Текст книги "Клуб негодяев (СИ)"

Автор книги: Ирина Фельдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Это он заставил вас выйти за де Ришандруа?

Женщина покачала головой.

– Фердинанд не причём. Я вышла замуж за Паскаля из корыстных побуждений. Сам видел, никакой любви между нами не было.

Это точно. Отношения между этими двумя, в лучшем случае, можно было назвать тихой ненавистью. Последние годы они даже жить предпочитали порознь.

– И это ещё не самые страшные мои поступки, – трагично возвестила Элен. Она выпрямилась и сцепила пальцы замком. – Как ты отнесёшься к тому, что я – убийца?

На ум пришло одно из любимых ругательств Ренара. Я им буквально подавился – ещё не хватало сквернословить при даме.

– Кхм! Ну… Я… Вы не похожи на убийцу. И на воровку тоже, и на… Я, наверное, неправильно выразился…

– Не надо, дорогой. Не старайся облечь эмоции в слова, всё равно приличных слов не найдёшь. Да, я убийца. Ты не всё знаешь о смерти Люси.

Я стиснул зубы и поморщился, как будто мне на открытую рану вылили спирт. Если Элен виновна в гибели мамы, я вряд ли смогу её простить. Точно не смогу.

Мать была компаньонкой Элен, и она обычно сопровождала её в поездках. В тот день они возвращались из Парижа от ювелира. Тётя обожает дорогие украшения, выполненные под заказ, и тогда она не захотела ждать курьера, поэтому лично отправилась за обновками. Где-то в глуши на них напали слуги: кучер и лакей прознали о драгоценностях и рискнули пойти на грабёж. В результате нападения выжила только Элен.

– Те олухи не поубивали друг друга от жадности. Одного я зарезала его же ножом, тем самым… Я попала в живот, он долго умирал… А второго задушила. Порой мне это снится, и, просыпаясь, я жалею не о своём грехе, а о том, что не сумела защитить твою мать.

Элен беззвучно расплакалась. Я взял её за руку и в следующую секунду неловко обнял. Никогда прежде она не была для меня такой родной.

Может, оно и к лучшему, что она мне ничего не рассказывала? После последних событий я стал смотреть на многое по-другому.

И вот настал мой черёд каяться.

Для Элен не стало новостью то, что Родерик был членом клуба авантюристов «Рука славы». Мало того, что она имела отдалённое, но всё же хоть какое-то представление о его жизни, так это благодаря ей до меня не доходили приглашения на собрания. Письма появлялись примерно раз в год, независимо от сезона, поэтому тётя ничего не заподозрила. Что ж, по крайней мере, мне теперь понятно, почему всю корреспонденцию сначала проглядывает дворецкий, а уже потом я.

Больше всего Элен потрясли истории о вампирах. Она не могла поверить, что я просто взял и отказался от сверхъестественных возможностей.

– Ты гораздо сильнее меня, Роберт. Я бы не устояла, тем более в твоём возрасте. Твои родители гордились бы тобой.

Это прозвучало так искренне. Аж на сердце полегчало. Такого светлого чувства я не испытывал даже после победы над Филдвиком.

Рано расслабляться.

Элен не захотела сидеть сложа руки и наблюдать за моими неуклюжими попытками спастись от тюрьмы. Она собралась помочь мне встретиться с графом де Сен-Клодом. Детали ещё стоило как следует обдумать, но времени было мало, – полиция могла нагрянуть в поместье в любую минуту. Прятаться в кошачьем образе я наотрез отказался, мало ли, что со мной случится. К новому телу я слишком быстро приспосабливаюсь, ещё забуду, каково быть человеком. Ведь не зря же Андрей предупреждал, что злоупотреблять этой магией не следует. Да и где гарантия, что меня не заметит никто из прислуги, если мне вдруг приспичит расколдоваться? Элен не растерялась и предложила укрытие в парижском особняке де Ришандруа.

– Не спорь, я даже знаю, кто тебе поможет до него добраться.

Авантюра явно шла тёте на пользу. Она отбросила грустные мысли и как будто вернулась в свои двадцать два года. В мой возраст.

Только…

– Разве не вы мне поможете? – изумился я. – Кому вы можете доверять больше, чем себе?

