Текст книги "От ненависти до любви"
Автор книги: Ирина Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Уходим, – ответил Замятин. – Я провожу Марию до дому, а потом постараюсь найти попутку до райцентра.
– Ну, скатертью дорога! – Сева залпом выпил стакан водки и скривился. – Не думал я, что мой командир мне дорожку перебежит. Да еще под дых врежет. И за что, спрашивается? За то, что я не дал свою бабу трахнуть!
– А ты свинья, Сева, – сказала я и подхватила сумку. – Я подозревала что-то в этом роде, но не до такой же степени.
– А ты иди, иди, – Сева сплюнул себе под ноги. – Свинья, конечно! Помогал тебе, ночами не спал, от пьянчуг защищал. – Глаза его налились кровью, он уже не кричал, а хрипел от ярости. – Если б не я, тебя б давно спалили, или окна выбили… – Вскочив на ноги, он пошатнулся, едва не упал, но ухватился за спинку стула и снова мерзко выругался. Слюни веером вылетели у него изо рта. – Думаешь, почему тебя терпели, не трогали? Почему стороной обходили? Да потому что я их всех… Тут… В кулаке…
Он задрал руку вверх, попытался сжать ее в кулак, но она безвольно упала на стол, а следом и Сева мешком свалился на стул, уткнулся лицом в скомканную салфетку и почти мгновенно захрапел.
Мы переглянулись и направились к двери, где нас встретило яркое солнце. Начинался новый день, и мне хотелось верить, что он будет лучше предыдущего.
Глава 13
Севин дом стоял на горке. С трех сторон его окружал сосновый бор, а село разлеглось внизу, вдоль реки. Противоположный берег – сплошные увалы с рыжими проплешинами обрывов, а поверху – темная, нелюдимая тайга. Сплошной ельник да осины – самые гиблые, непроходимые места. А еще дальше – горные хребты в синей утренней дымке. На небе – ни облачка, лишь на скалистых склонах то тут, то там виднелись космы тумана, которые таяли на глазах под лучами солнца…
– Маша, – окликнул меня Замятин, – смотри, – и вытянул руку в направлении села. – Там что-то горит или уже сгорело!
– Горит?
Не увидав пожарища, я уже поняла, чтоименно горит… Сердце сжалось. Господи, еще одно наказание!
– Мой дом! Дом горит!
– С чего ты взяла? – опешил Замятин.
Но, бросив сумки, бросился следом за мной.
– Маша, – он поймал меня за руку возле ворот, – смотри, Севкина машина!
К счастью, Сева не выключил мотор и даже не вытащил ключ зажигания. Его забывчивость оказалась сейчас кстати. Я ринулась открывать ворота и через секунду уже сидела рядом с Замятиным.
– Мотор теплый. Он куда-то ездил ночью, пьяный, вот и ключи забыл, – произнес Олег сквозь зубы, резко выворачивая руль, чтобы объехать стадо буренок.
– С чего ты взял? – удивилась я. Но ответа не дождалась, потому что закричала: – Тормози! Тормози!
Навстречу нам во весь опор скакал на лошади Шихан. Я никогда не видела деда таким грязным. «С пожара!» – подумала я и, на ходу открыв дверцу, выпрыгнула из машины.
Замятин резко затормозил, отчего «Нива» пошла юзом, сдирая траву на обочине. И выскочил следом.
Шихан, заметив нас, спешился и почти бежал навстречу, подволакивая левую ногу.
– Маша! Маша! – впервые в жизни я видела, чтобы дед плакал. Слезы текли у него по чумазому лицу и терялись в закопченной бороде.
– Дед, что случилось? – Я схватила его за плечи и встряхнула. – Точно мой дом горит?
– Живая! – Шихан перекрестился. – А я тебя уже похоронил!
– Значит, сто лет проживет, – Замятин подоспел следом.
