Текст книги "Одинокая звезда"

Автор книги: Ирина Касаткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 12. Начало новой жизни

Все сущее в мире стремится к равновесию – и иногда это ему удается. За великим счастьем часто следует большая печаль. Но случается и наоборот – на смену огромному горю приходит безмерная радость.

Юлька была права: новые чувства могут налагаться на старые, притупляя их. Чувство безбрежного счастья, испытанное Олей, когда она впервые взяла на руки крошечную девочку с лицом Серго, сгладило, притупило остроту потери, истерзавшую ее сердце. Боль осталась, но стала иной – не такой режущей.

В день рождения Леночки пришел подарок от ВАКа – извещение о присвоении Оле ученого звания доктора физико-математических наук. С утра в роддом звонили с поздравлениями. Доктора и медсестры устали поднимать трубку. Приехал Борис Матвеевич с огромным букетом цветов. Правда, букет у него не взяли – в воде, где стоят цветы, быстро заводятся всякие микробы, поэтому цветы в роддом приносить не разрешалось.

Малышка оказалась на редкость спокойной. Другие новорожденные, когда их привозили кормить, часто орали, как оглашенные, – а Леночка только вертела головкой да причмокивала. Ее так и прозвали: «самый спокойный сверток».

Когда Оля впервые приложила дочку к груди, та сначала тихонько почмокала крошечными губками, потом у нее внутри включился невидимый моторчик и она деловито принялась перекачивать в себя молоко. Наевшись, девочка оторвалась от груди и уставилась на Олю большими темно-синими глазами – казалось, она старается получше запомнить лицо своей мамы. Ее взгляд был вполне осмысленным, в нем таилась улыбка.

Этот взгляд растопил ледяную глыбу горя, лежавшую на сердце Оли. Впервые за последние месяцы она почувствовала, что жизнь ее обрела смысл.

– Смотрите, доктор, – сказала она на третий день пожилой врачихе, – малышка уже улыбается мне.

– Скоро тебе зарабатывать начнет, – ответила та, – они теперь такие. Атомные.

Но как перепугалась Оля, когда однажды, взглянув на сверток, положенный медсестрой рядом, не увидела знакомого маленького ротика и родных синих глаз. На нее смотрели круглые глаза чужого младенца.

– Это не мой, не мой ребенок! – в ужасе закричала она. – Где моя дочь? Куда вы дели ее?

Прибежавшая медсестра принялась уверять, что никакой ошибки быть не может, что все новорожденные на одно лицо, – но ее слова еще больше напугали молодую мать.

– Отдайте моего ребенка! – рыдала она. – Где моя девочка?

– Ну чего ты орешь? – послышалось с кровати у двери. – Она так хорошо сосет – не хотелось ее отрывать. Ладно, несите сюда мою привереду.

Оказалось, у малышек перепутали номерки.

Как сестра могла утверждать, думала Оля, что все они на одно лицо? Да я Леночку узнала бы среди тысяч младенцев.

Вновь обретя свое сокровище, Оля стала умолять о выписке – еще одного такого случая она бы не вынесла. Ее не удерживали.

Такой толпы встречающих персонал роддома не помнил. Все роженицы прилипли к окнам поглазеть на небывалое зрелище. Первым к Оле бросился Отар с огромным букетом роз. Передав букет Юльке со словами «не уколись, там шипы», он взял у Оли розовый конверт и, приоткрыв уголок, долго смотрел на малышку, щурившуюся на солнышке. Лицо его на глазах светлело.

– Спасибо, родная! – сказал он Оле. – Я твой брат. Навсегда твой.

Передав конверт бабушке, Отар обнял Олю и крепко поцеловал.

Вся квартира Фаины Степановны была завалена подарками. Отар привез роскошную коляску, кроватку, массу пеленок, распашонок, костюмчиков и прочей детской мелочевки. Уже в Ленинграде, узнав, что родилась девочка, он накупил ей нарядов едва ли не до свадьбы. Зная об этом, Юлька попросила Бориса Матвеевича не дарить от института никаких вещей, а просто отдать молодой маме собранные коллегами и выделенные профкомом деньги.

– Ничего не покупай дочке сама, – убеждал Олю ее названый брат, – мы все будем присылать. Ты только говори, что надо. Все достанем на складе. Такие вещи, что тебе и не снились. У нас все есть – как в Греции, даже лучше.