Гордо выпрямив спину, она прошествовала к зеркалу в стиле рококо и поправила причёску.

– Не догадался? А как же твой друг Жак? Преданный, смелый, неболтливый – в самый раз.

Видеть Жака в Цветочной комнате было, по меньшей мере, странно. Судя по затравленному взгляду, ему было неудобно находиться в непривычной для него среде. Его семье такая роскошь и не снилась. Он боялся пройтись по ковру, сказать лишнее слово. Невинное приглашение от Элен сесть на диван не принял, даже руками замахал. Как назло вместе с ним в комнату прошмыгнула Жужу, напугавшая его разноцветными глазами куда больше, чем мой арест.

– Так что… Мы, это… когда отправляемся? – парень сглотнул и зачем-то взлохматил свою и без того лохматую гриву.

– Чем скорее, тем лучше, – ответила Элен.

Я почесал кошку за ухом, и она, чавкнув, цапнула меня за палец. Зараза, позволяет себя ласкать только когда хочет.

Из коридора донеслись подозрительные звуки: возбуждённый топот и до дрожи знакомый голос.

Мне конец – это инспектор Легран!

– Мсье Эмиль, зачем вы их впустили! – возмущалась Шарлотт и, не обращая внимания на бубнёж дворецкого, воскликнула: – Не пущу! Госпожа сегодня никого не принимает! Нельзя!

Девушка вдруг взвизгнула, как от резкой боли. Я подскочил к двери, но Элен схватила меня за воротник и, притянув к себе, прошипела:

– Вам надо уходить.

Она метнулась к окну, приоткрыла занавеску и кратко выругалась сквозь зубы.

– Там садовники. Вас заметят.

На дверь обрушились удары.

– Полиция! Именем закона, откройте!

– Да хоть папа римский, я занята! – тётя хищно накинулась на Жака. – Снял рубашку, живо, – прошептала она. – А ты, – быстрый взгляд на меня, – превращайся.

– Мадам… – почти хором простонали мы с Жаком.

Бесполезно. Альтернативы-то нет.

Легран ворвался в комнату так стремительно, что едва не пришиб Элен дверью. Выпавший из её руки ключ с глухим стуком упал на пол.

Инспектор тяжело дышал, его щёки были красными, лоб блестел от пота.

– Как понимать ваше вторжение? – пронзительно ледяным тоном произнесла Элен.

– Здрасьте, – пролепетал Жак. Он засунул руки в карманы мятых брюк и, болезненно скривившись, уставился на свою рубашку, как флаг, висевшую на бронзовом торшере. Как он загорел, наверняка, всё лето на речке проторчал.

Чуть ли не заикаясь, Легран начал излагать цель своего визита. Ну и ну, похоже, тётин маленький спектакль его немало смутил. И не думал, что полицейский может быть таким щепетильным.

Я смотрел на них снизу вверх, малодушно выглядывая из-под дивана и всем сердцем желая не расколдоваться не вовремя.

Подошла Жужу и потёрлась об меня головой. Я отстранился, но кошка стояла на своём. Эта вредина приветливо мурлыкала и всячески добивалась моего расположения. Какие перемены… А кто меня раньше кусал? Кто дрался со мной за место на кровати? Кто однажды разлил чернила на моём столе? Ух, негодяйка.

Что – меня уже лижут?! Я дёрнулся.

Послышался сдавленный вопль, и в гостиную впорхнула Шарлотт. Кажется, боевая служанка всё-таки отомстила обидчику.

– Госпожа, я делала, что вы велели, а они…

– Не переживай, милая, ты не виновата, – неожиданно мягко сказала Элен. – Ты его укусила? Иди, прополощи рот. За риск получишь духи, которые тебе так нравились.

Расстались с Леграном полюбовно. Элен даже поклялась ему, что даст знать, если «паршивец Сандерс» осмелиться заявиться в её дом.

Снова оставшись втроём (не считая Жужу), я немедленно превратился обратно. Опять поторопился – меня зажало между деревянным каркасом и полом. Жак кинулся мне на выручку. Он приподнял диван, и я выполз на свободу. Жужу сердито заворчала, как собака.

– Мадам, вы были бесподобны, – выдохнул я.

Элен одарила меня надменной ухмылкой.

