Текст книги "Камень любви"
Автор книги: Ирина Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 16
Она тихо пробралась к раскладушке и удивилась. Ольга Львовна, несмотря на боли в спине, позаботилась, приготовила постель, даже надела пододеяльник поверх спальника.
Чистые простыни! Какое блаженство! Татьяна закрыла глаза. Уснуть! Немедленно! Впрочем, можно было не приказывать. Веки налились тяжестью. Мысли в голове путались, таяли, сознание расплывалось. Тишина убаюкивала, расслабляла, но вот заснуть почему-то не получалось. Проваливаясь на миг в забытье, она почти сразу выныривала обратно, в серый рассвет, проникавший сквозь окна палатки. Старательно прогоняла обрывки мыслей из уставшей головы, но они тотчас возвращались обратно.
В голове роились образы, всплывали картины, которые плавно перетекали одна в другую: солнечный луч, только что игравший с травами, плескался в воде ручья, перескакивая с камня на камень. А следом скользил по лицу Анатолия, и она, будто наяву, ощущала прикосновения его щеки и подбородка, слегка колючих от отросшей за день щетины. Горячие губы снова приникли к ее губам. И Татьяна едва сдержала стон, словно ощутив страстные прикосновения пальцев, умелые и ласковые объятия, запах солнца от его кожи. Но память неожиданно вернулась к портрету Бауэра и к перстню, в камне которого тоже играл солнечный луч…
Она приподнялась на локте, вгляделась в темноту. Нет, ничего не изменилось! Вот она – камералка: ящики в углу, длинный стол, контейнеры и коробки с находками, безмятежно посапывающая на своей раскладушке Ольга Львовна… Все это настоящее, то, что можно попробовать на ощупь. Не исчезнет, не растворится как болезненный сон.
Татьяна вздохнула, натянула повыше спальник. Забыть о Бауэре! Забыть о перстне! Как хорошо ей сейчас и уютно, словно в объятиях любимого человека! После всех потрясений прошедшего года, она обрела наконец долгожданный покой.
Улыбнувшись в темноту, она закинула руки за голову. Ну почему, почему происходит такое, отчего случается, когда вдруг из ничего – из быстрого взгляда, из короткого слова, из мимолетной улыбки – возникает чувство. Оно налетает, как ураган, сбивает с ног, меняет твой мир, ломает все представления, заполоняет душу. Оно изматывает, выворачивает наизнанку, и все привычное разлетается вдребезги. Прошлое уже не вернуть, и старые осколки, как ни пытайся, не склеить. Новая любовь подхватывает тебя, как водоворот, как шторм, как цунами. И вот ты уже на гребне волны, на гребне чувств, которые неподвластны рассудку…
Она снова улыбнулась, повернулась на бок и, подложив ладони под щеку, закрыла глаза. Давно она не засыпала абсолютно счастливой после огромного, длинного дня, щедрого на чудесные события.
Еще позавчера она не поверила бы, что такое возможно. Разве сутки способны вместить столько всего необычного и прекрасного? Лес, яркие поляны, раскоп, камералку, Ольгу Львовну, счастливую улыбку Анатолия, даже Пал Палыча с его кавалерийскими усами….
Люди, новые встречи и происшествия сегодняшнего дня яркими картинками пробивались сквозь сон, сплетаясь с облаками, прозрачными тенями, звездами, запахами в причудливые образы, мозаику, узоры калейдоскопа, а то разбивались вдруг на тысячи ярких брызг, чтобы воплотиться в новых затейливых видениях. Люська, Борис, Сева… Даже Федор и Ева промелькнули в сознании, но и о них она вспоминала без раздражения. Татьяна понимала, что это все от усталости, от обилия впечатлений. Она устала. Жутко устала за нынешний день. Безумный день, но каким же он был поразительно счастливым!
Она перевернулась на другой бок. Спать! Только спать! Больше никаких мыслей, никаких воспоминаний. Спать!
И заснула. А во сне летала над синим-синим озером вместе с двумя большими розовыми птицами. Легкий ветерок внизу рябил воду, путал камыши, а ей было хорошо и спокойно, как в детстве, когда бабушка гладила ее по голове и едва слышно напевала:
Спи, дитя мое, усни!
Сладкий сон к себе мани.
В няньки я тебе взяла,
Ветер, солнце и орла…
***
Ей показалось, что кто-то крепко встряхнул ее и опустил на землю. И выругался: «Зараза! Понаставили тут!»
