Текст книги "Венок из одуванчиков"
Автор книги: Ирина Градова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Яна поднялась с пола и снова заглянула в ноутбук. Ничего не изменилось. Красавчик и подлец Гарри, которого она еще несколько часов назад собиралась сосватать Анне, буквально упивался своим цинизмом, причем делал это так высокопарно, что ему позавидовал бы герой древнегреческой трагедии.
Надо позвонить Ольге, подумала Яна и тут же с ужасом вспомнила, что телефон остался в саду, на стульчике, о котором она начисто позабыла, спасая от дождя ноутбук…
Глава 6
Ольга мчится на выручку подруге и обвиняет ее в сине‑чулочничестве. – О том, почему Анна из рода Маккримонсов оказалась не столь уж наивной. – Как Гарри решил развязаться с Викторией, а Яна предприняла попытку поймать своего соавтора
– Оль, я с тобой не шутки шучу, я серьезно… Нет, я вначале тоже так подумала, а потом, когда это все повторилось… Но… Знаю, что не «но», а коровья лепешка… Оль, приезжай, а? А то я и вовсе с ума сойду. Мне роман дописывать, сроки горят… А как я его закончу, если у меня что ни час, то сюрпризы… Нет, не звони мне. Просто приезжай… Да говорю же тебе, экран у меня полетел на телефоне. Я его высушила, он работает, а на экране ничего не видно… Да не возьму я трубку, а вдруг Павлик позвонит? Только его мне сейчас не хватало…
– Хорошо, – сдалась Ольга. – Я, конечно, приеду. Только Катя меня потом на кусочки разорвет. У нас, между прочим, сегодня годовщина, а я, вместо того чтобы с любимой пойти в ресторан, попрусь к тебе на дачу. Говорила тебе, аура плохая? Говорила, не жалуйся? Ладно, ладно, Ясь, успокойся… Выпей там чего‑нибудь, расслабься. Короче, жди.
Ольга Половцева знала Яну лучше, чем кто‑либо другой. И лучше, чем кто‑либо другой, знала, что Яна обожает паниковать по мелочам. Если речь заходила о чем‑то серьезном, складывалось впечатление, что Яне затолкали в рот огромный эклер, который она жует и будет жевать до тех пор, пока полностью не пережует и не переварит в себе свои неприятности. Но когда речь шла о мелочах – о каком‑нибудь творческом кризисе, очередном скандальчике в издательстве, косом взгляде какой‑нибудь секретарши, – здесь Яна в первую же очередь звонила лучшей подруге и взывала о помощи и поддержке.
«Ну что ж ты мне не звонила, когда вы с Павликом ссорились?! – злилась Ольга, ерзая на жестком сиденье пригородной электрички. – Что ж ты молчала, когда надо было, а?»
В конце концов, дозвонившись до Кати и получив порцию законных нареканий, Ольга привела в порядок ауру, проделав ряд нехитрых дыхательных упражнений, от которых ее сосед по сиденью тихо сбежал, решив, что женщине плохо и ей, возможно, понадобится помощь, придется вызывать скорую, а может, и того хуже…
Изумительная нежно‑голубая аура была восстановлена, и Ольга, философски отнесшись к бегству попутчика, принялась обдумывать то, что приключилось с Яной. Вспомнив рыбий гороскоп, Ольга пришла к выводу, что Яна просто‑напросто все еще не вышла из зоны неприятностей, а если учесть домик с отвратительной энергетикой – особенно в этом ужасном кабинете с фиолетовым стулом, – ее аура окончательно испортилась. Так что вполне логично, что Яна лезет на стенку и просит приехать лучшую подругу. А еще эта омерзительная сцена, которую напоследок устроил Павлик. И роман, который она все никак не может закончить… Хорошенько рассмотрев сложившуюся ситуацию со всех возможных – и невозможных – сторон, Ольга Половцева твердо решила любыми правдами и неправдами вырвать Яну из того заточения, на которое эта спящая красавица добровольно себя обрекла.
Маршрутки от станции до поселка ходили с большущими перерывами, поэтому Ольга, плюнув на каблуки, решила идти пешком. По дороге она споткнулась о камень и, что изрядно подпортило недавно восстановленную ауру, сломала каблук. Вспомнив, что гороскоп сулил Стрельцам незначительную потерю, Ольга опять же философски решила, что это – меньшая из бед. Однако, добравшись до Яниного домика «с приветом», она снова почувствовала влияние дурной энергетики.
