Текст книги "Чужой принц"

Автор книги: Ирина Мазаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Ирина Мазаева
Чужой принц

Глава 1,
в которой Оля Федорова, она же Лелька, вышибает дверь в кабинете химии

Вот и все. Экзамены сданы. Последний – для тех, кто уходит после девятого класса – звонок отгулян. Учебники забыты, а вместе с ними – все, что так старательно весь год вдалбливалось в голову преподавателями. А теперь еще и сама дорожка к школе должна стереться из памяти. (Ну, по крайней мере, до первого сентября.) Ведь наступило самое настоящее лето – КАНИКУЛЫ! Первые взрослые – а именно такой себя Лелька и чувствовала в последнее время – каникулы. И пусть на улице моросило и поддувало как-то совсем не по-летнему – это ей было безразлично. Ведь впереди было два месяца свободы и… И конечно же, самой настоящей любви.

Лелька была взрослой и была готова к любви. Именно так она сама себя ощущала и сама себе говорила. И единственное, что омрачало утро, так это то, что тропинку в школу сегодня все-таки нужно было вспомнить. А так же следовало вспомнить, как выглядит их классная руководительница, учительница химии Елена Александровна. Потому что Лельку Федорову в числе самых недисциплинированных записали в ужасный список тех, кто после последнего звонка должен был явиться в кабинет химии, чтобы «навести в нем идеальный лоск и блеск», как отвратительно выразилась Елена Александровна Амосова, а попросту Мося.

И вот теперь Лелька шлепала красными резиновыми сапогами по лужам по дорожке в школу и злилась на всех сразу: на себя, за то, что не сумела отвертеться от уборки, на Мосю, за то, что она постоянно придирается к Лелькиному поведению, на свою лучшую подружку Ритку Кемпи, которая тоже не ведет себя, как пай-девочка, но умудрилась так кстати заболеть (а еще подруга называется!).

А ведь они с Риткой вместе с первого класса! Правда, не с самого первого сентября, а где-то с третьей четверти. Первые же две четверти Ритка Лельку, скорее, раздражала. Родители очень часто наряжали Ритку в красивое розовое платьице с ажурным воротничком с помпончиками. И эти самые помпончики семилетняя Ритка имела обыкновение сосать. Так она и запомнилась Лельке: вечно слюнявая девочка с помпончиками во рту. Как вышло, что уже после Нового года они стали лучшими подругами, Лелька не помнила. Но не успела она и глазом моргнуть, как Ритка превратилась в настоящую фурию, драчунью и заводилу и единственного и бессменного лидера в их тандеме.

Так и хочется сказать, что и просидели они за одной партой все эти девять лет, плечом к плечу, но нет, не сажает их Мося вместе ни за что. Потому что, видите ли, если их – Лельку и Ритку – совместить в одной точке пространства, обязательно произойдет какая-нибудь непредсказуемая и необратимая реакция. Но это все, конечно же, как выражается Женька Хабанен, ложь и подлые инсинуации. И поведение подружек вовсе не такое отвратительное. Просто они немного активные, немного шумные, немного разговорчивые, немного… Ну, в общем, как и подобает самым обычным пятнадцатилетним девчонкам.

Но… дай химичке волю, так она, кажется, вообще одну из подружек в параллельный класс сплавит. А вот этому не бывать! И Лелька, и Ритка дружно пойдут в десятый класс, в один и тот же десятый. И с первого сентября собираются во что бы то ни стало отстаивать свое право сидеть за одной партой. Ведь они уже взрослые и могут сами решать, где и с кем им сидеть. Вот так! Это Лелька шла и репетировала про себя будущую свою речь, которую она произнесет в новом учебном году противной классной. Хотя, положа руку на сердце, противной Мося почти и не была. Хорошей она была теткой. Предмет свой знала, рассказывала интересно, несправедливых оценок не ставила, во все трудные жизненные ситуации своих учеников вникала. Разве что была немного более строга, чем хотелось бы. Да еще вот уборку эту придумала, скорее, не ради пользы дела, а в наказание. И вот, честное слово, не пошла бы Лелька в школу в каникулы, несмотря на все угрозы Моськи, если бы…

На крыльце Лелька встряхнула мокрый плащ и взялась за ручку тугой школьной двери. «Эх, – вздохнула она про себя, – ничего, нам бы ночь простоять да день продержаться, а там – самая настоящая свобода!»

