Текст книги "Рецепт от Фрейда"

Автор книги: Ирина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Неля внимательно наблюдала за выражением лица пациентки.

– У вас не бывает тошноты от препаратов? – задала она вопрос. – Головокружений?

– Нет, – улыбнулась Вишневская. – От старых лекарств – да, но не от новых. Я даже удивляюсь, как это так: пью химию, но не ощущаю упадка сил. Или это потом проявится?

– Не должно, – улыбнулась в ответ Неля. – Если почувствуете негативные побочные эффекты, сразу скажите мне, и мы подумаем, как скорректировать лечение.

– Вы – очень хороший врач, – серьезно сказала Диана. – Ничуть не хуже, чем Мария Евграфовна.

– Вы не в курсе, почему она уволилась? – поинтересовалась Неля. Не самый лучший способ получать информацию – от пациента, но ведь Вишневская сама об этом заговорила!

– Мне кажется, – задумчиво проговорила Диана, – она вовсе не собиралась этого делать!

– В смысле?

– Ну, если бы Мария Евграфовна имела такое намерение, вам не кажется, что она предупредила бы своих постоянных пациентов? Я и Лариса тут уже не по первому разу, и она являлась нашим лечащим врачом, неся определенную ответственность! Я не хочу сказать, что не довольна сменой врача – вы прекрасный специалист, но, не скрою, лично для меня известие о том, что Мария Евграфовна больше не работает в «Синей Горке», стало ударом.

– Я прекрасно вас понимаю, – кивнула Неля. – Это большой стресс.

– Вот потому-то я и считаю, что Мария Евграфовна обязательно предупредила бы нас о своем уходе!

– Может, у нее возникли серьезные причины для увольнения? – предположила Неля.

– Возможно, возможно…

Разговор с Вишневской озадачил Нелю. Надо бы встретиться с этой Лычко – и как она раньше не подумала! Почему бы дяде Илье не потрудиться? В конце концов, именно он отправил Нелю сюда, для него она собирает информацию, так не логично ли будет ему же и поболтать с бывшей работницей «Горки»?

Только в середине рабочего дня Неля получила возможность прочитать копию истории болезни Александра Незнанова. Она купила в буфете пиццу и кофе и, не задерживаясь в обеденном зале, отправилась в свой кабинет, где и заперлась с бумагами. По мере прочтения ее удивление все возрастало.

* * *

Неля звонила в дверь городской квартиры Аарне Тойваннена со смешанным чувством страха и радостного волнения. Сегодня она наконец узнает, действительно ли интересующий ее человек – тот, о ком она думает, или просто похож на знаменитого скрипача. Неля боялась ошибиться, но в то же время было бы жаль, если бы с виртуозом, которого она знала еще мальчиком, случилось несчастье, и теперь он заперт в психиатрической лечебнице с сомнительной надеждой на выздоровление. Во всяком случае, с тем лечением, которое назначил ему Ракитин!

Личность Тойваннена заинтересовала Нелю: что финн делает в России? Еще понятно, когда он работал в группе Рощина, но теперь-то почему не возвращается на родину?

Аарне оказался невысоким, полноватым молодым мужчиной с рыжими волосами и темно-карими глазами. Вся его кожа была усыпана мелкими веснушками, и из-за этих самых веснушек лицо Аарне выглядело по-мальчишески юным, хотя ему было за тридцать. Только руки выдавали в нем пианиста: несмотря на широкие, «рабоче-крестьянские» ладони, пальцы финна были тонкими и длинными. Когда он в знак приветствия пожал Неле руку, она почувствовала железобетонные мозоли на подушечках.

Тойваннен проживал в просторной квартире на улице Рубинштейна. Элитный район и столь же элитный дом (чтобы пройти внутрь, Неле пришлось сообщить бдительному «часовому», куда она направляется, и только после консультации с Аарне по селектору, он любезно пропустил ее). Проводив гостью в гостиную, Тойваннен вошел следом.

