Текст книги "Пушкин и Натали. Покоя сердце просит…"

Автор книги: Ирина Ободовская

Соавторы: Михаил Дементьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«Участь моя решена. Я женюсь. Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством, боже мой – она… почти моя. Ожидание решительного ответа было самым болезненным чувством жизни моей… Если мне откажут, думал я, поеду в чужие края, – и уже воображал себя на пироскафе[15]15
  Пироскаф – первоначальное название парохода (с греч.).


[Закрыть]…

В эту минуту подали мне записку: ответ на мое письмо. Отец невесты моей ласково звал меня к себе… Нет сомнения, предложение мое принято. Надинька, мой ангел, – она моя!.. Все печальные сомнения исчезли перед этой райской мыслью. Бросаюсь в карету, скачу – вот их дом… Отец и мать сидели в гостиной. Первый встретил меня с отверстными объятиями. Он вынул из кармана платок, он хотел заплакать, но не мог и решился высморкаться. У матери глаза были красны. Позвали Надиньку – она вошла бледная, неловкая. Отец вышел и вынес образа… Нас благословили».

Почему такая перемена, почему Наталья Ивановна, наконец, решилась дать согласие на этот брак? Полагаем, что во время отсутствия Пушкина Наталья Николаевна сумела побороть сопротивление матери и, если судить по приведенному отрывку «Участь моя решена», при содействии Николая Афанасьевича. Безграничная любовь Александра Сергеевича к его дочери тронула отцовское сердце, понял он, что и она полюбила поэта, и сделал все возможное, чтобы убедить Наталью Ивановну не мешать их счастью.

Знакомая Гончаровых Н. П. Озерова писала: «Утверждают, что Гончарова-мать сильно противилась браку своей дочери, но что молодая девушка ее склонила. Она кажется очень увлеченной своим женихом».

Пушкину в период сватовства казалось, что он, «потомок негров безобразный», как говорил он о себе, не может понравиться молодой девушке. Его мучили сомнения: будет ли с ним счастлива юная красавица, не пожалеет ли она когда-нибудь, что вышла за него замуж, не сделала ли бы лучшей партии.

Мнения современников о внешности Пушкина противоречивы. Они зависят от личности говорящего, от его отношения к поэту. Черты лица Пушкина не были красивыми в общепринятом смысле, но необыкновенная одухотворенность лица и сильные чувства, переживаемые им, делали его прекрасным. Особенно хороши были, по словам его родственника М. В. Юзефовича, глаза поэта – великолепные, большие, ясные, «в которых, казалось, отражалось все прекрасное в природе». Ослепительная белозубая улыбка и вьющиеся каштановые волосы дополняли его привлекательную внешность. Когда Пушкин хотел понравиться женщине, он был обаятелен. И мы знаем, как много женщин – и каких! – увлекались поэтом. Что же удивительного в том, что увлеклась им и Наташа Гончарова. И не только увлеклась, а полюбила глубоко за его прекрасную душу, за необыкновенную доброту, столь свойственную и ей самой.

Нет сомнения также, что сестры Гончаровы с восторгом читали «Евгения Онегина», стихи и прозу Пушкина, и Наташа не могла не гордиться тем, что первый поэт России именно ее выбрал себе в жены… И Наталья Николаевна отнеслась к браку со всей серьезностью. Впоследствии она писала:

«…Можно быть счастливой и не будучи замужем, конечно, но что бы ни говорили – это значило бы пройти мимо своего призвания». «…Замужество прежде всего не так легко делается, и потом – нельзя смотреть на него как на забаву и связывать его с мыслью о свободе… это серьезная обязанность и надо делать свой выбор в высшей степени рассудительно. Союз двух сердец – это величайшее счастье на земле». И это действительно был союз двух сердец, основанный на взаимной глубокой любви.

