Текст книги "Язва на полставки"
Автор книги: Ирина Муравская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Ирина Муравская
Язва на полставки
Пролог
Абсолютно безлюдный зал без окон и звенящая тишина. Насколько тихо, что слышно, как жужжат светодиодные подсветки под потолком. Стулья подняты на круглые столики и задраны ножками вверх. Подиумы с шестами пусты, а точечные споты у барной зоны возле стеклянной витрины с алкоголем окрашивают помещение в интимный полумрак. Прикольно. Я в таких местах в принципе прежде не бывала, а уж во время закрытия…
– Ну а чё? Всегда хотела попробовать, – убеждаю саму себя и пока никто не видит запрыгиваю на узкую сценку.
Холодный металл вертикальной балки приветливо обжигает ладонь. И как стриптизёрши на нём крутятся? Да ещё так пластично, сексуально, даже с достоинством. Некоторые такое выделывают, что диву даёшься. Красиво преподать себя ведь уметь надо. Не каждой дано. Со мной так точно без вариантов. По грациозности меня перещеголяет и беременная бегемотиха.
Ржу сама с себя, заканчивая тупые попытки повыделываться.
– Нет. Это явно не моя т… – замолкаю, натыкаясь взглядом на не пойми откуда взявшегося Демьяна. Ой. Чё он так быстро вернулся? Стоит, таращится на меня. Хм… что-то как-то неловко. – Я тут это… ну, типа, плюшками балуюсь…
Молчит. Молчит и продолжает смотреть. Пристально, непонятно, безэмоционально. Чего ждать фиг поймёшь: начнёт высмеивать или снова поцелует. С ним вообще не угадаешь на какую реакцию рассчитывать. И это бесит. Дорого бы я отдала за возможность хотя бы пять минут поковыряться в этой странной голове. Особенно в том отделе чертогов разума, на котором висит ярлычок с моим именем.
Вжимаюсь спиной в прохладную поверхность шеста, когда он резво запрыгивает на подиум и оказывается настолько близко, что мы сталкиваемся нос к носу. Почти… ведь я сильно ниже. Невольно задерживаю дыхание, заглядывая в потемневшие голубые глаза. Обычное светлые, они обещают вот-вот разразиться грозовым фронтом.
Чувствую, как меня накрывает этот взгляд вместе с остаточным шлейфом сигарет. До слабости в подкосившихся ногах. Мы в прохладном помещении с работающим кондиционером, а я в летнем платье, однако мне становится нестерпимо жарко. Невыносимо жарко. Тут есть лёд? Даёшь ванную!
Исходящие от Демьяна импульсы передаются мне, пронзая электрическим разрядом. По телу пробегает табун мурашек стоит ему коснуться меня. Он всего лишь невинно убирает рассыпавшиеся по плечу волосы, а меня подкашивает окончательно. Непременно бы грохнулась, не подхвати он меня.
– Ты ведь не интересуешься малолетками. Сам говорил, – шепчу я неуверенно то, что вертится столько дней на повороте в мыслях, безропотно позволяя его рукам скользить вдоль моего тела, тормозя на бёдрах. Удерживая и не только. Чувствую, как жадно впиваются в кожу…
– Я интересуюсь тобой. Другие меня не волнуют.
И что это должно значить? Что я ему реально нравлюсь? Или что он тупо меня хочет? Он же сам буквально несколько часов назад дал понять, что не прочь меня трахнуть. Но и он же говорил ещё кое-что. Нечто куда более важное…
Блин. Вечно скажет так, что нихрена не понятно. Додумывай сама, называется, в меру своих испорченных фантазий. Подробностей всё равно не светит. Пояснительная бригада к таким немногословным персонажам не выезжает. Нервы бережёт и бензин.
– За совращение не боишься сесть? – до сих пор обидно. Шесть лет – не такая большая разница.
Его ноздри сердито раздуваются. Ой, батюшки. Сердится, вы только гляньте.
– Можешь хоть сейчас не язвить?
