Текст книги "S.T.A.L.K.E.R. Зона. Урок выживания (СИ)"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Выглянув в очередной раз из укрытия, Грек с удивлением обнаружил брешь в толпе зомби, закрывающих ход. Трое или четверо, а может и больше мертвецов лежали в пыли, силясь подняться на ноги. Тройка других тупо давили на спусковые крючки, извлекая из автоматов лишь сухие щелчки. Как нарочно, с другой стороны тоже возникла заминка. Напиравшие зомби стреляли в спины собратьев, живым щитом перегородившим дорогу вперед.

Сталкер поспешил воспользоваться представившимся случаем. Перепрыгивая через мертвецов, скользя по внутренностям, вывороченным из разорванных тел, он рванул по тропе. На бегу Грек выхватил гранату, рассчитывая расчистить себе путь. Однако прямая дорога, поманившая его спасительным выходом кончилась. Зомби за его спиной разобрались с возникшим препятствием. Как предупредительный сигнал – автоматная очередь – прошила воздух над головой.

Грек бросил гранату и перекатился влево, уходя из-под обстрела.

Он так и не успел подняться. Случилось то, чего он опасался с самого начала, и о чем забыл за всей этой заварухой.

Из кучи прогнившего дерьма стремительно высунулась собачья морда. Стае надоело ждать, когда можно будет урвать кусок от чужого пирога. Грек мысленно выругался, перехватывая автомат, но левую руку убрать не успел. Собачья пасть сомкнулась на предплечье. Не ошибся он в оценке собак – голодная тварь непременно вцепилась бы в горло.

Жгучая боль пронзила тело до кости.

О том, чтобы использовать автомат, не могло быть и речи. Стараясь не шевелить рукой, чтобы не спровоцировать собаку: вкус крови разбудил инстинкт. Почуяв ускользающую добычу слепая тварь начнет мотать головой из стороны в сторону, стремясь вырвать из тела кусок побольше.

Грек достал из-за пояса пистолет ТТ и выстрелил прямо в закрытый пленкой глаз. Коротко взвыла собака. Сталкера окатило горячей кровью. Обмякшее, было, тело скрутила судорога. Умирая, собака разжала челюсти лишь отчасти. Здоровый кусок мяса, вместе с вырванным клоком комбинезона, навеки остался в ее пасти.

Рукав мгновенно пропитался кровью – и своей, и кровью твари. От пульсирующей боли потемнело в глазах. Грек попытался подняться на ноги, но поскользнулся в луже крови и упал в грязь. Машинально облокотившись на раненную руку он взвыл не хуже собаки.

Невзирая на кровь, льющуюся из открытой раны, он высунулся из укрытия: пора было двигаться дальше, как бы не закупорили мертвецы выход из тупика. Тогда все. Конец.

В сквозном проходе тут же засвистели пули.

–Грек, – услышал он тихий голос и по привычке обернулся. Потому что неоткуда здесь было взяться человеческому голосу. Он никого, естественно, не увидел. Тут его позвали опять. – Грек. Я наверху. Голову подними, черт.

Он послушно поднял голову. В проеме, который образовали две автомобильные крыши блеснули стекла очков.

–Руку давай. – Очкарик протянул руку.

Греку некогда было рассуждать на тему, выдержит ли хлюпик вес его тела. Он закинул за спину автомат и молча подал правую руку. Попытался зацепиться за что-нибудь, чтобы упростить Очкарику задачу. Однако не рассчитал – левая рука, липкая от крови, соскользнула с подвернувшейся опоры. Он непременно бы упал, если бы Очкарик, хрипя от напряжения, целую секунду не удерживал бы его на весу. Нащупав наконец опору, Грек подтянулся и рванувшись наверх, перебросил тело на прогнувшуюся под его тяжестью автомобильную крышу. Только тогда Очкарик разжал руку.

–Вниз. Здесь ход, – сказал Очкарик, с трудом переводя дух. – Зомби облепили тропу со всех сторон. Давай за мной.

Сталкер и полез за новичком, не задавая лишних вопросов.