– Вы действительно не похожи на журналистку, – констатировал он, и Неля с облегчением сообразила, что лед, кажется, треснул. Аарне говорил с заметным акцентом, но в грамматике ошибался редко. – Вы упомянули имя Риммы. Мы знакомы, и я решил, что не случится беды, если мы поговорим… Кто вы вообще?

– Врач, – ответила она. – Психиатр.

– Пси… погодите, что-то я не понимаю!

– Выслушайте меня! – попросила Неля. – Я пришла поговорить о Максе Рощине.

Круглое лицо финна вытянулось.

– Да вы-то какое отношение имеете к Максу?! – проговорил он, тараща на нее темные глаза.

– Аарне, я должна узнать, где он находится!

Тойваннен с полминуты буравил ее взглядом. Потом он прошелся по комнате до окна и принялся смотреть на улицу. Уже стемнело, зажглись фонари, и вереницы машин, освещая себе дорогу фарами, вытянулись вдоль улицы. Стеклопакеты не позволяли громким звукам проникать сюда, и в комнате абсолютно не чувствовалось, что под окнами оживленная трасса. За тем, что происходило за стеклом, можно было наблюдать часами.

– Аарне? – позвала она, испугавшись, что таким образом финн демонстрирует ей окончание разговора.

– Почему вы интересуетесь Максом? – спросил он, не оборачиваясь.

– Сначала я бы хотела, чтобы вы ответили на вопрос. От этого будет зависеть, есть ли смысл рассказывать о моей заинтересованности.

Наконец Аарне повернулся.

– Макс очень плохо поступил с нами, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Я понятия не имею, где он, но полагаю, где-то за границей.

– Вы уверены, что не в России? – осторожно уточнила Неля.

– Разумеется! – раздраженно рявкнул Аарне, руша у Нелли бытующее представление о флегматичности финнов. – Если бы он находился здесь, думаете, никто бы не знал?!

– Вы говорили с ним с тех пор, как он уехал?

– Он не соизволил сообщить свой адрес или телефон, но, даже если бы и сообщил, мне с ним не о чем разговаривать!

– Странно, – пробормотала Неля. – Римма говорила, вы были друзьями!

– Вот именно, что были! – перебил Тойваннен, сверкая глазами. – Только Макс и не вспомнил об этом, когда свалил, бросив нас на произвол судьбы. Он замутил дорогущий проект, договорился о съемках…

– А что за проект? – поинтересовалась Неля.

– Рабочее название «Юный виртуоз». Идея сама по себе отличная: что-то типа «Голоса», но в классическом варианте, и только с участием детей от семи до восемнадцати лет. Проект был призван дать им путевку в жизнь, а самым маленьким – возможность учиться у лучших мастеров. Мы начали совместные репетиции с некоторыми ребятами – и тут Макс исчезает, можете себе представить?! Я понимаю, у него в семье произошла трагедия, но он никогда особо не был с ними близок, и это не повод все бросать, ни словом не обмолвившись о своих планах! А потом на нас насели кредиторы. Они не могли добраться до Макса и принялись осаждать остальных членов группы, требуя возврата долгов. Он вложил в проект собственные средства, но все равно пришлось брать кредиты. А он вдруг пропал – без объяснений. Без Макса проект оказался нежизнеспособен!

– А зачем ему скрываться? – удивилась Неля. – Разве проект, о котором вы говорите, оказался убыточным?

– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Аарне. – Конечно, все, связанное с детьми, рискованно, так как слишком много факторов приходится принимать во внимание, включая их родителей, учебу и так далее… Но нас ожидал грандиозный успех, это точно. Все, к чему прикасался Макс, превращалось в золото – даже сейчас мне легко это признать, хоть я и собственными руками придушил бы его, если бы он мне попался! Эта квартира – в залоге у банка, и все благодаря Максу! Остальные ребята пострадали еще больше… Я ответил на ваш вопрос?

Неля кивнула.

– Тогда отвечайте на мой. Что вас связывает с Максом, почему вы его разыскиваете?

Она достала смартфон.

– Кому вы собираетесь звонить? – с подозрением поинтересовался Аарне.

– Я хочу, чтобы вы взглянули на эти снимки и сказали, знаком ли вам человек на них.