О всех своих намерениях и поступках поэт, бывший под негласным надзором, был обязан ставить в известность Николая I и получать «всемилостивейшее» разрешение. Пушкин пишет Бенкендорфу, через которого шла его «переписка» с царем. Стремясь окончательно побороть сопротивление будущей тещи, он поставил также вопрос и о своем «сомнительном положении» по отношению к властям. Надо думать, сделал это скрепя сердце. В конце письма Пушкин запросил разрешения напечатать запрещенную в свое время Николаем I трагедию «Борис Годунов».

«…Я женюсь на м-ль Гончаровой, которую вы, вероятно, видели в Москве, – читаем мы в письме к Бенкендорфу от 16 апреля 1830 года. – Я получил ее согласие и согласие ее матери; два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное состояние и мое положение относительно правительства. Что касается состояния, то я мог ответить, что оно достаточно, благодаря его величеству, который дал мне возможность достойно жить своим трудом. Относительно же моего положения, я не мог скрыть, что оно ложно и сомнительно… Г-жа Гончарова боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у государя… Счастье мое зависит от одного благосклонного слова того, к кому я и так уже питаю искреннюю и безграничную преданность и благодарность…»

Ответ Бенкендорфа не замедлил последовать:

«Милостивый государь.

Я имел счастье представить государю письмо от 16-го сего месяца, которое Вам угодно было написать мне. Его императорское величество с благосклонным удовлетворением принял известие о предстоящей Вашей женитьбе и при этом изволил выразить надежду, что Вы хорошо испытали себя перед тем как предпринять этот шаг, и в своем сердце и характере нашли качества, необходимые для того, чтобы составить счастье женщины, особенно женщины столь достойной и привлекательной, как м-ль Гончарова.

Что же касается Вашего личного положения, в которое Вы поставлены правительством, я могу лишь повторить то, что говорил Вам много раз; я нахожу, что оно всецело соответствует Вашим интересам; в нем не может быть ничего ложного и сомнительного, если только Вы сами не сделаете его таким. Его императорское величество в отеческом о Вас, милостивый государь, попечении соизволил поручить мне, генералу Бенкендорфу, – не шефу жандармов, а лицу, коего он удостаивает своим доверием, – наблюдать за Вами и наставлять Вас своими советами; никогда никакой полиции не давалось распоряжения иметь за Вами надзор. Советы, которые я, как друг, изредка давал Вам, могли пойти Вам лишь на пользу, и я надеюсь, что с течением времени Вы в этом будете все более и более убеждаться. Какая же тень падает на Вас в этом отношении? Я уполномочиваю Вас, милостивый государь, показать это письмо всем, кому Вы найдете нужным.

Что же касается трагедии Вашей о Годунове, то его императорское величество разрешает Вам напечатать ее за Вашей личной ответственностью.

В заключение примите мои искреннейшие пожелания в смысле будущего Вашего счастья, и верьте моим лучшим к Вам чувствам.

Преданный Вам А. Бенкендорф.

28 апреля 1830».

Письмо это, по-видимому, было рассчитано главным образом на Наталью Ивановну. Оно не снимало, как мы видим, надзор за Пушкиным: Бенкендорф говорит, что и в дальнейшем он будет «наблюдать» за поэтом и «наставлять» его своими советами. Упоминание о полиции в высшей степени бестактно, а главное, что это ложь, так как надзор за поэтом никогда не снимался. Но «благосклонное удовлетворение» императора позволяло Пушкину заключить этот брак.

Мы не знаем, как восприняла Наталья Ивановна это письмо, полагаем, что оно не слишком уверило ее в благонадежности будущего зятя, но «высочайшее» разрешение на женитьбу исключало какие-либо колебания, да и было уже поздно взять данное слово обратно, не повредив репутации Натали. Однако все последующее поведение Натальи Ивановны говорит о том, как недоброжелательно относилась она к Пушкину в течение всего времени затянувшегося жениховства.

А до свадьбы было еще далеко.