– Могу. Наверное… – его губы приближаются. Такие манящие, такие… Такие… Снова нервно сглатываю. – Не уверена, что нам стоит это делать…
Не уверена? Да я знаю это. На сто процентов. Мы не просто разные, мы из разных миров. Что из этого может получиться? Мне нужна постоянная движуха, он бы отгородился от людей, будь у него возможность. Я разбешайка, его спокойствию позавидуют Тибетские монахи. Я говорливый Какаду, он молчаливый удав. А удав может и сожрать птичку. Если проголодается. Или если она ему вдруг надоест своей трескотнёй…
– А ты не думай. Оставь это мне, – меня без особого труда закидывают на себя и куда-то несут. А я…а я не сопротивляюсь, послушно разрешая себе не думать и ни в чём не сомневаться.
Глава 1. Ну здравствуй, Питер
POV Тома
Перрон Московского вокзала разрывает истошный вопль. Рядом с ним завывания сирены во время срочной эвакуации показались бы ласкающей слух лунной сонатой. Вылетаю из раскрывшихся дверей новенького, ещё пахнущего краской поезда и мчу сквозь шарахающуюся в стороны толпу. Судя по непонимающим глазкам они всё ещё ищут бедного кота, которого переехало на рельсах. А это не кот. Это я кричала. На радостях.
– Виу, виу, виу! – с визгом запрыгиваю на высокого парня с коротким ёжиком волос. Шанс быть красиво пойманной не оправдывается. Такое срабатывает только в постановочных фильмах. И не с первого дубля. Едва не встречаюсь затылком с асфальтом, но меня успевают кое-как удержать.
– Куда копыта замахнула, кобылка? Тебе ж уже не шесть, – со смехом пыхтит брат, помогая подняться нерасторопной тушке имени меня. Его взгляд тормозит на моём носу, в левой ноздре которой блестит цветная стразинка. – Это что, пирсинг?
– Нет, что ты. Гречку прилепила на жвачку, – хихикаю я, высовывая язык и хвастаясь металлическим шариком. – И тут, – заправляю крашенные чёрные волосы за ухо, показывая россыпь маленьких серёжек. – И тут.
– Ты из себя дуршлаг решила сделать? Зачем столько дырок? Стоять, а что за наскальная живопись? – рукава лёгкого ажурного платья беспардонно задираются, выставляя бренчащие браслеты и мелкие татуировки, разбросанные по коже на обеих кистях. – Скажи, что это переводные!
– Ага, щаз! Маму чуть инфаркт не хватил, когда она увидела.
– Да ещё бы! Ты за кой чёрт это сделала?
– Захотела и сделала, – сердито надуваю губы.
И чё ему не нравится? Вот эту розовую пироженку я хотела набить ещё в четырнадцать. Она смотрится смешной, но я тогда сама нарисовала эскиз, так что это, типа, ностальжи. А птичье перо где-то в шестнадцать загорелась сделать, но родители встали в позу: мол, чтоб до совершеннолетия не смела себя уродовать, наше слово главнее президента и вообще, не спорь со старшими, не доросла ещё.
Ну ок. Я и не спорила. До совершеннолетия так до совершеннолетия. Так что в прошлом году в день рождения была сделана первая. Через пару дней вторая. Дальше ещё парочка крупных, а остальные уже мелочёвка: молния, звёздочки, надписи, бантики. Мои любимые булавки. Их у меня три. В общей сложности на мне насчитывается около тридцати татух. Самая большая размером с ладонь, самая маленькая —с ноготь большого пальца. И нет, я не сумасшедшая. Мне нравится.
– Ты ещё ног не видел, – многозначительно играю бровями. И пока не увидит. Лёгкие вязанные сапожки прикрывают украшенную нарисованным браслетом лодыжку.
– У тебя с кукушкой всё в порядке? – братик в шоке. – Тебе ж с ними жить.
Ой, бли-и-а-ан. Ещё один со своей шарманкой. Я дома это слушала чуть ли не каждый день, а теперь что, повторение?
– Да ладно? А я думала, что как змея – полиняю и всё слезет. Отвянь, человече! Моё тело – моё дело. Что хочу, то и делаю, – тороплю его хлопком по сильному плечу. Ух ты, с прошлого раза возмужал. Качается что ль? – Так и будем лясы точить? Погнали, шофёр! Я за четыре часа Сапсана успела проголодаться. Жрать хочу, как бобик. Давай в Бургер Кинг зайдём? Я гуглила, он тут рядом.
– Потом бургерами травиться будешь. Мы на машине. Дёмыч ждёт у вокзала.
– Что за Дёмыч?
– Друг. Он нас подвезёт. Ему всё равно по пути.
– До тебя идти минут пятнадцать. Или ты переехал?
