Текст книги "Покойная жена бывшего мужа"

Автор книги: Ирина Комарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Шесть тысяч – это очень неплохие деньги, – не согласилась я. – Тем более если их платят просто так.

– Разве что для школьного учителя, – презрительно дернула плечом Аня и взяла с блюдечка остаток миндального пирожного.

Я сделала глубокий вдох. Вот, пожалуйста, реформа народного образования в действии! И вот оно, место школьного учителя, в нынешней системе ценностей! Кто такая эта Аня? Всего лишь секретарша при чиновнице областного масштаба, но даже она позволяет себе свысока относиться к людям нужнейшей и благороднейшей профессии! К людям, которые, невзирая на административный пресс и смешные зарплаты, продолжают учить и воспитывать детей, а значит – формировать будущее страны! Ничего, сейчас я прочищу ей мозги, сейчас я выдам краткий курс истории нашей Родины с указанием места в этой истории работников народного образования!

Кто-то пнул меня в щиколотку, попав точно по больному месту. Я охнула и покосилась на Гошку – напарник ответил мне безразличным взглядом и поднес чашку к губам. Понятно. Что ж, он, как всегда, прав: для выступления в защиту угнетенных учителей сейчас не время и не место. Точнее, совсем не время и совсем не место. Я медленно выдохнула, и Гошка одобрительно кивнул. После чего, давая мне время, чтобы окончательно успокоиться, обратился к Ане:

– Как их найти, этих уволенных товарищей, вы можете подсказать?

– Насчет Алексея Дмитриевича я не знаю, мы с ним и по работе-то нечасто встречались, а с тех пор, как он ушел, я его вообще ни разу не видела. Знаю, что у него квартира в центре города, где-то на Гоголя. А про Гришу… – Она замялась, потом спросила, почему-то не у Гошки, а у меня: – У него неприятностей не будет? Понимаете, я не хочу, чтобы у него из-за меня были неприятности.

– О чем вы, Аня! – Я старательно скопировала фирменную Гошину улыбку. – Вы же сами говорите, что Арефьев в этой истории ни при чем. Так какие могут быть неприятности? Мы просто встретимся, убедимся, что к проблемам Елизаветы Петровны он отношения не имеет, и с легким сердцем обо всем забудем!

Аня открыла было рот, но я перебила ее еще до того, как она сказала первое слово:

– А вот поговорить с ним мы обязаны, это уже вопрос профессионализма! В работе детектива есть определенные правила, и мы должны их придерживаться.

– Да я и не спорю. – Аня неохотно открыла сумочку и достала изящную кожаную визитницу. Покопалась в ней и положила на стол ламинированную карточку с фотографией. – Вот. Гриша дал, когда в последний раз заходил. – Она отвела глаза в сторону и добавила, словно оправдываясь: – Он не только мне, он всем такие раздал, кого только встретил. Хвастался, понимаете?

– Понимаю. – Я с интересом разглядывала карточку. – Такой визиткой грех не похвастаться.

Конечно, визитными карточками сейчас никого не удивишь, и заказать себе подобную безделушку – никаких проблем. У меня тоже есть, правда, не личная, а, так сказать, рабочая, за счет фирмы. На простом картонном прямоугольнике, без всяких типографских изысков, напечатано: «Маргарита Рощина, сотрудник детективного агентства «Шиповник», лицензия №…» А на другой стороне – адрес офиса и служебный телефон. Я же сейчас держала в руках чудо-карточку, делающую честь нашей полиграфической промышленности. Или не нашей? В какой фирме господин Арефьев работает, в российско-итальянской? Пожалуй, тут именно итальянская сторона постаралась. Элегантная светло-серебристая поверхность, маленькая, но четкая цветная фотография, изящная вязь золотых буквочек, переливающийся голографический значок в уголке… Я повернула карточку и посмотрела на другую сторону. Все то же самое, только вместо кириллицы – латинский шрифт, не менее затейливый. «Григорий Арефьев» я прочитала легко, а вот со следующей строкой, информирующей о месте работы и должности, не смогла справиться.

– Что это за язык?

