Текст книги "В уездном городе К (СИ)"

Автор книги: Ирина Дынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

В уездном городе К**

Митрохин шел по гулкому коридору.

Яркое зимнее солнце било жаркими лучами в широкие, прозрачные окна, роняло солнечные зайчики на блескучие зеркала и начищенный пол.

С пола зайчики перепрыгивали на дорогие, щеголеватые ботинки Митрохина и пускались вскачь дальше – по стенам, листьям тропических растений, вцепившихся в огромные кадки всеми своими ползучими корнями, по лицам сотрудников – деловитым и сосредоточенным.

Настроение у Митрохина было просто класс, почти праздничное и поэтому он шел, слегка насвистывая, вдыхая аромат настоящей новогодней елки, зеленой и пушистой, чья верхушка, увенчанная огромной рогатой сосулькой, возвышалась в самом конце просторного гулкого холла.

Елка была действительно шикарной, купленной по «великому блату» в самом престижном питомнике и за хорошие деньги, и рекламировать должна была благополучие и надежность фирмы, руководить которой, в самом скором времени, станет его невеста, Альбина Селиванова.

До кабинета Альбины оставалось ступить всего пару шагов, как прекрасное, расчудесное настроение Митрохина, точно ветром сдуло – он услышал плач.

Это был не просто плач, а плач женский. Именно так, вероятно, рыдала Ярославна на стенах древнего русского города – громко, некрасиво, с какими-то небывалыми завываниями и почти душераздирающими всхлипами.

Митрохин замер, точно наткнувшись на непреодолимую преграду.

Его холеное, красивое лицо исказила гримаса страдания – глаза прищурились, рот скривила горькая усмешка.

Офис, полный радости и солнечных зайчиков, вмиг превратился в серую, посредственную, контору, с очень экономным евроремонтом.

Даже запах хвои, крепкий и ароматный, показался искусственным, точно кто-то распылил поблизости банальный аэрозоль «Сосна».

Митрохин категорически, просто ни в каком виде, не мог терпеть женских слез, поэтому в его конторе работали исключительно одни мужчины и только мужчины, что заставляло всех феминисток города, яростно скрежетать зубами и произносить гневливые речи, на заседаниях всевозможных женсоветов и комитетов.

Митрохин осторожно, крадучись, приблизился к источнику громких всхлипываний и, аккуратным, почти хирургическим движением отодвинул в сторону колючую лапу, опутанную нарядной мишурой.

Фальшивый дождик мелькнул перед глазами и на хмурого Митрохина, уставилось женское лицо, красное, некрасивое, полное отчаянья.

– Уууй! – всхлипнула женщина, и слезы потоком брызнули из ее глаз, опухших и зареванных до невозможности.

Голос прозвучал неожиданно гулко и громко, точно из бочки – женщина обладала хорошими легкими и не имела склонности к такой пагубной привычке, как курение.

– Кошмар! – вслух ужаснулся Митрохин, которого женские слезы приводили в состояние, близкое к панике – Голосище-то, какой! А, ну-ка, дамочка, выбирайтесь – ка, из своего убежища! Могу вас заверить, что на Снегурочку вы мало похожи, а уж на Деда Мороза – тем более! От вашего плача у меня уже в ушах ломит, того и гляди, елка рухнет и Новый год не состоится!

«Дамочка» не обратила на слова Митрохина, никакого внимания. Всхлипывания и причитания усилились, а поток слез казался неиссякаемым.. Еще немного – и неудержимый поток смоет самого Митрохина.

Если бы Митрохин собственными глазами не видел, как эти слезы, часто капающие из глаз, уже на щеках превращались в ручьи, а чуть ниже в реки и океаны, то ни за что не поверил бы в то, что подобное возможно.

«Прямо таки, Царевна-Несмеяна! – впадая, в еще большую, панику, подумал Митрохин, а затем, взглянув на лицо женщины, устало вздохнул – Нет, уж.. На царевну не тянет.. Скорей уж, рева-корова!»

