Текст книги "Одинокая звезда"

Автор книги: Ирина Касаткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 14. В детском саду

– Вставай, сынок, в садик опоздаешь! – услышал Гена, но не пошевелился. Сон теплым облаком обволакивал его, и из него никак не хотелось выныривать. Скажу, что заболел, подумал мальчик, что голова болит и нос не дышит. Может, пожалеют.

– Гена, пора! – опять пропел мамин голос. – Вставай! Леночка, наверно, уже встала, а ты все лежишь.

Леночка! Сон как рукой сняло. Гена вскочил и на одной ножке попрыгал в ванную комнату. Широко раскрыв глаза, бабушка изумленно наблюдала, как ее обычно сонный и вялый по утрам внук мгновенно умылся, оделся и без фокусов слопал завтрак. Не прошло и четверти часа, как он объявил: – Я готов! Пошли за Леной.

– Доброе утро! Заходите, – приветствовала их мама Лены. – Дочка уже ждет вас. Леночка, за тобой пришли.

Увидев свою названую сестричку, Гена только и сказал: «Ох ты!». Других слов, чтобы выразить свое восхищение, он не нашел.

И действительно, его подружка выглядела ослепительно. На ней было голубое платьице, вышитое бисером, ее золотистые локоны были схвачены невиданной красоты заколкой в виде букетика цветов на длинных стебельках. Свободно свисающие с головки цветы были похожи на настоящие, только в серединке каждого блестела золотая бусинка. Ее наряд дополняли голубые с вышивкой гольфы и лакированные синие туфельки с серебряными застежками. Нет, такой нарядной девочки Гена еще никогда не видел.

– Как я тебе нравлюсь? – Леночка развела двумя пальчиками юбочку, встала на носочки и повернулась вокруг своей оси.

– Ты похожа на принцессу, – признал Гена. – Но зачем ты так нарядилась? Сегодня же не праздник.

– Я хотела деткам понравиться. А что, не надо?

– Нет, ничего. Только… только у нас есть такие противные мальчишки. И девчонки тоже. Будут к тебе приставать.

– А как они пристают?

– Ну… по-всякому. Но ты не бойся – я тебя защищу. Я же твой брат.

– Гена, не пугай девочку. Леночка, не слушай его, у нас все детки хорошие. – Светлана укоризненно посмотрела на сына.

Но Гена знал, что говорил. В их группе были очень вредные мальчишки. Они могли ни за что ударить, толкнуть или подставить ножку. Или стул из-под тебя выдернуть, когда садишься. А некоторые девчонки так щипались, что оставались синяки! Причем делали они это исподтишка или когда в группе не было никого из взрослых. Правда, Гену никто особенно не обижал, потому что боялись его маму. Но другим деткам доставалось от них изрядно.

Как-то они отнесутся к его сестричке? Гене было страшно даже подумать, что ее может кто-нибудь ударить или ущипнуть. Но кто? Олень – так прозвали Сашеньку Оленина – занят Ирочкой Соколовой и не отходит от нее. Со Славкой Гусевым он – Гена – справится легко. Вася Репкин девочек не обижает. А вот Венька Ходаков – этот да! Этот никому проходу не дает. Придется драться.

Гена не любил драться. Во-первых, больно. Во-вторых, если ему попадали по носу – а по нему попадали всегда, – из него обильно шла кровь, и ее очень трудно было остановить. Поэтому он предпочитал отступить, чем вступить в драку. Но если будет надо! Он шумно втянул воздух и засучил рукава. Пусть только попробуют.

Детский сад находился за углом. Оставив Гену и Лену в группе, Светлана пошла к директору. И началось!

Девочки, сбившись в шумную толпу, стали разглядывать новенькую и обсуждать ее наряд. А вот мальчики! Мальчики просто пошли на Леночку стеной.

Забившись в угол, девочка испуганно смотрела на них.

Этого Гена стерпеть не мог. Он загородил собой Лену и выставил вперед кулаки.

– А ну отойдите! Это моя сестра! – грозно выкрикнул он. – Кто ее тронет, убью!

– Подумаешь, цаца! – Венька скорчил рожу и показал язык. – А ну сам отойди, а то в глаз получишь!

