Текст книги "Камень любви"
Автор книги: Ирина Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– И что же? Совсем-совсем ничего нельзя изменить? – спросила Татьяна.
Анатолий пожал плечами.
– Можно, наверное, но пока не получается. В начале двухтысячных пытались создать федеральную службу археологической охраны. Полагали, что в ее состав войдут археологическая полиция, а также структуры, которые выдают разрешения на строительство, обеспечивают раскопки, ну и им подобные. Автор идеи директор Эрмитажа Михаил Пиотровский выступил на заседании Госсовета. Президент поддержал. Но сколько лет прошло – и… тишина. Как обычно! А ведь проблема, как тот чирей, зреет, зреет. Никто не знает, сколько ценных, воистину уникальных находок ушло за границу. Зато известно, что только в прошлом году продано около ста тысяч металлоискателей. Свободно, без всяких разрешительных документов. Явно не мины искать на даче или в саду! Ладно, – он махнул рукой, – чего болтать попусту. Пока мы боремся с ветряными мельницами.
И поднялся из-за стола.
– Хорошо, что предупредила меня. Будем думать, что Федор просто решил заработать. Но каким образом – обязательно узнаем. – И широко улыбнулся Татьяне. – Ладно, прекрати хлюпать носом. Сейчас пойдем знакомиться с Ольгой Львовной. Она ведь не поймет, отчего ты зареванная?
Глава 8
– В любой экспедиции камералка – чисто райское местечко! Глянь: прохладно, тихо, не пыльно, вода рядом, в ручье. Словом, сиди, прикасайся к древности, очищай находки и наслаждайся. Разглядывай, сколько душа пожелает, трогай, изучай, мечтай, рассуждай о тщетности бытия и вечности. Тут мелкие мысли в голове не задерживаются, больше на философию тянет.
Анатолий придержал ее под локоть, и они осторожно спустились по ступеням, выложенным плоскими камнями, к большой шатровой палатке, стоявшей на дне неширокой ложбины. Рядом протекал узкий, но бурный ручей. На берегу – несколько пластмассовых тазиков. Возле них сидела на низкой скамеечке маленькая седая женщина и что-то сосредоточенно очищала щеткой, то и дело поднося это что-то к очкам и тщательно рассматривая.
– Ольга Львовна! – окликнул ее Анатолий. – Вот, помощницу вам привел!
Женщина оглянулась, поднялась со скамеечки и, сняв очки, потерла переносицу. Затем близоруко прищурилась.
– Помощница – это хорошо! – обвела Татьяну взглядом. – Первый раз на раскопках?
– Первый, – кивнула Татьяна. – Но я постараюсь не огорчать вас.
Женщина хмыкнула.
– Работа у нас несложная. Керамику моем, кости считаем…
– Таня – профессиональный художник, – Анатолий слегка сжал ее локоть. – Будет зарисовывать находки…
– Прекрасно! – Ольга Львовна скупо улыбнулась. – Художники нам нужны! – И сделала приглашающий жест в сторону палатки. – Добро пожаловать в мои хоромы.
Они вошли в палатку. Спартанская обстановка. Раскладушка. На ней подушка и спальник. В углу – ствол деревца с коротко обрубленными сучьями, на которых висела кое-какая одежда – штормовка, свитер, старые камуфляжные брюки в пятнах. Тут же стояли резиновые сапоги и глубокие калоши с толстыми шерстяными носками. Возле раскладушки – домотканый половичок. В центре – длинный стол, накрытый куском брезента. На нем – рулон полиэтилена, кучки керамики, какие-то железки, покрытые окалиной и ржавчиной, черные наконечники стрел, большая конторская книга и несколько толстых тетрадей с закрученными по углам клеенчатыми обложками. И среди этого нагромождения вещей – стеклянные баночки, в которых пламенели букетики жарков и синих водосборов, расцветившие мертвую натуру. Рядом со столом, в углу, один на другом – с десяток деревянных ящиков и картонных коробок, на стеллажах вдоль стен – тоже коробки, ящики, пластиковые контейнеры с надписями, сделанными черным маркером.