Прекрасная новогодняя елка, украшенная шариками, хлопушками, сосульками и прочей детской радостью, мохнатыми лапами обнимала плачущую женщину за широкие плечи, напоминая, что Новый год не за горами.

Вытряхнув из кармана, белоснежный платочек, Митрохин приступил к решительным действиям – от постоянного завывания, женщина уже перешла к протяжным всхлипываниям, сменяющимся приступами икоты. Подобный проявления чувств вызвали у Митрохина острую зубную боль и он, ощущая всеми клетками своего тела, как мерзкий кариес крадется к его идеальной улыбке, резким движением выдернул женщину из – под елки, лишив убежища.

Делом это оказалось весьма нелегким – женщина упиралась изо всех сил, а весила она, судя по всему, немало, цепляясь руками за толстый, смолистый ствол и Митрохин, шепча под нос всяческие, не очень приличные, слова, поблагодарил неизвестного сотрудника из фирмочки «Муж на час», добросовестно прикрепившего зеленую красавицу к полу.

Женщина наконец-то отпустила злосчастный новогодний ствол, слегка приглушила громкость звучания и Митрохин, пыхтя от натуги, получил возможность рассмотреть заплаканную даму поближе.

Дама производила жуткое впечатление – ее хотелось жалеть, гладить по голове и кормить пряниками, хотя бы для того, чтобы на краткий миг заткнуть, слишком уж крикливый, по мнению Митрохина, рот.

Облаченная в страшный, бесформенный балахон, который платьем-то назвать, язык не поворачивался, она, вдобавок, куталась в пеструю, цыганскую шаль, пытаясь спрятать под нее крупное тело, лохматую голову, лицо с распухшим носом и узкими прорезями глаз, и большие ноги.

Все разом под шалью не умещалось, женщина дергалась, корчилась, поминутно высовывая из-под шали руки и пытаясь спрятать под вязаной вещью, одну из своих конечностей.

Она, до жути, напоминала Митрохину, мультяшного бегемота, обиженного и несчастного, завернутого в пеструю плащ-палатку… Помнится, в, сказочно далеком, детстве, он смотрел мультик и главной героиней в нем был именно такой персонаж – смешной и жалкий одновременно.

Платок Митрохина тоже пошел в дело – женщина периодически сморкалась в него и, громко всхлипывая, точно слониха, потерявшая детеныша, прятала глаза, трясясь от икоты.

– У вас кто-то умер, дамочка? – участливо, точно доктор строго определенной специализации, поинтересовался Митрохин. По его глубочайшему убеждению, столь сильно убиваться, можно было только в случае кончины кого-то из ближайших родственников.

Все родственники Митрохина здравствовали и процветали, поэтому глубина отчаянья этой женщины, была для него непостижима, но, он пытался быть воспитанным и проявить сочувствие.

– Нееет! – всхлипнула женщина, прибавив звука и слезы, новым, бурным потоком, хлынули из глаз, уже почти превратившихся в узкие щелочки, от чего женщина стала очень похожа на обрусевшего китайца – Живы всеее..

– Чего ж вы рыдаете, дамочка? – опешил Митрохин, привстав на носочки и едва не растянувшись во весь рост на скользком полу – Разве можно так распускать себя, да еще в общественном месте?

Митрохин всегда обращался к женщинам, употребляя суффикс – чк, «милочка», «лапочка», «дамочка». Он считал, что делает своим собеседницам приятное, называя их уменьшительно-ласкательно, и особенно гордился своим изобретением. Исключение он делал лишь для Альбины, считая свою избранницу на голову выше всех остальных женщин – умной, красивой, обаятельной, целеустремленной и, абсолютно неистеричной, что самое главное.

Альбина, это уж точно, не стала бы рыдать под новогодней елкой, уподобляясь какой-то… квашне…

Кстати, сама Альбина, терпеть не могла всяких там «ласточек», «рыбочек», «звездочек» и очень быстро дала это понять самому Митрохину.

Митрохин уяснил и называл Альбину просто и церемонно – дорогая, чем заслужил горячее одобрение и признательность будущей жены.

