Текст книги "Жили у бабуси...(СИ)"

Автор книги: Ирина Лем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Десять лет Нина с ним потеряла. Почему так долго? Смешно сказать – влюбилась по-настоящему. Ждала и надеялась. Проявила чудеса терпения и отваги: ведь слухи по поселку пошли, а им противостоять немалая смелость нужна. Даже наглость. Но верила в собственные силы и везучесть: окрутить женатого – тут особое искусство требуется. Ювелирная техника. Гибкость. Одновременно настойчивость. В-общем, женская житрость.

  Ворона сначала не решался жену бросить – кстати, свою первую любовь. Потом решился, начал обещать. Потом уже вроде совсем созрел, даже к свадьбе предложил готовиться. Отношения не скрывали ни от коллег, ни от друзей. Поселковские догадались. Завод гудел сплетнями. Иван бранился, но жену не бросал. Любил очень. Надеялся, что одумается.

  А одумался Ворона. В один из вечеров сказал с болью в голосе:

  – Нин, не могу жену бросить. Она ребенка ждет.

  Вот и все. Жена оказалась хитрее. Нина на бобах. Десять лет жизни вылетели в трубу.

  Расстроилась. Долго не могла прийти в себя, плакала каждую ночь. Убивалась. А кого винить? Некого...

  Нет конкретно виноватых в женских слезах, только нечто неосязаемое. Всеобщий, несчастливый рок. Вечное российское неустройство. Демографическое неравенство – хроническая нехватка мужиков. Бабское одиночество, доводящее до озверения. Особенно удручающе-беспросветное в таких вот захудалых, заброшенных цивилизацией, забытых Богом рабочих поселках с неблагоустроенной общественной и личной жизнью.

  Хорошо, Нина по натуре – боец: руки не опустила, пережила боль, потихоньку отошла. Новый план составила. Надо вырваться из поселкового болота, выйти в мир, показать себя, зря, что-ли, одевалась с иголочки, книжки умные читала?

  Устроилась на вторую работу, по выходным в качестве гида экскурсионные автобусы до Москвы сопровождать. По трассе от областного центра до столицы сто восемьдесят километров, одним днем управлялись – в шесть выезжали, в десять дома. Совмещала приятное с полезным: подрабатывала неплохо и с новыми людьми общалась. Не с пьяницами поселковскими, а с интеллигентными.

  Тут опять. Они, интеллигентные, тем более все женатые. Но у Нины опыт имелся. И напор. Двойной – после неудачи с Вороной. Зубы стиснула, вперед на амбразуру! Вернее, на отлов мужика. Про любовь больше не вспоминала, только – дело. Знакомилась с мужчиной, испытывала в постели, по финансовой части, в отношении к детям, насчет привязанности к супруге. В общем, целый тест придумала не хуже кагэбешного для выезжающих за границу.

  А что? Она вышла на тропу войны, последний бой должна выиграть любой ценой. Ей тридцать семь – возраст, близкий к критическому. После сорока товарный вид потеряет. Тогда – прощай мечта выйти за подходящего по интеллекту, придется до конца жизни рядом с неотесаным мучиться.

  И ведь добилась своего! Через пару лет встретила Аркадия – ведущего инженера на областном машиностроительном заводе с перспективой стать главным. Он был решительный по характеру и в отличие от Вороны манипулировать собой жене не дал. Он женился сразу после института – не по большой любви, а с рассчетом, чтобы по распределению в дыру не послали.

  Карьеру сделал, ребенка вырастил, супругу обеспечил. Совесть его и Нины чиста. Думал недолго, сделал предложение.

  Счастливы. В городе живут. Откуда Нина Альбертовна на работу в Иваньково на рейсовом автобусе приезжает – полчаса в один конец.

  – Не расстраивайся ты, – продолжила она мягко уговаривать. – Посмотри на проблему с другой стороны, с положительной.

  – Какая в пятьдесят может быть положительность? – слезливым голосом вопросила Наталья. – Полтинник – официальное подтверждение старости.

  – Да по тебе не видно...

  – Не видно, а сама-то ощущаю. Знаешь, недавно заметила – я таблицу умножения начала забывать.

  – Ну и ладно! Ты не поддавайся. Да если здраво рассудить, ты в нашем детсадовском коллективе самая счастливая. После меня, конечно.

  «Вот так глупость сморозила», – подумалось Наталье. Даже не нашлась возразить. Ясно – Нина просто болтает для видимости успокоения.