Снимая на ходу резиновые перчатки, Ольга Львовна подошла к столу. Окинула взглядом развалы на брезенте, перевела его на Татьяну.
– Здесь, в камералке, мы обрабатываем то, что подняли из раскопа. Считаем, сортируем, моем, оформляем паспорта, записываем, фотографируем, зарисовываем. Конечно, это касается значительных находок. Мелкий хлам, который не представляет исторической ценности, отправляем в мусор. Те, что достойны изучения, упаковываем и передаем в музей. Там их обработают дальше: часть отправят на реставрацию, а остальные занесут в компьютерную базу данных, присвоят учетные номера, словом, начнется вторая жизнь этих обломков.
– Ольга Львовна одна справляется с уймой работы! – Анатолий обнял ее за плечи. – Что бы я без вас делал?
– Покасправляюсь! И не льсти! – строго посмотрела на него камеральщица. – Я придумаю, как на тебе отыграться!
Она подтянула к себе одну из коробок, достала оттуда пакет из серой бумаги, в которые когда-то упаковывали сахар и крупы, раскрыла его и показала Татьяне керамического барашка.
– Вот, ребенок, видно, потерял, а мы через триста лет нашли. Забавный, правда?
Голос у Ольги Львовны потеплел, она ласково погладила игрушку пальцем.
– Смотрите, совсем не поврежден! Ни трещины, ни скола! Замечательно сделано, с любовью. Возможно, гончар слепил его для своего малыша. Теперь нам нужно понять, кем он был, русским или кыргызом. Для этого будем сравнивать похожие изделия, анализировать…
– Я вам сразу скажу: кыргызское изделие, – Анатолий взял в руки барашка. – Гляньте: характерные узоры по бокам, посадка головы. У кыргызов были свои отменные гончары. И производили не только посуду, но и игрушки.
– Тебе виднее, – сказала Ольга Львовна и, забрав у него барашка, вернула его в пакет. – Вот так ученые делают выводы, порой на одном артефакте. Остальное подгоняют под свою теорию.
– Обижаете, Ольга Львовна, – вспыхнул Анатолий.
– Не о тебе речь, – сухо заметила камеральщица. – Сам знаешь, о ком говорю…
– В семье не без урода, – пожал плечами Анатолий.
– Улов пока небогатый, – продолжала, как ни в чем не бывало, Ольга Львовна, – но со временем, надеюсь, находки валом пойдут, так что работы всем хватит. Вон, вчера какую дуру притащили!
Она кивнула в угол, где стояло нечто большое, с виду тяжелое, отдаленно напоминавшее якорь. Как оказалось, Татьяна не ошиблась.
Заметив ее взгляд, Анатолий пояснил:
– Под утесом, на берегу, скорее всего, располагался причал для судов. Этот якорь ребята вчера случайно обнаружили в песке на отмели, когда купались. За триста лет русло сместилось метров этак на сто к западу, вот он и оказался на поверхности. Только часть лапы была видна.
– Дойдем и до якоря, – усмехнулась краешком губ Ольга Львовна. – Никуда он от нас не денется! – Она потерла маленькие сухие ладони. – Да! А подписывать находки – вообще прекрасное занятие! Тренирует внимательность, учит концентрироваться и, между прочим, вырабатывает хороший уверенный почерк. В общем, куда ни глянь, везде наилучшие условия для совершенствования себя, любимого, и своих навыков.
Она произнесла эти слова откровенно назидательно, с интонациями старого педагога. Татьяна внутренне съежилась.
– У меня хороший почерк. Четкий! – пролепетала она смущенно.
Ольга Львовна смерила ее взглядом из-под очков и перевела его на Анатолия.
– Перстень принес?
– Уже знаете? – усмехнулся Анатолий. – Какая сорока на хвосте доставила?
– Много сорок! И все горластые! – буркнула Ольга Львовна и протянула руку. – Показывай!