Яна вышла на террасу, едва заслышав стук единственного оставшегося в живых Ольгиного каблука.
– Ясь, да ты совсем паршиво выглядишь… – не сдержалась Ольга, посмотрев на подругу. – Синяки под глазами, бледная… ты и раньше была как лунатик, а теперь вообще как смертушка стала…
– Это именно то, что мне хотелось от тебя услышать, – хмыкнула Яна, ставя чайник на плитку. – Как добралась?
– Каблук сломала, – прокряхтела Ольга, снимая безнадежно изуродованную туфлю с ноги. – Черт, дорогие заразы… А еще назад ехать…
– Может, останешься у меня?
– Даже не думай. Я уж лучше на такси доеду, чем буду здесь ночевать. Этот домик мне всю ауру испортит к чертовой матери. Я уже чувствую, как она темнеет…
– Оль, прости меня… – жалобно посмотрела на подругу Яна. – Выдернула тебя в эту даль… Мне просто страшно стало. Сойти с ума, да еще и в одиночестве…
– Да брось ты свои извинятельства, – улыбнулась Ольга, стащив вторую туфлю. – У тебя тапочки есть?
– Вроде забирала от Павлика какие‑то шлепки.
Яна залезла в сумку, которую так и не удосужилась распаковать до конца, и вытащила пару летних шлепок.
– Сойдут?
– Ага. От Павлика, говоришь? Вообще‑то это и твой дом тоже. Как‑никак пять лет в браке… Плюс прописка. Это же надо быть такой непоправимой дурищей…
– Оль, не начинай.
– А я и не начинаю, я продолжаю…
– Но…
– Не «но», а коровья лепешка…
– Оль, давай лучше о больном, – миролюбиво предложила Яна, ставя перед подругой чашку, до краев наполненную зеленым чаем. – Тебя покормить?
– Нет уж, спасибо. Я твои харчи есть не буду, как и ты – мои, – улыбнулась Ольга. – К тому же я на диете. Катька намекнула, что пора бы кой‑чего сбросить к летнему сезону. А на твоих роллтонах да бутербродах я еще пару кило наберу… Ладно, черт с ней, с диетой… Лучше расскажи, что стряслось…
– Ты не поверишь, Оль…
Яна вкратце пересказала чудачества, которые ноутбук выделывал с ней уже вторые сутки. На Ольгином лице появилось недоумение, граничащее с недоверием, которого Яна меньше всего ожидала.
– Ясь, так не бывает… – покачала головой Ольга. – Сам по себе компьютер работать не может. Ты, конечно, личность творческая, впечатлительная… Но, ей‑богу, мне не верится.
– Во‑первых, не более впечатлительная, чем ты. Одни твои «ауры» чего стоят. А во‑вторых, когда я тебе врала?
– Я не говорю, что ты врешь. Я говорю, что ты фантазируешь. Для творческой личности это – нормальное состояние.
– Да иди ты со своей личностью, – вспылила Яна. – Что я – дура совсем, тащить тебя в такую даль из‑за того, что мне, видите ли, пофантазировать приспичило…
– Не обижайся, Ясь. Тебе‑то я верю. Только вот слишком уж все… сказочно получается. Ноутбук сам за тебя пишет, как какая‑нибудь скатерть‑самобранка или иголка‑самовсуйка…
– Он не просто пишет, Оль. Он еще и стилистику меняет. Не говоря уже о том, что гнет свою сюжетную линию.
– Яна, Яна, головушка пьяна… – вздохнула Ольга. – По‑моему, ты перенервничала. Валить тебе надо отсюда, вот что, Ясь.
