные хлопья копоти и полез в танк.

– Ну, что, как там? – встретил его Вишневский.

– Плохо дело, – вздохнул Кузоватов. – Слушал, слушал, ничего утешительного не выслушал. Далеко бой. На самой еще окраине этого, будь оно проклято, местечка. Короче, если наши и продвинулись, то совсем немного. А еще короче – сидеть нам тут и загорать.

– Ты думаешь, немец нас в покое оставит?

– Сомнительно. Очень он на нас зол, много мы ему на станции наковыряли. Опомнятся, начнут искать – найдут.

– Может, попробуем, а? – одновременное надеждой и сомнением произнес Вишневский.

– Что, прорваться обратно? Не выйдет, не выпустят нас. Да и нельзя нам, неправильно это. Задачу мы выполнили? Выполнили. Станцию заняли? Заняли.

– Уж и заняли, одним танком-то, да и тот в кустах спрятали, – усмехнулся Вишневский.

– Пусть не заняли, – согласился Кузоватов. – Но эшелоны побили, бронепоезд сожгли? Что есть, то есть. Станция наша. Не можем мы ее оставить. Ты знаешь, какой занозой мы тут сидим у немцев в самом неудобном месте! Они-то не знают, что мы всего одной машиной на станции орудовали. Может, думают, тут во сколько танков! Может, на нас силы оттягивают. Может, нашим от этого полегче будет. Скорее прорвутся, скорее к нам же на помощь придут.

– Обнаружат – чем воевать-то будем? Двое нас.

– Двое? Отчего двое. Ты да я, да танк, да пулемет, да еще пушка – пятеро уже набирается.

– Тебе все смешки, – обиделся Вишневский. Как из пушки-то стрелять будешь. На месте стоять – враз подобьют. Ежели я маневрировать стану, кто тебе заряжать будет?

– Заряжать некому, да, по правде говоря, и нечем Один снаряд и остался. Я его уже на место поставил. Если что – стрельну.

– Стрельнешь, а потом?

– А потом суп с котом. Чего ты, Вишневский, разнюнился. Дрейфишь, гвардеец. Дай лучше что-нибудь пожевать. От этой гари в глотке пакость одна.

– Ты гвардейца не трожь. Хочу уяснить все до конца. Если драться – чтоб с понятием, ежели умирать– так с толком.

– До конца еще далеко. Дай, говорю, поесть.

Крупный град внезапно застучал по броне.

– Что такое! – воскликнул Кузоватов и бросился к смотровому прибору.

По-над насыпью, прямо на танк бежали немцы. Откуда-то сверху, должно быть, с насыпи, бил, не переставая, пулемет.

– Ах, сволочи, нашли!

Последний снаряд послушно лежал в казеннике.

«Хорошо, что остался как раз осколочный. Свинтил я колпачок или нет», – подумал Кузоватов, нетерпеливо наводя прицел в самую гущу наступающих врагов.

– Вишневский, пулемет!

Грянул выстрел. Сердито, с надрывом забился пулемет. Немцы, те кто не упал, пригибаясь, карабкались вверх по насыпи.

Поле боя осталось за танкистами.

– Ненадолго хватило боевого духа у фрицев, – усмехнулся Кузоватов и вдруг почувствовал бесконечную усталость. – Но ушли они, как я понимаю, не совсем, – сказал тихо.

– Теперь держись, Иван Онуфриевич. Сейчас долбать начнут.

Кузоватов успокоенно прикрыл глаза. Голос Вишневского звучал твердо и бодро. Таким, только таким уже много месяцев знал он своего боевого друга.

Тягучий свист, громкий шелест явно тяжелого снаряда пронесся над танком.

– Ого, это посерьезнее, – сказал Вишневский.

– «Тигр»! – воскликнул Кузоватов. – «Тигра» на нас пустили.

Просвистела еще одна болванка.

Решение надо принимать немедленно. Встретить «тигра» нечем. Снарядов нет.

– Иван Онуфриевич, давай я на него навалюсь массой. Кроме как тараном, никак с ним не совладать. Разреши, – попросил Вишневский.

– Не разрешаю. Открывай десантный люк. – Кузоватов уже принял решение. В танке оказалось много гранат. Он все собрал.

– Пойду повоюю с «тигром». Никаких «но» – я командир и я приказываю. Как только я вылезу, ты давай назад и змейкой, или как хочешь, крутись, как черт на сковородке, только крутись. Он не должен в тебя попасть, – торопливо говорил Кузоватов, распихивая по карманам гранаты. – Как командир, приказываю – ни с места. Станция наша и нашей должна оставаться. Сегодня перед атакой я подал заявление в партию. Написал – хочу идти в бой коммунистом. Как коммунист комсомольцу, говорю тебе – ни шагу назад. С этим «тигром» я справлюсь. Другого у них не найдется. Для мелочи всякой – пехоты, у тебя пулемет есть и танк. Дави их, гадов, и все тут. Наши скоро придут, тебе помогут. Держись, друг!

Прежде чем Вишневский сумел что-нибудь ответить, гвардии сержант Кузоватов скользнул в люк в днище танка.

Кузоватов полз, скрытый кустарником. Он даже позволил себе чуточку задержаться, чтобы обвязаться гранатами. Две тяжелые, противотанковые привязал на грудь. Сзади гудел его танк. Вишневский исполнял приказ.

Кустарник кончился. До «тигра» осталось совсем немного, но открытого, ничем не защищенного пространства. Кузоватов отодвинул последнюю ветку последнего кустика и быстро по-пластунски пополз навстречу темному угловатому танку. Его заметили. Полоснула пулеметная очередь. Боли он не почувствовал, только два тупых удара и рука не сгибается. Должно быть, когда идешь навстречу подвигу, боль не имеет значения.

Но ползти трудно. И тогда встал во весь рост русский человек Иван Онуфриевич Кузоватов. Он впервые шел в бой коммунистом и должен победить.

Кузоватов рванулся навстречу «тигру», тяжело пробежал несколько шагов, качнулся и кинул себя под танк.

Он не слышал взрыва, не слышал и знакомого рокота вышедших из-за насыпи танков – тех, родных, что спешили ему на помощь.

Грохочущая лавина навалилась непереносимой тяжестью на танкиста. И теперь он не почувствовал боли. Должно быть, когда уходишь в бессмертие, боль не имеет значения.