– Сгорел твой дом, девонька, – Шихан ладонью мазнул по лицу, вытирая слезы. – Под утро полыхнул. Как свечка! Махом! Пока шель-шевель, пока пожарка подоспела… А я, – он махнул рукой, – грешным делом, подумал, вместе с тобой спалили… К Севке вот поскакал. Пожарники к дому не подпускают, пока не потухнет совсем… – Он горестно вздохнул и снова перекрестился. – Все постройки погорели…
Мы переглянулись с Замятиным.
– Ты вчера печь топила? – спросил он.
– Нет, – ответила я, – не успела.
– Может, проводка?
– С чего бы? – пожала я плечами. – Проводка у меня новая. И свет я везде выключила.
– А если поджег кто? – осторожно справился Шихан. – Керосину плеснул, а спичку поднести – велика ли забота?
– Там, наверно, все следы затоптали? – спросила я, хотя и без того не сомневалась: полсела набежало, топтались все, кому не лень, с жадным любопытством глазели на огонь…
Я поморщилась, и Олег заметил это.
– Что? Знаешь, кто поджег дом?
– На месте посмотрим, – сухо ответила я и перевела взгляд на Шихана. – Дед, давай за нами.
Минут через пять мы подъехали к пожарищу. Только труба возвышалась над жалким скелетом того, что еще вчера я называла своим домом. Дым уже не клубился, а змеился струйками над порушенным срубом. Бревна, очевидно, растаскивали баграми. Теперь они, покрытые черными струпьями пала, валялись в беспорядке по всему огороду, в палисаднике и во дворе вперемешку с головешками – остатками бани и сараев. Пожарище щедро залили водой, оно превратилось в гадкое месиво, из которого торчали металлические останки кроватей, холодильника, еще чего-то, что я никак не могла распознать. И повсюду – вбитые в грязь обломки мебели, осколки посуды, расплавленные кастрюли, какое-то тряпье, лохмотья книг. Резко воняло гарью, едкий дым разъедал легкие, а в небе кружила ворона и каркала, каркала, видно, и ее гнездо обратилось в прах.
– Марья приехала! – пробежался шепоток по кучке зевак. Большинство из них – соседи. И все они, как по команде, дружно уставились на меня, кто со страхом, кто с неприкрытым сочувствием. Сочувствие в наших чалдонских краях дорогого стоит. Женщины торопливо крестились, мужики озадаченно хмыкали и переглядывались. Бабка Нюра, соседка справа, первой бросилась навстречу, причитая и вытирая платком лицо с пятнами копоти.
– Маша, Марьюшка, – она принялась хватать меня за руки. – А мы уж думали…
Внутри у меня все дрожало, хотелось выть и ругаться. Но кто тут еще способен разобраться, с какой стати полыхнул мой дом? Я собрала волю в кулак и обвела взглядом толпу:
– Кто-нибудь видел, когда начался пожар?
– Да какое там! – всплеснула руками баба Нюра. – Спали все… Вон Игнат, – она кивнула на Шихана, – стал в стекло дубасить, тогда и проснулись. А в окне-то – зарево. – Она горестно вздохнула и перекрестилась. – Где ж теперь жить будешь? У меня вон комната свободная, перебирайся. Не обижу!
– Спасибо, баба Нюра, – улыбнулась я, – подумаю. А теперь прости, мне с пожарными нужно поговорить.
– Поговори, поговори, – засуетилась соседка. И, бросив боязливый взгляд на двух мужиков, угрюмо взиравших на нас со стороны, прошептала: – Ты этих обормотов поспрошай. Они, вишь, с утра рыбачили на пруду, может, и видали чего.
Я и сама узнала «обормотов». Давние мои клиенты – рабочие с лесопилки. Из тех, что ни кола ни двора. Судимые, да еще горькие пьяницы. Конечно, у них были причины точить на меня зуб, но с какой стати им оставаться на месте преступления? Давно бы уже смылись…
Заметив, что я смотрю на них, оба горемыки направились к нам. Лица и брезентовые куртки – в копоти, штаны прожжены в нескольких местах. Рука одного из них, Василия, перевязана грязной тряпкой.