Они благополучно выбрались из завала. Очкарик двинулся вперед, огибая очередную груду железа. Его спина мелькала впереди и Грек старался не отставать. Лавируя между сгнившим комбайном и сенокосилкой, будто всю жизнь провел на свалке, Очкарик упрямо продвигался к выходу. Судя по перевернутому экскаватору, вгрызавшемуся ковшом с редкими зубцами в сухую землю – до выхода было рукой подать.

Они не дошли до спасительной свободы всего ничего.

На одном из поворотов – такого не увидишь и в кошмарном сне – нос к носу Очкарик столкнулся с контролером.

–Ложись! – успел крикнуть Грек, падая на землю. Очкарик рухнул ему под ноги. Тут же поднялся на колено и дал прицельную очередь в черную тень, нависшую над тропой. Пули прошили пустое пространство. Там, где только что стоял контролер, белел над мощными надбровными дугами обнаженный череп, зависший в воздухе. Еще миг – пропал и он.

–Не трать патроны, Очкарик, – устало сказал Грек, перетягивая обрывок рукава выше раны, чтобы остановить кровь. – Контролера там нет.

–Как это нет? Я видел своими глазами.

–Ты видел не глазами... короче... что он хотел, то ты и видел. Не трать патроны, сынок. Он нас нашел. Нам его не убить. – Сталкер задумчиво взвесил в руке последнюю гранату. Как жест отчаяния – для контролера или для себя?

–Мы пройдем, Грек! Пройдем! Вставай!

–Пойми сынок, это он дал нам время. Не наигрался, мать твою... Еще пара минут и мы не сможем разговаривать. Это конец, сынок. Запомни напоследок, что скажу. Из тебя вышел бы классный сталкер, сынок. Это я тебе говорю

–Нет! – Совсем близко блеснули круглые стекла. – Его можно убить? Можно? Отвечай! Должен быть способ!

–Есть, – Грек улыбнулся. – Подойти тихо сзади... очень тихо...и к настоящему, не к миражу, и выстрелить в затылок.

–В лоб?

–Что в лоб?

–В лоб тоже можно?

–Уж лучше сразу в глаз.

–Хорошо.

–Что – хорошо? – переспросил Грек. Он хотел еще что-то добавить напоследок, но не успел.

Тяжелый, гулкий, постепенно нарастающий шум волной накрыл свалку. Мелко задребезжали кучи железа, передавая дрожь земле.

–Это контролер? – спросил Очкарик, но Грек не ответил. Открыв рот, он смотрел куда-то наверх.

Очкарик машинально оглянулся и коротко вскрикнул.

Военные действия на первом уровне заброшенного кладбища потревожили само основание гигантской горы. Что-то сдвинулось в установившемся порядке. Сверху, как преддверие будущего извержения посыпалась мелкая ржавая труха. Пронзительно заскрежетало, выворачивая душу наизнанку.

На самом верху медленно съехала набок автомобильная покрышка. Задержалась и рухнула вниз, увлекая за собой обвал. Не успел скрежет затихнуть, как с верхних этажей вслед за трухой посыпались искореженные металлические обломки.

Гора сопротивлялась. Она выла на разные голоса, заполняя окружающее пространство скрежетом. Извергала вниз лаву изуродованного железа. Тряслась в последней судороге, избавляясь от всего, что плохо лежало.

И вдруг, как селевой поток, увлекая за собой гнилье, копившееся десятилетьями, покатилась вниз волна, погребая под собой все, что лежало у подножья.

НИКА

Свет фар проезжающих машин слепил глаза. Моросил дождь. Капли затекали за шиворот и неприятно холодили шею. Длинные волосы давно намокли. Они лежали на плечах и липли к рукавам куртки. Ника собрала их в пучок, слегка отжала и закинула за спину. Мокрые пряди хлестнули по рюкзаку

Она сидела на автобусной остановке без крыши, открытой всем ветрам. Сегодняшний вечер ничем не отличался от сотен других. Ей некуда было ехать, ее нигде не ждали. Хуже всего то, что ей не о чем было мечтать.

Так было всегда после того, как Ника ушла из дома. Жизнь разделилась на то, что было "до" и то, что случилось "после". Ника так и не простила матери ее смерти. Вся любовь, которой было много вдруг куда-то делась. Не то чтобы отец сразу переменился – он просто перестал замечать ее. Прежний мир рухнул, и на осколках буйным цветом расцвела взаимная неприязнь. Как ожидаемый итог – отец привел в дом женщину и твердо сказал.