– А зачем тащиться на солнцепёке с чемоданом, когда можно доеха… Стоп, – меня подозрительно оглядывают. – Ты что, пустая приехала? Где вещи?
Секундный ступор… и тут до меня доходит.
– ТВОЮ Ж… – со всех ног несусь обратно к нужному вагону, придерживая слетающую с головы шляпку-котелок и распихивая нерасторопных. Это ж надо. Я так обрадовалась, когда увидела в окна Даню, что напрочь забыла про громоздкий чемоданище. Странно, что рюкзачок додумалась с бокового крючка прихватить. Моей везучести хватило бы оставить его в Москве. Вместе с паспортом и билетом.
Слава любимым кренделям с шоколадом, посыпанным сверху кокосовой стружкой, поезд ещё не уехал. Да и шмотки обнаруживаются на месте.
– Ну ты растеряша. Не так тебя назвали, совсем не так, – хмыкает братец, дожидаясь на платформе и забирая багаж.
– Вот уж спасибо, мне и с моим хватает обзывашек.
За столько лет целый список набрался. "Тома сиди дома". "Тома-гнома". "У Томы не все дома". "Томка-котомка". "Тамарка-запарка". "Тампакс", чтоб его. Ну и, конечно же, короночка: "мы с Тамарой ходим парой". И это я так, что с ходу вспомнила. А когда моё имя через "О" пишут, это уже вообще финиш! Я Тамара, сцуууки, ТАМАРА. Тамара Радова. Приятно познакомиться.
Направляемся к выходу, маневрируя мимо недавно прибывших, растерянно задравших подбородки и изучающих табло. Я нечасто куда-то езжу, а потому для меня атмосфера вокзалов имеет особую ценность: запахи, звуки, женский голос в динамиках, всегдашняя суматоха. Даже голуби под купольным потолком зала ожидания и то особенные! Откуда они там? Сидят себе на потрескавшейся от времени лепнине и с заговорщицким "курлык-курлык" раздумывают, на кого бы шмальнуть гранату счастья и богатства.
Спускаемся по лестнице и выходим через качающиеся дверцы с символичным полустёршимся "ход". А где "вы"? Эй, я вас спрашиваю: куда девали “вы"? Ай, да неважно! Просто отпад. Уже чувствую накрывающие меня мурашки при виде памятника городу герою и архитектурную красоту невысоких зданий. До дрожи. Обожаю Петербург. Всегда хотела здесь жить. И, наконец, скоро осуществлю мечту. Если поступлю в институт. Я ж тут для этого. В понедельник начну кататься и подавать документы.
– Налево, – зависаю от восторга, так что Дане приходится призывно утянуть меня за собой, чтобы я не создавала своими царскими формами тощей секильдявки (по версии мамы) пробку.
– И где твой друг?
Нужен ли он? Я бы пешком прогулялась. Хочу отходить каждую дорожку, каждый закоулок. Сегодня же и начну. Поем и пойду гулять. Пока пятки до крови не сотру.
– Вон стоит, – брат кивает в сторону припаркованной в не очень-то положенном месте тачки, мигающей аварийками, и тут моя обалдевшая варежка раззевается.
– Ни ху-у… хурма ж себе, – присвистываю я, когда мы направляемся к чёрному массивному Гелику11
Гелендваген
[Закрыть]. Это что ж у Дани за друг такой, что разъезжает на подобных машинах? Прям интересно стало.
Ладно. Сейчас как раз и познакомимся.
– Дарованьки, – юрко проскакиваю назад, замечая сидящего впереди водителя. Пока могу рассмотреть его только в профиль. Густые тёмные вьющиеся волосы, серёжка в правом ухе, хаос мелких родинок на щеках и шее. И, наверное, дальше они тоже есть, но под чёрной футболкой не видно.
Тишина. На меня ноль реакции. Сидит, чирикается в айфоне.
– Дарова, говорю, – протягиваю в щель между сиденьями руку. – Я Тамара.
Вот её таки соизволяют заметить, без особого восторга разглядывая маленький вытатуированный бриллиантик на безымянном пальце под второй фалангой и крохотную звёздочку под большим.
– Давно откинулась? – спрашивает он. Какой мягкий, вкрадчивый голос.
– В смысле?
– Я думал, татухи на пальцах делают только зеки.