– Не отойду! Только тронь, попробуй! – Гена почувствовал, как в нем закипает холодная ярость, наполняя все его существо. Он вдруг совсем перестал бояться. При мысли, что сейчас на его подружку может напасть эта толпа, весь страх куда-то испарился. Гена приготовился к бою.

Видно, что-то такое было в его глазах, из-за чего мальчики сразу отступили назад. И только Венька, который не мог допустить своего поражения при всех, кинулся на Гену. Они сцепились и покатились по полу.

Вдруг Венька заорал как резаный и схватился за ухо.

– Он меня укусил, укусил! – вопил он. На его пальцах была кровь.

Гена стукнул его еще пару раз для порядка и встал.

– Ну, кто еще хочет получить? – грозно спросил он.

Больше желающих не нашлось.

Тут инициативу взяла на себя Лена. Она вышла на середину комнаты и добрым-добрым голосом, как ее учила мама, сказала:

– Мальчики и девочки! Меня зовут Лена Туржанская. Я приехала из Ленинграда. Я так нарядилась, чтобы вам понравиться. Я хочу со всеми дружить. Не надо драться, пожалуйста. Давайте лучше играть в «ручеек». Мы так во дворе играли. Это очень весело! А ты, Веня, помочи холодной водичкой ушко, и кровь перестанет идти. Ты сам виноват – ты же первый начал. Давай я тебе ушко платочком вытру. Ну не плачь.

Когда воспитательница вошла в комнату, она не поверила своим глазам. Вся самая шумная старшая группа, разбившись на пары, увлеченно играла в «ручеек». Правда, вначале чуть не произошел сбой. Дело в том, что, кроме Гены, Лену захотели выбирать и другие мальчики. Но Гена этого допустить не мог. Он снова и снова выбирал свою сестричку, из-за чего «ручеек» быстро пересох. Тогда Леночка объявила, что ее будут выбирать все по очереди, чтобы никому не было обидно. И игра возобновилась.

Так Гена изменил в группе свой статус. Теперь он сам мог назначать, кому сидеть за их с Леной столом – на правах брата. Потому что с ними захотели сидеть все мальчики, даже Сашенька. Но Гена остановил свой выбор на Васе Репкине. Во-первых, Вася был толстым и, значит, не очень привлекательным. Во-вторых, он девочек никогда не обижал, потому что был к ним равнодушен. Четвертой к ним за стол Гена пригласил Маринку Башкатову, живущую в соседнем подъезде. Маринка тоже была очень хорошенькая – хотя, конечно, с Леночкой ни в какое сравнение не шла.

Будем вместе ходить домой, решил Гена. Он представил, как идет между двумя красивыми девочками, держась с ними за ручки, как ходят Сашенька с Ирочкой. И эта картина ему очень понравилась.

Гена вдруг почувствовал, что со вчерашнего дня сильно изменился. Еще вчера он был маленьким плаксивым мальчиком, нуждавшимся в защите мамы и бабушки. А сегодня сам стал защитником замечательной девочки, красивее которой, наверно, нет на свете. И эта девочка сама его выбрала, назвала братиком. Значит, он этого достоин.

Вот только если б не нос. Из него постоянно выглядывала предательская сопля, которую приходилось все втягивать и втягивать. А из-за того что он дышал ртом, у него сохли губы, поэтому их надо было все время облизывать. Ну кому это понравится? Особенно во время еды.

Тут Лена будто прочла его мысли.

– Гена, хочешь, я покажу, что нужно делать, чтобы носик прошел? Меня доктор в Ленинграде научила.

– Покажи, – попросил Гена. Да она просто волшебница, эта девочка. Неужели можно избавиться от этого ужасного насморка?

– Надо делать так. Потри сильно-сильно пальчиками вот здесь. – Лена прикоснулась к крыльям его носа. – А потом вот здесь. – Она показала на переносицу. – Три, три и считай до десяти. Ты умеешь считать до десяти?

– М-м-м, – ответил Гена. Немножко считать он умел, но вот до десяти…

– Ну повтори: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

– Раз, два, три, – послушно начал Гена, – четыре, пять… – Дальше он сбился.