Анатолий подал ей пакетик с перстнем. Ольга Львовна осторожно вытряхнула его на ладонь и некоторое время сосредоточенно рассматривала, затем произнесла.
– Занятная вещица! Что ж, зарисуйте! – и посмотрела на Татьяну. – Не тушуйтесь! У завхоза есть раскладушка. Можете поселиться в этой же палатке. Все веселее будет!
– Правда? Я бы хотела… – Татьяна посмотрела на Анатолия. – Бабушка Таис не обидится?
– Главное, чтобы тебе удобно было, – улыбнулся Анатолий. – А вещи твои к вечеру привезут. Правда, – он почесал в затылке, – комаров здесь много, особенно вечером.
– Ничего, с комарами справимся, – пообещала Ольга Львовна. – Есть у меня, чем их отпугивать! Не бойся!
– Тогда я побежал?
– Беги, – позволила Ольга Львовна и, когда Анатолий ушел, долгим взглядом посмотрела на Татьяну. – Чай пить будем?
– Я только что пила чай, – растерялась Татьяна.
– Ну и славно, пила так пила! – Ее отказ, похоже, совсем не огорчил Ольгу Львовну. – Тогда за работу! Устраивайтесь за столом. Не стану вам мешать. Пойду к своим черепкам.
Она направилась к выходу, но на пороге палатки остановилась.
– Бойчее надо быть, бойчее. Чего вы смущаетесь по каждому поводу?
– Я – бойкая! – Татьяна неловко улыбнулась в ответ. – Просто не привыкла еще. Здесь столько всего необычного, интересного!
Ольга Львовна хмыкнула.
– Ну, это на первых порах все интересно. На самом деле – сплошная рутина, серые будни, пыль и грязь. Пока не пройдем слой золы на раскопе, вряд ли найдется что-то значительное. Этот перстень – исключение, конечно. Скучно находить одни глиняные черепки и гвозди. Только сумасшедшим археологам важен каждый артефакт, даже его фрагмент. А простой землекоп рассуждает по-другому. Находка перстня не просто возродит интерес. Ребята теперь с удвоенным тщанием будут копать и перебирать грунт. А вдруг кому-то повезет еще больше? Они из кожи вон лезут, чтобы друг перед другом отличиться! Такое вот негласное соревнование между квадратами!
– Я видела, как сбежался весь раскоп, когда обнаружили перстень, – улыбнулась Татьяна. – Столько восторга было, столько восхищения, любопытства! Вдобавок Анатолий замечательную историю о нем рассказал!
– Этого у него не отнимешь, – согласилась Ольга Львовна. – Ходячая энциклопедия! И человек очень порядочный, отзывчивый, оттого и работаю с ним десять лет. Другой такую грымзу, как я, давно бы пнул под зад. А он терпит!
Она натянула на руки резиновые перчатки и улыбнулась уже приветливо, как давней знакомой.
– Работайте, Танюша! Не буду вас больше отвлекать!
И вышла. Татьяна вздохнула и снова огляделась по сторонам. Затем села на скамейку, тяжелую, неуклюжую: вместо ножек – березовые чурки, достала из папки бумагу, несколько аккуратно заточенных карандашей. Долго и пристально разглядывала перстень. Вот еще один подарок из прошлого. Придет время, когда она все расскажет Анатолию. А там уж пусть верит или не верит, это его дело. Надо только собраться с мыслями. И с силами, конечно. А сейчас рано! Слишком плохо он ее знает.
Она задумалась. А что она знает об Анатолии? О его жизни, работе, увлечениях? О его отношениях с женой и сыном? Ведь их переписка, по сути, была игрой в одни ворота. Он больше расспрашивал о ее здоровье, занятиях, она отвечала, когда откровенно, когда не очень. Он же писал о себе скупо, больше отшучивался, иронизировал по поводу уймы дел, в которых погряз с головой. Конечно, она предполагала, что это связано с археологией, преподаванием в университете, но все это было слишком общо́, хотя на расстоянии воспринималось вполне закономерно. Он сетовал иногда, что дела идут не так, как хотелось бы. Поиски Абасугского острога затягивались, отнимали много сил и времени. И тогда она робко предложила ему поискать в Барсучьем логу, дескать, слышала об этом месте от тети Аси, но ничего больше не помнит, так что никакой конкретики.