Получив согласие Натали и Натальи Ивановны, Пушкин пишет родителям, извещая их о своей женитьбе. Сохранилось черновое письмо к ним, предположительно датируемое 6—11 апреля 1830 года. Вот это письмо[16]16
  Письмо-черновик.


[Закрыть], а также ответ Сергея Львовича и Надежды Осиповны.

«Мои горячо любимые родители, обращаюсь к вам в минуту, которая определит мою судьбу на всю остальную жизнь. Я намерен жениться на молодой девушке, которую люблю уже год – м-ль Натали Гончаровой. Я получил ее согласие, а также и согласие ее матери. Прошу Вашего благословения, не как пустой формальности, но с внутренним убеждением, что это благословение необходимо для моего благополучия – и да будет вторая половина моего существования более для Вас утешительна, чем моя печальная молодость. Состояние г-жи Гончаровой сильно расстроено и находится отчасти в зависимости от состояния ее свекра. Это является единственным препятствием моему счастью. У меня нет сил даже и помыслить от него отказаться. Мне гораздо легче надеяться на то, что Вы придете мне на помощь. Заклинаю вас, напишите мне, что вы можете сделать для (…)».

«16 апреля 1830 г.

Тысячу, тысячу раз да будет благословен вчерашний день, дорогой Александр, когда мы получили от тебя письмо. Оно преисполнило меня чувством радости и благодарности. Да, друг мой. Это самое подходящее выражение. Давно уже слезы, пролитые при его чтении, не приносили мне такой отрады. Да благословит небо тебя и твою милую подругу жизни, которая составит твое счастье. – Я хотел бы написать ей, но покуда еще не решаюсь, из боязни, что не имею на это права. С большим чем когда бы то ни было нетерпением ожидаю я Льва, чтобы поговорить с ним о тебе или, вернее, чтобы он о тебе мне рассказал. Оленька[17]17
  Ольга Сергеевна, сестра Пушкина.


[Закрыть] как раз была у нас, когда принесли твое письмо. Ты легко можешь представить себе, какое впечатление произвело это на нее…

Перейдем, мой добрый друг, к поставленному тобою вопросу о том, что я могу дать тебе. Положение моих дел тебе известно. – Правда, у меня есть тысяча душ крестьян, но две трети моих земель заложены в Опекунском совете. – Я выдаю Оленьке около 4000 руб. в год. От доставшейся мне по разделу от покойного брата земли у меня осталось незаложенных 200 душ крестьян, – пока отдаю их в твое полное распоряжение. Они могут доставить 4000 руб. годового дохода, а со временем, быть может, дадут и больше.

Милый друг! Я жду твоего ответа с таким же нетерпением, какое мог бы испытывать ты в ожидании подтверждения своего счастья из уст самой м-ль Гончаровой, ибо я счастлив лишь вашим счастьем, горд лишь вашими успехами и спокоен только тогда, когда предполагаю, что вы спокойны. Прощай! Да благословит тебя небо, каждодневно молюсь и буду молиться о том, чтобы оно даровало тебе счастье. Нежно обнимаю тебя и прошу, если ты сочтешь это уместным, засвидетельствовать м-ль Гончаровой мою очень, очень нежную дружбу.

Навеки твой отец и друг Сергей Пушкин».

Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) – русский поэт, драматург и прозаик. Художник В. А.Тропинин. 1827 г. Портрет Тропинину заказал сам Пушкин и подарил его своему другу Сергею Александровичу Соболевскому

Приписка Надежды Осиповны Пушкиной:

«Твое письмо, дорогой Александр, преисполнило меня радости, да благословит тебя небо, мой добрый друг, да будут услышаны молитвы, которые я воссылаю к нему, моля о твоем счастье, сердце мое переполнено, я не могу выразить всего того, что чувствую. Мне хотелось бы заключить тебя в свои объятия, благословить, сказать тебе вслух, до какой степени жизнь моя связана с твоим благополучием. Будь уверен, что если все закончится согласно твоим желаниям, м-ль Гончарова станет мне так же дорога, как вы все, мои родные дети. С нетерпением жду Льва, чтобы поговорить с ним о тебе. Мы немедленно приехали бы в Москву, если бы это зависело только от нас. Нежно обнимаю тебя».