– Не поджигали мы, – произнес он с мрачным видом. – Мы на тебя, Марья, зла не держим.
– Васька первым в огонь бросился, – заявил его приятель, тщедушный и кривоногий Ромка. – Мы ж думали, ты там, – он кивнул на пепелище. – Едва успел назад выскочить, крыша тут же рухнула.
– Спасали они тебя, Мария, – подошел к нам начальник пожарной части Батраков. – Ведь и впрямь думали, что от дыма угорела. Или того хуже…
– Хуже? Думал, наверно, хлопнули меня? – спросила я сквозь зубы.
– А что ты обижаешься? По лезвию так и так ходишь! – развел руками Батраков. – Видишь, дотла сгорело! Словно порохом начинили… А следы… Нет следов… Пока добрались, тут уже толпа набежала. Из бочек воду таскали, пытались залить, помпу самодельную притащили. Бесполезно! Эти двое, – он посмотрел на Ваську с Ромкой, – вперед деда, говорят, прибежали. Никого чужого не заметили.
– Следы были, по росе… – влез Ромка. – Кто-то ходил возле дома после того, как роса упала. Но собаки не брехали… От пруда мы бы услышали.
– Не брехали, – отозвалась баба Нюра, – а вот прошлой ночью шибко заливались. Дед даже с ружжом выходил, стрелить хотел. Думал, лиса забежала.
– Прошлой ночью, говоришь? – переспросила я и посмотрела на Замятина. Значит, незваные гости побывали у меня ночью. Что ж, света в окнах не видно, на двери опорного пункта – замок, так что без опаски работали стервецы. Знали, что я в отъезде.
– Марья! Марья Владимировна! – отдуваясь, ко мне спешил Мордахин. Он принялся трясти мне руку и заглядывать в глаза. – Жива! Счастье-то какое!
Насчет счастья он, конечно, загнул. Я промолчала, но спросила:
– Говорят, вчера вы меня искали?
– А, – махнул он рукой, – из района звонили. Отчитаться надо о работе с несовершеннолетними. – И снова уставился на меня телячьим взглядом. – Куда ж тебя сейчас пристроить? Квартир свободных нет пока.
– Не беспокойтесь, Иван Дмитриевич, – сказала я, – в опорном пункте есть диванчик. Перекантуюсь как-нибудь.
– Маша, – подала голос баба Нюра, – я ж говорю, у меня место есть…
– У меня тоже спальня свободная, – перебил ее Шихан. – Перебирайся ко мне, девонька.
– Спасибо, дорогие, – я прижала руку к сердцу, – не хочу вас беспокоить. Я ведь и в полночь с участка возвращаюсь, и под утро… Бывает, и ночью работаю…
– Ко мне переедешь, – раздалось за моей спиной.
Я оглянулась. Сева, явно протрезвевший, но с опухшей физиономией, стоял в паре шагов от нас рядом с «Ниссаном». Заметив мой взгляд, он быстро подошел и, схватив за руку, силком оттащил за машину.
– Сдурел? – разозлилась я. – Куда ты меня тянешь?
Я попыталась вырваться, но Сева еще сильнее стиснул мою руку.
– Прости меня, – сказал он, отведя взгляд. – Скотина я, конечно. Нажрался до поросячьего визга. Но ты тоже хороша! – И кивнул в сторону Замятина, который разговаривал с Батраковым метрах в пяти от нас. – На свеженькое потянуло?
– Сева, – процедила я сквозь зубы, – не нарывайся! Я ведь при всех могу приложиться к твоей физиономии.
Но Сева не обратил внимания на мой грозный тон. И руку не отпустил, хотя я пыталась освободить ладонь из его цепких пальцев.