– Послушай, вот я тебе сейчас зачитаю. – Проигнорировав Ольгины выводы, Яна сняла со стола ноутбук и, поставив его на колени, принялась зачитывать. – Этот абзац написала я. «Роберт почувствовал, как в жилах его закипает кровь. Анна Маккримонс приняла цветы от Гарри, от этого лжеца, который снова обманул ее. И если бы честь и слово, данное Виктории, не заставляли его молчать… Ух, он напомнил бы этому Гарри, что и у роз бывают шипы…» А дальше, Оль, текст не мой… «Возможно, Роберт Мэлвик и должен был испытывать нечто подобное, разглядывая милующихся Анну и Гарри, но, если хорошенько подумать, ничего подобного он не чувствовал. Анна всегда была для него всего лишь абстракцией, некоей недостижимой и оттого желанной величиной. Роберт вполне допускал, что, поддайся Анна его настойчивым домогательствам, он поступил бы с ней точно так же, как поступает любой мужчина, насытившийся предметом своего вожделения. Страдания Анны – этого маленького затравленного робкого зверька, не имеющего ничего общего с когда‑то знаменитым и знатным родом Маккримонсов, – не имели бы тогда для него ни малейшего значения, потому как…»
– Ну и что такого‑то? – поинтересовалась Ольга, не слишком‑то часто баловавшаяся чтением литературы подобного толка.
– Что‑что… А то, что стиль – не мой. Характеры героев меняются прямо на глазах. Бедная Анна, похоже, скоро и вовсе останется без ухажеров. Или кавалеры доведут ее до гробовой доски. А еще этот некто, который проделывает все это с моим романом, не умеет пользоваться ноутбуком. Пишет грязно, делает опечатки. И все у него одним абзацем, потому что он «энтером» пользоваться не умеет… Кстати сказать, с каждым разом у него все лучше и лучше получается…
– Ясь, – тоскливо позвала подругу Ольга. – У тебя просто очередной творческий кризис плюс нервный срыв. Мне не хочется даже думать о том, что у тебя раздвоение личности. Надо менять работу и валить из этого домика, вот что я тебе скажу…
– Ну хорошо, – не унималась Яна. – Если ты мне не веришь, давай проверим. Давай прямо сейчас. Обычно он делает это после того, как я пишу и оставляю ноутбук. Вот, например… – Яна принялась барабанить по клавиатуре, а Ольга тем временем внимательно разглядывала подругу.
Нет, с этим определенно надо что‑то делать. Надо куда‑то вытащить ее из этого дома, пока она окончательно не свихнулась… Ольга понимала, что задача не из простых: Яна была очень мягкой и податливой, но, если речь шла о чем‑то, что было для нее принципиальным, она гнула свою линию с поистине маниакальным упрямством.
– Вот слушай: «На следующий день Анна твердо решила встретиться с Викторией, которая вот уже несколько дней упорно ее избегала. К трубке подошла миссис Пратчет, и Анна попросила служанку позвать Викторию. Голос у Вик был грустный и, как показалось Анне, какой‑то виноватый…» А теперь мы пойдем в рабочий кабинет и оставим ноутбук на столе. Вот увидишь, через полчаса там будет целая страница текста, который перевернет все с ног на голову…
– Через полчаса, – грустно улыбнулась Ольга, – я вызову скорую и, вместо того чтобы пить шампанское с любимой женщиной, повезу тебя в психушку. Ясь, кончай чудить, дите неразумное. Ты меня пугаешь…
Не вняв голосу разума, исходившему из Ольгиных уст, Яна отнесла ноутбук в кабинет и, оставив роман на растерзание своему таинственному врагу, вернулась к подруге.
– Ясь, а может, с тобой кто‑нибудь шутит? – предположила Ольга. – Вдруг ключи от этого дома есть у кого‑то еще? И этот человек от нечего делать просто над тобой издевается… Например, та самая баба Зоя? Застращать тебя хочет?
– Оль, тебе бы детективы писать… Сама подумай, как баба Зоя со своим «чего» романы писать будет?
– А может, она притворяется?
– Слишком уж изощренный способ выживать соседей. К тому же она за день на грядках своих так напашется, что ей уж точно не до романов…
– Ты права, – приуныв, согласилась Ольга. Вопреки обыкновенному желанию искать причины в мире по ту сторону на этот раз ей ужасно хотелось найти какое‑то разумное объяснение происходящего. – И потом, это легко проверить – достаточно позвонить Диме и выяснить, у кого еще есть ключи от дачи… Слушай, а вдруг это – хозяйка?
– Да зачем ей это, Оль? Я же ей деньги плачу…
– Может, она маньячка какая‑нибудь…
– Слишком в духе детектива. А я пишу любовные романы.