  – Нет, давай вместе разберемся, – настаивала заведующая. – Что тебя расстроило конкретно? Детей нет? Так это хорошо – не о ком переживать. Мужика нет – тоже плюс, на пьяную морду не любоваться, да тумаков не получать. Жаль, мать у тебя умерла, да мы все там будем.

  – Да-а, у других все, а у меня – ничего. В старости стакан воды некому будет подать...

  – А ты думаешь другим, семейным, кто-то подаст? Давай на наших работниц посмотрим, кто из них доволен жизнью.

  Возьмем первую попавшуюся воспитательницу, самую молодую. Алла Валентиновна. Муж Женька пьет. Алка его недавно выгнала окончательно. Он денег не приносил, работу бросил. К родителям вернулся. Там не лучше: мать – пьяница и сестра не отстает. Отец весь дом на себе тащит. Женька оправдывается, мол, в Афгане служил, много чего видел. Только Алке от того не легче, ей дочь растить надо. Они давно врозь живут. Женька приходит к ней будоражить, денег просить. В дверь молотит, матерится. Замок сломал. Ты бы так хотела?

  – Нет.

  – Другая воспитательница – Татьяна Петровна. Муж красивый, в Иваньково из Молдавии приехал. Служил здесь срочную, остался прапорщиком. Не пьет, зато гуляет. Красота не в пользу пошла. Весь поселок про его шашни наслышан. Мужики не стесняются – где живут, там и гадят. Сговорчивых разведенок да одиночек полно кругом, хоть каждый день любовниц меняй. Татьяна добрая, молчит не хочет мужа позорить. Жалоб от нее не услышишь. А думаешь дома, когда никто не видит, не плачет она?

  – Я бы гуляку не потерпела рядом...

  – Бухгалтер Анна Михайловна. В молодости необыкновенная красавица была, естественная блондинка, голубоглазая.

  – Да, она хоть и хромая от полиомелита, а замуж вышла, – чуть ли не с завистью вырвалось у Натальи.

  – Вышла. За Муравьева, дурака. Он раньше тоже красавец. Сейчас спился. Знаешь про ее дочерей? Старшая троих детей без мужа родила. Первым в пятнадцать лет забеременела. Сказала – изнасиловали и все такое. Тогда весь поселок всколыхнулся. Жалели ее. Когда через год второй родился, все недоумевали. А третьего заимела – смеяться стали. Ей потом, как многодетной, от завода комнатушку дали. Не работает, ворует по дачам с собутыльником. Другая дочь от мигранта родила, сейчас замужем за русским. Он тоже не подарок. Всех Анна на собственной шее тащит. На одной ноге прыгает – не тяжело ей?

  – Она молодец, никогда не унывает.

  – Не унывает, потому что некогда. Бывший муж материально не помогает, сам у родителей иждивенцем. Анна не от беспечной жизни на вторую работу уборщицей устроилась. Днем на заводе в бухгалтерии, вечером сюда ковыляет – убираться. Ей только сорок четыре, а выглядит пенсионеркой. Не знаю, замечала ты, у нее всего две юбки и две кофты, которые она комбинирует. Носит одно и то же лет десять точно. На людях не унывает, а по ночам?

  – По ночам – другой разговор. Можно догадаться, – согласилась Наталья. Она вытерла последнюю влагу со щек и, сев поудобнее, повернула лицо к подруге. Хоть и работала всю жизнь в саду, близко с другими сотрудницами не сходилась, личной жизнью их не интересовалась. Не хотела «сплетни собирать». Слишком своими несчастьями была занята, а оказывается – у других судьба не легче.

  – Следующая наша страдалица – Валентина Григорьевна Приданникова. Муж – главный инженер на заводе. Раньше капли в рот не брал, теперь не просыхает. До такой степени ужирается, что про служебные обязанности забывает. Недавно она рассказывала. Должен был в Москву в командировку ехать, да утром не проснулся. Она его и так и эдак будила, по щекам хлестала, холодную воду лила. Будильник над ухом заводила. Лупила по всем местам, даже по члену. Так и не проснулся. Пьяный каждый день, надоел ей тошнотворно, а что поделаешь? Тридцать шесть лет женаты. Куда разводиться?

  – Некуда. Повязана она.

