Текст книги "Таврида: земной Элизий"

Автор книги: Ирина Медведева-Томашевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Не обошли вниманием гурзуфский дом и актеры – Олег Ефремов, знакомство с которым началось у Книппер-Чеховой, Игорь Кваша, Михаил Козаков. Последний даже стал в Гурзуфе жертвой собственной популярности. Мы уже рассказывали, что гурзуфские пляжи были чудовищно переполнены, поэтому те, кто имел в Гурзуфе знакомства и связи, добывали себе пропуска на пляжи санаториев или Артека. Козаков, отдыхавший в Мисхоре, приехал в гости к Николаю Борисовичу (было это в 1974 году). Наутро после вечера, проведенного в застольной болтовне и чтении стихов, которых Михаил Михайлович, как известно, помнил бесчисленное количество, он отправился на артековский пляж по заимствованному у кого-то из наших пропуску. Охранник, прочитав фамилию, поднял глаза, узнал знаменитость и… не пустил. Трудно сейчас уже вспомнить, огорчило это Козакова или обрадовало. По слухам охранник потом с гордостью рассказывал, как «не пустил Козакова на пляж».

В заключение хочется сказать несколько слов и о наших родителях, впитавших в себя с самого детства привязанность к Крыму и любовь к Пушкину.

Зоя Борисовна (1922–2010) не пошла по стопам родителей в выборе профессии, хотя унаследовала от них любовь к литературе. И всячески старалась прививать ее нам. Живя с нами в Гурзуфе, неизменно читала нам на ночь Жюль Верна, Гоголя, Льва Толстого. Знала она наизусть великое множество стихов, особенно, конечно, пушкинских, и очень часто – всегда к месту – их цитировала. Окончила Зоя Борисовна архитектурный факультет Всероссийской академии художеств, работала в Ленпроекте и много лет преподавала на кафедре интерьера Мухинского училища (ныне это Художественно-промышленная академия имени А.Л. Штиглица). Забавно, что в советские времена училище, неофициально конечно, называли «Штиглицем» («он учится в Штиглице»). Теперь же, когда историческая справедливость восстановлена и училище носит имя своего основателя, его – тоже неофициально – зовут «Мухой». Зоя Борисовна – автор интерьеров «Пушкинского кафе», бывшей кондитерской Вольфа и Беранже, откуда на роковую дуэль уехал Пушкин. Опять Пушкин! В последние годы Зоя Борисовна много занималась мемуаристикой, рассказывая о замечательных людях, с которыми благодаря родителям свела ее судьба. Ее перу принадлежат воспоминания «Канал Грибоедова 9», «Зоя Томашевская рассказывает».

Николай Борисович (1924–1992) избрал в отличие от сестры специальность семейную. Он был филологом-романистом, но литература русская неизменно входила в сферу его интересов. Автор многих переводов и статей по проблемам испанской и итальянской литератур, он отводил в своих работах немалое место испанско-русским и итальянско-русским культурным и литературным связям. Посвященные этим проблемам работы собраны в книге «Традиция и новизна», основную тему которой автор определил словами Ахматовой:

 
Как в прошедшем грядущее зреет,
Там в грядущем прошлое тлеет…
 

Подобно отцу и старшей сестре, Николай Борисович много занимался и преподаванием. Он преподавал историю западного театра в ГИТИСе, вел семинар прозы в Литературном институте имени Горького. В университетах Рима и Неаполя он читал курсы русской литературы. В Италии деятельность его была оценена высоко: его избрали академиком Флорентийской академии искусств, одним из первых членов которой был Микеланджело Буонаротти.