– Спасибо, Отарик, ты и так привез столько всего. Надолго хватит.

Они стояли у кроватки и смотрели на портрет Серго, висевший напротив.

– Она его копия, – восхищенно заметил Отар. – Как тебе это удалось?

– Старалась очень, – засмеялась Оля. – А вы с Юлькой что же? Никак не решитесь?

– Юля очень хорошая девушка, – погрустнел он, – но не хочет она в Батуми. А я не могу сюда переехать – надо отцу с матерью помогать. Нас у них семеро, я старший. Как их оставишь?

– А ты ее силой увези. Или сделай ей малыша. Сама прибежит.

– Ей сделаешь! Я же говорю: она – не ты. Очень рациональная!

Перехватив ее взгляд, Отар посерьезнел:

– Как жить думаешь, Оля? Нельзя всю жизнь прожить с портретом. Боюсь, к этому себя готовишь. Ты красивая, молодая – тебе мужчина нужен. А Леночке – живой отец, а не портрет на стене.

– Конечно, ты прав, – вздохнула Оля, – все правильно говоришь. Да я и не собираюсь делаться затворницей. Чтобы девочка моя выросла счастливой, надо самой счастливой быть. Если смогу полюбить кого-нибудь – выйду замуж. Если полюблю.

– А если не полюбишь?

– А если не полюблю, тогда как? Сам подумай.

– Конечно, – грустно согласился он, – тогда никак.

А сам подумал: «Не полюбишь ты никого, дорогая. Разве сможет тебе кто-нибудь его заменить, если будешь каждый день видеть эти два портрета? Эх, Серго, Серго!»

Через неделю Отар уехал. Обещал звонить. Просил сообщать новости о малышке. И правда, звонил каждый месяц, а иногда и чаще.

Девочка расцветала, как бутон. Она была неизменно весела, хорошо кушала и прибавляла в весе. При взгляде на ее приветливое личико у Оли всегда теплело на душе.

«Я перехитрила тебя, Серго, – как-то подумала она, глядя на его портрет, – я унесла с собой твою частичку. Смотри, какая красавица из нее получилась».

И услышала:

– Так уж и перехитрила! Думаешь, я не знал? Все твои планы у тебя на личике читались, дорогая.

Отец ни разу не навестил ее. Он разменял их старую двухкомнатную квартиру на две коммунальные – двухкомнатную для него с матерью и однокомнатную для Оли.

Через два месяца после размена отец умер. От инфаркта. Прямо на работе. Умер, так и не повидав свою внучку.

После его смерти мать отдала Оле двухкомнатную квартиру, а сама перебралась в однокомнатную. Она очень подружилась со своей новой соседкой одного с ней возраста. К ним часто приходила Фаина Степановна, и они втроем гоняли чаи допоздна.

И Оле попались хорошие соседи – молодая пара и тоже с малышом. Их дом находился в самом центре города, недалеко от института, где она теперь преподавала. До работы можно было добраться пешком за пять минут.

В три месяца Леночка научилась переворачиваться со спинки на животик, в четыре села. В семь стала пытаться вставать в кроватке, цепляясь крошечными пальчиками за перекладину. В десять пошла.

Однажды хмурым ноябрьским вечером в квартиру Ольги позвонили. Она открыла. На пороге стояли три женские фигуры в черном. Оля сразу догадалась, кто они – это были мать и сестры Серго. От Отара она знала, что отец Серго умер от горя, не пережив гибели единственного сына.

Молча прошли они в комнату, подошли к кроватке и долго глядели на малышку. Широко раскрыв синие глазенки, Леночка без страха смотрела на незнакомых теть.

– Это он, – наконец глухо сказала мать – и упала перед Олей на колени. – Прости нас, дочка!

– Прости нас! – эхом повторили его сестры, опускаясь на колени рядом с матерью.

– Ну что вы, встаньте, не надо! – Оля бросилась к ним, пытаясь поднять. Но они только качали головами.

– Скажи, что прощаешь. Иначе не встанем.

– Прощаю, прощаю, конечно, прощаю! – торопливо заговорила Оля, – Встаньте, пожалуйста! Вы с дороги, раздевайтесь. Я сейчас ужин разогрею – покушаете.

Во все глаза глядела она на его мать и сестер, пытаясь найти в них черты Серго, но ничего общего не находила. Все трое были настоящие грузинки – носатые и черные, как галки.