В кабинете химии собрался весь «цвет» их бывшего 9 «Б»: первый красавец класса и главный заводила всех проделок Женька Хабанен, по прозвищу Хобот, неисправимый троечник и лентяй Димка Есин, по прозвищу Тормоз, Саша Карманов, по которому «давно тюрьма плачет», по прозвищу Шиш, и панк-рокерша Лена Мякишева без прозвища, но с розовым ирокезом в честь каникул. И, конечно, кем-то из них уже разозленная Мося. Химичку Мосей, надо сказать, прозвал именно Шиш, и не из-за фамилии Амосова, как хотелось бы, вероятно, думать самой Елене Александровне, а с намеком на басню Крылова: «Ах, моська, знать, она сильна, коль лает…» Слоном, видимо, в данном контексте себя считал сам Шиш. Хотя, может быть, он имел в виду всех девятиклассников. А может, и вообще всех учеников 47-й школы.

Лелька опоздала на полчаса (а как можно было не опоздать, когда уже лето и в школу так не хочется?!), а потому попала аккурат к разборкам и огребла, что называется, по полной. Конечно же, никто ничего делать не хотел. Каждый мечтал покопаться в колбочках «для вида», а порядок, точнее, заявленный Моськой «лоск», чтобы навел кто-то другой. Причем Тормоз умудрился при этом нанюхаться какого-то реактива и не сильно, но ощутимо обжечь себе дыхательные пути, Ленка – танцуя среди парт с плейером в ушах – что-то разбить, а Шиш – что-то прикарманить. Что такое страшное натворил Хобот, Леля не поняла, но и услышанного в первые секунды в кабинете ей было достаточно, чтобы сделать неутешительный вывод: уборка теперь продлится гораздо дольше, чем она надеялась. Тем более что на пороге она появилась под аккомпанемент Мосиного:

– Гидриит твою перекись!

Ругалась химичка редко.

– А ты, Федорова, вообще эгоистка, каких свет не видывал, – Мося ловко втянула Лельку внутрь, а сама, напротив, выскочила в коридор. – И чтобы к моему возвращению кабинет сиял! – Дверь хлопнула, а в замке с пренеприятным скрежетом провернулся ключ. И раздался пулеметный цокот учительских каблуков по мраморному полу коридора. А потом наступила тишина.

– Я не понял, – скривившись, недовольно протянул Шиш, – это она что, охренела, что ли? – Он медленно подошел к двери, толкнул, а потом и основательно навалился на нее. – В натуре закрыла.

– И че я сюда как дурак приперся? – спросил ни у кого лично, но у всех сразу Хобот.

– Так сказали же… – вяло пояснил Тормоз.

– А мне по барабану, – Мякишева невозмутимо заткнула наушниками плейера уши, залезла на широкий подоконник и уставилась в окно.

Лелька только-только стала приходить в себя:

– А что это она ушла?

Никто ей почему-то не ответил. Лелька растерялась и покраснела. Шиш в не совсем приличных выражениях выводил на доске все, что он думает о химичке. Тормоз сидел за партой, покашливал и бессмысленно разглядывал остальных. Хобот… А Хобот с интересом смотрел на Лельку.

Не сказать, что Лелька была к нему неравнодушна… Она разделяла общественное мнение по поводу неотразимости Хабанена, более того, она даже немного была влюблена в него в восьмом классе, но… Но особенного интереса он в ней не вызывал. Верховодил он среди мальчишек – девчонки в их забавы не допускались, – поговорить ей с ним было не о чем, да и вообще… Вообще ей нравились мальчики постарше ее, класса из десятого-одиннадцатого. А уж если из девятого, то… То явно не Хабанен. Но сейчас Хобот смотрел на нее так, как будто хотел ей что-то сказать. Но почему-то не говорил.

Лелька обернулась, ища поддержки, к Мякишевой. Но та пялилась в окно, отстукивая ногой по подоконнику жесткий ритм панк-музыки. Лелька снова почувствовала, что краснеет. Хобот молчал, а потому ей показалось, что надо все-таки что-то сказать.