–Она будет теперь жить с нами.

–Если она тут будет жить, то уйду я. – Ее слова по твердости не уступали отцовским.

–Уходи, – пожал плечами отец.

Новая семья, новые заботы. Кто его за это осудит?

Ника простилась лишь с военруком. Потому что после смерти матери растеряла всех друзей. Все отношения походили на суррогат той любви, что была раньше.

Василий Петрович долго и пристально смотрел ей в глаза. Он пытался свести прощание к шутке. Дескать, молодым и красивым девушкам самое место в кресле у компьютера, а не на дороге, что еще такое она придумала?

Прощанье назад не вернуть. Еще не веря в то, что действительно решится уйти из дома, Ника пошла по шоссе в сторону близлежащего города. Потом она ушла так далеко, что не захотелось возвращаться.

Пожилой мужчина остановил рядом с ней автомашину.

–Подвезти, дочка?

Ника кивнула и села на переднее сиденье. Старичок разговорился и всю дорогу до города не закрывал рта.

С тех пор сменилось множество дорог, автомобилей разных марок, водителей, благосклонно относившихся к просьбе подвезти. Периодически она устраивалась официанткой в придорожные кафе, как правило, с проживанием. Когда становилось тепло, она брала расчет и двигалась дальше.

Отношения с противоположным полом не ладились. Отчего-то в каждом мужчине ей виделся отец, которому не было до нее никакого дела. Что касается опыта сексуального, то разумеется, он имелся. Однако всякий раз оставлял глубокое чувство разочарования. Там тоже не было любви. Кто сказал, что нельзя обойтись без любви к ближнему? Обходилась, и ничего.

Свет фар проезжавших мимо машин слепил глаза. Капли дождя били по лужам, расходясь кругами по воде.

Ника так и не удосужилась поинтересоваться, лежит ли в той стороне, по ходу которой она сидела на остановке, какой-нибудь населенный пункт. Это не имело значения. В конце концов, не станут же прокладывать шоссе в никуда? Этот довод стал окончательным. Тем более, что возвращаться к пройденному она не любила.

Сначала девушка услышала скрип тормозов. Потом увидела как съехала на обочину и остановилась огромная фура. Дверца открылась со стороны водителя.

–Эй, девушка, чего мокнешь под дождем? – Водитель стоял у кабины, широко расставив ноги. – Подвезти, красавица?

Невысокий, крепкий парень, с поднятым воротником кожаной куртки. Он стоял, засунув руки в карманы и белозубо улыбался.

И Ника согласно кивнула головой.

В кабине она словно окунулась в тепло, в запах сигарет и мужского пота. На лобовом стекле, там, где водители обычно подвешивали за разные части тела всевозможных зверушек, покачивалась странная штука. Черный круг, в который были вставлены два треугольника. Наверное, там имелся голографический эффект, так как один треугольник казался ближе другого.

–Нравится? – заметив ее интерес, спросил водитель.

–Нравится.

–Мне тоже. Брат с... принес.

–Откуда? – не расслышала она.

–Да, – замялся парень, – есть тут одно местечко.

–Покажешь? – улыбнулась она.

Парень странно на нее посмотрел и промолчал.

Так и не дождавшись ответа, девушка стала разглядывать картинки с многочисленными красавицами, раскинувшихся в таких позах, которые Ника могла представить себе лишь в кабине гинеколога. Она поспешила отвести взгляд, чтобы водителю опять не вздумалось поинтересоваться: "нравится?".

–На дороге что делаешь, да еще в такой дождь?

Каждый раз один и тот же вопрос. Почему она не спрашивает у них: а что, дорогой, везешь ты в своей фуре и на сколько тугриков это потянет?

–Так получилось, – отмахнулась Ника. Ей лень было выдумать всякие душераздирающие истории, которыми она развлекала водителей поначалу. После промозглой сырости поздней весны, тепло в кабине расслабляло.

–Милый, что ли, бросил? – предложил свою версию парень.

–Бросил, – согласилась она.

–Плюнь.

–Уже.