– Послушай, дочка, что скажу. – Мать неотрывно глядела на портрет сына. – Мы теперь твоя семья. Как он любил тебя – сказать нельзя! Все твердил: почему его предку можно было взять русскую невесту, а ему нет. Я волосы на себе рвать готова. Согласись мы тогда, может, живой бы остался. Все к тебе рвался, да отец не пускал.

«А родителям того малыша стали бы присылать его пальчики», – подумала Оля. Нет, не мог Серго остаться в живых. Слишком сильно он любил людей, слишком был хорош для этого жестокого мира. Такие долго не живут – они Богу нужнее.

Ах, если бы она могла оказаться с ним рядом! В тот момент. Она бы оттолкнула его. Не дала бы убить. Собой бы закрыла, наконец. Отдала бы за него жизнь, не раздумывая.

А Леночка? Она ведь тогда умерла бы тоже. Бог не дал ей выбора.

– Я часто слышу его голос, – вдруг сказала Оля то, что не говорила никому, кроме Юльки. – Он разговаривает со мной. Это правда – я не придумываю.

– Как разговаривает?!

– Ой, только вы не подумайте, что я ненормальная! – спохватилась она, памятуя Юлькины наставления. – Я доктор наук – у меня с головой все в порядке.

– Да мы знаем, знаем!

– Понимаете, я иногда мысленно спрашиваю Серго о чем-нибудь, а он отвечает. Я слышу его голос где-то внутри себя. Часто с ним разговариваю. Подруга говорит, что это я сама за него ответы придумываю. Потому что мы очень близки были, понимали друг друга с полуслова. А я все думаю: может, это его душа со мной говорит? Он верил, что после смерти душа стремится к тем, кого любила при жизни. Я знаю: когда умру, наши души соединятся.

Мать Серго перекрестилась. Потом заплакала:

– Что мы наделали, дочка! Зачем вас разлучили? Почему Господь не вразумил нас? Горе мне, горе!

Тут Оля, не выдержав, заплакала тоже. И сейчас же заплакала в своей кроватке Леночка. Тогда Оля взяла себя в руки.

– Не плачьте, мама! Теперь у вас есть внучка. Я научу ее любить и почитать вас. Приезжайте к нам и живите, сколько хотите.

– Ты тоже приезжай к нам, дочка. А хочешь, насовсем приезжай. У нас дом большой – всем места хватит. Сад есть, в нем мандаринов много, виноград. Горы кругом, воздух, лето круглый год. Леночке раздолье будет. Море рядом. Приедешь?

– Вот дочка подрастет – непременно приеду.

– С матерью твоей хотим повидаться.

– Завтра и повидаетесь. Мама у меня хорошая, добрая, рада вам будет. А сейчас ложитесь, отдыхайте. Она завтра придет перед моим уходом на работу – с Леночкой посидеть. Тогда и познакомитесь.

И побежали месяц за месяцем, год за годом.

Леночка подрастала, умнела. В три года она уже знала все буквы и научилась читать. Оля очень хотела отдать дочку в садик, чтобы девочка привыкала к обществу других детей, не росла одиночкой. Но бабушка с Фаиной Степановной так восстали против этого, что она сдалась.

Леночке разрешалось почти все. Но при этом она с удивительным для такой крохи чутьем понимала, что можно делать, а чего нельзя. Юлька, бывая у них в гостях, с замиранием сердца наблюдала, как малышка пытается вдеть нитку в иголку, ножом отрезает хлеб, наливает горячий чай в чашку.

– Оля, она порежется! Или обварится! – возмущалась Юлька. – Ну как ты не боишься?

– Я не обварюсь, – уверенно отвечала за маму Леночка. – Я осторожненько. Давайте, тетечка Юлечка, я вам еще чайку налью. С сахарком.

Когда однажды заболели сразу и бабушка, и Фаина Степановна, Оле пришлось взять дочку на работу. На лекции та сидела тихо-тихо, словно мышка, и во все глаза глядела, как ее мама учит чему-то много-много больших дядей и тетей. И как они слушают ее маму. А на перемене эти дяди, и особенно тети, буквально затискали ее – пришлось от них спасаться у мамы под столом.