  – Следующая. Ольга Сергеевна Бабкина. У этой вообще трагедия из мексиканского сериала. Не все в поселке знают, я тебе по секрету расскажу. Ее Илья – бабник первой степени. Неисправимый. У Ольги была незамужняя закадычная подружка Лариска Журавлева. Ты ее знаешь – в первом доме от завода живет.

  – Фамилия знакомая... Ее мать в хлебной палатке работала?

  – Да. Мать нормальная. Отец – пьяница. Сестра в Рождественку замуж вышла, вроде неплохо живет. Лариска родила в семнадцать лет неизвестно от кого, мыкается одиночкой. Мужики, правда, есть и неплохие, да никто жениться не торопится. Я ее на остановке часто вижу, когда на работу приезжаю. А она очередного ухажера на автобус после ночевки провожает.

  Так вот. Лариска к Бабкиным на правах подруги чуть не каждый день приходила. С Ильей снюхались, а Ольге сонных таблеток подкладывали. Даром, что мать Ильи – детский доктор. Небось, она и снабжала. Может, сама не знала – для чего, в это я поверю. Нина Кирилловна – вообще, порядочный человек. Ни в чем зазорном не замечена. Когда Ольга случайно обнаружила обман, с Лариской насмерть разругалась.

  – А Илья?

  – Что ему будет... Продолжал кобелить. Потом на заработки в Испанию уехал. Сейчас не знаю, где обретается. Ольга давно не рассказывала, а самой спрашивать неудобно. Ты слышала – недавно у замглавного бухгалтера Антонины Вячеславовны дочка умерла?

  – Наташка?

  – Да.

  – От чего? Она ж молодая, тридцать-то исполнилось?

  – Тридцать два. Хорошая девка, а замуж так и не вышла. Умерла во сне. Наверное, сердце остановилось.

  – Ой, жалко.

  – За два года до того У Антонины муж умер. Хороший был мужчина, беззлобный, мастером на заводе работал. Последние годы пил. Зимой шел с работы пьяный, оступился на лестнице, ударился виском. Скончался в больнице.

  – Нин, вот ты рассказываешь, а я даже не знала, хотя почти рядом живем. Все про свои беды горевала. Права ты. Ребенка потерять – это погорше.

  – И не говори. Осталась Антонина одна. Ни мужа, ни дочери. Кто ей-то воды поднесет?

  Наталья Николаевна промолчала. На правду не возразишь.

  – Вот и подумай, моя дорогая, стоит тебе так уж убиваться. Пятьдесят лет – не конец жизни. Наоборот, самое лучшее начало. Надо только взглянуть на себя по-другому, не побояться круто повернуть судьбу.

  – Да как я в этом задрипаном Иваньково судьбу-то поверну? Куда здесь податься? Кроме рабкооповского магазина развлекательных учреждений не имеется. Кроме полудурка Манеки холостых мужиков нет. Горькие пьяницы и те разобраны. Сходить некуда. Клуб давно не работает, кафешки занюханной нет, про спортивные секции слыхом не слыхали. Люди сидят по домам, как мыши по норам, нос наружу не высовывают. Только летом выползают на лавочках посидеть, посплетничать. Дыра беспросветная это Иваньково.

  – Ну, на Иванькове свет клином не сошелся. Можешь в Москву уехать. Ты же одинокая, это твой козырь. В Москве и работу легче найти и судьбу устроить. Ты подумай над этим. Если решишься, я тебе на первое время адрес дам, у кого можно пожить.

  – Да, хорошо в Москве, да что я там буду делать? Никакую работу, кроме пианино, не умею. Ничему полезному за жизнь не научилась. Даже огород прополоть. Кстати, не знаешь, кому продать дачу? После матери я туда не заявлялась. Продать хотела, да не знаю, где покупателей искать.

  – Я поспрашиваю. Сейчас москвичи в наших местах дачи хорошо покупают. А насчет работы не беспокойся. В Москве без диплома легко устроиться. Дворников не хватает. Тебя с распростертыми примут. Если стесняешься с метлой ходить, попробуй в метро устроиться. Там серьезные женщины и без специальности на работу требуются. Вахтером. Или сигналы поездам подавать. Что-то в этом роде. Ты непьющая, красавица. Непременно возьмут куда-нибудь. Ты подумай, ладно?

  – Ладно.

  – А теперь иди домой. И не горюй, Наташ. Устроится у тебя. Ты помедитируй на досуге.

  – Это как?