Моя конечность, не дождавшись рукопожатия, уязвлённо сжимается в кулак. Ошибочка. Нормальный у него голос. Самый обычный. Такой у всех засранцев.
– А я думала, серёжки только девочки носят, – парирую я. – Одолжить блеск для губ?
Вот теперь ко мне оборачиваются, удостаивая вниманием. Ух. Голубые глаза у парня – это удар ниже пояса. Нокаут, я бы сказала. А тут ещё такие пронзительно чистые, без примесей серого, что прям… вау. Непослушные кудри падают на крутой упрямый лоб. Губы плотно сжаты. Глаза прищурены, как у хищника. Прямо дикий кот. И красивый кот… сволота ж ты такая.
Нас отвлекает хлопок закрывшегося багажника и дальше обмен колкостями не продолжается.
– Уже познакомились? – Даня с беззаботной улыбкой усаживается на пассажирское сидение рядом с другом, не подозревая о том, что только что возможно предотвратил бойню.
– Ага. Дружок у тебя само очарование, – поудобнее устраиваюсь в просторном салоне, отворачиваясь к окну. – Правда клептоман. Хотел заиграть мою помаду, – хмыкаю себе под нос, щекой ощущая непонимание. И злость. Непонимание у одного, злость у другого. Где чьё, полагаю, несложно догадаться.
Гелик трогается с места и, огибая Площадь Восстания, сворачивает на Невский проспект. Центральный район, откуда рукой подать на главные достопримечательности. Даня выбрал офигенное место, где осесть.
Я тоже хочу снять квартиру поблизости. Какой смысл переезжать в город мечты, чтобы жить на отшибе? Да, цена вопроса кусается, но тут-то ты знаешь, за что платишь и вообще… мечта в деньгах не соизмеряется. Это слишком мелочно.
Открываю окно, чтобы вдохнуть прохладу, дующую с каналов, когда мы пересекаем Аничков мост. Чистый кайф. Магия. Высовываю голову, подобно собаке, пытаясь разом объять необъятное. Сколько красоты. Дух захватывает.
Немного не доезжаем до знаменитого книжного магазинчика Зингера, сворачивая направо и оставляя за спиной величественный Казанский собор. Эти колонны, этот размах… А-а-а! Скорее бы там побродить. Сил уже нет, хочется выскочить на ходу. Чувствую себя маленькой девочкой в отделе кукол. Рай.
Сворачиваем под арку между прилегающими стык в стык домами и тормозим в кривом внутреннем дворике жилого колодца. Мудрёная архитектура кажется мудрёной только на первый взгляд, ведь, наверное, каждый знает, что вся эта тесная застройка задумывалась исключительно в целях прибыли: минимум незанятого места – максимум дохода. Да и город развивался на тот момент семимильными шагами, а стремительный рост населения требовал ответных действий.
Гелик тормозит. Усё. Прибыли.
– Спасибо, – благодарит брат нашего провожатого. Дёмыча, так же он его вроде назвал. Полагаю, это сокращение от Демьяна. Хм… клёво. Сильное имя.
– Не за что. На созвоне, – сухо кивает тот. – Позже скину адрес.
– Добро. Систр, выползай, – велят мне, и я с огромным удовольствием подчиняюсь. Тачка класс, а вот с водителем вышла лажа. Если бы это было такси, я бы поставила ему… ха, да я бы позвонила на горячую линию и потребовала уволить хамло.
Жду на улице, пока Даня наговорится и снова полезет в багажник. Так тихо и спокойно в этом закутке. Ни души. Только обшарпанные стены со старой краской, бесчисленное количество окон и два подъезда с просевшим от времени козырьком. Пардон, парадные, а не подъезды. Парадные, поребрик, шаверма. Парадные, поребрик, шаверма. Я ж заучивала в дороге…
Вытянув губы, бездумно кусаю внутреннюю сторону щеки, наматывая на палец торчащую с рукава нитку, пока в какой-то момент на уровне интуиции не поднимаю глаза. Смотрит. Дёмыч-то. На меня. Через зеркало бокового вида. И чё, спрашивается в задачнике, смотрит? На мне узоров нет… А, не. Как раз есть таки. Хех. Ну ладно. Тогда пущай смотрит. Разрешаю.
– Идём? – брат маячит на горизонте, направляясь к подъезду… Да ну блин! Сорри, парадной. Сложно будет переучиваться.