– А ты сомневался в своей тёте?

Бедняга Жак икнул, и, промахнувшись, не попал в рукав рубашки.

– Мама дорогая… Так вы это… То есть, Роберт ваш племянник? Ну и чудеса!

В этом весь Жак. Вскрывать могилы и превращаться в животное это ещё туда-сюда, а быть в родстве с графиней – чудо из чудес.

ГЛАВА 17
РОБЕРТ САНДЕРС

Рука славы не только сильный магический артефакт, но и замечательный источник света. В этом я убедился, когда мы с Жаком вторглись в особняк на рю де Ги Дюбуа. Скромный по меркам богачей дом за тихим Тисовым бульваром идеально подходил на роль временного убежища. Далеко от шумного центра, тут тебе ни соседей, ни вездесущих торговцев, ни полицейских. Можно спокойно дожидаться весточки от Элен.

С воротами и замком, висящим на двери чёрного входа, я справился играючи. Рука славы, почувствовав во мне хозяина, вела себя прилежно и без слов понимала, чего я от неё хочу. Отпереть дверь, добавить света – моментально. Я старался не думать о происхождении столь полезной вещицы, и это мне помогало с ней сладить. Жак поначалу всему удивлялся, ахал, охал, а потом перестал. То ли привык, то ли засыпал на ходу. Судя по напряжённой борьбе с зевками и ответам невпопад, скорее всего, второе. В какой-то момент я даже устыдился. Сам-то всю дорогу в поезде проспал, свернувшись клубком, на коленях у друга. Бедный, во что я его втянул…

Дом пустовал несколько лет. Раньше он считался негласной резиденцией графа де Ришандруа, в то время как Элен, его супруга, в своё удовольствие жила в поместье. Для них это был идеальный вариант, потому что друг друга они не выносили. Когда я был ребёнком, мне не верилось, что эти двое муж и жена, потому что у меня всегда перед глазами был пример порядочного брака. Мать с отцом при мне никогда не ругались и очень тосковали, если приходилось разлучиться всего на пару дней. Граф переселился в поместье за несколько месяцев до своей смерти, якобы по совету доктора. Мол, загородом дышится легче. С тех пор особняк стоял заброшенный, как храм забытого божества.

Мы вошли в первую попавшуюся комнату для прислуги и немедленно открыли окно. Воздух в пахнущей пылью комнате был таким плотным, что казалось, ещё чуть-чуть, и его можно будет резать ножом. Кровати, конечно же, были не застелены, но нас это не смутило. Жак скатал тонкий плед в валик и, соорудив из него что-то вроде подушки, устроился поближе к окну. Очень скоро он заснул, лёжа на спине. А вот ко мне сон не шёл. Я безуспешно ворочался на жёстком матрасе и корил себя за то, что позволил себе «немножко вздремнуть» в кошачьем облике. Бодрости теперь дня на два хватит.

Я заставлял себя думать о хорошем. О том, как избавлюсь от клейма подозреваемого в убийстве и вернусь к обычной жизни. Но сомнений было слишком много. Какие есть доказательства против меня? Что если граф де Сен-Клод не захочет меня слушать?

Какая несправедливость, почему вампиром быть проще? Дар внушения мне бы сейчас совсем не помешал…Да что это такое!

Отлежав руку, я перевернулся на другой бок.

А что же Франсуа? Его ведь тоже можно записать в подозреваемые. Как бы ни было гадко это признавать, при желании можно было бы подогнать под теорию мотивы предполагаемого убийцы. Франсуа и Катрин давно знали друг друга, и взаимных обид у них должно было накопиться немало.

Что-то скрипнуло. Я приподнялся на кровати и тут же успокоился. Всего лишь окно.

Господи, когда я перестану вздрагивать от каждого шороха?

К моему счастью, до рассвета оставалось совсем немного.

Никакого удовольствия жить в помпезном доме, где нет даже элементарных удобств. Светильники не горели без газа, а кран в ванной комнате с шипением плевался ржавой водой. Воздух стоял спёртый, а открывать повсюду окна было нельзя, чтобы не навлечь внимание особо бдительных прохожих. Про пыль и грязь я вообще молчу, этого добра было полно. Паутина с трупиками умерших голодной смертью пауков также не внушала оптимизма. Из съестного, кстати, у нас было только немного хлеба и сыра, да несколько мелких яблок, и Жак вызвался попозже сходить в булочную и в бакалейную лавку на Тисовом бульваре. Так что участь, постигшая несчастных насекомых, нам в ближайшее время не грозила.