– Выходи за меня замуж, – его взгляд помрачнел еще больше, видно, он досрочно прочитал приговор на моем лице. Но сдаваться все ж не собирался. – Я сейчас с Мордахиным договорюсь, живо нас распишет.
– Нет, Сева! – я все-таки освободилась от его хватки. – Не пойду! Не до того сейчас.
– А до чего? – взвился Сева. – У тебя ж все сгорело. Небось кроме этого костюма ничего не осталось? Как дальше жить будешь?
– Твоими молитвами! – огрызнулась я. – И этот пожар – не повод бросаться в чьи-либо объятия. Я уж как-нибудь сама решу, где и с кем мне жить!
Сева побелел, глаза его сузились, лицо исказилось от бешенства. Честно сказать, я впервые видела его в ярости. Даже застав нас с Замятиным, он не так взбеленился.
– Ну, сука! Пожалеешь! – выкрикнул он, ничуть не заботясь, что зеваки навострили уши. – Приползешь еще, только поздно будет! Не приму, вот те крест, не приму! – И, рванув на себя дверь внедорожника, почти упал на сиденье. Но прежде чем тронуться с места, в исступлении прокричал: – Машину верни, а то заявлю об угоне! – И громко выругавшись, врубил такую скорость, что из-под колес веером взметнулись комья земли вперемешку с травой и щебенкой.
Все, кто стояли на пути джипа, бросились врассыпную, а баба Нюра погрозила вслед машине сухоньким кулачком:
– Ну, ирод, чуть не передавил, как кур! – И тут же заботливо спросила: – Видать, шибко обидел Севка? Лица на тебе нет.
– Ничего, баба Нюра, мне не привыкать, – усмехнулась я. – У меня иммунитет на таких типов.
Баба Нюра понизила голос до шепота:
– Замуж звал? Чего не пошла? Хороший парень. Заводной только! Его понять можно. Сколько вокруг тебя ходит. Жила бы с ним, как сыр в масле каталась. И службу свою бросила бы. Не женское это дело с алкашами да жуликами воевать.
– Ладно, баба Нюра, я подумаю, – сказала я, чтобы закрыть неприятную тему.
Мне не хотелось ссориться с соседкой. Я знала, она искренне желает мне добра, не понимает, как это можно добровольно отказаться от сытой и спокойной жизни.
Но баба Нюра оседлала любимого конька. Она придвинулась ближе, а так как едва доставала мне до плеча, то даже привстала на цыпочки, чтобы донести до меня все прелести замужней жизни. Спасли меня Батраков и Замятин.
– Ты определилась с жильем? – спросил как ни в чем не бывало Олег. Я отдала должное его такту. Ведь он не мог не заметить, насколько «тепло» мы общались с Севой.
– Определилась, – ответила я. – Поживу пока в опорном пункте. Удобно: проснулась – и на работе.
– Ну, не думаю, что удобно, – хмыкнул Олег и спросил чуть тише: – Что с документами? С оружием?
– Все при мне, как всегда, – я приложила ладонь к карману спортивной куртки. – Слава богу, конечно.
– А как с деньгами? Могу помочь…
– Не надо! Есть у меня кое-что на счету. Зарплату тут особенно негде тратить.
– Это хорошо! – кивнул Замятин. – Но с жильем нужно что-то решать. Начальство твое должно помочь. Я вот с Сергеем договорился, – посмотрел он на Батракова, – подбросит меня до райцентра.
– Уезжаешь? – спросила я, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Нет, – быстро сказал он и коснулся пальцами моей ладони, – не уезжаю. Остановлюсь у деда Игната. Ты же отказалась. – И улыбнулся. – А в райцентре мне нужно побывать, в военкомате отметиться. Я ведь в отпуск приехал, и надолго. А после военкомата могу зайти в райотдел. Похлопочу за тебя перед начальством.
– Не нужно! Сама доложу. Вот прямо сейчас пойду в опорный пункт и позвоню.