– Мистика – тоже не твой конек, – хмыкнула Ольга. – А все же утверждаешь, что кто‑то пишет за тебя книгу…
– Не пишет, а переделывает. И не утверждаю, а предполагаю. И вообще, я ничего не знаю уже. Оль, а может, мне правда лечиться надо?
– Переехать тебе надо и жилье другое искать. А еще с людьми почаще общаться. С Павликом ты хоть куда‑то выбиралась, а теперь засела, как сова в своем дупле, и сходишь в нем с ума…
– Не хочу я переезжать. Если бы не эти чудеса, меня бы все устроило.
– Ага. Погрязнуть в синечулочничестве – отличная перспектива. Еще годик, и тебе вообще ничего не надо будет. Ни друзей, ни мужей, ни секса.
– Последние два пункта мне сейчас совершенно неинтересны.
– А зря. Тебе, пардон, надо думать и о плотских удовольствиях, и о том, как устраивать жизнь. После тридцати не так‑то просто найти себе спутника.
– Не неси банальщину, Оль, – раздраженно перебила Яна разглагольствования подруги. – Найду – не найду, какая разница… Вещаешь, как эти отаммиаченные дистрофички из ящика: после тридцати подавляющее большинство приличных мужчин состоит в браке и готово лишь к кратковременным и непродолжительным любовным увлечениям… – передразнила Яна. – Да чихать мне на все это. Я, что ли, должна теперь кидаться на первого встречного для того, чтобы получить дурацкое кольцо на палец и мужчину, который будет глазеть на все, что движется, летает и плавает, лишь бы оно было девяносто – шестьдесят – девяносто и имело светлый окрас? Мне никто не нужен. Я от Павлика еще не очухалась…
– Он звонил?
– Не‑а, – покачала головой Яна. – Поначалу мне ужасно хотелось, чтобы он позвонил, узнал, как я, где я, что я… А теперь я даже боюсь его звонка. Я до сих пор вижу его саркастическую ухмылочку и злые глаза. И это хорошо, что вижу. Хорошо, что он мне запомнился как жестокий и злой человек. Так вот, я боюсь, что он позвонит и будет пытаться меня вернуть. Он ведь может быть очень мягким, если захочет. И тогда мне снова будет больно… Не поверишь, я даже буду чувствовать себя виноватой…
– Ну и глупо, – возразила Ольга. – Надо было сразу подать на развод и на раздел имущества. Ладно, что ты с ним жить не хочешь, так разменяли бы… Купила бы себе однушку где‑нибудь в Подольске. Хоть какое‑то жилье, а свое…
– О‑оль…
– Ладно, поняла, что без толку. Тащи свой агрегат, будем читать полтергейстские опусы…
Если до Ольгиного приезда Яна была бы просто счастлива обнаружить свою работу нетронутой, то сейчас, не увидев ничего, кроме абзаца, написанного ею же самой, она испытала настоящее разочарование.
– Фантазерка… – покачала головой Ольга. – Я же говорю, быть такого не может… Обыкновенная сублимация. Ты пытаешься уйти от своих проблем и погружаешься в работу настолько, что даже забываешь, когда и что написала…
– Оль, это, конечно, здорово, что ты умеешь все разложить по полочкам, но…
– Не «но», а коровья лепешка. Ясь, тебе просто надо успокоиться. Я на днях к тебе приеду, привезу чаю, почищу твою ауру… А из дома этого тебе надо уезжать, помяни мое слово. Ты и раньше с головой не очень дружила, а теперь совсем плохая сделалась…
– Кто бы говорил… Да никуда я, Оль, не поеду, – вздохнула Яна. – Извинись перед Катей за то, что я тебя выдернула…
Снабдив Ольгу шлепками и усадив в пойманную на трассе машину, Яна вернулась в дом и первым делом кинулась к ноутбуку. Предчувствия ее не обманули: стоило Ольге покинуть дом, как чертовщина, происходящая с ее романом, продолжилась. Невидимый соавтор, а точнее, антиавтор не замедлил внести в него свою лепту:
«Одевшись, Анна подошла к зеркалу, обрамленному красивой старинной рамой. На секунду ей пришло в голову, что в этом зеркале отражается вся мудрость ушедших в небытие столетий, а ее отражение – не более чем звено, связующее прошлое и настоящее. Гарри, Виктория, Роберт – их лица стерлись из ее памяти, и Анна чувствовала, что в этот миг все эти люди не имеют для нее никакого значения. Бархатное красное платье с золотым пояском и алая шляпка, выгодно подчеркивающая худые, как у мальчика, скулы, – этот наряд делал Анну похожей на прабабушку с фотографии, которую, когда Анна была еще ребенком, показывал ей отец, седовласый степенный мужчина с тяжелым взглядом, который никто не мог выносить больше нескольких секунд.
