Текст книги "Тайна загадочной монахини"
Автор книги: Ирина Алешина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Ирина Алешина
Тайна загадочной монахини
«Ты узнаешь правду, и правда сведет тебя с ума» (Олдос Хаксли)
Пролог. Много лет раньше
Струйка холодного пота медленно ползла по щеке и когда он почувствовал её на губах, то слизал капельку кончиком горячего языка. Выплюнуть назад не было сил, а проглотить не смог – она была настолько соленой и горькой, что это только усугубило бы жажду. Он уже не помнил, сколько часов лежал без движения, чувствуя, как страшная боль распространилась по всему телу, а от подступившей слабости, пот опять стал заливать глаза. Он никак не ожидал, что от разорванной в клочья ноги, он может потерять сознание, но мрак в очередной раз потащил его в пустоту. Последнее, что он успел сделать – зацепился пальцами за траву, ему показалось, что он тонет и глубокий водоворот уносит его на дно.
Очнулся от ужаса, что его поймали, поскольку ощутил чью – то руку на своем лбу. Секунду или две вспоминал, что с ним произошло, а вспомнив, сделал усилие, чтобы привстать и тут же застонал от глухой боли в кости. Сухими от жара губами произнес: «Убейте меня лучше. » В голове пронеслась полная тревоги и ужаса мысль: как это случилось, ведь ему почти удалось убежать! Место выбрал самое что ни наесть глухое – вокруг дремучий лес, никакого просвета между деревьями. Он бежал, стиснув челюсти и уже уверовал в свою победу, но тут цепью зацепился за сухую корягу и, падая, так сильно поранил ногу, что от пронзительной боли на время потерял сознание. И вот его поймали. «Убейте меня. » – опять повторил он.
Отдаленный голос произнес: «Не глаголь, покуда боль не уберу. » – и тут произошло невероятное – боль стала его покидать.
Чуть приоткрыл глаза и ему почудилось, что перед ним склонился небесный ангел. На него внимательно смотрела необыкновенно красивая девушка, а её изумрудного цвета глаза показались ему бездонным небом. В них он увидел собственное лицо: худое, заросшее щетиной и испачканное кровью. Красота девушки была настолько совершенной, что казалась неестественной. То, что смотрело на него сверху, было чудесным видением, поскольку в природе таких людей не бывает. Но это было не наваждение, а явь, поскольку ощутил, как её рука соскользнула вниз, ощупывая его тело, и остановилась на ноге. Он явственно ощутил, как она пальцами залезла в рану, и мгновенно раздалось сухое клацанье сведенных вместе обломков разбитой кости.
От неожиданности непроизвольно взмахнул здоровой рукой, но тут же услышал глухое собачье рычание. Скосив глаза в сторону, увидел, что рядом с женщиной у ее ног сидит не собака, как ему представилось, а огромный волк. Он никогда не думал, что в природе бывают такого размера волки.
– Вы – прошептал он. – Ангел?
– Агафьей кличут.
– Откуда взялась?
– Тутася в лесу моя избушка, охранник тебя учуял и вот сюды привёл. Ты лежи, а я в деревню за кузнецом схожу, надобыть кандалы спилить и в избу тебя снести. Одна не осилю.
– Не оставляйте меня, они меня схватят. – взмолился он и стало невыносимо стыдно за свою беспомощность.
– Не возвернутся, – уверенно произнесла девушка. – А коль придут, он погонит отсель. Стеречь тебя оставлю, – она кивнула в сторону зверя.
Ему показалось, что волк её понял. Глаза у него были умные и совсем не звериные.
Она вновь положила ему холодную руку на лоб, и он провалился в глубокий сон. Он заново очутился в подвале тюремной крепости. Его допрашивали в очередной раз по делу дворцового переворота.
Маленькие злые, налитые кровью глазки генеральского жандарма впились в него.
– Ну что, поручик, это тебе нравится? – Он имел в виду, что его пытали уже который день. – Ты рассчитывал, что вам с Измайловым помогут выкрутиться, не так ли? Я уж позабочусь, чтобы этого не случилось. Ненавижу предателей. Того отправят на эшафот, а тебя по этапу. в самую глушь.
– Не называйте меня и Измайлова предателями. Это мы не стали участвовать в дворцовом перевороте по свержению внука Петра I – только он законный Российский Император, а не немка пришлая. Я нисколько не сожалею, что встали на его защиту.
