Текст книги "Белая лебедушка (Русские волшебные сказки)"

Автор книги: Ирина Карнаухова

Соавторы: Борис Забирохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Покатигорошек

некотором царстве, в некотором государстве, на море-окияне, на острове Буяне растёт дуб зелёный, под дубом бык печёный, у него в боку нож точёный; сейчас ножик вынимается, и сказка начинается.

А это ещё не сказка, а только присказка. А кто мою сказку будет слушать, тому соболь и куница, прекрасная девица, сто рублей на свадьбу, пятьдесят – на пир.

Жили-были дед да баба, и были у них два сына и одна дочь. Дочь, хоть и крестьянская девушка, звания простого, богатства малого, а красоты неописанной.

Собрались раз братья в дальнее поле пахать и взяли с собой хлеба на три дня.

Вот отец им и говорит:

– Там работы на девять дней. Когда вы хлеб съедите, вам сестра принесёт ещё.

А идти на то дальнее поле нужно было через дремучий лес по запутанным тропам, по кривым поворотам.

Вот сестра и спрашивает:

– Как же, братцы, я вас найду, по какой тропинке вам хлеб принесу?

– А мы будем по дороге щепки бросать: по этой примете ты нас найдёшь.

– Ну ладно, хорошо.

Пошли братья через лес, стали щепки на дорогу бросать.

А в том лесу жил Семиглавый Змей; летал он над лесом, всё видел, все разговоры слыхал, собрал эти щепки, на другую тропинку побросал.

Пошла девушка по той тропочке, идёт, идёт – лес всё черней, всё гуще, и зверь по нему не пробегивает, и птица над ним не пролётывает…

Испугалась девушка и вдруг видит: стоит золотой дворец, открываются ворота медные и выходит Семиглавый Змей страшней страшного.

– Здравствуй, умница! Давно я тебя дожидаюсь, давно до тебя добираюсь, а теперь ты сама ко мне пришла. Забывай, красавица, отца с матерью, родных братьев, тесовый двор. Будешь теперь у меня век вековать, горя и заботы не знать, только меня, Змея Семиглавого, любить и привечать.

Заплакала девица, да делать нечего.

Увёл её Змей в золотой дворец, запер накрепко медные ворота.

А братья три дня пахали, хлеб весь приели; не стало им пищи – они бросили пахать и пошли домой. Приходят домой к отцу с матерью.

– Что же вы, матушка, нам не порадели, хлеба-квасу нам не прислали?

– Как так, родные? Вам сестра вчера хлеб понесла.

Затосковали братья, заплакали:

– Пропала наша сестра любимая, заблудилась в дремучем лесу, затонула в глубоком болоте.

Собрал старший брат хлеба в котомку, соли да луковку, острый нож за пояс сунул.

– Я пойду, – говорит, – свою сестру искать, домой не вернусь, пока её не найду.

Долго ли, коротко ли, приходит он к золотому дворцу. Отворил он медные ворота, видит: на серебряном дворе, на золотой лавке сидит его сестра, длинные косы чешет, горькими слезами плачет. Увидала она брата, вскочила на резвые ноги, горше прежнего заплакала:

– Ты зачем, братец, сюда пришёл? Сложишь ты здесь свою буйную голову, меня не избавишь и себя погубишь.

– Пусть я себя погублю, только бы мне на тебя наглядеться.

– Постой ты здесь, братец, – говорит сестра, – а я пойду Змея спрошу, что он скажет на то, что ты в гости пришёл.

Приходит она к Семиглавому Змею:

– Семиглавый Змей, злой господин, что бы ты сделал, кабы мой старший брат– в гости пришёл?

– В гости пришёл, я бы за гостя и принял.

Привела сестра брата в горницу. Змей его честь по чести встречает, за стол сажает.

– Ступай, жена, принеси железных бобов да медного хлеба… Ну, кушай, шурин любезный, кушай досыта.

Взял брат медного хлеба, железных бобов, подержал да на стол положил. Усмехнулся Змей:

– Верно, ты, шурин, сыт, что моим хлебом-солью брезгуешь? Пойдём теперь посмотрим, как твоя сестра живёт, бедней или богаче, чем у отца с матерью.