– Уволили! – задыхаясь от слез и икоты, прохрипела женщина гнусавым голосом – Двадцать лет.. двадцать лет я работала! Двадцать лет безупречной службы! На одном месте! Ни больничных, ни прогулов, ни нареканий.. Ик, ни одного замечания, ик, одни благодарности! А, меня взяли и уволили! За что?

Процесс утешения слегка затягивался, но суть проблему Митрохин уловил сразу.

Альбина Вальдовна Селиванова, без пяти минут директор нового, оздоровительного центра «Здоровяк», открытие которого должно было произойти на следующий день, конечно же, не могла допустить, чтобы по чистеньким коридорам ее разлюбезного детища, шастало, этакое пугало в мешковатом балахоне, который постеснялся бы принять в качестве гуманитарной помощи самый затрапезный секонд-хенд.

Раньше, когда в этом здании располагалась районная больница, подобного вида дамочки, с ведрами и швабрами, толкались по коридорам, наводя чистоту, распугивая пауков, мышей и даже больных.

Теперь же их время прошло – шустрых дамочек в вязаных платках и уродливых туфлях, сменили подтянутые тетки в униформе, именуемые красиво и звучно – «мастер чистоты».

Но, если женщина проработала в данном учреждении столько лет и не была замечена, ни в чем предрассудительном, то увольнять ее, пусть даже из соображений эстетики, было делом жестоким и несправедливым.

Митрохин, который руководил только мужчинами, решил заступиться за несчастную, зареванную жертву Альбининого произвола, тем более что Селиванова, не была для него незнакомой бизнес-леди, а доводилась почти что родственницей, если, конечно, можно считать родственницей будущую жену.

Заявления в загс они пока не подавали, но, как подозревал Митрохин – за Альбиной не заржавеет. Остренькие коготки этой приятной, во всех отношениях особы, уже прочно вцепились, как в его сердце, так и в его кошелек.

– Вас уволили? – Митрохин лихорадочно соображал, механически поглаживая женщину по волосам, частично придавленным тяжелой шалью – Вы кем работали?

– Регистратором! – всхлипнула женщина и в ее глазах мелькнула первая искра надежды – в самом-то деле, кто же поможет бедной, бесправной женщине, как не этот импозантный мужчина? Может быть, он какой-то начальник, может быть он – Тот Самый Начальник, самый главный, самый важный. Спонсор! Может быть, благодаря его хлопотам, Альбина Вальдовна сменит гнев на милость и прикажет принять ее, Коровку Наталью Агеевну, обратно на работу?

Митрохин поморщился, в который раз восхитившись собственной прозорливости, позволившей ему не иметь трений с прекрасной половиной человечество!

Только подумать, сколько опасностей он избежал! С женщинами же всегда и везде одни проблемы – они, если не выходят замуж, то разводятся, если не рожают детей – то спешат на аборт, если не сидят на «больничном», то требуют санаторного лечения, если не лечения, то на худой конец, какой-нибудь материальной помощи, изобретая для нее тысячи и тысячи предлогов.

Куда приятней работать в компании мужчин, с которыми можно просто сходить в баню, на футбольный матч, отправиться на рыбалку.

«Впрочем – сам себя одернул Митрохин – Я, человек почти женатый, так что, никаких рыбалок и бань!»

Почему-то ему казалось, что Альбине будут неприятны его отлучки, не связанные непосредственно с трудовым процессом.

Ему мгновенно вспомнились и остренький, упрямый подбородок, и нос, гордо вздернутый вверх, и глаза с роковым прищуром, которые до сих пор казались ему сосредоточием всей женской красоты.

– Мы будем вместе повсюду! – Альбина, вполне определенно, грозила ему тоненьким пальчиком, на котором, отливая перламутром, алел длинный, заостренный, точно у Фредди Крюгера, ноготь – Вместе в театр, вместе на отдых, по магазинам и прочим приятным местам. И никаких турпоходов в компании старых приятелей, любимый – она кокетливо прищуривала свои зеленые глаза, хлопала длинными, густо накрашенными ресницами и подергивала вздернутым носиком, точно принюхиваясь к его мыслям – Знаю я, чем вы там занимаетесь, несносные мужланы!