– Итальянский, – объяснила Аня. – Гриша на выбор давал, с английским текстом или с итальянским. Я взяла с итальянским, это необычнее. Я ведь Грише звонить не собираюсь и карточку просто так взяла. Как сувенир. Понимаете?

– Чего ж тут не понять, – прежде чем я успела хотя бы кивнуть, грубовато ответил мой напарник, чемпион мира по бестактности. – Раз эта визитка сувенир, значит, нам вы ее не отдадите. Рита, спиши данные.

Аня порозовела, но возражать Гоше, а тем более делать благородные жесты и предлагать мне не трудиться с переписыванием, а просто забрать визитку не стала. И как только я дописала последнюю букву, цапнула карточку со стола.

– Но вы мне обещали, – напомнила она.

– Да не беспокойтесь вы! Рита же сказала, это обычная и достаточно формальная процедура. Ну вот с вами мы говорим, что у вас от этого, неприятности какие-нибудь случились?

– Пока не знаю. – Аня натянуто улыбнулась, пытаясь обратить свои слова в шутку.

– Хорошо, мы действительно еще не закончили разговор. И есть шанс, что я вдруг превращусь в злого Серого Волка и проглочу вас, как Красную Шапочку. – Гошка нахмурился и старательно защелкал зубами. С моей точки зрения, злого волка он изображал не слишком удачно, но Ане понравилось. Она немного расслабилась и хихикнула. А Гоша поторопился закрепить успех: – Вот видите! Кстати, в милиции вы три дня назад побывали, и там с вами тоже побеседовали, а где неприятности? Евгений Васильевич, наверное, вам те же вопросы задавал, что и мы?

– Ой, этот ваш Евгений Васильевич! – отмахнулась Аня. – Он почти ничего и не спрашивал, он сам говорил и хотел, чтобы я его слова подтвердила. Дескать, ничего удивительного, если Елизавета Петровна эту женщину, жену ее бывшего мужа, действительно отравила. Я ему сразу сказала: не могла она ничего такого сделать, просто по характеру своему – не могла! Я же с Елизаветой Петровной четыре года вот так, – она выставила ладони перед собой и сплела пальцы, – вот так проработала! Она ни в какие разборки вступать не стала бы, побрезговала! Елизавета Петровна бы с этой женщиной и слова не сказала бы, не то что травить! – Забыв про свою сдержанность, Аня забыла и о том, что совсем недавно уверяла нас: о личности своей начальницы она ничего не знает. – Говорю этому следователю, говорю, а толку нет. Он все свое талдычит: «Но при определенных обстоятельствах Перевозчикова могла подсыпать сопернице отравы». Я ему объясняю, что не может быть таких обстоятельств, чтобы Елизавета Петровна за один стол с этой соперницей села, а он снова, как шарманка, одно и то же… И голос такой скрипучий!

– А про недоброжелателей Перевозчиковой он у вас что, не спрашивал? – немного удивилась я. В общем-то я знакома со стилем работы Сухарева и знаю, что он склонен отдавать предпочтение самой простой, сверху лежащей версии. Но раньше он и другими вариантами не пренебрегал. По крайней мере, столь откровенно.

– Ничего он не спрашивал, он хотел, чтобы я на Елизавету Петровну наговорила. А я ему твердила, что Елизавета Петровна ни на какое преступление не способна. Два часа воду в ступе толкли.

– И чем дело кончилось? – Гошка слушал эмоциональный рассказ с нескрываемым удовольствием.

– Да ничем. Я показания свои прочитала – записал он за мной правильно, все как я говорила. Я их подписала и ушла. А что он мог сделать? Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы заставлять на честных людей клеветать. А Елизавета Петровна – честный человек.

Когда мы вернулись в офис, Александра Сергеевича еще не было.

– Где же «наше все»? – громко удивился Гошка, заглянув в кабинет. – Неужели до сих пор в управлении?

– Он домой заехал, пообедать, – объяснила Нина. – Скоро будет. Вы, наверное, тоже есть хотите?

– Нет, мы в кафе были. Ты не в курсе, Сан Сергеичу удалось что-нибудь интересное узнать?

– По телефону он мне ничего не сказал. Но обещал вернуться к пяти.