Чтобы не сойти с ума от скуки, мы решили устроить что-то вроде экскурсии. Нечего торчать в подсобных помещениях, когда весь особняк в нашем распоряжении. Да и ходить можно, где вздумается, а не по чёрным лестницам.

Жак с явным неодобрением поглядывал на светящуюся руку славы и довольствовался найденной свечой. В первой же комнате, он её выронил, и она потухла.

– А если бы пожар устроил? – пожурил я его.

– Я просто испугался…

– Чего? Мы тут одни.

Жак ткнул пальцем куда-то в угол.

– Там крысиный король.

Больше всего на свете мне захотелось схватить его за грудки и встряхнуть. Да, магия существует, но это не повод видеть её на каждом шагу, особенно там, где её нет и не может быть.

– Тогда шкаф не открывай, там песочный человек притаился, – посоветовал я и развернулся, чтобы уйти. Всё равно здесь не было ничего интересного. Скорее всего, это комната для гостей.

– Как маленький себя ведёшь, – неожиданно с моей интонацией выдал Жак.

– Там нет ничего.

– Есть.

– Нет.

– Есть.

Я прошёл через всю комнату, посветил в угол между платяным шкафом и этажеркой… Такую пакость я видел впервые в жизни! На полу валялись тела грызунов. Да не просто безжизненные комки шерсти, а высохшие мумии, опутанные тонкими хвостами точно бечёвкой. В момент гибели крысы тесно жались друг к другу, да так и застыли навеки вечные.

– Ага, сам испугался, – позлорадствовал Жак. – Видел-видел, ты плечами передёрнул. Что пялишься? Крысиного короля, что ли, ни разу не видел? Да не бойся, они дохлые. Видать, замёрзли с голодухи.

«Замёрзли с голодухи», надо же было такой пассаж завернуть.

Несколько комнат подряд мы с ним не разговаривали. Просто ходили по дому, как праздные воры, приглядывающие что подороже. И чем дальше мы продвигались, тем сильней мне казалось, что до нас здесь кто-то побывал. Насколько мне известно, Элен не стала ничего отсюда забирать, она говорила, что вряд ли Паскаль де Ришандруа хранил в городе что-нибудь стоящее. Может, обстановка здесь всегда была близка к аскетичной, но это настораживало. Ни картин, ни ваз, ни скульптур… Не похоже на жилище аристократа.

В библиотеке книг было мало, многие полки заросли паутиной. Щели между томами навевали мысли о том, что когда-то они были заполнены. Куда делись книги? Граф не любил читать и вряд ли бы взял что-то с собой в поместье. Библиотека ему была нужна только для того, чтобы производить впечатление на гостей и небрежно говорить «Можете что-нибудь почитать перед сном». Щедростью он не отличался, и никогда никому не дарил ничего из своих вещей.

Какие культурные воры пошли.

Первые картины мы нашли в большой спальне. Одно полотно в узорчатой раме изображало молоденьких купальщиц, резвящихся у берега неизвестного водоёма. На втором, на цветочной поляне, танцевала другая группа девушек, также не считавшая нужным прикрывать наготу. Я спешно отвернулся от неприличного зрелища. Что удивительно, Жаку картины тоже не пришлись по душе.

– Тьфу! Костлявые.

Конечно, нехорошо говорить о женщинах, как о рыбах в тарелке, но я не стал его переубеждать.

Без сомнений то была спальня самого графа. Он ценил искусство лишь в подобном исполнении, а натюрморты и прочее покупал для того, чтобы быть, как все. Так где же всё остальное? Неужели здесь больше ничего и не было?

В ящиках мы обнаружили только несколько бутылок дорогого алкоголя. Я не разрешил его брать Жаку. У графа де Ришандруа, обладателя скверного характера, нашлись бы недоброжелатели, желающие угостить его ядом. Во всяком случае, осторожность никогда не бывает лишней.

