Текст книги "Моя любовь и другие животные Индии"
Автор книги: Ирина Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
ПИСЬМО № 7
ПОЕЗД № 2: ХИДЖРА
Возможно, вы знаете их по Таиланду,
Где, как известно, их в изобилии.
Вдоль улиц висят они, как гирлянды,
Ждут, чтобы их все вокруг полюбили.
Привет, солнышко! Ты помнишь мои ужасные привычки? Не угадал, не эти… А другие, ну вспомни, засыпая, я так боялась, что, проснувшись, вдруг тебя не найду, что ночью нечаянно обнимала твою руку, прижимаясь всем телом… Во сне жалела, что у меня не столько рук, как у богини Дурги, а то обнимала бы крепко-накрепко всеми руками.
Дурная привычка: нельзя лишать чужую конечность свободы, но ты меня великодушно прощал. По вечерам, задремав, я судорожно начинала хватать тебя за руку, а ты-то еще не спал… Ты рядом, работая допоздна, щедро уступал мне левую руку, мою любимую игрушку, и продолжал нажимать кнопки ноутбука одной правой рукой…
Что же меня влекло в Индию? Зачем я столько раз возвращалась? Заворожила великая и кошмарная страна…
Однажды я расплакалась, услышав на деревенской дороге звонкие голоса крестьянских девушек. Тысячелетние мантры словно вскрыли грудную клетку. Тело не вмещало неизвестных чувств и безудержно проливалось слезами, как муссонным бенгальским дождем. Я была ничтожной песчинкой в круговороте бед. Что-то неведомое волнами возникало во мне и бесследно исчезало среди звуков. Неожиданно я рыдала так бурно, напугав окружающих меня англичан и немцев, что, видно, выплакала беды и обиды. Маленькие и глупые. Стала свободной. Были получены ответы на вопросы, меня беспокоившие. И чем больше возможностей закрывалось от меня на родине: семья, работа, ах, разваливались мои начинания, – тем больше дверей открывалось в Индии: новые места, древние города, монастыри и пляжи, встречи, знакомства, чудеса, уже привычное восхищение мужчин, работа…
Многое стало доступным для меня. Люди помогали на каждом шагу.
Во второй приезд в Дели на уже обжитом Мейн-базаре я познакомилась с Кирой. Хорошего попутчика встретить так же сложно, как и спутника жизни, но иногда везет. Она забросала меня вопросами:
– А что ты делаешь в Индии: не куришь марихуану, не пьешь – я это тоже не люблю, но как же удовольствие? Ну как ты можешь путешествовать в одиночку без английского? Тебе не тяжело, не скучно одной?
Скучно мне не было, но одиноко бывало.
Железный характер девушки из Нальчика парадоксально не совпадал с ее внешностью. Суровая, бескомпромиссная воительница невысока и хрупка на вид. Узкие джинсы, нежная блузка просвечивает на солнце, ткань легко касается тонких косточек ключиц, черные густые волосы подстрижены, как у мальчика. Ежик, защищающий сам себя. Короткие волосы, казалось, пахли чудесно, но никому не дано было вдохнуть их дивный аромат. Кира ни к худенькому телу, ни к сокровищам своей души никого не подпускала близко. Сказывалось воспитание бабушки – осетинской княгини. Чопорная старушка подарила внучке в дальнюю дорогу мусульманские четки, хранившиеся в семье больше ста лет. На хрупких плечах громоздился огромный рюкзак, в два раза больше хозяйки, с надписью на боку: «Счастье есть, его не может не быть». Рюкзак был полон чудес. Кроме дорожных вещей, она могла достать оттуда что угодно: цветные карандаши и фломастеры, припасенные для детей-попрошаек; надувные шарики и хлопушки, чтобы было чем украсить и отпраздновать Новый год на чужбине; дивную маску из настоящей толстой буйволовой кожи своей работы или фарфоровую головку для куклы, тщательно, любовно выполненную и подкрашенную дорогой косметикой; игрушечную мышку с глазами-бусинками, свалянную из войлока руками.