Пока Леночка была совсем маленькой, она почти не болела – сказывались заботы бабушки. Та внимательно следила, чтобы внучка тепло одевалась, вовремя кушала и соблюдала режим дня. Когда же бабушка слегла – сердце забарахлило и замучило давление – и девочка целыми днями стала пропадать у мамы на работе, общение с чихающими и кашляющими студентами не пошло на пользу ее здоровью.

Однажды Леночка сильно простудилась. Кашель перешел в бронхит, бронхит – в тяжелое воспаление легких. После этого девочка стала болеть все чаще и чаще.

Врачи посоветовали свозить дочку на море. Ольга с Леночкой провели два месяца в Батуми. Там их буквально носили на руках. Катали по морю, возили в горы и кормили, кормили, кормили. Где бы они ни появлялись, их сейчас же усаживали за стол – и начиналась пытка под названием «угощение дорогих гостей». Друзья Серго и родители спасенного малыша завалили их подарками.

За эти два месяца Леночка поздоровела, окрепла. Но стоило им вернуться в Ленинград, как все началось сначала. В конце концов, врачи сошлись на том, что девочке нужен юг.

Ольге очень не хотелось оставлять маму, бросать кафедру, налаженный быт. Но выхода не было. В сыром и холодном Ленинграде ее дочь больше жить не могла. Наверно, сказалось и то, что отец Леночки был коренным южанином.

С работой, как всегда, помог Борис Матвеевич. В одном из вузов крупного донского города объявили конкурс на замещение должности профессора кафедры высшей математики. К тому времени Ольга уже имела это звание. Она послала документы на конкурс. И хотя никто из других докторов наук больше документов не подал, эта должность ей досталась с большим трудом.

Вся кафедра дружно проголосовала против ее избрания. Будущих коллег не интересовали ни ее научные заслуги, ни ее педагогический опыт – ничего. Ну не хотели они доктора наук – и все. Их вполне устраивало его отсутствие.

В Ленинграде такое в принципе было бы невозможно. Там любой вуз гордился бы таким приобретением. Имя Ольги Туржанской было известно не только в стране, но и за ее пределами, – а статус вуза напрямую зависел от количества в нем докторов наук и академиков.

Но и на ее известность в научном мире будущим коллегам Ольги было глубоко наплевать.

Тогда БМВ запустил в бой «тяжелую артиллерию». Ректору вуза позвонил знакомый из ВАКа и предупредил, что если его подчиненные не примут «правильное решение», то вузу могут и категорию понизить. Поскольку там докторов наук – раз-два и обчелся. А категория вуза – это ставки, должности и прочие блага.

Тут уже и ректор забеспокоился. Он вызвал к себе заведующего кафедрой математики и устроил ему выволочку. Тот сначала разводил руками и пожимал плечами – мол, а что я могу поделать, у нас демократия. Тогда ректор пригрозил досрочно объявить конкурс уже на его должность – по причине полного отсутствия достижений на поприще науки. И заведующий сдался.

О чем он говорил с подчиненными, что обещал, чем угрожал, – об этом история умалчивает. Но, в конце концов, с перевесом в три голоса, кафедра проголосовала положительно. А уж ученый совет утвердил Ольгу единогласно. Так она стала профессором вуза в далеком южном городе, где никогда не бывала.

Она не потребовала у института квартиру, хотя по должности имела на это право. Удачно обменяла ленинградскую коммуналку на хорошую изолированную и уехала из своего любимого Ленинграда, оставив там дорогих ей людей, навсегда.

Часть 2. Воспитание чувств

Глава 13. Братик и сестричка

– Это Гена, Гена! – услышав звонок в дверь, закричала Леночка. – Мамочка, можно я открою? Я уже умею.

– Ну открой. Только сначала спроси, кто там.

– Кто там? – запела девочка. – Кто там? Кто там?

– Это я, почтальон Печкин! – густым голосом ответил Гена.

– Кто-о? Мама, там какой-то почтальон.

– Это из мультика про дядю Федора и кота Матроскина, – засмеялась Ольга. – Гена так шутит.

– А-а-а, помню, помню! – захлопала в ладошки Леночка. – Как я сразу не догадалась? Мамочка, помоги – что-то колесико не поворачивается. Гена, не уходи, не уходи, подожди, мы сейчас откроем. Замочек неподдающийся.

– Да я не ухожу.

Гена готов был ждать хоть до вечера. Но так долго не пришлось. Дверь отворилась, и дети кинулись друг к другу.