– Так что, будем убираться? – выдавила она из себя.

– Начинай, Федорова, вон там тряпки, а там – ведро, – не оборачиваясь от доски, предложил Шиш.

– А вы? – совсем, окончательно и бесповоротно, потерялась Лелька.

– А мы – поглядим, – Хобот уселся рядом с Тормозом и демонстративно уставился на одноклассницу.

«Какой же он противный, – быстро подумала Лелька, – и ничуточки, ни капельки не красивый!» Но что делать, она не знала. Ситуация была глупая. Лелька понимала, что все были злы. На себя, за то, что послушно, поверив, что Моська помешает их переводу в десятый класс, пришли в каникулы наводить какие-то порядки. И на Моську, которая, как оказалось, вытащила их в школу не для проформы, а для того, чтобы по-настоящему заставить трудиться в классе и лаборантской. А злость надо было куда-то скинуть. Выплеснуть. И вот подвернулась она, Федорова. Которая ни в чем, ни в чем не виновата, а страдает ровно так же, как и они. Все это Лелька понимала, но что делать, совершенно не знала. Хотелось ей ответить Хоботу как-то метко, остроумно, чтобы все посмеялись и оценили ее ум и сообразительность, чтобы обстановка разрядилась и…

Ведь если честно, то Лелька сюда шла вовсе не потому, что испугалась Моську. Которая действительно часто лаяла, но никогда никаких подлостей своим подопечным не делала. И уж, конечно, не для того, чтобы кабинет убирать. Никуда ей идти в каникулы не хотелось, но сердце грела только одна мысль…

Лелька была стопроцентно уверена, что Мякишева, которой все всегда было глубоко фиолетово, не придет. И она, Ольга Федорова, будет пару часов наедине с тремя парнями. Причем один из них – первый красавец класса, второй – хоть и тормоз, но тоже ничего, а третий… А в третьего, как Лельке казалось, она была влюблена уже целых три месяца.

В курсе происходящего была пока что только Ритка. Но не сказать, чтобы она была в восторге от выбора подруги. Сашка, он же Шиш, выглядел старше своих одноклассников, был выше ростом и шире в плечах. Он был сильнее, а потому смелее и наглее прочих. Мог зло высмеять любого, кто чем-то, как ему показалось, задел его. А мог и не только высмеять. Он постоянно со всеми спорил, особенно с учителями, со школьным психологом, к которому его часто отправляли, с другими взрослыми. Или устраивал молчаливый бунт против всех. Да и вообще, большую часть времени он думал о чем-то своем, говорил мало и чаще всего ходил один. Некоторые его откровенно боялись. К тому же он зачем-то брился налысо. И потому был, по мнению Ритки, мало того что урод уродом, но еще и похож на настоящего уголовника.

Как так вышло, что три месяца назад Шиш вдруг понравился Лельке, она и сама не знала. Только с тех пор ни уродом, ни уголовником, несмотря на Риткины заверения, Сашка ей не казался. А казался мужественным, уверенным в себе и очень даже симпатичным. С ямочкой на подбородке. С голубыми глазами и длинными ресничками. И мелкими едва заметными веснушками, которые неожиданно проступили по весне.

И одевался он очень стильно. Благо родители у него были богатыми, и он мог себе позволить все, что хотел. За что правда и расплачивался: богатый папа Шиша во что бы то ни стало хотел видеть сына с высшим образованием. А значит, тому следовало, опять же во что бы то ни стало, окончить одиннадцать классов. Шиш же учился с «двойки» на «тройку» с редкими «четверками» по математике. И учиться, как казалось Лельке, не хотел. Но папу он все-таки побаивался. Даже вот кабинет химии убирать приперся, лишь бы Моська – не дай бог – чего не сказала супротив его особы; брать Шиша в десятый класс никто из преподавателей не хотел.

Шиш дописал на доске последнюю букву и обернулся. Широко, но как-то нехорошо улыбаясь, он уставился на Лельку.