Гостиная поразила меня. Если бы не мраморный камин и, заросшая пылью, хрустальная люстра, её можно было бы назвать пустынной. В грязное, ничем не прикрытое окно светило солнце. В воздухе мелкими звёздочками плясали пылинки. Оставляя на полу следы, я прошёл в центр комнаты. Я впервые был в особняке, однако теперь твёрдо уверился, что здесь что-то произошло.

– Итальянский гарнитур прошлого века, – пробормотал я, представляя вещи на местах, – клавесин…

– Что ты там говоришь? – Жак нехотя зашёл в гостиную.

– Здесь должно было быть много мебели. Мой отец лично занимался покупкой. Я помню, как он долго переписывался с продавцами, были какие-то проблемы… Отец видел эти вещи своими глазами, он приезжал сюда не раз. Где это всё? Элен ничего не забирала. Перетаскивать в другое место просто нет смысла, незаметно вынести из дома невозможно… А, понял.

Жак смотрел на меня с недоумением, но не перебивал.

– Тут, наверное, не столько воры постарались, сколько граф. Он любил азартные игры и всевозможные тотализаторы, – пояснил я. – Удача не была на его стороне, поэтому дом кажется таким пустым. Он всё это проиграл.

Ну вот, истина лежала на поверхности, а я её упорно не замечал. Однако как только появилась догадка, желание бродить по дому испарилось без следа. Уже неинтересно: смотреть не на что, да и размышлять не над чем. Разве что над своими проблемами, а это совсем невесело.

Оставшись один, я принялся за уборку. Нет, приводить в порядок весь дом Сизифов труд. А немного освежить комнату, где мы ночевали, не помешало бы. Предчувствие подсказывало, что придётся задержаться здесь на некоторое время, а дышать грязью я уже не мог. После набега на кладовку я с энтузиазмом принялся за дело. Подмёл пол, вытряхнул пледы, выгнал моль из комода, вытер пыль со старой мебели, об неё же занозил два пальца и кое-как застелил постели. Дышать легче не стало. Под конец уборки я до слёз кашлял и проклинал всё на свете.

Утешало то, что в тюрьме было бы ещё гаже.

Всё ещё кашляя, я спустился вниз, на кухню, где царила та же разруха, что и везде. Если мой друг не заблудился, он должен скоро вернуться. Надеюсь, не с пустыми руками, я голоден, как волк.

Дверь многообещающе закряхтела. На долю секунды в проёме мелькнул чей-то силуэт, и дверь захлопнулась.

Это не Жак.

Как бы то ни было, незваный гость даже порога не преступил. Доверившись первобытному инстинкту, я бросился в погоню. Он мог оказаться гораздо опасней заурядного грабителя, но я ни о чём не думал, просто знал, что просто так отпускать незнакомца нельзя. Беглец пересёк сад и почти достиг увитой плющом ограды, когда я нагнал его. Дёрнул его за куртку и, воспользовавшись тем, что парень покачнулся от рывка, повалил его на землю. Он выругался, неожиданно по-английски, и попытался сбросить меня, но не вышло. Наше противостояние даже дракой было трудно назвать, мы так и не нанесли друг другу ни одного удара, я сидел на противнике верхом, заломив ему руки за спину. Он так отчаянно сопротивлялся, что я был готов в любой момент оказаться на его месте.

– Хватит, – невнятно сказал он, отплёвываясь от травы, – отпусти.

– С какой стати?

– Я не убегу.

– Так я тебе и поверил. Кто ты?

– Пусти, больно.

Я слез с него, но не потому, что поддался на уговоры. Больше не было сил его сдерживать.

Чертыхаясь, парень перевернулся и, убрав с глаз чёлку, замер. Невольно затаил дыхание и я: на меня с удивлением смотрело моё отражение! Может, с отражением я преувеличил, но иначе объяснить, почему мы с ним так похожи, я не мог. Отличия были просто смехотворны. Незначительно разнилась длина волос (мои покороче) и… Разную одежду можно в таком случае считать отличием? Одет двойник, кстати, был дурно. Когда-то вполне приличные вещи выглядели прилично поношенными и вообще друг с другом не сочетались. Коричневая куртка была великовата, как будто с чужого плеча, шляпа, валяющаяся в траве, так же имела непритязательный вид.