Как мы видим, отношение стариков Пушкиных было вполне благожелательным. Может быть, действительно они надеялись, что женитьба сына благотворно скажется на его дальнейшей судьбе и будет для них более «утешительна», нежели его бурная молодость, принесшая им так много тяжелых переживаний.

В те времена при женитьбе сына или замужестве дочери родители, имевшие поместья, обычно выделяли им в потомственное владение какое-либо из них, в той или иной степени обеспечивая будущее семьи. Сергей Львович выделил сыну часть Болдина, хотя, правда, только в пожизненное владение.

Иначе обстояло дело с Гончаровыми. Получив согласие матери, Наталья Николаевна просила у главы семьи Гончаровых Афанасия рассеять сомнения деда.

«Сего 5 майя 1830 года[18]18
  Подлинник по-русски.


[Закрыть].

Любезный дедушка! Узнав через Золотарева сомнения ваши, спешу опровергнуть оные и уверить вас, что все то, что сделала Маминька, было согласно с моими чувствами и желаниями. Я с прискорбием узнала те худые мнения, которые вам о нем внушают, и умоляю вас по любви вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета. В надежде, любезный дедушка, что все ваши сомнения исчезнут при получении сего письма, и что вы согласитесь составить мое щастие, целую ручки ваши и остаюсь на всегда покорная внучка ваша

Наталья Гончарова».

6 мая состоялась помолвка, и в том же месяце предполагалось сыграть свадьбу.

Теперь Пушкину предстояло нанести визит деду, познакомиться с ним. Видимо, в середине мая в Полотняный Завод поехали Наталья Ивановна и все три дочери. Во всяком случае достоверно, что Наталья Николаевна была уже там, когда в двадцатых числах приехал Пушкин. Пробыл он в гостях у Афанасия Николаевича дня три. Надо полагать, возникал вопрос и о приданом, дед обещал не обидеть внучку.

Жених и невеста, несомненно, много гуляли по великолепному гончаровскому парку. Эти дни сблизили их еще больше. Сохранилось интересное тому свидетельство В. П. Безобразова, ездившего в Полотняный Завод в мае 1880 года. В письме к Я. К. Гроту он пишет:

«Я читал в альбоме стихи Пушкина к своей невесте и ея ответ – также в стихах. По содержанию весь этот разговор в альбоме имеет характер взаимного объяснения в любви». Альбом, увы, не сохранился, и остается только сожалеть, что Безобразов не переписал эти стихи для Грота.

Получив «благословение» деда, Пушкин уехал в Москву, а Наталья Ивановна с дочерьми осталась на некоторое время в Заводе. Казалось бы, теперь ничто не препятствовало браку.

Сохранилось черновое письмо Александра Сергеевича к невесте, которое он написал тотчас по возвращении в Москву.

«Итак, я в Москве, – такой печальной и скучной, когда вас там нет. У меня не хватило духу проехать по Никитской, еще менее – пойти узнать новости у Агра[фены?]. Вы не можете себе представить, какую тоску вызывает во мне ваше отсутствие. Я раскаиваюсь в том, что покинул Завод– все мои страхи возобновляются, еще более сильные и мрачные. Мне хотелось бы надеяться, что это письмо уже не застанет вас в Заводе. – Я отсчитываю минуты, которые отделяют меня от вас».

Было это письмо отправлено или нет, мы не знаем. Но предчувствие не обмануло Пушкина. Возник вопрос о приданом, занимавший важное место в переговорах будущей тещи с женихом, испортивший много крови поэту и не раз ставивший под сомнение возможность этого брака вообще.

