Текст книги "Во власти речных ведьм"

Автор книги: Ирина Арбузова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Что?! Не может быть! Это ты нарочно придумала!!

– Истинная правда! Сотрудники наши это тоже заметили и на твоей свадьбе шушукались. У Мариночки глаз-алмаз и руки золотые. Она, конечно, его по тебе ушила, а Олег его, как подарок преподнес. Как в свое время и Евдокии Германовне, впрочем. Может это у них с Маринкой фишка такая – переходное свадебное платье. Венчальный шедевр, если подумать. За день до происшествия с нашей босс-мадам я слышала их разговор с Маринкой.

Невольно подслушала. Девчонка заискивающим голосом ей сказала: «Уверена, мы станем лучшими подругами!» А Евдокия Германовна: «Детонька, я тебе в мамы гожусь, рада буду, если ты меня и станешь так называть». «Хорошо, мамочка…» – ответила Маринка. Слово «мама» она произнесла с такой гримаской, будто лягушку проглотила. А когда мадам ушла в свой кабинет, прошипела ей вслед: «Ничего, ненадолго можно и покориться. Земля свое возьмет…»

Мой сказочный замок дрогнул. Я, конечно, была шокирована таким рассказом, но виду старалась не показывать. Сознание озадаченно перебирало и искало невинные причины, оправдывающие поведение дорогих мне людей. У Марины есть недостатки, но она неординарный ребенок и умница…

– А куда ты ездила? – Моя попытка перевести разговор не удалась и только усилила волнение.

– Даш, у меня фотографическая память. Я запомнила обозначение мест, где Маринка свою землю собирала. Да и речные ведьмы, неожиданно явившиеся помучить во сне, кое-что дельное подсказали. Нашлись два стремных совпадения – две несчастные женщины, невесты. Обе продали имущество, одна – дом под Тулой, другая через год – квартиру в Орле, и якобы спешно уехали с молодым военным. В обоих случаях долгое время родственники из писем продолжали узнавать новости о счастливых семьях и рождении детей. Были и телефонные звонки. Вот только в гости они де приехать не могли, и к себе не звали – обстоятельства, вроде как, не позволяли. Еще бы! Когда нашли скрытые могилы и опознали жертв, оказалось, что те уже давно мертвы. Убиты. Частично сожжены. Из могил писать и звонить они, конечно, не могли! Представляешь, какое извращенное развлечение у убийцы! Почерки были подделаны идеально, женский голос узнаваемо похож. А тела убитых нашли совершенно случайно. Первое – на пустыре под Тулой при рытье газопровода. В чемодане, где лежало тело, под подкладкой оказалась больничная карта. Видимо, жертва забрала ее из поликлиники. А в Орле тело нашли рядом с жилыми домами на окраине. С мостика через овраг, где протекала речушка, прохожий заметил полуобугленный человеческий скелет. Он выпал из мусорного мешка. Сосна, упавшая из-за сильного ветра, буквально вытащила его корнями из земли. В обгоревшей одежде оказались остатки женской сумки. Под массивным магнитным замком нашли почти прах справки о замене паспорта. Думаю, мы, женщины, часто грешны тем, что редко очищаем повседневные рабочие сумочки от бумажного хлама. Но в данном случае это помогло опознать беднягу. Я разговаривала со следователями в полиции и родственниками убитых. Жених, военный, по описанию похож на Олега. Очень ловкий ход – его видели только мельком, фотографии нет. Месячное знакомство. Любовь с первого взгляда. Он якобы проездом и случайно в городе. Постоянно шифруется. Родственники обеспокоены, но влюбленная невеста демонстрирует им подарки – красивое белое свадебное платье, очень похожее на твое, и украшение его матери – янтарное сердце в золотой оправе на массивной золотой цепочке. Его приходится носить де постоянно из-за тугого замка. Про тугой замок ничего не напоминает? А дальше практически побег с любимым. Минимум вещей с деньгами от проданного имущества. Через какое-то время сообщение о свадьбе в закрытом, именно сибирском гарнизоне. Счастливая весточка из могилы! Кстати, девочки с военным не было. Но ведь кто-то звонил женским голосом. Конечно, мог и мужчина подделать голос, но…

У меня закружилась голова. Сердцу стало тесно в груди от страшной заползшей в душу ломоты. Катя заметила, что мне подурнело:

– Ладно, Даш. Хотела еще что-то рассказать, но верно не сейчас. Чтобы предъявлять столь серьезные обвинения, нужны неоспоримые факты. Понадобится время пройтись по другим местам, указанным на Маринкиных баночках. А пока я намерена приглядывать за тобой для безопасности. Начальник полиции – друг нашей семьи. Он поможет, если что. Я уже говорила с ним.