Татьяна открыла глаза и резко подняла голову. Ева? Что она делает возле ее раскладушки? А та терла лодыжку и морщилась от боли.
– Что случилось? – спросила Татьяна.
– Ногу ушибла, – ответила сердито Ева. – Где у вас аптечка?
– Аптечка? – переспросила Татьяна и села на постели.
– Ну да, аптечка! Соображай живее!
– Соображаю! – огрызнулась Татьяна и вскочила на ноги. – Там аптечка! – махнула рукой на тумбочку Ольги Львовны и снова поинтересовалась: – Для чего она?
Но Ева не ответила. Подлетев к тумбочке, она выхватила коробку и выскочила из палатки. Раскладушка Ольги Львовны была пуста, одеяло и простыня скомканы. Татьяна потерла лицо ладонями, окончательно освобождаясь от сна, быстро натянула джинсы и футболку и тоже вышла наружу.
Солнце еще не поднялось над лесом, на траве лежала роса, значит, совсем рано, но отчего весь лагерь на ногах? Она поняла это по гаму, который доносился сверху. Татьяна быстро преодолела ступеньки. Вот и поляна, запруженная галдящим экспедиционным людом. У большинства – растерянные лица, у девчонок – испуганные глаза. На траве кто-то лежал на грязном спальнике. Ева стояла рядом на коленях, загораживая лицо лежавшего. Были видны лишь босые, явно мужские ступни и безвольно откинутая рука. С другой стороны склонились Анатолий и Пал Палыч. Лица их были мрачными и озабоченными. На скамейке возле стола рядком сидели Ольга Львовна и обе поварихи в белых халатах. Маленькая, Светлана, плакала, склонившись к плечу полной подруги. А та, прижав ее к себе, что-то тихо говорила – утешала, но не отводила взгляда от лежавшего на траве мужчины. Остальные же толпились неподалеку, оживленно переговаривались.
– Тихо вы! – поднял голову Анатолий. – Сказано ведь: не шуметь! – И, повернувшись, крикнул: – Федор, веди всю ораву на раскоп!
– Сейчас, сигарету выкурю и уведу, – раздался в ответ хриплый голос.
Тут и Татьяна заметила Федора. Оказывается, он сидел за столом, но за спинами женщин, поэтому она его сразу и не увидела. И был почему-то в одних трусах и тоже босиком. Но она мигом забыла о нем. Выходит, Борис? Это он ранен? Вот почему Ева была не в себе!
Она осторожно приблизилась к Ольге Львовне, присела рядом. Та посмотрела на нее, покачала головой и произнесла шепотом:
– Горе-то какое! Борю едва не убили!
Татьяна резко встала. Подошла к Еве, опустилась рядом с нею на колени.
– Помочь?
– Держи аптечку, – Ева, не глядя, сунула ей коробку.
Пал Палыч поддерживал под плечи Бориса, который правой рукой зажимал левое плечо. Повязка на нем набухла от крови, да и вся рука была в засохших ржавых подтеках. Ева взяла его за локоть.
– Покажи!
Борис поморщился, но продолжал прижимать ладонь к повязке. Сквозь его пальцы проступила кровь.
– Убери наконец руку! – рассердилась Ева. – Грязь попадет в рану, не соображаешь?
Борис послушно отнял ладонь. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот. Но он улыбнулся пересохшими губами:
– Строишь меня помаленьку, дорогая?
– Воды! – Ева повелительно, как врач в операционной, протянула руку. Анатолий подал ей бутылку с водой.
– Терпи! – жестко приказала Ева и, смочив водой марлевую салфетку, аккуратно обмыла рану. – Терпи! – приказала еще раз и залила ее перекисью водорода.
Борис морщился от боли, кряхтел, пока Ева накладывала повязку. Та наконец подняла голову и обвела всех взглядом.
– Рана широкая, но неглубокая. Вены и сухожилия не задеты. Крови много оттого, что рана большая, зашивать придется. – И посмотрела на Бориса. – Какого дьявола ты под лопату полез?
Чертыхаясь сквозь зубы, Борис сел, придерживая рукой повязку.
– Он меня сзади рубанул. Из-за палатки. Я его, сволочь, не заметил. Смотрел на того, кто возле домовины возился.