– К пяти? – Гошка выразительно оглянулся на большие электрические часы над дверью. На часах яркими красными огоньками горели цифры 17:01. – Надо понимать, он уже здесь, просто мы его пока не видим.

– Начальство контролируешь? – Баринов вошел в приемную и хмуро осмотрел нас. – Обнахалился ты, братец, вот что я тебе скажу. В следующий раз сам поедешь с Сухаревым разговаривать.

– Что, все так плохо? – Гошка среагировал не на слова, а на интонацию.

– Почему же, все могло быть гораздо хуже. Мы как-никак оптимисты. – Шеф снял пальто, аккуратно повесил на плечики и убрал в шкаф. Потом потер руки, неожиданно улыбнулся и указал в сторону своего кабинета: – Пойдем обменяемся информацией.

Как только все устроились на привычных местах, Александр Сергеевич заговорил:

– Прежде всего привет вам всем большой от Стрешнева. Я с ним в коридоре встретился, перекинулись парой слов.

– Что-нибудь интересное он сказал? – с умеренным любопытством поинтересовался Гоша.

– По нашему делу – ничего. Порадовался, что никаким боком к работе по Перевозчиковой не причастен, и посочувствовал Сухареву. Сказал, что на того давят со всех сторон. Евгений Васильевич не сомневается, что новую супругу своего благоверного отравила Елизавета Петровна, и взял бы ее под стражу еще на прошлой неделе. Но опасается – все-таки дама, приближенная к губернатору. Вот он и ждет указаний от начальства. А начальству тоже неохота с администрацией связываться, они требуют неопровержимых улик, а еще лучше – признания.

– Но пока подозреваемая на свободе, от нее чистосердечное признание фиг получишь, – с полным пониманием сложной ситуации, в которой оказался Сухарев, продолжил Гоша. – Когда человек в камере закрыт, его гораздо легче склонить к добровольному сотрудничеству.

– Сам-то он как насчет сотрудничества? – спросила я. – Согласен поделиться информацией?

– Без особого энтузиазма. Рассказал мне в общих чертах то, что мы уже знали от Перевозчиковой, плюс некоторые детали. – Баринов вынул из кармана два сложенных вчетверо листа бумаги и развернул их. – Значит, так. Подругу, в квартире которой умерла Перевозчикова, зовут Алла Николаевна Брагина, проживает она по адресу: улица Советская, дом шестнадцать, квартира девяносто семь. По показаниям госпожи Брагиной, Наталья Перевозчикова явилась к ней около девяти вечера, точное время Брагина не помнит. Но звонок в службу скорой помощи зафиксирован в двадцать один ноль семь. Скорая прибыла на место в двадцать один двадцать пять. Перевозчикова к этому времени уже находилась в коме, и все реанимационные мероприятия эффекта не дали – врачу оставалось только констатировать смерть. Он же, врач, и вызвал милицию.

Александр Сергеевич положил один листок на стол и быстро проглядел второй.

– Угу, докладываю дальше. Госпожа Брагина, несмотря на то что находилась в глубоком шоке, сразу же заявила, что отравительницей является Елизавета Петровна Перевозчикова, первая супруга мужа погибшей. Ей об этом сообщила сама Наталья Перевозчикова перед смертью. Точного изложения последних слов покойной Сухарев, правда, добиться не смог, в протоколе зафиксированы варианты: «Наташа сказала мне, что ее отравила Елизавета, первая жена ее мужа» и «Наташа сказала, что ей стало плохо, как только она вышла от Елизаветы». А также: «Наташа сразу мне сказала, что это дело рук Елизаветы».

Второй лист лег на стол рядом с первым, и шеф продолжил, уже не глядя в бумаги:

– Кроме того, Евгений Васильевич добавил одну интересную подробность: патологоанатом сообщил, что незадолго до смерти Наталья Перевозчикова пила джин и ела гречневую кашу с гуляшом. Гуляш не простой, а какой-то очень острый, с приправами. И джин, и гуляш вполне годятся для того, чтобы замаскировать огромную дозу мышьяка.

– А доза была огромная? – Гошка, который успел взять со стола листки с заметками Баринова, на мгновение отвлекся от их изучения.

– Лошадиная. Даже непонятно, как Перевозчикова до подруги добралась. Патологоанатом утверждает, что смерть наступила не более чем через полчаса после приема пищи.