– Давай еще раз, – терпеливо сказала Леночка, – повторяй за мной: шесть, семь, восемь…

С третьей попытки у Гены получилось. Но после того как он под этот счет потер там, где показала Лена, ему неудержимо захотелось чихнуть. Еле успел достать носовой платок.

– Ты неправильно сморкаешься, – укорила его девочка. – Надо сначала закрыть один носик, а в другой сморкнуть, а потом их поменять.

– Но у меня всего один носик, – робко возразил Гена.

– Ой, я не так сказала! – засмеялась она. – Не носик, а дырочку. Ты попробуй.

Он попробовал. И правда, из носа с шумом вылетел густой комок и сразу стало легче дышать. Он попробовал высморкаться еще. Нос прочистился. Гена теперь мог дышать с закрытым ртом.

– Ты так три почаще, и твой носик пройдет. А если горлышко заболит, надо потереть там, где гланды. – И Леночка показала, где.

– Тебе надо быть доктором, – решил Гена, – ты бы всех хорошо лечила. Ты такая добрая! У нас в садике дети часто болеют. Давай и их научим этому?

– Давай, – согласилась Леночка. – Только я не доктором хочу быть, когда вырасту. Я хочу быть, как мама, математиком. Это так интересно! Интереснее всего на свете.

– Кем-кем?

– Математиком. Это такая наука. Я тебе про нее книжки покажу. Они у меня дома.

Теперь, как только Гена чувствовал, что у него начинает закладывать нос, он тер места, показанные Леночкой, и нос откладывало. А после того как нос погрели в поликлинике, из него перестало течь совсем.

Глава 15. Бой местного значения

Уверившись, что дружба внука с соседской девочкой пошла тому на пользу, Людмила Ивановна смягчилась и позволила Гене пригласить Леночку в гости. Ей самой было любопытно посмотреть на это маленькое чудо, так разительно изменившее их вечно хнычущего, избалованного мальчугана.

Леночка произвела на нее неизгладимое впечатление. Сначала она вежливо поздоровалась. Потом рассказала, какой Гена смелый и умный. Потом, когда их пригласили за стол, она только взглянула на ее внука, и тот без всякого напоминания побежал вместе с сестричкой мыть руки. А раньше-то?

Но когда Гена с помощью ножа разрезал котлетку и, держа вилку в левой руке, стал есть, отправляя в рот по маленькому кусочку, а не как прежде – по две котлеты сразу, она была сражена окончательно. Леночка завоевала ее сердце прочно и навсегда.

Отныне стоило ее внуку сказать: «Я у Лены», – вопросов больше не возникало. И потому он дома почти не бывал. Теперь Гена был занят архиважным делом – он учился читать. Ну как пережить, что Лена уже прочла множество книг, а он до сих пор ни одной? Он должен, должен прочесть больше, чем она. Ведь он мужчина. Ему стыдно отставать от девочки. Так говорила его мама – и тут он был с ней полностью согласен.

Не прошло и двух недель, как Гена одолел букварь. Потом он сам прочел свою первую книжку под названием «Мойдодыр». Затем пришел черед книгам потолще.

До школы у них был еще целый год. Правда, Леночка полностью одолела программу первого класса – а по математике так далеко ушла вперед, что трудно было даже представить, где она сейчас находится. Но из-за слабого здоровья Ольга решила не отдавать дочку в школу этой осенью. Пусть походит еще в садик, окрепнет, привыкнет к детскому коллективу – а через год можно и в школу.

Леночка знала много разных игр и всегда была заводилой. Она умела мирить самых заядлых драчунов. Этому ее научила мама.

– В каждом мальчике и девочке, – внушала дочери Ольга, – обязательно есть что-то хорошее. За это их надо почаще хвалить при всех. Главное – уметь это хорошее увидеть. Для этого надо присмотреться к своим товарищам. И запомнить хорошее в них, чтобы при удобном случае сказать об этом ребятам. Не бойся хвалить – пусть слышат все. Справедливая похвала еще никого не сделала зазнайкой. А вот недовольство высказывай только наедине, чтоб остальные детки не слышали. Понятно, почему?

– Да. Чтобы ему не было обидно. Мама, а что мне делать, если Ирочка Соколова меня все время толкает? Гена уже пригрозил: если она меня еще раз толкнет, то он ей так даст! А я не хочу, чтобы он ее бил.