Кира за три месяца в Индии много путешествовала. Она делала вылазки из Дели и возвращалась обратно в один и тот же гестхаус «Downtown», как на базу.
В одной из поездок девушка заболела; падала в обморок, похудела. Кира рассказала мне, что ее очень обидело отношение служителей полюбившегося гестхауса…
– Мадам, если вы собираетесь умирать, то лучше на улице, чтобы не лишить наш «Downtown» хорошей репутации… – сказали ей вечером, когда не было сил подняться по лестнице и она просила помочь.
Ребята за стойкой и коридорные бои всегда казались Кире воплощением дружелюбия, и вдруг такое. А ведь парни помогали, как могли: возили клиентку к врачу, сторожили ее рюкзак с деньгами и документами, когда у нее отключалось сознание и она со стуком роняла отяжелевшую голову на стол невозмутимого доктора… Но скорбеть не собирались. Какая разница для слуг – одной иностранкой меньше, одной больше…
– Куда ты едешь? – спросила меня в первый же день Кира. Мы сидели в маленьком кафе и только что взяли по стакану холодного кисломолочного коктейля ласси. В проем между столиками просунула голову рыжая корова и, мотая мордой, просила у хозяина кафе поесть. Он дал ей хлеб и стал говорить корове что-то важное, заглядывая в темно-лиловые глаза.
– Не знаю, сначала по побережью на юг, потом я хочу на Андаманские острова… – Я не загадывала.
– А ты была в Раджастане?
– Еще нет.
– Ты что? На острова еще успеешь, поехали со мной в Удайпур. Это самый красивый город в штате Раджастан и на целом свете.
Переночевав в «Downtown», на другой день мы отправились на вокзал с непривычным для русского уха названием «Низаммундин» (в этом районе есть интересная дарга – усыпальница мусульманского святого) и вскоре оказались в поезде.
Полупустой поезд шел на северо-запад. Сбоку сидела женщина. Как положено – нижняя юбка, расписное зеленое сари, расшитое узорами чоли, мангаласутра. На юге все ходят в сари, на севере больше одеты в шальвар камиз. У женщины на коленях спал ребенок, она часто меняла перекрестье ног, шуршала плотным шелком наряда.
Ночью в поезде стало холодно – декабрь. Пришлось напялить одежки в три слоя, и, несмотря на принятые меры по срочному утеплению, зубы стучали.
Утром в вагон вошел солдат в форме индийской армии с огромной винтовкой. Ни слова не говоря, он знаками дал понять, что нам не следует выходить на остановках и подходить к окнам тоже нельзя.
– Ира, ты представляешь, он нас охраняет! – громко удивлялась Кира. – Интересно, как? Он будет стрелять в нападающих врагов через окна?! Винтовка слишком длинная. Он же не может даже развернуться поперек прохода!
Мы еще не знали, от кого власть охраняет пассажиров железной дороги…
В стране есть вооруженные банды. Они контролируют определенные территории, а по ночам останавливают и грабят дорогие машины на пустынных трассах. В легковушках можно ездить только днем. Внушающие ужас жестокостью, мобильные банды не раз останавливали и опустошали поезда. Их не могут поймать даже и в наши дни, иногда по двадцать–тридцать лет, так как часть награбленного они отдают крестьянам, и беднейшие неграмотные жители деревень скрывают и всячески помогают опасным и нежеланным гостям. Бандиты, как и все, религиозны, но поклоняются темным формам божеств и демонам. Полицейские относятся к криминальным формированиям жестоко; могут расстрелять на месте всех подряд без юридического разбирательства, а жен и помощниц бандитов насилуют. На полицию здесь в суд не обращаются.
Верующие бандиты используют в религиозных ритуалах черную магию, хотя здесь магия вообще-то не делится ни на черную, ни на белую, а лишь служит мерилом необычных сидх – сил, накопленных религиозными практиками. Просто работа. Логика другая: разницы между добром и злом нет. Есть сила и слабость. Знание и невежество.