– Пойдем, пойдем ко мне! – Леночка схватила Гену за руку. – Я покажу тебе свои игрушки. Сам выбирай, во что будем играть. Как ты смешно придумал про Печкина! Я бы так не смогла.

Теперь буду все время придумывать, решил Гена, раз ей так нравится. Надо будет все смешное запоминать, а потом ей рассказывать. Как она смешно смеется, – как колокольчик. И в ладошки хлопает.

От обилия игрушек в ее комнате у него разбежались глаза. Ну просто магазин игрушек. Какая у нее хорошенькая комната! Такая же, как у них с мамой, но здесь гораздо красивее. Какие цветочки на стенах! И картинки! И коврик на полу! И детский уголок! Много куколок сидит вокруг игрушечного столика, а на нем чашечки и блюдечки – совсем как настоящие. И как хорошо пахнет!

– Кто это? – засмотрелся он на большую фотографию дяди с лицом его подружки. – До чего вы похожи! Как две капельки воды.

– Это мой папа.

– А где он? На работе?

– Нет, он умер. Его застрелили.

– Застрелили? – Глаза мальчика стали еще круглее. – По-настоящему? А кто, бандиты?

– Да, он милиционером был. Мальчика украли у папы с мамой, а он его спас. За это бандиты его застрелили. Это давно было – я тогда только должна была родиться.

– А бандитам что было?

– Их убили тоже. Мама всегда плачет, когда говорит про папу. Ты ничего у нее не спрашивай, ладно?

– А моей маме сказать можно?

– Можно. Ну, во что будем играть?

Но Гена не отвечал. Он потрясенно смотрел на портрет Леночкиного папы. Значит, так бывает на самом деле, а не только в книжках и в кино.

Но зачем люди так делают? Зачем они украли мальчика? Неужели не знали, что их тоже могут убить? Могли же предполагать? Им бы отпустить мальчика, а самим убежать и спрятаться. И Леночкин папа живой остался бы. И всем было бы хорошо.

– Твой папа тебя любил? – задал он самый главный для него вопрос.

– Он даже не знал, что я должна родиться.

– Как не знал? Разве так бывает?

– Ну да. Его убили раньше, чем он узнал.

Рой вопросов закружился в голове Гены. Но он не успел их задать.

– Леночка, а оладушки? – позвал из кухни голос ее мамы. – Идите есть, пока тепленькие.

– Да он только что пообедал, – послышался голос Гениной мамы. – Он не хочет.

– Очень даже хочу! – неожиданно заявил Гена. – Так вкусно пахнет!

– Тебе со сметанкой или с вареньем? – Маленькая хозяйка с интересом наблюдала, как гость накладывает себе на тарелку целую гору оладьев.

– Со сметанкой. И с вареньем.

Гена полил оладьи сметаной, сверху положил варенье и с аппетитом принялся все это уминать. Как вкусно! Он давно не ел с таким наслаждением.

Цепляя на вилку сразу по две оладьи, мальчик пытался засунуть их в рот, но они не помещались. Сметана капала ему на колени – он весь измазался вареньем. Сопя и причмокивая, Гена поглощал вкусные оладьи, не замечая, как изумленно три особы женского пола взирают на него.

Будто с голодного края, думала его мама. Еще решат, что мы его голодом морим. Ведь только что пообедал.

Вот это аппетит! – думала Ольга. Надо почаще его приглашать. Может, и Леночка рядом с ним станет есть получше. А то клюет, как птичка. После болезни совсем есть перестала.

Как он быстро кушает, думала Лена. Словно за ним гонятся. Наверно, хочет поскорее пойти играть. Но как много!

Беря с Гены пример, она тоже положила на оладушек сметану, а сверху варенье. Придерживая его вилкой, разрезала на четыре части и, подцепив одну из них, отправила в рот. Действительно, вкусно.

– Ты клади побольше сметаны, – посоветовал Гена, – так будет еще вкуснее. И жевать легче.

Он тоже разрезал оладышек и попробовал есть, как она. Оказалось, так удобнее и меньше пачкаешься.

– Гена, вытри ротик. – Леночка протянула ему салфетку. И вовремя: он как раз хотел его вытереть – только рукавом.

Попив чаю, они вернулись в Леночкину комнату.

– Давай построим из твоих и моих кубиков башню, – предложил Гена, – высокую-высокую. Насколько кубиков хватит.

– Давай.