– Федорова, а ты че стоишь столбом? Давай, шевели помидорами. Вон ведро, вон тряпка. Башляю от души, – широким жестом Шиш вытащил из кармана штанов сотенную и шлепнул ее на учительский стол.

Лелька понимала, что надо что-то сказать, как-то его, по выражению Ритки, «отбрить», но слов не было, были только тихий ужас и желание провалиться сию минуту сквозь пол.

– Что, мало? – продолжал издеваться Шиш с молчаливого поощрения Хобота и Тормоза, и даже Мякишевой на подоконнике. – Вот те еще! – и шлепнул на стол еще одну сотенную.

– Федорова, ну, жалко тебе, что ли? Наведи порядок, уважь коллектив, – попросил Хобот, едва сдерживая смех.

Шиш помахал в воздухе еще одной купюрой, подцепил те, что уже лежали на столе, и двинулся к Лельке.

– Да бери, не стесняйся, у нас в стране, как говорит мой дед, любой труд почетен, – с этими словами Шиш ловко схватил Лельку в охапку и попытался засунуть ей деньги в задний карман джинсов; при этом на какой-то момент девчонка оказалась практически в объятьях хулигана.

Лелькин тихий ужас перешел в громкий.

С диким воплем она пнула Шиша под коленку, отчего тот согнулся и расцепил свои объятья. Деньги полетели на пол. А сама Лелька, едва вырвавшись, бросилась к двери. Совершенно забыв о том, что химичка закрыла ее на ключ. И… И снесла дверь с петель.

Глава 2
Бывают ли принцы лысыми?

– Принцы лысыми не бывают! – уверенно заявила Ритка Кемпи, внимательно выслушав лучшую подругу.

Лелька аж задохнулась от негодования:

– Во-первых, он не лысый, а бритый, а во-вторых, я вовсе и не говорила, что он – мой принц!!!

– Бритыми принцы тоже не бывают, – пожала плечами Ритка и поплотнее укуталась в плед.

Отопление в квартирах отключили уже давным-давно, а лето, наступив по календарю, на деле ничем себя не проявляло: дома, как и на улице, было холодно и промозгло. Тем более что с понедельника в части города, где проживали Ритка и Лелька, была еще и горячая вода отключена. А с нею из квартир, казалось, выветрилось последнее тепло. Греться можно было только горячим чаем. Чем подруги и занимались уже третий час кряду.

Рассерженная и обиженная Лелька гордо покинула Риткину комнату, почти что хлопнув дверью. Вернулась с чайником кипятка.

– Да не сердись ты, – махнула рукой Ритка. – Что такое произошло-то? Ну схватил он тебя за задницу. Так радоваться надо – внимание на тебя обратил твой Шиш.

– Не хватал он меня за задницу, – огрызнулась все еще обиженная Лелька, – он мне деньги в карман хотел сунуть. Обидел он меня до глубины души. Как вспомню, как я стояла посередине класса дура дурой и не знала, что ответить, так прямо хоть за веревкой с мылом беги, – это она уже вздохнула и махнула рукой, мол, что там и говорить: опозорилась.

– Нет, ну я не понимаю, ну что за люди, – на пару с ней вздохнула Ритка, разлив чай по чашкам. – Ну Тормоз, он и есть тормоз, а Хобот-то почему за тебя не вступился?

– Не вступился! Отвратительный он – этот Хабанен. Сидел довольный и хихикал. И Мякишева тоже – наблюдала! Как в цирке. А я – клоун.

– Хабанен – не отвратительный, – почему-то единственного из всех защитила Хобота Ритка, но потом все-таки обобщила: – А вообще, все это, мне кажется, не тебя плохо характеризует, а их. Это они подлыми и злыми выглядели в этой ситуации. Нашли на ком злость выместить, герои!

– Вот-вот.

– Съешь еще плюшечку, бабушка пекла!

– А у тебя ничего существенного, случаем, нет? Колбаски хотя бы…

– Плюшечки лучше!

Лелька послушно взяла плюшечку.

– Наемся плюшечек, потолстею, увижу себя в зеркале и умру от ужаса. А на могиле моей будет надпись: «Во всем виноват Шиш», – невесело пошутила она.