В прошлом грабители использовали человеческие жертвоприношения для богини Кали. Страх и вера деревенских старост в то, что убийства необходимы для выполнения священной воли богини и для получения щедрого урожая, позволили кровавому обычаю существовать долго. Колониальные власти вплоть до начала XX века отлавливали бандитов, отслеживали радикальные секты убийц и казнили их членов на виселице. Англичане гордились полным уничтожением секты – копаликов (копала – чаша из человеческого черепа) и тхагов – душителей, убивавших во славу Кали.
Тхаги знакомились с путниками, завоевывали доверие, а затем душили специальным платком – румаль, чтобы кровь не вытекла и досталась Кали. За время двадцатилетней охоты англичанами было захвачено больше 4500 тхагов, большинство из них окончило свои дни на виселице, остальные на каторге. Но кто знает, какие идеи могут иногда возникать в диких головах безграмотных и нищих жителей окраин? В Индии невозможно отследить, почему бесследно исчезают люди; переезжающие в поисках заработков с места на место поденщики, дети нищих, туристы, задумавшие в одиночку пересечь страну на велосипеде…
А поезд шел дальше, и мы любовались страной…
Из газет и журналов, из рассказов знакомых, из криминальных программ на местных каналах стала лишь со временем, постепенно складываться для меня картина индийской запутанной и чудовищно противоречивой жизни. Безжалостная реальность стирала в порошок наивные представления.
Поезд останавливался на станциях. На перроне девушка, с малышкой на руках. У беби черная точка во лбу, белые рюши и браслетики на запястьях. От нее не отходит мальчик лет четырех. Как с рекламы – с лучистыми карими глазами и модно уложенным хохолком. Он нежно целует ручки и ножки сестры. Его от нее за уши не оттащишь.
Вагон заполнялся людьми. Нас окружают белозубые улыбки и привычные вопросы:
– Кто вы? Вы первый раз в Индии?
– Я второй раз, подруга первый.
– А вам не страшно путешествовать одним, без мужей, без братьев?
– Нет, а почему должно быть страшно?
– Индия – сумасшедшая страна, леди.
Солидного мужчину так поразила газета на русском языке, которую я взяла в дорогу, что он не смог с ней расстаться и потихоньку похитил. Ценность. Будет демонстрировать дома доказательство знакомства с иностранцами.
Я увидела ее в конце вагона. Высокая, тонкая девушка в открывающем коричневый живот цветастом сари, развернув плечи и выпятив грудь, танцующей походкой шла по проходу. Крупные дешевые украшения сверкали и звенели при каждом шаге. Увидев мужчину, она останавливалась, хлопала в ладоши, привлекая внимание, и пела две-три строчки из популярной песни. Новая болливудская песня была слышна на каждом углу, уж на что у меня ни слуха, ни голоса, но и я ее напевала, не зная слов. Ярко накрашенная девушка исполняла несколько танцевальных па, а затем просила денег, складывая ладони в традиционном жесте просьбы. Что-то не складывалось… Обычно девушки держатся скромно и никогда не ведут себя вызывающе. Стандартно завязанные сари скрывают и живот, и плечи, полоска смуглой голой кожи видна у женщин только на пояснице. Девушки скорее будут драпировать грудь верхней частью сари или шалью от пенджаби, чем открыто демонстрировать ее размер. Традиция скрывать красоту женских форм появилась во времена бесчисленных войн, когда мусульмане бесчестили полонянок, а юных и красивых отправляли в дар правителю в гарем. Становиться наложницами хотели далеко не все и, выходя из дома, заворачивались в сари, как могли, плотнее.
Когда она приблизилась к купе, то изумленному взору вдруг открылось, что это и не девушка вовсе… «Кто это?» – думала я, разглядев кадык, двигающийся у нее (у него) под кожей во время исполнения припева, и покрытую гримом щетину.
– Хиджра, – донеслось до уха от соседей по лавке.
Трансвестит? В поезде?!