Она протянула смартфон финну. Тот, недоумевая, взял аппарат в руки. Сутки назад Неля сфотографировала Александра Незнанова. Она постаралась сделать это незаметно и в нескольких ракурсах.

– Это… невозможно! – пробормотал Аарне, листая снимки. Лицо его исказилось и побледнело, и веснушки на нем проступили ярче.

– Вы узнаете этого человека?

– Откуда… – вместо ответа прохрипел финн. – Это не может быть Макс… И все же ошибиться невозможно!

Неля шумно выдохнула, ничуть не заботясь о том, что этот звук услышит ее собеседник. Да ему в данную минуту было и не до этого: мужчина все листал и листал снимки вперед-назад.

– Послушайте, – сказал Аарне, отрываясь от экрана, – как это случилось?

– В психиатрической лечебнице, где я работаю, есть вот этот пациент. Его лицо показалось мне знакомым, но необходимо было убедиться наверняка. Вот почему я попросила Римму свести меня с кем-то из окружения Макса Рощина. Егор Рубцов отказался разговаривать, а вы согласились встретиться.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Аарне, запустив обе руки в волосы, словно пытаясь распутать узел в мозгах. – Макс должен быть за границей… Почему он оказался в психушке?! Или, может, этот парень просто похож на него?

– Согласитесь, внешность вашего друга не самая ординарная, и вы, человек, знающий его очень хорошо, вряд ли признали бы Макса в нашем пациенте, не являйся он им на самом деле!

Аарне плюхнулся на диван. Тот жалобно скрипнул.

– И как долго Макс у вас?

– Точно не знаю. Когда он «уехал за границу»?

– Около полугода назад.

– А кто сказал вам о его отъезде?

– Сестра Макса, Арина.

– Крупная блондинка с короткой стрижкой? – уточнила Неля.

– Откуда вы знаете, вы же сказали, что не знакомы с Максом и его семьей?

– Она приходила в клинику.

– Получается, Арина соврала нам? – пробормотал Аарне. – О том, что Макс решил все бросить? Она сказала, что трагедия с отцом совершенно выбила его из колеи, он переживает о том, что они не успели помириться…

Мужчина замолчал, теребя ворот футболки.

– Вы уже во второй раз упоминаете о какой-то трагедии в семье Макса. Что вы имеете в виду?

– Дом отца Макса подвергся ограблению. Он находился там со своей второй женой, мачехой Макса и Арины. Оба погибли.

– Какой ужас! – воскликнула Неля, бессознательно поднеся руку ко рту. – Видите ли, я прочитала все статьи о Максе в Интернете, но нигде не упоминалось о случившемся!

– Отец Макса и Арины был известным человеком. Вы не слышали о Марке Рощине? Его имя знают даже у меня на родине!

– Наверное, наши сферы деятельности никогда не пересекались, – пожала плечами Неля. – Чем занимался отец Макса?

– О, многими вещами! В основном, ресторанным бизнесом. Это ведь он разбросал повсюду сети «Ням-ням», «У Топтыгина» и так далее.

– В самом деле?

Неле были хорошо знакомы эти названия, ей нравились недорогие кафе «У Топтыгина». Поесть там могут себе позволить даже студенты, а кухня хорошая, продукты свежие.

– Думаю, – продолжал Аарне, – семья постаралась, чтобы о случившемся не распространялись. Арина всегда умела улаживать дела – в этом она пошла в отца.

– Но зачем ей это понадобилось? – удивилась Неля. – Событие трагическое, однако ничего зазорного в нем нет, и зачем скрывать обстоятельства дела? Обычно в таких случаях семья, наоборот, давит на полицию, чтобы побыстрее нашли преступников, и использует для этого все имеющиеся средства, включая прессу и телевидение!

– Понятия не имею, – передернул плечами Аарне. – Мне и самому все это показалось странным. Странно вели себя все – и Макс, отказывавшийся встречаться и разговаривать, и Арина, и ее муж. Черт, да все было непонятно, но мы так разозлились на Макса…

– Вы же ничего не знали.