Нутро старого дома встречает нас запахом чеснока и жареной курицы за одной из дверей. Восхитительный аромат, аж слюнки текут. Мой желудок реагирует незамедлительно, вызывающе громко заурчав.
Поднимаемся на четвёртый этаж. Лифта нет, так что Даня прёт чемодан на себе, как истинный рыцарь… Как истинный рыцарь ордена свинот.
– Тры-ы-ындец… – озираю брезгливым взором свалку обуви в маленькой прихожей, которая стараниями невразумительной планировки сразу переходит узким коридором в кухню. Где едва ли лучше. Натуральная холостяцкая берлога. Полки пустые, а на горизонтальных поверхностях завалы. Тюль задвинута в угол к батарее, открывая вид на жилые окна напротив. Не люблю когда так. Чувствуешь себя в аквариуме. – Признавайся честно, – первым делом зашториваю нас от посторонних. Да, тюль прозрачный, но хоть немного поможет. – Девушки спасаются отсюда бегством и до секса не доходит?
– Вот только с тобой я про секс и не разговаривал.
– А чего нет? Как будто я не палила дома, когда ты смотрел порнушку и копошился у себя под одеялом.
Брат брезгливо морщится.
– Какая гадость.
– Согласна. На тот момент меня не тошнило только потому что я была мелкой и не понимала, чем именно ты там занимался.
У нас с Даней разница в шесть лет. Вроде бы немного, но когда тебе десять, а ему шестнадцать – настоящая пропасть. У него в развлечениях дискотеки, компашки, гулянки и девчонки. У меня же самое большое счастье – кукольный дом для Барби и разрешение попозже лечь спать, ведь завтра не в школу.
Однако несмотря на очевидные расхожести в интересах я просто обожала его. И обожаю до сих пор. В детстве мы частенько дрались, причём дрались ого-го, до вывихнутых пальцев как-то дошло дело, но он всё равно оставался для меня идеалом и образцом подражания.
Я вечно таскалась за ним по пятам, до истерики ревнуя к скоропортящимся подружкам и хвастаясь буквально каждому прохожему на то, что у меня есть такой вот защитник, который любого порвёт за свою маленькую принцессу. Растерзает, как Тузик грелку.
А как я этим пользовалась! Ходила аки королева. Весь двор и вся школа знала – Томку Радову обижать нельзя. Иначе её брат натянет вам трусы на уши. А я, гадюка такая, шкодничала намеренно, в половине случаев являясь инициатором учинённых разборок. Знала же, что мне всё равно ничего не будет.
Несложно догадаться, что со мной было, когда в семнадцать Даня, разругавшись с отцом, уехал сюда на ПМЖ. Несколько месяцев ходила живым трупом и рыдала навзрыд в подушку, заливая горе молочными коктейлями, но потом ничего… привыкла. Человек ко всему привыкает, такая уж у него приспособленческая особенность.
Копаюсь на обеденном столе среди груды коробочек и вскрытых упаковок в поисках съедобного. Печенье, чипсы, недоеденные пончики, пустая тара из-под магазинной лазаньи, банка с маринованными огурцами и… невскрытый пакет манки? Чта-а-а? Манка то в этой компашке как затесалась? Она тут вроде местного заправилы?
– Так что там с девушками-то? – с хрустом надкусываю выуженный из шуршащей пачки хлебец. Завтрак чемпиона. Вернее обед, если судить по времени.
– Что конкретно тебя интересует? Есть ли у меня кто-то? Или насколько активна моя половая жизнь?
– И то, и другое. Я ведь тут подзависну на какое-то время и мне не хочется причинять неудобства. Так что, если понадобится часок-другой личного пространства, только скажи. Улетучусь по щелчку.
– Успокойся. Не потребуется. У меня сейчас затишье. Довольно давно.
– О… – вот тут я удивлена. Красивый пацан под два метра ростом. Не урод, в хорошей физической форме. Не глупый. А ещё романтичный, я знаю. Он раньше девчонкам стихи сочинял. А тут и квартирка-то своя, не в съём! В центре. Не знаю, как он на неё умудрился за такое короткое время заработать, не признаётся, но факт остаётся фактом. Бабы дуры. Чего не вешаются на завидного жениха? Чего им не хватает? – Если успокоит, я точно никого не приведу. Все придурки остались в Москве.
– И слава богу… – брат подвисает. – В смысле все? И много у тебя их было?