Сейчас информацию о хиджрах можно найти, но мы-то ничего не знали. Хиджры именуют себя третьим полом, а на деле все еще и сложнее, и проще. Каждый в Индии занимает прочную нишу в индийском обществе, и души, потерявшие связь со своим полом, находят себя в новом образе. Хиджры – одна из самых низших (неприкасаемых) каст, в которую входят гермафродиты, евнухи, гомосексуалы, бисексуалы, трансвеститы и транссексуалы. Рожденные в мужском теле, одеваются и ведут себя подчеркнуто по-женски. Отрастив волосы, заплетают косы. Избравшие новый путь уходят от родных и объединяются в общины – «семьи», где имеют женские имена. Старшие называются матерями, бабушками или тетушками для младших сестер, дочерей и племянниц. Роли распределены, и «члены семьи» помогают друг другу.
Общины хиджр поклоняются одной из многих ипостасей Богини-Матери. Паспортов у них нет. Большая часть попрошайничает в поездах и на перекрестках городов. Многие из них постоянно находятся в пути, поэтому сосчитать их невозможно. Численность хиджр достигает, по разным источникам, от пятисот тысяч до пяти миллионов.
Существует иерархия, согласно которой настоящим (полным) хиджрой становятся в результате ритуала кастрации. Инициацию совершает старший(ая) из общины. Операция запрещена и проводится без анестезии. Из чрезвычайно редких откровений хиджр известно, что гениталии отрубают одним ударом тесака, а открытая рана должна долго кровоточить. Кровь якобы смывает «мужскую сущность». После измывательства выжившая хиджра становится уверенной в себе, теперь она особое существо и обладает магическими силами. Она может проклинать или благословлять.
О проклятии хиджры нам с важным видом рассказал, гордясь британским английским, попутчик с лавки напротив. Подтянутый молодой человек, аккуратно подстриженный, тщательно выбритый и одетый в европейский костюм.
– Я окончил колледж и не верю в старые деревенские сказки о проклятии.
– Что за проклятие? – спросила Кира. И вдруг сосед, претендующий на звание прогрессивного индийца, смутился. Но мы настаивали.
– После проклятия простые крестьяне верят, что не смогут заниматься сексом. – Он еле слышно прошептал слово «секс».
Ага, вот где собака зарыта! Это же самая страшная перспектива для мужчин в Индии: лишиться возможности выполнять супружеский долг и иметь сыновей, поэтому все мужчины платили хиджре за исполнение куплета по десять–двадцать рупий.
«Девушка» приблизилась. Хлопок в ладони, и начало песни, и…
– Чело-чело, – отмахнулся парень, но хиджра не уходила. Они громко спорили на хинди, а мы, не понимая, следили за экспрессивным диалогом с напряженным вниманием. Вдруг хиджра сделала движение, будто собирается задрать подол сари, и мужчина, изменившись в лице, сдался и протянул деньги, поспешно вынутые из кармана.
– Ну, как же так? Ты же говорил, что не веришь в «деревенские сказки»?! – спросила Кира.
– Хиджра хотел показать мне, что там находится! – ужаснулся попутчик.
Мы смеялись. «Прогрессивный» не понимал. И мы наперебой принялись ему объяснять, что у нас в стрип-клубах мужчины платят, чтобы девушки раздевались, а он заплатил, лишь бы не видеть.
Провокация и угроза демонстрации ампутированных полностью или наполовину гениталий – в этом неодолимая сила хиджр.
На свадьбах и праздниках в честь рождения мальчика хиджр – традиционных артистов встречают с удовольствием. Группой из пяти–девяти человек они приходят в дома людей среднего класса, ритуально благословляют новорожденного и развлекают семью музыкой, непристойными песнями и танцами. Большинство танцует, а двое-трое играют на инструментах. После домашнего концерта хиджры получают деньги и подарки.
На Мейн-базаре я познакомилась с Машей, вышедшей замуж за мусульманина. В гостях, за ужином хозяйка рассказала, что, когда они поселились здесь, через неделю после новоселья на порог пожаловали три хиджры, проживающие в квартале, и потребовали бакшиш за благословение дома. Муж стал серым от страха и сразу выплатил требуемую сумму. Больше хиджры их не беспокоили.