– Перевозчикова утверждает, что выставила Наташу около семи, – сообщила я. – Еде же тогда она поужинала? Сухарев что говорит?

– Сухарев не верит Елизавете Петровне, – напомнил Александр Сергеевич. – И считает, что ужином Наталью Денисовну угостила именно она.

– Эта дамочка, Наталья Денисовна, могла поесть где угодно. – Гоша аккуратно, по сгибам, сложил листки и вернул их на стол. – До девяти у нее времени достаточно было.

– А Сухарев… – снова заикнулась я.

– Все, что возможно, я из него выжал, – перебил меня шеф. – Где покойная ужинала, нам придется самим выяснять. – Он взял карандаш и начал ритмично постукивать им по столу. – Теперь ваша очередь, докладывайте.

Я послушно раскрыла блокнот. Сначала рассказала о нашем неудачном походе в банк, потом, сверяясь с записями, изложила содержание беседы с Елизаветой Петровной и с ее секретаршей. Гоша слушал, откинувшись на спинку стула, рассеянно кивал и не сделал по ходу моего выступления ни одного замечания или дополнения. Если кто не понял, то объясняю: это весомый комплимент моему умению передавать содержание разговоров близко к тексту.

Когда я закончила, шеф попросил:

– Теперь общее впечатление. Как ты считаешь, могла Перевозчикова отравить Перевозчикову из-за того, что Перевозчиков… тьфу ты! Давайте по именам: покойница у нас будет Наташа, а клиентка – Елизавета Петровна, иначе сплошная путаница получается! Итак, Рита, как ты считаешь, могла Елизавета Петровна отравить Наташу?

– Не рискну утверждать что-то уверенно, – осторожно ответила я. – С одной стороны, убийство на почве ревности, классическое. С другой стороны, с Елизаветой Петровной такой экстрим не очень вяжется. Слишком она суровая женщина. Я верю, что она после развода действительно вычеркнула мужа из своей жизни, такая может.

А что касается ее отношения к Наташе… Я обратила внимание, что Елизавета Петровна за все время нашего разговора ее ни разу по имени не назвала. Только «она», и все.

– Пару раз прозвучало «эта женщина», – поправил меня Гоша. – Но имени, Рита права, ни разу не прозвучало. Хотя, вполне возможно, потому и не прозвучало, что у нашей клиентки рыльце в пушку. Муки совести и прочие тонкости женской психологии.

– Ничего подобного! Ты вспомни, секретарша тоже утверждает, что Елизавета Петровна побрезговала бы отношения выяснять, тем более таким способом. Кстати, о способе – он у меня вызывает сомнение. Отравить человека – это не ножом ударить, это требует подготовки. Получается, что Перевозчикова не только запаслась мышьяком, но и приготовила острый гуляш, который может скрыть привкус этого мышьяка, как будто знала, что Наташа к ней в гости придет. А Елизавета Петровна говорит, что появление Наташи было для нее полной неожиданностью.

– Вот именно, Елизавета Петровна говорит, – подчеркнул Гоша, мгновенно входя в роль «злого следователя». – А как на самом деле было?

– По-моему, она говорит правду. – Я упрямо держалась своей версии. – Наташу она не ждала.

– Допустим, – вдруг согласился напарник. – Допустим, она новую супругу своего мужа действительно не ждала. И что это меняет? Елизавета Петровна могла и не собираться, и не думать ничего плохого, но, когда злая разлучница к ней в дом явилась, не удержалась и воспользовалась случаем.

– А отрава откуда? Это же не соль, не мука, а мышьяк – его в каждом доме не держат. У нас, например, ничего подобного нет. А у вас?

– У меня есть, – извиняющимся тоном сообщила Нина. – В подъезде крысы завелись, просто ужас какой-то. Так что мышьяк наверняка у всех соседей есть.

– У нас тоже мышьяк найдется. – Баринов зачем-то открыл ящик стола и заглянул в него, словно проверяя, не завалялся ли в уголке пакетик отравы. – Для дачи держим, чтобы мыши зимой домик не обживали.