Испуг в глазах двойника быстро исчез, на губах заиграла озорная улыбка.

– Вот так встреча.

Машинально отметив, что его голос ниже моего, я отодвинулся подальше.

– Что это за фокус? Проклятая магия…

– Хватит таращиться на меня, как на чёрта! Я тоже не ожидал такого, но не делаю же из этого трагедию. Если здесь и замешана магия, то разве что магия крови.

– Мы как две капли воды.

Он пожал плечами.

– Такое бывает с родственниками.

– С кем? – поперхнулся я.

– Ты всегда так медленно соображаешь? Меня зовут Роберт, – он протянул мне руку. – Роберт Сандерс.

Никогда особо не жаловался на свои умственные способности, однако в этот раз они напрочь отказали. Я бы охотней поверил, что некий злоумышленник с помощью колдовства принял мой облик, чем в то, что где-то по свету бродит мой брат-близнец.

Моё имя так же резануло слух Роберту. Он скривился, но не стал делиться мыслями по этому поводу.

– А зачем сбежать пытался, родственник? – ядовито поинтересовался я.

– Привычка.

«Хороша привычка», – подумал я, а вслух сказал:

– Идём в дом.

В полумраке кухни новоиспечённый родственник мне ещё больше не понравился. Без света вообще всё кажется менее дружелюбным, а свалившийся с неба двойник и тёзка в одном флаконе представлял собой поистине зловещее существо. Держался он уверенно, так, словно встреча произошла самым благоприятным образом. Закинув ногу на ногу, Роберт сидел на столе и рассматривал меня с нахальной улыбкой.

– Кто ты такой? – я скрестил руки на груди, стараясь не выдать волнения. – Почему у нас с тобой одно имя?

Роберт провёл рукой по столешнице и медленно растёр пальцами налипшую грязь.

– Будут ещё вопросы или это всё?

– Посмотрим.

Он протяжно хмыкнул, бегло взглянул на потолок, после чего устремил взор не на меня, а в сторону сложенной кухонной утвари. Очень похоже себя ведёт Жак Пулен, прежде чем сочинить оправдание очередной своей проделке.

– Наши отцы были единокровными братьями, так что, можно сказать, мы кузены. А почему имя одно на двоих… Слушай, а тебе не всё равно, почему? Совпало так. Судьба.

Какое изящное объяснение – судьба, надо взять на заметку. А рассказ всё равно подозрительный. Я-то рассчитывал услышать нечто менее замысловатое, например, историю про пропавшего в детстве близнеца.

– Допустим, мы с тобой кузены, – недоверчиво начал я, – тогда почему мы встретились именно здесь и сейчас? Тоже дело рук судьбы?

– Что ты привязался, я тебе не гадалка! Я знаю не больше тебя.

– Да неужели? Ты знал о моём существовании, а я о твоём – нет. И ты нашёл меня в чужой стране, в доме, где я ещё и дня не прожил.

– Можно подумать, это было легко. Даже твоё имя мне до сегодняшнего дня было неизвестно…

– Что бы ты ни говорил, я тебе не верю. Слишком много нестыковок.

– По-твоему, я лжец?

– Не знаю.

Между нами повисло напряжение, как перед дикими животными, готовыми вцепиться друг другу в глотку. Я почти не сомневался, что этот Роберт и впрямь может накинуться на меня. От страха снова перехватило дыхание. Кто он? Ещё один потомок моего злосчастного деда или самозванец? Честное слово, я бы не удивился, если бы он вдруг превратился в Филдвика.

– Теперь моя очередь задавать вопросы, братец, – вкрадчиво заговорил он, и при этом в его голосе почти ничего не осталось от моего тембра. – Для начала, как ты смотришь на то, чтобы поделиться наследством?

Вещи Родерика предстали перед глазами. Все до единой.

– У меня ничего нет, – горло словно сжимало тисками, – родители ничего мне не оставили, и даже если бы что-то было…

– Не прикидывайся, ты всё понимаешь. Твой отец хранил магические артефакты Родерика Сандерса, и сейчас они у тебя.

– Нет.

– Брешешь.

В этот момент дверь распахнулась нараспашку, и внутрь зашёл Жак.