И повёл его по золотому дворцу, а у него добра всякого видимо-невидимо: на конюшне двенадцать лошадей, в хлеву двенадцать коров, золота, серебра, жемчуга и годами не счесть.

– Ну что, шурин, ты богаче или я?

– У меня и десятой доли нет твоего добра, зятюшка.

– Ну, пойдём за мной, я тебе ещё что-то покажу.

И приводит его к дубовой колоде: четыре сажени толщины, двенадцать длины.

– Если ты эту колоду без топора порубишь, так пойдёшь домой.

Вот старший брат говорит:

– Хоть сейчас меня убей, а я этого сделать не могу.

Рассердился Семиглавый Змей, раскричался:

– Полно тебе сюда ходить дураку-мужику, мякинному языку, и ещё брататься со мной вздумалось! Коли ты мне брат, то и свинья – сестра! Ты не только со мной разговаривать, ты не должен на меня глаз поднять; не достоин ты сюда ходить и мой дом пакостить.

Убил старшего брата Семиглавый Змей и за волосы на медные ворота повесил.

Вот и другой брат тоже пошёл сестру искать и нашёл её во дворе у Змея.

Заплакала сестра, зарыдала:

– Ах, братец, братец, убьёт тебя Змей, как старшего.

– Пускай убьёт, только бы я с тобой повидался.

– Постой же тут, я пойду спрошу, что Семиглавый Змей скажет.

И приходит она к Семиглавому Змею, кланяется ему в чёрные ноги.

– Что скажешь, жёнка? Вижу я твой усердный вид и покорное лицо. Говори, не бойся.

– Ах, Семиглавый Змей, грозный муж! Что бы ты сделал, кабы второй мой брат в гости пришёл?

– Что бы я сделал? За гостя бы принял.

– Может, примешь его так, как старшего?

– Я старшего убил потому, что он мне нагрубил, не умел со мной по чести разговаривать. Пускай приходит, этого я приму.

Выходит сестра во двор и говорит брату:

– Ты ему, братец, покорись, ни в чём Змею не перечь!

Встретил Змей брата честь по чести, за стол посадил.

– Давай, жена, железных бобов и медного хлеба.

Принесла жена полхлеба и чашечку бобов.

– Эй, жена, – закричал Змей, – плохо гостя потчуешь! Верно, старший твой брат недоволен был, что ты мало ему подала. Возьми это, принеси как следует.

Заплакала сестра, принесла ковригу хлеба, блюдо бобов, а гость и в руки еду не берёт.

– Благодарствуй, зятюшка, я сыт, не голоден.

– Ну, коли так, пойдём хозяйство смотреть.

И повёл его по всем хоромам, стал своим добром хвастать.

– Ну как, шурин любезный, кто из нас богаче живёт?

– У меня и десятой доли того добра нет.

Привёл его Змей к дубовой колоде: четыре сажени толщины, двенадцать сажен длины.

– Видишь ты, шурин, дубовую колоду? Если ты без топора её порубишь, без огня спалишь, то пойдёшь домой, а не то будешь висеть рядом с братом.

– Хоть сейчас убей, а у меня это сделать силы нет.

Убил его Семиглавый Змей, на медные ворота за волосы повесил. Приходит Змей в свои хоромы и видит жену в большой тоске и жалобе.

– Ах, муж ты мой немилостивый, Семиглавый Змей, за что ты моих братьев убил? Нет у меня больше ни роду, ни племени, только мать с отцом. Предай ты меня злой смерти, Семиглавый Змей, чтобы мне на земле не жить, горьких слёз не лить.

– Нет, милая, я этого не сделаю; а достал бы я твоего отца и мать, то и их бы убил, чтоб ты ни о ком не думала, со мной веселей жила.

В ту пору, в то времечко шла мать по воду и горько плакала:

– До чего я дождалась на старости?! Одни мы живём, солому жуём, ни детей, ни хлеба в избе не видим.

Вдруг видит: катится по дороге горошина. Взяла она ту горошину и съела. С этого зёрнышка и родился у ней ребёночек, и назвали его Покатигорошек.

Растёт Покатигорошек не по дням, а по часам, как пшеничное тесто на дрожжах. Дед и баба на него не налюбуются, не насмотрятся; отдали его в школу; другие ребята четыре года в школе сидят, а он в один год всему выучился.