Анатолий неожиданно загорелся и даже объяснений не потребовал, откуда Анастасия Евгеньевна могла знать об остроге. Видно, так велико было его желание отыскать таинственное городище, что он беспрекословно поверил ее намекам. И когда поиски увенчались успехом, она получила от него восторженное письмо, полное благодарности… и любви. Нет, он не признавался в своих чувствах, но каждое слово было настолько пропитано теплотой и нежностью, что она долго не могла прийти в себя от неожиданности. Несколько дней ходила под впечатлением, а затем распечатала письмо и носила всегда при себе, в кармане рубахи или куртки.
Потом на смену восторгу пришло удивление, а чуть позже – сомнение. Написал бы Анатолий это письмо, если бы ее совет оказался пшиком и он напрасно потратил бы свое время? А вдруг разочаровался бы, счел за полоумную девицу, пожелавшую таким образом привлечь внимание к своей персоне? И вообще… Может, она все придумала?
Копание в себе привело к всплеску депрессии. Она хандрила, плохо спала, несколько раз всплакнула в ожидании нового письма, которое неожиданно задержалось. Татьяна даже решила, что все кончено, теперь у Анатолия появилась новая любовь – острог, главная в его жизни, а о ней он забудет, потому что нельзя раздвоиться и уделять равноценное внимание той и другой любви одновременно. Впрочем, она уже и в искренности его чувств сомневалась, а позже и вовсе твердо решила, что все ее робкие догадки – лишь плод непомерной фантазии.
Но вскоре пришло новое письмо, которое просто лучилось нежностью. Она обрадовалась как сумасшедшая, и если бы ноги слушались, то пошла бы, наверное, в пляс от радости. И упрекать его, оказывается, было не в чем. Все эти дни, которые она с трудом пережила, Анатолию пришлось много что доказывать, убеждать начальников и коллег в целесообразности раскопок, оформлять кучу документов, писать пояснительные записки… Да она в любом случае не стала бы его упрекать только за ту пару слов, с которых начиналось письмо. «Родная моя…» – писал Анатолий. Ох! Знал бы он, как эти слова встряхнули ее душу!
Татьяна ожила и повеселела. Благо, что за окном сквозь серый сумрак вновь проглянуло солнце. Сырую питерскую зиму вытеснила весна, а весной у нее всегда улучшалось настроение. Как хорошо ей работалось в те дни, напоенные счастьем и светом новой любви…
Работалось? Она с недоумением взглянула на лист бумаги, лежавший перед ней. Надо же, увлекшись воспоминаниями, она продолжала рисовать. И перстень вышел что надо. Анатолию понравится. Она удовлетворенно вздохнула, затем подумала и скопировала рядом надпись с внутренней стороны ободка. Еще подумала и на отдельном листе бумаги нарисовала худую кисть с тонкими длинными пальцами, набухшими венами, узловатыми суставами. И снова перстень – на указательном пальце.
Это была рука Бауэра. Ей даже не пришлось напрягаться, чтобы представить ее. Только перстень этот отличался от найденного тем, что был светлее, и оба изумруда находились в глазницах льва. Она закусила губу и добавила чуть-чуть зелени. Изумруды вмиг засияли, да и сам рисунок словно ожил.
Тогда она достала новый лист бумаги и снова принялась за дело. Лицо Бауэра стояло перед глазами. Длинный, с небольшой горбинкой нос, тонкие, презрительно сжатые губы, впалые щеки и глаза – круглые, с тяжелыми веками и слегка навыкате… Да, навыкате…
Татьяна добавила несколько штрихов и только тут поняла, как затекли ноги и спина от сидения на неудобной скамье. Она отодвинула рисунки, потянулась. Затем встала. Прошлась по палатке, разминая ноги. Затем взяла со стола рисунок. Тот самый, с портретом Бауэра, и, вытянув руку, некоторое время рассматривала его, держа на удалении. Нет, что ни говори, а получилось великолепно. Бауэр выглядел как живой. То-то Анатолий удивится! Правда, ее фантазии, да и только.