Но Ева, похоже, вошла в раж. Ее лицо покраснело от злости.
– Ты чего вообще полез из палатки? Почему меня раньше не разбудил, чтобы подстраховала? Он же мог тебе голову снести, когда ты наружу сунулся? Спасатель, Matko Boża! [15]15
Матерь Божья. ( Польск.)
[Закрыть]
Борис потянулся к ней, погладил по щеке, смущенно улыбнулся:
– Не кричи! Все обошлось!
– Обошлось? – Ева вскочила на ноги. – Люди добрые! Гляньте! Все обошлось!
– Ева! – Анатолий тоже поднялся на ноги, взял ее за руки, развернул к себе лицом. – Ты – молодчина! Не растерялась! А рану как ловко перебинтовала! Главное, кости целы. Крови немного потерял, так какие дела? На нем же все, как на собаке, заживает!
– Заживает? – Ева судорожно перевела дыхание. – Надо его немедленно в больницу везти, инъекцию сделать против столбняка, рану зашить, и хотя бы день отлежаться под наблюдением у врачей. Какая тут стерильность в полевых условиях? Да еще неизвестно, где той лопатой копали?
– Возьмешь машину и отвезешь. Попутно сообщишь в полицию, что за странные дела тут у нас творятся. Более чем странные! Правда, одного водителя я на пару дней отпустил в город, мать у него приболела. А у второй машины мотор что-то стучит. Пал Палыч говорит, с полчаса нужно подождать, – сказал Анатолий и похлопал Бориса по здоровому плечу: – Все, боец, на недельку отвоевался! Так что полежи пока в тенечке. Девочки, – кивнул он на поварих, – чаем с лимоном тебя напоят, а мы тут пока наши дела скорбные обсудим.
Поварихи вскочили на ноги, метнулись к полевой кухне.
– Мы это дело мигом! – уже на бегу крикнула Тамара. – У меня мед есть. В чай добавлю…
Анатолий повернулся к Федору:
– Спасибо тебе! Мигом среагировал!
Тот криво усмехнулся:
– Я что ж – не человек?
– Возвращайся на раскоп. Сегодня ты там за старшего. Смотри в оба. Если что, сразу сообщай. Вдруг заметишь, кто посторонний крутится поблизости или машину чужую, мотоцикл…
– Понял, начальник! – Федор встал со скамьи, посмотрел исподлобья. – Все ж покараулить в овраге надо. Может, та домовина им случайно попалась? Что-то другое искали?
– Я уже направил туда ребят. Но ночью больше рисковать не будем. Ева сообщит в полицию, чтобы охрану прислали.
– Разбежится полиция, как же! – усмехнулся Федор. И, обернувшись, крикнул: – Всем завтракать – и на раскоп!
В лагере поднялась суета, зазвякали ложки и миски, и вскоре молодежь, как утята за уткой, поплелась вслед за бригадиром из лагеря.
Глава 17
Пал Палыч, подставив плечо и поддерживая Бориса за талию, помог ему подняться и так же заботливо отвел его к палатке Анатолия. Людмила забежала вперед и вынесла наружу сложенный парусиновый шезлонг, раскрыла его и поставила в тени березы, росшей на краю поляны. Затем на пару с завхозом они усадили Бориса в шезлонг, накрыли колени пледом. Он что-то говорил им, слабо улыбаясь, качал головой. Затем Пал Палыч бросил взгляд на часы и направился к стоявшему неподалеку «уазику» с открытым капотом. Отстранил водителя и склонился над мотором. Людмила, то и дело оглядываясь, направилась к полевой кухне.
Анатолий окинул собравшихся взглядом, усмехнулся:
– Ничего, жив будет наш Борис! – и приказал: – Пошли к столу!
Подождал, пока все расселись, и посмотрел на Еву.
– Теперь рассказывай, только без нервов, как это произошло?
– Толик, ты меня знаешь, никаких нервов! – Ева шумно втянула воздух сквозь зубы. – Но попался бы мне в руки этот мерзавец – порвала бы на лоскуты!
– Я знаю, порвала бы, – Анатолий ободряюще похлопал ее по руке. – Рассказывай!
– Проснулась я оттого, что Борис зашевелился рядом и сел. Открыла глаза, а он шепчет: «Тише!» – и кивает на выход из палатки. Я сначала не поняла, что к чему? Едва рассвело, почти ничего не видно. Но потом слышу, вроде ходит кто-то, земля посыпались, ветка хрустнула. Словом движение какое-то, шорохи…
Ева судорожно перевела дыхание.