Приходит он из училища к отцу, к матери.

– Ну, тятенька и мамонька, благодарите моих учителей, а мне уже в школу ходить нечего: я теперь знаю больше их. И прошу я вас, тятенька и мамонька, скажите мне всю правду, всю истину, я ли у вас единый сын или есть у меня братья и сестрёнки?

Заплакала мать и всю правду ему рассказала.

– Не плачь, мамонька, я пойду своих братьев искать: или жив не буду, или их домой добуду.

На другой день поутру он встал, умылся, на четыре стороны поклонился.

– Позволь мне, мамонька, перед походом погулять.

Ну, пошёл себе на улицу гулять и нашёл железную спицу, поднял её и отцу принёс.

– На тебе, батя, это железо, неси кузнецу и сделай мне булаву семипудовую!

Отец ему ничего не говорит, а сам думает: «Дал же мне господь детище не такое, как у добрых людей; я его вскормил, выучил, а он надо мной насмехается; можно ли из спицы булаву в семь пудов сковать?»

Купил отец железа семь пудов и дал кузнецу сделать булаву. Сделали булаву семипудовую и привезли к дому. Вышел Покатигорошек из горницы, взял свою булаву семипудовую и кинул её за облако ходячее, а сам пошёл в свою горницу.

– Матушка-голубушка, дай мне перед походом поспать да от мух сбереги.

Заснул Покатигорошек богатырским сном; три часа проспал, потом вышел на отцовский двор, упал на сырую землю правым ухом и крикнул своего отца:

– Батя, пойди сюда. Слышишь, в небе шумит и гудёт? Это моя булава до земли идёт.

Подставил Покатигорошек правое колено, ударила его булава по колену и переломилась пополам.

Рассердился Покатигорошек на отца.

– Отчего ты не сделал булавы из той бабьей спицы, что я тебе дал? Возьми её, ступай к кузнецу, сделай новую мне палицу!

Бросили кузнецы спицу в огонь, начали молотками бить и клещами тянуть и сделали булаву семипудовую и ещё железа на два лемеха осталось.

Взял Покатигорошек свою булаву семипудовую и отправился в путь, в чистую дорогу. Пришёл к медным воротам, к золотому дворцу.

Выходит к нему сестра навстречу; он с ней здоровается и так говорит:

– Здравствуй, милая и родная сестра.

А она ему в ответ:

– Какой ты мне брат! Мои братья на воротах висят.

Тут он ей всё рассказал, и она горько заплакала:

– Зачем ты, мой младшенький, сюда забрёл? Только горя и слёз мне прибавится. Постой у ворот, я у Змея спрошу, что с тобой сделать прикажет.

Приходит она к Семиглавому Змею. Говорит ей Семиглавый Змей:

– Ох, жёнка, не с весёлым видом ко мне идёшь; что у тебя приключилось?

– Ох, Семиглавый Змей, мой немилостивый муж, мой самый младшенький брат в гости пришёл.

– Коли он самый младший, я с ним разговаривать мало буду, ступай призови его.

Покатигорошек вошёл в горницу:

– Здравствуй, зятюшка!

– Ах ты, молокосос! Материнское молоко на губах не обсохло, а туда же в зятья просится! Ну, что же, погости…

И подвинул ему Семиглавый Змей железную лавку. Покатигорошек на ту лавку сел – лавка треснула.

– А что, зятюшка, в лесу живёшь, а лавка у тебя худенькая. Или нет у тебя плотников хороших, чтобы сделали лавку покрепче?

Семиглавый Змей задумался: «Верно, я попался в добрые клещи».

– Ну, давай, жёна, напитков-заедков.

Приносит она решето железных бобов и медного хлеба.

– Изволь кушать, шурин любезный!

– Благодарствую, зятюшка, – говорит Покатигорошек, – я без всякой просьбы буду кушать, как в родном дому: нагулялся и есть хочу.

И как стал бобы щёлкать и хлеб жевать – только Змей глаза раскрыл.

– Доволен ли ты, шуринок?

– Доволен не доволен, а коли больше нечего дать, так и спрашивать нечего.

Приуныл Семиглавый Змей и говорит:

– Ну, пойдём посмотрим на моё богатство: я ли богаче, ты ли?

И повёл его по всем хоромам, по кладовым, хлевам, конюшням.