Среди хиджр нет ни национализма, ни разделения по религиозному признаку. Хотя большинство из них по рождению являются индуистами, бывают и те, кто был или остался мусульманином.
Хиджры – одни из самых успешных традиционных транссексуальных общин в мире. Они и в современной Индии хорошо вписаны в индуизм, да так, что страх перед мистическими возможностями хиджр в штате Махараштра используется для взимания налогов и долгов.
Но безоблачной их жизнь не назовешь. У многих заработок связан с посредничеством в торговле телом и в оказании пресловутых услуг. И хотя они стараются передвигаться по двое или больше, нередко случается, что их насилуют и избивают. Агрессию проявляют и клиенты, и полиция. Неоткуда ждать помощи – поднимут на смех.
Ярко накрашенные, одетые в вызывающе наряды, хиджры идут, гордо выпятив фальшивую грудь, покачивая бедрами и звеня браслетами, по улицам индийских городов. Работая гидом, когда встречала хиджру, я объясняла туристам, кто, спрятанный за пестрой одеждой, повстречался нам. Я откровенно льстила: «You are very beautiful girl!» Привычная настороженность в накрашенных глазах исчезала. Хиджра довольно улыбалась, встретив ценителя. С удовольствием пела необычную мантру и крутила мосластой рукой над моей головой – благословляла. Получив пожертвование в широкую ладонь, желала счастья. Но никто из туристов не решался.
Однажды я с группой ехала в Хампи. Дорогу перегородил железнодорожный шлагбаум. Время шло, а поезд не появлялся. Шофер сказал, что надо ждать минут пятнадцать. Рядом на стоянке грузовиков Тата и Махендра скопилось больше сотни тщательно и наивно разрисованных машин. Им можно занимать узкие дороги только ночью. Водители отдыхали: ели, пили, разговаривали с соседями, скалили восхитительно белые зубы, курили биди, мылись, намыливая тело прямо поверх майки и трусов. Атлетически сложенный парень в набедренной повязке окатывал себя водой из ведра и отряхивался, как молодой и сильный пес.
Дамы вышли: хочется размяться и курить. Пышные тела слишком плотно помещались в автомобиле – конечности затекли. На нас, как обычно, бесцеремонно глазеют. От живописной группы шоферов отделился и вышел к шлагбауму молодой хиджра. Он очень худой. Стал хиджрой, видимо, недавно: волосы еще не отросли, куцый хвостик скреплен пластмассовой заколкой. Дешевая одежда сидела как на пугале. Ситцевая кофточка-чоли набита ватой – грудь висела криво.
Три дамы в светлых брючных костюмах стоят у пыльной обочины. Недалеко в канаве копаются черные поджарые свиньи. Мы едем восемь часов.
Дорога с каждым километром все хуже, хотя, казалось, хуже не куда.
Хиджра встал в двух метрах от нас и замер. На застывшем лице жили только глаза. Он впитывал жадно цвет русых волос, стрижки, маникюр – весь облик роскошных русских женщин. Дамы курили, им было неловко. Они косились на хиджру, а сев в машину, уже под грохот проносящихся мимо вагонов, одна сказала вслух то, что чувствовали все: «Он пожирал нас взглядом! Смотрел на нас как на идеал! Да, он мечтает родиться в нашей шкуре».
Индия незаметно прокрадывается в любую закупоренную душу и легко вскрывает, как консервную банку. Отравляет сладким ядом, очаровывает и тут же бьет по мозгам, разносит вдребезги привычные представления о том, что хорошо, что плохо.
Моя дорогая туристка! Ты думала про себя, что толстая, разведенная (никому не нужная) старая баба. Тебя волнует кредит, сын-двоечник, кризис и целлюлит… Посмотри в глаза ЧЕЛОВЕКУ, развлекающему шоферов на обочине в азиатской стране, и почувствуй, что счастлива и бесконечно красива, что у тебя на самом деле все есть.
Хочешь повысить самооценку, потерянную в российском социуме? Ну конечно, бывший муж постарался: к плинтусу прибил.
Бросай все и приезжай в Индию! Быстро и недорого! Психологи тебе не по карману, ты же не привыкла много на себя тратить…
Приезжай! Я тебе помогу.