Виктория ей лгала – это было так очевидно, что не подлежало даже секундному сомнению, но Анна знала, что ей придется ехать к подруге и снова играть эту роль – столь же наивной, сколь и невинной девицы, совершенно не похожей на чувственных роковых красавиц, которыми славился род Маккримонсов…»
– Ага, теперь ты добрался и до Анны! – возмутилась Яна и с такой злостью захлопнула крышку ноутбука, что чуть ее не сломала. – Тебе, как я погляжу, нравится надо мной глумиться! Ну ничего, посмотрим, как тебе это удастся сегодня…
Преисполненная решимости не смыкать глаз целую ночь, Яна сделала термос кофе, запаслась двумя пачками сигарет, сделала два бутерброда с «Краковской», которым тут же принялся строить глазки Ганс, – в общем, сделала все, чтобы ближайшие пять часов ей не пришлось отлучаться из комнаты даже на две минуты. Ганс, смирившийся с наказанием – Яна лишила его обожаемой колбасы, – повернулся к хозяйке задом и улегся рядом с книжным шкафом, лишь изредка бросая косые взгляды на вожделенные куски «Краковской».
Яна залила в чашку первую порцию кофе, сделала пару глотков и заглянула к Музе, которая вечером обыкновенно чувствовала себя гораздо лучше, чем утром. Муза попросила пять минут на сборы и, скоро‑наскоро облачившись в пестренькое ситцевое платье, встала у Яны за левым плечом.
До половины пятого Янины пальцы порхали над клавиатурой, опускаясь на стол лишь затем, чтобы взять сигарету или поднести к пересохшему от курева Яниному рту чашку с постоянно остывающим кофе.
Тем временем Анна успела побывать у Виктории, которая едва сдержалась, чтобы не рассказать подруге о своих приключениях с Гарри. Сам Гарри после долгих раздумий решил окончательно порвать с Викторией и попросить ее оставить их связь в тайне. Влюбленный в Анну Роберт все‑таки решился поговорить с Аней начистоту, но тут произошло нечто непредсказуемое: Анна, совершенно случайно обследуя заброшенную фамильную часовню, наткнулась на дневник своей прабабки, который, естественно, прихватила с собой и начала читать в свободное от разбирательств с ухажерами и подругой время.
Но, увы, на первых же строчках дневника Яну сморил сон, и Муза тихо удалилась, оставив Яну дремать на коврике для мыши.
Глава 7
О том, как Ольга со всеми рассорилась и взялась за телефонную книжку, чтобы найти Яне мужа. – Баба Зоя идет против Лени с лопатой. – Дневник старой Элизабет Маккримонс, из которого становится ясно, как она стала падшей женщиной
После незадавшегося романтического вечера – Катерина, прождавшая свою вторую половину до часу ночи с шампанским и свечами, просто‑напросто заснула – Ольга встретила утро в отвратительнейшем настроении. Но даже так нелепо встреченная годовщина меркла в сравнении с тем, что устроил Стасик Половцев, чье непомерное желание бросить курить вызывало у Ольги встречное желание убить бывшего, чтобы он наконец получил ту благословенную жизнь без вредных привычек, к которой они с Анечкой стремились, как только что вылупившиеся черепашки к бескрайнему морю.
В коридор Ольга выплелась в халате, надеясь, что сразу попадет в ванную. Но поскольку ванная была занята Мишкой – и Анечка и Стасик молча толклись на кухне, вываривая в казане очередное дьявольски полезное зелье из натуральных овощей и низкокалорийной сметаны, – Ольга решила использовать свое ожидание с толком и покурить на балконе, над которым наконец‑то воссияло долгожданное солнце.
Смачно затянувшись первой утренней сигаретой, Ольга только прикрыла глаза в предвкушении очередной затяжки, как тут же услышала шаркающие шаги и до отвращения знакомый голос:
– Ольга Андреевна, я же просил вас, не курите, мать вы моя…
– Капитолийская волчица твоя мать, – не раскрывая глаз, ответила Ольга, чувствуя, как серенькая аура потихоньку покрывается черными пятнами. – А я не дома курю, а на балконе.