– Он тебя до сих пор волнует? – как бы между прочим поинтересовалась Ритка.

– Волнует! Как бы так его теперь в отместку опозорить – вот что меня волнует!

– А что, идея! Надо его опозорить, показать, что и ты не лыком шита. Поднять брошенную им перчатку. Устроить – как это раньше называлось – дуэль!

– Что? – не поняла Лелька. – Какую дуэль?

– Высмеять как-нибудь твоего лысого – ой, извини, бритого – принца. И сразу все будет пучком. Ты вернешь себе самоуважение. Это раз. Два – обратишь на себя внимание Шиша. Он же не сможет отступить просто так. Увлечется. Сначала местью, потом – тобой. Раз-два – и готово. Дело сделано, дура замуж выдана.

– Что?!

– Прости, присказка такая.

– Какой замуж? Я… Я… Я его видеть не хочу. Высмеять хочу подлеца, а видеть – нет. НИ-КО-ГДА! Он мне омерзителен. Принцы лысыми не бывают – в этом я теперь с тобой полностью согласна. И с тем, что он – урод. И с Моськой согласна – тюрьма по нему плачет, – в заключение своей обвинительной тирады Лелька громко шмыгнула носом.

– Тюрьма! По-моему, пока что ты по нему… – начала было Ритка.

– Я просто простыла! От тебя заразилась, между прочим. Отодвинься от меня. И не дыши.

– Меда съешь, чучело!

Что Лелька нашла в Шише, она и сама не знала. До выпускного она с Сашкой Кармановым и двумя словами-то, кажется, не перемолвилась. Несмотря на то что с первого своего дня в школе училась с ним в одном классе, а жила в одном дворе, в соседних подъездах, с детства. Шиш с девчонками никогда не водился, в классе – так даже не здоровался, а во дворе появлялся редко. Весь его бандитский облик в этом плане был обманчив – ни в одной дворовой компании он замечен, по крайней мере Лелькой, не был. Хотя во дворе его, бесспорно, уважали. В чем однажды Лелька и убедилась по пути из магазина домой.

Идти надо было мимо гаражей во дворе. Около этих самых гаражей Лельке что-то зверски кольнуло в пятку. Она подошла к бетонной стене, оперлась об нее и, про себя ругаясь на чем свет стоит, стянула сапог. Долго щупала стельку и носок, но ничего острого найти не смогла. И только собралась обратно обуться, как… Как мимо нее весь в черном мягкой кошачьей походкой прошел Шиш. И свернул в проход между гаражами. Лелька стояла в тени стены, и он ее не заметил. А она его, проходящего под фонарем, рассмотрела очень даже хорошо: вязаная шапочка натянута на самые глаза, а глаза злые-злые.

Лелька и подумать ни о чем не успела, а сама уже подкралась к углу крайнего гаража, у которого стояла, и аккуратно выглянула в проход. В проходе Шиш стоял напротив Валеры, ее соседа по лестничной площадке, старший брат которого на самом деле сидел в тюрьме, и его друга в синей куртке, имя которого Лелька не знала. Оба парня были на несколько лет старше ее одноклассника. Судя по тому, что Шиш стоял около своего гаража с ключами в руке – он шел именно сюда и по какому-то своему делу. Что делали здесь Валера с другом, было неизвестно. Может быть, они целенаправленно караулили здесь именно Шиша?

Едва Лелька успела все это рассмотреть и обдумать, как расстановка сил поменялась: ее сосед с другом стали наступать на Карманова, что-то от него требуя (слов слышно не было). Тот, однако, не отступал, что-то отвечал, гордо задирая вверх подбородок. Первым порывом Лельки было кинуться на помощь однокласснику, вторым – позвать кого-нибудь из взрослых. Но что-то внутри подсказало, что Шиш и сам сможет выкрутиться. А может, она просто не успела сообразить, что лучше. Так или иначе, в конце концов Валера с другом почти одновременно кинулись на Шиша и так же почти одновременно полегли наземь от умелых и точных приемов.

Все это выглядело так легко и играючи, что разочарованная Лелька осуждающе покачала головой: «Мальчики, мальчики, все бы вам выяснять, кто круче», почувствовала себя совсем взрослой и пошла домой. А уже голубые глаза, реснички и ямочку она разглядела потом, на следующий день, а может, и позже. Лелька не помнила.