Выдать дочь замуж без приданого Наталья Ивановна не соглашалась. Как мы уже говорили, она имела свое собственное состояние, но всячески оберегала его от посягательств всех членов семьи. Принадлежавшее ей поместье Ярополец в Московской губернии было заложено, хозяйничать она, очевидно, не умела и доходов получала мало. Однако все же обещала выделить дочери часть Яропольца. Впервые об этом ее намерении стало известно из новонайденного нами письма Пушкина к Дмитрию Гончарову, которое мы приведем далее. Но Наталья Ивановна рассчитывала «выжать» приданое с деда.

К свадьбе она сделала дочери «подарок»: залоговую квитанцию на бриллианты. Вероятно, те самые, что в свое время подарила ей императрица. Сумма залога, видимо, была немалая, и Наталья Ивановна решила не выкупать их, а предоставить это Пушкину. И приличия соблюдены, и расходов никаких! В одном из приведенных нами писем Пушкин пишет, что ему никак не удается это сделать – нет денег.

Кроме майората, в который входили калужские фабрики и некоторые поместья, почти все остальное Афанасий Николаевич заложил и перезаложил. Получаемые с предприятий и имений доходы уходили на уплату процентов по закладным и безрассудно широкий образ жизни главы гончаровского дома, совершенно не думавшего о том, что он оставит потомкам.

Началась переписка между Афанасием Николаевичем и Пушкиным.

Поверенный Пушкина ездил в Полотняный Завод, но «способа совершить сию крепость» не нашел. Дело в том, что Афанасий Николаевич предполагал дать в приданое трем внучкам имение Катунки Нижегородской губернии. По тому времени оно оценивалось в значительную сумму – 112 тысяч рублей, но на нем лежал огромный долг Опекунскому совету, почти в 186 тысяч, то есть превышавший стоимость самого имения! Получив треть поместья, Наталья Николаевна должна была бы выплачивать и третью часть долга казне – таково было условие.

Далее возникло еще одно затруднение: законным наследником Афанасия Николаевича был его сын Николай Афанасьевич, и дед, по-видимому, не мог, минуя его, дать дарственную внучке. Поэтому, очевидно, он предложил Пушкину взять на себя только управление имением, на что тот, конечно, не мог согласиться.

Пушкин писал деду, чтобы он дал Наталье Николаевне доверенность на получение доходов с выделяемой ей трети имения и заемное письмо. В архиве Гончаровых хранится черновик этого документа (сумма не указана). Но тем дело и кончилось, никакого заемного письма не оформили, и ясно одно: дед ничего не сделал для своей любимой внучки Ташиньки.

Не желая поступаться ни имениями, ни деньгами, Афанасий Николаевич придумал своеобразный «выход» из создавшегося положения. В семействе Гончаровых давно хранилась медная статуя Екатерины II, в свое время заказанная еще Афанасием Абрамовичем в Германии, чтобы установить ее в Полотняном Заводе в ознаменование посещения его императрицей. Однако статуя получилась неудачной и долгие годы лежала в подвалах гончаровского дома. «Оборотистый» дед решил поручить Пушкину ее продать и вырученные деньги взять в качестве приданого! Статую перевезли в Петербург, но при жизни Пушкина она так и не была продана.

В половине июля Пушкин уезжает в Петербург. Нужно было получить от отца доверенность на ведение дел по болдинскому поместью, часть которого Сергей Львович выделил ему перед свадьбой.

Пушкин просит отца обратиться с письмом к деду Натальи Николаевны. О существовании этого письма известно давно. В письме к невесте (около 29 июля) из Петербурга он сообщает, что по его просьбе Сергей Львович написал Афанасию Николаевичу. Но в архиве Гончаровых письма не оказалось. И только недавно оно было опубликовано В. Сабининым и П. Самгиной: хранилось у потомков А. А. Векстерна, одного из первых биографов Пушкина начала нашего века. Вот оно:

«Милостивый государь Афанасий Николаевич!