– Милочка! – Митрохин вернулся к уволенному регистратору – Я обещаю Вам, что поговорю с Альбиной Вальдовной и мы как-нибудь уладим этот вопрос. Возможно, Альбина Вальдовна, по случаю завтрашнего открытия этого прекрасного центра, сменит гнев на милость и подыщет вам местечко. Не гарантирую, что это будет должность регистратора, но что-нибудь постараемся придумать.

Женщина замерла, перестав плакать, точно по команде.

Ее опухшие глазки, неприятно покрасневшие, с надеждой и обожанием воззрились на Митрохина, который внезапно почувствовал легкий стыд за свой дорогой костюм, кожаные туфли и французский галстук.

– Вы, дамочка, никуда не уходите – пробормотал он, рысью ринувшись к роскошным дверям, охранявшим покой будущей жены – Я не думаю, что разговор с Альбиной Вальдовной займет, слишком много времени!

Женщина внимала его словам, точно божественному откровению.

Она забралась обратно под елку, притаившись под зеленой лапой, точно в засаде и приготовилась ждать Митрохина хоть до второго пришествия.

– Дорогой мой! – расцвела Альбина Вальдовна, чье соблазнительное тело, упакованное в модный и безумно дорогой наряд, изрядно опустошивший кредитку Митрохина, благоухало настоящим французским парфюмом – Как я рада, что ты решил проведать свою девочку! Я так соскучилась по тебе, мой дорогой!

«Дорогой» осторожно чмокнул Альбину в нарумяненную щечку, едва не чихнув, вдохнув слишком большую дозу духов, и недоуменно уставился на невысокую блондинку, замершую у широкого директорского стола с прозрачной папочкой в беленьких, ухоженных ручках.

Она была похожа на хорошо выдрессированную собачку, слишком долго ожидавшую команду «Фас».

«Напоминает блондинистую болонку, кудрявую и перекормленную! – подумал Митрохин, галантно провожая невесту к директорскому креслу – Ишь, глазки, так и светятся от любопытства!»

Дамочка, из породы крашеных блондинок-мужемучительниц, не отводила от Альбины Вальдовны преданного взгляда, полностью подтверждая слова «Ест начальство глазами». Вероятно, когда-то, лет тридцать назад, она была чудо как хороша, свежа, изящна и не злоблива.. Годы не пощадили ее и теперь, лицо неизвестной блондинки округлилось и походило на луну, позабывшую о диете, глаза выпучились, фигура расплылась, хотя, на первый взгляд, женщина производила неплохое впечатление.

– Дорогой! – промурлыкала Альбина Вальдовна, чьи прямые черные волосы выгодно отличались от завитых кудрей блондинистой особы – Знакомься, это Тамара Васильевна, специалист по подбору персонала! Очень опытный специалист! Она так мне помогла! Ты просто и представить себе не можешь, сколько неподходящих людей работало в моем центре! Тамара Васильевна и дня не провела в офисе, как он преобразился самым чудесным образом.

Тамара Васильевна мило улыбнулась Митрохину, но, тот, никак не отреагировав на ее улыбку, слегка передернул плечами – женщина ему активно не нравилась, не смотря на кажущую мягкость и внешность болонки, она шла по жизни, оставляя после себя поля, усеянные трупами.

Митрохин возблагодарил бога за то, что вознамерился пригласить невесту на обед, а не на завтрак – иначе, как он подозревал, холл перед директорским кабинетом был бы просто усеян безутешными женщинами, внезапно лишившимися работы.

– Альбина! – как можно мягче, начал он разговор, не в силах выбросить из памяти опухшее лицо женщины, которую он всеми правдами и неправдами вытащил из под елки и которая, забралась обратно, как только ей представилась такая возможность – Послушай меня, дорогая, – там, в холле, перед кабинетом, женщина, такая крупная, заплаканная, и она сказала мне..

Тамара Васильевна в изумлении приоткрыла ротик, окрашенный в перламутр розового цвета, и замерла с выпученными глазами, а Альбина Вальдовна, подпрыгнув в директорском кресле, удивленно выгнула искусно выщипанную бровь.