– А ты не догадываешься, почему она так к тебе относится?

– Догадываюсь. Раньше Саша Оленин с ней все время ходил, а теперь он все больше со мной играет и в ручеек только меня выбирает.

– То, что испытывает Ирочка, называется ревностью. Это очень тяжелое чувство. Ей обидно, что раньше он с ней дружил, а теперь к тебе тянется. Тут есть только один выход: принять ее в вашу компанию, подружиться с ней.

– А как, если она на меня и смотреть не хочет? Все время злится. И язык показывает.

– А ты похвали ее за что-нибудь. Ведь есть же в ней что-нибудь хорошее? Или выбери ее сама в ручеек.

– Может, лучше сказать Саше, чтобы он ее почаще выбирал?

– Тоже правильно. Только смотри, чтоб она не слышала. И похвалить при всех не забудь. За что ее можно похвалить?

– У нее очень красивые волосы. Такие коричневые, закрученные и блестят. И вообще она на шоколадку похожа.

– Вот и скажи ей это при удобном случае. А что она умеет делать?

– Она умеет? – Лена задумалась. – Она длиннее всех язык умеет высовывать. А еще – ей очень Сашенька Оленин нравится. Он такой хорошенький – беленький-беленький и глазки у него голубые-голубые, а щечки розовые-розовые. И кудрявенький. Он всем девочкам нравится.

– А тебе?

– Мне? Нет, так он мне не нравится. Но я к нему хорошо отношусь. Как к другим. Даже Веня мне стал нравиться. Знаешь, он умеет стоять на голове. И так смешно кукарекает, как настоящий петушок.

– А как это – так нравится?

– Ну мам, ну что ты – не понимаешь? Как мальчик девочке.

– А тебе кто так нравится?

– Так – мне пока никто. Я со всеми дружу.

– А как у тебя с Геной?

– О, Гена! Гена мне брат. Он за меня горой. Он от меня ни на шаг не отходит.

– А к другим мальчикам он тебя не ревнует? Не сердится, когда ты с ними играешь или разговариваешь?

– Есть немножко. Но я же и так все время с ним. И в садике, и дома.

Конечно, хорошо, что у дочки такой преданный друг и защитник, думала Ольга. Но не стал бы он со временем считать Леночку своей исключительной собственностью. Ни на шаг не отходит – хорошо ли это? Надо же – такие крохи, а у них уже проблемы в отношениях. А что дальше будет?

– Когда же это нам мальчики стали такнравиться? – попыталась вспомнить она. – Где-то в седьмом или восьмом классе, значит, нам было по пятнадцать-шестнадцать лет. А этим всего-то по шесть-семь. Н-да!

Все чаще, приходя к Лене, Гена стал заставать у нее Маринку Башкатову. Обычно девочки с увлечением играли в куклы, коих у Леночки было великое множество. Сначала мальчику это не нравилось. Чем играть в куклы, лучше бы она с ним занялась арифметикой. И Башкатова эта вечно лезет в их разговор. Он долго терпел присутствие Маринки, но однажды не выдержал.

– Лен, чего эта Башкатова вечно у тебя торчит? Из-за нее ты занятия со мной совсем забросила. Обещала научить примеры решать, а сама? Все в куклы да в куклы.

– А ты таблицу умножения выучил? Вот видишь! Какие примеры, если ты до сих пор умножать не умеешь? Тебе уже семь лет, а ты таблицы умножения не знаешь.

– Но, Лена, другие у нас в группе еще считать до десяти не научились. А я уже и складываю, и вычитаю.

– А ты на других не кивай! При чем здесь другие? Раз ты умный, значит, учи. А Марина хорошая девочка. Мне с ней интересно. Знаешь, какие она ужастики умеет рассказывать!

Леночка сделала «страшные» глаза и низким, с завыванием, голосом произнесла:

– В одном черном-черном лесу стоял черный-черный дом. В этом черном-черном доме стоял черный-черный гроб…

– Ой, не надо, не надо! – Гена закрыл ей рот ладошкой. – Я не люблю ужастики. Не боюсь, но просто не люблю. Ладно, пусть она приходит, раз тебе так хочется. Но обо мне не забывай!