– Ну, шуринок, у тебя больше добра или у меня?

– Я не богат, да и у тебя ничего нет.

– Ой, шурин, грубо со мной говоришь! Ну, пойдём, я тебе покажу штуку.

И приводит его к дубовой колоде: четыре сажени толщины, двенадцать сажен длины.

– Если ты эту колоду без топора порубишь, без огня спалишь, так пойдёшь домой. А нет – будешь с братьями на воротах висеть.

– Да ты не грозись, дай мне дело сделать.

Толкнул Покатигорошек дубовую колоду мизинным пальцем – разлетелась колода в мелкие щепы. Дунул Покатигорошек на мелкие щепы – стал из щеп серый пепел.

– Ну, я своё дело сделал, а теперь ты меня, Семиглавый Змей, слушайся: будем мы с тобой биться не на живот, а на смерть.

Дунул Семиглавый Змей – сделал медную площадку, а Покатигорошек дунул – сделал серебряную площадку.

И стали они биться не на живот, а на смерть.

Ударил Семиглавый Змей – вбил Покатигорошка в серебряный пол по лодыжки. А Покатигорошек ударил – вбил Семиглавого Змея в медный пол сразу по колено. Размахнулся Змей, вбил Покатигорошка по колено, а Покатигорошек Змея – по пояс. Говорит Семиглавый Змей:

– Постой, шуринок, отдохнём.

– Да ещё не очень притомились.

– Видно, шурин, я от тебя погиб.

– А я затем, Семиглавый Змей, и пришёл.

Молит его Семиглавый Змей:

– Бери всё моё добро, оставь меня только жизнь доживать.

– Я бы оставил тебя жизнь доживать, да ты меня молокососом назвал, это мне очень тяжело снести. Нет тебе прощенья! Больше с тобой и говорить не хочу.

Змей пришёл в великую злобу, распустил свою кровь по всем жилам, дал простор своим ретивым плечам, ударил Покатигорошка и вбил его в землю по пояс.

Рассердился Покатигорошек:

– Полно мне с тобою шутки шутить, слишком долго я с тобой балую.

И ударил Змея Покатигорошек в третий раз и вбил его по самую шею в медный пол, взял свою булаву семипудовую и снёс Змею семь поганых голов. Тут его жизнь кончилась.

Налетел ворон с воронятами, начал змеиные головы клевать. Покатигорошек схватил воронёнка за ногу. Закричал ворон человечьим голосом:

– Отпусти, молодец, моего любимого сына, я тебе, что хочешь, сделаю.

– Принеси мне, ворон, живой и мёртвой воды, а не то воронёнку живому не быть.

Полетел ворон за тридевять земель, в тридесятое царство, в иное государство, достал живой и мёртвой воды и принёс Покатигорошку.

Отпустил Покатигорошек воронёнка на волю.

Пошёл Покатигорошек к медным воротам, снял своих старших братьев, брызнул мёртвой и живой водой – стали братья целы, живы и веселы. Привёл Покатигорошек братьев к родной сестре и говорит:

– Братья мои родные, любимая сестра! Берите себе золотой казны, сколько вам надобно, и пойдём домой к отцу с матерью.

И пришли они все домой здоровёхоньки, стали дружно жить, отца с матерью кормить.

По колено ноги в золоте

некотором царстве, в некотором государстве жил-был один старик, и было у него три дочери. Вот раз дочери пошли на озеро сорочки полоскать. А по тому озеру на лодочке плыл царь – весёлый человек – и песни пел.

Вот старшая дочка и говорит:

– Взял бы меня царь замуж, я бы весь мир одним караваем хлеба накормила.

А вторая и говорит:

– А меня бы царь замуж взял, я бы всё войско его одним куском холста одела.

А младшая своё:

– Взял бы меня царь замуж, я бы принесла ему двух сыновей: по колено ноги в золоте, по локти руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.

Услыхал всё это царь, подъехал к ним и говорит:

– Одевайтесь, девушки, собирайтесь, девушки, поедем со мной во дворец. Будет старшая у меня поварихой, средняя у меня ткачихой, а младшая любимой женой.

Как сказано, так и сделано. У царей не пиво курить, не мёды варить, честным пирком да за свадебку.