– Роман! – почти взвизгнула она – Эта безобразная корова и к тебе пыталась приставать! Какая наглость! Какая нелепость! Я немедленно вызову охрану и ее вытурят из офиса, раз и навсегда!

Внезапно в голову Романа Борисовича Митрохина закралось жуткое подозрение о том, что и Альбина, и эта самая, болонкоподобная Тамара Васильевна, затаившись в кабинете, просто наслаждались рыданиями несчастного, отторгнутого от коллектива, регистратора, вслушиваясь в ее всхлипывания, словно в песню популярного певца.

– Коровка Наталья Агеевна уволена по статье – любезно пояснила блондинистая Тамара Васильевна – Три дня назад она была замечена в состоянии алкогольного опьянения, за что и поплатилась.

– Три дня назад была корпоративная вечеринка по случаю Нового года! – возразил Роман Борисович, чьи подозрения по адресу этой незнакомой Тамары только укрепились – Я тоже присутствовал, равно как и все сотрудники будущего центра! Естественно, что женщина, пусть даже и регистратор, слегка пригубила шампанского! Новый год, все-таки, праздник! Раз в году бывает, между прочим. А, уж год Кабана, так и вовсе – раз в двенадцать лет! Что же, выгонять ее за это! Я, почему-то думаю, что она работала очень хорошо!

Ему вспомнились широкие, натруженные руки Натальи Агеевны, со смешной фамилией – Коровка.

Нет, такая женщина просто не могла халтурить – все, что ей поручали, она должна была исполнять добросовестно и в срок.

–Ты просто не понимаешь, Роман! – всплеснула руками Альбина, сорвавшись со своего директорского кресла и начав бегать по просторному кабинету.

Только сейчас Митрохин заметил, что на низком столике стояли две кофейные чашки и початая коробка дорогих конфет.

«Эти две дамочки спокойно пили кофе, в то самое время, когда бедная Коровка заливалась слезами? – несказанно удивился Митрохин, благоразумно не произнося ни слова – Да мне бы кусок в горло не полез, услышь я еще раз подобные завывания!»

– Я предложила Коровке расстаться по – хорошему, – терпеливо объяснялась Альбина Вальдовна, застыв перед женихом в позе, выгодно подчеркивавшей все ее женские достоинства – Но, она уперлась! Дура тупая!

– Альбиночка? – ужаснулся Митрохин, употребив тот самый, ненавистный невесте, суффикс. Разумеется, в компании мужчин он позволял себе и более крепкие выражения, но услышать подобное от своей будущей жены, которую он почитал за нежный, хрупкий цветок, нуждающийся в опеке?

Не смотря на всю свою деловитость, Альбина была прежде всего женщиной, красивой женщиной, а это значит, что его долг подставить свое крепкое, мужское плечо.

Но, женщина, спокойно пьющая чай под безутешные рыдания, сама кого хочешь подставит..

Альбина Вальдовна поняла, что перегнула палку, изменила тон и под ехидную ухмылку специалиста по кадрам, приторно заворковала:

– Дорогой, посуди сам – регистратор, это лицо фирмы. Он должен был мил, приветлив и приятен внешне. А, эта Коровка? Тебе самому приятно было смотреть на это лицо, слушать этот басовитый голос? Да она мне всех клиентов распугает!

Митрохин ужаснулся, представив подобную Наталью Агеевну в своем офисе, приятно пропахшем хорошим кофе и сигаретами, и ужаснулся еще раз. Разумеется, в офисе чувствовалось отсутствие женских рук, добросовестных и трудолюбивых, но, Роман Борисович намеренно мирился с нерадивостью мужчины-уборщика, который, в отличие, от, той же, Коровки, любил горячительные напитки, о чем свидетельствовали привычно красный нос и застарелый запашок перегара. Но, он, все-таки был мужчиной, а в его офисе женщинам не место.

– Альбиночка, милочка – попробовал подступиться к невесте Митрохин, которому очень не хотелось ронять себя в глазах уволенного регистратора – Ведь можно придумать что-то менее категоричное! Может быть – уборщица, или, как это теперь модно называют – мастер чистоты.