– Так тянет же, Ольга Андреевна. Ты тут куришь, а мы с Анечкой задыхаемся. Может, ты в подъезд пойдешь?
Ольга поперхнулась дымом, закашлялась и, открыв глаза, увидела невиннейшее лицо Стасика, который делал вид, что совершенно не хочет доставлять ей беспокойство. Аура была безнадежно испорчена, и Ольга с одержимостью женщины, сорвавшейся с диеты, понеслась вразнос.
– Ну и гад же ты, Половцев… – зашипела она на бывшего. – Ну и козлина же ты… Я ж тут сижу в халате, заразы ты кусок, не видишь, что ли? Или ты меня в этом халате на лестницу выгонишь, орторектик хренов?
– Чего? – выпучился Стасик. – Орто… кто?
– Да не важно кто. Что ты все цепляешься? Что тебе все неймется? Все трясешься за свое здоровье, ипохондрика кусок… Да ты со своими бзиками раньше нас всех в могилу отправишься. И Анечку свою с собой прихватишь…
– Стасюшенька… – донесся из кухни испуганный голос.
– Знаешь что, Ольга Андреевна! – возмущенно завопил Стасик. – Я тебе вот что скажу: плевал я на твой халатик, иди‑ка ты в подъезд!
– Это я тебе скажу, Половцев. Скажу, потому что знаю, чего ты так бесишься. Потому что тебе завидно. Вот я и выпить могу, и покурить. И все у меня хорошо. А ты дохлый, как червяк, хоть и носишься со своим здоровьем. Потому что человек ты такой, Стасик, – чахленький и дохлый, как имечко дурацкое твое.
– Ну это уже… Ну ты вообще, Ольга Андреевна!
– Стасичек! – отчаянно вскрикнули в кухне.
– Ну что опять?! – раздраженно буркнула дверь, открывшаяся в ванной. – Что вы снова не поделили?
– Тебя не спрашивают, оболтус! – грозно рявкнул на дверь Стасик.
– Ты его еще жизни поучи, – хмыкнула Ольга, делая очередную затяжку и с улыбкой выпуская белесую струйку прямо Стасику в лицо.
– Да что ж это ты делаешь, мать моя?!
– А ты думал, я все брошу и в подъезд побегу халатиком сверкать?!
– Да кому он там нужен, твой халатик, чума ты двадцать первого века!
– Стасюнчик!
– Да замолчите вы уже, достали! Что за предки? Сами как дети, еще от меня хотят чего‑то!
– А ты бы помолчал, неуч! Вуз сначала закончи, а потом голос повышай!
– Кто бы говорил, Половцев! Как твои «сосиськи» вспомню, так смех берет!
– Ты, что ли, умнее? Живешь с бабой, даже мужика нормального не смогла найти – все от нее бегают!
– Стасюшенька!!!
– Все, хватит с меня. Пошли вы знаете куда со своим зоопарком?!
– Куда это?!
– В… на… Да сами знаете!
– Твое, Ольга Андреевна, воспитание…
– Нет, твоя, Половцев, дурная кровь… С меня тоже хватит – все, собираю бумажки и подаю на размен.
– Нет уж, мать моя, это я подаю…
– Стасичек…
Рассорившись со всеми на свете, в том числе и с сыном, которому досталось за хамское поведение, возможно, больше, чем следовало бы, Ольга два часа размышляла о возможных вариантах размена и в конечном итоге позвонила Диме, у которого между делом поинтересовалась насчет ключей от злосчастного домика, который сняла Яна.
– Ключей всего четыре, – растолковывал Дима непонятливой клиентке. – Один ключ от ворот, то есть от калитки. Второй – от террасы, то есть от дома. Два ключа я отдал Яне Евгеньевне, а другие два – у хозяйки дома. Но даже если бы она очень хотела приехать, все равно бы не смогла. Она в больнице, честно вам говорю. Я ей туда договор отвозил. А врать мне, как вы, надеюсь, понимаете, смысла нет.