Монотонно работающие дворники успокаивали. Девушку потянуло в сон. Дорога то забиралась вверх, то заманивала в низину. Омытые дождем, за стеклом мелькали столбы.

–О-па! Какие люди! Бугай, у нас девушка, а ты молчишь! – Из-за шторы, отделяющей сиденья от спальника, как снег на голову свалился еще один парень. Клетчатая рубаха распахнулась до пупа, глаза блестели. Нижняя челюсть, чуть выступающая вперед, придавала его лицу, усыпанному веснушками, грозное выражение. Несмотря на то, что он улыбался.

Парень втиснулся между ней и дверцей, и девушке пришлось подвинуться ближе к водителю. Она посмотрела на попутчика и отвернулась. Он не понравился ей. Особенно беспокоило несоответствие между доброжелательной улыбкой и ледяным взглядом. От таких глаз хотелось бежать.

Девушка доподлинно знала, что произойдет дальше – за время, проведенное в дороге, она повидала всякого. И всяких.

Сначала последует выходная ария Трубадура "Отчего такая девушка, и не моя?". Потом дуэт исполнит русскую народную песню "Выпьем, девушка, где же кружка?". Затем последует антракт с конкретным предложением "а не перепихнуться ли нам за шторкой?", на которое будет получен такой же конкретный ответ.

А закончится все плохо. Финал спектакля зависит целиком и полностью от воспитания главных исполнителей. После кратковременного знакомства "горячее" расставание может пройти безболезненно. Водитель остановит машину и бросив напоследок "шляются тут всякие", дождется, пока она сойдет на обочину.

Второй вариант не такой безобидный. Основательно облапив ее и натолкнувшись на веский аргумент, прилагающийся к решительному отказу, тоже оставят на дороге. Только приложат чуть больше усилий, чтобы вышвырнуть ее за шкирку. Соответственно и сопроводят вынос тела словами короткими, но произнесенными от души.

Веский аргумент лежал в кармане куртки. Действовал безотказно. Достаточно было нажать на кнопку и вперед выскакивало лезвие. Жаль, что нельзя было выпросить у Василия Петровича автомат, тот самый, тяжесть которого еще помнили ее руки. Ну не положено у нас в стране шастать по дорогам с оружием в руках! Ника не смогла удержаться от искушения вообразить себя стоящей у обочины дороги с автоматом наперевес. Картинка получилась настолько яркой, что девушка не сдержала улыбки.

–Я ж говорю, Бугай, она свой человек! – Тотчас прицепился к ее улыбке парень в клетчатой рубахе. – Компанейская девчонка! У меня тоже такая была. Молчаливая – молчаливая, а в постели такое вытворяла, что...

–Ладно тебе, Моня, – обернулся водитель, – девушку смущаешь.

–Какую девушку? Вот эту? Эта девушка сама кого хочешь смутит. Правду я говорю? – Моня подмигнул ей левым глазом.

Девушка молчала, не отрывая глаз от лобового стекла. Дворники мерно отсчитывали время.

–А не страшно по дорогам одной? Типа, не обижают? – Моня положил руку на сиденье, потом обнял Нику за плечи.

Она шумно вздохнула. Пора было действовать. Незачем доводить озабоченных мужиков до белого каления.

–Что ты пристал к девушке, Моня? Не видишь, она замерзла. Сначала предложи ей для согрева, а потом разговоры за жизнь начинай.

–Черт! – Стукнул себя по лбу Моня. – Ну я дурак.

Он полез в бардачок. Дожидаться, пока на свет явится бутылка, девушка не стала.

–Ребята, я не буду пить.

–Да перестань, за знакомство, – заговорщически подмигнул Моня. – И я с тобой рюмашку хлопну.

–Останови машину, – попросила Ника водителя. – Мне надо.

Бугай усмехнулся. Не снижая скорости, машина проскочила очередной перекресток.

–Не умеешь ты девушку уговаривать, – покачал головой Бугай.

–Это я не умею? Сейчас ты увидишь, как я не умею, – Моня положил тяжелую руку ей на колено. – Нормальная вроде девчонка. Какого... ты ломаешься? Хлопни рюмашку. Типа, все по-другому будет. Давай.