– Как же я о тебе забуду, – засмеялась Лена, – если ты с утра до вечера передо мной? Я буду игрушки убирать, а ты учи умножение на пять. Пока не выучишь, играть не будем. И повтори то, что раньше выучил.

Так они стали дружить втроем. Утром втроем шли в садик, вечером втроем шли из садика. И во дворе тоже гуляли вместе. Борька куда-то делся, и Гена совсем потерял прежний страх. И, как оказалось, зря.

Почему-то все плохое случается внезапно, когда его меньше всего ждешь. В тот день заведующая попросила Светлану задержаться после работы в связи с ее уходом в декретный отпуск. Поэтому Светлана разрешила детям после смены самим идти домой. А чего бояться? Дом за углом, дорогу переходить не надо.

Держась за руки и весело болтая, дружная троица вошла во двор. И тут…

– О-о-о, кого я вижу! – Борька-верзила, расставив ноги и подперев руками бока, стоял посреди двора. – Сопливый Геночка собственной персоной. Давненько я о тебя кулаки не чесал. А это кто с тобой? Ух, ты, какая куколка!

– Я не куколка, я девочка. Меня Леной зовут. – Леночка без страха смотрела на Борьку.

– Да что ты говоришь? А вот я сейчас пощупаю – настоящая ты или резиновая.

И Борька, схватив ее за руку, потянул к себе.

– Не трожь ее! Это моя сестра! – Чувствуя уже знакомый холодок в груди, Гена коршуном бросился на хулигана.

– Ах, ты, шмакодявка!

Напоровшись на Борькин кулак, мальчик кубарем покатился по асфальту. Кровь хлынула у него из носа и потемнело в глазах. Но Гена, не чувствуя боли, мгновенно вскочил на ноги и снова кинулся в атаку.

Укусить! Укусить его до крови, где побольнее!

И, воспользовавшись тем, что Марина с Леной повисли на Борькиной левой руке, из-за чего тот нагнулся, пытаясь их стряхнуть, Гена подпрыгнул и вцепился Борьке в нос, колотя обоими кулаками с зажатой в них землей по его глазам.

– А-а-а! – завопил гроза окрестных малышей. – Ты что, гаденыш, делаешь? Убью урода!

Его светлая рубаха мигом окрасилась кровью, обильно текшей из носа Гены. Из-за попавшей в глаза земли он не мог их открыть и даже потереть, поскольку на обеих руках висели малыши. Наконец на их дружный визг из дома выскочили взрослые.

– Что здесь происходит? Что же ты, подонок, делаешь? – Людмила Ивановна, увидев внука, перепачканного кровью, бросилась к ним с криком: – Вызывайте милицию! Сколько этот мерзавец будет над детьми измываться?

Милиция явилась быстро. Плачущего, с зажмуренными глазами, Борьку увели. Он клялся и божился, что Гена напал на него первым, но ему никто, конечно, не верил.

В милиции Борьке промыли глаза и продержали до вечера, пока за ним не пришел отец. Отца предупредили, что если на сына поступит еще хоть одна жалоба, его упекут в колонию для малолетних преступников.

Выпоротого Борьку отец привел домой к Гене извиняться. И хотя Гена ни на секунду не поверил Борькиным извинениям, он кивнул головой в знак прощения. Но про себя решил:

«Все! Надо учиться драться по-настоящему. Все равно Леночке проходу давать не будут. Не Борька, так кто-нибудь другой. Надо достать книги про борьбу. А к маме приставать, чтоб записала в какую-нибудь секцию, где учат драться. Приставать до тех пор, пока не запишет. Ведь есть же где-нибудь секция, где не берут деньги? Не может быть, чтобы не было».

И такая секция нашлась – при Дворце пионеров. Когда Гена объяснил тренеру, что должен научиться драться, чтобы защищать свою сестренку и других девочек от хулиганов, его зачислили в порядке исключения. А Борька теперь, едва завидев Гену, только издали грозил кулаком и ругался матом, но подходить не решался. Кому же охота в колонию?