Она озорно усмехнулась. Ничего, наступит час, когда его изумлению не будет предела. Но позже! А пока не стоит торопить события…
Глава 9
– О! Как здорово вы справились с заданием!
Татьяна оглянулась. Ольга Львовна стояла за ее спиной и с восхищением рассматривала рисунок.
– Кто это? – она взяла портрет Бауэра. – Наверное, хозяин перстня? Таким вы его представляете? Забавно, забавно! И это здорово! – она потянулась к рисунку кисти. – Я вам скажу: чистое произведение искусства. А камни как заиграли! Всего лишь капля зеленого, а каков эффект, а? Вы – мастер, Танюша! Анатолий не ошибся. Для экспедиции вы – сущий клад! А треуголка у этого немца… Как достоверно изобразили! Эпоха Петра Первого. Тогда такие нашивали. Я ведь изучала историю костюма. Поразительно, но вы точны во всех деталях! Просто потрясающие рисунки!
– Скажете тоже! – смутилась Татьяна. – Захвалили совсем!
Но в душе она была польщена. Никто еще так бурно не восторгался ее работами. Критики были умеренны в похвалах, коллеги – сдержанны в признании ее таланта. Конечно, Ольга Львовна не была ни критиком, ни профессиональным художником, но Татьяна чувствовала: она восхищалась искренне, от чистого сердца. И тем более было приятно, что поначалу камеральщица встретила ее недоверчиво. Это Татьяна поняла сразу, по взгляду Ольги Львовны. Там, у ручья!
– Ладно! Не прибедняйся! Немец просто великолепен! Этот надменный взгляд! Да, именно такой тип – жесткий, самолюбивый – мог носить этот перстень, как раз на указательном пальце… Вы угадали, Танюша, характер этого человека! Браво!
– Но с чего вы решили, что это немец? – буркнула она.
– Тип лица отнюдь не восточнославянский, Танюша. Я ведь и в антропологии кое-что смыслю. Могу сказать уверенно: ты нарисовала немца.
– Видно, надпись на дужке меня смутила, – Татьяна опустила взгляд. – Чисто интуитивно получилось.
– Что ж ты оправдываешься? – Ольга Львовна похлопала ее по плечу. – Лично я не представляю этот перстень на толстых и коротких пальцах русского купца.
И посоветовала:
– Убери-ка свои рисунки в папку, чтоб не испортить ненароком. А мы сейчас чай пить будем, с пряниками и конфетами. Очисти местечко на столе, я чайник принесу.
Ольга Львовна вернулась быстро. Водрузила закопченный чайник на керамическую подставку в центре стола, затем нырнула в тумбочку, стоявшую возле раскладушки, извлекла на свет божий две кружки, пакетики с чаем, конфетами и пряниками.
– Вот! Чем богаты, тем и рады! Я в столовую не хожу! Шумно там! Суета!
Она присела на скамью по другую сторону стола, напротив Татьяны. Разлила чай по кружкам.
– Пей! Пей! Не стесняйся! Мы с тобой заслужили небольшой перерыв! Молодежь вся на раскопе. На ужин гречка с тушенкой. Я такое не ем. Но, если хочешь, скажу поварам, чтобы ужин тебе сюда принесли.
– Я сама схожу. Не беспокойтесь!
Татьяна отхлебнула чай, взяла конфету. Все-таки она испытывала неловкость.
– Ну, как хочешь, – пожала плечами Ольга Львовна и почти без перехода спросила: – Откуда ж ты, такая красивая, у нас появилась? Я вроде всех местных художников знаю…
– Из Питера… Анатолий пригласил… – тихо сказала Татьяна, не поднимая взгляда от кружки. – У меня были проблемы с ногами после аварии. Ходила с костылями. Сейчас все в порядке.