Ноги подкосились, и я села на застывший глиняный отвал на обочине. Рядом пышно цвела луговая трава. Меня замутило от ее резкого хмельного запаха. За ковром буйной некошеной зелени медленно текла река. Она казалась вязкой, как тяжелый масляный поток. Ослепляющие блики от воды долетали даже сюда. Они манили, притягивая взгляд. Глаза заслезились. Венец боли туго зажал голову. Цветы… Повсюду… Их хоровод пронизал траву яркими лучами. Все кругом перед глазами. А они – там желтые, там красные, как вспышки. Силу им давала угольно-черная влажная податливая земля. Она парила покоем и кладбищенским тленом. И как же эти цветы были похожи на букет, который Олег приносил мне с прогулок вот уже четыре дня! Сердце опять защемило. Я с силой прижала руку к груди, пытаясь унять боль. Как я могу поверить, что мой любимый, мой муж – убийца и обманщик?! В одном сегодня у меня уже не было сомнений – я беременна!

– Смотри! – хрипло выпалила Катя. – Вон мужской кроссовок, а вот галошка – Маринкина, факт. Через дребезжащий нервный смех Катька фыркнула: Вот куда они по утрам шляются. Тебя предупреждаю, здесь поосторожней надо… Видишь, рядом луг к реке скосили, а этот нет. Не случайно! Наши здесь опасаются ходить. Это место отмелью утопленников называют – бывшее русло реки. Выше по течению Чертов гребень. К нему самоубийц всегда тянуло, а находили их здесь, трупы конечно. Ил хорошая подпитка для растений. Только под травой зыбкие места прячутся. Маленькие болотца травой заросли. Близко подходят подземные воды. Они иногда прорываются. В общем можно наступить и завязнуть насмерть. Без посторонней помощи не выбраться! Пастухи от этого места скот отгоняют, от греха подальше. Вон видишь, ферма. Оэ-о-о, нет, только не это!

– Что? Опять пугать меня будешь? – Мое хорошее утреннее настроение давно и безвозвратно улетучилось. Я была сердита на всех, в том числе и на себя.

– Да нет, забыла, что с утренней дойки девчата сейчас возвращаться будут. Не хочу встречаться…

– С кем это? – зазвенело с издевкой сзади нас. Со мной, что ли?

– Тьфу ты, не поминай черта! – прошептала мне Катька.

– Майорова, ты не меня часом ищешь? – Молодая статная женщина нагловато подбоченилась. – Хочешь о муженьке спросить? Этой ночью у меня был. Приходи к ужину, втроем веселее будет! Ха-ха-ха! – От ее резкого хохота у меня зазвенело в ушах и сильнее заболела голова. А нахалка, пристально посмотрев, бросила мне в лицо: – О, москвичка стало быть, барыня наша приезжая… – Внимание дерзкой незнакомки, взгляд пронзительных васильковых глаз был холоден и неприятен. Я Люба, а ты Дарья, стало быть. Сопровождаешь Катюху-горюху на пепелище ее любви? – А обращаясь к Кате, нахалка засюсюкала: Катюша! Ты с костра свово уголечек к Седмице поднеси. Может, Молчунья что и посоветует тебе насчет мужиков! Ха-ха-ха!!

Наглая особа в нарочито вульгарно-открытом красном сарафане сгребла спутницу под руку и они пошли прочь к коттеджам. Красное и белое пятна еще помаячили до поворота и скрылись.

– Бывшая лучшая подруга. – Точку поставил горький Катькин вздох. – Правильно говорят: не сыщешь более злейшего и жестокого врага, чем подруга, возжелавшая твоего парня. А лучшая подруга знает, как превратить твою жизнь в ад. С детства вместе мы росли, как сестры. Через неделю после свадьбы мой муженек стал к ней украдкой таскаться. И она приняла… Ты знаешь, что странно… До свадьбы он таким тихоней был, как теленок. Крепкий, рослый, но с девушками робел. У него отец очень строгий, спуска к гульбе не давал. У них ферма. Он его работой загружал. Папа Сережа с ним дружил. Как мне предложение мой Денис Майоров сделал, я была такая счастливая, а потом столько слез из-за него пролила… Он по юбкам пошел, от одной к другой. Конспирировался, да только у нас разве утаишь такое!