  – Подойди к зеркалу и начинай повторять: я самая обаятельная и привлекательная. Меня все мужчины любят и желают. В таком духе. Иногда помогает.

  – Хорошо, я попробую.

  – И не грусти. Постарайся не думать о годах. В душе-то мы молодые, это главное. Ты еще хорошо выглядишь, Наташ. Только волосы покрась. Я заметила, женщина начинает стареть, когда перестает красить волосы.

  – Ты чем красишь?

  – Хной.

  – Надо мне попробовать...

  Выходила Наталья Николаевна с детсадовской территории, тяжело передвигая ноги, будто в сапоги глиняной жижи до краев налили. Раньше день рожденья праздником ощущался, хотелось нарядиться, приготовить что-нибудь вкусненькое, выпить. Сегодня впервые не хочется ничего. Не стоило и вспоминать. Убитое настроение. Хорошо – темно на улице, встречным его не видно. Впрочем, у них та же самая отупелость в глазах. Эх, что за жизнь...

  Сразу за воротами остановилась. Ненавидящим взглядом обвела с детства знакомые окрестные «достопримечательности», мимо которых раньше проходила, не замечая, а сегодня будто прозрела. Ужаснулась потихоньку.

  Примитивный памятник в виде гиганского серпа и молота – символ канувшего в небытие коммунизма облез, проржавел и покорежился. На детскую игровую площадку даже смотреть неохота, не то, что с ребенком прийти поиграть. Площадка выглядела прилично лишь короткое время – сразу после установки. Были здесь деревянные фигуры из сказок: богатыри, красавицы. Избушки стояли миниатюрные. Бревна, чтобы ходить, качели в виде крокодилов. Лесницы разного размера. Да в течение года местные вандалы привели всё в плачевное состояние: фигуры разломали, в избушках наложили куч.

  На двухэтажный дом быта «Незабудка» без слез не взглянешь. Раньше там размещались «предприятия бытовых услуг»: парикмахерская, ателье, сапожная мастерская. Сейчас «Незабудка» пустует, разрушается. Только воспоминания об ушедших днях шелестят мусором за разбитыми окнами. Эти острые осколки в рамах особенно режут взгляд – как символ безысходности и равнодушия.

  Осточертело проклятое Иваньково. Не приспособленное для счастливой жизни болото. В прямом и переносном смысле.

  Надо бы за хлебом сходить в магазин, да неохота по лужам шлепать. Свернула к дому. Пришлось прыгать через свежезасыпанный ров. В темноте не разглядела, утонула сапогами в грязи, смешанной с только что выпавшим снегом. Вечно начинают землеройные работы, когда на дворе ненастье! То отопительные трубы меняют, то водопроводные. Забросают ямы кое-как, даже мостик не проложат. Нет бы летом копать, когда сухо...

  Ах, все не так, все наперекосяк. Ноябрь – месяц самый депрессивный. Едва рассветет – уже опять темно, солнца неделями не видать, одна серость в разных оттенках. В зависимости от состояния неба: если облака – то серость посветлее, если тучи – мрачность до тоски. Неудобное время для переходного периода в старость.

  Дверь в подъезд стояла открытой – чтобы свет от фонаря попадал внутрь, иначе чернота, голову сломишь, лампочку опять кто-то выкрутил. Пока взбиралась на четвертый этаж, слышала все, что происходило у соседей. Любка Орлова орала дурниной на мать. Шуршины ругались матюками с невесткой Валькой. Молодой, слабоумный Ванька Проскурякин шумно гонялся за матерью с непотребной целью. У матери с дочерью Новоселкиных заходился в крике очередной внебрачный ребенок, третий или четвертый по счету, которого никто не собирался утешать.

  Все как всегда и надоело до чертиков. Наталья кой-как стянула сапоги, бросила пальто на пол, и пошатываясь, будто больная, добралась до дивана. Плюхнулась, не зажигая свет. Посидела, подумала. Веселое не вспомнилось, а горевать надоело. Пошла на кухню. Достала бутылку водки, которую начала в одиночестве, поминая мать на полгода. Налила стопку, выпила короткими глотками. Поискала в холодильнике, достала соленый огурец, хрустнула, прожевала, не разобрав вкуса. Вернулась в комнату.