Во второй половине жизни в Гурзуфе он проводил не меньше времени, чем Ирина Николаевна, и себя любил называть московско-крымским жителем. Незадолго до смерти Николай Борисович совершил весьма нестандартный поступок. В семье все – и старшее поколение, и Зоя Борисовна с Николаем Борисовичем – очень сопереживали судьбе выселенных из Крыма татар. Когда же в годы перестройки татарам было разрешено возвращаться в Крым, Николай Борисович принял решение отдать часть гурзуфского участка татарской семье для постройки жилья. Пожелание было одно – семья должна была быть гурзуфской, из окрестностей холма Болгатур. И семья такая нашлась: родители Фикрета Меметова жили до депортации по соседству с домом Томашевских. Активное сопротивление местных властей вынудило Николая Борисовича к не менее активным хлопотам, и в результате семейство получило нижнюю половину нашего участка. Но «ни одно доброе дело не остается безнаказанным»: первое, что сделали новые соседи, это перекрыли значительную часть нашего замечательного вида, соорудив на своем доме башню в псевдомавританском стиле, а затем и вовсе застроили всё вокруг. Николай Борисович этого уже не увидел – тут, наверное, позволительно сказать «к счастью». Не увидел и невыполненных обещаний по поддержанию в порядке дома и сада, уходу за могилами родителей.

С домом пришлось расстаться в 2006 году: содержание его стало непомерно дорогим. Дом постройки «до 1917 года» как указано в документах всё больше и больше требовал капитального ремонта, а арендная плата на землю всё росла и росла. По украинским законам мы могли иметь в собственности только дом, но не землю. К тому же Гурзуф стремительно терял и продолжает терять свой первозданный облик. Огромные многоквартирные дома, растущие как грибы, попросту безобразны, многочисленные частные гостиницы, может быть, и красивы сами по себе, но никаким образом не вписываются в природный гурзуфский ландшафт. Дом Томашевских после ряда перипетий стал собственностью семьи Меметовых и вошел в комплекс их частных гостиниц. Теперь его не видно ниоткуда, участок окружен высокими каменными стенами. Единственное, что можно разглядеть – это то, что наши кедры, сосны и кипарисы на месте. И это не может не радовать.

Память о Томашевских всё же жива в Гурзуфе. Ежегодно в день рождения Бориса Викторовича местный музей Пушкина организовывает вечера его памяти. В этот день, а также в дни Пушкинского праздника сотрудники музея посещают и полузаброшенное гурзуфское кладбище, где покоятся Борис Викторович и Ирина Николаевна.

Мария и Анастасия Томашевские

Таврида
Исторические очерки и рассказы

Вступление

В разделе «Таврида» рассказывается о последних днях Крымского ханства, о завершении многовековой борьбы русского народа за Черное море, о начале русского Крыма. Книга не претендует на всесторонний охват темы, она должна дать лишь представление о ней. Для этой цели избраны маленькие очерки, рассказы, статьи. Девять циклов, в которые входит тридцать очерков, расположены в хронологическом порядке (с 60-х годов XVIII века – по 30-е годы XIX века).

Очерки написаны на основании документальных материалов, печатных и рукописных[7]7
  В примечаниях, помещенных в конце раздела, указаны источники каждого из очерков. (Здесь и далее примечания автора.)


[Закрыть]. Старые карты, чертежи, экспликации, рисунки и портреты были иногда незаменимы для изображения мест и людей описываемого времени.

Для понимания исторической закономерности акта, именуемого присоединением Крыма (1783 год), необходимо, хотя бы в общих чертах, проследить русско-крымские связи с древних времен.

Памятники материальной культуры и письменные источники дают сведения о прошлом населении Северного Причерноморья. Но до настоящего времени не вполне ясен во-прос о древнейшем заселении Крыма и сменах племенного состава его обитателей, а также о взаимоотношениях местных жителей с пришлыми колонизаторами: пелопоннесскими греками (с VI века до н. э. по III–IV века н. э.), римлянами (в конце I века до н. э.), византийскими колонизаторами и сменившими их венецианцами и генуэзцами (XIII–XV века) и наконец с татарами (с 20-х годов XIII по 70-е годы XVIII века). Не вполне известны историкам и археологам состав местного населения в разные эпохи и преемственная связь древних народов (в том числе славян) с племенами, следы которых оставило Средневековье.