Как бы невзначай парень сжал ее правую руку, лежащую на колене.

–Мальчики, я не буду пить. Настроения нет. Останови машину. К сожалению имени твоего не знаю...

–Как это ты не знаешь? – удивился Моня. – А Бугай, типа, тебе уже не имя?

–Хорошо, пусть будет Бугай, – девушка незаметно убрала левую руку в карман и нащупала рукоять ножа. – Останови машину, я же сказала, мне надо.

В тот момент, когда Ника собралась было проявить твердость характера, случилась неожиданность, к которой она оказалась не готова.

–Чё вы с ней возитесь? – раздался над головой прокуренный голос.

Ника и предположить не могла, что на лежаке, за шторкой, мог еще кто-то скрываться!

Девушка так и не успела оглянуться. Крепкие руки сжали ей горло. Вместо того, чтобы вынуть нож, она попробовала отцепить пальцы, сдавившие шею.

–Пусти, – прошипела Ника.

–Легче, Горыныч, – Бугай не отрывал глаз от дороги. – Шею ей не сломай.

–И сломаю. И что? – кряхтя, отозвался Горыныч, с трудом втягивая ее брыкающееся тело на лежак. – Кому на фиг нужна эта лярва?

–Не, ты аккуратней, – хохотнул Моня. – Я мертвяков не люблю... того...

Он что-то говорил – Ника его не слышала. Горыныч навалился на нее, дыша в лицо перегаром. Одной рукой он закрыл ей рот, другой расстегивал кнопку на брюках. Девушка пинала его в живот, но без замаха удары получались смазанными. Горыныч шумно дышал. Широкой ладони хватило не только на то, чтобы закрыть ей рот – нос он закрыл ей тоже.

Ника всхлипнула и укусила его за руку.

–Сучка гребанная, – без злобы сказал Горыныч и наотмашь ударил ее по лицу. Голова откинулась в сторону. Она прикусила язык и почувствовала вкус крови. – Еще хочешь? Сейчас добавлю.

Щелчка выброшенного лезвия Горыныч не услышал. Зато от удара ножа, воткнувшегося в правый бок, закричал так, что Ника чуть не оглохла. Девушка не стала ждать, пока он придет в себя: змеей выскользнула из-под тяжелого тела и рухнула на переднее сиденье.

–Сука! У нее нож! Моня, она ранила меня!

Горыныч орал. Суетился Моня, пытаясь перехватить ее руку с окровавленным ножом. Ругался Бугай. Отбиваясь, Ника задела водителю по голове. От неожиданности он нажал на тормоз. Машину повело.

Визг тормозов, крики, ругань, истошный ор – звуки наплыли, разрослись и вдруг стихли – Нику бросило вперед, на лобовое стекло.

Ей показалось, что она открыла глаза минуту спустя. На самом деле времени прошло намного больше.

В глаза заглядывало звездное небо. Дождь перестал и на небосклоне проявилась луна.

Ника рванулась, думая вскочить на ноги. Удар ногой в живот отбросил ее на землю снова.

–Очнулась, сучка, – удовлетворенно сказал кто-то. – Сейчас получишь по полной. Чуть не зарезала, тварь.

Возразить ей было нечего. Она каталась по земле, хватая ртом воздух.

–Мало тебе? Вижу мало, – еще один удар, в бок, перевернул Нику на другую сторону.

Боли было столько, что она не поместилась внутри. Девушка застонала.

–Вижу, еще добавки просишь. Будет тебе добавка.

Очередной удар подбросил вверх скрюченное тело.

Потом были еще удары. И еще.

Девушка оставалась в сознании до последнего. Глотала кровь, пытаясь закрыться руками от непереносимой боли. Но боль находила ее всюду, снова и снова заставляя переворачиваться с боку на бок.

И в тот момент, когда она уже решила, что это последнее, что она сможет выдержать, началось самое страшное.

–По-хорошему не хотела, сучка. Будет тебе по-плохому. Пить она не хотела... Будет тебе пить. Тащи бутылку сюда, Моня.

Ника потеряла сознание задолго до того, как лишилась одежды. Вдруг обрушилась черная пустота. В этой пустоте неизвестно откуда появилась мокрая от дождя дорога. Ника пошла по ней, слыша звук своих шагов. И зашла так далеко, что легче было дойти до конца, чем вернуться обратно.