Милый, ну меня и занесло, кому я рассказываю?! Тебе же сочувствовать хиджрам в голову не придет. И с реализацией, и с самооценкой у тебя порядок. Да и о чем я, ты же все, как обычно, знал.
А я вот чем больше узнаю, тем меньше знаю и больше чувствую.
До свиданья, Вася, «я ваша навеки».
ПИСЬМО № 8
БЕЛЫЙ ГОРОД
Под небом голубым
Есть город золотой,
С прозрачными воротами
И с яркою стеной.
А в городе том – сад,
Все травы да цветы,
Гуляют там животные
Невиданной красы…
Анри Волохонский
Пока специи Индии еще кипят в крови и окружающая серость не до конца заволокла радужку, скорей пишу тебе из‐за неодолимой потребности разделить чувства и мысли. Еще я хочу отвлечь тебя от работы, которой нет ни конца, ни края, и от раздумий о сущности бытия.
Мы с Кирой добрались до Удайпура. Перевод названия – «Город восхода солнца». Поселились врозь: мне достался чудесный номер в отеле «Миранда»; с кроватью, стоящей в эркере, с настоящей ванной, каждый вечер полной горячей воды, а независимая Кира выбрала старинный отель «Лал гат» – «красные ступени» на санскрите. Он небольшой, но с крыши открывается великолепный вид. Дворцы цвета слоновой кости отражаются в тихой зазеленевшей воде озера Пичола. В «Лал гате» проживала компания интересных космополитов. «Миранду» мне нашел шестнадцатилетний Раджеш, художник-самоучка.
***
Торговцы страдали: зажиточных европейских туристов было мало, так как наполовину пересохшие озера считались путешественниками недостаточно живописными. Лишь израильские дембели прибывали, казалось, повзводно.
Невозможно прекрасный и изумительно романтический город Удайпур находится в такой загадочной географической точке штата Раджастан, что иногда там по пять лет не выпадает ни капли дождя. Ни один страстный любовник не ждет свидания так, как ждут земледельцы дождей. А муссоны не доходят. За тысячелетия махараджи придумали: когда народ мрет с голоду, то открываются «закрома родины», и каждый крестьянин, кто копает мотыгой котлован под озеро или работает на строительстве дворца, получает в день миску риса. В Удайпуре красивые озера. В центре некоторых из них на искусственно созданных островах сады и фантастические дворцы. Сейчас там находятся дорогие рестораны и отели, куда можно попасть только на лодке. А огромный дворец махараджи Удайпура, возвышающийся на берегу озера Пичола, превращен в музей.
Мы бродили по лабиринту прохладного дворца, разглядывая каменных мурти с высокими шапками, напоминающими уборы древних магов, сосуды всех форм, мебель Средневековья, повозки махараджей и падишахов, надписи на плитах, резные статуэтки, ожерелья и кольца, копья, старинные квадратные монеты. В залах были барельефы, где божества принимали дары, где цари изображены как боги, распоряжающиеся судьбами простых смертных, где монеты и печати говорили о суете сует, бывшей в мире сотни лет назад. Перед Кали стояли европейцы, почтительно склонив головы. Их поразило грубое изображение богини, обладавшей столь необузданными страстями и призывавшей к любовному неистовству.
***
Между нашими отелями, возвышаясь над площадью-перекрестком, стоит древний Джагдиш Мандир, посвященный Джаганнату. К храму надо было подниматься по высокой лестнице, по сторонам которой стоят каменные слоны. Под брюхом правого слона много лет живет садху – благородный седобородый старик. Он приветствовал людей, поднимающихся в храм, подняв ладонь. Да, монах принимал дары – я угощала его бананами, – но сам он никогда ничего не просил.