– Вот ты где! – он швырнул в Роберта два свёртка. Один был благополучно пойман налету, второй с треском ударился о край стола и упал на пол. – Учти, это было в последний раз! Больше я никуда один не пойду. Пока лавки нужные искал, чуть не поседел, а как возвращался, так ещё сильней заплутал. Про лавку-то хоть у людей спросить можно, помогут, а тут как? Дом же у нас тайный…

Я так редко видел друга рассерженным, что не сразу осознал произошедшее.

– Жак, я здесь. У очага.

Наконец встретившись с ним глазами, я помахал в ироническом приветствии. Жак громко ахнул и вновь уставился на Роберта. Тот отсалютовал надкушенной булкой.

– Ты тоже его видишь?

– Конечно. Он же человек. Хотелось бы верить…

– Эй, тут не все такие учёные, можно говорить по-английски? – встрял Роберт, активно уминая сдобу. Половину слов я разобрал чисто интуитивно.

– Он не человек, а призрачный двойник! Он предвещает смерть, – на полном серьёзе сообщил Жак.

– Брат, что он там кудахчет?

– Его надо прогнать молитвой!

– Все французы такие истерики?

– Отче наш… Роберт, не стой столбом, за мной повторяй!

– Фу, у вас на пороге мышь дохлая валяется.

– Да что ты молчишь?!

– Скажи ему, чтоб заткнулся.

– Сгинь, ты его не получишь!..

От двойного напора аж голова шла кругом. Едва я открывал рот, чтобы успокоить одного, меня сбивал другой. Даже педагогический опыт не пришёл на помощь. В принципе, он никогда меня особо не выручал.

– Ничего себе! – Роберт слез со стола и, разглаживая на ходу газетную страницу, в которую только что были завёрнуты свечи, выбежал на свет. – Это что? Это ты?!

Как заворожённый, я приблизился к кузену, и мне чуть ли не в лицо уткнулась пропахшая бакалеей бумага. Напечатанная на ней статья была проиллюстрирована… моей фотографией. Голова чуть повёрнута в сторону, в глазах настороженность, губы, как у человека, который никогда не улыбается, от чего я не кажусь наивным юнцом, как обычно. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где был сделан снимок. На вечере графа де Сен-Клода в Праге. Результатом я целиком и полностью обязан Филдвику.

– Только не это, – вырвалось у меня.

Роберт мигом сориентировался:

– Что натворил?

– Неважно. Главное, что сейчас меня разыскивает полиция, – я взял газету и злорадно закончил: – Думаю, полицейские с удовольствием арестуют первого попавшегося Роберта Сандерса, выглядящего точь-в-точь как эта фотография.

Мои слова явно сбили его с толку. Он сразу сник.

– Да, ты не так прост, – поморщился Роберт. – А как насчёт наследства? Я не жадный, согласен на половину.

Прежде чем ответить, я велел Жаку замолчать и поставить кочергу на место.

– Уходи, я не намерен делиться.

– Уверен, братец?

Я скопировал его грозную гримасу и вытащил из-под рубашки кулон, предусмотрительно не сняв его.

– Знаешь, что это?

– Ты на что намекаешь?

– Знаешь?

– Допустим, оборотный кулон, – он поддался на провокацию. – И что с того?

– Надеюсь, тебе хватит мозгов, чтобы понять, что я не просто так его ношу. Я могу в любой момент им воспользоваться и растерзать тебя. Жак в курсе.

Мучительная пауза длилась недолго.

– Я пошёл, – сказал Роберт и, сунув в рот остатки булки, поспешил выйти на задний двор.

Я вызвался проводить его. Желание избавиться от непрошеного гостя было сильнее стыда за грубое обращение с тем, кто назвал себя моим родственником. В полном молчании мы прошли через запущенный сад до ограды. Роберт без проблем залез на неё.

– Ну и сволочь же ты, – прошипел он, обернувшись на прощание. – Совсем как твой отец.

Что? Что значит «как твой отец»?

Он спрыгнул на улицу. Я хотел догнать его расспросить, но, когда вскарабкался на ограду, было поздно. Его уже и след простыл.