– Да верю я, верю… Просто у нашей Яны Евгеньевны чудеса какие‑то в доме происходят. Хотя она у нас личность творческая, а они… ну сами, наверное, знаете, какие бывают…
– Не знаю, – честно признался Дима. – Что до вашей трешки, я подумаю, как тут быть. Только на многое не рассчитывайте. Квартиры хоть и в цене, а рынок стоит. Так что быстро продать не удастся, а цены каждый день вверх ползут, как грибы после дождя. Одно, правда, я вам даже сейчас могу сказать – три однушки за трешку вам не светят. А если с доплатой – слишком дорогое удовольствие. Я, конечно, посчитаю, но вы подумайте хорошенько, Ольга Андреевна…
– Я подумаю, – устало вздохнула Ольга и попрощалась с риелтором так быстро, что он даже не успел вставить свой вопрос насчет свободного вечера.
Размен уплыл с горизонта также внезапно, как замаячил на нем. Но Ольга не унывала. Раз она не может поправить свою ауру, переселившись в свободную квартиру, то, по крайней мере, займется Яниной аурой. А поправить Янину ауру можно, познакомив ее с кем‑то, кто будет ей интересен, – говоря по‑человечески, найти ей жениха. А жениха ей можно найти, хорошенько пролистав записную книжку, чем Ольга Андреевна Половцева без промедления занялась.
Страничка на букву «А» оказалась почему‑то испещрена исключительно женскими фамилиями и именами. Так как тяги к женщинам Яна не испытывала, Ольга сразу перевернула ее на «Б». Ну вот, уже лучше, одобрительно кивнула Ольга, наткнувшись на Буковского Ивана Васильевича.
Как описала бы его Яна, внешность довольно заурядная, фигура далека от идеала, возраст… кажется, вот‑вот забрезжит полтинник, манера одеваться такая же заурядная, как и внешность. А вот характер… Огромный плюс Буковского в том, что он удивительно галантен и умен, огромный минус – Иван Васильевич непозволительно зануден, особенно когда начинает рассуждать об истории и изображать из себя Радзинского, что, надо сказать, скверно у него получается… Быть может, именно этот недостаток повлиял на то, что первая жена сбежала от Буковского уже через полгода совместной жизни, а вторая выдержала целый год, но спустя год оставила супруга с той же, что и первая, поспешностью, собрав свои вещички.
Ладно, Буковского оставим на потом, подумала Ольга и поспешила перевернуть страничку.
Блисман Евгений… Очаровательный молодой еврей, художник. Юный возраст искупают совершенно неподдельная наивность в глазах и недюжинный интеллект. Этот вполне может увлечь Яну. Единственный недостаток – самодовольство, граничащее с нарциссизмом. Но неженатому красавцу Блисману это простительно.
Боровский Виктор Владимирович. Привлекательный бизнесмен средних лет. Немного скучноватый, но зато довольно обеспеченный вдовец, надежный, как Великая Китайская стена. Что касается жилплощади, то все Ясечкины проблемы решатся сами собой. И пусть себе творит в загородном коттедже Боровского свои нетленные романы, попивая дорогое французское вино и закусывая его устрицами…
Претенденты на «В», «Г», «Д» Ольгу не впечатлили. На букву «Ж» оказалась одна Жизель, однокурсница Ольги, с которой та путалась по молодости.
Зинченко Сергей Алексеевич… Жмот и сноб, уже немолодой убежденный холостяк, объясняющий свое пристрастие к уединенной жизни тем, что женитьба неизбежно увеличивает статью расходов и наносит непоправимый удар по бюджету. После каждой получки, квартальной и годовой премии маршрут Сергея Алексеевича неизбежно пролегал к банку, куда тот регулярно откладывал свои потом и кровью заработанные деньги, потому что чудовищно боялся их потратить. И действительно, не тратил. Никогда.
Зайцев Аркадий Михайлович… Обладатель колоссального интеллекта и столь же колоссальной тяги к спиртным напиткам, без которых, насколько Ольге помнилось, Зайцев испытывал крайнюю неловкость в общении с противоположным полом.
А вот Еленков Георгий Семенович, в простонародье – Жоржик Еленков, отличался на ее памяти беззлобным характером, довольно живым умом и весьма привлекательной внешностью. И что, пожалуй, перевешивало все вышеперечисленные достоинства, был неженат, хотя, сколько Ольга его помнила, всегда хотел обзавестись семейством.