– Не важно! Ведь ясно было, что Арина что-то скрывает, но мы думали только о себе, о проекте и о «предательстве» Макса. А ведь это совершенно на него не похоже – вот так, на полпути все оставить, подвести друзей и партнеров, отказаться от идеи, которую вынашивал много лет! Но как Макс оказался в психушке?!

– Честно говоря, я думала, вы мне скажете! – разочарованно пробормотала Неля.

– Я?! Да я в жизни бы не подумал… – дальше он добавил что-то по-фински – ругательство, судя по тону. – Погодите, а что у него за диагноз?

– В истории болезни написано «острый параноидальный психоз».

– Что это, черт подери, означает?!

– Ну, с научной точки зрения, параноидальный психоз – разрыв с действительностью, беспокойство и галлюцинации, сопровождающиеся интенсивным страхом. Это может заставить пациента рассматривать любого пытающегося помочь с подозрением. К примеру, доктор может стать вражеским агентом или член семьи покажется одержимым злыми духами.

– Это опасно? – нахмурился Аарне.

– Если пациент верит, что окружающие представляют опасность, он может предпринять шаги, чтобы защитить себя.

– В голове не укладывается! – развел руками финн. – Характер у Макса не сахар, но он ни разу ни на кого не поднял руку. Он скрипач, а не боксер, понимаете? Он всегда следил за здоровьем, ходил в тренажерный зал, но применять к кому-то силу – это не про него! Как он заполучил такой диагноз?

– Паранойя – общая черта многих расстройств психики, возникших как под воздействием внутренних факторов, так и внешних – приема сильнодействующих препаратов, наркотиков…

Неле показалось, что при этих ее словах на лицо финна набежала тень, однако он ничего не сказал, и она снова заговорила:

– Вот вы говорите, характер у Макса уравновешенный?

– Так и есть.

– А вы знаете, что он пытался покончить с собой?

– С чего вы взяли?

– Во-первых, об этом написано в его истории болезни. Во-вторых, я сама видела шрамы!

– А-а, – протянул Аарне. – Что ж, это не то, что вы думаете.

– То есть? – удивилась Неля.

Как психиатр, она отлично знала, что означают порезы на запястьях пациентов.

– Это не попытка суицида, – хмыкнул Аарне. – Максу тогда было лет десять, и они с сестрой смотрели какой-то фильм ужасов по телевизору. Там героиня перерезала себе вены, и Макс спросил, почему она сделала это в ванне. Арина ответила, что без воды раны быстро затянутся, а в воде вытечет больше крови. Макс не поверил.

– И что?

– И они решили проверить эту теорию.

– То есть они… вскрыли себе вены?

– Ну да – дети, что тут скажешь? Отец тогда их здорово избил – особенно Арину, ведь она старшая и должна была пресечь нездоровый интерес брата, а не помогать ему!

– Он избилдевочку?!

– Марк Рощин отличался тяжелым характером, и рука у него тоже была тяжелая.

– А во второй раз?

– В какой еще «второй»? – вытаращился на Нелю Аарне.

– Макс, судя по отметинам на руках, дважды вскрывал вены, и повторно – не так давно. Те надрезы, что он сделал в детстве, – поперечные, а недавние – продольные. Обычно так поступают люди, готовые к смерти и не ожидающие, что их спасут.

– Я не видел у него никаких других шрамов!

– Может, вы чего-то не знаете? – предположила Неля. – Сами же сказали, что со времени трагедии не встречались с Максом.

– Да какая разница! То, что случилось с отцом Макса, не могло так на него повлиять, вы просто не понимаете!

– Тогда расскажите, чтобы я поняла. Возможно, я смогу что-то сделать, чтобы помочь Максу. Вы хотите этого?

– Господи, да о чем вы говорите?! – Снова несколько финских слов, о значении которых Неля смогла легко догадаться. – Давайте-ка я кое-что расскажу вам о Максе. Его отец преуспел в девяностые, как и многие российские бизнесмены. Не знаю, чем он занимался тогда, да и не мое это дело – главное, что он сколотил приличное состояние и выгодно его вложил. Мать Макса танцевала в балете Кировского… то есть Мариинского театра. Когда она вышла за Марка Рощина, ей пришлось все бросить.