– Борис взял пистолет, еще кулак мне показал, чтоб не двигалась, – и наружу. Я со сна туго соображала, а тут сразу крики! Борька орет: «Стой! Стрелять буду!» И мат! Крутой! Мужской голос, но не Борин. Точно! И следом удар и вскрик. Выскочила, гляжу, Борька – на земле, весь в крови, рядом пистолет валяется и саперная лопатка. А по склону, наискосок, парень удирает. Весь в черном, на голове – капюшон. И в руках у него что-то было. Толком не разглядела, что именно, но длинное. Он еще за кусты зацепился, рванулся… Я пистолет схватила, выстрелила в воздух, заорала. А он как сиганет в кусты, только я его и видела. Одного наверняка Боря спугнул, а второй на него сзади напал…
– Выходит, их все-таки двое было? Борис тоже говорит, что тот, кого он увидел, в черном был, с капюшоном на голове. Жаль, говорит, лица не разглядел.
– Не знаю, Толя, – пожала Ева плечами. – Может, их и больше было, да раньше сбежали. Они явно возле домовины крутились. Но двоим ее не унести.
– Их, скорее, не сама домовина интересовала, – Анатолий обвел всех хмурым взглядом, – а ее содержимое. Но смотрите, какие наглые! Ничего не боятся! Видели ведь, что рядом палатка, а в ней люди.
– Нам еще повезло. Могли сонных прикончить. Так, на всякий случай, чтобы не высовывались, – усмехнулась одними губами Ева. – Они не просто наглые. Беспредельно наглые! Отморозки! Вполне возможно, один из них намеренно за палаткой сидел, караулил, если вдруг кто выползет наружу.
– Наверно, ты права! – Анатолий подтянул к себе черный пакет с торчавшей из него деревянной рукояткой. – Лопатка и впрямь саперная. Армейская. У нас таких нет. Отвезешь ее в полицию. Вдруг отпечатки обнаружат?
– Вряд ли, – Ева покачала головой. – Он в перчатках был, этот отморозок. Я успела разглядеть. В белых нитяных. У нас все в таких работают. Но они были в крови, это я заметила. Ты ведь видел, палатка тоже в крови и трава. Не может быть, чтобы на его одежду брызги не попали! Только избавится он и от перчаток, и от одежды. Преступник сейчас умный пошел. Лопату ведь не потерял. Как заправский киллер, сбросил оружие.
Татьяна исподтишка наблюдала за Евой и Анатолием. Первое потрясение прошло, но волнение оставалось. Надо же, как крепко она спала, даже не слышала выстрела! Но что такое выстрел из пистолета? Хлопок, да еще на расстоянии. Но почему Ольга Львовна не разбудила ее? А Ева? Рассуждает, как заправский полицейский? Детективов начиталась?
– Я бросилась к Боре, – продолжала рассказывать Ева. – А тут и Федор примчался. Орет: «Кто стрелял? Что случилось?» Мы Бориса на спальник уложили, чтобы в лагерь отнести. А тут и вы подоспели…
– Я посылал Севу на раскоп, чтобы проверил. Все так, как Федор рассказал. Видно, только-только костер разжег и котелок поставил. Севка говорит, вода почти выкипела, когда он прибежал. Так что Федор здесь ни при чем.
– Ты и его подозреваешь? – поразилась Ева. – Нет, этот, что Борю ударил, молодой был, худой, ловкий. Высокий. Федор ниже ростом. А тот первый, кого Боря заметил, больше на подростка смахивал. Тощий. Лет пятнадцати-шестнадцати. Мигом метнулся в кусты. Да, еще говорит, спортивный костюм на нем был, «Адидас» с тремя желтыми полосками. Хороший костюм! Боря в этом разбирается.
– Сейчас все «Адидас» носят, даже я, – усмехнулся Анатолий. – Но ты молодец! Следопыт!
– Не забывай, где я десять лет отпахала, – вздохнула Ева. – Всякого насмотрелась.
– Расскажешь о том, что видела, в полиции. Может, все-таки оперов пришлют?
– Если пришлют, – Ева пожала плечами. – Приедут, скажут, что все следы затоптали.