В этот же вечер о героизме Шиша она рассказала Ритке, а на следующий день в классе – по огромному секрету еще паре-тройке девочек. В общем, растрезвонила как могла. На Шиша вся женская часть их класса тут же стала смотреть с интересом. А он… Он как поддевал всех, так и продолжал это делать. И по-прежнему держался особняком.

Потом были апрель и май. Лелька разглядывала Шиша – он не обращал на нее внимания. Лелька рассказала о своих наблюдениях Ритке – Ритка сказала, что лысых принцев не бывает. А потом наступил последний звонок и выпускной бал…

Не понятно, правда, для кого он был выпускным. Из 9 «Б» уходили только два человека – Светка Журба и Генка Фомин, – а все остальные дружно шли в десятый. Но традиция есть традиция: Светку с Генкой проводили, как положено, заодно и друг с другом хорошенько попрощались до первого сентября. Лелька только до последнего боялась, что Шиша с его оценками и ужасным поведением все-таки из школы выпрут куда-нибудь в ПТУ, но и тут обошлось. Слух прошел, что Карманов-старший был у директрисы и все уладил.

Поели салатиков, попили лимонада и пошли танцевать. На Лельке платье было алое в пол. Благодаря Анжелике Альбертовне, бабушке Ритки. Она договорилась со своей швеей-подругой, быстро был найден и закуплен шифон. Метров шесть на все платье ушло. Лиф на плотной основе, а от бедра все эти метры и висели-развевались. Так, что, как самой Лельке казалось, даже когда она стояла – она летела. А Ритка была в радикальном мини – все увещевания своей бабушки о настоящей женщине она пропустила мимо ушей. Ведь она, как истинный Овен – а Ритка была Овном по гороскопу – всегда сама знала, что ей надеть. Она обожала свои ноги и ни за что не могла согласиться их скрыть на выпускном. А Лелька чувствовала себя взрослой – вот и вырядилась в настоящий вечерний наряд. И перчатки до локтя натянула черные, опять же из запасов Анжелики Альбертовны. Выглядела она – красной вороной. Потому что все в коротком пришли. А Ленка Мякишева – так и вовсе в джинсах.

Все пошли танцевать, а Лелька за столом сидеть осталась. Потому что выяснилось, что в платье в пол особенно-то и не попляшешь. Почему она не подумала об этом раньше, Лелька не знала. Злилась на маму, на папу, на бабушку Ритки за то, что не предупредили, злилась на Ритку за то, что та отплясывала себе, сверкая блестящими колготками, и в ус не дула, и наплевать ей было, что лучшая подруга сидит одна, апельсины трескает и страдает.

А потом начались медленные танцы. Все родители уже рассосались потихоньку, свет приглушили, но никто танцевать «медляки» не спешил. Кое-кто из девятиклассников, хитро перемигиваясь, выскользнул из актового зала, где проходило действо. К Лельке подбежала Ритка и зашептала ей в самое ухо: «У Хобота есть три литра вина! Они все пошли на улицу, за угол. И нас позвали!» И потащила Лельку за собой.

«Раз уж танцевать никак, то хоть вина выпить – всяко веселее будет», – подумала про себя Лелька. Тем более что Шиш, который вовсе на нее внимания не обращал, тоже с началом медленных композиций куда-то улизнул. Сердце Лельки было разбито. Осталось только, как все это делают в романах, «утопить свою печаль в вине». К тому же тайком выпить вино за углом с самым красивым мальчиком из их класса Лельке показалось почетно и романтично. Она подобрала подол, чтобы с непривычки не наступить на него, и поспешила за Риткой к выходу.

И тут снова все вышло странно и мало понятно. Ритка выскочить из актового зала успела, а Лелька – нет. Вперед нее нелюбезно проскочил высокий крупный мужчина, оказавшийся при ближайшем рассмотрении Кармановым-старшим, который тащил за руку недовольного Карманова-младшего:

– Я в твои годы с бабами отплясывал! А ты?!