– Кать, я очень тебе сочувствую. – И задумавшись о своем: – Предательство самый страшный грех, уверена! Из него все другие следуют, в том числе убийства, воровство, измены…

– Да, согласна. «Пепелище любви», надо же, змея, вспомнила! Да вот и оно, – Катя показала на выдающийся в реку бережок. На нем были видны следы от костра. – Там наши на пикники собираются. Я больше туда не хожу. В последний раз… Мой, тогда еще муженек, немного выпил и расхорохорился. Перья задрал. Начал, будто невзначай, девок лапать. С этой Любкой у меня на глазах внаглую обжимался. Кто поумней – и парни, и девчата его одергивать стали. А ему все нипочем! Тогда я приняла с горя стакан водки и подкатила к его закадычному другу Кольке. Спрашиваю громко и так, как гулящая:

«Колян, ты мужик?» А он захлопал глазами от неожиданности: «Ну и че?» А я ему по-простому так, но с достоинством: «Ну что, мужик, пойдем кусты потрясем?» Затем паузу крохотную выдержала и обронила кокетливо: «Вдвоем…» Ух, как мой взвился! Прытко подлетел. Заорал: «Мерзавка, не смей меня позорить!» Права, значит, супружеские начал качать. Это он-то! Рожа, как у рака на тарелке к пиву. И губешка нижняя так же отъехала. Руку на меня поднял! Ударить кулаком в лицо примерился. Дурак! Забыл, что папа Сережа меня самбо обучал. Я своего муженька приемом вырубила. Легко! Полетел мой сокол, как мешок картошки, на угли догорающего костра. Завопил он так, что катер рыбнадзора приплыл к нам аж с Чертового Зуба. Не поверишь, Майоров папаше своему жаловаться побежал. Люди говорят, как ошпаренный несся, визжа на всю улицу. После этого я вещи собрала и ушла от него. Потом развелись. Папа Сережа с его отцом тоже разругались. Так они, Майоровы, представляешь, начали гнать скот с фермы мимо нашего дома на Седмицу поить. Коровьи лепешки на белом песке, мухи. Дальше скалы вода спокойная, там всегда дети местные купались. Так нет же, наплевать на них, главное насолить Воробьевым! Папа Сережа именно поэтому Седмицу и часть берега реки приватизировал. Составил договор с мэром.

– А фамилию мужа ты почему оставила?

– Даш, ну сама посуди, что для сыщика круче звучит Воробьева или Майорова? Вот то-то!

Интересно, куда наш дед Матвей направился?! – удивленно пропела сестра, поправляя резинку на стянутых в хвост волосах.

Дом деда Матвея стоял особняком от коттеджного посёлка. Дом – не дом, сарай у реки.

– Матвей свою постройку резиденцией называет. Ты над этим не смейся, ладно? – предупредила сестренка. – Его коттедж сгорел, когда от него ушла жена. По пьянке все. Жаль, он хороший человек!

Мы приблизились к строению из грубо сколоченных досок. Оно пристроилось рядом со скалой, действительно похожий на воткнутый в реку четырехзубец. Чертов гребень раньше, видимо, был шире, сильнее выходил в реку. Но время его не пощадило – он раскололся почти пополам. Хорошо сохранилась глыбина на берегу. Она смотрелась, как опоры моста: четыре серо-бурые колонны соединялись небольшой верхней площадкой. Из воды ступеньками к ней поднимались разрушенные каменные пики. Вода, шлепая между ними, тихо шуршала: «Прочь… Прочь… Прочь…» А ветер, гуляющий в промежутках изогнутых сводов каменных колонн, свистел: «Сюта… Сюта… Сюта…»

Мы нашли деда Матвея. Сгорбленный, седой, состарившийся не по годам мужчина сидел на плоском камне. Его ноги в подвернутых брезентовых штанах были по колено в воде.