Глава 16. Первые трудности

Заведующий кафедрой математики Александр Александрович Паршиков, сидя у себя в кабинете, нервно постукивал карандашом по столу. Вот уже минут сорок он переживал внутреннюю борьбу и никак не мог прийти к окончательному решению: что предпринять. Сразу съесть новоявленного профессора или, действуя постепенно, вымотать ей нервы так, чтобы сама захотела уйти.

Когда он познакомился с Ольгой Туржанской, все его худшие опасения подтвердились. Умна, хороша собой, держится уверенно.

Вот невезуха! Столько лет он стремился к этой должности, стольких врагов одолел – и внутренних, и внешних. Он помнил, как одновременно с ним заявление на конкурс подал доктор наук из университета. Как дружно кафедра провалила этого доктора. И ведь тогда обошлось. Правда, внутри самой кафедры нашлись и другие претенденты на должность заведующего, считавшие, что имеют на нее не меньше прав, чем он.

Они дрались, как пауки в банке. Сколько пришлось собрать компромата, сколько написать анонимок!

И вот теперь через год все может рухнуть из-за какой-то пришлой бабы. Через год ему переизбираться. В том, что она будет претендовать на его должность, он не сомневался. Профессор же – ей и карты в руки. Он на ее месте по трупам бы пошел. Как уже шел однажды.

И ведь ее изберут. Вон у нее трудов сколько – и научных, и методических. А у него – кот наплакал. Да и кому она здесь нужна – эта наука?

Но она-то будет ею продолжать заниматься. И им из-за этого не будет покоя – ректор сожрет. Он и так в последнее время что-то стал слишком многого требовать – и чтоб качество знаний подняли, и чтоб науку двигали, да с публикациями в центральной печати. И чтоб методическая работа велась не от случая к случаю, а постоянно. Отчеты ему подавай.

Но что же предпринять? Сразу съесть, похоже, не удастся. У нее за спиной мощная поддержка – он уже убедился в этом. Значит, нужно время. А его в обрез. За этот год, лучше за полгода, ее обязательно надо «уйти».

Слезами горю не поможешь, решил, наконец, заведующий, пора вырабатывать план действий.

– Верочка, – позвонил он секретарше. – Щадринского, Матусевича и Тихонову ко мне.

Когда вся троица во главе с парторгом кафедры Марией Тихоновой явилась пред его светлые очи, заведующий, кратко изложив им суть проблемы, попросил высказать свои предложения.

– Пробную лекцию ей завалить, – сразу выдал Щадринский. – В первый раз, что ли? Мало мы душили?

– А если ректор придет?

– А что он в этом понимает? Скажем: здесь неграмотно, тут методически неверно, там нерационально. Запишем решение кафедры: лекция прочитана на недостаточном методическом и научном уровне – звучит? Что, наши не проголосуют, что ли?

– Хорошо. Это сделаем. Еще?

– А ты потом пару раз сходи к ней на другие лекции, вроде как с проверкой – выполнила она рекомендации кафедры или нет. И запиши, что не выполнила. Пусть подергается.

– Это само собой. Какие еще есть предложения? Вы думайте, думайте. Станет она заведующей – вам всем туго придется.

– В ее группах надо найти своих студентов, сам понимаешь, кого. И дать им задание: пусть записывают все ее оговорки и промахи. До сессии собирать, а потом на заседании кафедры обсудить и осудить. Сделать письменное предупреждение с занесением в протокол. А осенью повторить. Вот уже и вывод о служебном несоответствии.

– Хорошая мысль. Молодец, Игорь! А вы что молчите? – напустился он на Матусевича и Тихонову. – Вас это не касается? Изберут ее – вам всем труба.

– Говоришь, не замужем? – Матусевич почесал затылок. – А давайте ей Лисянского подсунем. Вдруг клюнет? А тогда его жене сообщим. Женька баба бешеная. Шуму будет! Бьюсь об заклад: сама сбежит, не выдержит.

– А Лисянский согласится?

– Для дела – а чего ж? Тем более она, говоришь, смазливая. А Гарик, сам знаешь, ни одной юбки не пропустит. И ни одна юбка к нему не останется равнодушной – красивый кобель. По крайней мере, до сих пор таких не находилось.