– Толик – молодчина! – Ольга Львовна хитровато прищурилась. – Только, сдается мне, он тебя совсем по другой причине пригласил! Ох, голуба моя, вскружит он тебе голову!
– Мы с Анатолием – друзья! – не сдавалась Татьяна. – Просто он помогает мне. Хочет, чтобы развеялась после болезни.
– Друзья, конечно, друзья! Кто бы сомневался! – глаза Ольги Львовны смеялись. – Только иногда друзья быстро становятся молодоженами! Но я буду очень рада за Толика, если у вас все сложится. С женой ему не повезло! Неприятная особа! Капризная, жадная! Как она умудрилась захомутать его – ума не приложу!
И накрыла Татьянину ладонь своею, посмотрела в глаза.
– Вы уж не обижайте его! Толик – славный и очень одинокий! Но – борец, этого у него не отнимешь!
Татьяна молчала. Что ей сказать в ответ? Несмотря на допрос чистой воды, она не сердилась на Ольгу Львовну. Более того – ей было приятно, что та хорошо отзывалась об Анатолии. Значит, ожидания ее не обманули. Кроме того, со стороны виднее, как Анатолий к ней относится. И это тоже радовало! И обнадеживало!
Она всегда старалась не выдавать своих чувств и меньше говорить о них, тем более – с чужими людьми. Так ее воспитывали, к этому она привыкла! А что говорить? Разве в состоянии кто-то правильно оценить, какая буря творится в твоей душе, какое горе тебя съедает или, наоборот, какая радость фонтанирует? Все внешние проявления чувств казались ей ненастоящими, показушными, неискренними. Настоящие – внутри тебя, в твоем сердце!
А Ольга Львовна уже перекинулась на другое. То ли поняла желание собеседницы не раскрывать душу малознакомому человеку, то ли свои проблемы ее волновали больше. Но Татьяна была благодарна и за это. Резкий голос камеральщицы и манера говорить, как на лекции, без эмоций – сухим, книжным языком, поначалу ей не понравились, но теперь перестали раздражать, равно как и категоричность ее суждений. Тем более Ольга Львовна оказалась презанятной рассказчицей.
– С керамикой много возни на самом деле. Особенно с той, что находят в захоронениях. Она там редко сохраняется целой, кроме разве самых маленьких горшков, – говорила она, отставив кружку с остывшим чаем – похоже, Ольга Львовна давно о нем забыла. – Бывало, поднимут практически целую посудину, смотрят, одна-две трещинки всего, едва заметные – сущая ерунда, по сути. Только на свету эти трещины мигом расходятся. Сама знаешь, предметы на воздухе неравномерно нагреваются. Внутри еще сыро, а снаружи – сухо. Тогда осторожненько берем такой горшочек, бережно очищаем от земли, непременно зубной щеткой. Самое главное – не повредить края разломов, по ним ведь придется посудину склеивать.
Ольга Львовна отхлебнула чай, развернула конфету, но забыла и о ней. Так и продолжала рассказывать, с кружкой в одной руке, с карамелькой – в другой. Сразу видно – человек увлечен своим делом не на шутку. Татьяне не приходилось даже прерывать ее вопросами. Ведь это не рассказ был, а песня, и петь ее Ольге Львовне, вероятно, удавалось нечасто. Так полагала Татьяна. И продолжала с удовольствием ее слушать.
– Соединять обломки нужно рыбьим клеем, он в воде растворяется. Но ни в коем случае синтетическим или резиновым. – Глаза с припухшими веками вдохновенно блестели. – Бывает, какие-то фрагменты горшка отсутствуют, и вдруг находится подходящий. Тогда клей растворяешь, опять зачищаешь края и вставляешь нужный кусочек.
Ольга Львовна перегнулась через стол, лукаво усмехнулась.