Вот много ли, мало ли времени прошло, собрался царь по своим делам и в далёкие края уехал. А царица в это время сына родила. По колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.

Понесла старшая сестра царевича в баню. В предбаннике ударила его по спине да и говорит:

– Был ты царский ребёнок, будь ты серый волчонок.

Оборотился царевич серым волчонком и в лес побежал.

А старшая сестра грамоту пишет: «Обещалась твоя царица принести хорошего ребёнка, а принесла щенка. Я его велела в колодец бросить».

А царь ей в ответ: «Первая вина не считается. Моей жены обижать не смей!»

Ну, ладно, хорошо; много ли, мало ли времени прошло, родила царица второго сына. По колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке. Понесла его средняя сестра в баню мыть. Ударила по спине и говорит:

– Был ты царский ребёнок, стань ты серый волчонок!

Оборотился царевич серым волчонком и в лес побежал.

А средняя сестра царю пишет: «Обещалась твоя жена принести хорошего ребёнка, а принесла щенка. Я его велела в колодец бросить».

А царь ей в ответ: «Первая вина не считается, а вторая вина прощается, подождём, что дальше будет».

Много ли, мало ли времени прошло, родила царица третьего сына. И хорош, и бел, и румян, и на ногу резв, да мальчик как мальчик, как у всех женщин рождаются.

Тут старшая сестра царю грамоту пишет: «Обещалась твоя жена принести хорошего ребёнка, а принесла гнилой пенёк, я его велела в печку бросить!»

Тут ей царь в ответ: «Третья вина не прощается. Куда хочешь жену с глаз моих долой прогони».

Велели сёстры большую бочку выкатить. Посадили в неё царицу с царевичем и пустили в море-океан. Бочка день плывёт и другой плывёт. Иван-царевич не по дням, а по часам растёт. Выбросила волна бочку к острову.

Поднатужился Иван-царевич, поднапружился, выбил дно и на волю с матушкой вышел.

Смотрят они – кругом голо. Людей не видать, птиц не слыхать. Идут по берегу и слёзы роняют. Вдруг видят: лежит кремень да огниво.

– Ох, матушка, – говорит Иван-царевич, – гляди, кремень да огниво. Разожгём-ка костерок, согреемся на часок.

Взял кремень да огниво, стал огонь высекать, а вместо огня выскочили два молодца.

– Что прикажешь, Иван-царевич, вмиг сделаем!

Удивился Иван-царевич и говорит:

– Чтобы мне сейчас тут, на острову, стал золотой дворец с тёплыми палатами, да чтоб кушанья были изготовлены, да перинушки взбиты, да печки стоплены. Раз, два – и готово!

Раз, два – и готово! Встал на острове золотой дворец. В нём кушанья приготовлены, перинушки взбиты, печки стоплены. И стал Иван-царевич с матушкой там жить-поживать, добра наживать.

Раз там ехали корабельщики. Увидели на острову дворец, как жар, горит; пристали к острову. Их царица встречает, в гости зовёт:

– Заезжайте, корабельщики, ко мне, наесться, напиться, на моё чудо подивиться.

Корабельщики у неё ели-пили, на чудо дивились, а оттудова поехали в царство к старому царю. Царь корабельщиков спрашивает:

– Далеко ли, корабельщики, ездили? Что вы, корабельщики, видели?

– Видели мы, царь, чудо великое. Был на море-океане пустынный остров. Раньше рос там дремучий лес, да разбой стоял. Нельзя было ни пешему пройти, ни конному проехать, а теперь стоит там золотой дворец, в нём живёт честная вдова со своим сыном Иванушкой.

Удивился царь, разохался:

– Мне бы тот дворец поглядеть, на то чудо посмотреть!

А старшая сестра, злая лиходейка, тут и вывернись:

– Это, царь-батюшка, не чудо, а полчудища. Вот есть чудо так чудо – золотая сосна, под ней серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдёт – сказки-байки поведёт, голосом потянет – трава повянет.

Вот поехали корабельщики обратным путём. Заезжают в золотой дворец, говорят честной вдове:

– Много мы про твой дворец рассказывали, а нам говорят: «То чудо какое! Есть чудо в других местах – золотая сосна, под сосной серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдет – сказки-байки поведёт, голосом потянет – трава повянет».