– Все это хорошо, но мелко. Надо бы что-то придумать по-крупному. Чтоб ее сразу так шарахнуть! Чтоб уже не очухалась.

– Не выйдет. Ничего ты с ней сразу не сделаешь. Не забывай, кто она и кто за ней. Бьюсь об заклад, о ней ректору уже все уши прожужжали. Нет, здесь надо действовать аккуратно. Ничего, мы ее постепенно дожмем.

– Маша, а ты что предлагаешь?

– А я подговорю наших создать вокруг нее вакуум. Никакой поддержки, никакого общения – полная отчужденность. Пусть поймет, что она здесь никому не нужна. Это, знаешь, очень действует на нервы.

– Хорошо. Ваши предложения принимаю. Идите и приступайте. Открытую лекцию ей назначу на следующей неделе.

– Ты выбери тему покруче. Чтобы наши олухи ничего не поняли.

– Это само собой. Ну, идите, а то мне на совет пора.

Разговор с заведующим кафедрой надолго испортил Ольге настроение. Внутренне она была готова к тому, что ее ничего хорошего не ждет, – ведь знала, как ее избирали. Но чтобы такая откровенная неприязнь – этого она, признаться, не ожидала.

Нет, он был, конечно, вежлив, предложил сесть, расспросил, как устроилась, как настроение. Но когда Ольга попыталась рассказать ему о планируемой ею учебной, методической и научной работе, он все с ходу отмел, даже не вникая в суть ее предложений.

Дополнительные консультации? Зачем это? У студентов и так мало времени – у них ведь не одна математика. Тесты для выявления пробелов? Опытный преподаватель сам знает, где студенты плавают. Методички в помощь отстающим? А мы свои разрабатываем – нам ваши не подходят. Научная работа? У кафедры другие научные интересы. А вы, Ольга Дмитриевна, готовьтесь к пробной лекции – у нас так положено. Ну и что же, что у вас большой опыт чтения лекций. То у вас, а то у нас. Подберите тему и сообщите ее мне сегодня же.

Но когда Ольга через полчаса принесла ему название темы, он на нее и не взглянул.

– Открытой будет другая лекция, – заявил заведующий, – мне хотелось бы знать, как вы изложите вот этот материал. Учтите: ваш поток слабый, с зимней сессии осталась масса двоек. Многие до сих пор не пересдали. Теперь вам придется принимать у них переэкзаменовку.

Ага, прими, прими у них экзамен, злорадно подумал он. Ты, видать, добренькая. А я потом проверю, что у них в голове осталось. И выдам тебе по первое число.

– Но вы же отвергаете дополнительные консультации, – удивилась Ольга, – как же их подготовить к переэкзаменовке? Уже летняя сессия скоро. Если не усвоен материал первого семестра, они же не справятся с новым. Им срочно нужна помощь.

– Пусть сами готовятся. Нечего лекции пропускать да спать на них. А не могут – пусть репетиторов нанимают. Никто с ними носиться не обязан. Все, кончаем этот разговор. Идите и готовьтесь к открытой лекции.

– Только один вопрос, – задержала его Ольга. – Вы, конечно, знаете, что эту теорему можно доказать двумя способами. Первый подлиннее, но зато понятен даже слабым студентам. Второй короче, но более красив. Правда, поймут его только те, кто хорошо знает основы школьного курса. Посоветуйте, какой способ мне применить на лекции, – вы же лучше знаете своих студентов.

– Думаю, второй способ предпочтительнее, – ответил заведующий, – во-первых, он короче, во-вторых, пусть приучаются думать. Не обязательно, чтобы все было понятно. Пусть поломают голову – это полезно.

– Вам виднее, – согласилась Ольга, – последую вашему совету.

Cо студентами своего потока она уже познакомилась на практических занятиях – в процессе решения задач. Математику они знали значительно хуже, чем ее ленинградские студенты. Протестировав их по своей методике, Ольга выявила наиболее уязвимые места в их знаниях – таких мест оказалось катастрофически много.

Как же они могут понимать лекционный материал? – поражалась Ольга. – Им нужен срочный ликбез! И его надо было организовать еще в первом семестре. А мне заведующий кафедрой запрещает проводить консультации. И ведь это его курс, он же знает – не может не знать о положении дел. Как его понимать? – ума не приложу.