...-Смотри, Красавчик. – Плотный как туман голос пробился к ее сознанию. – Я ее зашил. В зоне я бы ее вытянул. А здесь... В таких условиях все это чревато заражением. Да и крови она много потеряла. Мой тебе совет – вези в больницу.

–Не довезем, Док. Точнее, сначала не донесем. Была бы машина под рукой. И с носилками беда... живой не донесем. – Кто-то положил Нике руку на лоб.

–Как она оказалась здесь, в лесу? И до дороги не близко. С той стороны она же не могла придти?

–Скажешь, Док. Женщина, в зоне... Даже не смешно.

–Чего уж тут смешного. Я вколю еще обезболивающего. Будем надеяться, организм молодой. Выкарабкается. Вот твари...

Кто-то продолжительно вздохнул.

–Если бы... твари. Мне вот кажется, наши, двуногие поработали.

Ника не хотела открывать глаза. Более того, она и жить не хотела. Боль от укола заставила ее содрогнуться всем телом. Неподъемные веки с трудом пропустили свет. На черном фоне дрожали два серых пятна.

–Очнулась, крестница, – мягкий голос обволакивал и успокаивал...

Очнулась.

Она все равно угодила в больницу. Правда, позже. Через несколько дней началось воспаление и поднялась температура. К тому времени она могла самостоятельно передвигаться, давя в горле крик от страшной боли, что разрывала ее пополам. Красавчик в буквальном смысле донес ее до дороги на руках, где уже ждала машина...

Ника открыла сонные глаза, еще не понимая, где находится.

Сквозь корни вывороченного дерева пробивался слабый свет. Ночь уходила. Тяжелые капли, копившиеся в многочисленных щелях, срывались вниз. Они падали в лужу с таким звуком, что казались не водой, а камнями. Гулкое "буль" отдавалось в ушах. Не этот ли звук разбудил ее раньше времени?

Девушка приподнялась на локте, с надеждой устроиться удобнее и вернуться к прерванному сну. Содранное бедро по-прежнему ныло и стало ясно, что заснуть будет нелегко.

Тут кто-то сдавленно вздохнул и девушка мгновенно обернулась. Еще не поняв, в чем дело, уже тянула за ремень оружие.

Макс сидел напротив нее и делал ей страшные глаза. Ника в ответ удивленно подняла брови, тем самым интересуясь "в чем, собственно говоря, дело?".

"Слушай", – Макс поднял указательный палец.

Ника прислушалась и поначалу не услышала ничего, кроме шума основательно поднадоевшей капели. Но потом она услышала. Протяжный мучительный вздох, какой, бывает, издает человек от долгой и нестерпимой боли. И звук шагов. Тяжелых, медленных. Как будто кто-то с натугой вытягивал сапоги из вязкой топи. К тягостным вздохам прибавилось невнятное бормотание.

Они с Максом сидели друг напротив друга и не знали, на что решиться. Макс кивнул в сторону Грека, спящего крепким сном смертельно уставшего человека. Ника в ответ отрицательно покачала головой.

"Не трогай человека. Пусть спит".

"Так что делать?" – Макс вздернул подбородок.

"Не знаю, – Ника пожала плечами. – Может, обойдется?"

Макс почесал в затылке и оглянулся на щель между корнями, сквозь которую пробивался робкий свет.

"А вот это попробуй", – кивнула она.

Пока Макс осторожно, боясь задеть раненную руку, устраивался возле просвета, Ника подтянулась и села, приспособив под спину рюкзак. Будить Грека раньше времени не хотелось. Мельком глянув на него, Ника про себя отметила, как съехала на голове повязка, державшаяся только потому, что присохла к ране на затылке.

Вчера, после того как они чудом остались в живых после событий на свалке, Грек проникновенно посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

–Ты спас меня, сынок. С меня должок. Я этого не забуду. – Он улыбнулся и на разбитых губах выступили капли крови.

Он так сказал и спорить Ника не стала. Какой смысл подводить предварительные итоги и выяснять кто, сколько и кому должен?