– А я точно не скажу. – Гоша задумчиво нахмурился. – Не уверен, что дома есть что-нибудь такое. Но если поискать хорошенько… Вообще-то матушка у меня женщина запасливая.

– Интересно, в доме у Перевозчиковой крысы есть? – задумчиво поинтересовалась Нина, глядя в потолок.

Я только руками развела:

– Если у Елизаветы Петровны были запасы мышьяка, тогда все против нее выстраивается. Алиби нет, мотив есть, возможность – тоже есть. Плюс предсмертное признание Наташи подруге! В такой ситуации непонятно только одно – зачем она к нам пришла? На что надеялась?

– Это как раз ясно, – небрежно отмахнулся Гоша. – Надеялась, что придумаем что-нибудь и отмажем ее. Я другого не понимаю: почему при таких уликах уважаемая Елизавета Петровна по городу разгуливает, а не в СИЗО нары полирует?

– Потому и разгуливает, что уважаемая. Можно сказать, правая рука правой руки нашего губернатора, – напомнила Нина. – Запросто не посадишь, ребятам здорово попыхтеть придется.

– То есть ты, Гоша, считаешь, что клиентка нам врет и это она Наташу мышьяком угостила? – вернулся к основному вопросу Баринов.

– Не, этого я не говорил, – отказался Гоша. – В смысле, не говорил, что Елизавета Петровна врет. Существует, конечно, такая вероятность, но небольшая, процента два из ста. А остальные девяносто восемь за то, что это подстава.

– И что ты предлагаешь?

– Что тут можно предложить? Если Елизавета Петровна говорит правду, то дамочку отравил кто-то другой. С этим другим Наташа встретилась после семи часов, и именно с ним она пила джин и ела гуляш с гречкой. Значит, надо искать свидетелей. Если Наташа ушла от Елизаветы Петровны в семь вечера, а до дома подруги добралась только в девять, где-то же она провела эти два часа?

– У нас мало информации, – неожиданно предъявила претензии Нина. – Я, например, не понимаю, почему вообще Наташа пришла к Елизавете Петровне. Целый год нужды не было, а тут вдруг появилась. О чем она хотела поговорить? И муж тоже… Почему он общается с Елизаветой Петровной через дочь? Сам что, позвонить не может?

– И почему он так уверен, что бывшая супруга не убивала супругу, так сказать, актуальную? – подхватила я. – Может, потому, что знает, кто убийца? Или подозревает?

– Ты у меня об этом спрашиваешь? – удивился Баринов. – Ты у него спроси. – Он посмотрел на часы: – Время рабочее закончилось, так что бери Гошу и поезжайте к нему домой. Пообщайтесь.

– Олег Борисович отпуск взял, по семейным обстоятельствам, – вспомнила я. – Может, отложить визит к нему на завтра? А сегодня попробовать разобраться с теми, кого Елизавета Петровна уволила. С Арефьевым и Васнецовым.

– Можно и так. Найдите обоих, поговорите, посмотрите, стоит ли на них время тратить.

– Я и так скажу, что не стоит, – проворчал Гошка. – Если мужик хочет отомстить бабе-начальнице за увольнение, он не станет травить жену ее бывшего мужа. Это уж совсем дикий выверт какой-то.

– Вот и убедись, что здесь такого выверта не случилось, – мирно попросил шеф.

– Да сделаем, не вопрос. Ритка, ты кого выбираешь – молодого лоботряса или старого афериста?

– Мне все равно. А ты с кем предпочитаешь пообщаться?

– С лоботрясом, естественно! Закатимся с ним вместе в какое-нибудь приятное местечко, потреплемся за жизнь, мне и вопросов никаких задавать не придется. А ты лучше с Васнецовым поговори – я давно заметил, ни один мужчина в возрасте перед твоим очарованием устоять не может.

Этого Гошка мог бы и не говорить, это для меня вовсе не комплимент, а констатация печального факта. Действительно, по неведомым причинам, именно мужчины «глубоко за пятьдесят» испытывают ко мне повышенный интерес. Представляете, как это меня радует на всяких свадьбах и юбилеях, когда мои ровесницы пляшут с молодыми парнями, а я окружена их отцами? А интересно, если бы Витька Кириллов был лет на тридцать старше, может, и на него наконец подействовало бы мое упомянутое Гошкой очарование?