– Что? – хихикаю я. – Теперь обсудим мою интимную жизнь?
– Нет уж, благодарю… Хм. А что, есть что обсуждать?
– Даня, я хочу есть, – напоминаю, милейше улыбаясь и давая понять, что разговор окончен. Меньше знать – лучше спать. Не будем рушить мужскую психику циферками, которые ему, один фиг, не понравятся. Не сказать, что там прям ахтунг, но о некоторых вещах лучше не распространяться, дабы остаться лэ-э-эди. Лэди, ёптэть.
– Тебе в душ надо? – тяжело вздыхая кивают на дверь, ведущую прямо из кухни. Дверь. Между холодильником и кухонным полками. Там ванная? Прямо вот так? Очуметь планировочка. Бывшие коммуналки – это нечто. – Делай свои женские дела и пошли в кафе. У меня кроме яиц ничего стоящего не наскребётся.
– Да уж заметила, – не, в натуре… Правда ванная комната. Совмещённый санузел. Комнатушка четыре шага на четыре. Чтобы влезла стиральная машинка пришлось ванну заменить на душевую. И электрический бойлер повесить над унитазом, чтоб башкой шандарахаться вечно. – Пообедаем, а потом я уматываю.
– Куда?
– Гулять.
– Одна?
– Я ж не первый раз здесь.
– Всё равно. Где тебя потом искать? Ты симку новую купила?
– Когда? Вот сегодня и куплю. Кстати, отпишись маме, что я живая и приехала в полном укомплектовании, а не расфасованная по пакетам.
– Здесь вай-фай есть. Сама напиши.
– Не хочу. Я с ней поцапалась перед поездкой.
– Что на этот раз?
– Ничего нового, – практически уткнувшись в зеркало над раковиной с перекошенным лицом подтираю растёкшуюся стрелку и с негодованием замечаю вскочивший на подбородке прыщ. Ну очень вовремя. Вот же гадость гадкая. – Она не хочет понимать, что детки выросли и имеют свои планы на жизнь.
– И поэтому ты решила сделать тоже самое, что и я? Сбежала? Я на тебя дурно влияю.
Одариваю брата очаровательнейшей улыбкой хитровыделанной гиены.
– Ничего. Я тебя прощаю. Но ты будешь должен мне морожку.
– Шоколадное, как обычно?
– И с варёной сгущёнкой.
Варёная сгущёнка – моя слабость. Могу есть её в бесчисленных количествах. Со всем. Даже с супом и со шпротами. Я вкусовая извращенка, ага.
– Будет тебе мороженое. Почапали. Может Киру с Тимой подберём по дороге. Помнишь же их? Будет весело.
Ну я не спорю. Прогулка выходит очень даже ничего. Ровно до того момента, пока кое-кто прямым рейсом не летит в Неву. Причём, несмотря на всю свою неуклюжесть, это не я. И не Даня. И даже не выше упомянутые Кира с Тимой.
Но обо всём по порядку…
Началось всё здравенько: обещанная мороженка, палящее июньское солнышко, уютные набережные, чарующие ароматы из кофеен, усиленные мегафоном зазывания промоутеров на речные прогулки по обводным каналам и самые красивые виды архитектурных исторических шедевров. Для меня во всяком случае.
Мы ненадолго зависаем в полуподвальной столовке времён СССР, где очень даже вкусно готовят, после чего не спеша гуляем по Невскому проспекту, мимоходом заскакивая-таки в Зингер, где я урываю себе офигенный скетчбук с бархатной обложкой и специальные маркеры.
Проходим через Триумфальную арку, обогнув монументальную Александровскую колонну и минуя кованые ворота Эрмитажа, увенчанные позолоченным двуглавым орлом. Заранее фоткаю график работы галереи. Дойду туда обязательно, но одна. Без трескотни под ухом и расспросов о том, как там дела дома. Об этом можно поговорить после, времени предостаточно. К счастью, Даня мои гневно округлённые зеньки правильно истолковывает и больше не дёргает, позволяя кайфовать.
Еле сдерживаюсь, чтобы не прыгать от счастья. Меня прямо распирает от неконтролируемого буйнопомешательства и чрезмерной суетливости. Хочу всё и сразу. Хочу губкой впитывать каждую мелочь, каждую внешне неприметную деталь: будь то аромат варёной кукурузы из передвижного ларька, бабульку, торгующую клубникой на углу или же разодетых в громоздкие аниматорские наряды Екатерину Великую, идущую по Дворцовой площади за ручку с Петром I. Ну где ещё такое увидишь?