И Лелька столкнулась нос к носу к Шишом. Хотя и вовсе не нос к носу: несмотря на высокие каблуки, Лелькин нос не доставал до подбородка Шиша. Шея у Шиша была чистая. И пахло от него замечательно.

Едва Лелька успела растеряться и попытаться осмыслить, как же ей быть (прорываться за Риткой или уступить дорогу и пропустить внутрь Шиша), как тот успел сориентироваться – схватил свободной от отца рукой Лельку вместе с ее шестью метрами шифона и потащил в центр зала. Где-то по пути отпочковался Карманов-старший. Лелька едва не грохнулась, наступив сама себе на подол. Шиш же с невозмутимым видом крепко прижал ее к себе и… довольно умело закружил по залу.

После этого он, по Лелькиному мнению, должен был как минимум – пойти провожать ее домой. Но Шиш только кружился, и кружился, и кружился с ней по залу, несмотря на то что его отец давно уже ушел. И не отпускал ее, пока не нашли диджея из 10-го «В», который тоже пристроился за угол выпить с Хоботом вина и напрочь забыл о вверенной ему дискотеке.

– Ну и что, что он не пошел меня провожать позавчера! Может, может… может, ему отец строго наказал дома быть! Вот он и удрал куда-то раньше времени. Но в любом случае, вести себя, как сегодня, с его стороны было отвратительно! – вздохнула Лелька. – НЕ-НА-ВИ-ЖУ!

– Лучше бы ты с нами пошла вино пить за угол. Хобот был в ударе. Давно я так не смеялась… – Ритка мечтательно закатила глаза. И закашлялась.

– И еще долго не будешь. Хоть бы куртку надела – такой дубак на улице. Вот теперь и расплачивайся за свои амурные приключения.

– Да какие там приключения, – махнула рукой Ритка. – Ты же знаешь Хобота: ему все девчонки хором нравятся и ни одна в частности. Может, еще чаю?

– Все, чая в меня точно больше не влезет, – отставила пустую кружку Лелька. – Пойду я, ладно, выздоравливай. Спасибо за чай. И за мед.

– Лето началось. На фига нам Шиш с Хоботом? Мы себе гораздо лучше парней найдем, – заверила ее Ритка.

Лелька, думая о своем, кивнула и двинулась в прихожую. Ритка, прямо в пледе, пошлепала следом. И тут Лелька вспомнила, что со всеми этими треволнениями она совершенно забыла рассказать подруге о еще одном событии этого дурацкого дня…

Дело в том, что когда, выбив дверь, с выскакивающим из груди сердцем Лелька ворвалась в школьный гардероб, чтобы схватить свой плащ, она обнаружила, что… Что поверх ее зеленого плаща висит совершенно неизвестный ей черный пакет с чем-то объемным внутри.

Лелька впала в ступор. Еще каких-то два дня назад, на выпускном, кроме директора, завуча и всех прочих, кому положено выступать в этот знаменательный день, свое веское слово молвил и их школьный обэжэшник. Он в очередной раз напомнил ученикам об угрозе терроризма и действиях, которые немедленно следовало предпринять, едва только углядев поблизости какой-нибудь посторонний предмет – подозрительный сверток, сумку, ПАКЕТ.

С памятью у Лельки все было нормально. Со зрением тоже. Пакет явно был не ее, а потому, по определению, мог быть отнесен к подозрительным. Она посмотрела по сторонам. В гардеробе кроме нее никого не было. Шиш, Хобот, Тормоз и Мякишева за ней явно не погнались.

Лелька вспомнила про мерзкого Шиша и прочих, и ей тут же стало наплевать на угрозу терроризма. Если первой мыслью было отправиться к охраннику-вахтеру, чей пост находился слева от входных дверей, и сообщить ему о находке, то теперь она быстро улетучилась.

– Перепутал кто-нибудь, повесил случайно свой пакет на мою куртку, – вслух успокоила себя Лелька и все же с некоторой опаской аккуратно перевесила пакет на крючок справа.

Надела плащ. А потом… повинуясь какому-то хитрому бесенку, высунувшемуся у нее из-за левого плеча, схватила неизвестный пакет и рванула прочь из школы.