  Проходя мимо телефона на столике трюмо, посмотрела с ожиданием. Потом с обидой. Потом равнодушно. Потом мстительно. Не звонит и не надо. Ей давно надо было с Юрием порвать. Не обманывать себя, не подчинять жизнь женатому мужчине. Ведь он так и остался чужим мужем, а она только игрушкой была для него. Сама того не понимая. Почему раньше не очнулась, не догадалась? Потому что любила. Думала, этого достаточно для счастья. Оказалось – мираж.

  А ведь права Нина Альбертовна, надо найти в себе силы сделать что-нибудь решительное. Время настало. Если не сейчас, то когда? Точно! Наталье рано себя хоронить. Она еще имеет силы и желание возродиться. Как Феникс – из ничего. Вернее – из праха ошибок и разочарований.

  Прежде всего – отказаться от миражей прошлого, чтобы не мешали. Отказаться от Юрия. Если позвонит – не брать трубку, сам поймет. Надо только выдержать, когда пойдут междугородные частые гудки. На нем свет клином не сошелся. Она пойдет дальше отдельным от него путем, добьется перемен в свою пользу. Назло ему...

  Наталья встала, отправилась к зеркалу посмотреть самой себе в глаза. Что увидела? Неоднозначную картину. Если рассматривать с оптимизмом: все еще правильные черты лица, по-прежнему пышные волосы по плечам. В негативе: блеклая кожа, морщины птичьими отпечатками от глаз к вискам, унылые носогубные складки. Во взгляде – загнанность, усталость. Будто не жизнь жила, а нескончаемый марафон бежала. В полной боевой амуниции – нагруженная несбывшимися мечтами, печалями да безнадегой.

  Непорядок. Надо потренироваться, улыбающуюся маску на лице создать, а то неудобно на людях горемыкой выглядеть. Не самая она несчастная в поселке, другим тяжелее – детей тянут, мужей, родителей...

  Та-а-к. Если брови приподнять, кончики губ раздвинуть? Вот. Уже лучше – затравленность пропала. Провела пальцами по щекам. Надо бы кожу подлечить. Съездить в город в салон красоты? Омолаживающие процедуры пройти? Крем от морщин купить? А, неважно все. Перед кем прихорашиваться-то? Только деньги тратить. Их без того в обрез.

  Попробуем омолодиться без затрат. Займемся медитацией. Унылое выражение будем исправлять мантрами, восхваляя себя, поддерживая психологически. Как там советовала Нина Альбертовна: я самая обаятельная и привлекательная, молодая в любом возрасте, желанная и гордая, принцесса и Золушка одновременно...

  Точно. Надо перебороть апатию, перестать задумываться о прошлом и будущем. Заставить себя медитировать каждый день. Глядишь, со временем поверит сама. Поднимется настроение, отразится на лице. Глаза засияют, если перестать хмуриться. Носогубные складки станут незаметны, если улыбаться. Морщинки возле глаз – ерунда, бывают даже у молодых. Так зачем расстраиваться из-за мелочей?

  Лучше помечтать. Над тем, что предложила Нина. Ведь она права, надо попробовать в Москву переехать. У Натальи там, кстати, родственники имеются, дальние, правда, но не совсем чужие. Они на похороны приезжали, сочувствовали, предлагали помочь. Да тогда ей и в голову не пришло что-то менять в жизни, не до того было. Переживала слишком.

  Теперь самое время о себе подумать.

  В столице она обязательно найдет работу. Если повезет – по специальности. В детский садик музруководителем. Хоть пальцы крючит последнее время, после гимнастики и массажа боль, вроде, проходит. Ничего, это не самая непреодолимая проблема. В крайнем случае куда-нибудь на неквалифицированную должность пойдет, кладовщицей там или в метро на вахту. В самом деле – что она к этому Иванькову прикипела? Здесь ей давно ничего не светит. Дыра. Ни личную жизнь устроить, ни свободное время с пользой провести...

  Звонок.

  Наталья вздрогнула. Прислушалась.

  Междугородный.

  Рванулась к телефону. Да слишком быстро – ноги заплелись, чуть не упала. Бежала в прихожую, треснулась лбом о дверной косяк, завтра синяк будет, может, глаз затечет, будет выглядеть как подбитый... Неважно. Успеть добежать!

  Схватила трубку, запыхавшись.

  – Алло! Алло! ... Спасибо, Юрочка, что не забыл... Хорошо отметила... Как дела?... У меня хорошо... Приедешь?... Скоро?... Хорошо, Юрочка. Буду ждать.

  Жи-ли у ба-бу-си

  Два ве-се-лых гу-ся...