Почитая сына моего совершенно счастливым, входя в почтеннейшее семейство ваше, и принимая по любви моей к нему живейшее в сем участие, за обязанность поставляю поручить себя в благосклонное внимание ваше как первого виновника его благополучия. Счастливым почту и себя когда буду иметь случай лично принести вам за него признательность и уверить в искреннем почитании и преданности с каковыми честь имею пребыть Милостивый Государь

Ваш покорнейший слуга Сергей Пушкин.

С. Петербург, июля 20 дня 1830 года.

Позвольте и мне, Милостивый Государь, вместе с мужем моем поручить себя в благосклонность вашу, и изъявить вам благодарность мою за моего сына почитая его совершенно счастливым. При засвидетельствовании вам искреннего почитания честь имею пребыть

Милостивый Государь,

Покорнейшая Ваша Надежда Пушкина».

Стиль письма обычен для послания такого рода, когда оно обращено к лицу незнакомому или малознакомому и по столь важному для обоих семейств поводу. Встречались ли когда-нибудь Сергей Львович и Афанасий Николаевич, сказать трудно. В Москве – вряд ли, но вполне вероятно – в Зарайске, где поместья Пушкиных и Гончаровых были совсем рядом.

В письме к Наталье Николаевне Пушкин упоминает только об отце, а мы находим и приписку Надежды Осиповны. И отец, и мать «почитают сына своего совершенно счастливым». Но именно неуверенность в том, что свадьба состоится, заставила Пушкина просить родителей написать Афанасию Николаевичу. Ему казалось, что это в высшей степени любезное и почтительное письмо закрепит шаткое согласие на брак со стороны Гончаровых. Полагаем, что старик Гончаров в полной мере оценил его.

В Петербурге Александр Сергеевич в качестве жениха нанес визит старой фрейлине Загряжской. Он так описывает эту встречу Наталье Николаевне:

«Надо вам рассказать о моем визите к Наталье Кирилловне. Приезжаю, обо мне докладывают, она принимает меня за своим туалетом, как очень хорошенькая женщина прошлого столетия. – Это вы женитесь на моей внучатой племяннице? – Да, сударыня. – Вот как. Меня это очень удивляет, меня не известили, Наташа ничего мне об этом не писала. (Она имела в виду не вас, а маменьку.) На это я ей сказал, что брак наш решен был совсем недавно, что расстроенные дела Афанасия Николаевича и Натальи Ивановны и т. д. и т. д. Она не приняла моих доводов. – Наташа знает как я ее люблю, Наташа всегда писала мне во всех обстоятельствах своей жизни, Наташа напишет мне, – а теперь, когда мы породнились, надеюсь, сударь, что вы часто будете навещать меня. Затем она долго расспрашивала о маменьке, о Николае Афанасьевиче, о вас; повторила мне комплименты государя на наш счет – и мы расстались очень добрыми друзьями. – Неправда ли, Наталья Ивановна ей напишет?

Я еще не видел Ивана Николаевича. Он был на маневрах и только вчера вернулся в Стрельну. Я поеду с ним в Парголово, так как ехать туда одному у меня нет ни желания, ни мужества» (около 20 июля 1830 г.).

Наталья Кирилловна приняла Пушкина очень любезно. В дальнейшем она всячески покровительствовала красавице-племяннице и сыграла большую роль в ее появлении в светском обществе.

В Парголове на даче жила тетушка Екатерина Ивановна Загряжская. Почему у Пушкина не было желания (и даже мужества) поехать туда одному? Возможно, потому, что он знал о натянутых отношениях сестер Натальи Ивановны и Екатерины Ивановны и боялся нежелательной реакции на этот визит со стороны будущей тещи. Что касается комплиментов государя, то следует иметь в виду, что Николай I еще до сватовства Пушкина видел Наталью Николаевну на московских балах, когда ее только начали вывозить в свет.

Афанасий Николаевич, когда Пушкин поехал для устройства своих дел перед свадьбой в Петербург, послал ему вдогонку через Ивана Николаевича письмо, в котором просил ходатайствовать о пособии для покрытия полотнянозаводских долгов. Он полагал, что личное знакомство Пушкина с императором и родственные связи с министром финансов Канкриным могут помочь ему в его запутанных финансовых делах.