Прикупив разливного пива в ларьке, мы уходим в сторону смотровой площадки Адмиралтейской набережной. Там, где ступени спускаются к кромке реки, а по бокам бдительно следят за порядком медные сторожевые львы на постаментах, спины которых все уже затёрли штанами, пытаясь оседлать. Зато мыть не надо. Тоже удобно.
Нахожу свободное местечко в уголке, разуваюсь и сажусь так, чтобы капли накатывающих волн попадали на босые ноги. Холодненькое пенное в прозрачном стакане, свежесть Невы, нереальная красота вокруг и новехонькие маркеры – полный экстаз. Сидела бы так всю жизнь, пока сама не превратилась бы в статую.
На следующий час, а может и больше, вылетаю из жизни. В такие моменты обычно почти не замечаю происходящего: так, краем уха слышу шум автомобилей на мосту, да детские визги за спиной. Слышу, но не слушаю, слишком занятая попыткой набросать на оба разворота в скетчбуке панораму города, открывающуюся мне с этого ракурса.
Когда выныриваю обратно в реальность с удивлением понимаю, что солнце успевает прилично сместиться в зените. Это хорошо заметно по рисунку. Ничего себя меня засосало. Непонимающе оборачиваюсь в поисках уж очень притихшего брата и с удивлением обнаруживаю целую компанию: Даню, рыжика Киру, её бородатого парня Тиму… и сегодняшнего чувака на Гелике. Вобана вот те на. Вот это я проморгала вспышечку.
Дёмыч, он же Демьян или как там его, стоит весь такой… вальяжненький и брутальненький, прям других определений не подобрать. Со спадающими на глаза волосами, в знакомой чёрной футболке, обтягивающей развитую мускулатуру, потёртых джинсах и в берцах. На запястье сверкают массивные ча…
Берцах? Не жарко ему в них?
– Эээ… дарованьки, – машу всем зажатым между пальцев синим маркером, которым прорисовывались волны на бумажной реке. – Я вас не слышала.
– Да мы поняли, – смеется Кира. Красотка как есть. Естественная и очень милая с этой своей копной кудрей в хвосте и яркими веснушками. – Тебя трижды за последний час звали, а ты вообще ни алле.
Час?
– Оу… Сорянчик, – только и могу извиняюще скривиться.
– Да без "бэ", – рыжик с довольной улыбкой машет мне тыльной стороной ладони, демонстрируя сияющее обручальное колечко на безымянном пальце. – Можешь, кстати, нас поздравить.
– Оу… – я кто, заведенная обезьянка с грохочущими тарелками? – Круто. Поздравляю. Когда свадьба?
– Мы пока думаем. Но, наверное, в сентябре. Хотели в августе, но не успеваем с приготовлениями. Ты приглашена, ты ж понимаешь?
– Спасибо. Будем надеяться, что осенью я ещё останусь здесь.
– А можешь не остаться?
– Если не наберу проходной балл очень вероятно. Так что со следующей недели буду бегать, высунув язык, и подавать документы во все институты, где есть кафедра "Искусствоведения". На всякий случай ещё на какого-нибудь парикмахера сдамся. Чтоб хоть как-то уцепиться. Вдруг место в общаге перепадёт.
– Брось. Будто я тебя выгоню, – хмурится брат. – Живи, сколько влезет. У меня всё равно две комнаты.
– Ну нет. Спасибо. Я хочу сама, – захлопываю скетчбук и убираю всё добро в рюкзак с бренчащими брелками. А-а-о-у… Пыхчу, пытаясь подняться на ноги. Капец жопа затекла. Вызывайте массажистов, надо размять тесто.
– Хочешь учиться на искусствоведа? – молчавший до сих пор водитель Гелика выпускает вопросительное облако табачного дыма.
– Да, – мне не нравится его тон. Слишком снисходительный. Типа: "Ты? Реально? Ты же только и годишься, что кричать "свободная касса". – А что?
– Да ничего. Просто странно.
– Ничего странного, – вступается за меня Кира, от чего хочется её обнять. – Тома у нас знает абсолютно всё, что касается истории!
– Ну… далеко не всё, – делаю вид, что смущена, но мне приятно.