– Мать Макса так легко распрощалась с карьерой балерины? – не выдержав, перебила Неля.

– Не знаю, – пожал плечами Аарне. – Макс в подробности не вдавался, а сам я с его мамой знаком не был: она умерла, когда ему исполнилось пятнадцать. А в шестнадцать он ушел из дома.

– Как это?

– Да очень просто – разругался с отцом в пух и прах. Марк не хотел, чтобы Макс профессионально занимался музыкой. Он не противился его увлечению, пока считал, что это блажь, которая с возрастом пройдет. Мать, напротив, всячески поощряла детей – возможно потому, что сама так и не добилась успеха и мечтала о нем для сына или дочери. Она отдала в музыкальную школу сначала Арину, а потом и младшего. Но только у Макса оказался талант. Когда Марк понял, что для сына скрипка – не просто хобби, он поставил ему условие: занимаешься своей «пиликалкой» до совершеннолетия, а потом поступаешь в институт. Получаешь высшее образование и работаешь в одной из моих компаний. Марк мечтал передать бизнес сыну, но в планы Макса это не входило. Только мать стояла между ним и отцом, и, пока она была жива, Макс получил отсрочку.

– Разве отцу не льстило, что его сын – виртуозный скрипач? – удивленно спросила Неля. – Ему, тогда еще ребенку, рукоплескали самые престижные сцены мира!

– Льстило, конечно, – невесело усмехнулся Аарне. – Но, поверьте, трудно представить себе человека, более далекого от искусства, чем Марк Рощин! Возможно, он даже не понимал, что в его семье родился гений, которого надо лелеять, а не вставлять палки ему в колеса. Когда умерла жена, Марк решил прибрать сына к рукам. Старшая дочь всегда делала то, чего требовал отец, и он вполне мог бы удовольствоваться этим, однако Марк ни в какую не соглашался с позицией сына в отношении будущего. В тот момент в жизни Макса наступил сложный период. Его карьера пошла на спад: мальчик-скрипач возбуждал у публики огромный интерес, но уже почти взрослый, шестнадцатилетний парень не имел такого успеха. Тогда Макс решил, что ему не помешает еще поучиться. У него уже был диплом Петербургской консерватории, но Макс считал, что ему требуется попробовать заграничную школу. Его соглашались принять многие учебные заведения, но он выбрал Королевскую академию музыки в Лондоне – в основном потому, что во время многочисленных гастролей хорошо изучил этот город и понимал, что не растеряется в нем. Но существовало два препятствия. Во-первых, отец отказывался дать Максу разрешение на учебу за границей. Тогда Макс потребовал, чтобы тот оформил опекунство на его старого друга, известного дирижера.

– И отец согласился? – не поверила Неля.

– Надо знать Макса: для него не существует слова «невозможно», и если уж он что-то вбил себе в голову, то ни за что от этого не откажется!

– Но ведь вы сказали…

– Я помню, что говорил, – перебил Аарне. – Макс не рассказывал, как ему удалось убедить папашу согласиться – возможно, он просто пригрозил, что возненавидит его до конца жизни, и тому пришлосьподписать необходимые бумаги. В любом случае, Марк Рощин понял, что ему не удастся сделать из сына преемника, так к чему было, как вы говорите… копья ломать?

– А второе препятствие? – спросила Неля.

– Ну, оно оказалось серьезнее: Академия готова была принять Макса без экзаменов, но, разумеется, не бесплатно. Курс обучения стоил прилично, а отец отказался платить. Он предложил Максу самому заработать на учебу, все еще надеясь, что сын, помаявшись за границей без денег и поддержки, приползет к нему с извинениями. Но, опять же, надо знать Макса, чтобы понять: он никогда бы такого не сделал, даже если бы ему грозила голодная смерть! Опекуну Макса удалось собрать ему денег на билет и на первое время проживания в Лондоне. Едва приехав, Макс нашел работу.

– Ему же было шестнадцать лет! – воскликнула Неля.