Поручения эти ставили Пушкина в затруднительное положение. В письме к Натали от 30 июля 1830 года он говорит, что не имеет того влияния, которое ему приписывает дед. Однако хочет сделать попытку переговорить с Канкриным о «единовременном пособии» Гончарову.

«Серьезно, я опасаюсь, что это задержит нашу свадьбу, – пишет Пушкин невесте, – если только Наталья Ивановна не согласится поручить мне заботы о Вашем приданом. Ангел мой, постарайтесь, пожалуйста».

Посещение Канкрина осталось без последствий: министр сказал, что этот вопрос может решить только государь, а Николай I, видимо, отказал, так как позднее, уже из Москвы, Пушкин писал деду: «Сердечно жалею, что старания мои были тщетны и что имею так мало влияния на наших министров».

В половине августа Пушкин вернулся в Москву. А 20 августа в семье Пушкиных произошло печальное событие: умер дядя, Василий Львович. Предстоял траур на полтора месяца. И Пушкин, крайне расстроенный тем, что свадьба опять откладывается, в конце августа уезжает в Болдино хлопотать о том, чтобы его ввели во владение частью имения, выделенной ему отцом. Перед отъездом у него было бурное объяснение с Натальей Ивановной, вероятно, опять по поводу пресловутого приданого.

«Я уезжал в Нижний, – писал Пушкин Натали, – не зная, что меня ждет в будущем. Если Ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей, – я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне вчера, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать. Быть может, она права, а неправ был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае вы совершенно свободны, что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь».

Много лет спустя Наталья Николаевна рассказывала П. В. Анненкову, что «свадьба их беспрестанно была на волоске от ссор жениха с тещей, у которой от сумасшествия мужа и неприятностей семейных характер испортился. Пушкин ей не уступал и, когда она говорила ему, что он должен помнить, что вступает в ее семейство, отвечал: «Это дело вашей дочери, – я на ней хочу жениться, а не на вас». Наталья Ивановна даже диктовала дочери колкости жениху, но та всегда писала их как P. S., после нежных своих строк, и Пушкин это понимал.

Ссора матери с женихом взволновала Наталью Николаевну, и она вдогонку послала ему письмо, в котором, видимо, писала о неизменности своих чувств, а может быть, и о том, что мать сожалеет, что так погорячилась.

«Моя дорогая, моя милая Наталья Николаевна, – пишет Пушкин, – я у ваших ног, чтобы поблагодарить вас и просить прощения за причиненное вам беспокойство. Ваше письмо прелестно, оно вполне меня успокоило». Под впечатлением письма Натали Пушкин ищет примирения с тешей: «Почтительный поклон Наталье Ивановне, – пишет он в том же письме, – очень покорно и очень нежно целую ей ручки… Сейчас же напишу Афанасию Николаевичу. Он, с вашего позволения, может вывести из терпения. Очень поблагодарите м-ль Катрин и Александрин за их любезную память. Еще раз простите меня и верьте, что я счастлив только будучи с вами вместе».

18 февраля 1831 года в Храме Вознесения, на Большой Никитской, в Москве, все-таки состоялось венчание А. С. Пушкина и Н. Н. Гончаровой. Художник Е. А. Устинов

«Участь моя решена. Я женюсь… Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством – боже мой – она… почти моя» (А. С. Пушкин, 1831 г.)

Мы не знаем, что за сцену устроила Наталья Ивановна жениху дочери и какими оскорблениями его осыпала. Может быть, вспыльчивый и самолюбивый Пушкин несколько все преувеличивал: он был раздражен от постоянной затяжки свадьбы. Сам от так говорил о себе: «Характер мой – неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно – вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья…» Но, вспылив, поэт был очень отходчив и легко шел на примирение при первом же намеке с другой стороны. Так было и на этот раз.