Я долго не мог прийти в себя после этой встречи. В голове не укладывалось, что меня нашёл двоюродный брат. Тот, кто обладает той же внешностью и именем, что и я. Тот, кому известно о наследстве Родерика. Не слишком ли много совпадений? Да и мог ли обычный человек обнаружить меня в городе, даже не зная, как я выгляжу, и как меня зовут? Нет, конечно. Значит, это был не человек. Но тогда зачем этому существу вещи Родерика?

Чтобы ничего не упустить, я записал всё это в тезисах. Для этого пришлось перерыть всё содержимое стола в кабинете. В писчей бумаге не было недостатка, да и в ручках тоже, только чернила, как назло, засохли.

Дважды обвёл буквы карандашом. Понаставил вопросительных знаков. Прочитал вслух. Однако записанное всё равно не выстроилось в логическую цепочку.

Я закусил кончик карандаша, чего не делал с детства. Может, мне что-то мешает сосредоточиться? Например, всякие сентиментальные глупости. Несмотря ни на что, хотелось верить, что у меня есть кузен. Странный, но всё же не чужой человек. Возможно, он собирался обокрасть меня или всеми правдами и неправдами забрать всё, только что-то похожее на совесть нашёптывало мне иное. Я поступил несправедливо с этим юношей. Прогнал, как назойливого попрошайку.

Или стоит признаться себе, что ненависть к руке славы и прочим артефактам сменилась привязанностью? Ладно, не буду отрицать…

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Я всё сделал правильно. Их нельзя отдавать кому попало. Отец вовсе не оставил их себе…

Чёрт, так что же имел в виду Роберт?

Лишь бы он был не прав.

Я вновь склонился над столом, в конце списка написал «ПАПА» и жирно обвёл в кружок.

Где-то в половине девятого мы решили лечь спать. Жак по привычке купил самые дешёвые свечи, которые дымили и неприятно пахли топлёным жиром, поэтому я с радостью их погасил, оставив гореть одну. Никаких вестей от Элен не было, и мы банально измаялись от безделья. Шутка ли, весь день стены подпирать.

Я рассказал другу о Филдвике и показал еле заметные шрамы от его инициалов на запястье. Не забыл про Андрея и своё превращение в вампира. Могу с уверенностью сказать, что впечатлений Жаку надолго хватит, он слушал меня с жадным любопытством. А когда я предложил ему опробовать оборотный кулон, он неожиданно отказался.

– Не-не-не! И не уговаривай, – Жак отодвинулся от меня подальше, как будто я мог заколдовать его на расстоянии. – Не хочу быть лягушкой!

– Кто тебе сказал, что ты лягушка?

– Так я ж Гренуй.

Попытка объяснить ему, что фамилия, буквально означающая «лягушка», не гарантия перевоплощения именно в это животное, ни к чему не привела. В принципе, я не настаивал на «примерке», помню, как сам не хотел этого. Вот Франсуа без всякого предложения заинтересовался бы кулоном, и ещё Ренара заставил участвовать в столь сомнительной забаве.

Из глубины дома раздался приглушённый треск. Жак и ухом не повёл, он стоял у окна и, думая о чём-то своём, слушал пиликанье сверчков.

Мне почудился топот. Жак всё так же стоял, как статуя.

Я взял липкую свечу и подошёл к двери, попутно зацепившись болтающимися подтяжками за столбик кровати. Друг взглянул на меня с неодобрением.

– Скоро приду, – прошептал я, исчезая в коридоре.

Роберт обязан был вернуться. Хоть он не вызывал у меня доверия, тяга к семейным тайнам вновь одержала верх над разумом. Я ждал новой встречи. Жаждал её. Предстояло во много разобраться нам обоим.

Тишина стояла звенящая, душная. Я притаился у чёрной лестницы, прислушиваясь изо всех сил и сдерживая порыв позвать Роберта. Наконец снизу отчётливо донеслись неторопливые шаги. Коротко скрипнула первая ступенька. Затем вторая.

Лучше я застану врасплох ночного гостя, чем он меня.

Мы столкнулись между этажами. У этого рослого широкоплечего человека не было ничего общего с Робертом. Поля шляпы скрывали лицо, но я и так его узнал. Я остолбенел от страха.

– Давно не виделись, Роберт Сандерс, – глубоким голосом произнёс одноглазый. – Скучал по мне? Что, не очень?