Внешние стены и высокая башня украшены великолепной многоярусной резьбой. Танцующие небесные красавицы апсары, что значит «вышедшие из воды». Они появились, когда боги и демоны пахтали океан. Изображения из жизни Кришны, гарцующие всадники, многочисленные слоны, фигуры Вишну покрывают каждый квадратный метр храма. Статуи на нижних ярусах искалечены мусульманскими завоевателями. У слонов отбиты хоботы, у лошадей и всадников – головы. Обезображенная красота живет, пронеся через тысячелетия свою силу. Древние мастера создали вечное искусство, говорящее о великом!
У подножия лестницы – паломники. Тюрбаны пастухов как райские цветы, а их разукрашенные лошади и верблюды – сказочные животные. В гриву здоровой, красивой кобылы вплетены разноцветные ленты, а между ушами распустился цветком султан. Когда она встряхивала гривой, звенели бубенчики сбруи.
На площади шум, гам, звон и крик. Причудливо раскрашенные автомобили неистово гудели, преодолевая затор. Пешеходы пробирались между ними с ловкостью канатоходцев. Велосипеды пробовали проскочить сбоку грузовиков, которые со свирепым ревом устремлялись вперед. Громыхали мотоциклы, тесня скутеры.
Мы заходили в храм ежедневно, но Киру угнетала то ли грязь во дворе, то ли средневековое изуверство единоверцев. И она взяла на себя чистоту храма. Тоненькая девушка по утрам босиком подметала каменные плиты.
Внутри алтаря находится мурти Джаганнатха из черного камня, и прихожанки каждый день пели мантры во время пуджи – ежедневного поклонения божеству. Напротив храма в небольшом святилище стоит бронзовое изображение коленопреклоненного гаруды, человека-птицы. Вишну использует его в качестве любимого средства передвижения.
Удайпур, сказочный белый город, постепенно открывал нам тайны.
Владелец оружейной лавки был из касты мастеров кольчуг и холодного оружия. Он рассказывал секреты изготовления булатных мечей с узорчатыми лезвиями и показывал нам русский журнал с фотографиями своих изделий: мечей и кинжалов, вывезенных в Москву.
В лавочке хитрого и обаятельного антиквара Гордона я часами пила чай со сластями. На базарной улице рядом в открытых котлах кипел сироп. Котлы не мыли со времен основания лавки. Кондитеры варили карамельные спиральки джалеби и готовили самый вкусный гулаб джамун. Мы ели утонувшие в ароматном карамельном сиропе сладкие шарики. У антиквара были зеленые глаза колдуна, и он рассказывал мне о йоге и о магических ритуалах привлечения денег…
Модельер, работавший в Милане и Венеции, вернулся на родину в темную лавку после смерти деда. Ему пришлось, как наследнику, возглавить семейное дело. Я решила заказать шелковые рубашки сыну и стала отчаянно торговаться, но… европеизированный портной обиделся и вызвал по телефону друга, единственного человека, умевшего в Удайпуре говорить по-русски. Через пятнадцать минут к дверям портновской лавки подъехала блестящая машина. Из нее вышел высокий широкоплечий мужчина. Доктор Виджай – владелец клиники, получил медицинское образование на Украине. Шесть лет жил в Виннице. Он обожал русскую и украинскую кухню, с тоской вспоминал наваристый борщ и картофельное пюре. Виджай был рад пообщаться на русском языке. Мы приняли его приглашение съездить в молодежное кафе в новом Удайпуре. Однако, когда стали садиться в дорогую машину, вдруг из ближайшей подворотни на него стали кричать какие-то люди. Виджай побледнел, отвел глаза и стал неловко извиняться перед незнакомцами. В машине он объяснил, что не должен был заезжать за нами, и предложил впредь встречаться на мосту между старым и новым городом. Оказывается, как богатый человек из хорошей касты, по мнению жителей старого города, он не имел права катать нас на машине бесплатно, угощать в кафе и дарить подарки, отбивая хлеб у рикш и торговцев. А на мосту нейтральная полоса.
– Ира, ты представляешь, торговцы, оказывается, относятся к нам не как к людям, а как к собственным овцам, которых стригут! – открыла истину Кира.
На узком перекрестке, создавая очередной затор, иногда появлялся разряженный слон с погонщиком. И туристы оплачивали прогулку на слоне по узким улицам, разглядывая город с уровня второго этажа. Кто-то из многочисленных друзей Киры перед поездкой попросил:
– У меня все есть и ничего не надо, лишь привези мне из Индии волос слона!