Неожиданно в России началась эпидемия холеры, и карантин задержал Пушкина в Болдине на целых три месяца. Знаменитая болдинская осень – один из самых плодотворных периодов в жизни поэта.

Еще до поездки в Болдино, 31 августа, он писал Плетневу: «Еду в деревню. Бог весть буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь…»

Письмо Натали, которая уверяла его в своей любви и звала поскорее вернуться в Москву, вернуло ему необходимое спокойствие.

Трудно себе представить этот необыкновенный творческий подъем! Это был переломный период в жизни поэта. Уходила в прошлое первая молодость, бурно и не всегда счастливо прожитая, наступала пора зрелости. Пришла любовь, настоящая, единственная, и вот на пороге грядущего счастья все душевные и творческие силы слились в единый титанический творческий порыв.

Письма Натали поддерживали в нем уверенность в ее любви.

«…Наша свадьба точно бежит от меня; и эта чума с ее карантинами – не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба? Мой ангел, ваша любовь– единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка…Не лишайте меня этой любви и верьте, что в ней все мое счастье».

Пушкин беспокоится о невесте, не зная, уехали ли Гончаровы из Москвы в связи с эпидемией. Он пытался выехать из Болдина, но каждый раз вынужден был возвращаться: проезда в Москву не было.

Вернулся Пушкин в Москву только в декабре.

«Милый! – пишет он своему другу Петру Александровичу Плетневу, – я в Москве с 5 декабря. Нашел тещу озлобленную на меня и на силу с нею сладил – но слава богу – сладил. На силу прорвался я и сквозь карантины – два раза выезжал из Болдина и возвращался. Но слава богу, сладил и тут. Пришли мне денег сколько можно более. Здесь ломбард закрыт и я на мели».

По приезде в Москву Пушкин заложил Кистенево, получил 38 тысяч, из которых, как он пишет Плетневу, 11 тысяч дав в долг Наталье Ивановне на приданое, 10 тысяч – П. В. Нащокину (тоже в долг) и 17 тысяч оставил «на обзаведение и житие годичное». Свадьба была назначена на февраль.

Наконец, 18 февраля 1831 года в церкви Вознесения, что у Никитских ворот, Пушкин и Натали были обвенчаны…

Посаженым отцом невесты был И. А. Нарышкин, сенатор, тайный советник, дядя Н. Н. Гончаровой; посаженой матерью – А. П. Малиновская, жена начальника Московского архива иностранных дел. Малиновские – хорошие знакомые родителей Пушкина, последний, бывая в Москве, неоднократно посещал их. Посаженым отцом жениха был П. А. Вяземский, матерью – Е. П. Потемкина, жена гвардии поручика С. П. Потемкина, поэта и драматурга.

Остались позади тягостные два года, полные сомнений, переживаний, тревог.

«Все что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано, – писал Пушкин незадолго до женитьбы своему приятелю Н. И. Кривцову. – Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться» (10 февраля 1831 года).

Поэт был счастлив, вводя в свой дом – впервые в жизни у него появился свой дом! – молодую красавицу жену. Лучше всего его чувства к Наталье Николаевне выражены в прекрасном стихотворении «Мадонна».

Незадолго до свадьбы Пушкин снял на Арбате квартиру и заново отделал ее[19]19
  Дом, правда перестроенный, сохранился до наших дней (Арбат, 53). Сейчас там открыт музей-квартира А. С. Пушкина в Москве.


[Закрыть]. Накануне этого события Александр Сергеевич, по традиции, устроил у себя «мальчишник» – собрались самые близкие ему люди. Были брат Лев Сергеевич, Нащокин, Вяземский, Денис Давыдов, Баратынский, Языков, Погодин, Киреевский, Туманский и другие, всего двадцать человек. По описанию также присутствовавшего там московского почт-директора А. Я. Булгакова, в квартире было пять комнат: зал, гостиная, кабинет, спальня, будуар.