О начале русско-крымских связей и появлении русских людей в Крыму мы знаем очень мало. Существует лишь несколько византийских свидетельств и глухих упоминаний в русских летописях. Согласно этим источникам, начало русско-крымских отношений датируется серединой IX века.

Византийская империя вела длительные войны и была заинтересована в союзе с Русью. Помощь русов уже в IX веке стала необходимой гарантией существования Византийского государства, и в особенности его черноморских колоний с их центром на полуострове – в знаменитом Херсонесе Таврическом. Правда, византийские императоры, боясь усиления могущества «великого народа русов», постоянно натравливали на Русь орды печенегов и других кочевников. Поэтому мирные соглашения Киевской Руси с Византией прерывались с вероломством, которое было столь характерно для политики послеюстиниановской империи.

Этим объясняются устрашавшие Византию походы Руси на Царьград, предпринятые князьями Олегом, Игорем и Свято-славом. Знаменитый договор Игоря с греками был заключен после похода 944 года. На этот раз греки, встревоженные появлением многочисленных русских дружин (в союзе с печенегами) у берегов Черного моря, поспешили предложить Игорю мир на выгодных для Руси условиях. Договор касался и Крыма, т. е. отношений Киевской Руси с греческой колонией на полуострове. Создалось такое положение, при котором Крым мог стать русским уделом. Чтобы предотвратить это, греки шли на всевозможные уступки, соглашаясь на военный протекторат Киевской Руси. Вот что гласит договор: «А о Корсуньстей стране. Елико же есть городов на той части, да не имать волости, князь Русский, да воюеть на тех странах, и та страна не покоряется вам», т. е. русские не должны присваивать себе власти над страною Херсонесскою и городами ее; «Аще обрящуть в устье Днепрьскомь Русь корсуняны, рыбы ловяща, да не творять им зла никако же», т. е. русские не должны творить никакого зла херсонесцам, ловящим рыбу в устье Днепра.

Греки стремились к тому, чтобы Крым оставался для русских лишь местом временных промыслов и торговли, но никак не осваиваемой землей. В договоре сказано, что русские не должны зимовать в устье Днепра и в «левобережьи», т. е. в местах, исконно привлекательных для Киевской Руси, а «при наступлении осени да идут в домы свои, Русскую землю».

В то же время договор предусматривал русскую охрану крымских земель: «А о сих, оже то приходить чернии болгаре, и воюють в стране Корсуньстей, и велим князю рускому, да их не пущаеть: пакостять стране его». Такое условие было возможно лишь при наличии военных баз. Русские форпосты, вероятно, находились на всем побережье и главным образом на его западных и восточных окраинах. Многие историки именно к этому времени приурочивают начало Тмутараканского удела. Однако для создания удела было недостаточно связей с Византией и береговых форпостов – надо было покончить с властью хазар на восточной окраине полуострова.

Воинственный киевский князь Святослав еще меньше, чем его предшественник Игорь, был склонен к случайным «набегам». Талантливый военачальник и политик, Святослав имел вполне обдуманный и широкий план действий. Он хотел полного освобождения низовий русских рек – Волги, Днепра и Дона. Борьба с хазарским ханом, или каганом, тудуном входила в замыслы Святослава.

Разбив хазарские войска у Саркела, далекой крепости и столицы хазарской, Святослав пошел войной в Приазовье, завоевал Таматарху (Тамань) и крымский берег Керченского пролива. Именно тогда хазарские воинские гарнизоны могли быть заменены русскими. Это произошло примерно лет через двадцать после того, как Игорь заключил договор с греками, т. е. в 60-е годы X века. Так называемая готская провинция (горный Крым), которая в этот период находилась в зависимости от хазарского хана, обратилась за помощью к Святославу.