Когда разбуженная взрывами лавина потекла вниз, сметая все на своем пути, когда земля ходила ходуном как во время землетрясения, когда в воздух поднялась удушливая волна ржавой взвеси, – вот тогда Ника и растерялась. Полными ужаса глазами она смотрела на то, как в пыльном мареве колыхалась постоянно меняющая очертания глыба железа. Она сжимала в руках бесполезный автомат и не могла оторвать глаз от текущих рек искореженного металла, где каждый кусок в отдельности легко мог стать ее могилой. Единственное, что полагалось делать в опасных ситуациях – стрелять, как домашняя заготовка, засевшая глубоко в мозгу, оказалась абсолютно бесполезной и разум молчал. Ника сидела, не в силах пошевелиться и ничего не могла с собой поделать. Внутри все застыло, обездвижило. Перед глазами происходило постоянное движение и это зрелище действовало на нее как удав на кролика. Разве можно уйти из разваливающегося дома, когда под тобой проваливается пол, а на голову рушится крыша?

Девушка ждала смерти.

И непременно бы дождалась, если бы не Грек. Он буквально выдернул ее за руку из того безысходного состояния, в которое она успела погрузиться по уши. Прокатившись на животе и ободрав ладони в кровь, Ника очнулась. Проводник отпустил ее руку и теперь бежал вперед со всей скоростью, на которую был способен. Его абсолютно не волновало то, что творилось за его спиной. Как постепенно скрывалась за грудой изувеченного железа тропа, как поднимались над свалкой тучи удушливой пыли, накрывая кладбище. Кругом стонало, визжало, скрипело – грохот стоял неимоверный.

Ника мчалась во всю прыть за проводником. Хуже всего было то, что нечем было дышать. Катастрофически не хватало воздуха. Пыль забивалась в нос, в рот, выворачивала легкие наизнанку. Девушка боялась только одного: если сейчас начнется кашель, он вполне может стать последним.

Впереди замаячили расставленные ворота, и Ника увидела Макса. Он стоял на том самом месте, где она его оставила, бросив напоследок короткое "держи выход". У ног его еще двигались останки тех зомби, которых он положил. Левая рука висела плетью вдоль тела – на рукаве расплывалось черное пятно. Он поливал из автомата подползающие к его ногам останки. И только вздрогнул, когда рядом съехала с груды и упала какая-то рухлядь, едва его не зацепив. У него были безумные глаза счастливца, только что счастливо избежавшего смерти. Он дрогнул, но не сделал назад ни шага.

От радости, что Макс жив, Ника почувствовала прилив сил и рванула вперед, обогнав Грека на подступах к воротам.

Возможно, этот рывок спас ей жизнь. Она была рядом с Максом, когда опасно накренилась подвеска легковушки, лежащая сверху на том, что не поддавалось определению, съехала вниз и накрыла Грека с головой.

Честно говоря, Ника не чаяла увидеть его живым. Помогая Максу поднимать подвеску, она думала лишь об одном: ни за что не оставит тело проводника гнить на свалке. Некогда было проверять, жив он или мертв. Они с Максом взвалили его на плечи и потащили тяжелое тело прочь от свалки, стремясь убраться как можно дальше.

Когда Ника в последний раз оглянулась, от огромной горы, еще совсем недавно возвышающейся в центре свалки, не осталось и следа. Ровный слой за редким исключением покрывал поле. И над всем этим завалом висела черная туча не осевшей трухи, потихоньку расползавшаяся во все стороны.

Изнывая от смертельной усталости, они дотащили тело Грека до остановки. Там их ждал Краб. Спокойный, тихий, не получивший ни единой царапины.

С тех пор Ника не могла смотреть ему в глаза. Ее пугал откровенно холодный взгляд, как будто последние капли человечности он растерял, убегая по тропе со свалки при первом же крике проводника "назад", нисколько не задумываясь о том, что за спиной остаются пусть не друзья, не приятели даже – но люди, попутчики. Из которых как минимум двое не раз спасли твою жизнь. Теперь в уродстве парня – сросшихся двух пальцах на левой руке, искала она не предмет для невольной жалости. Бог шельму метит. С ее точки зрения эта поговорка как нельзя более подходила для Краба.