– Да, со следами – проблема! И вчера, и сегодня там словно стадо слонов прошлось, – с досадой произнес Анатолий. – Туча народу только на Люськины крики примчалась. – Он снова обвел всех взглядом. – Мы с Митяем пробежались вокруг того места. В кустах нашли вот такую штуковину…
Он нагнулся и достал из-под стола еще один пакет, вытащил из него длинный брезентовый чехол.
– Похоже, от металлодетектора. Вывод: искали металл. Однозначно! Митяй после прошел с ребятами вдоль оврага. Он в армии в разведке служил, в таких делах разбирается. Нашли поляну и следы от колес мотоцикла, пятно бензина на траве. Севка сфотографировал все следы. В кроссовках, стервецы, были…
– Кто бы сомневался? Надо бы пробу грунта взять, вдруг и там следы крови обнаружатся? – сказала Ева. – Но этих негодяев, вполне понятно, и след простыл. Степь широкая, на мотоцикле везде проедешь без дорог. Так что «глухарь» полный! – и выругалась: – Черт возьми!
– Тебе виднее! – Анатолий снова обвел всех взглядом. – Что думаете? Кто это был?
– Черные копатели, однозначно! – заявила сердито Ольга Львовна. – Наверняка давно это место приметили. Ничего не боятся! Тут же толпа народа!
– Не боятся, потому что управы на них нет! – сдвинув брови, с горечью произнес Анатолий. – Не сомневаюсь, что нас навестили черные археологи. Пришли целенаправленно. Знали, где искать! Полезли ночью в овраг. Жажда наживы оказалась сильнее страха!
– Толик, Федор прав, надо немедленно поднять домовину, – сказала Ева. – Где гарантия, что они не вернутся в таком количестве, что мы не сможем отбиться? Эти гады способны на всякую подлость. – И стукнула кулаком по столешнице. – Мы должны знать наконец, что в этой домовине!
– Узнаем, – сказал Анатолий. – Сначала нужно ее принести в камералку. Понятно, в нарушение всех правил. Но оставлять ее в овраге нельзя. Всякое может случиться. Сейчас пойдем к ней, зафиксируем местоположение, замерим все… Таня, – посмотрел он на нее, – прихвати бумагу. Надо зарисовать домовину и то место, где ее обнаружили.
– Папка у тебя в палатке, – сказала она тихо.
– Хорошо, я заберу. Надо еще нивелир прихватить… – кивнул Анатолий. – И перевел взгляд на Ольгу Львовну. – Как ваша спина? Нужно освободить место в камералке. Я вам Людмилу на помощь пришлю, все равно на кухне от нее толку нет.
– Спина как спина, – улыбнулась Ольга Львовна. – Работе не помеха.
Анатолий повернулся к Еве.
– А ты поторопи Пал Палыча, а то они с машиной до вечера не управятся. Вернешься из города, тебе тоже работы хватит!
– Надеюсь, – Ева пожала ему руку. – Удачи, Толик! Главное, чтобы все оказалось не зря!
Глава 18
Они спустились в овраг. Здесь было сыро и прохладно. Трава по пояс, кусты, камни – все в капельках росы. Ручей журчал рядом, тропа несколько раз пересекала его, увязая в зарослях малины и папоротников.
Анатолий шел впереди с нивелиром на плече и лопатой в руке, под мышкой у него – геодезическая рейка. Шел быстро, не оглядывался, лишь иногда замедлял шаг, чтобы отвести и придержать ветку, загородившую тропу. Татьяна видела только его спину в выцветшей рубахе и панаму, да комаров, что роились здесь тучами. Она отбивалась от гнуса березовой веткой, ругалась сквозь зубы, когда кеды проваливались в чавкающее месиво под ногами. Папка с бумагой и свернутый в рулон кусок брезента, который ей вручил завхоз, были не так тяжелы, как нивелир и рейка, но по грязной тропе лучше ходить со свободными руками – так проще балансировать на мокрых камнях. Но Анатолий будто не слышал ее ворчания, верно, события вокруг домовины заслонили все, даже вчерашнее свидание и признания в любви.