– Матушка, так как же это? Эт-само, малец Самсоновых прибегал, тараторил, эт-само, что ты в Клавке по домам ноне ходила, долг требовала сегодня до заката вернуть. Эт-само, что это значит?

Я чуть не ахнула, увидев с кем он разговаривает. На песке, в прозрачной воде, рядышком с дедом Матвеем пристроилась длиннющая лента, желтая с зеленоватым. Она слегка светилась. Внутри змеиного желейного тела были различимы металлические предметы: кольца, броши, браслет… Подкова? Дух Седмицы?!

– Матушка, эт-само, я дурень, на-ко окрепись.

Дед Матвей не замечал нас. Его трясущаяся рука полезла в карман. Грубая, обветренная, серая ладонь разжалась, и в воду забулькали медные пятаки с гербом Советского Союза. Тело ведуньи накрывало в жадных резких движениях, засасывая их в себя.

– Эт-само, матушка, обернись Ланочкой…

Седмица замерла. Утолщенная часть, голова, разжижела, натекая назад. Около метра, укрепленного таким образом тела, вылезло из воды. На глазах оно затвердело, окаменело, а затем… Мне показалось, что это нечто сгорало и начало превращаться в легкую светлую дымку. И я поняла, почему ее называют духом. Из облака формировалась женская фигура, объемная, осязаемая, словно живая! Красивая женщина, лет тридцати, с соломенными волосами, печальными карими глазами. Утонченные черты. Нос слегка с горбинкой. Ямочки на щеках. Легкое, парящее на ветру голубое платье. Как живая, но… все-таки призрак.

– Лана, Ланушка, лапушка моя! – Из темных впадин глаз, по трещинам морщин, увлажняя их, потекли слезы. – Матушка, ты говоришь, эт-само, если Катенька сумеет вернуть жизнь и смерть твою, мы, эт-само, не свидимся уже? Значит, эт-само, Ланушку не увидеть мне?!

Дед Матвей затрясся и зарыдал:

– Доча, потеряю тебя навсегда!!

– Потеря, оплаканная чистой душой, возвращается. В другом виде или счастливым случаем, – прозвучала мысль иного существа, озвученная водой.

Упорядоченные всплески, шорохи, мокрые вздохи – нежное соприкосновение звуков складывалось в человеческую речь. А рождали их ритмичные движения тела Седмицы, находящегося в воде. Я видела, как оно трепещет и слегка пританцовывает.

– Матвей, не убивайся по живым. Они были безвозвратно далеки – жена твоя и дочь. Но та, что стоит за спиной, моя должница и поможет тебе свидеться с дочерью.

– Эт-само?! – Бедолага так резко дернулся, что чуть не свалился с камня.

Его вытаращенные глаза, как мутные окна, пялились на нас.

– Дарья, мое проклятие должно кончиться на тебе, – меж тем тихо шуршала Седмица. – Я и предположить не могла, что любопытство в предсказании чужих судеб так повлияет на мою. Жадные, глупые воры! На металле подарка мы записывали наилучший исход судьбы для принесшего его человека. Крадя подаренные украшения, люди выбивали звенья из цепочки предначертанного, на чем было гадано. Это меняло случайные вехи. Как же тяжело пытаться все исправить! Удержать чужие судьбы, чужие жизни от смерти и прозябания. Легкомысленно вмешавшись в людские дела, я увязла в ваших проблемах. Но круг идет к завершению. Мое наказание отбыто. Здесь вероломство двух сестер должно быть прощено. Треугольник уже разбит.

– Я не понимаю! – взвилась Катька.

Вид у неё был, как из морозилки. Мираж Ланы принял царственно-гордую позу. И выражение лица, приданного ведуньей, напомнило мне Маринкины гримаски самоутверждения.

– Ты не вольна распоряжаться мной! – Седмица повысила на Катьку голос.

Не тихое журчание, а угрожающие звуки, хлесткие, отчетливые вливались в наши уши:

 
– В твоем семейном родовом гнезде
Моя тюрьма освободилась.
Мой дух со мной.
Он испарился из оков, коварно наложенных,
Но жизнь и смерть, что за крестом томится,
Ты мне отдай! Иначе…
 

– Да скажи ты попросту, что надо сделать! – Катька вошла в воду, поправ жизненное пространство Седмицы.