В дневнике путешествия готского топарха (управителя Готии) рассказывается о его поездке в Киев к «владыке севера» Святославу в 965 году. Топарх искал у Святослава защиты от хазарских властей, и ему была обещана помощь. Мало того, Святослав одарил его деньгами и новыми землями в Крыму. Это был мудрый способ поставить Готию в полную зависимость от Русского государства. Сведения, которые дают записки, драгоценны тем, что они указывают на крымские владения киевского князя, граничившие с греческими где-то в горах Крыма, в самом сердце его.

История Тмутараканского удела, образовавшегося на Таманском полуострове, неотделима от истории Крыма. Есть все основания считать, что русское влияние, осуществляемое в Крыму с конца X по начало XII века, связано с Тмутараканским княжеством – хозяйственной и военной базой Киевского государства. Образованию удела предшествовал довольно длительный период военных, торговых и рыболовных экспедиций к северо-западным, соседствующим с полуостровом берегам, к Сурожу (т. е. Судаку) и Корчеве (т. е. Керченскому проливу). Вероятно, уже Игорь был хорошо знаком с Таманским полуостровом и даже, быть может, посылал туда кого-либо из князей. Иначе как бы он стал выполнять договор о недопущении черных болгар?

Тмутараканский удел служил важной опорой и для киевского князя Владимира Святославовича во время его похода.

Дружины Владимира шли к Херсонесу с мирными намерениями, в качестве союзных Византии войск; сам Владимир готовился закрепить этот союз браком с сестрой византийского императора. Но император передумал, и его вероломство заставило русского князя осадить и после длительной осады взять Херсонес (апрель 988 года).

Взятие Херсонеса грозило Византии полной потерей Крымской колонии. Владея Керченским проливом, а на западе обладая Херсонесом, киевский князь мог стать полным хозяином Крыма.

Херсонес, в который Владимир вошел победителем, был одним из великолепнейших созданий культуры того времени. В нем была сосредоточена власть над всей береговой частью полуострова. Взяв Херсонес, Владимир получал доступ ко всем землям византийской колонии.

Византийские историки (например Лев Диакон) утверждают, что Владимир, кроме Корсуни, покорил еще десять городов и пятьдесят деревень в Крыму.

Поход Владимира широко открыл пути русским купцам, стремящимся к черноморским торговым гаваням, и укрепил русское влияние в Керченском проливе.

Ко времени княжения сына Владимира Мстислава Владимировича относится расцвет Тмутараканского удела.

Владимир назначил Тмутараканский удел своему старшему и даровитейшему сыну Мстиславу, и это говорит о том, какое значение придавалось тогда владениям у берегов «русской реки» (так именовали Керченский пролив).

Тмутараканские князья пользовались международным авторитетом и славились своим мужеством. Они вели постоянную борьбу с набегами кочевников тюркских племен и охраняли крымское побережье. Последнее упоминание в летописи о Тмутаракани относится к 1094 году.

Существует предположение, которое основывается на очень неясных фактах, будто Тмутараканское княжество сохранилось и после того, как половцы, хлынувшие из северных степей, перерезали живую артерию, связывавшую этот удел с Киевским государством – торговый путь по Дону «из греки в булгары». Якобы и после того Тмутаракань оставалась политически сильным и влиятельным княжеством, хотя и находилась в полном отторжении от общей жизни своего государства. Но в «Слове о полку Игореве», повествующем о событиях конца XII века, Тмутаракань упоминается уже как «земля незнаемая».

Однако русское население остается в пределах Керченского пролива, о чем имеется свидетельство у арабского историка XIV века Эль-Омари. Факт этот чрезвычайно важен для уяснения дальнейших связей Руси с Крымом.

След Тмутараканского княжества теряется в русском летописании с распадом Киевской Руси. Страшные события монгольского нашествия прервали естественную связь Киевской Руси с Северным Причерноморьем, так хорошо налаженную в IX–XI веках.