Конечно, она не ждала, что он с раннего утра начнет проявлять знаки внимания. История с ранением Бориса явно выбила Анатолия из колеи. Но именно в это время она поняла, что чужая здесь и никому, по сути, не интересна. Ева ее откровенно игнорировала, Ольга Львовна, верно, терпела лишь потому, что уже не могла обходиться без помощницы…
Ну зачем? Зачем она примчалась в экспедицию как сумасшедшая? Зачем плетется сейчас по грязи? Что ей здесь нужно? Кто ее звал? Щеки ее предательски покраснели, сердце сжалось, на глазах выступили слезы. И что за чурбан шагает там впереди? Неужто не чувствует, как ей плохо сейчас?
«А ему разве не плохо?» – первая здравая мысль тут же привела ее в чувство. «Что за сопли, дорогая? – одернула она себя мысленно. – Ему во сто крат хуже. На его голову свалилось такое, что врагу не пожелаешь! Уйми свои нервы, а то взяла моду: чуть что – сразу в слезы!» Она вздернула подбородок, расправила плечи, ладонью вытерла мокрые щеки и, ускорив шаги, догнала Анатолия.
Но тропа уже вывела их к злосчастной домовине. Двое ребят, один из них – Сева, а второй – Татьяна уже знала его имя – высокий, крепкий Митяй, устроившись на поролоновых сидушках, привязанных к поясу, резались в подкидного дурака.
– Все спокойно? – спросил Анатолий.
– Как в танке! – бодро ответил Митяй.
– Убирайте карты, приступаем к работе! – Анатолий наконец-то оглянулся и посмотрел на Татьяну. – Можешь зарисовать пока домовину.
Встав на краю обвала, он некоторое время осматривал выемку в стене оврага, в которой, видно, и стоял гроб. Затем настроил инструмент.
Подняв глаза от окуляра, приказал:
– Митяй, записывай!
И принялся диктовать:
– На западном склоне оврага, ориентированного по линии север – юг, в шестистах метрах от реки Абасуг располагается полуразрушенная выемка, ориентированная по линии запад – восток, эллипсообразная по форме, размером… На глубине… в выемке находится деревянная домовина… Размеры… Изготовленная предположительно из лиственницы… На расстоянии тридцати сантиметров от восточного края выемки находится частично разрушенная столбовая яма более темного цвета, чем окружающая почва. Очевидно, следы тлена креста, установленного на могиле умершего…
Сева перемещался с рейкой то по дну оврага, то по склону, Митяй что-то записывал в тетрадь, переспрашивал, уточнял. Анатолий ему отвечал, припав к окуляру зрительной трубы нивелира. Сева чертыхался, путался в зарослях малины. Затем они о чем-то поспорили, причем Анатолий показывал влево, а Сева и Митяй – настойчиво – вправо. Но после вроде сошлись во мнениях. Анатолий согласно кивнул и расплылся в улыбке.
Татьяна отмечала это лишь краем глаза, потому что все внимание сосредоточила на темной от долгого нахождения в земле, довольно трухлявой домовине – грубо обработанной, с остатками коры, видно, сооружали ее наспех. Наверное, кто-то скоропостижно скончался, или его убили, что было обычным делом в те времена. Но кто же все-таки был похоронен в этой могиле?
– Анатолий Георгиевич? – Голос Митяя отвлек ее от раздумий. – А с этими костями что делать? – он приподнял пластиковый пакет. – Из разрушенного погребения.
– Снова похоронить, – отозвался Анатолий. – Попроси у Ольги Львовны коробку.
Сева, который сидел на корточках возле стены оврага и перебирал землю, радостно вскрикнул:
– Крестик! Гляньте, Анатолий Георгиевич!
– Положи его вместе с костями, – Анатолий нахмурился. – Нам он погоды не сделает, а хозяину спокойнее будет.
– Ага, – расплылись в улыбке парни, – чтоб ночью здесь не бродил…
– У-у-у! Где мой крестик? – провыл зловеще Сева.
А Митяй замахал руками и заухал:
– Ух, ух, ух!
– Здорово у тебя получается! – усмехнулся Анатолий. – Уж не ты ли вчера Люсьен напугал?
– Скажете тоже, – покраснел Митяй.
– Надо ему по кустам бегать! – заступился за приятеля Сева. – Он вчера девочек ублажал своим неземным пением!
Изобразив игру на гитаре, он дурашливо пропел:
Знает милая девушка,
Откуда взялись бубенчики,
И почему насечки глубокие,
Рисунки волнистые вечные.
Какое, в каком кургане,
Трупов расположение,
А может, и без кургана
Простое трупов сожжение… —
и добавил, расплывшись в улыбке: – Млеют девочки, Анатолий Георгиевич! В лагере малина слаще, чем бабусино варенье!