Как только выяснилось, что проводник дышит, Ника осмотрела его. Сначала его голова, залитая кровью, показалась девушке одной сплошной раной. Однако омытая водой из фляги привела к выводу, что не все так плохо. На затылке кровоточила длинная глубокая царапина, чуть содран волосяной покров – и только.

Проводник пришел в себя после того, как ему на голову полилась струя воды. Застонал и открыл глаза.

Ника едва успела перевязать ему рану. Закинув в рот несколько таблеток, Грек запил их водой. Потом он дотошно осмотрел огнестрельное ранение у Макса. Заявил, что ничего страшного – пуля прошла навылет, кость не задета. Залил рану раствором антисептика, перевязал. Отстегнул Максу, еще переживавшему скоропостижное лечение, пару ярко-красных капсул и одну желтую, велел запить водой.

Вся скорая помощь, вместе взятая, заняла от силы минут пятнадцать-двадцать и явилась короткой прелюдией к последующей гонке.

Тучи поднятой пыли постепенно подбирались к автобусной остановке. Но не они были причиной того, что проводник погнал их дальше.

–Если у вас, сынки, сложилось обманчивое чувство, что все позади, то я вас чуток расстрою, – начал он, избегая смотреть Крабу в глаза. Во всяком случае, так показалось Нике. – Не факт, что контролера накрыло вместе со всеми его бойцами. Его могло там и не быть.

–Как это? – удивился еще сморщенный от боли Макс. – Я сам видел на тропе огромного человека. По крайней мере так его нарисовали в "Пособии"...

–Книжка у тебя с собой? – не удержался от сарказма Грек.

–Нет, – растерялся Макс, – дома оставил. Вернее, там, за кордоном.

–Вот и будешь дома с ней развлекаться. А пока командую я...

Нике показалось, что Краб позволил себе короткий смешок "один такой докомандовался" или так было на самом деле? Грек, судя по всему, странный звук тоже растолковал не пользу Краба.

–Смешно? – тихо поинтересовался он. – Ты у нас, Краб, самый свежий. Так что Макса разгрузи – его рюкзак на тебе. Бери в зубы и дуй вперед.

–У меня и свой тяжелый. Я тоже ногу повредил, когда..., – попробовал возразить Краб.

–Когда – что, Краб?

–Когда... все бежали оттуда.

–Договорились, – кивнул Грек. – Остаешься здесь прикрывать отход отряда. Мало ли контролер увяжется. Стрелять на поражение. Минут через тридцать дуй туда, – он махнул рукой вправо, – видишь расщелину в камнях?

–Я понесу рюкзак, – сквозь зубы сказал Краб.

–Добро, – Грек повернулся и хромая, двинулся вдоль шоссе. – Макс за мной, потом Краб. Очкарик, держи спину, – бросил он через плечо.

Хорошо, что ей досталось идти замыкающей. Она не стала жаловаться, но добираясь до Грека на свалке, скатилась по куче ржавого хлама. Приземление тоже не назовешь удачным. Она ободрала бедро и ударила колено. Правая нога болела нещадно. Пока никто не видел, можно было хромать вволю.

То был не решительный бросок, то был бой не на жизнь, а на смерть. О каком таком "держи спину" могла идти речь, если через пару километров, девушка вообще перестала понимать, где находится?

Впереди расплывалась спина Краба, сгибавшегося под тяжестью двух рюкзаков – и своего и Макса. В ушах стоял отзвук того грохота, что преследовал ее на протяжении многих километров. Ремень от автомата натирал плечо. Рюкзак с каждым шагом становился все тяжелее. Ника собрала все силы, чтобы не упасть навзничь, хотя бы на миг избавляясь от непосильной тяжести. Как сомнамбула она тащилась вперед, подчинив себя жесткому ритму. Два шага – вдох, два шага – выдох. Кроме этих вздохов, больше не было ничего. Пропала Зона, исчезла трава под ногами. Почерневшее небо, освободившееся от туч, обрушилось сверху и перед глазами замерцали далекие звезды.

Ника пропустила тот момент, когда проводник скомандовал привал. Она продолжала идти вперед, уже не имея перед собой ориентира в виде спины Краба. Ее поймал за рукав Макс, легче всех, несмотря на ранение, перенесший дорогу.