XII веком кончаются сведения и о тех связях с полуостровом, которые могут быть названы русско-византийскими.

В XIII веке началось падение Византии. Греческие колонии в Крыму перешли в руки итальянцев – венецианцев и генуэзцев. Венецианский период связан с Сурожем, генуэзский – с Кафой (Феодосия)[8]8
  В книге всюду сохранены географические названия соответствующих эпох.


[Закрыть]. В середине XIV века вражда между венецианской и генуэзской республиками привела к победе Генуи.

Следующий период, с XIII по XVIII век, характеризуется почти непрерывной борьбой Московского княжества (а затем Московского государства) с хищничеством крымских ханов. Начало этого периода ознаменовалось так называемым татарским нашествием.

Нашествие монголо-татарского Улуса Джучи (Золотой или Большой Орды) было страшным бедствием Европы XIII века. Арабский историк писал, что это было «событие, искры которого разлетелись во все стороны и зло которого простерлось на всех; оно шло по весям, как туча, которую гонит ветер».

Татарское иго (по словам К. Маркса) «не только давило, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой».

Первое вторжение татар на Таврический полуостров произошло в 1223 году. Результатом его было уничтожение культуры городов Северного Причерноморья и гибель множества мирных людей.

Разрушительные набеги продолжались в течение всего XIII века, пока полуостров и прилежащие к нему с севера степи не сделались официально Крымским юртом (уделом, княжеством) Золотой Орды. Характер Крымского ханства определился еще в эту первую золотоордынскую пору существования, длившуюся более чем полтора столетия (до 70-х годов XV века).

Крымский юрт объединял кочевые племена татар-скотоводов, основным промыслом которых была война. Сделавшись хозяевами степей Таврического полуострова, татары и здесь продолжали вести ту полуоседлую, полукочевую жизнь, которая характеризовала быт всего Улуса Джучи. Такой образ жизни требовал простора – и татары не стремились занимать горные и береговые районы, тяготея к северным и юго-восточным частям полуострова. Там пасли они свои табуны лошадей и стада верблюдов, не имея склонности ни к земледелию, ни к торговле (кроме торговли пленниками, приносившей огромные доходы). Ремесла татар были связаны преимущественно со скотоводством (изделия из верблюжьей шерсти, из кожи и т. п.).

Еще в XIV веке многие из татарских князей-военачальников лишь зимовали на полуострове, а весной уходили в Поволжье, в места, близкие к Большой Орде. Но постепенно захватывались и лучшие земли Крыма, и оседали на них семьи, отколовшиеся от Большой Орды: Ширины, Мансуры, Аргыны и Яшловы. Они были первыми крымскими феодалами – основателями ханства. Наряду с феодалами-военачальниками земли Крыма были захвачены не менее могущественным магометанским духовенством. Служители ислама (муфтии, кадии, шейхи) составляли особую знать, и на них должны были работать все те, кто не мог откупиться налогами. Экономика Крымского юрта основывалась на нещадной эксплуатации нетатарского населения края. Посредниками являлись венецианские, а затем генуэзские купцы, колонизировавшие побережье Крыма. Местные земледельцы должны были обрабатывать земли татарских феодалов. «Законная десятина» (т. е. десятая часть дохода) должна была доставляться в положенные сроки новым хозяевам. Кроме того, были установлены разнообразные пошлины и поборы, не считая трудовых повинностей.

Крымский юрт хозяйничал по образцу Золотой Орды. Для сбора дани в Орде были особые чиновники (баскаки): таможенники, раскладчики податей, заставщики, мостовщики и т. д. С помощью такой мощной организации «улавливались» все неплательщики, и золото непрерывно поступало в юрт. Насколько деятельны были ханские чиновники и как много их было, можно судить по тому, что ханы, не препятствовавшие торговле итальянских купцов в крымских городах, брали определенный процент с каждой торговой сделки. За каждым купцом устанавливалась слежка.