– Не хотел бы я оказаться на твоем месте! Отправишься на каторгу вместе с чернью и всякими разбойниками. – Он повернулся к жандармам. – Никакого снисхожденья. В Петропавловскую крепость, а завтра отправьте по этапу.
В камере ему передали потертую записку от Петра Ивановича Измайлова – близкого друга и сослуживца по Преображенскому полку. Он писал: «Получил известия, что в день коронации меня казнят. Тебе помогут бежать, уплачено здоровенному рябому конвоиру с усами по имени Тимофей, только на этапе место глухое сам присмотри и дай ему знать . Храни тебя Бог!»
Разбудил шепот. Лежал уже не на земле, а на чем – то мягком, похоже на соломе. Ноги были свободны от кандалов, боли не было. До сознания дошло, что с ним произошло. Вспомнил девушку. Прислушался.
Разговаривали два голоса: грубый мужской и женский Агафьин.
– Смотри, Ефим, держи язык на привязи, даже всуе не смоги, слышь. Иначе.
– Нешто не ведаю силу твою, Агафьюшка, гореть мне в огне, коль слово молвлю про кандальника.
– На расспросы супружницы ответ держи, что волка из капкана ходил вызвалять. За то всему твому роду хворь лечить до конца жизни стану. Аминь.
– Не будя Матрона расспросы чинить. Боится тебя пуще твого зверя. А про кандальника анадысь слыхал, рыскали анчихристовы слуги по всей округе. Расспросы вели. Все втайности будет. Аминь.
– Покель иди. Коль надо что буде, покличу.
– Завсегда готов, мигом прибуду, – ответил голос услужливо. Громко стукнула входная дверь.
Глава 1 1826 год. Колдунья Марфа
Дед Афанасий не торопился отпирать дверь, которая на ночь закрывалась на крепкий засов.
Слушая, как в дверь громко стучат, надевая на ходу суконный картуз, под нос себе бормоча: «Авось до Марфы прибегли собакины дети» – он направился к выходу.
Младшая дочь деда считалась первой в округе ворожеей, унаследовав дар исцеления и ворожбы от своей бабки. А еще славилась Марфа своей необычайной красотой, но свататься к ней боялись, за глаза называя колдуньей, вот и сидела красавица в девках.
Старшая дочь тоже была глаз не отвести, кто не знал, так принимал сестер за близнецов, но и она из-за своей младшей сестры смогла выйти замуж только за рыжего Николая, который ее, впрочем, крепко любил и души в ней не чаял. Обе дочери ликом пошли в свою покойную матушку, о красоте которой, когда – то молва разошлась по всему уезду.
«Вот люд бесстыжий, тащится в самую ночь кому не лень для своих бесовских дел», – продолжал браниться дед недовольный поздним визитом, глядя себе под ноги и переступая упавший на пол в спешке ухват.
– Будя, будя, громыхать – то, – прокричал он, открывая засов, – чай не свою дверь ломаш средь ночи, щас отворю!
Продолжая бормотать: «. взыщу с басурман некрещенных за поломку задвижки. » старик отпер дверь, но, как только взглянул в узкий проем, пятясь задом, чуть не сбив ногой пустое ведро, в низком поклоне пропустил в хату поздних гостей.
– Милости просим, проходьте в хату вышеблагородье, не зябнуть же господам на ветру, – услужливо проговорил Афанасий.
Но когда гости переступили порог комнаты, где их осветила свеча, дед не удержался и бухнулся в ноги перед вошедшими – уж больно знатными господа выглядели, явно были не из уездных.
Стоя на коленях, с низко опущенной головой перед незваными гостями, дед Афанасий не подал виду, а между тем волна тревоги и сильного страха сковало его тело так, что он не мог пошевелиться, а лишь думал, о причине приезда необычных господ.
Когда Марфа вошла в горницу, с гостями случилось что – то непонятное. Сначала они словно поперхнулись, потом замерли и, переминаясь с ноги на ногу, молча, как набрав в рот воды, смотрели на Марфу, словно на диво дивное, не в силах оторвать от неё глаз. Лишь с третьего раза прослышали Марфин вопрос:
– Чего изволите – с, господа?
Первый опомнился и вышел из столбняка высокий, с окладистой бородой господин, который, взяв Марфу под локоток, отвел подальше от деда в красный угол, под образа. Там он склонил к ней голову и стал что – то шептать на ухо.