Впрочем, глупости все это. Всем известно, что я Витьку недолюбливаю, и не нужен он мне совершенно ни сейчас, ни тем более через тридцать лет. Я нахмурилась, строго кашлянула и полистала блокнот:

– Тебе данные по Арефьеву записать?

– А как же. – Напарник подождал, пока я спишу адрес и телефон на бумажку, и спрятал ее в карман. – Одна проблема – как машину делить будем? Сан Сергеич, я давно говорю, вторая машина нужна.

– Нужна, – согласился шеф.

– Ох. – Гошка поднялся со стула и комично пожаловался: – Дальнейшее понятно без слов – машины даром не раздают, посему отправляйся, Георгий Александрович, и зарабатывай денежку.

– Правильно. – Баринов позволил себе легкую улыбку. – Отправляйся, Георгий Александрович, и зарабатывай денежку.

– Уже ушел. Ритка, так и быть, наш единственный «москвич» оставляю тебе, помни мою доброту!

Не дожидаясь благодарности, он испарился. А я обернулась к Нине и протянула ей раскрытый блокнот:

– По Васнецову у нас, кроме фамилии и имени-отчества, почти ничего нет. Немолодой и квартира где-то на Гоголя. Найдешь адрес?

– Нет проблем. Подожди минут десять.

Как ни странно, через десять минут ни адреса, ни телефона я не получила.

– Еще пять минут, – попросила Нина, нервно дергая мышкой.

Я только кивнула – у нашего секретаря-референта явно что-то не ладилось. В таких случаях под руку специалисту лучше не лезть и голос не подавать, поэтому я смирно сидела в сторонке и ждала. Ниночка, на щеках которой появились красные пятна, открывала и закрывала какие-то файлы, вызывала на экран сложные таблицы, что-то сортировала, просматривала какие-то списки… Наконец, почти через полчаса, она откинулась на мягкую спинку стула и громко объявила:

– Сдаюсь!

– В каком смысле? – Баринов вышел в приемную и уставился на Нину.

– С Васнецовым сегодня ничего не получится, – виновато призналась она. – У меня его адреса нет.

– В базе данных нет? В твоей?

– В моей, – подтвердила Нина. – Нет его. Или Васнецов выехал за пределы области, или живет без регистрации. Но завтра я его найду, не сомневайтесь. Пошевелю кое-какие связи. Сегодня просто поздно уже обращаться, рабочий день закончился.

– Завтра так завтра. – Наш шеф человек разумный и справедливый, он понимает, что есть пределы даже могуществу Ниночки. – Тогда, Рита, чтобы время не терять, займись Ставровским. Я хотел бы на этого друга дома взглянуть.

Ну вот! А я только обрадовалась, что сегодня вернусь домой пораньше!

– Почему? – Конечно, это не самое большое разочарование в моей жизни, и спорить с начальством я не приучена, но боюсь, что голос у меня прозвучал недовольно. – За что ему такая честь?

– Мужчина, много лет беззаветно и, судя по всему, безответно влюбленный в женщину, способен на самые неожиданные поступки. – Александр Сергеевич нахмурился и добавил неопределенно: – Разные случаи бывали…

– Елизавета Петровна уверена, что он не имеет к этой истории никакого отношения, – напомнила я.

– Это ее личное мнение. А я хочу составить свое собственное. Перевозчикова сказала, что его как раз вечером ловить нужно, так? Вот и не тяни, обеспечь мне встречу с этим Ромео.

Шеф удалился в кабинет, а я повернулась к Ниночке и пожаловалась:

– Я-то думала, сегодня пораньше домой вернусь.

– У тебя дела или, наоборот, праздник семейный? – сочувственно спросила она.

– Нет, ничего особенного. Просто… не знаю, маме приятно будет.

– Мама – это важно, – согласилась Нина.

– Вот! А я с этим Ставровским – пока созвонюсь, пока договорюсь, пока съезжу за ним – когда домой вернусь, уже не сегодня, а завтра будет!