Наметив основных претендентов, Ольга почувствовала некоторое облегчение. Оставалось лишь уточнить достоверность данных, увы, не первой свежести, и можно было приступать к операции «Сова в дупле», как окрестила Ольга свой нехитрый план сватовства.
Казалось, аура уже начала приобретать свой естественный нежно‑голубой цвет, но поздним вечером неожиданно выяснилось, что ни Мишка, ни Катя домой не вернулись. И мобильные телефоны обоих были так же глухи к Ольгиным воззваниям, как и Стасик, которому она в очередной раз посоветовала сдохнуть, чтобы не мучиться дилеммой, что употребить в качестве ужина: стограммовый кусочек куриной грудки без соли или выпить стакан обезжиренного молока с жалкой горсткой сморщенной, как поношенный башмак, кураги…
Бедняга Ганс полдня изучал террасу на предмет хоть какой‑нибудь лазейки, через которую можно было выбраться во двор. Собачье чутье не подвело его – он нашел аж две дырки, но, к его великому сожалению и еще большему сожалению его мочевого пузыря, этими лазейками могли воспользоваться только местные мыши, с одной из которых его несчастному носу пришлось познакомиться. Свой первый опыт общения с агрессивными мышами, защищающими свое потомство, Ганс выдержал с достоинством, однако это ничуть не уменьшило его неистового желания выбраться наконец наружу.
Хорошенько взвесив все за и против – Ганс прекрасно знал еще вчера, чем ему грозят Янины ночные бдения, – он решился нарушить священный хозяйкин сон тихим скулежом.
Яна проснулась только тогда, когда почувствовала, как что‑то мокрое и холодное касается ее руки, свесившейся почти что до пола. Подскочив на стуле так, как, верно, вещий Олег подпрыгнул на злосчастном лошадином черепе, Яна истошно закричала.
Ганс отпрыгнул в сторону, ожидая услышать в свой адрес массу не самых приятных даже собаке ругательств. Но оскорблений не последовало: Яна продрала глаза и, покосившись на часы и на Ганса, всплеснула руками.
– Гансушка… – ласково позвала она собаку. – Да я тебе при жизни памятник из «Краковской» поставлю. Два часа дня, а ты терпишь… Ах ты мой песик…
Ганс подошел к Яне, завилял пушистым хвостом и хитро покосился на хозяйку, что означало: «А вот об этом я еще обязательно вспомню, только ты выгуляй меня сначала».
Быстро одевшись, Яна нацепила на Ганса поводок и выскочила на улицу.
Солнце палило вовсю, так что у Яны в глазах тут же забегали смешные сверкающие ложноножки и закружилась голова. Ганс потянул ее вперед, так что Яна чуть не расквасила себе нос, перелетев через три ступеньки разом.
– Яночка! – раздался голос со стороны калитки.
Яна прикрыла рукой глаза. Ложноножки исчезли, а вместо них возникла баба Зоя, лицо которой выражало если не ужас, то уж точно смятение.
– Баба Зоя? – сонно пробормотала Яна, пытаясь одной рукой прикрыться от палящего солнца, а другой – удержать рвущегося к вишне Ганса. – Что‑нибудь случилось?
– Это я у тебя, горемычная, хотела спросить!
– У меня?
– А кто ж кричал‑то, словно ее маньяк на кусочки режет…
– Какой маньяк? – ошалело уставилась на нее Яна. – Никто меня… А, вы об этом… Так меня Ганс разбудил, а я на стуле заснула, испугалась, вот и вскрикнула, – торопливо объяснила она, чувствуя себя вампиром, которого выволокли на свидание с рассветными лучами. – Неужто так слышно?
– Неужто… – не то с облегчением, не то с разочарованием пробормотала баба Зоя. – Я чуть было богу душу со страху не отдала. Прилегла днем вздремнуть… Только кофту и успела накинуть поверх исподнего да лопату схватить. Думала, тут страсти творятся. Мало ли чего… А вдруг к тебе этот… Леня залез. Обворовать решил…
– Простите, Зоя Игоревна… – Яна только сейчас разглядела, что бабка и впрямь выскочила, как есть, в льняной рубашке и синем вязаном жакете. В руках она действительно держала лопату. – Я правда не знала, что так слышно. А на Леню вы зря, он – человек хороший…