– Ни в коем случае! – категорически вмешалась в разговор Тамара Васильевна, принимая сторону собственного начальства – Сорную траву нужно выпалывать с корнем! И кого волнуют проблемы какой-то Коровки – она получила все, что ей причиталось! Была бы сговорчивей, не было бы столь печальных последствий. Если мы оставим ее, создастся прецедент и остальные сотрудники станут вить из Альбины Вальдовны веревки. Подобное недопустимо!

Митрохин приуныл – Альбина отводила взгляд, избегая всякого упоминания об уволенной Наталье Агеевне, затаившейся под елкой в ожидании собственной участи, а, Тамара Васильевна самым внимательнейшим образом изучала нечто в своей папочке, чутко водя ушами и ловя каждое слово своей начальницы.

Весело щебеча, милая и ласковая Альбина, набросила на плечи меховую шубку из зверя, ставшего безвинной жертвой женского пристрастия к мехам, подмазала и без того яркие губы, подхватила безропотного Митрохина под ручку и, обернувшись, любезно распрощалась со специалистом по кадрам.

– До завтра, Тамара Васильевна, я надеюсь, что больше подобных эксцессов в нашем офисе не произойдет! Я не желаю, чтобы уволенные сотрудники подстерегали в темных углах моего жениха и порочили мое честное имя!

Митрохин покорно позволил увлечь себя прочь из кабинета, но очутившись за дверью, сразу же, наткнулся на робкий, полный надежды, взгляд Натальи Агеевны Коровки.

Гордая и надменная Альбина Вальдовна, прошествовала мимо уволенной сотрудницы, а Митрохин беспомощно развел руками, расписываясь в собственном бессилии.

Ему было очень неприятно, но скандалить с невестой накануне помолвки он не собирался, даже ради восстановления справедливости.

Неловко потоптавшись, он выпустил локоток Альбины, легонько подтолкнул ее вперед и вложил в руки заплаканной женщины пару денежных знаков.

– Извините, милочка! – вздохнул он, ощущая себя предателем – Но, это все, чем я могу вам помочь!

Альбина Вальдовна возмущенно фыркнула и побежала вперед, громко стуча тоненькими каблучками модных сапожек, предназначенных исключительно для передвижения нежных и томных созданий.

Митрохину ничего не оставалось, как броситься следом за разгневанной невестой, оставив Коровку одиноко плакать под новогодней елкой.

Женщина, чьи глаза вновь наполнились слезами, некоторое время смотрела, как удаляется ее последняя надежда, затем вытащила платок, подаренный Митрохиным, зачем-то его понюхала и бросила на пол, вместе с дареными деньгами, которые восприняла как подачку.

Затем, устало шаркая ногами, в тяжелых, дутых сапогах, она пошла прочь, опустив голову, точно человек, лишенный всякой надежды.

Дверь директорского кабинета, слегка приоткрытая, распахнулась и из нее выплыла та самая «болонка» – специалист по кадрам.

Она брезгливо отпихнула в сторону платочек, подаренный несчастной Коровке, жалостливым Митрохиным, подняла деньги и, аккуратно расправив смятые купюры, положила две тысячные бумажки в свой дорогой, кожаный кошелек, где, по ее мнению, им и было самое место.

**

Альбина Вальдовна принадлежала к тем женщинам, которые точно знали, чего именно они хотят или не хотят от жизни.

А, не хотела Селиванова многого – она не желала всю жизнь работать простым терапевтом, выслушивать слезливый бред маразматичных старух, истеричных баб, приближающихся к климаксу, нудных мужиков, озабоченных одышкой и растущим пивным брюшком. Она не желала считать копейки, растягивая их от зарплаты до зарплаты, носить китайский ширпотреб и убогую российскую штамповку.

Ей желалось блеска, шика, веселья, положения и уважения.