Она сидела в преподавательской предаваясь невеселым размышлениям. Здесь и застал ее звонок секретаря Ученого совета.

– Ольга Дмитриевна, вам как профессору положено принимать участие в заседаниях совета вместе с заведующим кафедрой. Разве он вас не предупредил?

– Нет. Он меня приглашал, но только чтобы объявить об открытой лекции.

– Странно. Я же ему напоминал. Будьте добры немедленно явиться в большую лекционную аудиторию.

Когда Ольга, запыхавшись, прибежала туда, совет уже начался. Выступал ректор. Он очень эмоционально поведал присутствующим о тяжелой ситуации с учебой студентов младших курсов. Куча «хвостов» еще с зимней сессии, множество задолженностей по лабораторным работам, массовые пропуски лекций. А всего через полтора месяца – летняя сессия.

– Я еще понимаю, когда студенты получают двойки на экзамене по математическому анализу! – возмущался ректор. – Там надо уметь думать. Но почему столько двоек по истории партии?

– Вы хотите сказать, что на моем предмете думать не надо? – возмутился заведующий кафедрой научного коммунизма.

– Нет-нет! – испуганно возразил ректор. – Я только хотел сказать, что на математике надо соображать.

– А у меня что, соображать не надо? – взвился историк под дружный хохот совета.

– Смейтесь-смейтесь – как бы плакать не пришлось! – Ректор горестно махнул рукой и, собрав листки с цифрами, передал слово проректору по учебной работе.

Теперь объясняйся с этим заядлым коммунистом на партсобрании, огорченно подумал он и вдруг обозлился: а чего в самом деле? Тридцать двоек по истории партии. Подумаешь, какой сложный предмет. Вызубрить даты и решения партсъездов – и все дела. Нет, все принципиальными себя показывают. Вот он, ректор, тоже покажет себя принципиальным. Вкатает выговор заведующим самых «хвостатых» кафедр и назначит окончательный срок ликвидации задолженностей. И пусть попробуют их не ликвидировать.

Особенно негодовал ректор на математиков. Вроде и конкурс был неплохой – три человека на место. А набор опять – хуже некуда. Конечно, он нажмет – тройки всем поставят, куда они денутся. А что потом? Потом спецкафедры будут за головы хвататься. Как учить таких студентов, если они интегрировать не умеют и в теории вероятности ни бум-бум? Ведь математика – язык всех технических наук.

Он вспомнил, как в свое время изучал этот предмет. Тех, кто не знал наизусть таблицы пределов, производных и основных теорем, их доцент не допускал не то что к экзамену – к зачету. И конкурс тогда был не больше, чем теперь. Но таких «темных», как нынешние, у них в потоке вообще не было.

Причины резкого ухудшения знаний у выпускников школ ректору, конечно, были известны. Много лет подряд педагогические вузы страны при приеме отдавали преимущество ребятам из сельских школ и семей рабочих – или отслужившим в армии. Льготы имели также те, кто имел двухлетний рабочий стаж. Им было достаточно получить на вступительных экзаменах одни тройки, чтобы быть зачисленными. А городские абитуриенты из семей служащих, сдав экзамены на четверки и пятерки, зачастую оказывались за бортом вуза. В итоге поступали в педвузы в основном бывшие троечники и двоечники. Надежды на то, что они, познавшие трудности, будут активно стремиться к вершинам знаний, не оправдывались. Бывший слабый ученик становился плохим учителем.

Может быть, для будущих педагогов некоторых гуманитарных дисциплин такой подход и имел смысл. Но применительно к математикам и физикам подобная практика привела к катастрофическим последствиям. Ведь выпускники педвузов обязаны были работать только в школе – больше нигде. Любой начальник отдела кадров, принявший молодого педагога на работу, рисковал своей должностью. И все эти педагоги, зачастую сами не умевшие решать задачи из школьных задачников, заполнили школы – и принялись учить детей наукам, без знания которых немыслим технический прогресс ни в одной стране мира. Все будущие техногенные катастрофы, крупнейшие аварии, отставание от ведущих стран мира были обусловлены этим ошибочным подходом к набору абитуриентов на наукоемкие факультеты.