Закончив разговор с бородатым, Марфа быстренько оделась. А затем собрала узелок со снадобьями и побежала за сестрой Анной.
Зачем приезжим нужна была и другая его дочь, находящаяся на сносях, дед в толк взять не мог. Наконец, пришли сестры и в сопровождении приезжих господ отбыли на карете из деревни.
А деду Афанасию было не до сна, нехорошие мысли лезли в его голову.
Не догадывался дед Афанасий, что не «басурмане некрещёные» приезжали к нему нынче в хату и увезли с собой дочек в темную ночь, а православные христиане, лучшие казаки – гренадёры, сопровождающие царскую особу из конвоя Собственного Его Императорского Величества.
Деревня Думрянь, где проживал Афанасий с дочерями, находилась в семи верстах от уездного городка Белева Тульской губернии. Экипаж всю дорогу трясло на ухабах, но особенно сильная тряска была на подъезде к городу – начались сплошные колдобины. Когда наконец-то проехали последнюю версту, повернули к воротам дома купца Дорофеева, Анна прижалась к сестре и стала тихо постанывать, видимо, сильно дорогой натрясло живот. Марфа ласково приобняла сестру за плечи и прошептала на ухо: «Потерпи, Аннушка, не серчай, что пришлось поднять средь ночи. Дело предстоит дюже важное, не обойтись без тебя. Щас прибудем уже».
А экипаж тем временем въехал в широкие каменные ворота, проехал мимо парадного входа, завернул на задний двор и, проехав мимо конюшни, каретной и одноэтажного флигеля с шумом остановился у входа.
– Господи! Наконец-то приехали! Увязли в грязи, и дождь как на грех ночью прошел! – воскликнул нетерпеливо высокий мужчина с окладистой бородой и наброшенным сюртуком на плечи, ожидавший карету у чёрного входа. – А мы, заждались вас, ждём – с не дождёмся. Поспешайте. У меня дурные вести. Совсем похужело матушке нашей. – сказал он дрогнувшим голосом, – немец шепнул, до утра не дотянет, – человек суетливо перекрестился.
– Да, – ответил казак – гренадер, – спешить – то спешили, но грязь здесь такая, что под брюхо кареты достала, но вот с божьей помощью, наконец, добрались.
Он открыл широко дверцу кареты и по очереди помог выйти из неё сёстрам. Анна, тихонечко постанывая, еле сползла на землю, держась за живот. Подавая крепкую ладонь Марфе, казак выразительно на неё поглядел, прожигая насквозь тёмными очами, но она, опустив взгляд под ноги, тихо молвила:
– Слухайте сударь и запоминайте каждое слово. Третьего дня супружница ваша понесла сынишку, вашего первенца. Мальчик крепок и здоров, а вот супружницу, скрутила сильная лихорадка. Чтобы осталась жива, скакайте без промедленья домой и отвезите травку, что я заговорю и вам дам. Пусть ваша матушка половину пучка заварит крутым кипяточком, даст хворой выпить с трех раз на рассвете, болезнь у Авдотьи пройдет. А вы по приезду сожгите на костре перину с подушкой, на которой она подчивала. В огонь бросьте вторую половину пучка. Треск будет стоять от огня, то выйдет хворь и зло. Не сделаете сказанного – не увидите в живых своей супружницы. А с кумой, с которой сыздетства рядом живёте более невозжайтесь. Она хворь из зависти в ваш дом принесла.
Опешил от неожиданности казак и слова, которые пытался сказать, что угадала красавица – ворожея имя жёнушки и была она тяжелая, когда уезжал на государеву службу, застряли у него комом в горле, а вместо них вырвался из груди тяжёлый вздох. Как будто повинуясь мистическому приказу, без слов подал красавице руку и повёл сестёр к подъезду.
На шум разговора из дома вышли два лакея со свечами и проводили прибывших через чёрный ход, по лестнице на второй этаж. Там Анне предложили остаться в людской, отдохнуть с дороги и попить чайку, а Марфу в сопровождении всё того же мужчины с окладистой бородой провели по темному коридору, в конце которого находилась дверь в комнату.
Глава 2 Тайна императрицы
С бьющимся сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, Марфа переступила порог и осмотрелась. Из-за горящих свечей, расставленных повсюду в позолоченных канделябрах, в комнате было почти светло, хотя окна были плотно задрапированы тяжелыми гардинами из малинового бархата.