Анатолий смерил его взглядом, ничего не сказал, но парни вмиг перестали улыбаться, а Сева пробормотал:
– Да мы ведь так… Шутим!
– Возьми щуп, – приказал Анатолий Митяю, – пройдись по стенке оврага. Если это кладбище, то должны быть еще могилы.
– А вы сомневаетесь? – справился Сева.
– Вполне возможно, что здесь расположены отдельные захоронения, – ответил Анатолий. – Насколько я помню план острога, это место находится как раз под угловой башней. Но в России XVIII века не существовало отдельных кладбищ. Покойников хоронили вблизи церквей. А эти могилы почему-то за стенами острога!
Татьяна подумала, как тесно соприкоснулись их мысли. А память вдруг подкинула воспоминание… Всего лишь эпизод из давнего сна: Олена показывает ей могилы отца и Чойсо. Господи, не ей, а Айдыне! Их похоронили как раз под угловой башней. Но при чем тут православный крест? Ни Теркен-бег, ни его дружинники не были крещеными, а эта домовина лежала изголовьем на запад…
Она терялась в догадках, к счастью, Анатолий наконец обратил на нее внимание. Подошел, присел рядом на корточках, спросил:
– Зарисовала?
Она молча протянула ему лист бумаги, затем – второй, третий…
– Ого, – восхитился он, – с разных ракурсов запечатлела! – и похвалил: – Быстро работаешь! Молодчина!
Склонился ниже, заглянул в глаза.
– Как ты?
– Все в порядке, – ответила она серьезно и в свою очередь спросила: – А ты?
– Что – я? – Анатолий поднялся на ноги. – Ни дня без происшествий! Заметила? – И протянул ей рисунки. – Спрячь пока!
Она послушно определила их в папку, посмотрела снизу вверх на него:
– Помоги подняться.
Анатолий подал ей руку. Лишь на мгновение его пальцы сжали ее ладонь, но она почувствовала, нет, сначала увидела странный огонек в его глазах, а затем ощутила, как дрогнула его рука. Он нервно облизал губы и отвернулся. А она возликовала в душе. Вон как остро он на нее реагирует, значит, все ее тревоги напрасны. Просто она изрядно распустила нервы, возможно, оттого, что мало понимает в происходящем? Или, наоборот, слишком много знает и трусит от этого, волнуется?..
Она перевела взгляд на домовину. Что-то подсказывало ей – надо держаться от нее подальше. Но почему? Что таил этот, похожий на полуистлевшую колоду, гроб, из-за которого разгорелось столько страстей и чуть было не дошло до убийства?
– Таня, – окликнул ее Анатолий. – Возвращайся в лагерь. А мы займемся домовиной.
– Может, вам помочь? – спросила она на всякий случай, хотя предполагала ответ.
– Возвращайся, – повторил Анатолий. – Как-нибудь сами справимся. Надо будет, ребят с раскопа позовем. А ты помоги в камералке, если они не успели освободить место.
– Хорошо, – покорно кивнула она и наклонилась к папке с рисунками.
И тут ее взгляд выхватил среди травы втоптанный в землю листок бумаги. Она осторожно потянула его пальцами. Сложен вдвое, мокрый, грязный. Татьяна с трудом развернула его и охнула – порвался все-таки. Но текст, отпечатанный на компьютере, прочитать можно.
– Что у тебя? – Анатолий подошел сзади, заглянул через плечо. – Откуда бумажка?
– Не знаю, – произнесла она растерянно. – Только что нашла в траве. Тут что-то написано…
– Вижу, – ответил он коротко и приказал: – Дай сюда!
Она протянула ему обрывки. Анатолий осторожно перехватил их кончиками пальцев и снова приказал:
– Дай папку!
Татьяна подала ему папку. И он, приставив ее ребром к груди, осторожно разложил клочки бумаги, соединив их по месту разрыва.
– Так, – произнес он и посмотрел на нее. – Носовой платок есть?
Она кивнула.
– Намочи в ручье.
Она мигом исполнила просьбу. Подтянулись Митяй и Сева и тоже уставились на находку. Анатолий передал папку Севе.
– Держи!