То, что я ошибалась в оценке своего ближайшего будущего, выяснилось через минуту. Я только нашла номер, записанный Елизаветой Петровной, и потянулась к телефону, когда раздался стук в дверь. Это был Стук с большой буквы. Громкий, четкий, идеально совпадающий по темпу со знаменитым бетховеновским «Судьба стучится в дверь»!

– Да-да, заходите, пожалуйста! – громко откликнулась Нина.

Дверь распахнулась, и через порог неторопливо шагнул пожилой человек. Невысокий и тщедушный, он внес себя в приемную так величественно, что мы с Ниной невольно встали.

– Семен Евгеньевич Ставровский, – с достоинством представился посетитель. Снял шапку, стряхнул с нее снег и слегка поклонился: – Народный артист.

– Семен Евгеньевич! – искренне обрадовалась я. – Как хорошо, что вы к нам зашли!

– А вы, я полагаю, та самая молодая сотрудница, – милостиво осведомился он. – Рита.

– Именно так. А это, – я указала на Нину, – наш секретарь-референт.

– Счастлив познакомиться. – Ставровский отвесил еще один поклон. – А теперь, милые дамы, я хотел бы побеседовать с вашим руководством.

– Одну минуточку!

Поскольку я находилась ближе к двери в кабинет шефа и все равно стояла, то возложила на себя обязанность доложить Баринову о приходе так заинтересовавшего его человека.

– Сан Сергеич! Вы заказывали друга семьи Перевозчиковых? Он в приемной.

– Ты ему звонила или сам пришел?

– Сам пришел. О моем существовании знает, но разговаривать желает с вами.

– Разумный подход, – кивнул Баринов. Я предпочла посчитать его слова шуткой и ответила широкой улыбкой. – Пусть заходит.

В дверь шефа Семену Евгеньевичу стучать не пришлось – я предупредительно распахнула ее, – в остальном же действия Ставровского не отличались от того, что мы с Ниной уже имели счастье наблюдать. Тот же неторопливый шаг, тот же исполненный собственного достоинства наклон головы, те же и с той же интонацией произнесенные слова:

– Семен Евгеньевич Ставровский. Народный артист.

– Александр Сергеевич Баринов, руководитель агентства «Шиповник». – Вы можете сказать, что я пристрастна, но, честное слово, «наше все» держался ничуть не хуже! А если учесть более внушительную комплекцию (ростом шеф, конечно, тоже не вышел, но худощавым его никто бы не назвал), то и лучше. – Прошу садиться.

Аккуратно поддернув брюки с идеально заглаженными стрелками, Ставровский опустился в кресло и, посчитав прелюдию законченной, перешел к делу:

– Я хочу, чтобы вы разъяснили мне, что собираетесь предпринять в связи с неприятностями Лизы.

– Простите, я вас не понимаю…

Не так часто мне приходится видеть шефа по-настоящему удивленным. Впрочем, и сама я смотрела на посетителя круглыми глазами. Он действительно считает, что мы вот так, ни с того ни с сего, начнем делиться с ним информацией о делах клиента?

Ставровскому наша реакция не понравилась. Он раздраженно стукнул каблуком об пол и наклонился вперед:

– А что тут непонятного? Я имею в виду эту абсурдную историю про якобы имевшее место отравление!

– Отравление действительно было, – перебил его шеф. – И женщина умерла.

– А при чем здесь Лиза? Это же абсолютная нелепость! Лиза – чистейшая и честнейшая женщина, и обвинять ее в каких-то диких преступлениях, чуть ли не в массовых убийствах, на основании бреда умирающей… – Семен Евгеньевич выразительно развел руками, дескать, любые объяснения тут излишни. – Но вы же знаете, как работает наша милиция! К счастью, Лиза прислушалась к голосу разума и обратилась к профессионалам.

– Голос разума – это, очевидно, ваш? – уточнил Александр Сергеевич.

Ставровский, не вставая со стула, отвесил легкий, но исполненный достоинства поклон:

– Не буду скрывать, я советовал Лизе предпринять нечто подобное. И разумеется, теперь я хотел бы знать подробности.