Крымский юрт являлся частью огромного золотоордынского государственного механизма, служившего войне. Положение землевладельца сочеталось у золотоордынских военачальников с профессией воина. Время от времени предпринимался смелый чапун[9]9
  Чапун – набег.


[Закрыть] во имя наживы и воинской славы.

Центром татарского Крыма сделалась разрушенная греческая колония, на месте которой около VIII века возникла хазарская крепость[10]10
  На месте ее татары соорудили крепостную стену, сохранявшуюся до конца XVIII в.; стена эта, несомненно, была сооружена при участии итальянцев, опытных фортификаторов, по образцу Солдайской, Кафийской и других стен. Она нанесена на план, сделанный в 80-е гг. XVIII в. (хранится в рукописном отделе Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге).


[Закрыть]. Татары назвали ее Солхатом, а позднее – Эски-Крымом (Старый Крым).

В золотоордынскую эпоху монголо-татарского ига в Крыму город этот играл роль крупного торгового центра. Сюда прибывали товары, идущие караванами из центров Золотой Орды к приморским городам Крыма, преимущественно к Кафе, откуда отправлялись в Византию, Египет, страны Западной Европы.

По мере того как татаро-монгольское государство расшатывалось от непрерывных феодальных раздоров и войн, Крымский юрт, отдаленный от золотоордынского центра, приобретал самостоятельность, начиная всё больше тяготиться зависимостью от «коренного юрта», от хана-властителя. Однако это не исключало стремления со стороны Крымского ханства стать во главе всех других юртов, подчинив их себе. Борьба за «господство» и привела татарские царства к окончательному развалу.

Процесс постепенного отпадения Крымского ханства происходил в течение почти столетия. С ним связано и постепенное перенесение столицы из Солхата в долину Чурук-су, что символизировало новую политику крымского хана-наместника и, по-видимому, являлось фактическим началом государственной самостоятельности Крымского ханства (хотя датой его образования считается 1462 год).

В 1428 году хан-наместник избрал своей резиденцией уединенный Кырк-иер (Чуфут-Кале) и долину близ мест, где позднее был построен Бахчисарай. Эти места отъединяли Гиреев (династию крымских ханов) от европейских соглядатаев, населивших Кафу с близлежащими степями и побережьем. В период разложения и падения Золотой Орды, сохранявшейся на юге, Крымский юрт начал заявлять свои права на дань, которую устанавливала на Руси Золотая Орда. Дань вымогали разными средствами, преимущественно путем различных помех в торговых сношениях. По мере того как крымский хан приобретал независимость и усиливался, положение нетатарского населения в Крыму становилось всё тяжелее, а сношения с Крымом затруднительнее. Русские торговые караваны боялись не только нападения ногайских конников, но и ханских чиновников, которые занимались грабежами под видом взимания дани. Крымские ханы видели в своем отпадении от Золотой Орды способ усилиться. Однако общий развал монголо-татарского государства неизбежно влек к гибели и ту небольшую его часть, которая осела в Причерноморье.

В то время как разваливалась Золотая Орда, русский народ, страдавший под ее властью, собирался с силами. Знаменитая Куликовская битва (1380 год) показала значительность этих сил. Но открытая борьба в полной мере была невозможна по причине разрозненности русских княжеств и междоусобиц. Процесс становления Русского государства, возглавленного Московским княжеством, происходил тем интенсивнее, чем сильнее было народное желание освободиться от золотоордынской зависимости, и в этом процессе Крымскому ханству была такая же угроза, как и любому юрту Золотой Орды. Распри в Золотой Орде создавали возможность компромиссов и сговоров с отдельными татарскими феодалами по поводу тягостной дани.