Выполняя просьбу, Кира честно пыталась договориться с погонщиком, но он запросил несусветную цену за единственный волосок, как будто тот был из чистого золота! Хотя жестких щетинистых волосков на слоне не сосчитать. Кроме кисточки хвоста, они торчат на лбу вокруг глаз и ушей, много их и на серой спине. И была продумана «операция» по отрезанию гигантского волоса маникюрными ножницами, пока погонщик занят разговором с потенциальным клиентом.
Мы съездили с Кирой на маленьком автобусе, курсирующем между селениями в горах, в храмы к джайнам в Ранакпур.
Одну из индийских религий основал тот, кому позже дали имя Маха вира – Великий герой, или Джина – победитель. Легко узнать его скульптурные изображения. Известно, что у него было особенное телосложение. Очень длинные руки, что и зафиксировано скульптурными канонами.
Махавира родился за шестьсот лет до Христа. Был богат, женат на дочери правителя царства Калинга. А в тридцать лет он стал аскетом. Искал свой путь, как и Сиддхартха Шакьямуни. Странствовал по Индии, истязал плоть, медитировал, участвовал в диспутах о сущности бога. Первые годы он еще одевался, потом сбросил и последний лоскут. Получив просветление, учил последователей джайна-дхарме – «учению победителей», то есть как победить свою карму и выйти из круговорота жизней и смертей. Тот, кто достигает немыслимых высот на духовном поприще, получает звание тиртханкара – перевозчика, паромщика через «океан бытия».
В начале нашей эры джайны распространились и по Южной Индии. Разделились на две ветви. Южане принимали обет наготы и назывались диганбары, то есть «одетые в ветер». Существуют и другие объяснения – «одетые в небо» или «одетые в четыре стороны света». Джайны-северяне назывались шветамбары – «одетые в белое». Носили одежды такие же, как и в древности, то есть в виде несшитых белых кусков ткани.
Обеты джайнов суровы. Не только вегетарианство. Запрещены грибы (считаются животными) и подземные овощи, так как при их выкапывании можно повредить червяков. Воду надо процеживать, чтобы не проглотить нечаянно живое существо. На лице марлевая повязка, чтобы в рот не влетел комар или мошка. Дорогу перед собой они подметают метелкой, чтобы не раздавить ни одного муравья. Метелка из перьев павлина, так как они считают павлина целомудренной птицей. Мне рассказал в Сарнатхе молодой джайн, что оплодотворение у павлинов происходит после того, как самка склевывает слезу, выкатившуюся из глаза самца. Спят джайны только на одном боку, не поворачиваясь, чтобы во сне не придавить геккона или паука. Учатся контролировать сон много лет.
Из-за строгих ограничений многие профессии для джайнов невозможны. Община джайнов в Индии маленькая: всего четыре миллиона, меньше по численности только парсы-зороастрийцы. Но весьма состоятельная, и в древности, и сейчас. Они занимались деньгами: отдавали в рост. В их храмах, как в синагогах, всегда обилие огромных железных сейфов для сбора милостыни.
Комплекс джайнистских храмов – чудо в мраморе – находится в отдаленной долине гор Аравелли. Дорога серпантином идет по склонам гор. Кружевной храм завораживает резьбой. Главное здание уникально – стоит на 1444 колоннах, но ни одна из них не заслоняет статуи тиртханкара, которая просматривается со всех сторон.
Католическое Рождество мы встретили в базилике у местных христиан. На стене церкви фреска: в распустившемся цветке лотоса сидит Иисус Христос, сложив ноги, как йог, и благословляет верующих открытой ладонью – привычным символическим жестом мудрой. Так руку поднимают садху. Народ заполнил всю церковь – стоял у стен. Во время вечерней службы паства сидела босиком на циновках, и темнокожие христиане, и туристы. Под ритм таблы прихожане дружно распевали рождественские гимны с интонациями болливудских фильмов.