– Простите. – Шеф сменил тон на строго официальный. – Одно из основных условий нашей работы – это полная и абсолютная конфиденциальность. Я понимаю, что как друг семьи Перевозчиковых…

– Увы, – перебил его Семен Евгеньевич, – почетное звание друга семьи ныне утратило силу – семьи Перевозчиковых больше не существует. Но я всегда был другом Лизы и остаюсь им. И поверьте, – он прижал руки к груди (картинно и неестественно, на мой взгляд), – ее проблемы для меня важнее, чем любые собственные. Я хочу знать, что я могу для нее сделать.

– Прежде всего вы можете ответить на несколько вопросов.

– Готов! – почти выкрикнул Ставровский и энергично тряхнул головой, напомнив мне пуделя Артемона из фильма, который я очень любила в годы далекого детства.

– Вы были знакомы с Натальей Денисовной Перевозчиковой?

– С этой женщиной? За кого вы меня принимаете? – напыжился Ставровский. – Я очень разборчив в знакомствах, и всякие… – он замялся на мгновение, – в общем, девицы, позволяющие себе крутить амуры с немолодыми женатыми мужчинами, меня не интересуют.

– Но вы ее видели?

– Разумеется. Я уже сказал вам, что все неприятности Лизы воспринимаю как свои. И когда я узнал о существовании этой роковой красотки, то посчитал своим долгом… В общем, ничего особенного. О покойниках, конечно, дурно говорить не принято, но будем объективны. Личико стандартное, фигура тоже не вызывает интереса. Глаза красивые, но они же нарисованные! А сотри макияж, так ничего нет, абсолютно пустые! Ни души, ни искры Божьей… ничтожество. Право, я никогда не был высокого мнения об Олеге, но определенным интеллектуальным уровнем он все-таки обладает. Не понимаю, как он мог польститься на эту куклу.

– Вы с Олегом Борисовичем своим мнением поделились?

– Уважаемый Александр Сергеевич! – Ставровский легко поднялся с кресла и встал в третью балетную позицию, прижав руки к сердцу. – Мы с вами люди одного поколения, и вы должны меня понимать. В наше время среди мужчин не было принято обсуждать женщин, и, хотя меня могут посчитать старомодным, я продолжаю придерживаться этого правила. Если я сейчас позволил себе высказаться, то только потому, что ситуация экстраординарная. Разумеется, я с Олегом его пассию не обсуждал. Я с ним вообще не разговариваю с тех пор, как он ушел от Лизы. Точнее, один раз мы встретились – я хотел объяснить Олегу, какую ошибку он совершает. Но Олег повел себя безобразно, наговорил мне гадостей… Нет, не желаю больше видеть этого человека.

– Понятно. Но с Елизаветой Петровной вы продолжаете общаться. Как вы считаете, она тяжело переживала развод?

– А как вы думаете? Они больше тридцати лет прожили! – Семен Евгеньевич вернулся в кресло. – Даже я в шоке был, а уж Лиза… Но она мужественная женщина и очень гордая. Знаете, она даже в молодости такая была – никогда о своих проблемах не рассказывала. Это у нее принцип: «Не позволю, чтобы они моим несчастьям радовались!»

– Они – это кто? Недоброжелатели?

– Почему обязательно недоброжелатели? Просто – они, – Ставровский неопределенно помахал рукой, – люди.

– Но почему она считала, что люди ее разводу обрадуются? Может, наоборот, посочувствовали бы?

– А это для Лизы еще хуже! Я же говорю, она очень гордая женщина. Для нее любые сплетни унизительны, а сочувствие – вовсе невыносимо. Вы же сами ее видели, разговаривали с ней, неужели после этого нужно что-то объяснять? – Семен Евгеньевич откинулся на спинку, положил ногу на ногу и спросил почти покровительственно: – Еще что-нибудь хотите узнать?

– Хочу, – согласился шеф. – Как вы считаете, у Елизаветы Петровны есть враги?

– Враги? У Лизы? Это невозможно! Она чудесная женщина, ее все любят!

– Так-таки все? – не удержалась я.

– Ну, может, не совсем все, – неохотно признал Семен Евгеньевич. – Лиза высокий пост занимает, и как начальник она, конечно, строга бывает. Хорошо, пусть не любят, но уважают! Вот именно, Лиза среди всех, кто ее знает, пользуется глубоким и заслуженным уважением!