– А бронзовые и железные предметы знаешь как обрабатывают? Спиртиком, самым, что ни есть банальным спиртиком. Он останавливает окисление. Кстати, в Сибирской академии наук имеется уникальный прибор. На основе спектрального анализа довольно точно определяет состав разных сплавов. В бронзе, к примеру, соотношение меди и олова. В древности соединяли медь и олово, чтобы получить бронзу, добавляли иногда свинец, а еще – серу и мышьяк. Бронза хорошо сохраняется в могильниках. Окислы придают ей зеленоватый цвет и защищают от разрушения. Вскроют ребята могилку, глянь, а там бронзяшки-бусинки, словно горох, рассыпаны. Вроде бы не уникальная находка, а все-таки сердце замирает…
Она спохватилась вдруг, спросила:
– Ты чего чай не пьешь? Остыл ведь!
– Заслушалась! – совершенно искренне ответила Татьяна.
– Правда, что ли? – Ольга Львовна скептически улыбнулась. – Мои рассказы, что вода, льются – не остановишь. Я – человек необщительный. Но если присяду кому на уши, то берегись! Никакого спасения!
Она вздохнула.
– Так жизнь и прошла! Летом – раскопки, зимой – работа в реставрационной мастерской. Я ведь нигде толком и не была. Ни тебе отпуска на море, ни заграничных вояжей. Туда другие ездят. Молодые и продвинутые. А мне и здесь хорошо! Тихо, несуетно, одни комары жужжат, да лягушки квакают. Вообще-то, на раскопе люди отрываются от привычных проблем и забот и поэтому, наверно, становятся тише, спокойнее. Не сразу, конечно, но очень быстро. Лет сорок назад попала я первый раз в экспедицию. Смотрю, а вокруг люди, словно заторможенные, движения плавные, вялые, будто сонные, говорят негромко. Когда ты только что из города, разница очень заметна. Никто никуда не спешит, не бежит сломя голову. Прошла неделя, приехали на раскопки студенты. Смотрим, суетливые они какие-то: орут, руками машут, дергаются без причины. И смотришь ты на них, удивляешься – куда бегут, чего торопятся?
– Я заметила, молодежь здесь шумная, напористая!
– Ничего, скоро притихнут! – махнула рукой Ольга Львовна. – Посмотришь на них в конце сезона. Как шелковые будут. Толик их выдрессирует.
Она так мягко и ласково выговаривала это имя: «Толик», что Татьяна не сдержалась, невольно произнесла его про себя. Вслух бы, наверно, тоже недурно получилось, но как Анатолий воспримет это обращение?
А Ольга Львовна наконец вспомнила о конфете, с хрустом ее раскусила, с недоумением посмотрела в кружку.
– Ах ты, старая маразматичка! Совсем про чай забыла!
Она засмеялась, посмотрела на часы.
– Ну что, Танюша, пойдем осваивать основы ремесла? И кружки заодно помоем.
– Пойдем!
Татьяна с готовностью поднялась из-за стола.
Ольга Львовна встала следом, оглядела ее с головы до ног.
– Что-то не так? – удивилась Татьяна.
– Переодеться тебе надо, – сказала камеральщица. – Шорты и майки хороши в жару, а сейчас солнышко уже ушло, возле ручья сыро и прохладно. Простудишься еще с непривычки.
– Но у меня нет других вещей! Их только вечером привезут.
– Ничего, подыщем тебе одежку. Не смотри, что она не слишком гламурная. – Ольга Львовна подала ей спортивную куртку и камуфляжные брюки. – Не бойся. Вид, конечно, у них лихой, зато чистые! На пятна не обращай внимания. Они не отстирываются. На ноги калоши мои надень. Есть у меня пара носков. Новенькие.
Она порылась в тумбочке. Извлекла носки – синие в белую полоску.
– Надевай! В калошах на босу ногу нельзя.
Татьяна послушно переоделась.
– Ну вот, другое дело! – произнесла довольным голосом Ольга Львовна. – Давай теперь от комаров защитимся.
Она взяла с тумбочки баллончик с репеллентом, обрызгала Татьяну, затем себя. И они вышли из палатки.