Поэтому, она быстренько потеснила прежнюю любовницу главврача, стареющего ловеласа, тоскующего по ушедшей молодости и жаркому женскому телу, продвинулась по служебной лестнице, безжалостно топя возможных конкуренток, и вскоре стала правой рукой старого служаки, полностью попавшего под влияние молодой карьеристки. Этакая хищная щучка, распугавшая мелочь в тихой речной заводи.

Супруга Главного, статная седеющая дама, давно махнула рукой на любовные шашни своего благоверного, занимаясь детьми и внуками, с которыми тоже было не все благополучно.

Не желая быть публично униженной, она заявила знакомым, что муж, изменяя ей только органом, в душе остается все тем же преданным рыцарем на белом коне, сумевшим покорить ее трепетное сердце много лет назад.

Если уж законной жене было на все наплевать, но остальным и подавно. О молодой, пронырливой особе посудачили некоторое время, а потом забыли, приняв как неизбежное зло, типа стихийного бедствия – знаем, что есть, но поделать ничего не можем.

Сердце любовника интересовало Альбину меньше всего и когда у того случился инфаркт, шустрая Альбиночка, быстро впрыгнула в освободившееся кресло, наслаждаясь, заслуженным, по ее мнению, триумфом, сопровождаемым хором льстивых голосов прихлебателей.

А, тут ей еще раз крупно повезло – районная больничка, медленно агонизирующая от нехватки финансирования, внезапно привлекла внимание инвесторов, в число которых входил и Митрохин, не последняя фигура в городском бизнесе.

Согласно новым веяниям и указаниям, больницу поспешно оптимизировали, лишив добрые десять тысяч человек бесплатной медицинской помощи, впрочем, кого и когда это волновало?, а, здание…

Здание заметили, быстренько сделали капремонт и в результате, Альбина Вальдовна, могла стать не только директором нового оздоровительного центра «Здоровяк», но и счастливым претендентом на руку одного из самых завидных холостяков города.

На самом – то деле, Альбина Вальдовна, не испытывала к будущему супругу особо нежных чувств – она считала его, излишне сентиментальным, через чур мягкотелым, но удачливым в делах, что с лихвой покрывало все явные и мнимые недостатки жениха.

Даже сама фамилия Митрохин внушала ей отвращение, но становиться Селивановым, Роман Борисович отказывался категорически, и Альбине пришлось смириться.

Будущая мадам Митрохина не собиралась останавливаться на достигнутом – в городе было много мужчин и богаче ее избранника, к ним следовало просто присмотреться.

Поэтому, она весьма успешно играла роль хрупкой, нежной женщины, этакого экзотического цветка, стонущего, под гнетом огромной ответственности и нуждающегося в надежном мужском плече.

Она точно знала, что Митрохин купил кольцо, прекрасное, дорогостоящее украшение, с бриллиантом, способным оттенить ее красоту.

Об этом, Альбине, захлебываясь от восторга, поведала молоденькая продавщица из «ювелирки», матери которой, абсолютно здоровой женщине, врач Селиванова совсем за небольшие деньги, помогла сделать группу инвалидности.

Альбина цвела и пахла, поедая в ресторане всякие вкусности, но, к ее огромному разочарованию, кольцо с бриллиантом так и не оказалось на ее пальчике.

Разочарованная и злая, она, тем не менее, чмокнула жениха в щечку, кокетливо махнула ручкой и скрылась в подъезде.

Очутившись в собственной, крошечной квартирке с совмещенным санузлом – даром бывшего поклонника, она, ожесточенно покусывая кроваво-алые губы, пнула ногой ни в чем, ни повинного кота – роскошного вислоухого «шотландца», разбила любимую вазу и наконец-то уснула, уткнув голову в подушку, предварительно выпив для «успокоения» пару рюмок приторно-сладкого ликера.

Кольцо жгло Митрохину тело даже сквозь карман, кусая его, точно ядовитый гад-скорпион.

Он мучился непонятными сомнениями, терзался угрызениями совести и поэтому, домой направился не обычным маршрутом, а, через знакомую улицу, на которой находилась реанимированная районная больница, переименованная в оздоровительный центр «Здоровяк».

Он словно надеялся, что заплаканная Наталья Агеевна Коровка, все еще сидит под дверями в ожидании чуда, зябко кутаясь в уродливую шаль.