Под образами, на широкой кровати среди пышных перин и шёлковых простыней лежала красивая светловолосая женщина. Подле неё, закинув ногу на ногу, сидел пожилой господин с небольшой ровной бородкой на узком лице. Рядышком с ним на круглом столе, накрытым узорчатой вышитой скатертью стоял большой медный самовар, резная серебряная сахарница с кусочками сахара, а чуть поодаль – глубокое овальное блюдце с клубничным вареньем. В комнате было удушливо, в воздухе витал запах лекарств, среди которых Марфа сразу распознала запах валерьяны и шалфея. Всюду были расставлены баночки, коробочки с мазями, флакончики с красивыми резными крышками.
Марфа, как только вошла, первым делом глядя на образа, широко перекрестилась, отвесила низкие поклоны, а потом, поздоровавшись, поглядела на женщину, лицо у которой, выглядело болезненным и изможденным. Глаза у нее были закрыты, и Марфа перевела взгляд на господина и уже остановилась на нём. Господин в правой руке, оттопырив в сторону мизинец, держал блюдце с чашечкой. Заприметив на себе пристальный взгляд молодой ворожеи, он сразу поставил чашку на стол, а в знак приветствия кивнул девушке головой. Далее пригласил подойти к нему ближе и стал подробно расспрашивать: умеет ли она вызывать роды, как распознает болезни и чем их лечит, на каком месяце беременности сестра и правда, что может говорить с духами умерших людей? Марфа всё без утайки рассказала, а также то, что владеет этим с детских лет, получив необычайный дар от своей бабки, а сестра Анна только лечит травами людей и скот. Тогда женщина, которая всё время лишь молча слушала, открыла глаза и обратилась к господину:
– Посвяти её во всё, Штофреген, – прошептала она, чуть ворочая языком.
Мужчина, говоривший по – русски хорошо, но с небольшим акцентом, глядя на Марфу, сказал:
– То, что вам сейчас расскажу, должно оставаться величайшей тайной до конца ваших дней. Но сначала дайте нам клятву, самую строгую в вашем ремесле, и вы сделаете всё, чтобы её сохранить.
– Уразумела, сударь, – ответила кротко красавица.
Марфа попросила у него булавку, наколола себе до крови средний палец и прошептала клятву, глядя на образа. Господин сказал:
– Перед вами лежит тяжелобольная императрица Елизавета Алексеевна, супруга покойного императора Александра Павловича, который недавно представился в Таганроге. Елизавета Алексеевна возвращается в Петербург, но по причине болезни мы вынуждены сделать остановку в Белёве. Я прошу вас, осмотреть императрицу и высказать мне, личному лейб – медику своё мнение о состоянии её здоровья.
Господин встал со своего стульчика и отошёл в сторонку, чтобы не мешать Марфе подойти к постели императрицы и её осмотреть, как это делают доктора. Но Марфа не двинулась с места, ворожеи было достаточно несколько мгновений просто посмотреть на императрицу. Через несколько минут она всё о ней знала, и по её мнению, часы женщины были сочтены. Знала не только о самочувствии, но и гораздо больше: о смерти в младенчестве двух дочерей, о красивой и страстной любви, которая закончилась неожиданной смертью возлюбленного, изменах мужа и переживаниях, дворцовых интригах. Все несчастия и сгубили её доброе сердце.
Марфа на мгновенье задумалась: всё ли сказывать, аль только о болезни?
– Прошу вас, душа моя, скажите, не таясь всю правду, какой бы страшной не была, – выдавила из себя величественная особа.
Марфа взглянула на врача, и тот чуть заметно кивнул – мол, говори. Только тогда Марфа посмела сказать:
– Вы сурьёзно больны. Ваше сердце не может дальше работать, и через несколько часов оно перестанет биться. Но в вашем чреве находится здоровая, восьмимесячная девочка. Если принять очень скорые меры, то можно успеть дитяти спасти.
Доктор Штофреген спросил у Марфы, может ли она вызвать преждевременные роды. Марфа ответила, что в этом деле для неё ничего сложного нет, трава, вызывающая роды у неё с собой, а сестра Анна может подсобить.
В это время императрица из – под одеяла высвободила ладонь, в которой находился кружевной платочек. Она расправила его и вытерла выступившие на глазах слезы. Затем протянула руку Марфе. Они встретились пальцами, и она судорожно сжала ладошку ворожеи своими тонкими пальцами, которые нервно подрагивали. Марфа тотчас почувствовала, с какой невыносимой душевной болью приходиться бороться этой красивой женщине. На неё посмотрели умные, проницательные глаза.