– Я вас умоляю! – отмахнулся Аарне, и Неля невольно подумала о том, каким по-настоящему «русским» выглядел этот жест у человека, выросшего в другой стране, – удивительно! – Я же говорил, что Максу требовалась только цель, а уж пути к ее достижению он умел отыскивать, не считаясь с трудностями. – Он солгал о собственном возрасте (благо, выглядел старше своих лет) и устроился в несколько клубов, а потом обратился к знакомым, которых встречал еще во время гастролей. Они с удовольствием согласились помочь юному дарованию в надежде, что он помянет их добрым словом, когда вновь добьется успеха. А в том, что это непременно произойдет, никто не сомневался.

– Значит, Максу ссудили денег?

– Естественно. Академию он окончил за год – преподаватели признали, что им больше нечему его учить. И порекомендовали отправляться в Нью-Йорк, в Институт музыкального искусства Джульярда, что он и сделал.

– Ну и как же ему вновь удалось вернуться на сцену? – спросила Неля.

– Макс понимал, что должен предложить зрителям что-то новое, необычное. Если за рубежом классическая музыка популярна, то в России у нее не так много поклонников. Это требовалось каким-то образом изменить, но заниматься этим в России Макс не собирался. Он понимал, что «начинать» нужно за границей: сделав себе имя там, он мог вернуться на родную землю. Однако прежде нужен был «проект», как это теперь называется. У Макса родилась идея собрать группу наподобие рок-групп, только включить в ее состав классических музыкантов, которые смогли бы играть любую музыку. С Егором они познакомились в Штатах, и мне повезло, что Макс заехал в Тампере!

– Значит, вы с ним уже так долго? – поразилась Неля.

– С самого начала, – кивнул финн. – Ему нужен был клавишник. Я всю жизнь занимался фортепьяно, но бредил роком, надеясь стать рок-звездой. Добиться чего-то в Финляндии практически невозможно – слишком маленькая страна с ограниченной массовой культурой. Макс явился прямо как Санта-Клаус! Потом к нам присоединились остальные – всего шестеро. И мы отправились в Мюнхен.

– На какие деньги, позвольте спросить?

– Все устраивал Макс: он был нашим менеджером, агентом по связям с общественностью и, само собой, генератором идей. Он решал вопросы репертуара, площадок, продажи билетов, разбирался с гостиницами и так далее. Не знаю, откуда у него брались силы, но мы называли его перпетуум-мобиле, наш «вечный двигатель». Дела быстро пошли в гору. Макс решил, что для привлечения публики необходимо играть то, что понятно людям. Он выбирал известные произведения классики, несложные, но приятные неискушенному уху, и писал новые аранжировки. Между ними мы вклинивали рок– и поп-классику. За время учебы за границей Максу удалось свести дружбу с известными музыкантами, и они согласились помочь в «раскрутке» новой классик-группы. Мы начали играть со знаменитыми на весь мир оркестрами. Когда в две тысячи восьмом мы вернулись в Питер, здесь нас уже знали, и с нуля начинать не пришлось. На это Макс и рассчитывал. Нас приглашали на телевидение, и к нашим услугам были самые крупные площадки в любых городах.

– А как у Макса возникла мысль заняться детским творчеством? – спросила Неля.

– Он считал, что в вашей стране недооценивают классическую музыку, – ответил тот. – Макс говорил, что при советской власти отношение к ней было иным – ни один сборный концерт не обходился без Мусоргского или Глинки, а народ прямо-таки ломился в филармонию. Макс верил, что классику необходимо «насаждать», только делать это нужно исподволь, чтобы люди сами захотели слушать. А для этого нужно сделать музыку доступной и понятной. И он понимал, что начинать следует с тех, чей вкус не испорчен музыкальным ширпотребом, то есть с детей. И мы отправились по городам, отбирая талантливых ребятишек, чьи родители не могли себе позволить профессиональное музыкальное образование. Макс хотел, чтобы они получили возможность развивать свой дар. В это дело он и вложил все свои деньги, а также взял кредиты, надеясь на успешное воплощение идеи. Так и случилось бы, если б… Что… могло произойти?!