Тут Иван-царевич припечалился. А корабельщики в путь отправились.

Долго ли, коротко ли, приезжают снова корабельщики. Заезжают в золотой дворец. Только стали пить, есть, веселиться, а Иван-царевич на двор пошёл, вынул кремень да огниво. Выскочили два молодца:

– Что велишь, что желаешь, хозяин?

– Чтоб мне через час с минуточкой была здесь золотая сосна, под ней серебряный столб, у столба кот-баюн: голосом потянет – трава повянет.

Как сказано, так и сделано.

Увидали корабельщики кота-баюна, разохались. Стали они в путь собираться.

А Иван-царевич оборотился мушкой, им вслед полетел. Приезжают корабельщики в царство к старому царю. И Иван-царевич на плече у корабельщика сидит, всё слушает.

Говорят корабельщики старому царю:

– Ну, царь-батюшка, навидались мы дива чудного – золотая сосна, под ней серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдёт – сказки-байки поведёт, голосом потянет – трава повянет; а то диво чудное у честной вдовы на далёком острову.

– Вот бы мне поглядеть, – царь говорит.

А средняя сестра тут и вывернись:

– Это не чудо, царь-батюшка. Чудо – это два паренька, два царевича – по колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.

Рассердился Иван-царевич, полетел к себе на дальний остров. Рассказал обо всём матушке. Тут царица горько заплакала:

– Эх, Иван-царевич, были у тебя такие братья, да извели их мои злые сёстры.

Взял Иван-царевич кремень да огниво. Выскочили два молодца:

– Что прикажешь, хозяин?

– Чтобы через час с минуточкой были у меня здесь два царевича: по колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.

А они ему в ответ:

– Этого сделать, Иван-царевич, у нас силы нет: это сделать только ты сам можешь. Иди прямой дорогой в нехоженый лес; там в избушке живут два серых волка. Это и есть два брата-царевича. Возьми с собой два пшеничных хлебца, замеси ты тесто на материнском молоке. Ухватят волки те хлебцы, станут сразу людьми. А не то они тебя съедят, белых косточек не оставят.

Пошёл Иван-царевич к матушке. Всё ей рассказал. Замесила царица два пшеничных хлеба на своём молоке; взял их Иван-царевич, завернул в полотенце и в путь отправился. Зашёл он в лес дремучий. Нашёл старую избушку. Положил на стол два пшеничных хлебца. Сам за печку спрятался. Набежали тут два серых волка. Один говорит:

– Фу-фу-фу, русским духом пахнет! Кто тут есть, кого бы нам съесть?

А другой говорит:

– Что ты, братец, погляди получше, лежат на столе два пшеничных хлебца, это от них такой дух идёт.

Ухватили волки по белому хлебу, проглотили их, почуяли материнское молоко, об пол грянулись, стали царевичами: по колено ноги в золоте, по локотки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.

Тут Иван-царевич из-за печки вышел. Обнял их, поцеловал, всё им рассказал, домой повёл.

Долго ли, коротко ли, приезжают корабельщики.

Подозвала их к себе царица:

– Заезжайте ко мне, корабельщики, наесться, напиться, моему чуду дивиться.

Увидали корабельщики царевичей, удивились, разохались.

Поехали в царство к старому царю. Стали они ему про царевичей рассказывать. Тут царь не выдержал, с трона вскочил.

– Это, верно, мои сыновья любимые. Я поеду с вами, корабельщики, на них поглядеть и себя показать.

Как его злые сёстры ни уговаривали, сел царь на корабль, поплыл к острову. Подъезжает корабль к острову. Видит царь: золотой дворец, как жар, горит, у дворца золотая сосна, под сосной серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдёт – сказки-байки поведёт, голосом потянет – трава повянет.

Взошёл царь на крыльцо. А тут открылись двери дубовые, и вышла молодая царица, с нею Иван-царевич да два царевича: по колено ноги в золоте, по локотки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.

Царь на царицу взглянул, сразу жену узнал, а царевичи ему в ноги падают.

– Здравствуй, – говорят, – родимый батюшка!

Уж как тут царь обрадовался! И остался он на острову жить со всей семьёй. А злых сестёр в бочку посадили, горячей смолой засмолили, в море-океан опустили. Так им и надо!