– Дитя мое, – обратилась к ней императрица. В голосе сквозила глубокая печаль, – повтори еще раз, глядя в мои глаза, готовы ли вы с сестрой хранить в тайне все, чему случайно сегодня можете стать свидетелем?
Марфа твердо произнесла:
– Нарушить свою клятву я не могу, теперь если потребуется, то отдам за вас жизнь. Сестра моя то же слово не нарушит.
– Мне радостно слышать эти слова, поскольку я вверяю вам судьбу моего ребенка. В своей жизни я много уделяла внимания христианской добродетели, помогала благотворительностью сиротским домам и приютам, где содержались дети – сироты простых русских людей. Судьба этих крестьянских детей напрямую зависела от меня. Теперь за мою добродетель, Господь мне послал тебя. – Императрица замолчала, видимо, собираясь с мыслями, а потом, тяжело вздохнув, опустив глаза, продолжила. – У нас с Александром Павловичем уже были две дочери – Мария и Елизавета, я не смогла их уберечь от интриг, царивших во дворце. В Таганроге мы зачали третьего ребенка, очень желанного и полюбили его ещё не родившегося. После смерти императора решается вопрос о престолонаследии, и верные друзья сообщили, что жизни ребёнка грозит опасность, поскольку сейчас двор окружен всякого рода склоками и заговорами. . Останься я жива, я бы оберегала своё дитё, а в противном случае, пусть царский двор не узнает о его рождении. Буду молить Господа Бога и тебя помочь мне в этом. Мы получили известие, что завтра сюда прибудет августейшая свекровь Мария Фёдоровна со своими подданными и до их приезда всё должно быть завершено.
Она замолчала, закрыла глаза, а на мраморном лбу выступили капельки пота, но руку ворожеи не отпускала. Через мгновенье открыла глаза. В душу Марфину проникла взглядом.
– Молю тебя, Господа Христа ради, спаси мою девочку, доктор сейчас все объяснит, – рука, ослабев, выпала из ладони Марфы.
Марфа не совсем понимала, что хочет от неё императрица. Разве она не дала слово, что ребёночка примет на божий свет? .
Доктор Штофреген, видя растерянность на красивом лице девушки, пояснил:
– Никто из приближенных, за исключением самых верных подданных, не знает о беременности Елизаветы Алексеевны. Вы вызовете преждевременные роды у императрицы и у сестры одновременно, новорожденных объявите близнецами и тотчас увезёте в свою деревню. За ваши труды все ваши ближайшие родственники получат от императрицы выкупной и особый разрешительный документ. Для решения этого вопроса прибыл помещик Елизаров, который дожидается у дверей аудиенции. Ему будет сказано, что за особые медицинские познания, которыми вы нас поразили, императрица тебя и сестру рекомендует для работы в Петербургский гошпиталь, который давно покровительствует. В оные дела Елизарова посвящать нельзя. Также вам будет даровано хорошее денежное вознаграждение. Когда всё успокоится, наши люди вернутся за ребенком, и дальнейшая его судьба пусть вас не беспокоит. После оного с разрешительными документами всем семейством вы немедля покинете эти места.
Он остановился, внимательно посмотрел на девушку, и его лицо приняло озабоченное выражение.
– Мы очень рискуем, доверяя вам самое ценное. Один великий человек как – то давно сказал: боишься – не делай, делаешь – не бойся, а сделал – не сожалей. Мы боялись, пока не увидели вас воочию. Теперь все сомнения позади. Видим, что вы на деле способны доказать российскому престолу и императрице свою преданность. После родов вам будут переданы документы, которые являются доказательством, что ребенок принадлежит императорскому роду. Отдать дитя вы сможете только доверенному человеку, который подтвердит свои полномочия, а именно предъявит то, что сейчас вам вручим. Самым важным доказательством будет служить переданная вам в руки серьга Елизаветы Алексеевны.
Доктор подошел к столику и из шкатулки что – то достал. Потом шагнул к Марфе.
– Вам отдаем эту серьгу, а вторую – точно такую, оставляем у себя, – сказал Штофреген, передавая Марфе серьгу с огромным сапфиром. – Сравните обе между собой, когда доверенные люди приедут за ребенком. Запомните! Без предъявления второй, ни в коем случае не отдавайте дитя. Вам ещё кое – что будет передано на временное хранение. Всё тщательно спрячьте, а затем всё передадите лицам, прибывшим за дитём.