– Пожарище будешь осматривать? – спросил Батраков. – Первичный осмотр места возгорания мы провели. Но сам очаг, откуда загорелось, не обнаружили. Водой головехи залили, грязь, сажа! Пусть подсохнет немного!
– Вижу! – вздохнула я. – Пусть подсохнет. Мне тоже надо все тут осмотреть и протоколом оформить.
Я снова окинула взглядом то, что осталось от моего дома. Осознание горя всегда приходит чуть позже. Все-все обратилось в прах. Прошлая жизнь, воспоминания, тревоги, радости, старые фотографии, книги… Все ушло в дым, унеслось ветром… Бабушка! Не зря мне было это видение, ох, не зря! Только я не поняла предупреждения! Но шкатулка… Неужто это и есть самое ценное, что я должна беречь как зеницу ока?
Странное беспокойство, почти страх овладели мной. Огонь! Возможно, он привиделся мне в тот момент, когда мой дом занимался пламенем? Хотя нет! Пожар случился, судя по всему, позже. Значит, еще одно предупреждение. Но откуда я знала? А если б знала, разве смогла бы предотвратить? Смотрелось бы крайне глупо, если б я вздумала ночью бежать через все село, чтобы проверить свои подозрения.
«Стоп! – приказала я себе. – Прекрати накручивать! Все равно не поможет!»
И перевела взгляд на Замятина.
– Олег! Я забыла шкатулку у Севы. Нужно срочно забрать. Да и «Ниву» отгоню.
– «Ниву» я сам отгоню, да и посмотрю, как бы он чего не натворил сдуру. – Замятин нахмурился. – А шкатулку я прихватил. Только она в той сумке, что я в Севкином дворе бросил. Если этот охламон не передавил наши вещи, значит, она в целости и сохранности.
– Довези меня до опорного пункта, – попросила я. – Все равно по пути!
– Хорошо! – согласился Замятин. – Заодно узнаю, где тебя искать.
* * *
В опорном пункте Замятину не понравилось. Это я заметила по его физиономии.
– Нет, это не жизнь, – сказал он. – Ни холодильника, ни телевизора. И диван короткий. Как ты на нем спать будешь? Надо срочно искать жилье. Я тут заметил несколько домов заколоченных. Может, поговорить с Мордахиным, чтобы тебе дом выделили? Я бы с ремонтом помог.
– У этих домов хозяева есть. Уехали в город, а избы не сумели продать. Где их в городе найдешь? А без их разрешения нельзя.
– Если сидеть сложа руки, навечно здесь останешься, – не сдавался Замятин. Он выглянул в окно, затянутое решеткой. – Как в камере… Даже постирать негде.
– Тебе-то что за забота? – рассердилась я. – Как-нибудь сама разберусь!
– Разберешься? – Замятин положил руки мне на плечи и привлек к себе. – Все ты встречаешь в штыки. Почему? Кто тебя так обидел, что ты от людей шарахаешься?
– Олег, – я отстранилась и посмотрела ему в глаза, – зачем повторять дважды? Я все решу сама!
– Но вдвоем легче!
– Вдвоем? – опешила я. – Ты снова про Севу?
– Нет. Но я здесь пробуду месяца полтора. За это время новый дом можно построить.
– Эка замахнулся! – засмеялась я. – Что-что, но домов ты точно не строил. И вообще, как ты это представляешь? Ты уедешь, в конце концов, а меня запишут в «соломенные вдовы»? Ты думаешь, уже не заметили, что ты повез меня к опорному пункту. У нас мастера легенды сочинять. К вечеру нас непременно обвенчают.
– Ты сплетен боишься? – изумился Замятин. – Бабских разговоров?
– Замятин, – сказала я строго и сняла его руки со своих плеч. – Утром я немного расслабилась. Не играй на этом. И вообще я сейчас при исполнении.