В глазах Аарне читалась растерянность.

– Я тоже хотела бы это выяснить, – ответила Неля. – Похоже, только сестра Макса в состоянии прояснить ситуацию.

– Арина отказывается разговаривать! – буркнул финн. – Думаете, она переменит отношение только потому, что выее об этом попросите?

– Может, и переменит, – усмехнулась Неля. – Если, к примеру, я скажу ей, что сообщу журналистской братии о местонахождении Макса Рощина? Мне поверят, ведь я работаю в «Синей Горке» и знаю все из первых рук!

– Вы это сделаете? – недоверчиво переспросил финн. – И не побоитесь потерять работу?

Неля решила не говорить Аарне, что ее «работа» в лечебнице являлась не чем иным, как помощью старому другу, поэтому эта потеря мало что значила.

– Вы сказали, – продолжил между тем Аарне, – что, согласно диагнозу, Макс может представлять опасность для окружающих. На фото, которые вы мне показали, уж извините… короче, тот человек, на снимках, вряд ли может кому-то причинить вред!

– Ну да, ведь он находится под воздействием сильнодействующих препаратов, – согласилась Неля.

– Значит, это и есть ваше лечение– сделать из человека идиота? Макс – гений, понимаете? Говорят, все гении ненормальны в той или иной степени, но Макс – он не такой: он самый спокойный человек, которого я знаю! Что ему скармливают в вашей психушке?

– В интернате, – поморщившись, поправила Неля: она терпеть не могла слова «психушка» – как будто речь о каком-то отвратительном месте! – Название «ларгактил» вам, конечно, ни о чем не говорит?

– Разумеется! – ощерился Аарне. – Что это за фигня?

– Антипсихотическое средство, действующим веществом является хлорпромазин. Честно говоря, меня удивили две вещи: во-первых, вашему другу прописали инъекции, а не драже или таблетки. Во-вторых, этот препарат используется в его лечении на протяжении очень долгого времени.

– Это необычно?

– Ларгактил обладает седативным свойством и купирует различные виды психомоторного возбуждения, уменьшая агрессивность. Одной из главных особенностей хлорпромазина является угнетение условно-рефлекторной деятельности, то есть двигательно-оборонительных рефлексов, и расслабление скелетной мускулатуры при сохраненном сознании. При назначении в больших дозах возникает сон.

– То есть вы превращаете Макса в овощ? – уточнил Аарне.

– Я не его лечащий врач, не забывайте! – предупреждающе повысила голос Неля, не желая быть обвиненной в чужих грехах. – Но кое в чем вы правы. Антипсихотический эффект ларгактила развивается в течение недели, когда достигается стабильная концентрация препарата в плазме, а Максу вкалывают его уже несколько месяцев!

– А какие, как это… показания к применению этого вашего ларгактила? – поинтересовался Аарне.

– Психомоторное возбуждение, острые бредовые состояния, алкогольный психоз и так далее.

Он снова взъерошил шевелюру пятерней, изумленно покачивая головой.

– Насколько опасен препарат? – спросил он.

– Если применять по правилам, то не более опасен, чем другие антипсихотические средства. Они все, в той или иной мере, не безобидны. У хлорпромазина имеются серьезные побочные действия.

– Например?

– Сонливость, головокружение, резкое снижение артериального давления. При длительном применении в высоких дозах случаются судороги, тремор, тошнота, рвота и нейролептическая депрессия. Иногда нарушается сердечный ритм.

– Да как вообще можно прописывать такую отраву?!

– Как я уже упоминала, в малых дозах…

– Кто этот мясник, который ставит на нем опыты?! – перебил финн.

– Успокойтесь, Аарне, – примирительно подняла руки Неля. – Никто не желает Максу зла, но для начала необходимо выяснить, как ваш друг вляпался в такую историю!

– Хотите кофе? – вдруг спросил хозяин квартиры. – Или, может, чего-нибудь покрепче?

– Кофе достаточно, спасибо.

Аарне вышел на кухню.

– А могу задать личный вопрос? – спросила Неля, когда он вернулся с двумя чашками кофе.