Видимо, дух не ожидал такой наглости и дрогнул. И тут они схлестнулись взглядами…

Открыто. Напрямую. Непознанная сущность, мощная и чужая, ударила оскорбленным, обиженным, уверенным в своей правоте сознанием по Кате. А она выдержала… Побледнела, но выдержала!

– Что ж ты раньше все по-человечески не объяснила? – укоряла сестренка Седмицу. Себя мучила и нас! Гордыня, значит, не давала? Вот-вот, а говоришь, мы разные. У людей этот порок тоже еще тот тормоз!

Мираж Ланы неуверенно раскачивался над водой.

– Значит, я свободна? – почти прошептала ведунья.

– Да, – уверенно отчеканила Екатерина. – Невозможно держать в своей душе души других, особенно, если они причиняют тебе боль. Ты свободна! И от обязательств тоже! Тяжело контролировать даже хорошие предсказания. Все равно, что-то может пойти не так.

Тяжелый всплеск, как горестный вздох.

Седмица прощалась. Мираж Ланы исчез. Вновь трансформировав свое тело, она подплыла к ногам старика.

– Эт-само, ластится, как котенок. Эт-само! – умильно мычал тот. – Матушка, эт-само, как же я теперь жить-то буду? Эт-само?!

– Надеждой на встречу с дочерью, – тихо шуршала вода. – Поторопись, выполни мою последнюю просьбу.

– Мигом, эт-само, мигом, матушка!

Мы с Катькой оторопели, когда дедуля, метнув руку в воду, как гарпуном ухватил змеиное тело и вырвал из него подкову – лошадиную, здоровенную! Она переливалась, словно лакированная зеленым фосфором.

– Эт-само…, – раздался утвердительный хрип и, не медля ни секунды, Матвей побежал, криво виляя, загребая босыми ногами пыль. Он бежал, что было сил, по дороге к коттеджам.

– Катя, прошу, передай Вольдемару, что мне жаль. Его укусил ребенок, он не хотел насмерть…, – прозвучали тихие вздохи ведуньи.

– Ты к нему Матвея направила? – Ответ на простой Катин вопрос заставил поежиться.

– Надеюсь, еще не поздно, иначе к вечеру он умрет.

– Катя? – Я позвала сестру, увидев странное выражение на ее лице. Глаза смотрели твердо, в них было что-то жесткое, стальное.

– Седмица, погадай нам с Дашей. Знаю, ты уже не видишь так ясно, но… Для меня это важно. Очень!

Змеиное тело дрогнуло, но отвернулось и стало уплывать от берега.

– Стой! – закричала Катька и быстро затараторила:

 
– На радость или на беду
У Молчуньи я совет спрошу.
Ей подарок принесу.
На него ты посмотри,
Мою судьбу мне покажи.
Буду я должна тебе,
Души долг скрепит во сне…
 

– Ты же простила мне мои обязательства! – гневно шуршала вода.

Речная гладь натянулась вокруг ведуньи, а затем Седмица хлестнула по нам речными волнами. Откуда ни возьмись к берегу потянулись ломаные волнения от плывущих под водой огромных тел. Рыбины! Серо-бурые спины со светящимися полосками выплыли из глубины. Какие страшные огромные головы! А Катька крепко ухватила меня за руку и шагнула со мной в воду… Я пыталась сопротивляться, но ее взгляд был неумолим. Силища какая, как у парня! И вот мы стоим по пояс в воде. Вокруг, как акулы, барражируют зубастые рыбины с вытаращенными на нас глазищами.

– И не боишься, человек? – насмешливо прошумела вода.

Седмица была так близко, что можно рукой достать. Я заледенела, онемела от страха.

– Боюсь, но не за себя, за Дарью, сестру свою. И боюсь поступить неправильно. Вот залог, чтобы ты погадала мне, – твердо, уверенно ответила Екатерина, снимая с шеи цепочку. На ней висел массивный мужской перстень. – Это папы Сережи. Он не простой – в серебре запечатано колечко той старшой сестры, с которой все и началось.

Ведунья замерла.

– Ты не можешь вспомнить, откуда вы прибыли, я поняла почему. Но не только в земле под крестом тело и спящий дух твоей Черды, часть ее здесь. Информация о случившемся с ней, когда забрали кольцо. Возьми! – Катя отважно протянула руку с перстнем Седмице.