Ошибся он не на много – несчастная Коровка, столь близко принявшая к сердцу собственное незаслуженное увольнение, ковыляла, по темной улице, шаркая ногами и боясь оскользнуться.

Приземистый «Ниссан» Митрохина, серебристо-серый, точно большой, сытый зверь урчал в нескольких шагах от поникшей под тяжестью невзгод, женщины.

Митрохину было стыдно собственного поступка, той самой денежной подачки – точно с барского плеча, бросил несчастной женщине жалкую милостыню.

Еще в ресторане он периодически покидал Альбину, названивая друзьям и знакомым, в поисках работы для обиженной его невестой Коровки, но никому не был нужен опытный регистратор, не обладающий, ни молодостью, ни красотой, ни, какими либо, другими достоинствами.

Отчаявшись, Митрохин бросил это неблагодарное занятия, но, неожиданно нашел самый лучший выход из положения, способный, в какой-то мере восстановить справедливость и уязвить самолюбие Альбины, которая, по мнению Митрохина, должна была понести наказание, за свой некрасивый поступок.

Правда, сей благородный жест, требовал от Митрохина большой жертвы, но, он был готов нарушить собственные правила ради торжества справедливости.

Пока Роман Борисович терзался угрызениями совести, Коровка успела уйти довольно далеко от едва ползущего «Ниссана».

Митрохин, опасаясь, что женщина исчезнет в одном из темных переулков, настоящей ловушки для его новенького автомобиля, резко поддал газу, намереваясь, во чтобы то, ни стало, утешить хотя бы одного несчастного, несправедливо пострадавшего от самодурства начальства, человека.

Машина яростно взревела, скакнула, мгновенно догнав Коровку и та, погруженная в свои невеселые мысли, насмерть перепуганная большим, кровожадно урчащим, чудовищем, все-таки оскользнулась и кулем повалилась на землю, прямо под колеса.

Митрохин, резко затормозил, выпрыгнул из машины и бросился к женщине, опасаясь, что последствия падения будут гораздо серьезней, чем ему показалось.

Коровка стонала, неловко поджав ноги куда-то под себя, привалившись к самому колесу и тихонько подвывая от ужаса.

– С вами как, все в порядке? – участливо поинтересовался Митрохин, выдергивая женщину, из под своего автомобиля, точно так же, как совсем недавно, выдергивал ее, из под елки – Кости все целы, ничего не сломано?

Женщина внезапно перестала стонать, вскинула голову и глаза ее, полные слез, неожиданно для Митрохина, полыхнули яростным пламенем:

– Вы? – поразилась женщина, пытаясь подняться и падая обратно в жидкую грязь, перемешанную с ледяной крошкой – Вы, что, преследуете меня? Задались целью сжить меня с белого света? Ооо! – она захохотала, смеясь сквозь слезы – Вы с Альбиной будете просто отличной парой! Два сапога, два грубых, жестоких человека, которые считаю, что мир существует только для их удовольствия!

Митрохин, нужно отдать ему должное, держался молодцом – не взирая на бурные протесты женщины, он втащил пострадавшую в свою роскошную машину, отряхнув, по мере возможности, замызганное пальто и отправился в ближайший травмпункт, тщательно избегая всяческого упоминания об Альбине и оздоровительном центре «Здоровяк».

Всю дорогу женщина молчала, осознав, что осмотр у травматолога все равно неизбежен. Она с достоинством ковыляла по накатанной дорожке, опираясь на руку Митрохина и ничуть не стесняясь своего затрапезного вида.

Травматический пункт работал круглосуточно. Это было самое обычное муниципальное учреждение, плохо финансированное, в отличие от частных, платных кабинетов, где персонал просто млел при виде богатых пациентов.

В этом месте оказывали помощь всем – на одной скамейке сидели мамаша с маленьким ребенком, державшим ручку на перевязи, бомжеватого вида мужик, источающий вокруг ощутимый запах алкоголя и пара подростков, целующихся при каждом удобном случае и забредших в больничку, чтобы погреться.