Елизавета Алексеевна попросила Штофрегена вырвать листок из своего дневника, придвинуть к ней ближе медный подсвечник с оплавленными свечами, который до этого стоял перед иконой Богородицы, взяла в руку бумагу с пером и дрожащей рукой начала выводить:
«Моей матушке, Амалии Баденской, вручить лично в руки.
О, моя дорогая матушка!
Я, самое несчастное существо на земле! Оставшись в живых после кончины в Таганроге моего любимого мужа Александра Павловича, я имею его частицу, которая находится пока в моем чреве, но, увы, увидеть мне плод нашей любви, будет не суждено. Ребенок с Божьей помощью должен появиться на свет сегодня, хотя срок ему ещё не пришел. Девица Марфа примет роды, позаботится о нём и спрячет, пока Вы, милая матушка, не возьмёте его после моего погребения. Доказательством того, что прибывшим за дитём можно довериться, будет служить серьга с сапфиром из набора, который вы мне подарили в день моей помолвки с Александром Павловичем. Вы помните наше фамильное украшение? Исполните мою последнюю просьбу – увезите дитя из России в мой любимый Карлсруэ, а о его родителях в целях безопасности, расскажите только после совершеннолетия. Девице Марфе отдаю один из моих дневников, где я описала подготовку и назвала участников убийства императора Павла Петровича. Это ужасное событие, свидетельницей которого я была, откроет много нового, о чём пока никому не известно. Многим неясно как произошло убийство, но не мне: дворцовый переворот был хорошо спланирован и зрел четыре года. Я обо всём осведомлена и пишу об этом в дневнике. Эти позорные факты убийства строго хранятся в секрете императорской семьёй. Вам, моя матушка, дневник будет служить индульгенцией в случае угрозы жизни моего дитя. Перед своей смертью, я забочусь лишь об этом. Оставить дневник при себе опасно, завтра ждем прибытия Александры Фёдоровны, а до её приезда всё должно быть завершено. Моли Бога обо мне, моя любимая матушка. Ваша любящая дочь Луиза Мария Августа. 3 мая 1826 года, Белёв, Тульская губерния».
Лейб -медик, получив письмо из рук императрицы, запечатал его в конверт и спрятал в карман своего сюртука, а Елизавета, обращаясь к девушке, сказала: Господь распорядился так, что мне приходиться обращаться к тебе, простой крестьянке за помощью и судьба венценосного, ещё не родившегося ребёнка теперь находится твоих руках. Верю тебе, Марфа, не подведи, а если есть какая – то ещё просьба, говори, не стесняйся.
И тогда Марфа, опустив голову, заикаясь и краснея, сказала императрице, что не надо им с сестрой денег, а вот батюшка очень любит чай попивать, и ежели привезет домой самовар, то его радости не будет предела.
После появления на свет ребёнка, императрица из последних сил успела написать дополнение к своему письму – коротенькую записку, которую доктор свернул и вместе дневником положил в специальный кожаный мешочек. Ещё Марфе была передана деревянная шкатулка с драгоценностями Елизаветы Алексеевны – в последний момент она решила их оставить в наследство дочери. Все вместе было завернуто в плотную холстину, перевязано жгутом и вручено Марфе со словами: – Храни вас Господь!
Ворожея склонилась перед умирающей в почтительной позе.
Прежде чем сестры отбыли в деревню, доктор Штофреген отдал им выкупные бумаги, каждой по мешочку серебряных монет, а Марфе вдобавок ещё и самовар.
Согласно письменному заключению лейб – медика в ночь с третьего на четвертое мая 1826 года императрица скончалась. Извлеченные из тела внутренности были забальзамированы и захоронены в фамильном склепе купца Дорофеева.
Через несколько часов прибыла августейшая свекровь императрицы, которая смогла обнаружить у покойной невестки лишь незначительную часть фамильных ценностей. Александра Фёдоровна приказала собрать оставшиеся документы, а не найдя среди прочих бумаг одного, очень важного дневника, лично допросила всех лиц, сопровождающих невестку. Расстроенная Александра Фёдоровна собрала обнаруженное и тотчас отбыла в Петербург. Тело новопреставленной супруги покойного императора Елизаветы Алексеевны, после отпевания отправили кортежем с почестями, вслед за свекровью в столицу Российской Империи.