Одна из рыбищ с ощеренной пастью заняла позицию у ее ноги. Речная колдунья засветилась в воде ярким платиновым свечением. От него поднялась и легла на воду черная, словно резиновая, тень. Никогда ничего подобного не видела! Страшно до жути, но даже в таком состоянии я изумленно следила, как тень, ожив, взяла из Катиной руки серебряный перстень. Он перекочевал ведунье в змеиную голову.

– Ты честна со мной, – захлюпала вода. – Я погадаю.

– На янтарном сердце? – неожиданно сдавленно-хрипло спросила Катя.

– Да. Оно не случайно тебя тревожит. Посмотрю поближе.

Резиновая тень, удлиняясь, достала до моей шеи. Мерзкие липкие прикосновения чего-то определенно живого. Гадко… Жутко… Непонятно… Немыслимо… Оторопь берет. Не пошевелиться! Всю шею свело. Тень колдуньи возилась с замком цепочки. Встрепанной птицей в сознании промелькнула мысль – еще секунда, и я булькнусь в обморок. Или оказия случится. Хотя не страшно, все равно мокрая. Наконец цепочка расстегнулась, кулон упал в воду.

– Я не вижу прошлого… – вздохнула речная ведьма. – Не хватает сил. Но от этого предмета вам надо избавиться. Чувствую боль и разочарование, горе… Как неприятно и холодно! В нем что-то темное, плохое. Хотя янтарное сердце должно связать и укрепить ваши родственные узы. Придется гадать обеим, как тогда? Неужели, как в тот первый раз, тем сестрам? Значит и это было предопределено. Круг должен замкнуться. – Глухой вздох прокатился от неё до берега.

Седмица заюлила под водой, словно собираясь выпрыгнуть из реки.

– За руки… Крепко… Возьмитесь… – бурлила вода. – Крепче… Отпускать… Нельзя-зя-я…

Она всплыла в круге сплетения наших рук. Нас сковала неведомая сила. Мы падали в бездну. Темную, холодную, но одновременно в глаза колол непонятный свет. Он был черным. Ах, как замутило! Силушек нет! И вдруг я перестала ощущать собственное тело – словно облако, парю в липком пространстве. Вижу Олежку, спешащего с лопатой. Там собралась целая толпа. Гвалт. Оживление. Муж врылся под каменный могильный крест. Даже дуб сотрясается от мощных ударов лопаты. Может быть, он что-то задел – из могилы фонтаном полилась кровь. Кровь бежит и по металлической цепи. Мне стало очень страшно. Вокруг взрыв. Скала Седмица раскалывается пополам. Люди в воде. Тонут. Крики и яркая вспышка света туманит сознание. А вот новое видение – я с Маринкой и Олежкой. Они буквально дышат на меня. У нас будет малыш, мой ребенок. Мы счастливы, как единая дружная семья. Катя наконец-то успокоилась и не против породниться с Олегом. Но почему-то сильное беспокойство, как тень опасности, берет в тиски душу. Я вижу мужа и Марину, они парят в ярком желто-оранжевом свете. Я знаю, что это смерть. Ее зловонное дыхание на моем лице. Пытаясь в ужасе оттолкнуться от неё, я очнулась.

Как же холодно и мокро! Меня кто-то тряс. Открыла глаза – Катя. Рядом с ней мальчишка лет двенадцати.

– Ну ладно, к отцу побегу. Вы не задерживайтесь!

– Дарья, надо спешить! Сын дяди Вольди, младшенький, такое рассказал! Соберем по дороге парней. Копать нужно очень быстро. Только бы полиция успела людей, девок-дур, от Седмицы убрать. До первого захоронения под крестом нелегко добраться. Оно, видимо, сейчас в корнях дуба, – Катька ухватила меня под руку и потащила домой. Я с удивлением озиралась по сторонам. Седмица и страшные сомы уплыли, будто их и не было. Мы же непостижимым образом оказались у островка с костром для пикников.

– Как ты? – беспокойно оглядев меня, спросила сестренка.

– Вот умора! – звонко рассмеялся знакомый голос.

Совсем рядом. Настолько внезапно, что опять вспомнились Катины слова о способности Маринки проявляться из ниоткуда.

– Вы чего, рыбу в реке руками ловите? – не унимался вредный ребенок. – И что копать собрались? Могилку для рыбки?