Я открыла сейф и положила в него пистолет. А затем посмотрела на Олега.
– Ты не забыл, что нужно «Ниву» отогнать?
– Не забыл, – он смотрел на меня со странным выражением – то ли с удивлением, то ли с жалостью.
А я не знала, как реагировать. Молчание затянулось. Тогда я села за свой стол и снизу вверх посмотрела на Замятина.
– Сейчас ко мне посетители валом пойдут, – сказала я ворчливо, лишь бы прервать молчание.
– Хорошо, я уйду, – Замятин усмехнулся. – Взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок.
Он прислонился к дверному косяку, достал пачку сигарет, но не закурил.
– Ты ведь славная! Умница! Что ж ты себя не ценишь? Закопалась в этой дыре…
– Олег, – я поднялась из-за стола, – мы это уже проходили с Севой. Есть у меня причины здесь закопаться… Но это мои личные дела, и объясняться я не намерена. Так что езжай уже. Мне действительно некогда!
Замятин хмыкнул, покачал головой, снова посмотрел на меня как на безнадежно больную и вышел из комнаты.
Я закрыла за ним дверь и почти упала на диван. Кто бы знал, каких трудов мне стоило не броситься ему на шею, не прижаться к груди… И плевать на сплетни-пересуды… Я перевела дыхание. И на кой ляд Олег объявился в Марьясове? Почему не уезжает? Я не верила, что Замятин проникся ко мне теплыми чувствами. Мне – тридцать два, ему сорок или чуть больше. Оба не в том возрасте, чтобы очертя голову менять свою жизнь. Я-то уж точно переступила ту грань, до которой, наверно, еще могла бы безоглядно влюбиться. А после тридцати у женщины больше шансов стать космонавтом, чем выйти замуж, да еще по любви.
Народ ведь как считает? Народ считает, что жениться на барышне одного с собой возраста мужчина может разве что до двадцати пяти. А потом, ничего не поделаешь, надо увеличивать разрыв. Потихоньку переходить на тех, кто годится в дочки. Затем – кого можно и внучкой назвать. Главное – не приближать к себе ровесниц… Да еще с таким несносным характером, как у меня. Выходит, у меня только два пути: или Шихану глазки строить, или у бабы Нюры мужа отбить!
Понесло тебя, Маша! Ты забыла, что школьные подруги, хоть и немного их осталось в селе, давно не приглашают тебя в гости? Все вполне объяснимо: каждая замужняя женщина видит в одинокой потенциальную соперницу. Факт остается фактом: если ты не замужем, тебе доверия нет. Либо тебя жалеют, либо боятся… Но я здесь ни при чем. Я никому не перебегала дорогу. И даже с Веркой не стала выяснять отношения, хотя сокурсницы упорно советовали набить ей морду.
Неужто я до сих пор люблю Бориса? Я прислушалась к своим ощущениям. Нет, сердце не затрепетало, даже чувство обиды не всколыхнулось. А вот досада возникла. Я вспомнила, как целовалась с Борисом, его жадные руки на груди… Все эти неприятные ощущения показались добрым знаком.
«Ладно, хватит изводиться!» – приказала я себе мысленно. Каждую секунду в мире что-то происходит. Люди влюбляются, расстаются, ссорятся, мирятся… Но человечество не перестает верить в любовь. Человечество немножко страдает, а затем опять встает на ноги, вытирает слезы, громко сморкается и идет на кухню выпить чашечку кофе… И вино вновь обретает вкус. И аппетит приходит. И новая любовь… Вот только верить в нее надо… И не втаптывать в грязь, если она только-только с трудом пробилась сквозь толстый слой шлака и пепла…
Я решительно встала. Последние мысли мне понравились. Кажется, я давно не покупала себе нового платья. Именно платья, потому как вне службы предпочитаю носить джинсы и майки. И еще я просто кожей чуяла: черная полоса должна вот-вот закончиться. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить!