Пока дети играли, их мамы облегчали души, рассказывая друг другу о себе. Они быстро перешли на «ты». Выяснилось, что Ольга будет преподавать как раз в том институте, который так и не окончила Светлана. Обсудив проблему детсада, решили, что Светлана попросит директрису, чтобы Леночку определили в одну с Геной группу. И ребятам веселее, и легче присматривать за ними.

Бедняжка, как же ей нелегко приходится, если с таким сроком она еще работает, думала Ольга. Буду ей помогать, чем смогу. А родятся малыши – научу Леночку о них заботиться.

– Пойдем, посмотрим, чем там ребята занимаются, – предложила она, когда посуда была вымыта, – что-то они притихли.

Посреди комнаты возвышалась высокая башня из кубиков. Сидя на ковре возле нее, дети рассматривали содержимое трех коробок, снятых Леночкой с верхней полки. В каждой коробке было по детской железной дороге.

Забыв обо всем на свете, Гена любовался этими сокровищами. Железную дорогу ему доводилось видеть только в витрине «Детского мира». Приплюснув нос к стеклу, он жадно рассматривал все эти рельсы, вагончики, горки с тоннелями, крошечные станции и прочие атрибуты детского счастья. И вот, пожалуйста, – у Леночки их целых три.

– Давай разложим! – с дрожащими от нетерпения руками предложил он.

– А у нас получится? – засомневалась Леночка. – Я еще ни разу не пробовала. Это папины друзья подарили. Дядя Отар обещал, когда приедет, показать, как ее собирать, – да все не едет.

– А может, попробуем? – умоляюще попросил Гена. – А вдруг получится? Ты будешь читать инструкцию, а я собирать.

Сам он читать так и не научился. Охоты не было. Вот когда мальчик пожалел об этом. Но теперь, решил он, не отстану от мамы, пока не научусь.

Вдруг Лена, не говоря ни слова, схватила свою маму за руку и увела в коридор. Там они о чем-то пошептались. Потом вернулись. Взяв в руки самую большую коробку, девочка торжественно объявила:

– Гена! В честь нашего знакомства я дарю тебе эту железную дорогу.

Гена так и сел. Он даже забыл, что принято говорить в таких случаях. Так бы он и сидел, если бы его мама не напомнила:

– Гена, что надо сказать?

– Ой, спасибо, спасибо! – закричал мальчик, прижимая к груди свое сокровище. Сердце у него колотилось от радости, слезы выступили на глазах. Сколько счастья в один день! И все-все связано с этой девочкой, похожей на маленькую фею. Что бы ей такое сказать приятное?

– А у меня скоро будут два братика. Или две сестрички. Или братик с сестричкой, – выпалил он и сам удивился: чего это ему взбрело в голову?

– Я знаю, – засмеялась Лена, – они у твоей мамы в животике. Ты тоже там был, и я была у моей мамы – до того как мы родились. Я тебе так завидую! У меня есть двоюродные братики, но они живут очень далеко.

– А давай я буду тебе братиком, – вдруг предложил Гена, – а ты мне сестричкой. Хочешь?

– А можно? Мама, можно, чтобы Гена мне был как будто братик, а я ему – как будто сестричка?

– А почему нет? – улыбнулась Леночкина мама, – Будете назваными братом и сестрой. Очень даже хорошо.

– И в садике можно будет сказать?

– И в садике можно. Будете заботиться друг о друге, помогать друг дружке, не давать в обиду – все поверят, что вы брат и сестра.

– Ну, сынок, пора и честь знать. – Светлана взяла сына за руку. – Попрощайся с сестричкой. Завтра вместе в садик пойдете, там за день вдоволь наиграетесь.

Так закончился этот замечательный день – самый лучший день в жизни Гены.

От пережитого волнения мальчик долго не мог заснуть. А когда уснул, ему приснился страшный сон. Будто он машинист поезда и его поезд несется через длинный-длинный тоннель. Вот он вылетает из тоннеля на свет, и Гена видит Леночку. Она стоит близко, совсем близко от рельсов и машет ему рукой. А он силится крикнуть, чтобы она отошла подальше, но не может. От ужаса, что сейчас поезд ее сшибет, он проснулся.

Как хорошо, что это только сон, подумал Гена. Наверно, он означает, что я должен ее беречь. Я никому не дам ее в обиду – никому, никогда.

И с этой мыслью он снова уснул.