– Конечно.

– Откуда вы так хорошо знаете русский?

– Мой отец работал в топливно-энергетическом секторе, и его компания сотрудничала с российской. Я пять лет жил в Петербурге и ходил в русскую школу. Познакомившись с Максом, снова оказался тут и живу уже десять лет, не считая тех пяти, в детстве. Я хочу его навестить, – без всякого перехода добавил Аарне.

– Боюсь, сейчас это невозможно.

– Почему? Лечебница – это ведь не тюрьма?

– Конечно, нет! Но сейчас самое важное, в интересах Макса, чтобы никто не знал о нашей беседе, ясно? Кроме того, вы ведь собираетесь на гастроли?

– Да, – кисло признал Аарне. – Но теперь, когда я знаю, что случилось с Максом, мне даже как-то неловко… Это ведь все благодаря ему, понимаете? Наша группа распалась, проект рухнул, но он сделалнас, и только по этой причине у каждого сейчас успешная карьера. И лишь он остался совершенно один!

– Чем вы можете помочь Максу – он вас даже не узнает!

– Я вернусь через пару недель. Могу я связаться с вами, когда приеду?

– Обязательно. Может, тогда мне уже будет что рассказать.

В лифте в кармане завибрировал телефон. Звонила мама. По мере того как Неля вслушивалась в ее взволнованный голос, ее глаза наполнялись слезами.

* * *

Телефон Лычко молчал вторые сутки, и Любавин решил, что придется ехать. Бывшая работница «Горки» проживала в центре, недалеко от Исаакиевского собора. Дома здесь старые, но многие удостоились капитального ремонта и выглядели вполне презентабельно. Профессор спросил себя, как простой врач психиатрической лечебницы мог позволить себе такую роскошь?

Правда, дом Лычко особым богатством не отличался – видимо, еще недостаточно толстосумов скупили здесь квартиры. Нужная Любавину квартира находилась на первом этаже. При нажатии на кнопку звонкая трель отчетливо прозвучала по ту сторону, однако, как ни прислушивался, профессор не услышал приближающихся шагов. Неужели никого нет дома? Эта Лычко нужна ему как воздух, а ее нет?!

Дело «Синей Горки» стало для него первостепенным. Никто никогда не смел усомниться в любавинских заключениях, а если такое и случалось, то иллюзии быстро рассеивались. И только «Горка» выросла на его профессиональном пути непреодолимым препятствием. Дважды – дваждыслово Любавина подвергли сомнению и, что самое страшное, опровергли!

Потоптавшись на коврике, Любавин уже собрался уходить, как вдруг какой-то звук привлек его внимание. И звук этот исходил изнутри квартиры. Значит, там все же кто-то есть, но не желает открывать? Глубоко вздохнув, профессор изо всех сил шарахнул в дверь кулаком.

– Вы нас заливаете! – заорал он в замочную скважину. – Если сейчас же не откроете, я буду вынужден вызвать полицию и сотрудников жилконторы, мы только что сделали ремонт!

Перестав колотить, профессор снова прислушался, и на этот раз был вознагражден, услышав приближающиеся шаркающие шаги.

– Кто это? – полушепотом прошелестели через дверь.

– Сосед! – рявкнул профессор. – Вы устроили потоп!

– У меня все выключено, – проговорила женщина в квартире. В голосе слышался страх, и Любавин спросил себя, он ли так ее напугал, или та причина, по которой она отказывалась подходить к двери ранее.

– Может, труба лопнула, – прокричал он. – Вода льется с потолка, горячая – вы мне всю побелку загубили!

Раздался вздох, после которого он наконец услышал многократный поворот ключа и звук отодвигаемой задвижки: мадам забаррикадировалась не на шутку. Маленькая сухонькая женщина лет пятидесяти пяти, возникшая в узком проеме, с всклокоченными седеющими волосами неопределенного цвета, была облачена в растянутый спортивный костюм. На носу незнакомки как-то неуместно сидели громоздкие очки, под которыми ее глаза, и без того большие, казались прямо-таки огромными, как у стрекозы.