Утвержденная татаро-монгольскими правителями в 50-е годы XIII века система дани ко времени отпадения Крыма от Золотой Орды была уже совершенно расшатанной. К этому привели и загнивание всей баскаческой военно-политической организации, и искусная политика русских князей, к середине XV века окончательно установленная Москвой.

70-е годы XV века ознаменовались крупными событиями в Юго-Восточной Европе. Турция кончила свои войны с Византией полной победой, в результате которой империя была разгромлена, и Константинополь сделался резиденцией турецкого султана и европейским средоточием ислама. Уже в силу того, что магометанство к этому времени стало религией большинства татар, связь Стамбула с Крымским ханством установилась самая близкая. Общая задача состояла лишь в избавлении от итальянских колонистов, занимавших береговые черноморские крепости.

Так был заключен турецко-татарский союз, который ознаменовался изгнанием генуэзцев с берегов Крыма.

В 1475 году турецкий флот подошел к Кафе. Началась осада этого крупнейшего на побережье порта, охраняемого системой крепостей. Турки брали Кафу с моря, помогавшие им татары наступали с суши. Город был разгромлен, стены полуразрушены, большинство генуэзцев бежали. В русских летописях под 1475 (6983) годом значится: «Того же лета 6983 туркове взяша Кафу, и гостей московских много побита, а иных поимаша, а иных пограбив на окуп даваша…»

В Кафу вступил сын турецкого султана Баязет, и город отныне стал резиденцией наместника падишаха. Вслед за Кафийской крепостью турецко-татарские войска заняли и все другие крепости побережья: Сурожскую, Алуштинскую, Гурзуфскую, Ливадийскую и Балаклавскую. Турецкие гарнизоны были поставлены по всему побережью. Старой культуре Крыма были нанесены непоправимые раны.

Именно 1475 год можно считать завершением периода золотоордынской власти в Крыму и началом существования Крыма в качестве вассального относительно Турции государства. Турецкая империя не стремилась ликвидировать Крымское ханство, но она поставила под свой контроль политику крымцев, взяла в свои руки все форты и крепости полуострова и сделала своей областью южное побережье полуострова (от Херсонеса до Кафы). Государство, которое стало вассалом Турции, было значительным по силе и территории. Основной его частью был Крымский полуостров. В состав ханства входили земли при нижнем течении Днепра. Позднее (уже в XVI веке) к нему присоединились Прикубанье с Ногайской ордой и Буджакская орда, образовавшаяся из Астраханского княжества.

С начала XVI века крымские ханы назначались и свергались в Стамбуле, и их достоинство измерялось двумя качествами: преданностью Турции и военными удачами. Но в хозяйственный уклад Крымского ханства Турция не вмешивалась. В ее интересах было сохранение архаического строя Крымского улуса, так как именно этот строй обеспечивал постоянную готовность к войне. Крымское государство существовало войной, и оружие его было обращено на север. Тем самым Крым являлся для Турции надежным заслоном. Стамбул не мешал непрестанным военным вылазкам татар даже в тех случаях, когда они не соответствовали намерениям турецкой дипломатии. Но некоторые походы крымцев поддерживались военной силой Турции, и Московское государство уже в конце XV века вынуждено было иметь дело не только с татарской, но и с турецкой агрессией.

Своеобразное вассальное состояние Крыма относительно Турции усложнило русско-крымские отношения. Благодаря тому что Турция предоставила Крыму самостоятельность в делах хозяйственных и военных, сохранялся и такой пережиток золотоордынских времен, как притязания на русскую дань. Это создавало для Московского государства XVI–XVII веков необходимость посольств в Бахчисарай и переговоров с Крымом помимо тех, которые надо было вести с хозяйничавшей на Черном море Турцией.

Ханом, который передал судьбы Крыма в руки Турции, был Менглы-Гирей. Договариваясь со Стамбулом, он не только не подозревал, что крымские ханы теряют свою самостоятельность, но и предвидел усиление крымских ханов, которые, по его мнению, должны были возглавить распадающиеся части Большой Орды. Уничтожение армии Золотой Орды было в интересах Турции, так как она хотела иметь под своей рукой все монгольские орды и ничего не имела против того, чтобы это собирание осуществил Крым.