– Да всё-всё. Она как ходячая энциклопедия. Ей бы гидом по нашему городу работать, на любой заковыристый вопрос ответит.
– Прям так и любой? – усмехается кривой усмешкой Дёма.
– Не любой, – я здраво даю себе оценку, так что не хочу утверждать того, чего нет.
– Любой-любой! – не унимается Кира. – Она в прошлом году когда приезжала выдала столько инфы, о которой я и понятия не имела. Хотя живу здесь с рождения.
– Интересно, – прям вижу насмешливо блеснувшие в голубых глазах слова: "вызов принят". – И когда установлены эти львы? – пренебрежительный кивок на медного царя зверей.
– Ну нельзя ж так. Что за допр… – начинает возмущаться Даня, но я его спокойно перебиваю. Уж на это мне известно.
– В первой половине девятнадцатого. В тридцать втором. Николай І велел их установить по всему городу, так что точное количество львов никто не знает – это один из самых популярных образов животных, вошедший в моду со времён Петруши первого.
Ликую, видя неподдельное удивление на лице собеседника.
– Я же говорила, – хихикает рыжик, словно самолично уела скептика.
–Принимаю, – парень снова выпускает облако дыма и тычет пальцем в сторону светло-зелёного здания с крышей цвета глины на той стороне берега. – А там что за задание?
– Отвечу, когда представишься. Я девочка воспитанная и с незнакомцами на улице не общаюсь.
– Но в машину к ним садишься.
– Только когда рядом брат. С ним маньяки не страшны.
Короткий кивок, видимо, даёт понять, что аргумент принят к сведению.
– Я Демьян, – представляется он. Ага! Так и знала. – Так лучше?
– Гораздо, – демонстративно скрещиваю руки на груди, как если бы он хотел обменяться рукопожатием. Вот только он не хочет, не планирует и даже не думает об этом. – Не кури, Демьян, будь любезен. Рядом дети. А то задние – дворец Петра II, при том, что он не прожил в нём ни дня.
– Она тебя сделала, Игнатенко, – хмыкает Тимур, косясь на недовольных мамаш и стекающийся к ним кумар. – И правда. Сместись. А то прям на людей.
С демонстративной ленцой тот послушно спускается на несколько ступеней, занимая то место, где я только что сидела. Вот гад! Своими грязными подошвами да по идеальной вытертой моей попкой поверхности. Я ж старалась.
– Так лучше? – равнодушно интересуется он, недокуренной сигаретой показывая, что дым теперь уходит в сторону Невы.
– Лучше. Спасибо, – благодарю я.
– Если мозги всё-таки у тебя имеются, зачем себя изуродовала?
Офигеваю от наезда.
– Это каким образом?
– Превратила тело в раскраску, – кивок на мои татуировки. Сейчас, когда я босая, их прекрасно видно и на ногах. – Думаешь, это красиво? Это глупо.
Ну трындец.
– По счастью, твоё мнение меня мало интересует.
– Собственное психическое расстройство тоже? Ты хоть её своди провериться, а то скоро вся забьётся, – с последним обращаются уже к Дане, но хрен-то там я останусь молчать. Чую, как пригорает.
– Это ты меня ненормальной сейчас назвал?
– Я никак не называл. Сама себя назвала, а я не отрицаю.
– Да нормально всё, чё ты прикопался? – не соглашается Кира. – Всё красиво и аккуратно.
– Что красиво? Эти каракули? Она ещё пусть язык разрежет, туннели вставит, кость в нос пропихнёт и юбочку из пальм сварганит. Будет не экскурсоводом, а клоуном.
Ну ребят, сорян, это перебор. Я от домашних такое слышать их принципа отказываюсь, а уж от чужого человека тем более! Состав трогается и лихо накручивает скорость, срываясь вниз на крутом спуске. В пару шагов подлетаю к нему, и на словах: "Минздрав заколебался предупреждать – курение вредит здоровью" доморощенный красавчик летит в Неву.
Уже во время толчка, когда мои ладони сталкиваются с каменной грудью, отдающей глухим стуком, понимаю, что чё-то придурь меня занесла слишком далеко. Однако поздно пить боржоми, когда язва желудка облюбовала насиженный уголок. Громкий плюх оповещает, что мне хана. Если тело всплывёт. Надеюсь, Демьян Игнатенко, ты не умеешь плавать.