А сам осторожно протер бумагу влажным платком, склонился, вчитался в текст. Татьяна со стороны наблюдала, как Анатолий вдруг нахмурился, под кожей выступили желваки, и он выругался сквозь зубы:
– Черт! Я так и знал!
– Что? Что там написано? – забеспокоились парни.
Татьяна подошла к ним, заглянула в бумагу. Но буквы почему-то плясали перед глазами, строчки сливались, к горлу подкатил комок…
– Ты понимаешь, какую бумажку нашла? – Анатолий смерил ее возбужденным взглядом. – Теперь понятно, что здесь искали! – И зачитал вдруг охрипшим голосом: – … И положили княжну в ту домовину, как велел воевода, в том, в чем была одета: при боевых доспехах, в наручах и поножах, в золотой гривне с каменьями, в золотых и серебряных обручах – ножных и наручных. А в ногах положили стремена и узду, а по левую руку – саблю кыргызскую в ножнах серебряных с золотыми насечками и колчан из воловьей кожи со стрелами. А по правую – нож кыргызский в золотых ножнах, убранный красными яхонтами и лазурными смарагдами…
Он поднял взгляд на Татьяну и ошарашенных парней.
– Все! На этом текст обрывается, но явно были начало и продолжение…
– Анатолий Георгиевич! – охнул Сева. – Это что ж такое мы нашли? Неужто там золото? – с потрясенным видом он уставился на домовину.
– Еще не факт, – произнес Анатолий и посмотрел на Татьяну. – Ты чего побледнела? Впрочем, мне тоже не по себе! – и вытер пот со лба.
– Держи папку! И береги эту бумагу как зеницу ока! Пусть Ольга Львовна склеит, когда высохнет, – сказал он и опустился на корточки возле домовины.
Пробежался пальцами в том месте, где крышка соприкасалась с гробом.
– Плотно пригнано, забивали гвоздями, – сказал он задумчиво, затем простучал костяшками пальцев бока домовины. – Похоже, и впрямь лиственница. Но ничего, Игорь точнее определит, что это за дерево. Только тополь или сосна так хорошо не сохранились бы.
Он вскочил на ноги, отряхнул колени от налипшей глины и мелкой щебенки, выпрямился.
– Кыргызское оружие? Доспехи? По всему получается, это могила кыргызской княжны! Странно! Почему ее похоронили под острогом, но по православным обычаям?
По его взгляду было понятно, что текст из найденной бумаги стоит у него перед глазами, не дает покоя, тревожит…
– Может, все проще? – тихо заметила Татьяна. – Она приняла крещение…
– Вполне возможно, что приняла! – поморщился Анатолий. – Но тогда непонятно, почему ее похоронили не возле церкви, а за острогом, а в гроб положили в боевых доспехах, при оружии и украшениях? Это ж язычество! Впрочем, иных военачальников и в более поздние времена хоронили с оружием и наградами. А дама, судя по всему, была боевой!
Татьяна поняла, он рассуждает вслух, чтобы скрыть волнение. И потрясен едва ли не сильнее ее. С первых слов, прочитанных им, она поняла, кто лежит в этом гробу: Айдына, с которой срослась кожей и кровью в своих удивительных снах. Кто кроме нее? Но отчего она умерла? Или погибла? А может, это ее воины напали на острог и сожгли его? Но почему же тогда приняла православие, если все-таки уничтожила острог? И хоронили ее, похоже, не родичи, а русские, защитники крепости. И воевода, уж не Мирон ли Бекешев? Но, если Айдына рано погибла, откуда у потомков князя азиатские черты лица?
Она стиснула кулаки. Столько вопросов! Но ни один из них она не посмела бы задать вслух, потому что никто, даже Анатолий, не в состоянии был на эти вопросы ответить. Но все же откуда взялась эта информация, если Анатолий никоим образом не смог отыскать ее в архивах? Кто тогда отыскал? Где?
Похоже, их мысли снова текли в одном направлении, потому что Анатолий потер лоб и задумчиво произнес:
– Бумажку потеряли грабители. Я в этом не сомневаюсь. Но где они нашли текст? Откуда взяли? Судя по стилю, это перевод со старорусского. Значит, переводил специалист… И узнали о погребении недавно. Совсем недавно. Иначе перекопали бы овраг еще до нашего появления. Или это фальшивка? Есть такие предприимчивые товарищи, которые продают информацию для кладоискателей. Бывает, недостоверную, но денег огребают достаточно.