В деле уничтожения остатков Золотой Орды у Крыма был и другой мощный союзник – Московская Русь. И вот в 80-е годы XV века при поддержке Оттоманской Порты и полном сочувствии со стороны Русского государства войска Крымского ханства пошли против армии Большой Орды, разгромили эту армию и покончили с золотоордынской властью. Тогда, пользуясь развалом Орды, усилившееся Русское государство предприняло поход на Казань, в результате которого Казанское ханство вынуждено было признать власть Москвы. И хотя это подчинение продолжалось недолго, уже не могло быть и речи о прежнем самоуправстве казанских и других татар на Руси.

Крымский хан, рассматривавший свой поход как путь к власти надо всеми татарскими царствами, должен был убедиться в невозможности восстановления монголо-татарской империи. Препоной к восстановлению было усилившееся Русское государство, ослабление которого стало целью турецко-татарской военщины.

Будучи хитрым политиком, хан Менглы-Гирей еще в 1505 году уверял московское правительство в нерушимой дружбе, в подтверждение чего русскому послу в Бахчисарае Заболоцкому была выдана шертная, или клятвенная, грамота. Клятвы не мешали хану в то же время сколачивать по совету Стамбула военный союз против Русского государства.

Одним из первых шагов, предпринятых Менглы-Гиреем в этом направлении, было объединение сил Литвы, Крыма и Казанского царства. Этот союз отстоял самостоятельность Казани, вновь оказавшейся агрессивной в отношении Москвы, что дало возможность крымским войскам в 1507 году ринуться на Москву. Поход этот и без участия турецких войск (хотя турецкая артиллерия была пущена в ход) мог быть назван первым столкновением России с Турцией, так как совершился с соизволения султана.

Самостоятельность крымских ханов продержалась не более десятилетия со времени взятия Кафы. После смерти Менглы-Гирея крымские ханы стали назначаться властью султана, и «союз» с Портой получил откровенный характер вассальной зависимости. Начиная с похода на Москву 1507 года, все вторжения татарской конницы на русскую территорию получали санкцию в Стамбуле. С ведома и одобрения Стамбула упрочивалась и система вымогательства «поминок».

Объясняя постоянную военную активность крымских татар, принесшую неисчислимый урон Московскому государству, исследователь русско-татарских отношений А.А. Новосельский показал связь военной политики крымцев с их экономическим и социальным укладом и с историческими традициями внешней политики. «Выход из хозяйственных затруднений, – пишет он, – татары находили не в развитии производительных сил, к чему природные условия предоставляли полную и широкую возможность, а в отыскании сторонних источников средств, какими сделались для них беспрестанные войны с соседями и получение с них принудительных платежей. Эти статьи дохода с давних времен вошли в качестве органической части в состав средств, поддерживавших существование крымского населения… Один только русский полон ‹…› доставлял татарам огромные суммы». Дальше историк останавливается на распределении средств, получаемых татарами от полона и дани, и приходит к выводу о ничтожной доле рядовых, улусных татар. «Нужен был ряд удачных походов, чтобы захват полона и его реализация на рынке принесли облегчение татарской бедноте. Вот почему татары присваивали прозвище “счастливых” тем царям, при которых происходили неоднократные и успешные набеги на соседние страны»[11]11
  Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в XVII веке. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 418–420.


[Закрыть]. Касаясь исторических традиций внешней политики, А.А. Новосельский пишет о том, что политика эта сводилась к вымоганию дани и что требование дани, установленной в XIII веке, продолжалось со стороны крымцев и в XVII веке, причем методы оставались прежними: вымогание сопровождалось грубым насилием над послами, жестоким обращением с русскими пленниками и т. п.